Текст книги "Король Руси (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

1473 год – 28 мая, Тверская дорога

Понимая, что засиживаться в Переяславле-Рязанского не стоит, Иоанн решил все провернуть максимально быстро. Все-таки Великий князь Тверской ждать не станет. Что и подтвердилось из опросов рязанских бояр, которые считали, будто он должен был выйти сразу как земля просохнет от весенней слякоти. Во всяком случае, имелись именно такие договоренности.

Наш герой из-за этой детали немало переживал. Он о том догадывался и раньше. Из-за чего и оставил на Москве городовой полк. От греха подальше. Вдруг не успеет? Но особой надежды, конечно, на полк тот не было.

Понятно – кремль он удержит. У Михаила Борисовича Тверского ни бомбард, ни требюшетов не будет, наверное. Если Казимир не расстарается, что вряд ли. У того по слухам их тоже не имелось. Отчего за белокаменный кремль Иоанн не переживал. Штурмом его так просто не взять. Во всяком случае, оставшиеся на Москве воеводы были недурно проинструктированы. И в том же кремле уже стояли груженые возы для быстрого формирования подковообразных баррикад. Чтобы блокировать взломанные ворота или обрушенные стены.

Но то – кремль. А посады?

Богатые и весьма обширные посады, в которых проживала основная масса городского населения. И там же располагалось практически все московское ремесленное производство. Очень ценное и важное, пусть и далеко не такое масштабное, каковое хотелось бы. Включая выделку ламеллярной чешуи, стеариновых свечей и прочего. Вот все это Иоанну терять совершенно не хотелось. А городовой полк, без всякого сомнения, войско Твери, подкрепленное по слухам союзниками, не разобьет. И даже не отгонит. Так что у Михаила Борисовича были все шанс посад пограбить, сжечь и люд с него увести к себе на поселение, оставив Иоанна у разбитого корыта. Вот наш герой и «ерзал», стараясь побыстрее отправиться обратно – в Москву.

Но человек предполагает, а бог располагает. Так что дележ имущества затягивался и конца края ему не было видно. В Рязани, в отличие от Новгорода, оказалось очень сложно отделить зерна от плевел. Ведь многие союзники Москвы оказались замараны в изменен и теперь пытались друг друга очернить с целью поживы.

Понимая, что так можно и месяц сидеть, и два, Иоанн пошел на кардинальный шаг. И 7 мая 1473 года от Рождества Христова издал указ, который объял три вещи. Во-первых, провозглашал Великое княжество Рязанское, отошедшее в его королевский домен, королевской провинцией. Во-вторых, переименовывал Переяславль-Рязанский в простую Рязань[1] и ставил ее столицей Рязанской провинции. Ну и, в-третьих, назначал губернатора – государева человека, что станет этой провинцией управлять от лица самого Иоанна. Им стал боярин Ильин[2], с которым наш герой уже был знаком и мало-мало представлял, как тот ведет дела.

Вот на этого бедолагу вешались задачи по разделу имущества, выселению виновных и взысканию виры. Ну и, само собой, по восстановлению обороны города. Так как союз с татарами – это хорошо. Но мало ли? И было бы недурно быть готовым к этому «мало ли».

Понятно, что этот губернатор натворит дел, «потеряв берега» из-за головокружительным взлетом карьеры. Но с ними можно будет и позже разобраться. А сейчас требовалось хоть как-то «заткнуть эту дыру» и бежать «тушить пожар» дальше…

Когда отец нашего Ивана умер, тот сильно призадумался относительно будущего Великого княжества Московского. Ведь именно оно, в связи наследованием титула, стало королевством. Эта земля была обширна и совершенно не организованна. Какие-то зачатки административного аппарата, конечно, имелось. Но такие, что просто слезы, да и те без всякого порядка и устроения.

