Текст книги "Россия Молодая. Том 1"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 5

1 июня 1694 года. Москва. Кремль

Татьяна[47]47
  Татьяна Федоровна – имя данное при крещении Терезе Кунегинде Собесской.


[Закрыть] проснулась довольно рано, но Петра уже не было. И что самое удивительное – она не помнила, когда он ушел. А ведь засыпали вместе… да еще как…. От этих мыслей совсем юная полька покраснела и на несколько минут зависла в воспоминаниях.

– Государыня? – Донесся от двери голос этой ненавистной рыжей ведьмы, вырвавшей царицу из грез.

– Что тебе? – С легким раздражением отозвалась Татьяна. Она бы и рада ее просто выгнать, но ее влияние на супруга и уважение при дворе пугали. Хотя, конечно, сдерживаться было непросто.

– Я хотела бы с тобой поговорить.

– О Петре?

– О нас.

– О нас?! – Искренне удивилась царица. – Ну что же… изволь.

– Я понимаю, что ты ревнуешь ко мне супруга, но… нам не нужно ссориться. Он не простит ни мне, ни тебе.

– Он не простит то, что его законная супруга злится на его измены?!

– Измены? – Улыбнулась Анна. – Ну что ты, какие измены. Я родила ему первенца восемь лет назад. Тебе тогда десять лет от роду было. И уверяю, ничего, угрожающего твоему положению в этом нет.

– В самом деле? – Усмехнулась царица. – Ладно. Чего ты от меня хочешь?

– Стать подругами.

– Что?!

– Тебе это нужнее и важнее, чем мне.

– Вот как? И почему же? – С легкой издевкой отметила Татьяна.

– Давай я зайду слегка издалека. Хорошо. Тебе интересно, почему твой отец так неожиданно изменил свое желание относительно твоего брака?

– Да, но как это связано?

– Как ни странно – напрямую. Дело в том, что успех Петра в Тавриде вызвал обеспокоенность как в Вене, так и в Париже. Поэтому, Людовик решил… хм… вывести на какое-то время его из игры, заодно постаравшись укрепить свое влияние.

– И что с того?

– Слишком быстрые и решительные успехи Петра в Тавриде заставили Людовика переживать из-за его возможного союза с Веной против османов, которых вместе они могли совершенно разгромить. А значит, лишить Париж своего главного козыря – давления на Священную Римскую Империю с двух сторон. Но увести нашего царя от желания развить успех можно было только одним способом – вовлечь в такое дело, которое отнимет у него все силы и время. А именно распрю за престол Речи Посполитой. Ведь твой отец уже не молод. Не будем лукавить – ему осталось недолго. И после него начнется совершенно традиционная смута. Людовик решил, что если женить Петра на его дочери, то есть, тебе, и оформить из своих сторонников пророссийскую партию в Сейме, то…

– Вот оно что… – покачала головой Татьяна. – Но зачем это понадобилось моему отцу?

– Петр – хорошая партия. Беда в том, что он к тому моменту был уже женат. Ты даже не представляешь, какая тут была опасная и интересная игра. Париж стремился Марию отравить, Вена этому пыталась помешать. А Петр – аккуратно наблюдал, собирая материалы и время от времени вмешиваясь, и направляя ситуацию в нужное русло. И в итоге смог добиться того, что и волки оказались сыты, и овцы целы, то есть, развязал Гордиев узел.

– Почему же он вообще допустил эту опасную игру?

– Ты знаешь, сколько за тебя заплатили Петру?

– Приданого?

– Да.

– Пятьсот тысяч талеров.

– Два миллиона.

– Сколько?!

