Текст книги "Собрание сочинений и писем (1828-1876)"

Автор книги: Михаил Бакунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

В тот же день Бакунин был вывезен из крепости.

No 597.-Расписка.

Из данных моим семейством господину поручику Медведеву, на мое употребление, пятисот рублей серебром издержано на мои потребности по сие время сто тридцать (130) рублей серебром.

Михаил Бакунин.

27-го марта-1857-го года.

No 597. – Печатается впервые. Оригинал находится в Прямухинском архиве.

В Прямухине Бакунин пробыл сутки, был мрачен, молчалив, почти ни с кем не разговаривал и большую часть времени провел за игрой в дурачки с нянюшкою Ульяной Андреевной. 28 марта он был доставлен жандармским поручиком Медведевым в Омск и по распоряжению ген.-губ. Западной Сибири генерала Гасфорда поселен в Кийском округе Томской губернии. При доставлении в Омск при Бакунине имелось 370 рублей, оставшихся у него от данных ему родными 500 рублей ("Дело", ч. III, лл. 48-52).

Гасфорд, Густав Христианович (1794-1874) – русский военный деятель немецкого происхождения, российский подданный с 1833 года. Окончил Институт корпуса путей сообщения, участвовал в войнах 1812, 1813-1815; с 1829 участвовал в кавказской войне, в 1831 в войне против Польши; в 1833 был в Молдавии помощником П. Киселева, поддерживавшего султана против Египта. С 1840 генерал-лейтенант; участвовал в интервенции против венгерской революции в 1849. В январе 1851 назначен генерал-губернатором Западной Сибири и командующим отдельным сибирским корпусом. Произведен в генералы от инфантерии. В 1861 назначен членом Гос. Совета, но ушел оттуда по болезни. Был членом Академии Наук, Вольного экономического и Географического обществ.

No 598. -Письмо князю В. А. Долгорукову. (29 марта 1857 года.)

Ваше сиятельство!

Пользуясь отъездом поручика Медведева, беру смелость писать к Вам еще раз для того, чтобы в последний раз благодарить Ваше сиятельство за могучее ходатайство, спасшее меня от крепостного заключения, и за то великодушное снисхождение, которое я имел счастие испытать впродолжение моего кратковременного пребывания в Третьем Отделении и которое сопутствовало мне до самого Омска в лице поручила Медведева. Не мне отзываться и рассуждать об офицерах, подчиненных Вашему сиятельству, но не могу умолчать о том, до какой степени я был тронут добродушным и внимательным обхождением поручика Медведева, который умел соединить строгое исполнение возложенного на него долга с столь благородною деликатностью, что я, вполне сознавая свою зависимость от него, ни разу не имел случая ее почувствовать. В назначении его моим сопутником в Сибирь я не мог не видеть продолжения той широкой, благородной, истинно-русской доброты, которая вызвала меня из смерти к новой, правильной жизни, и которая, смею надеяться. Ваше сиятельство, не оставит меня и в дальнем заточении. Смею ли просить Ваше сиятельство переслать приложенное письмо к матери? (См. No 599) Оно хоть несколько успокоит ее. Вас же прошу принять изъявление тех искренних и глубоких чувств, для которых у меня право недостает выражений.

Михаил Бакунин.

Город Омск. 1857 года, 29 марта.

No 598. – Впервые напечатано в нашей книге о Бакунине (1920, стр. 348-349). Оригинал имеется в "Деле", ч. III, лист 54.

No 599. – Письмо к матери.

(29 марта 1857 года.)

Милая маменька!

Вот я и в Омске, куда я прибыл благополучно вчера, 28 марта, благодаря истинно доброму поручику Медведеву, с которым Вы познакомились в Прямухине. Но Омск, кажется, не есть последнее место моего назначения. Впрочем, куда бы я ни был отправлен, я знаю, что всюду буду сопровожден Вашею любовью и Вашим благословением, и потому поеду бодро и с легким сердцем. Будьте покойны, милая маменька, все пойдет к лучшему, и я уже никогда не буду более для Вас причиною тревог и горя. Одно несколько смущает меня: кажется, мне недостанет денег, данных Вами мне на дорогу; недостанет только на первый год: мне нужно будет завестись своим хозяйством и, может быть, купить домик; приучиться самому хозяйничать, научиться самому покупать, продавать, ходить одним словом на своих собственных ногах, а Вы знаете, какой я – непрактический человек в хозяйственном отношении. Впрочем, так как я-не дурак и имею твердую волю выйти с честью из этого окончательного испытания, то надеюсь, что сделаюсь со временем (постараюсь, чтоб как можно скорее) порядочным хозяином, а покамест должен прибегнуть к Вам и к Вашей великодушной помощи. Деньги же и все другое прошу Вас пересылать на имя генерал-губернатора Западной Сибири, его высокопревосходительства генерала Гасфорда.

