Текст книги "Король Руси (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Наш Государь просил разрешения нанять во Фландрии мастеров, способных поставить ветряные мельницы. И иных, ежели на то будет воля вашей светлости. Также он просил обговорить возможные торговые интересы.

– Торговля, опять торговля, – нахмурился Карл. – Мне кажется, что этот король Руси совсем на ней помешался. Вот скажи мне, зачем она ему?

– Мой король, – осторожно произнес глава «опергруппы», – как-то произнес, что для войны нужно три вещи. Во-первых, деньги. Во-вторых, деньги. Ну и в-третьих, деньги. Ибо деньги – кровь войны. Без них победу не принесет даже беспримерный героизм, мужество и отвага. Ибо без денег не будет ни людей, ни оружия, ни фуража с продовольствием.

– В этом есть определенная логика, – оживился Антуан.

– Есть, – мрачно кивнул Карл.

– Позволь я отправлюсь в гости к нашему другу? Признаться, я им заинтригован. Посмотрю на его артиллеристов, аркебузиры и всадников.

– И что ты ему повезешь?

– Как что? Добрых коней. И кое-каких мастеров.

– Каких еще мастеров ему надобно? – Поинтересовался герцог, обращаясь к руководителю опергруппы. Кроме тех, что мельницы ветряные ставят.

– Оружейных дел всяких. Литейщиков бронзовых. Чеканщиков. Мастеров по мелкому дел. Часовщиков и ювелиров. Специалистов по чеканке монеты. Ткацких дел мастеров и суконных…

– Ткацких и суконных? – Подавшись вперед перебил русича Антуан.

– Да. У моего Государя установился мир со степью. А там много пасется овец. И он сговорился с ханом Ахматом о том, что тот станет ему шерсть поставлять. Столько, сколько сможет. Всю. Вот и хочет ее в дело пускать. На Руси тканей мало. Так что выгодная та задумка…

– Езжай туда, – обратился герцог к Антуану, взмахом руки прекратив, изрядно утомившую его беседу хозяйственного толка. – И все разузнай. Мне твердо нужно знать – как бить швисов. Ты понял?

– Да, мой господин, – с почтением произнес Антуан.

– И его возьми с собой, – кивнул он на шевалье де Сегюра. – Пускай разберется с этими всадниками. Было бы недурно завести себе таких же. Особенно ежели на них не нужны боевые кони. Сильно ведь бьют их пики?

– Как рыцарский лэнс, ваша светлость, – кивнул де Сегюр.

– А что там Казимир? – Сменил тему Карл, удовлетворившись ответом де Сегюра. – Успокоился или вновь войска собирает?

– Он потерял свою казну в битве при Ржеве, – развел руками Антуан. – Так говорят. А еще говорят, что он задолжал швисам и теперь ищет деньги.

– Мы слышали, что Казимир ведет переговоры с Луи, – заметил один из ближайших сановников герцога. – Он просит руки его дочери Анны для своего наследника польского и литовского престолов. Ну и денег для борьбы с Иоанном. Но это просто слухи, причем неподтвержденные.

– И он договорится с Луи?

– Луи может заинтересоваться таким союзом. Ведь Иоанн вступил в союз с королем Неаполя – противником Франции. Явной угрозы для Луи нет, но деньги, которые станет поступать в казну Фердинанда, вряд ли его обрадуют. Ибо станут укреплять престол Трастамара, а не Валуа.

– Проклятье… – прорычал Карл… После чего в спешке завершил переговоры. А сам остался в помещении в одиночестве, чтобы подумать. Ему не очень хотелось идти на союз с этим Иоанном. Но по всему выходило, что тот получался природным противником Франции. Что, впрочем, не мешало Карлу трезво оценивать помощь, которую Иоанн мог ему оказать в его борьбе. Точнее никакой помощи, ибо находился король Руси далеко и сам был в войнах как нищий в блохах. Хотя, конечно, к удивлению Карла, этот юноша их выигрывал. Одну за другой. Что немало его вдохновляло…

[1] Моро от лат. «Morus» – «шелковица, или тутовое дерево», которое считалось символом благоразумия и добродетели.

