Текст книги "Ливонская партия (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7

1477, 15 июня, Москва

Переговоры зашли в тупик. И обострение в религиозном кризисе достигло следующей стадии. Причем король Руси в этой «собачьей свалке» теперь чуток сместился в сторону православия, что немало разозлило Рим. Слишком ревностно там к этому отнеслись.

Казалось бы, почему Иоанн «лез в бочку»? Зачем обострял? Во всяком случае, так могло бы показаться со стороны. Однако его реакция была не более чем защитой.

Суть-то в чем?

В 1469 году Иоанн начал свою вендетту с целью покарать убийц матери, из-за чего вступил в клинч с православием. И даже смог свалить его верхушку на Руси. А в 1472 году сделал первый шаг навстречу Риму. И что? Рим как-то успел реализовать это преимущество? Нет.

Да, он прислал парню документы, подтверждающие юридическую правомерность его притязаний на титул «король Руси» и даже простенькую корону. Да, Рим обеспечил Иоанна с отцом католическими невестами. И да, Святой Престол заинтересовался Персидской торговлей, начав агитировать за ее становление всех вокруг. Но вяло. Ибо Иоанна не знали и ему не доверяли.

И на этом – все.

Потому что главную проблему Иоанна – острый недостаток священников «в полях» Рим не только не решил, но и даже не пытался. То есть, вел себя тем же способом, каковой практиковал уже больше двухсот лет. В католичество-то пытался перетянуть, но практически безвозмездно. Из-за чего успех ему в этом деле сопутствовал только там и тогда, где получалось убеждать огнем и мечом.

Но мы отвлеклись. Что получилось в итоге? Ничего особенного. Обычный очередной тупик. Причем общая логика его получалась на удивление мерзкой.

Сначала православный Патриархат попытался избавиться от Иоанна и его матери, пытаясь пристроить Зою Палеолог на Московском престоле. Не вышло. Молодой лев показал зубки и потерявший бдительность клир на Руси оказался забит в изрядном числе.

Лев обиделся и попытался прибиться к Святому престолу. Но тот далее общего одобрения ничего не предпринимал для приручения этого молодого, но уже свирепого хищника.

Выждав время и более трезво оценив ситуацию, православный Патриархат Константинополя сделал новый шаг, решив играть ва-банк. Уж больно лев вырастал опасным и свирепым. Настолько, что на горизонте в их грезах замаячило возрождение Византии, которое они жаждали без всяких оговорок. Да, перебежали на сторону магометан, когда стало жарко. Да, верно им служили. Но без всякого удовольствия. А тут появился кто-то, кто выглядел сильнее Мехмеда. Существенно сильнее. И этот кто-то мог не только освободить Константинополь, но и был православным. Пока еще был. Пусть и номинально.

Этот шаг ва-банк вынудил Иоанна отклониться в сторону православия. Что вызвало рост раздражения в Риме. Ведь тот вел себя как капризная и избалованная девка. На себя одеяло тянул, а взамен – ничего. Обычное дело. Как и реакция Рима на это раздражение. Он попытался наехать и фактически лишить Иоанна одного из самых ценных его трофеев минувшей войны – Ливонии. Не в личном владении, понятно, а в вассалитете. Но сути это не меняло, ибо порт Рига выглядел в глазах короля Руси намного более интересным, нежели Новгород. Но фактический ультиматум, вынуждающий ради принятия Ливонии либо принять католичество, либо Ферраро-Флорентийскую унию, заставил Иоанна вновь показать зубки, пригрозив Риму компроматом и сделав встречное, компромиссное предложение.

Почему он не мог принять католичество? Потому что у него не было в достатке католических священников на Руси. А городское население являлось православным[1]. Из-за чего такой поступок ставил короля в оппозицию со своими подданными, провоцирую многочисленные бунты. С унией все выглядело еще хуже, ибо она загоняла Иоанна в положение «свой среди чужих, чужой среди своих». То есть, из православного мира он уже отторгался, а в католический еще не включался. И священников, каковых был острейший дефицит, это ему не добавляло.