Что сказать вам еще, милая маменька и вы все, мои милые братья и сестры? Когда поселюсь окончательно, постараюсь написать вам письмо подробнее и удовлетворительнее. Теперь же кроме просьбы о денежном вспомоществовании и кроме желаний Вам всего лучшего ничего сказать не могу; чувствую только, что чем более от вас отдаляюсь, тем сильнее, глубже и горячее вас люблю. Я весь живу в вас, я как-то дико еще является мне мысль о своей собственной жизни: так продолжение восьмилетнего уединения отвык я от всякого самостоятельного существования; но всмотрюсь, привыкну и постараюсь быть путным и дельным человеком в тех новых условиях, которые мне ныне предначертаны.

Пищите мне ради бога чаще и как можно подробнее обо всем, до каждого из вас касающемся. Николай, вспомни свое обещание, и ты, Павел, и все братья и сестры, все пишите. На Алексея я как-то более всех надеюсь: ведь вы сами же говорите, что он из вас всех самый аккуратный. Варинька, Татьяна и Павел, берегите свое здоровье и берегите маменьку; Александр и Алексей, служите; а ты, Илья, вместе с Николаем и маркизом Гого (Гавриил Петрович Вульф.) занимайся хозяйством. Обнимите всех моих племянниц и племянников. Обнимите Julie (Юлия Ниндель – старая гувернантка Бакуниных.) и нашу добрую, хотя и столь изменчивую Хиону Николаевну (Хиония Николаевна Безобразова, жившая у Бакуниных.). Ольге Ивановне также мой поклон. Но, прежде всего, обнимите заочно милую, добрую, умную сестру Катю Бакунину (Екатерина Михайловна Бакунина.) и ее сестер, а также и Елизавету Ивановну (Елизавета Ивановна Пущина.) и все ее семейство, которые так много обо мне старались. Скажите им, что доколе я жив, я буду неизменно и горячо носить их память в своем сердце. Не позабудьте также дядюшку Алексея Павловича, его милую жену и его не менее милую девочку (Алексей Павлович Полторацкий, его жена Екатерина Ивановна (урожд. Набокова) и дочь Катя.). Одним словом кланяйтесь и благодарите всех, кто хранит обо мне дружескую память. Кате (Бакуниной.) и Елизавете Ивановне я напишу, как будет только возможно.

Прощайте, маменька, благословите меня "а новый путь. Прощайте, сестры и братья.

Ваш

Михаил Бакунин.

29-го марта 1857-го года. Город Омск.

No 599.-Напечатано s "Былом" 1925, No 23, стр. 19-20. Исправлено нами по оригиналу, хранящемуся в Прямухинском архиве в б. Пушкинском Доме.

Об этом именно письме упоминается в письме Бакунина к В. А. Долгорукову (см. No 561).

No 600. – Письмо генералу Я. Д. Казимирскому. (12 августа 1857 года.)

Ваше превосходительство,

Милостивый государь

Яков Дмитриевич!

Ободренный снисходительным приемом, встреченным мною у Вас в г[оро]де Томске, решаюсь прибегнуть к Вам с покорною просьбою в надежде, что Вы не откажетесь быть моим ходатаем перед высшим начальством.

Милость государя возвратила мне волю и жизнь; пользуясь чистым воздухом, свободным движением я ободренный мыслью, что могу хоть в некоторой мере загладить прошлое, я окреп здоровьем и духом. Теперь мне нужно дело и сознание, что остальные дни моей жизни не протекут бесполезно для семейства и общества; мне нужно дело собственно для моего духовного здоровья, для внутреннего, равно как и для внешнего соблюдения моего личного, человеческого достоинства. Вашему превосходительству известно, что во всяком возрасте и во всяком положении бездействие – плохой советник.

Наконец занятия необходимы мне и как средство для жизни, для того чтобы я мог освободить многочисленное и небогатое семейство свое от бремени, наложенного на него моею продолжительною и невольною беспомощностью: вот уже более 8 лет как оно содержат меня без всякого вознаграждения с моей стороны, да и вся жизнь моя, преданная отвлеченностям и запутавшаяся окончательно в противозаконных направлениях, протекала доселе без всякой для него пользы. Я сгубил свою судьбу, уничтожил для себя безвозвратно всякую возможность полезного служения государю и отечеству, – безвозвратно, ибо я уже не молод, мне скоро минет 45 лет, так что если бы даже неистощимая милость государя дозволила мне со временем снова вступить в государственную службу, то и тогда бы я не мог более надеяться принесть или приобресть малейшую пользу.1 Итак мне остается одно: посвятить остальные дни свои пользе семейства, стараясь прежде всего освободить его от тягости своего содержания, хоть и небольшого, но для него значительного, а потом, если мне дастся на то возможность и если богу будет угодно благословить труд мой, возблагодарить его хоть в малой степени за всю его любовь ко мне, столь мало мною заслуженную, и за все его безвозмездные жертвы.