[2] Белый доспех – общее название латных доспехов всех типов.

Глава 5

1474 год – 18 июня, Москва

Король Руси медленно ехал на своем коне, посматривая по сторонам. Все дни, что он не находился в дальних разъездах с разного рода инспекциями, он совершал выезды по ближней округе. Смотрел что делается, держа людей в тонусе одним фактом своего присутствия.

– Куда сегодня? – Поинтересовался митрополит.

– Пока не решил.

– Отчего-то мнится мне, что просто не желаешь говорить.

– И у стен есть уши. А то, что знают двое – знает и свинья. Сам знаешь какая поганая натура Казимир. Если он прознает о моих путях следования, то разве устоит перед соблазном покушения?

– Казимир тебе враг, но…

– Али забыл, что случилось с отцом моим?

– Разве в том Казимир виноват?

– Не без его участия эта каша заварилась.

– Не без его участия, – согласился Феофил. – Но происки то были не короля Польского. Сам же учинялся дознание…

Иоанн ничего не ответил. Митрополит был прав. Но оттого ему стало еще более мерзко. Иметь во врагах Казимира было намного проще и понятнее, чем конфликтовать с Патриархом Константинополя, который строго следовал в кильватере политики османского султана, верным слугой которого и был.

Чтобы не думать о мрачных перспективах, Иоанн сосредоточился на выезде. Который проходил как обычно. Он ехал. Смотрел по сторонам, «торгуя лицом». Иногда встревал и давал указания или делал замечания, который секретарь тщательно заносил в журнал – большую тетрадь. А потом, перед отъездом государя, выписывал их и передавал листок с ними тому, кому надлежало выполнять монаршую волю.

Журнал велся не просто так. Для Иоанна от стал важным инструментом административного учета. Поручения и распоряжения он ведь давал не только «в полях» всяким людям, но и, например, при советах. А каждый месяц секретарь формировал отчет выполненных и просроченных поручений. Потом также делался квартальный, полугодовой и годовой. Так что ничего на самотек не пускалось. Государь предпочитал контролировать ситуацию настолько, насколько это вообще можно было в текущей обстановке.

Кроме того, секретарь в отчет по поручениям должен был вписывать сведения по движению средств. То есть, сколько откуда и чего в казну поступило, сколько ушло и сколько осталось. Не вообще по всему домену, а только в государевой казне.

Понятное дело, что один человек с такой большой работой справиться не мог. Поэтому Иоанн разрешил секретарю подобрать себе с десяток в должной степени въедливых молодцов. Причем от секретаря требовалось не только этих удальцов использовать в работе как подмастерьев, но и обучать чтению, письму, счету и прочим премудростям. Ведь работа носила периодических характер и в ней были «окна».

И не просто так обучать, а как надо. Благо, что десятичную систему с современными арабскими цифрами Иоанн в секретаря уже вбил. Лично. Как и членораздельную форму письма без рюшек, с пробелами, заглавными буквами где надо и знаками препинания. Очень уж не нравилось Государю глаза ломать свои, продираясь сквозь совершенную невнятную, но красивую вязь тех лет. Кстати, приход-уход секретарь тоже оформлял вполне корректно, использую классическую двойную запись[1]…

Так вот. Ехал значит король Руси Иоанн II свет Иоаннович. С эскортом. Со знаменем. И с неизменным секретарем при нем. Да смотрел по сторонам.

В этот день он специально выбрал маршрут так, чтобы понаблюдать за тренировкой личного состава. На плацу. Где упражнялись не только ветераны, но и многочисленные новобранцы-пехотинцы, набранные по осени минувшего года.

После Ржевской битвы он уступил непрерывным увещеваниям митрополита Феофила, к которому присоединились и другие его сподвижники. И начал увеличивать численность своего регулярного войска, благо, что финансы это позволяли сделать. Слишком уж рисковая битва вышла. По самой грани прошел Иоанн, по мнению окружающих.

А ну как в следующий раз Казимир приведет не одну, а две банды швейцарцев? Ведь и для этой едва-едва хватило сил. Вон – орудия перегрелись, а аркебузиры не сумели создать нужной плотности обстрела для того, чтобы остановить неприятеля.