Наш герой попытался сходу провести реформу, но тут же отступился от задумки, ибо выяснилось, что катастрофически не хватало людей, способных хотя бы читать-писать-считать. Про более высокий и широкий уровень грамотности, образованности и кругозора – даже и речи не шло. Единицы… просто единицы… которых по пальцам можно пересчитать. И взять иных пока был неоткуда. Потому что даже не все священники могли похвастаться передовым навыком чтения.

Да, можно и нужно было заниматься этим вопросом. Но на носу была большая и очень серьезная война. Поэтому Иоанн не стал даже дергаться, оставив все как есть в своей державе. Во всяком случае, пока.

А что же Рязань? Так это по случаю вышло. Тем более, что для подобного дела не требовалось выделять скудные административные ресурсы Москвы. У них и у самих кое-чего имелось. Вот и махнул рукой, действуя «на отвяжись», пытаясь вырваться из затягивающего его болота как можно скорее…

Так что отписал Иоанн указ. Зачитали его перед людом Рязанским. Снял копию, вручив ее губернатору, чтобы у него хранилась. И отбыл в темпе в Москву, дабы ему там тверская рать не поломала «все, что нажито непосильным трудом».

Разве что хану Ахмаду оставил союзный гарнизон в три конные сотни под командованием Холмского. Само собой, выдав ребятам коней из рязанских конюшен. Не пешком же им по степи бегать, прикидываясь всадниками. Благо, что в Рязани, после тяжелого речного поражения, свободных коней ратных хватало. И они, что приятно, числились теперь в королевской собственности.

Планируя эту операцию Иоанн, конечно, планировал прихватить своих лошадей. Мало ли? Но не смог найти подходящего количества транспортного средства. Поэтому просто взял оружие конное, седла особой выделки и прочее снаряжение конных сотен с собой в надежде уже на месте раздобыть каких-нибудь коней. А если нет, то и нет. Благо, что сильно много места все это барахло не занимало.

Жаль только обозных телег не взял. Но, да и ладно. Холмский, который возглавил союзный контингент при хане Ахмаде, как-нибудь и без него обойдется. Благо, что уже водил и не раз конные отряды, опираясь на подножный корм, грабежи и вьючных кобылок…

Москва Иоанна встретила настоящим ликованием. Здесь уже знали о том, что Тверская рать выступила войной. Оттого и переживали.

– Государь, – подбежал излишне нервный служивый, едва сутки спустя по прибытию.

– Что случилось?

– Тверчан видели. В дне пути…

Иоанн те слова хорошо запомнил. И теперь, глядя на раскоряченных у переправы супротивников улыбался.

Не решились они лезть на Москву, узнав, что король вернулся. Да как вернулся! С известиями о том, что Рязань побил и взял приступом. То есть, нету у них более союзника на юге. Понятное дело, что не знали они о том, какие потери в войске московском. Но все одно – не решились. Михаил Борисович решил отойти и подождать подхода Казимира, что должен был позже подойти на соединение. Когда – не ясно. Со сроками никто толком ничего сказать не мог. Поэтому отойти к Твери и переждать бурю выглядело в сложившейся обстановке довольно разумным решением.

Но отойти он не успел.

Заметив противника пикинеры с аркебузирами развернулись в боевой порядок и начали сближение. Да и артиллеристы, оперируя шестью малыми орудиями тоже не подкачали. Сняли их с передков. Зарядили картечью. Да покатили, тягая за лямки, дабы за пехотой успевать.

А королевская дружина, сидя на конях, оставалась в тылу. Иоанн ждал. Вот по началу оживился и обрадовался. А спустя уже несколько минут напрягся и помрачнел.

– Где остальные? – Спросил сам себя наш Иван.

– Что? – Удивился командир королевской дружины Иван Васильевич Стрига князь Оболенский.

– Труби остановку, – нахмурившись произнес он. – Труби я говорю!

И верховой сигнальщик выполнил приказ.

Секунда. Другая. И пехота московская остановилась.

– Передай, – произнес он вестовому, – пусть с орудий по переправе постреляют. Ядрами. Но не шибко. Так, для острастки. И остальным передай – быть готовым к отражению внезапной атаки конницы с фланга.