Сибирь, если не ошибаюсь, открывает передо мною для исполнения сей цели широкое поле. Сибирь – благословенный край, хранящий в себе богатства неиссякаемые, необъятные, свежие силы, великую будущность и представляющий ныне для умственных, нравственных, равно как и для материальных интересов предмет неистощимый. Сибирь может обновить человека, она как будто дана провидением России для воссоздания судьбы, достоинства и счастия тех из заблудших сынов ее, которые посреди своих преступных заблуждений сохранили еще в себе довольно силы и воли для новой, правильной жизни. Таково было мое первое впечатление, еще более укрепившееся во мне пристальным, хоть и недолговременным и необширным изучением этого края, и таковы мои желания и мои надежды.

Но осуществить их я до тех пор не буду в силах, пока государь император новою милостью не соблаговолит устранить от меня те препятствия, которые ныне меня связывают. По существующему законоположению ни один государственный преступник не может удалиться от места своего поселения далее, чем на 30 верст, без особенного на то высочайшего разрешения; таким образом всякое полезное предприятие, торговое или промышленное, всякая служба по частным делам становятся для него невозможными. Кроме того особенною инструкциею воспрещается политическим поселенцам искать занятий по делам золотопромышленности; но в настоящее время в Сибири для человека, не имеющего собственного капитала, есть только два занятия: по откупам или по золотопромышленности. По откупам вряд -ли порядочный человек с благородными чувствами и щекотливою совестью решится искать службы: в них слишком много грязи. В золотопромышленности же напротив, я думаю, можно умною и честною службою не только достигнуть пользы для себя, но и принесть даже общественную пользу, подавая пример приобретения без обмана и без противозаконного утеснения рабочего класса. Я бы с радостью и со всем присущим во мне жаром бросился в такую деятельность, если бы имел на то возможность и право; возможность беспрепятственно разъезжать по Сибири и право под своим собственным именем заниматься делами.

Но каким образом их достигнуть? Просить о новой милости государя императора, уже раз столь неожиданно и столь великодушно меня облагодетельствовавшего, я не смею и потому решаюсь прибегнуть к предстательству Вашего превосходительства, надеясь, что Вы не откажетесь замолвить за меня доброе слово его сиятельству князю Долгорукову, ходатайству которого я уже обязан свободою. Теперь я прошу о довершения этой свободы, о возвращении жизни моей с возможностью дела, смысла, достоинства и содержания, прошу одним словом о позволении сделаться человеком полезным.

Не мне судить о том, заслужил ли я в короткое время моего пребывания в Сибири доверие Вашего превосходительства и достоин ли я новой царской милости. Могу сказать только одно; желания и чувства, мною здесь высказанные, искренни, и всею остальною жизнью постараюсь я доказать чистоту своих намерений и глубину своей благодарности моему благодетелю-государю.

Еще раз предав судьбу свою в руки Вашего превосходительства и в крепкой надежде на Вашу помощь, прошу Вас принять уверение в моей почтительной преданности.

Михаил Бакунин.

1857 года, 12 августа. Г[оро]д Томск.2

No 600.-Напечатано впервые в нашей книге о Бакунине (1920, стр. 351-353). Оригинал имеется в "Деле", ч. III, лл. 61-63.

Очутившись в Сибири, Бакунин сразу начал добиваться права свободного разъезда по этому громадному краю. Воспользовавшись проездом жандармского генерала Я. Д. Казимирского (по-видимому поляка), начальника 8-го, т. е. западно-сибирского округа корпуса жандармов, Бакунин подал ему печатаемое здесь прошение и сумел настолько на него подействовать, что жандарм, рискуя навлечь на себя неудовольствие высшего начальства, поддержал ходатайство предприимчивого ссыльного перед шефом жандармов в особом письме, в котором на основании собранных им справок свидетельствовал, что Бакунин, "чистосердечно и глубоко раскаиваясь в прежнем преступлении, чувствует все милосердие над собою государя императора и поведением своим заслужил общую похвалу в городе" ("Дело", ч. III, л. 59). На это предстательство Долгоруков 24 октября велел светить, что Бакунин может найти занятия в самом Томске, что разрешать ему разъезды по Сибири признано неудобным, и что помощь, оказываемая ему родными, разорить их не может.