Да, сам король Руси не желал слишком быстро расширять регулярную армию, считая, что его экономика еще не готова к такому. Но выбора, судя по всему, не было. Ведь Казимир мог действительно так поступить. И тогда это грозило настоящей катастрофой.

Подумав он решил не выделять отдельно рондашеров. Просто назначил выборные команды среди пикинеров, которые бы при случае кидали свои пики, выхватывали клинки и шли вперед. Поэтому его пехота состояло теперь только из пикинеров да аркебузиров. Соответственно по три тысяч и тех, и других.

Свою пехоту он разбил на шесть полков по тысяче человек. Впихнув в каждый полк поровну пикинеров и аркебузиров, организуя их по обычаю тех лет в роты по двести пятьдесят человек. А те дробил уже на пять взводов с полусотней бойцов.

Всего получалось шесть тысяч пехоты. На первый взгляд очень немного. Особенно для людей современных, для которых армии и в пятьдесят тысяч могут показаться крошечными. Но у Иоанн и с этим войском возникли очень серьезные проблемы, так как не хватало ни офицеров, ни оружия, ни доспехов, ни прочего снаряжения. Имелся только плац, жалование и прокорм. Ну и желание как можно скорее всю эту армию привести в удобоваримый вид.

Поэтому ребята тренировались. Многие ветераны, прошедшие две кампании, получили повышение. И теперь спешно осваивались в новых офицерских или унтер-офицерских ролях. А бойцы упражнялись, погружаясь в строевую подготовку, что перемежалась общей физической и весьма нехитрой боевой. Пикинеры учились правильно использовать пики, а аркебузиры осваивали ружейные приемы. Плюс каждый третий день марш-бросок, а каждый седьмой, воскресенье сиречь, отдых, сопряженный с банно-прачечными процедурами, бритьем волос[2] и посещением церкви.

Параллельно с пехотой шло развертывание и кавалерии. Именно кавалерии, а не конницы. Королевскую дружину Иоанн упразднил, переведя бойцов на сотенную службу. Перемешал с бойцами первых годов и сформировал две ордонансовые[3] роты улан по триста всадников. В каждой по три эскадрона, состоящих из десятка «копий» по десятку всадников.

Почему уланы? А почему нет? На татарском языке это слово[4] означало «юношу», что недурно пересекалось с славянской концепцией «добрый молодец» или «соколик». Что не вызывало отторжения у бывших дружинников. Да и тюркское происхождение слова никого не смущало, ибо на Руси тех лет степь и ассоциировалась как раз с конницей и тюрками.

Дополнительно к уланам была развернута еще одна ордонансовая конная рота. В этот раз гусарская. В нее зачислялись перешедшие на королевскую службу татары из союзного Касимовского ханства. Их пересадили со степных лошадок на хороших коней линейных коней. Ну и в целом приодели, богато «упаковав» по меркам степи. Но пик не давали, да и строем воевать не учили. Ведь в отличие от улан, их задачей была разведка, рекогносцировка и охранение при войске. Плюс преследование отступающего противника.

Название в данном случае полностью подражало уже существующей в Венгрии легкой конницы, которая неплохо себя показала в войнах с османами. Гусары и гусары. Слово уже овеянное славой.

Так что, по сравнению с летом 1473 года, регулярное войско королевства Русь увеличилось к 1474 году более чем вдвое. И его требовалось срочно приводить в порядок, обучать, вооружать и снаряжать. Причем желательно вчера. Плюс склады заполнять на случай аварийного развертывания новых рот и полков. А то, мало ли? Приведет Казимир тысяч двадцать швейцарцев и что с ними делать?

Поэтому с конца лета 1473 года вокруг Москвы начался разворачиваться материально-технический аврал. Техногенный бум своего рода, в который Иоанн только за неполный год вложил больше двухсот тысяч флоринов. Привлекая всех, кого только можно. Даже членов посольства и пленников. Главное, чтобы хоть что-то соображали в нужных делах.