– Слушаюсь, – кивнул он и, повторив приказ, отправился галопом к пехоте.

– Подозреваешь что? – Хмуро спросил князь Оболенский.

– Неправильно все как-то. Те, кто на ту сторону перебрались, они где? Ты их видишь? Еще бы перебрались, то почто убежали? Им ведь тут, на переправе нужно держать оборону. Чтобы нас сдерживать. А они куда делись?

– Да может струсили… – пожал плечами Оболенский.

– А еще что думаешь? – Холодно поинтересовался Иван, явно недовольный ответом своего командира конницы.

– Вон тот перелесок мне не нравится.

– И мне тоже. Понял, что они удумали?

– А если нет? Упустим же.

– Да и Бог с ними. Дальше Твери все равно не убегут. А там уж мы их прижмем.

– Дай-то Бог, дай-то Бог, – покивал князь Оболенский.

Легкие орудия выстрелили картечью, которая, разумеется, никуда не долетела. А потом дали залп ядрами. И на переправе поднялись столбы воды. Что резко оживило там обстановку. Вон как все задергались, зашевелились.

Второй залп.

Третий.

И тут из-за перелеска появилась конница. Та, что стояла в засаде. Видимо не выдержали и бросились в атаку, спровоцированные обстрелом их соратников.

– Пошли, – кивнул Иоанн князю Оболенскому и пнул своего коня пятками, направляя вперед. А вместе с тем поднимая щит с крепления на луке седла на руку и перехватывая пику для удара. Но пока еще удерживая ее вертикально, дабы не утомлять правую руку излишне.

И Оболенский со всей королевской дружиной, бывшей всего год назад Великокняжеским полком, последовали за нашим героем. Также перехватывая щиты и пики.

Иван III не сумел перевести даже свою дружину на сотенную структуру и принудить к дисциплине. Не успел. Да и сыну его было не до того. Оттого надежды на эволюции в поле и грамотные перестроения на нее он не возлагал. Как и в целом ожидания по какой-либо внятной управляемости. Но кое-какие «новинки» сотенной службы ребята все-таки переняли.

Сначала, еще при живом отец, в этой дружине приняли на вооружение длинные клееные пики с упором. Этот широкий и прочный кожаный ремень имен на дальнем конце карман, куда задний торец пики и устанавливался. А ближним концом ремень крепился к седлу. На переходе пика удерживалась вертикально, перенося весь вес на этот ремень. И сверху лишь придерживаясь за плечевую петлю, освобождая праву руку для иных действий. При атаке же, когда пики опускали, зажимая под мышкой, этот ремень становился упором при ударе. Через что на острие пики передавалась масса всей разогнавшейся лошади. Этакий аналог рыцарского крюка на кирасе, но с тем преимуществом, что не требовал ясельного седла. То есть, можно было сохранить относительно высокую посадку, позволяющую хорошо вертеться для рубки в свалке, и получить возможность нанесения мощного таранного удара копьем.

Подобные упоры применялись в XVII веке крылатыми гусарами. Но недолго, потому как этот вид конной атаки уже сходил на нет. И возрожденные в XVIII уланы уже ограничивались просто зажатыми под мышкой пиками. Может не вспомнили, а может уже было и не нужно.

Так вот, королевская дружина приняла эти пики и упоры для них еще когда была великокняжеской. А после похода на Рязань позаимствовала у сотенной службы еще и кончары. Очень уж продуктивно ими работали ребята.

И вот теперь, сближаясь с супостатом, вся дружина развернулась широким фронтом, покачивая длинными клееными пиками с маленькими красными флажками у наконечника. Пикинеры тем временем перестраивались. Они своевременно получили приказ. И, только заметив противника, стремительно начали формировать каре, ощетиниваясь во все стороны «иголками» пик. А аркебузиры встали в центре, откуда, впрочем, они все еще могли вести огонь, протискиваясь между пикинерами. Артиллеристы, кстати, также туда попрятались, ибо явно не успевали перезарядить орудия.