1 Эти слова доказывают, что Бакунин ни за что не хотел поступить на государственную службу, чем он отличался от многих тогдашних противников самодержавия, считавших такой компромисс допустимым (а может быть это объяснялось его непривычкою к систематическому труду?). Что же касается его покаянных заявлений, до сих пор неприятно нас коробящих, то их он считал допустимыми для одурачения врага, которого слишком презирал. Сам же он видимо от этого самооплевывания не страдал.

2 Бакунин не прекращал своих попыток, умея с большою ловкостью влиять на местных представителей власти. Так 16 апреля 1858 г. генерал-губернатор Западной Сибири Гасфорд сообщил министру внутренних. дел, что за все время пребывания в ссылке Бакунин вел себя вполне безукоризненно, постоянно обнаруживал "самый скромный образ мыслей" и "искреннее раскаяние в своих заблуждениях". Признавая на этом основании, что Бакунин заслуживает облегчения своей участи и желая дать ему возможность "употребить дарования свои на пользу отечества", Гасфорд просил министра исходатайствовать у царя дозволение на определение Бакунина в гражданскую службу... канцелярским служителем без возвращения ему дворянства и с оставлением под полицейским надзором. 24 мая шеф жандармов уведомил Гасфорда, что Александр II разрешил Бакунину по примеру других политических преступников поступить на гражданскую службу писцом 4-го разряда.

Но, разумеется, не этого добивался Бакунин.

Как оказалось впоследствии из переписки по поводу побега Бакунина из Сибири, Третье Отделение было глубоко возмущено домогательствами Бакунина, усматривая в них признак его нераскаянности и даже неблагонадежности. При всей неожиданности этого предположения оно соответствовало действительности.

No 601.-Письмо к матери.

[28 марта 1858 года. Томск.]

Благословите меня, я хочу жениться. Вы удивитесь – в моем положении жениться! Не бойтесь, своим выбором я не навлеку на себя несчастия, ни на Вас бесчестия. Девушка, которая согласилась соединить свою судьбу с моею, образована, добра, благородна; посылаю портрет ее. Отец ее Квятковский1 служит более 12-ти лет по частным делам у золотопромышленника Асташева – белорусский дворянин, жена его полька, но без ненависти к России и католичка без римского фанатизма. Благословите меня без страха: мое желание вступить в брак да служит Вам новым доказательством моего обращения к истинным началам положительной жизни и несомненным залогом моей твердой решимости отбросить все, что в прошедшей моей жизни так сильно тревожило и возмущало Ваше спокойствие 2. За будущее я не боюсь; у меня есть голова, воля– достанет и уменья; с твердым намерением можно всему научиться; но как и чем буду я содержать жену, семейство в первые годы? Вы маменька не богаты, детей же у Вас много, итак, несмотря на безграничную уверенность в Вашем желании помочь мне, я много надеяться на Вас в этом случае не должен и не могу; сам же, связанный по рукам и по ногам недоверием начальства, на которое жаловаться не могу, потому что оно вполне мною заслужено, я не мог положить даже и начала будущего полезного дела и живу средствами, которые Вы, отнимая их у себя, посылаете мне, но которые для содержания семейства были бы слишком неопределенны и недостаточны. Я поселенец, прикованный к одному месту и живущий доселе в принужденном бездействии, не могу дать своей жене ни имени, ни даже материального благосостояния. Не поступил ли я с неблагоразумною поспешностию, предложив ей теперь мою руку? По-видимому и по обыкновенной людской логике, кажись, что так; но внутреннее чувство говорит мне, что нет, и я верю в него; с полною верою предаюсь благодушию правительства, которое, раз спасши меня от крепостной смерти, не откажет мне теперь в средствах начать новую жизнь и не воспрепятствует мне искать нового счастия на пути законном, правильном и полезном 3.

No 601.-Впервые опубликовано частями в нашей книге о Бакунине (1920, стр. 354); напечатано в "Материалах", I, стр. 302 Оригинал затерян; по крайней мере в Прямухинском архиве его нет. Письмо известно нам лишь в той части, какая была скопирована в Третьем Отделении – возможно для расследования о семье Квятковского ("Дело", ч. 11, л. 65). На копии написано: "Извлечено из письма преступника Бакунина к матери от 28 марта 1858 года из Томска"; далее: "Доложено его величеству" и "Не известен ли у нас Квятковский?", т. е. не проходит ли он по спискам Третьего Отделения?