– Пятьсот тысяч дал твой отец. Еще полтора миллиона – Людовик. Кроме того, Петр смог в качестве дополнительных приятных моментов заключить очень выгодные контракты на поставку меди, свинца, селитры, серы и прочих стратегически важных товаров. Он отлично знал, что хочет Париж, и что желает Вена, а потому вполне сознательно стремился добиться максимальной выгоды. Ведь он никогда не ставил свои личные отношения выше государственной целесообразности. В сущности, он и не стал бы спасать Марию, если бы не две вещи. Во–первых, об этом его просила я. Во–вторых, она не была бесполезным балластом и старалась в меру своих возможностей продвигать искусство и культуру.

– Ты? Но как? Ты же просто… эм… – осеклась Татьяна.

– Шлюха? – Усмехнулась Анна. – Отнюдь. То, что я рожаю Петру детей – это не более чем приятная награда. На самом деле у меня намного более приземленная роль – я его личная помощница. Адъютант. И задач, которые я решаю, довольно много. Обычно я его ни о чем не прошу, понимая, что, если что-то будет нужно – он сам даст и сам предложит. Но если уж попросила, то он не отказывает, зная о моем подходе.

– Хм… но зачем ты о ней просила?

– Потому что она была и есть моя подруга, – спокойно и твердо глядя в глаза Татьяны, произнесла Анна. – И даже более того. Мы вместе с ней делили ложе одного мужчины, любя и уважая его, рожая от него детей.

– Не понимаю…

– Петр принадлежит только высшей цели, – пожав плечами, произнесла Анна. – Добрые семейные принципы ему чужды и непонятны. Он легко пожертвует всеми нами, если это потребует благополучие России.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что у тебя сейчас две задачи. Первая – стать подругой мне и Марии. Вторая – придумать, чем ты сможешь быть полезна. Потому что в ином случае, когда волею судьбы и интриг окажешься под ударом, он совершенно не обязательно станет спасать твою жизнь.

– А мне сейчас что-то угрожает?

– Петр – сильный правитель с большими амбициями и великой целью. Рядом с ним тяжело и опасно. Стрелять, конечно, не стреляют, но регулярно выносят безвременно усопших. Конкретно тебе сейчас смертельно угрожает Вена. Пока, я повторяю – пока Петр с ней смог договориться. Но кто знает, как начнут развиваться события. Ведь во всей этой идее – ты узкое место. Твоя смерть поставит точку в планах Людовика по вовлечению Петра в распрю Речи Посполитой.

– А как вы стали подругами с Марией? – Спустя пару минут задумчивого молчания, спросила Татьяна.

– Она вышла за него совсем юной – шестнадцати лет. И я стала ее учительницей и наставницей в делах постели. Тем более, что уже не первый год была к нему близка и знала многое из того, что никто не расскажет.

– Кхм, – поперхнулась Татьяна, покраснев.

– А потом мы стали вместе приходить к Петру. Да, звучит развратно, но нам это нравилось. Кроме того, когда ты втянешься в ту эстетику ухода за телом, что обязательна для супруги царя, то начнешь ощущать вкус чувственных удовольствий и эстетику красоты обнаженного тела. Античные традиции, которые наш царь стремится возродить, весьма привлекательны.

– Но… я даже не знаю. Мне и в голову не могла прийти подобная мысль.

– Понимаю. Если ты хочешь – я многому тебя научу и все что нужно покажу.

– А он будет… но… я не понимаю… не могу…

– Да. Если ты, конечно, окажешься умной девочкой.

– Господи… – тихо прошептала юная царица, зажав рот и сделавшись совершенно красной.

– Тань – просто подумай над моими словами. Петр принадлежит только одной даме – России. Все остальные для него важны настолько, насколько они полезны.

– Ты говоришь страшные вещи…

– Я просто хочу помочь тебе выжить. Мы – его ближайшее окружение, бардак и распри здесь совершенно непростительны. У нас просто нет никакого иного выбора, кроме как подружиться. Стать очень близкими подругами.

– Хорошо, я подумаю над твоими словами, – серьезно произнесла Татьяна.