Тверская конница не сразу, но заметила, что на нее несется противник. Однако, будучи образчиком средневекового войска, была совершенно неуправляема. Если бы это была атака рыцарской конницы какого-нибудь Тевтонского ордена, то, возможно, им и удалось бы отвернуть от пик пехоты, выходя на лобовое столкновение с королевской дружиной… может быть… Здесь же и сейчас получалось лишь некоторое замедление и снижение темпа.

Отдельные всадники сумели нормально сообразить и вывернули навстречу Иоанну. Другие продолжили атаковать пикинеров. Третьи, струхнув, дали деру к переправе.

Секунд пятнадцать прошло.

Двадцать.

Тридцать.

И первые пики с треском начали разлетаться о супостатов, что атаковали не слитной массой, а рассеянным строем. Сильно рассеянным. А, будучи длиннее обычного кавалерийского копья, что употреблялось на Руси в те годы, эти кавалерийские пики не оставляли противникам королевской дружины особых надежд.

Удар. Удар. Удар.

И практически каждый в цель, ибо верная рука опытных дружинников надежно направляла пики. А потом началась свалка. Чтобы отличать чужих от своих, вся королевская рать несла гербовые накидки, как и пехота. Красные. С восставшим золотым львом. Поэтому проблем в маркировке свой-чужой не было. И, обломав пики, дружинники схватились за кончары, начиная колоть, не сильно отвлекаясь на разного рода домыслы. Без накидки? Значит чужой.

Бей! Бей! Бей!

Кончар работал очень продуктивно. Кольчуга его не держала вовсе. А чешуя… ну так. Во всяком случае его выпады иной раз и в грудь пробивали клепано-пришивную чешую. Не всегда и не все. Но все же…

Но хорошее начало не значит хороший конец.

Неуправляемая королевская дружина быстро рассеялась после атаки, растворившись в противнике, значительно превосходящим ее числом. Что не замедлило сказать. Да – урона было нанесено много. Но… то один королевский дружинник полетел на землю, то второй, то третий. Слишком уж много неприятеля.

Так что, поняв гибельность обстановки, Иоанн начал прорываться к пикинерам. Он поспешил с атакой. Нужно было выждать. Нужно было коннице тверской удариться о пики пехотные и покрутиться под огнем аркебузиров. Расстроиться. Потерять мораль и боевой дух. И только тогда ему нужно было бы атаковать. А он полез вперед. Герой хренов.

Этот рывок Иоанна заметили и иные. Что стало началом бегства. Секунд десять и все бойцы в гербовых накидках бросились в рассыпную. Те, что поумнее – к пикинерам. Остальные кто куда.

Тверская конница за ними. Но, приблизившись к пикинерам, она попала под весьма болезненный обстрел аркебузиров. Который ее и отпугнул, позволяя отступавшим всадникам накапливаться там, за спинами пехоты.

Минута.

Вторая.

Подвисшее в воздухе шаткое равновесие.

Тверские кое-как собрались в кучу и мялись. Лезть на пики им не хотелось. Они уже поняли, ЧТО это за напасть. Даже приближаться к пехоте они не желали, так как оттуда очень больно постреливали. Но и уходить вот так не было резона, не добив московскую конницу, что выглядела лакомой добычей.

Тем временем Оболенский, что также вырвался из собачьей свалки целым, начал собирать разбежавшихся всадников на опушке леса. Того самого, откуда и вышло в свое время московское войско. Принимать с обоза новые пики и готовиться к новому бою.

Пики, которые ОЧЕНЬ не понравились тверским, выбив у них с одного налета свыше трехсот всадников. Да и вообще, атакованные столь незначительным войском, они потеряли чрезвычайно много бойцов. Совокупно до половины от изначальных полутора тысяч. И теперь эта зубастая конница вновь собиралась с силами. Да, их было уже не четыре сотни, а едва полторы. Но и они нервировали…

– Развернуться широким ордером, – скомандовал Иоанн пехоте. – Наступаем!