Нунций же, следуя в рамках местечковой политики, характерной для Святого престола последних столетий, не видел и не понимал всего курьеза сложившейся ситуации[2]. И того тупика, в который он сам, вместе со своим патроном загоняли короля не видел и видеть не хотел. А потому продолжал действовать в рамках своего скудного разумения…

– Она нас поддержит? – Тихо спросил Родриго у духовника королевы.

– Я не знаю, – покачал тот головой. – А прямо спросить опасаюсь.

– Она хочет, чтобы ее сын вырос честным католиком?

– Без всякого сомнения.

– Ну вот и хорошо. Значит она на нашей стороне.

– Ваша Светлость, я бы не делал поспешных выводов. Элеонора женщина умная, но не кровожадная. И ни в коем случае не желает смерти своему супругу.

– Но, если он умрет, она ведь поддержит нового короля – трехлетнего Владимира. Она сможет стать регентом при нем?

– По местным обычаям она не сможет стать регентом. Скорее им станет дядя нынешнего короля – Андрей Васильевич, герцог Боспорский. А он – православный. И общения с нами не одобрял изначально.

– Вздор! У деда нынешнего короля – Василия Васильевича регентом по малолетству была его мать – Софья Витовтовна, княжна литовская. И поговаривают – справлялась она отлично.

– Элеонора не Софья.

– Это очевидно. Имена у них отличные.

– Дело не только в именах. Элеонора слишком мягкая, а Софья дама была лихая. Когда татары подошли к Москве, эта литовская княжна уже будучи старушкой, возглавила оборону города и развила кипучую деятельность немало в том преуспев. Она до самого своего конца была крайне активна. И Иоанн, поговаривают, в нее уродился. Во всяком случае о том бают те, кто ее знал лично. На месте не сидела – до всего ей было дело. Не баба, а муж в юбке. Элеонора не такая.

– Мы ей поможем. Не так ли? – Повел бровью Родриго.

– Мы?

– Ты как духовник не оставишь чадо свое, оказавшееся в сложной жизненной ситуации. А я, как посланник Святого престало поддержу юного католика – короля Владимира, дабы он по малолетству не потерял престол.

– Я даже не знаю, – покачал головой духовник. – Надо бы с татарами поговорить.

– А чего говорить с ними? Они тут при чем?

– Это самые сильные и влиятельные вассалы короля. Опасные и кровожадные степные волки. Иоанна они боятся и уважают, считая его самым зубастым в степи – львом среди волков. Но обычное право наследования для них – пустые слова. Они могут и не принять власть над собой со стороны трехлетнего ребенка.

– И что? Усмирим. У Иоанна хорошая армия. Она их раздавит.

– Иоанн не просто так пошел с ними на мировую. Воевать со степью – опасно. Да, она может быть слабее тебя. Но ты своей армией не сумеешь затыкать все дыры в обороне. А степняки станут терзать королевство своими набегами. Сюда побежал – они там напали, туда бросился – они тут нарисовались. Это плохая война. Элеонора сказывала, что сам Иоанн не боится такой войны, хвалясь тем, что знает, как их быстро победить. Но в этом нет ничего удивительного. Он немало одарен Всевышним в делах военных и ныне нет армии, что способна его победить. Люди сказывают, что там, где он – там победа. Но это он одарен. А мы? А его полководцы? Они ведь простые люди.

– Ты сгущаешь краски, – отмахнулся Родриго.

– А ты забываешь о том, что в Крыму сидит дядя короля – Андрей Васильевич Боспорский. У него есть своя армия, призванная защищать этот полуостров от османов. И он уважаем в степи. Если Иоанн погибнет, и мы попытаемся захватить власть, то без всякого сомнения разгорится война за престол. Причем, возможно, закончится она очень быстро. Потому как королевские полки перейдут на сторону Андрея Васильевича. Он ведь женат на дочери Тимур-хана, принявшей православие. У них есть дети. И малолетний Владимир может просто не пережить всей это свистопляски. А даже если и переживет, что Андрей Васильевич имеет все шансы встать у престола на десять-пятнадцать лет в качестве регента при сыне Иоанна. А нас он скорее всего вышвырнет из Руси.