– Отлично! – С искренней улыбкой произнесла Анна. – А пока я хочу тебя пригласить понаблюдать за новой забавой Петра.

– Забавой?!

– Не удивляйся, – усмехнулась Анна. – Он не такой расчетливый сухарь, как может показаться. Просто он живет великой целью. То есть, все увлечения, что у него есть, полностью с ней сочетаются. Впрочем, поспешим, а то пропустим…

Спустя час Анна с Татьяной вышли на кремлевскую стену и задрав головы стали рассматривать воздушный шар, что поднялся в воздух уже на добрый километр, продолжая набирать высоту.

– И что мы должны увидеть? – Спросила после нескольких минут наблюдения Татьяна. – Воздушный шар я уже видела.

– Погоди… Вот! Вот! Смотри! – Вскрикнула Анна, указывая куда-то вверх, где от шара отделилась небольшая черная точка и полетела вниз. Спустя несколько секунд свободного падения раскрылся белоснежный купол… и, спустя еще пару минут, на каменную брусчатку на Красной площади приземлился царь. Став, таким образом, первым парашютистом этого мира. Благо что стоял совершенный штиль и вероятности улететь на забор или крышу случайного домика практически не было, тем более для Петра, имевшего на своем счету несколько сотен прыжков в предыдущих жизнях.

– Боже… – только и смогла выдавить из себя Татьяна, таращась восхищенными глазами на супруга.

– Я же говорила, – заговорщицким тоном произнесла Анна, – у него тоже есть увлечения. Просто они не расходятся с делами и общей, государственной пользой. Никто кроме него и не смог бы совершить этот прыжок.

– Но почему? Это ведь было безумно опасно!

– Ох Танюш, – вздохнув Анна, – я и сама переживаю, но он сам так считает. Кроме того, это не первый его прыжок. Если мне не изменяет память – десятый. Не считая двух десятков спусков груза на парашюте.

– Ты говоришь, что все его увлечения как-то связаны с государственной необходимостью… но как это чудачество может помочь России?

– Петр сейчас строит большой воздушный шар необычной формы, который сможет управляемо летать по воздуху без привязи, как сейчас. Да не просто так, а беря куда больше людей в корзину. И эти парашюты станут способом их быстрого спуска. Это новый род войск. Считай, что он создает новый род войск. Ты, наверное, уже слышала о морской пехоте?

– Войска, подготовленные для высадки на берег с кораблей?

– Именно.

– Но ведь там… о Боже! Поняла! Это… это безумие! Потрясающее безумие… Ты поможешь мне уговорить? Я тоже хочу летать!

– В этом нет необходимости. Подняться на шаре мы с тобой и так можем.

– А прыгнуть вот так же? – Спросила, с совершенно восхищенным взглядом Татьяна.

– Не спеши. Я знаю, что подъем на высоту не все хорошо выдерживают. Некоторым становится плохо. Но если ты нормально высоту перенесешь, то мы вместе пойдем к нему и заявим, что не хотим отставать от него в столь зрелищных вещах. – Произнесла Анна и тут оказалась в объятьях царицы, явно расчувствовавшейся от столь необычного зрелища. Ведь до этого момента она как-то и не воспринимала всерьез воздушные шары, полагая их развлечением в духе воздушных змеев. Баловством. И только сейчас, увидев, как лихо ее супруг приземлился и управлялся с парашютом, по–настоящему прониклась идеей освоения воздушного пространства.

Глава 6

17 июля 1695 года. Москва

Василий Иванович приехал в Москву из Иркутска для выправления бумаг о вступлении в Торгово–Промышленную палату. Впервые со времен Алексея Михайловича. А потому только сейчас смог увидеть то, как изменился город. В сущности, первое приятное удивление началось еще в Уфе, откуда начиналось шоссе с твердым покрытием. Да не обрывалось, а тянулось дальше в сторону Кургана, отмеряя столбиками километры от Москвы.