И сейчас, после осмотра тренировок на плаце, он направлялся к Яузе. К реке, которую он планировал перегородить каскадом небольших плотин для привода верхнебойных водяных колес. Пусть она и не была мощной рекой, но вполне подходила для хозяйственных нужд. Да и водяные колеса все лучше, чем их отсутствие…

– Ну как у тебя тут дела? – Спросил король, подъехав к руководителю строительства первого гидроузла на Яузе.

– Доброго дня мой король, – поприветствовал Иоанна итальянец, сняв головной убор. – Все идет, как и должно. Завершаем облицовку платины снаружи. – Произнес он, а потом махнул в сторону вращающего колеса и добавил. – Вот, проверяем. Все работает исправно.

– А чего лопасти простые? Я же говорил вам делать как?

– Не можем пока, Государь.

– Что не можем? Лопасти ставить, отклоняя их в сторону набегающего потока воды так сложно?

– Мы… Я… это опытное колесо, – наконец, нашелся миланец.

– Сколько тебе и твоим людям понадобиться времени, чтобы сделать так, как я приказал? – Нахмурился Иоанн.

– Неделя, Государь.

– Хорошо, через неделю проверю.

После чего не прощаясь поехал дальше. А секретарь, чуть задержавшись, вручил итальянцу небольшой листок с предписанием и сроками выполнения. Чтобы не забыл.

Миланец недовольно глянул на секретаря, поджал губы, но бумажку взял и даже поблагодарил. Как-то он не привык к тому, чтобы правитель государства уделял так много внимания хозяйственным заботам. Тем более таким мелочным, как ему казалось. Ну не хотелось ему делать колесо с ковшеобразными лопастями. Он считал, что это блажь и глупость, ведь в Ломбардии так не поступали, а уж там в его разумении находилось сосредоточение всего самого прогрессивного. Посему он считал, что ковшеобразные лопасти только снизят эффективность верхнебойного водяного колеса. Но, видимо, уклониться от выполнения предписания короля не удастся.

– Самодур… – тихо шепнул себе под нос миланец, тяжело вздохнул и пошел отдавать распоряжения о закрытии задвижки и демонтаже водяного колеса. Будь оно трижды неладно.

Иоанн же тем временем двигался дальше. Туда, где был развернут временно один из важнейших узлов его металлургической промышленности. Туда, где под навесами располагалось двадцать персидских тигельных печей[5], наддув которых воздухом осуществлялся от четырех нижнебойных водяных колес, поставленных просто в поток реки. Временно. Пока не заработает нижний гидроузел и все это хозяйство не переместится туда.

В этих тигельных печах шла очистка крицы от шлака. Измельченную крицу смешивали с известью и мелким речным песком, после чего помещали в высокий тигель из белой глины и плавили. Из-за чего сталь и шлак расслаивались, занимая место сверху и снизу этого глиняного стакана. Поэтому отделить хорошую сталь от отходов можно было довольно легко, просто отхватив зубилом «жопку» со шлаком.

Каждая такая печь позволяла получать в сутки порядка тридцати килограмм стали разного качества. Очень разного, потому что крицу Иоанн скупал по всей округи, как и древесный уголь. Ее везли по Москве-реке, куда струги забирались из Оки, Волги и других рек[6]. Болотной, луговой и речной руды хватало на земле королевства. А она была не только очень бедной, но и нестабильного качества. Поэтому Иоанну приходилось принимать ее наобум, а потом тестировать полученный продукт с жесткой отбраковкой.

Однако, с учетом сезона открытой воды и производительности печей он планировал получить порядка тридцати пяти – сорока тонн хорошей стали, отправив в отвал до шестидесяти тонн. Не в отходы, а в отвал. Потому что он имел на этот брак определенные виды.

С одной стороны, он думал о чугунном литье. Но сам в нем ничего не смыслил, а специалистов под рукой не имелось. С другой стороны, он уже экспериментировал с пудлинговой печью, устройство которой представлял себе лишь теоретически. А она, как ему казалось, могла помочь. Ведь пудлингование позволяло выжигать не только весь углерод, но и иные примеси, включая вредные.