Зазвучали отрывистые команды. И пикинеры с аркебузирами быстро-быстро перестроились. После чего зазвучали волынки, ударили барабаны, и вся эта гребенка пик и аркебуз двинулась в сторону тверской конницы. А король, окруженный полусотней, прорвавшейся к нему всадников, последовал сзади, готовясь в любой момент контратаковать.

Дистанция шестьдесят шагов.

Последний удар барабана. Тишина. Всего несколько секунд. И вышедшие вперед аркебузиры дали общий слитный залп во все четыре сотни «стволов». От чего тверская конница, все еще мявшаяся в нерешительности, дрогнула, поскакав к переправе со всей возможной скоростью.

Иоанн отправился ее преследовать. Да и Оболенский от опушки, все поняв, не стал медлить. Однако особой жатвы собрать не удалось.

На ту сторону Иоанн лезть не стал, опасаясь плена. Ведь там собралось вторая половина тверского войска. А потому он сильно не наглел. Оболенский же попросту не успел.

А потом со стороны тверского войска подтянулись немногочисленные конные ратники с луками, которыми они могли немало бед наделать при форсировании водной преграды. И пришлось подкатывать артиллерию, дабы их шугануть.

– Доложить о потерях, – отдал распоряжение король, поняв, что бой закончился окончательно.

Оболенский было вскинулся, не привыкший к такого рода командам. Но подчинился. И отправился выяснить сколько в королевской дружине живых да целых осталось. Благо, что рассеявшиеся и разбежавшиеся потихоньку подтягивались обратно.

Иоанн же злился. На себя. Он видел – на месте сшибки лежало до полусотни его всадников. Много. Слишком много. Непозволительно много. Если бы он не поспешил. Если бы подумал, прежде чем скакать в лихую атаку, такого бы не было…

[1] В оригинальной истории Переяславль-Рязанский был переименован в Рязань указом Екатерины II от 1778 года. Старая же Рязань была разрушена монголами в XIII веке и с тех пор не восстанавливалась.

[2] Рязанские бояре Ильины происходили от Дмитрия Ивановича князя Галицкого, которого в XIV веке согнал с его княжения Дмитрий Донской. То есть, были пусть и исхудалыми да Рюриковичами.

Глава 6

1473 год – 3 июня, Тверь

Тверь встретила короля Руси мрачно и безрадостно. Тут шло все к одному. И мерзкий дождь, зарядивший накануне. И закрытые ворота с хмурыми лицами защитников. И покинутый посад, в котором нечего было грабить. Даже частично разобранный, но толком не успели. Спешили видно. Хорошо хоть не сожгли.

– Как же это все не вовремя… – раздраженно бурчал Иоанн, вышагивая под навесом. – Из-за этого треклятого дождя не постреляешь.

– Может быть соорудить навес над орудиями? – Поинтересовался командир артиллерии – Петр. Старший сын плотника, прибившийся к войску из-за способностей к учебе и в особенности математике.

– Влажность воздуха очень высока. Это ведь не ливень идет. Видишь какая водяная взвесь всюду. Словно и не дождь, а какая-то мерзкая пыль, которая просто висит в воздухе. Порох отсыревать станет прямо сразу. Вон – одежда вся насквозь даже под навесом.

– Ну… – попытался было сказать что-то Петр, но не стал, так как никаких мыслей в голову ему не пришло. Он хотел было предложить жаровни под тем навесом поставить, но передумал, поняв опасность открытого огня рядом с порохом.

– Конница по такой мерзкой погоде тоже воевать не станет, – заметил Оболенский. – Ни наша, ни ихняя. Лошади ноги переломать могут. Кому такое нужно?

– Надо бы лагерь нормальный ставить, – продолжал бурчать Иоанн. – Ох беда… из-за этой сырости у нас немало бойцов простудится.