– Дивно, – соглашался тогда с ним его брат, с интересом рассматривающий опорный форт, к которому они подъезжали. – И вышка чудна. Зачем такая большая? Вон как взгромоздились.

– А ты погляди туда, – указал рукой Василий в сторону видневшейся вдали такой же каланчи.

– Вот оно что… – покачал головой брат.

– Да. Для сигналов каких они приспособлены. Хотя, как они это делают, не очень понятно. – Но в этот момент на дальней вышке, стали вспыхивать едва видные огоньки, сливавшиеся во что-то одно. А потом послышалось шевеление и с ближайшей.

В общем, «залипли» Василий с братом в том первом опорном форте очень основательно – аж на целых три дня, все выспрашивая и узнавая. Понравилось им все. Порадовало. Особенно возможность быстро передавать важные сведения на огромные расстояния.

Следующим приятным удивлением стали мосты, что шли по всему ходу дороги. Крепкие, каменные, добротные и толково спроектированные. Таким были не страшны ни тяжелые повозки, ни гниль, ни ледоход. Особенно поразил Василия большой каменный мост через Волгу, что стоял у Нижнего Новгорода. Могучие быки. Массивные, крепкие перекрытия пролетов.

– Послушай, служивый, – обратился купец к сержанту дежурного патруля, проходящего по мосту. – А давно ли мост стоит?

– Так почитай года два как. Но говорят, что лет через десять переделывать станут. Вон, – махнул он рукой на другой берег, – уже работы идут. Сказывают, что дорогу подводят, дабы тяжелые грузы не переть в гору.

– Да ведь и тут небольшой уклон. Что, из-за этой мелочи новый мост ставить?

– Этот низенький. Слыхал я, что он временный. Уж больно требовалось дорогу провести дальше. А тот ставят основательно. На века. Сказывают, что и выше вдвое станет, давая свободный проход парусным судам. И куда как крепче да шире раза в четыре.

– Зачем же тут такой большой мост? – Удивился купец.

– Э–э–э–х, – махнул рукой сержант. – Вроде и уважаемый человек, а таких вещей не знаешь. Царь-то наш считает эту дорогу, словно становую жилу, прохватывающую всю Россию, важнейшей задачей. Вокруг нее и города станут, и торговля. Уже сейчас поселенцы на восток потянулись. Жидко пока. Но то ли еще будет! Да и торговля сейчас как идет? Повозками. А ты же поди про паровой движитель и не слышал. В Москве таких уже несколько десятков работает.

– Паровой движитель?

– Механизм такой. Железка большая с топкой. В нее дрова закидываешь, они горят, а железяка сама чего-то там крутит.

– А ты такой видел сам?

– Разок взглянуть удалось. На фабрике ткацкой тогда служил. Ну и… Поначалу-то кажется, будто дьявольская механизма, а потом ничего, успокаиваешься. Ведь чего такого? Кормишь железный котел земляным углем там или горючей землей, а он в благодарность за тебя какое колесо вертит. Почитай, что живое. А мастера, что его обихаживают, так и вообще иногда уважительно и почтительно с такой механизмой беседу держат. Опять же, работает весь год без отдыха, а водяные мельницы от ледохода до ледостава.

– Не слышал, такую приспособу купить можно?

– Того не знаю. Их все царь наш для своих нужд делает. Лучше с теми, кто рядом дела ведут побеседовать. Но так вот. Сказывают, что хотят эту механизму на колеса поставить, чтобы за один раз она тянула не одну телегу малую, а целую вереницу куда более тяжелых. Вот под то и строят мост. И выше, и крепче, и вход на него ровнее – как проедешь на ту сторону, увидишь ту насыпь, уходящую натуральным хребтом вдаль…

Но вот, наконец, и Москва. Василий смотрел во все глаза и не мог поверить… Большая, широкая лента шоссе без сужений и особых искривлений плавно входила в город, устремляясь к его центру и, пересекаясь там с такой же полосой, уходила куда-то на запад – в сторону Смоленска.