Но так или иначе – тридцать пять тонн доброй стали в год – это круто! Это намного больше, чем еще пять лет назад делала вся Северо-Восточная Русь кричного железа кузнечным переделом. И это, не говоря о качестве, которое у получаемой продукции было просто несопоставимо выше обычного кузнечного «рафинада». Поэтому персидские печи позволяли покрывать все текущие потребности короля в металле для производства доспехов, оружия и прочего. Еще и оставалось на продажу до трети.

Но металл – это просто сырье.

Поэтому понаблюдав за делами этого временного цеха, Иоанн поехал дальше. Миновал второй гидроузел, в котором итальянец не капризничал и сделал колесо как следует. И направился в целый городок из разного рода сарайчиков да навесов. Причем не абы как расположившихся, а под охраной. Вон – целая полусотня конная постоянно была на чеку и бдела, патрулируя окрестности. Ну и загородка – плетень по периметру, чтобы издалека не глазели.

В первых трех сарайчика стояло по горну и примитивные рычажные прессы, благодаря которым бригады по три «бойца» перерабатывали продукцию тигельной плавки в прутки нужного сечения. По оправкам – простым подкладным брусочкам.

Быстро, просто, продуктивно. Пока первый пруток обжимаешь – остальные греются. Обжал. Пихнул обратно в горн. Достал следующий. И так далее. Да, с перерывами на дух перевести и пообедать. Но нон-стоп весь день.

А рядом из этих прутков посредством такого же пресса давили чешуйки для доспехов. Разогрели заготовку. Сунули под пресс. Обжали по форме, заодно и отсекли от заготовки. Снова подсунули. Снова обжали. И так пять-шесть раз, пока пруток не остынет. Потом его снова в горн и берут оттуда следующий.

Но если поначалу Иоанн старался обжимать чешуйку сразу прорубая отверстие, то теперь так не поступал, чтобы пресс-формы были попроще. Теперь рядом с этими лихими ребятами стояли еще ухари и с помощь более компактных и слабых ручных рычажных прессов прорубали отверстия в остывших заготовках. На холодную. А потом передавали дальше – в соседние цеха, где шла механическая обработка этих поделок – в бочке с песком их катали. Вот бочку на ось насадили, ось водрузили на упоры, а потом вращали ножным приводом как примитивный токарный станок. Сначала в бочке с песком покрупнее, потом там, где помельче и далее «терли» совсем мелким песком. Отчего получались чешуйки чистые, гладкие и без заусенцев.

Потом их перетаскивали под навес к сортировщикам. Там их проверяли по лекалам и отбраковывали негодные. А потом передавали под навесы ближе к реке, где размещались ребята по термообработке.

Сначала чешуйки помещали в железные ящики с углем и грели пару часов. Потом нанизывали на проволоку, прогревали в печи да закаливали. И переносили в следующую печь, где отпускали, чтобы снизить ломкость. Таким образом чешуя выходила годная, крепкая, закаленная.

Но на этом обработка не заканчивалась – под следующем навесом их вновь полировали в бочке с мелким песком, чтобы снять нагар, обезжиривали и помещали в слабый раствор азотной кислоты для травления. Чтобы не ржавели как можно дольше.

Таким образом, исключая первичную поковку прутков, над массовым производством чешуек трудилось всего без малого четыре десятка человек. Массовым по меркам XV века, разумеется.

Кольца кольчужные для сборки ламеллярной чешуи делали попроще. Просто брали прутки-заготовки и проковывали их на механическом молоте по оправкам в несколько подходом. То есть, волочили ее кузнечным способом. Но не вручную, а с помощью кое-какой механизации. Молот ведь «шевелила» лошадь.

В итоге получалась проволока квадратного сечения. Ее навивали и далее проводили обработку, как и положено для кольчужных колец. Благо, что они были крупными, крепкими и достаточно массивными, а требовалось же их мало. Считай по числу чешуек. Закалять их тоже не требовалось. Поэтому, на этом направлении трудилась всего лишь дюжина работников.

Третье направление занималось сборкой доспеха.