– Повторяю – ты сгущаешь краски. Полки будут верны сыну Иоанна, особенно если сказать, что Андрей Васильевич собирается его убить. Они ведь в Иоанна верят, словно в идолище какое-то.

– Да… – вздохнув, произнес духовник. – И меня это пугает.

– Тебя должно пугать то, что мы можем упустить возможность обратить в истинную веру целое королевство. Вот что главное!

Духовник с легким скепсисом посмотрел на Родриго, но промолчал. Слова красивые, но на деле их смысл сводился к тому, что Борджиа жаждал лично прославиться, чтобы претендовать на папскую тиару. Шутка ли? Взял и перевел в католичество такую огромную державу. Это ведь сколько денег десятиной станет поступать в Рим? Очевидно, что конкурентов у кардинала после этого просто не останется. А тех, с кем он проворачивал это дельце, он не забудет. А значит, что? Правильно. Духовника, пусть и при королевской особе, сосланного на край света, может ждать взлет заоблачно высокий. Как минимум в кардиналы. А там как кривая вывезет. Поэтому, прекрасно понимая мотивы Родриго, духовник шел ему навстречу, став в задуманном деле вернейшим его союзником. О том же, что в случае успеха он труп – духовник королевы даже и не задумывался. Он был слишком слабо знаком с Борджиа и не понимал, что ему свидетели ТАКОГО преступления совсем ни к чему…

Десятник городской стражи Евдоким стоял за углом и слушал этот разговор, бледнея с каждой минутой. Он знал латынь. Плохо, но знал. Поэтому через пень-колоду, но мог разобрать, о чем эти двое разговаривают. Именно поэтому король и направил его присматривать за нунцием. Других людей, знающих латынь в городской страже, у него не имелось.

Евдоким после того эпизода с разбойничками, что прижали купчишку, вновь состряпал донесение. И оно вновь не получило никакого отклика сверху. Поэтому через своих новых знакомых артиллеристов – Семена да Кирьяна постарался выйти на короля. А ну как заговор какой? И ребята сумели, улучшив момент, сказать вечно спешащему Иоанну о деле. Пусть и не таком важном деле, но опасном. Тот очень адекватно оценил эти слова и тем же вечером вызвал Евдокима на поговорить.

Проблема оказалась банальна.

Московская провинция стремительно богатела и крепла, наполняясь живительными соками из-за растущего порядка, устроения и лошадиных порций инвестиций. Поэтому в нее со всей округи лезли разбойнички. Причем не по одному, а целыми артелями – ватажками.

Король прекрасно знал об этой проблеме. Но решить ее не мог. Тупо не хватало людей. Ведь абы кого подобными заботами не займешь. Тут и образование должно иметься, и склад ума характерный. Да, городская стража потихоньку увеличивалась. Появлялись следователи да прочий персонал. Но дело двигалось очень вяло. Из-за чего король и активизировал полевые учения своих бойцов, дабы те чаще по дорогам шастали. Это в немалой степени пугало разбойничков, вынуждая осторожничать. И были даже случаи уничтожения королевскими войсками целых банд – крупных ватаг. В общем – ничего нового Евдоким тогда не сказал королю. Но сумел привлечь его внимание к себе. И когда выдался момент, тот не забыл деятельного и ответственного десятника городовой стражи. Тем более, что тот обладал уникальным для местных навыком – знал мало-мальски латынь и продолжал потихоньку ее учить.

Послушал – да и побежал Евдоким докладывать. Благо, что, выполняя это поручение, он имел прямой доступ к королю.

– Ты уверен? – хмуро спросил Иоанн.

– Да, Государь. Обсуждали твою смерть и то, как державу твою устроить после нее. Сказывали, что Андрей Васильевич может попытаться власть захватить, замучив сына твоего. Сказывали будто бы ханы взбунтуются против короля малолетнего…

– С кем разговаривал кардинал? – перебил Евдокима король.