Москва ударно перестраивалась. Вдали виднелся монументальный массив будущего кафедрального собора России, который уже был завершен в целом и отделывался, возвышаясь маковкой купола на две сотни метров. Учитывая «рост» столицы в один–два этажа этого мастодонта было видно практически отовсюду. А ведь это еще не установили крест, который планировал отвоевать еще три десятка метров. Огромный, колоссальный, невероятный – вот какие эпитеты посещали любого, кто видел этот собор. Особенно, когда он входил на соборную площадь перед ним, уже укрытую аккуратными кирпичиками мрамора и стремительно обрастающую настоящим архитектурным ансамблем. Не говоря уже о том, что эта площадь была самой большой в Европе и мире. Полтора квадратных километра!

Василий стоял на ней и медленно собирался с мыслями.

«Как же все поменялось… вон и так, кроме всего прочего, улочки, мощенные трамбованным щебнем, да домики кирпичные становятся один к одному. Деревянная Москва стремительно уходит в прошлое…»

– Невероятно, – рядом произнес брат. – Своими глазами не увидел бы – не поверил.

– Да уж… Ладно, пошли в палату представляться. Говорят, что они пока в простом кирпичном домике ютятся.

– Если все так пойдет, то это ненадолго… – усмехнулся Андрей. – Экий размах. И откуда у царя деньги на всю эту красоту?

– Так ты что, забыл, кто возглавляет золотую сотню палаты? У царя свои заводы, мануфактуры, как их, фабрики, мастерские и немало. Нитяное производство, тканевое, доски, брусья, фанера, стекло листовое, фарфор, кирпичные дела, железоварни и могучие прокатные станы… и многое другое. Так же он владеет дорогами и всеми опорными фортами, а в каждом фактория, почта, телеграф. Держит большую торговлю с голландцами и французами, которая только с листового стекла да серебряной стали дает возможность закупать за границей все, что ему угодно. Доходы у него такие, что никто не может даже подступиться! Почитай лучшая половина золотой сотни едва–едва с ним может сравниться, вместе взятая. Да еще и банк этот. Да приданое, что ему поляки за девицу свою отсыпали. Если так пойдет, то он всю Москву в мрамор одеть сможет и позолотой украсить.

– А ведь совсем юный… и откуда такая хватка?

– Кто же его знает? Да нам то и не важно. Ладно, поехали, а то застоялись.

Но едва Василий с братом отъехали на наемной пролетке от Соборной площади, как наткнулись на новое диво – по земле шли четыре нитки железных брусков непривычной формы, по двум из которых катилась, ведомая крепкой лошадью странная повозка. Что-то вроде очень большого фургона, но с окнами и сиденьями. Причем она была буквально забита обывателями, ехавшими сидя и стоя в проходах куда-то по своим делам.

– Что это? – Спросили братья у извозчика.

– Конка. Проезд стоит всего одну векшу. Зато можно быстро добраться из одного конца города в другой. Но сами видите – не протолкнуться. Все очень тесно. Да и на пролетке быстрее. И много удобнее.

– И так всегда?

– Забито?

– Да.

– Это еще хорошо. Видите – не все проходы забиты. Обычно – не протолкнуться. Ведь извозчика брать намного дороже. Говорят, что эту на пробу пустили. Только четыре экипажа ходят по одной дороге. В будущем, если царь решит, то проложат новые железные дороги, – прохожий кивнул на нитки металлических брусков, – да экипажей добавят. Пока четыре едва–едва справляются.

Месяц прошел незаметно для иркутских купцов. Они выправили бумаги, получив удостоверения с очередным чудом – фотографией[48]48
  Петр сразу внедрил мокрый коллодионный метод фотографии. К лету 1695 года в Москве уже существовало две мастерские, пять мобильных бригад для съемок местности и одна фотошкола для всех желающих.