– А чем тебе посад не нравится?

– Обороняться в случае чего как? Порядок поддерживать как? Чистоту? Нет, занимать посад нельзя. Разве что временно. Нужно лагерь ставить нормальный, чтобы все на виду, общественный туалет, плац и прочее. Иначе не только простудами обзаведемся, но и животом маяться начнем. Вот вам крест – не минет сия участь войско наше.

– По былому году как-то обошлось же.

– Так-то только через чистоту и порядок, что я в войске чинил. Болезнь живота она ведь грязь любит, немытые руки, воду не кипяченную и прочее все то, что я требую, а вам не нравится. Я же сказывал уже – такие боли бывают от попадания мельчайших тварюшек внутрь. Их жизнь в животе нашем боль и страданиям нам и приносит.

– Чудно ты говоришь… – покачал головой Оболенский. – Сложно в такое поверить. Как по мне, так лучше добре помолиться перед приемом пищи и надеется на то, что с божьей помощью обойдется.

– Когда делали так, как я велел, болели?

– Нет. Но…

– Что, но? Ежели кресалом бить о кремень – сыплются искры. Молись, не молись – сами они не появятся, ежели дело не делать. Причем делать правильно. Так и тут. Молись – не молись. Но ежели чистоту не блюсти, а воду не кипятить – не избежать нам всем «боевого поноса».

Иоанн хотел развернуть во всю ширь и, пользуясь моментом прочистить мозги Оболенскому, но развить тему не удалось. Подошел промокший вестовой.

– Государь, там от Твери к тебе пожаловали.

– Для переговоров?

– Не, – покачал головой вестовой. – Божиться, что свой. Говорит – пришел слова важные передать. Слово и дело государево!

– Ясно, – кивнул недовольно Иоанн и поежившись от сырости, приблизился к жаровне. – Ведите его.

Минут через пять этот кадр подошел. Не самая бедная одежда, но и не богатая. Слегка испачкана, но по такой погоде не удивительно. Продрог. Поэтому Иоанн, хмыкнув, кивнул ему на жаровню, дескать, подходи. И тот не стал ломаться – сразу подскочил и с удовольствием простер руки над горячими углями.

– Что тебя привело ко мне? – Поинтересовался наш герой.

– Новость тебе принес. Сбежал Михаил Борисович из города. Казну свою прихватил, дружину ближнюю и бежал тебя не дожидаясь.

– Куда?

– В Литву побежал, к Казимиру.

– Так чего бояре не выходят и со мной торг не ведут? А ли надеются, что я постою и уйду? Дождь не может идти вечно.

– То верно, – кивнул собеседник. – Но князь нас стращал, говорил, будто бы ты желаешь Тверь вырезать всю да разобрать по бревнышку.

– Ну и зачем мне это?

– Почто нам знать? Мало ли чем обидели тебя.

– Я ныне Русь воедино пытаюсь собрать. Чтобы единая была, как некогда при Владимире Святом. И Тверь один из важных городов Руси. Так отчего мне его своими руками изводить? Глупо же.

– Глупо, – кивнул переговорщик… или перебежчик, тут сразу и не разобрать. – Но все одно боязно. Да и словам Михаила Борисовича многие верят. И про тебя король, и про Казимира, который обещал помощь.

– Заграница нам поможет, – саркастично произнес Иоанн. – Запад с нами!

– Что? – Не поняли все присутствующие.

– Я шучу, – улыбнувшись, произнес король. – Страсть Твери к союзу с Казимиром не может не вызывать смеха.

– Отчего же? – Нахмурился тверчанин.

– Друг мой. Речь не идет о независимости Твери. Тверь потеряла свой шанс стать центром кристаллизации Руси. Могла. Без всяких споров и разговоров. Но лет сто назад. Теперь же речь идет только о том, к какой державе Тверь присоединится. К Руси или к Польше, ибо Литва ныне под пятой Польши. И если я заинтересован в сохранении Твери как крупного города, то Польша может им пожертвовать, поняв, что не в состоянии захватить.