– Увы, мне он не знаком. Да и в капюшоне он был – лица не видно. Но разве это важно? Кардинал ведь убийство твое задумал. Брать его нужно.

– Это очень важно, – тихо произнес Иоанн. – Он сам ничего делать не станет. Он воспользуется исполнителями, а потом от них избавиться. Это же очевидно. Иначе бы попытался отравить меня при личной встрече. Но он так не поступил. Жить хочет. Значит нужно выяснить, кто его человек в моем окружении.

– Я не очень хорошо различал их речь. И язык латинский, и приглушена она была. Да и не сразу ее слушать начал…

– Продолжай следить за кардиналом. Мне нужно знать, кто его люди в моем окружении. Узнаешь это – поймешь, кто убийца.

– Так…

– Кардинал, – перебил его Иоанн, – не убийца. Он – заказчик убийства. Провокатор и подстрекатель. Понятно?

– Да, Государь.

– Все, ступай, – кивнул он. – Действуй-злодействуй.

Евдоким как-то понуро опустил голову и развернулся к двери. Не так он себе представлял реакцию на свои сведения. Может быть, как панику? Может быть, как какое-то оживление? Но уж точно не как вот такое спокойствие…

– И еще, – произнес король.

Евдоким обернулся.

– Держи, – сказал он и кинул тому мешочек с чем-то увесистым. – Здесь двести волков[3]. Половина – тебе за службу, половина – на дело. Постарайся привлечь для наблюдения разных людей. Каждую неделю будешь мне отчитываться. Если еще деньги потребуются – не стесняйся. И главное – помни – от успеха в этом деле зависит и твоя судьба. Справишься – выделю тебе отдельный приказ. Понял меня?

– Как не понять? – Ошалело произнес Евдоким. – Рад стараться! Я оправдаю твое доверие Государь.

– Хорошо. А теперь ступай. Очень много дел.

[1] Сельское население в 1477 году было в основном своей массе языческим, причем в весьма незамутненной форме. Еще в XII–XIII веках под Москвой практиковались классические языческие захоронения курганного типа, что говорило о языческом компоненте даже в княжеском войске. Ибо в курганах простых людей не погребали. Это было связано с тем, что священников едва хватало на города, а сельский клир только-только начинал формироваться. В оригинальной истории христианство на село шагнуло только с развитием поместной службы и более-менее укрепилось только веке в XVII, не раньше. Причем мощный пласт языческих компонентов в неадаптированном христианством виде сохранялся на селе даже в XIX веке.

[2] Рим к XV веку превратился практически в региональный поместный центр христианства в Италии и дальше ее интересов часто носа не совал. Но амбиции сохранил старые, что среди прочего спровоцировало раскол католичества и реформацию…

[3] Один волк – это эквивалент 5 новгородских денег (5,33 грамм серебра 750-ой пробы). 20 волков равны рублю. 200 волков это 10 рублей, то есть, 1,065 кг серебра 750-ой пробы.

Глава 8

1477, 2 июля, Москва

– Доброе утра. Как твое самочувствие? – Спросил Иоанн, заходя в комнату, где лежал хворающий Мануил – Патриарх Константинополя. Тот умудрился подхватить какую-то кишечную инфекцию, оттого его трудоспособность оказалась слегка ограничена, а ароматность повышена. Ватерклозетов-то не было еще. Да, не «боевой понос», но в горшок он ходил часто, отчего в помещении попахивало… да чего уж там? Пованивало.

– Слава Богу, лучше.

– Это хорошо, – произнес король, кивнул сопровождающему, дабы тот отошел от двери, а потом прикрыл ее. – Я хотел с тобой поговорить о католиках.

– А что о них говорить?

– Ты ведь прекрасно понимаешь, что я стою на перепутье. И не только я, но и вся Русь.

– На перепутье?

– Ты совершил рискованный шаг. Понятно, теперь тебе дороги назад нет. Ни тебе, ни тем, кто пошел за тобой. Ты сделал ставку на меня. Но ставку сделал ты, а не я. И я пока не могу решить, куда мне примкнуть – к католикам, али к православным.