[Закрыть]. Заодно и удостоверение личности – паспорт, тоже снабженный фотографией. Их пока выдавали только самым состоятельным и уважаемым людям, сделав сам факт обладания паспортом привилегией. Да и документ представлял собой не то, что к чему привыкли люди XXI века, а крепкую, небольшую книжицу. Полетали на воздушном шаре. Покатались на конке. Посетили несколько заводов и фабрик. Монетный двор. Понаблюдали за полетом дельтаплана на Воробьевых горах. Обзавелись новыми связями. Закупили много книг. Пишущих принадлежностей, включая новомодные стальные перья и десять литров петровских чернил[49]49
  Петровские чернила – стало коммерческим названием анилиновых чернил, производство которых малыми партиями наладили на небольшом подмосковном заводике.


[Закрыть].

Но пора было и домой возвращаться, благо, что дела не ждали.

– Москва изменилась… сильно… – медленно произнес Василий, покачиваясь в купленном братьями дилижансе, взамен своей старой весьма сиволапой кареты, что в столице только на дрова и приняли.

– А мне понравилось, – отозвался Андрей. – Вспомни как мы ехали до Уфы и как после. Небо и земля. Если до нашего родного Иркутска дойдет влияние новой Москвы, то я буду всецело за.

– Не спеши, – покачав головой произнес старший брат. – У любых изменений всегда есть как минимум две стороны. Пока мы увидели только фасад. А что внутри? Чем за все это платят?

– Если так думать, то скорее надо кумекать, что мы сможем с этого получить. Паровые машины, конка, воздушные шары… новинок великое множество. Да и инструменты. Пока в Иркутске обо всем этом ничего не знают. Так что, мы можем пользоваться. Должны.

– И что ты предлагаешь?

– Через год ехать снова сюда. Только при больших деньгах – закупать товар, нанимать людей. Мы не можем терять время. Когда Петр сам придет в Иркутск, то на коне окажутся купцы, давно с ним работающие, против которых мы не выстоим. Так что, нужно пользоваться.

– А сейчас они, по–твоему, не сомнут?

– Так они заняты. Таврида у их ног. Тишина на Днепре, ибо казаки подались на Кубань, Яик и в Сибирь. Огромные просторы стали тихими и свободными. Да не простые, а с богатой землей и дорогами, ведь туда Петр сразу потянул шоссе. Многие переселенцы, в том числе беглые, потянулись туда, дабы осесть в новых, просторных наделах. Почти вся золотая сотня между Волгой и Днепром мечется. Говорят, что богатые железные руды нашли, уголь земляной и прочее. Лет пять они там точно будут связаны по рукам и ногам. Если не успеем – сомнут.

– Да и потом сомнут. Близость к царю многое дает, – покачал головой Василий. – Но попробовать нужно. Чем черт не шутит.

Глава 7

9 мая 1696 года. Москва.

Петр, неспешно и торжественно шел на кафедру, возвышавшуюся в наспех построенном здании–зале Земского собора. В сущности – гигантских размеров сарай с двухсегментной ступенчатой трибуной, имеющей по центру большой проход. Каждое место делегата было оборудовано небольшим откидным столиком дабы легче было читать и писать, а само помещение освещалось большими свечами Яблочкова со множеством стержней, позволяющих без замены работать по восемнадцать часов.

Земский собор созывался царем полного состава, да без спешки и суеты аж с 1694 года, то есть, сразу после закрепления побед над Крымским ханством мирным договором. Две тысячи восемьсот двадцать три человека вышло. Важным моментом стало то, что в Земском соборе участвовали все сословия Российского царства (исключая крепостных), однако, весьма хитрым образом, благодаря чему при формальном и внешнем благоволении дворянам и боярам они оказались на соборе в меньшинстве и легко могли быть блокированы иными сословиями даже без создания коалиции.