– А в чем твой интерес? – Не унимал этот гость тверской. – В городе много твоих противников. Поступить также как с Новгородом не выйдет. Ежели имущество противников передать сторонникам, а самих противников выселить в Юрьев-Камский, то туда отправиться едва ли не вся Тверь.

– У меня не так много людей, в отличие от Казимира. Поэтому даже своих врагов я стараюсь не убивать, а применять там, где мы сможем оказаться друзьями.

– Если у тебя мало людей, то зачем Твери идти на твою сторону. Ты ведь проиграешь в этой войне.

– Я разгромил Рязань.

– Похвально. Но Тверь – не Рязань. Мы слышали, что ты сумел в битве на реке, применив хитрость и дьявольское оружие, побить их защитников. В Твери же сейчас сидит большая часть городового полка. Да и кое-кто из союзников. Так просто наш город тебе не взять. Кроме того, за каждыми из ворот уже сооружены завалы. Отчего внезапного натиска не выйдет.

– Вы считаете, что способны дождаться Казимира?

– Мы просто хотим разойтись миром.

– Не я первым повел свои войска на войну. Не ваш ли князь оскорблял меня и мою супругу на поминках моего отца? Не ваш ли князь задумал разорить посад московский, пожечь его и увести богатый полон из моих людей?

– Но у него не получилось.

– Если ты пытался убить и не справился, это не оправдание. Ты хотел. Ты пытался. Как не оправдывает это и вас, ибо весь городовой полк вышел с ним.

– Мы просто хотим разойтись миром, – настойчиво произнес визави Иоанна.

– Я готов дать вам мир. Но только если вы присягнете мне на верность, признаете своим князем и выплатите виру.

– Государь, я не в праве давать тебе ответы на такие вопросы.

– Так возвращайся в город и передай мои слова. Пусть подумают над ними. Потому что, когда дождь закончится и все немного подсохнет, мои войска начнут действовать. И после первых выстрелов переговоры окажутся затруднительны.

– Я понял тебя, – поклонившись произнес этот переговорщик неофициальный и откланялся.

Иоанн же вернулся к делам насущным…

Он был уверен, что Тверь не примет его предложение. Но сделать его он считал своим долгом. Другой вопрос, что только сейчас он осознал, насколько неудачна его позиция.

Армия его была изнурена рывком сначала к Рязани, а потом к Твери. Где-то на лодках, на которых бойцы гребли. Где-то «своим ходом». И теперь уставшее войско оказалось в неблагоприятных климатических условиях. Причем войско ослабленное. Да, королевская дружина в целом выжила, хоть и сдулась с без малого четырехсот до трехсот всадников. Однако, куда более организованная и управляемая конница сотенной службы ушла с Ахмадом. А потери, понесенные во время речного боя, штурма Рязани, боя на переправе и маршевого перехода все одно имелись, хоть и были малыми. Впрочем, затянувшийся дождь мог легко их увеличить. Про порох же он старался не думать. Просто не думать. Да, всячески оберегал его от сырости, но мысли о его состоянии гнал прочь.

С порохом вообще были проблемы.

Понятное дело, что он употреблялся на Руси уже доброе столетие. Но весьма и весьма ограниченно. Из-за чего запасы «огненного зелья» у него имелись скромные.

Шесть легкий полевых орудий, четыре сотни аркебуз и шестьдесят семь ручниц-картечниц – приличный арсенал для местных реалий. И «пожирали» эти стволы отцовские запасы только в путь. Сколько он так на них протянет? Бог весть. Можно посчитать, но расход пороха шел достаточно непредсказуемый. Время от времени выяснялось, что бочонки с ним испорчены.

Сколько ему требовалось? Ну, на «выпуклый глаз».

Полевое орудие за выстрел «кушало» около фунта пороха, что картечью, что ядром. Что при расчете ста выстрелов на ствол требовало запасов в шестьсот фунтов.