– А чего тут решать? Ты ведь крещен православным. Неужто решишься веру свое предать? Понятно, что обижен был и справедливо обижен. Но ныне все в прошлом.

– Не все… к сожалению, не все… – произнес Иоанн и как-то устало сел на небольшой стул у стены. – У меня как не было, так и нет священников. А нужда в них огромная. Я о той проблеме Папе писал, но он оказался глух к моей просьбе. Ты же, сбежав от Мехмеда, привел с собой очень небольшое количество клира. Да и то по-русски считай они не говорят. А без священников и хорошо организованной, дисциплинированной церкви – на местах будет беда. Кто в лес, кто по дрова пойдет. Через что распри не только духовные, но и светские начнутся. А там и войны Гражданские, да прочие усобицы.

– Много ли тебе нужно священников?

– Много ли? Я пока могу тебе сказать только по Московской провинции. Остальные еще толком не упорядочены. Но можно прикинуть количество церквей, исходя из населения городов. И понять, сколько священников туда потребуется. Плюс села. Но там вообще ужас. Зияющая черная дыра. Когда крестили Русь? Почитай, что шесть веков тому назад. А еще пару веков назад под Москвой, не таясь, дружинников по языческому обряду погребали. В курганах. И это – княжьи люди, горожане. Простые же селяне до сих пор язычники в самом своем чистом и незамутненном виде. Они еже ли какие церковные ритуалы и соблюдают, то делают это только лишь для того, чтобы от них отстали. Вот тут, – тронул Иоанн сердце, – и тут, – коснулся он лба, – у них совсем иные убеждения. Поэтому священников нужно много. И все они должны не только добро говорить по-русски, но и риторикой владеть искусно, и в душу уметь заглянуть каждому. И таких – тысячи и тысячи надобны.

– Сложные ты ставишь задачи… – пожевав губами, произнес Мануил.

– Сложные. Но их нужно решать. Либо православным, либо католикам. Именно поэтому я и говорю, что стою на перепутье. И в этом в немалой степени и ваша вина.

– Моя!? – Неподдельно удивился Мануил.

– Не твоя, а ваша. Греков. Когда Русь крестили? Шесть веков назад. Много ли ты видишь в ее пределах семинарий? Или хотя бы приходских школ? Ни одной нет. Почему так? Чем вообще занимался Патриархат на территории Руси? Шесть веков бил баклуши и бездельничал, только выкачивал десятину свою? Ты только вдумайся – четыре века спустя, после крещения, возле одного из крупных городов Руси погребают уважаемых людей по языческому обряду. Я еще понимаю – в глубинке. Но нет, в крупном городе в самом сердце Руси. О чем это говорит? О том, что Патриархат надлежащим образом не выполнял свою работу. Он был озабочен только вопросами, что вертелись вокруг Константинополя. Вокруг же ничего не видел и видеть не хотел. Как итог – гибель Империи. Столица, друг мой, это просто голова. Если не следить за делами в провинции – все пойдет прахом. Ибо провинции – суть тело, без которого голова не живет.

– Я понимаю тебя, – нехотя, после довольно долгой паузы ответил Мануил.

– Понимаешь ли? Или просто соглашаешься из вежливости? Впрочем, это не важно. Сколько тебе нужно времени, чтобы ответить на мой вопрос?

– Какой? О том, почему Патриархат не открывал школы да семинарии на Руси?

– Нет. Это дело прошлое и ныне меня не волнует. Обосрались и обосрались. Примем сие обстоятельство как прискорбный факт. Ныне мне важнее понять – сколько и каких учителей ты сможешь мне предоставить. И как быстро. Я хочу развернуть в каждом крупном городе минимум по три первых класса начальной школы и по одному второму. Плюс в Москве поставить большую семинарию для священников, которую должен заканчивать любой священник ДО рукоположения. А еще я желал бы увидеть возрождение Пандидактериона[1]. И обязать священников, перед обретением сана епископа или там игумена, проходить полное обучение в нем. Но сам Пандидактерион возрождать не по поганому образцу Палеологов, а по древнему, изначальному подобию. Дабы там не только богословие с риторикой изучали, но и науки, годные в миру. Чтобы он готовил архитекторов, механиков, врачей и прочих крайне нужных и важных людей.