Единственным ограничением для делегата было установлено умение читать и писать. То есть, если сын боярский грамотой не владел, то и прав избираться не имел, в то время как крестьянский староста, разумеющий письмо и чтение, вполне имел шансы попасть в Москву выборным. Поначалу бояре возмутились, понимая, что многие дворяне и бояре разом отсекаются таким решением, но удалось все решить полюбовно, сославшись на большой объем работы с текстами, которые станут раздаваться выборным для осмысления. А как их прочесть, если выборный читать не умеет?

В общем – собрались.

Петр занял место за кафедрой и оглядел ступени трибуны, уходящие практически под потолок. Вздохнул и начал свое выступление.

«Здравствуйте друзья!

Я собрал всех вас, дабы совет держать по многим, накопившимся за минувшие годы вопросам.

Вступив на престол, я обнаружил совершенный бардак в делах судебных и государственных. Нету порядка в нашей земле. Каждое дело тонет в ворохе указов и прочих бумажек самого разного вида. И не поймешь, так ли нужно поступать, либо все совсем наоборот, ибо упустили мы из вида какую малость, меняющую все самым решительным образом. Это неправильно.

Путей решения этого затруднения я вижу два.

Первый – по французскому манеру насаждать абсолютную власть царя, не ведающую ни законов, ни традиций, но живущую лишь по своей собственной прихоти. Не самый добрый путь. Но он позволит легко и непринужденно преодолеть хитросплетения бумажных нагромождений и косноязычной велеречивости.

Второй – совершенно новый и никем не изведанный. Его смысл заключается в создании единой, простой и взаимосвязанной системы законов начиная с Конституции – главного документа государства Российского, объясняющего основные постулаты устройства нашего царства, и кончая кодексами, на откуп которым даны различные области такие как земельное устройство, сословное, судебное и прочее.

Лично мне первый путь не нравится. Одно дело я и сейчас, вроде бы, слава Богу, по уму все делать стараюсь. А ну как в маразм впаду? Никто от этого не огражден. Или наследники мои вместо дел государственных охотой, балами, пирами или какой еще праздностью займутся. А то и вовсе – дуростью. Бывало ведь так, что царь на престоле государственными делами занимается без должного радения и трудолюбия? Бывало. И не только в наших владениях, но и в других государствах. Или может наследник больным каким уродиться. Вон, в Испанском королевстве как раз – беда такого рода. Выиграет ли Россия от того, что балбес или болезный станет на престоле с абсолютной властью в бирюльки играть? Или проиграет? Я полагаю, что проиграет. И хотя укрепление моей личной власти здесь и сейчас намного проще, благо, что за мной стоят громкие успехи, но заглядывая вперед, я считаю, что это слишком опасно – ломать ведь не строить. За десять лет дурости несложно развалить и вековые стены. Россия и ее благополучие для меня стоит выше всего. Поэтому я предлагаю вам идти дорогой, позволяющей выстраивать открытые, законные и честные отношения…»

В этот момент царь сделал паузу, дабы отхлебнуть воды, а зал, пораженный и потрясенный услышанным, разразился бурными овациями. Притом каждое сословие думало о своем. Бояре сразу представили себе Речь Посполитую, с ее обширной шляхетской вольницей. Купцы и промышленники стали прикидывать варианты в духе Голландии. И так далее.

Одобрительные крики раздавались минут пять, пока, наконец, аудитория не утихла из уважения к царю, дабы он продолжил свое выступление. Но речь не продлилась долго, так как царь основные мысли уже сказал, сделав нужный «вброс», совершенно взбудораживший всех выборных и позволивший их в дальнейшим легко дожимать в нужную сторону.

В общем и целом, Земский собор продлился всего двое суток – девятого и десятого мая, приняв за это время все, что от него хотел Петр. А именно Конституцию России и двенадцать кодексов и прочих решений, и постановлений, заранее заготовленных царем.