Оно находилось под навесами, чтобы больше света. И было разделено на несколько эволюций. Сначала совсем молодые подмастерья формировали малые сегменты из четырех чешуек и кольца. Потом те, кто поопытнее, собирали секции крупнее. Потом еще. И еще. И, наконец, самые опытные работники при поддержке личного подмастерья-ученика, собирали на деревянном раздвижном манекене ламеллярную чешую.

Такой подход позволял работнику за световой день с учетом перекуров и ковыряния в носу собирать по два-три доспеха. С учетом выходных по воскресеньям, болезней и прочих неприятностей, Иоанн ожидал, что каждый сборщик сможет собрать за год не меньше шестисот доспехов. А таких у него было аж пять человек. То есть, король надеялся до весны будущего года одеть всю свою армию в ламеллярную чешую. Ну… почти всю.

Да, это был не самый хороший доспех. Лучше кольчуги, но даже не бригантина по защитным свойствам. Однако ничего интереснее в сжатые сроки Иоанн «родить» не мог. Для него эта «чешуя» была в сложившейся ситуации эталоном правила 20/80[7].

Этот технологический процесс удалось отладить только весной, ибо Иоанну резко потребовалось много доспехов. Что-то подобное он сделал и для шлемов.

От попыток штамповки полусферической тульи Иоанн отказался. Слишком уж большой был брак. Как ни крути – металл был слишком грязный. На горячую их тянуть не получалось. А на холодную – рвались. Да не за один подход. Да, с отпуском между этапами. Но все равно – рвались. Причем преимущественно на финальных стадиях. Из-за чего общая стоимость готового шлема в человеко-часах и угле категорически возрастала.

Поразмыслив Иоанн пошел на определенное усложнение конструкции, лающее заметное упрощение в технологии. Это ведь только в теории красиво звучит, что чем меньше деталей, тем проще изготавливать. На деле десять простых деталей иной раз сделать проще, быстрее и легче, чем одну сложную.

Поэтому люди Иоанна стали теперь на холодную обжимал не целиком полусферическую тулью, а ее половинку. Да по чуть-чуть. Для чего поставил навес с десятью рычажными прессами, на которых располагалась своя оснастка. И печи для отжига.

А потом эти самые «половинки» соединяли кузнечной сваркой. В результате получалась полусферическая тулья с выступающим вверх ребром жесткости. Примерно, как у мориона, только не такая высокая. Да, такой шлем был слабее цельнотянутого. Но и дешевле в человеко-часах да угле раз в пятнадцать. А главное, это технологическое решение позволило поднять выпуск шлемов до нужного объема.

Аркебузы – другой важнейший ингредиент его будущей победы, тоже изготавливали своими силами. Потому что закупаться за рубежом не получалось в подходящих объемах. А то, что приезжало, было слишком пестрым по качеству, калибру и длине ствола.

Технология выделки его ствола была проста и доступна кузнецу даже очень средней квалификации. Пруток расковывался в полосу, которую на горячую навивали на оправку. Виток к витку. Получалась такая круто свитая «пружина». Вот ее-то и посыпали бурой, а потом проковывали, опять-таки на оправке. Сваривая промеж витков. Что и давало ствол. Точнее его заготовку. Дальше требовалось его слегка откалибровать плоским сверлом, просверлить затравочное отверстие да заглушить. Потом изготовить самый что ни на есть простой фитильный замок с затравочной полкой, который был прост и дешев до предела. И поставить все это в деревянное ложе с плечевыми ремнями и удобным прикладом. Да вот собственно и все. Ну, не считая, шомпола.

В день кузнец с двумя подмастерьями расковывал на механическом молоте с конной тягой до сотни брусков в полосы. Еще одна такая бригада их навивала. Еще две бригады проковывали. Еще восемь работника столько стволов за день калибровали на восьми токарных станках с ножным приводом. Плюс по бригаде для сверления затравочного отверстия и заглушки казны. А перед этим – финальная приемка. Стволы осматривали да простукивали, выискивая трещины.