– На великое дело замахиваешься, – покачал головой Мануил. – У меня нет такого количества ученых мужей. И взять мне их неоткуда.

– Уверен, что ты сможешь их найти. Потому что если их не найдешь ты, то их сможет мне прислать Папа.

– Ты говоришь скверные слова. Негоже разменивать благодать Божью на ученых мужей.

– Я правитель. А потому перед Всевышним отвечаю за то, чтобы мои подданные жили в благополучии. Поэтому для меня важнее ученые мужи, чем Божья благодать. То может и грех. Но за него я стану отвечать лично перед Всевышним. Спасение души правителя зависит не от того, как он лично молится, кается или благостно ведет себя. Нет. Он не простой человек. Его спасение зависит от того, сможет ли он оправдать доверие Всевышнего, что вручил ему многих людей в подданство. И только от этого.

– И кто же тебе это сказал? – Поморщился Мануил.

– Он, – ответил Иоанн и поднял глаза к потолку. – Когда по малолетству я стоял на пороге его чертогов, тогда и услышал слова его. Ты ведь знаешь, я надеюсь, историю о том, что я вроде как воскрес. То глупости. Смерть меня так и не забрала. Однако я успел побывать там, за чертой, и многое увидеть, услышать и осознать. Оттого и изменился до неузнаваемости. Сложно верить тому, кто знает.

– Это могло быть искушение дьявольское.

– Могло. Но звучит это утверждение здраво. И опровергнуть никак не выходит. А значит с каждого спрашивается по тому, что дано ему. С простого селянина малый спрос. А с короля – огромный. С Патриарха, кстати, тоже. Он там еще больше, чем с короля. Ни с кого так сурово Всевышний не спрашивает, как с клира. И если какой-то грех у простого человека даже и не заметят, то со священника вытрясут все.

– Если бы ты побывал ТАМ, то без всяких сомнений, держался бы православия.

– Побывав ТАМ я без всяких сомнений держусь христианства. Ибо конфликт Патриарха с Папой – есть греховодство первостатейное, что обрекло и тех, кто его развязал на вечные адские муки, и тех, кто его поддерживает.

– Ты говоришь ересь! – Воскликнул Мануил.

– А ты отбрось эмоции-то Отбрось. И подумай. Что ныне случилось с Патриархатом твоим, и какие потрясения сыплются на Святой престол. Это ли не кара небесная? В самой ее яркой и незамутненной форме.

– Ты же сам сказал, что Исидоровы декреталии – подлог.

– Подлог, – кивнул Иоанн. – Но я и не говорил, что безумие охватило только православных. Весь этот раскол – происки Лукавого. Не больше – не меньше. Ибо раскол ослабил христианский мир перед лицом истинной угрозы – магометан. Или магометане не воспользовались моментом? Как по мне, то распри среди христиан помогли магометанам и при первом Халифате, и позже. Даже нынешние османы и то – крепко стоят на плечах вчерашних римлян, которые ради своих мелких, местечковых целей перебежали на сторону неприятеля. Или я не прав?

– Прав, – очень мрачно вздохнув, ответил Патриарх.

– Поэтому преодоление раскола дело архиважно и архинужное. Разумное преодоление, а не этот бред с Ферраро-Флорентийским собором. Но то ладно. Дело иное. А ныне я говорю про обучение священников и вообще образование.

– Сын мой, дело, что ты задумал, доброе и светлое. Но у меня просто нет людей, чтобы помочь тебе. Не потому, что я не хочу. Нет. Если уж на то пошло, то я и сам готов один день на три, отбрасывая седьмой день, отроков учить да священников наставлять. Но людей, чтобы пригласить их сюда да к делу приставить у меня нет в нужном числе. Со мной их прибыло мало, а иных среди греков, болгар да армян верстать Мехмед не даст. – тонко намекнул Мануил на необходимость освобождение Византии.