Вечером одиннадцатого числа, Преображенское, Малый дворец

– Только у меня осталось ощущение, что ты не давал Земскому собору опомниться от свалившегося на него счастья? – С улыбкой произнесла Анна, прижимаясь к царю на диване в комнате отдыха.

– Надеюсь, что да, – усмехнулся тот. – Хотя ты права. Давать им время на размышления было глупо. Я более чем уверен, что они передрались бы из-за каждого пункта. Выборные даже прочитать толком все тексты за эти дни не могли. Тем более, что кодексы и конституцию уже напечатали на особо качественной бумаге и переплели в дорогие, подарочные обложки. Жалко такой тираж сжигать.

– А они не взбунтуются?

– С какой стати? Как Земский собор порешил, так я и сделал. Именно об этом наши люди уже сейчас стали кричать на каждом углу, в том числе провокационные вещи. Кто же поверит, что я сам решился ограничивать свою власть? Значит собор заставил меня принять конституцию. И так далее. Сейчас – главное, донести содержание кодексов и конституции до широких масс. Чтобы, если кто и попытался что вернуть назад, то натыкался на глухую стену непонимания и неодобрения. Особенно это касается дворян и бояр. Купцы свои привилегии никому не отдадут без боя.

– Ты же отдал, – подмигнула Анна.

– Ну что ты, – улыбнулся Петр. – Я просто оформил их законодательно. И теперь, если что не так, будем тыкать пальцем в какой-либо кодекс, принятый Земским собором, то есть, выборными от всей земли Российской. Как же так? Всем миром решили так, а ты против? Против народа идешь? – Нахмурив брови произнес царь.

– Но ведь ты спешил неспроста.

– Верно. Там было очень много вещей, который вызвали бы как минимум дискуссии. Например, я знаю, что в будущем будет такая замечательная наука – генетика, которая докажет, что близкородственные браки очень вредны и способствуют вырождению рода. Но сейчас ведь этого нет. Как я это докажу? Никак. И Земский собор такое положение скорее всего не принял бы. Однако теперь, в спешке и суете, взбудораженные правильными речами и призывами, люди банально не заметили такой малости. Ты же сама говорила о том, что семейный кодекс практически никто так и не открыл. Вероятно, посчитали пересказом Домостроя[50]50
  Домострой – памятник русской литературы 16 века, регламентирующий в том числе и отношения в семье.


[Закрыть]. А ведь там стоит прямо – ограничение на заключение брака между родичами ближе третьего колена включительно и буквально «кары небесные» за нарушение. Им всем лучше почитать потом… когда остынут. Благо, что кодексы по всем спорным вопросам снабжены обширными справками и пояснениями.

– И все равно, я не верю, что внедрение кодексов пройдет без возмущений. Взять тот же семейный кодекс. Ведь купцам и боярам с дворянами теперь придется многие свои планы пересматривать.

– Конечно, – кивнул Петр. – Недовольных будет много. Однако, главное – мы сделали – все эти кодексы приняли, как и конституцию. Так что дальше мы с тобой уже находимся в куда как выгодном положении и можем совершенно законно и справедливо подвергать гонению недовольных. Ведь мы – стоим за волю всего народа Российского царства, а они, поганые отщепенцы, идут против царя и его верноподданных. Ату их! Негодяев!

– Думаешь?

– Уверен. Этим активно начнут пользоваться в политической и экономической борьбе. Сама же знаешь, как оживились купцы и промышленники, получив возможность брать в банке России дешевые целевые кредиты. Иногда и до драк доходит. Денег не так и много. Убежден, что любой из числа уважаемых людей, кто начнет выступать против царя, конституции и кодексов будет быстро заплеван и сдан в заботливые руки правосудия. Купцам и промышленникам выгодно со мной дружить. Так что ничего страшного… – усмехнулся Петр. – Прорвемся.