Ручница-картечница – порядка четверти фунта за выстрел. При запасе в полсотни выстрелов, это требовало порядка восьмисот пятидесяти фунтов. Это было полезное, но специфическое оружие. Оттого и не особо ходовое, поэтому Иоанн вел расчет оперативных запасов из оценки всего полусотни выстрелов.

Аркебузы были самыми экономными и потребляли что-то порядка фунта пороха на две сотни выстрелов. Отчего четыре сотни таких «карамультуков» при расчете ста выстрелов на ствол требовало восемьсот фунтов «огненного зелья».

Совокупно по прикидкам Иоанна требовалось что-то порядка двух тысяч четырехсот – двух тысяч пятисот фунтов пороха. То есть, чуть за тонну. Много. Очень много. Начиная же эту войну, ревизия показала едва за полторы тысяч фунтов. И где брать порох еще Иоанн понятия не имел.

Он уже успел ознакомиться с местными способами производства «огненного зелья» и толком так и не понял, как у них вообще что-то получалось. Не говоря уже о том, что селитряницы работали медленно, имели крайне низкое КПД и чрезвычайно большой цикл. Года два, иной раз три. И было их мало. Так что все поступления от внутренней выделки пороховой не превышало как правило и двухсот фунтов в год. Причем порох этот был весьма поганый и очень гигроскопичный[1], ибо делали его не на калийной селитре или хотя бы натриевой, а на весьма поганых нитратах[2]. Все полноту ситуации усугубляла еще и сера, которая была строго привозной…

Дефицитность пороха заставляли Иоанна стараться, по возможности, уменьшать объем боевых действий. Сведя к минимуму расход «огненного зелья». Опасаясь, что в самый ответственный момент может наступить катастрофа. В его голове все было настолько мрачно, что он даже подумывал о том, что сжечь Тверь к чертям собачьим. Благо, что город был деревянный. И ежели по ночи начать обстреливать его из луков стрелами с подпаленной паклей, то все получится. Не хотелось бы, конечно. Очень не хотелось бы терять такой полезный и крупный город, но эта мысль время от времени стучалась в голове. Особенно после того, как малый боярин тверской сам ее озвучил, пусть и в искаженной форме…

Строго говоря Иоанн вообще не хотел этой войны. Ему бы пять-десять лет мира чтобы хоть какой-то порядок навести в державе. Чтобы войска по уму натренировать и вооружить. Чтобы обозное хозяйство грамотное сделать. Да и банально пороха накопить, без которого любая большая война выглядела сущей авантюрой. Не говоря уже о том, что мир – это возможность торговли, прежде всего международной, без которой он не видел своего будущего. Понятно, что мастеров добрых ему никто не повезет. Да и с прочими поставками будут проблемы. Но это все равно будет хоть что-то…

Впрочем, ситуация была такой, какой была. Иоанн хмурился. Но, скрепив зубы, думал над выходом из сложившейся ситуации. И грелся у жаровни, стараясь не простыть. Потому что при таком накале страстей – это ему было в последнюю очередь…

[1] Селитра, получаемая в селитряных кучах, составляет в основе своей семь из аммиачной и кальциевой, отличаясь очень низкими качествами. Именно такую селитру использовали для изготовления пороха в XIII–XVI веках, отличающиеся низкой мощностью и чрезвычайной гигроскопичностью. Позже ее стали улучшать с помощью поташа (получали из золы), каковым называли в те годы не карбонат калия, а смесь карбоната калия и натрия, которые долго не умели разделять. Из-за чего порох Нового времени был не калийный, а калий-натриевый. Хороший калиевый порох стал появляться только в XVIII веке из-за поставок индийской селитры, а потом, в XIX веке, когда научились разделять зольный поташ на карбонат натрия и карбонат калия.

[2] Чистую аммиачную селитру научились выделять только в XIX веке, как и делать ВВ (в том числе малодымные пороха) на ее основе. Но в смесях она применялась с самой зари огнестрельного оружия.