– А среди сирийцев, иудеев и египтян? Они ведь под рукой султана мамлюков находятся. Оттого Мехмед им запретить ехать ко мне не может.

– Отчего же не может? Очень даже может. Через какие земли они поедут? Мехмеда. И он их без всякого сомнения не пустит к тебе. Так что, я бы и рад помочь, но многого сделать не могу.

– Я не прошу всего сразу. Мне важно, чтобы дело пошло. Там ведь ТАКОЙ чудовищный объем работ, что и не пересказать. Например, нам нужно в каждый приход положить по комплекту книг, состоящий как минимум из Евангелия, Апостола, Малой Псалтири, Часослова, Месяцеслова, Каноника, Семиднева и Апракоса. И их нужно все не только издать огромным тиражом в десять тысяч экземпляров, но и перед этим тщательно выверить в плане переводов. Ибо сам понимаешь, ранее их переводили как придется. И ошибок набралось видимо-невидимо. Например, слово «δούλος[2]» в русских текстах почему-то переведено как «раб», хотя смысл этого термина совсем иной. Ведь настоящий раб по-гречески это «δμώς[3]», а «δούλος» – это некая форма зависимого человека, который может быть и рабом, и слугой, и младшим членом в роду.

– Сын мой, давай не будем трогать такие вещи, – осторожно произнес Мануил.

– А давай будем, – с нажимом произнес Иоанн. – Чтобы должно воевать с магометанами нужно не только оружия держаться, но и слова. Или Иисус наш Христос бегал по Израилю и всех кистенем по бестолковке окучивал? Насколько я знаю – нет. И нам нужно не забывать о том, что ключом к душе является слово, а не топор палача. И чтобы отбить население у имамов нам придется очень постараться. Помнишь, что я не так давно освободил всяких рабов православных на своей земле? Ты думаешь это простая блажь? Нет. Я хочу продумать несколько стратегий для массового крещения обратно. Пока придумал только одну – принятие христианства как способа выйти из зависимого состояния. И ко мне уже крестьяне из Литвы да Ливонии с Чухонью[4] сами пошли, как прознали. Жиденькими ручейками. Ведь на моей земле крепостные, то есть, считай полу-рабы, становятся свободными. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил Мануил. – Но и ты пойми – твои правила не распространяются на владения Мехмеда. И если ты говоришь, что принявший православие не может быть рабом, то ему и его верным слугам – плевать. Они как держали их в рабстве, так и будут держать.

– Верно. Но это – сейчас. А если я объявлю Крестовый поход и вторгнусь в его земли? Как на это отреагируют местные православные? Поддержат меня или его, если я буду нести им свободу, а он нет?

– Ну…

– Вот именно, – назидательно поднял палец Иоанн. – Нужно очень тщательно продумать стратегию и политическую программу этой войны. Мы должны выглядеть в глазах местного населения настолько же выигрышно, как в свое время смотрелись магометане, вторгшиеся в пределы Римской Империи. Они ведь победили не столько силой, сколько словом. И налогами, что поначалу не выглядели слишком угнетающими. Это потом уже Аббасиды начали душить сирийцев, египтян да иудеев всяких налогами. Понимаешь? Если мы хотим освободить земли Римской Империи, если мы хотим вызволить Гроб Господень и Новый Рим, то должны очень хорошо все продумать. Чтобы одним мощным ударом сокрушить этот «колосс на глиняных ногах», который ныне стоит только из-за того, что среди врагов его нет действительно сильных держав, способных ударить по нему не растопыренными пальцами феодальных дружин, а мощным имперским кулаком. Все нужно продумать и очень тщательно подготовиться. Для этого и требуется развернуть на Руси образование как светское, так и духовное. И тексты вычитать перед массовой, что очень важной, печатью книг. И богословские слова придумать такие, чтобы за душу цепляли. Я ведь могу пойти походом и отбить град Константина. Это вполне решаемая задача в пределах двух-трех лет. Но дальше то, что? Город ведь нужно удерживать. Да и кроме него нам еще Иерусалим надобно из плена вызволять, а с ним и Антиохию, и Александрию. Дело большое и великое. Для которого надобно преодолеть великую массу трудностей. Например, в пустынной Тавриде начать строить флот и готовить моряков, чтобы ничуть не уступали османским или египетским. А как корабли строить, если в моей державе не сыскать в достатке людей, чтобы просто читать умели? Это же абсурд. Безумие! Нынешние корабли – это не лодки из говна и палок, как в былые времена. Нынешние корабли – это тяжелейшее испытание для всей страны, за которым стоят многие и многие ремесла и тысячи специалистов по всей державе. Кто канаты крутит, кто паруса шьет и так далее…