Отбраковка получилась колоссальная. В среднем до трех четвертей продукции. Однако полусотню стволов в сутки удавалось таким образом получать. Остальное отправлялось на переплавку в тиглях. А эти уходили дальше, на выделку аркебуз с единым калибром и унифицированной длинной ствола…

Понятное дело, что после завершение строительство гидроузлов на Яузе все эти цеха расползутся по ним и займутся производством более разнообразной продукции. Потом. В перспективе. Однако сейчас, несмотря на довольно прогрессивную организацию труда, грамотные технологические цепочки и правильно выбранные модели производительности этих ребят категорически не хватало. Не вообще. Нет. А вот прямо сейчас, для удовлетворения авральных военных потребностей. Ведь враг ждать не будет.

– Государь, – поклонился приемщик аркебуз, когда Иоанн к нему подъехал.

– Много ли брака?

– Люди спешат, – уклончиво ответил приемщик. Хотя по лицу было видно его желание разразиться матом. Впрочем, король Руси и без него прекрасно знал, что ежедневно удается лишь двадцать – двадцать пять аркебуз принимать на баланс. Чтобы без дефектов. Не только в стволе, но в прочем.

Ламеллярная чешуя, шлемы, пики и аркебузы. Вот и все, что Иоанн изготавливал самостоятельно из военного имущества, задействовав на этом производстве свыше полутора тысяч человек в непосредственной обработке и двадцать семь стругов на транспорте. И то справлялся не очень. А ведь еще сколько-то тысяч там, по всей Руси собирало болотную да луговую руду, выпекая из нее крицу, жгло уголь, заготавливало ясень на пики и бук на ложе…

Щиты же, сбрую конскую, одежду и прочее, потребное для войны производили разного рода купцы и мастеровые по заказам Государя. Не мог он охватить необъятное. Хотел. Но не мог. И так вся эта орава в полторы тысячи мастеровых без его личного и регулярного участия не могла прожить. Очень не хватало образования, опыта и прочих специфических навыков. Это Иоанн в прошлой жизни много возился с организацией промышленного производства, а они нет. Что вынуждало многим управлять в ручном режиме. Тупиковое решение. Временное. Но пока еще вырастут администраторы? Пока получится хотя бы школу поставить, чтобы базис какой-то в потоке народу давала? А продукция уже сейчас. Причем много…

[1] Система двойной записи впервые описал Бенедетто Котрульи в своей рукописной книге «О торговле и современном купце», написанной в 1458 году.

[2] Чтобы иметь поменьше санитарных проблем, Иоанн ввел для своей пехоты обязательное бритье головы и бороды, дозволяя носить только усы, да и те требовалось обихаживать.

[3] Хоть Иоанн и назвал роты ордонансовыми, но устройство они имели совсем иное, будучи по сути обычными конными дивизионами регулярной кавалерии, разбитые на три эскадрона, каждый из которых делился на пять «копий».

[4] Строго говоря не это слово, а похожее – oγlan.

[5] Персидские тигельные печи появились в районе I века нашей эры. Представляли из себя колпак метровой высоты, в который снизу задувался воздух. В верхней части на подиуме располагался тигель. Выход продуктов горения осуществлялся снизу с противоположной стороны. Из-за чего в верхней части печи легко достигалась температура плавления стали даже при наддуве от пары маленьких ручных мехов. Увеличение интенсивности дутья и размером печи позволяла довольно легко поднять еще пару сотен градусов.

[6] Годовой расход построенных 20 персидских тигельных печей порядка 400 тонн крицы и 4 тысяч тонн древесного угля. Но работали они только в период открытой воды, так что на практике требовалось вдвое меньше. Для их доставки хватало 30–32 ходок стругов с грузоподъемностью от 40 до 100 тонн (типичных для тех лет), то есть, на практике 2–3 хода десятка стругов за период открытой воды.

[7] 20/80 – это эмпирическое правило, выведенное в середине XIX века. Оно гласило, что 20 % усилий приносят 80 % результата, оставшиеся 80 % усилий, позволяют получить недостающие 20 % результата. То есть, энергии и усилий для того, чтобы сделать дело отлично требуется в пять раз больше, чем просто хорошо.