– Все это верно, – кивнул Маниул, – но…

– Но либо это делаешь ты, либо я иду к Папе.

– Боюсь, что у Папы тоже не будет столько людей.

– Повторюсь – главное не столько привлекать людей, сколько стараться. Даже огромного слона можно съесть, если резать его маленькими кусочками. И мы вместе справимся. Мы. И еще. Я тебя пугаю Папой. Уверен, что это крайне неприятно. Тем более, что это не пустые угрозы. Но видит Бог, я хотел бы, чтобы мне не пришлось их выполнять. Поэтому, постарайся не подвести меня.

– Постараюсь, – после долгой паузы тихо произнес Мануил. – Мне нужно подумать. Неделю, может быть больше. Посоветоваться со своими людьми. После чего я дам тебе ответ, сколько и в какие сроки мы сможем предоставить тебе людей.

– Отлично, – кивнул Иоанн, вставая. – Поправляйся, друг мой. Поправляйся.

С этими словами и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Мануил же остался лежать в крайне задумчивом состоянии. Это был уже далеко не первый их разговор, как приватный, так и в некоем узком кругу. И, надо сказать, положение Патриарха они укрепляли. Раз за разом. По чуть-чуть. Но укрепляли.

Прежде всего потому, что тот сумел донести до Иоанна понимание государственного устройства Византии. Да, несовершенного. Но на фоне феодальных государств округи – весьма прогрессивного. Тут и строгий иерархический аппарат со множеством образованных чиновников. Тут и социальный лифт, который позволял человеку взлететь от пахаря до самых высот[5]. И так далее, и тому подобное. Да, в военном деле в Византии последние лет 800–900 ее истории была одна сплошная беда с редкими проблесками удачи. Да, имели место непрерывные дворцовые перевороты и восстания генералов. Но именно что государственное устройство у Византии было настолько прогрессивно, что могло на равных посоревноваться со многими прогрессивными державами из 19 века. Из-за чего она и держалась столько лет, сотрясаемая непрерывной чредой бунтов, восстаний, переворотов и избиваемая врагами, напирающими на нее со всех сторон.

Мануил не просто нахваливал свое болото, как типичный кулик. Нет. Он просто рассказывал и объяснял, что к чему и почему. Как преодолевалась та или иная проблема. Что делали в той ситуации, что в этой.

Целую лекцию посвятил Патриарх падению Константинополю. Он был знаком со многими очевидцами и, зная про интерес Иоанна, сумел восстановить ход событий едва ли не по часам. Кто, где, когда, чего и как делал. Персоналии. Численность войск. Вооружение. Обстановка в городе и так далее. Интереснее того было еще и то, то в свите Мануила присутствовал сын Джованни Джустиниани, генуэзца, что командовал обороной города. И это мужчина в те дни был всюду с отцом. Отчего много всего видел и много всего запомнил. Так вот, после того как Иоанн сложил «картину маслом» у себя в голове, эта оборона больше не казалось ему чем-то глупым и бестолковым. Эпизоды, близкие к фарсу случались. Куда без них? Но в целом, Константин XI Палеолог, будучи практически без войск и с пустой казной, сумел очень достойно продержаться. Да и вообще – если бы не трагичная случайность с Джованни, то город устоял бы. И помощь, идущая от Папы, успела бы.