1 Ксаверий Васильевич Квятковский был не ссыльным, как обыкновенно повторялось в биографиях Бакунина, и тем более не политическим ссыльным, как на один момент заподозрили в Третьем Отделении (это видно из вопроса на письме Бакунина, приведенного выше), а служащим, приехавшим из России в Сибирь по делам золотопромышленника Асташева, у которого сначала служил. Позже он перешел на службу к откупщику Бенардаки, у которого одно время служил и Бакунин. В справке Третьего Отделения, составленной после побега Бакунина, и в показании, снятом с дочери Квятковского (жены Бакунина) при отъезде ее за границу к мужу, о Квятковском сказано, что он-белорусский дворянин. Он был поляком, шляхтичем, бедным дворянином, служившим у разных капиталистов, главным образом в Сибири. В рассматриваемый момент он проживал с семьей в Томске, позже жил в Иркутске. В 70-х годах жил в Польше. Кроме Антонии, вышедшей за Бакунина, у него были еще сыновья Ян и Александр и дочери Софья (Зося), которая в 70-е годы играла в жизни Бакунина немалую роль, и Юлия.

2 Так как это письмо Бакунина явно писалось в расчете на любознательность жандармов, то в нем Бакунин продолжает прежнюю политику изображения себя в виде лояльного, мирного гражданина, отказавшегося от всяких лжеучений и революционных замыслов. Нужно было ему это .для того, чтобы усыпить бдительность жандармов и бежать для возвращения к революционной работе. Свою женитьбу он также хотел использовать для той же цели. Это не значит, что он женился исключительно для того, чтобы облегчить себе выход на свободу в России или побег за границу. Но что в своих планах он сильно учитывал это обстоятельство, в этом вряд ли можно сомневаться. Во всяком случае женитьба впоследствии действительно помогла ему бежать. Корсаков так легко не выпустил бы его из своих рук, если бы он не оставил ему в залог свою жену.

3 Здесь мы имеем продолжение политики нажима на правительство с целью добиться права свободного передвижения по Сибири, а дальше и по России. Для этой цели женитьба была полезна в двояком отношении: во-первых, она придавала Бакунину вид мирного отца семейства, а во-вторых, давала ему основания добиваться свободы разъездов для заработка я для прокормления семьи.

No 602. – Письмо генералу А. Озерскому1. (14 мая 1858 года.)

Ваше превосходительство!

Снисходительное внимание, оказанное Вами мне в бытность Вашу в

г. Томске, дает мне ныне смелость обратиться к Вам с всепокорнейшею просьбою. Вашему превосходительству известно, что я намерен жениться на молодой девушке, которая, несмотря на всю незавидность моего политического и вследствие того общественного положения, руководимая единственно великодушною привязанностью, решилась соединить свою судьбу с моею судьбою. После многих и довольно бурных испытаний, поглотивших мою молодость и приведших меня к известному вам результату, я не был вправе ожидать для себя такого счастия, и отныне единственною целью остальных дней моих, единственным предметом всех моих помышлений должно быть и будет устроение возможного счастия, довольствия и благосостояния того существа, которое, даруя мне как бы новую жизнь, возбудило во мне и новый интерес к жизни. Вашему превосходительству не безызвестно также, что Антония Ксавериевна Квятковская уже несколько месяцев перед сим признана всеми в Томске моею невестою, и, оставив в стороне мои собственные желания и чувства, одна публичность таковых отношений, репутация столь для меня драгоценная девушки, мною любимой, требует скорейшего довершения начатого дела. Но жениться я не могу, пока не буду сознавать себя в силах упрочить существование жены и семейства: ни у меня, ни у нее нет ничего. Я должен буду жить и содержать ее своими трудами, и ничего не желаю я так пламенно, как дельного труда, который, поглотив всю ту деятельность, к которой я чувствую себя способным, дал бы мне вместе и средства для безбедной жизни. Но до сих пор я не мог найти никакого, так как политические условия моего жительства в Томске решительно не позволяют мне посвятить себя какому бы то ни было деловому и вместе [с тем] хлебному занятию.

После многих неудачных попыток найти такого рода деятельность я окончательно убедился, что она только тогда сделается для меня доступною, когда мне будет дозволено отлучаться из места, назначенного для моего жительства. В Сибири, кажется, других значительных дел нет кроме транзитной торговли, откупов и золотых промыслов. К первой я не приготовлен ни наукою, ни жизнью; к откупным делам не чувствую в себе ни способности, ни охоты. Остаются золотые промыслы, но для того, чтобы заниматься ими, необходимо посещать Восточную Сибирь, а я лишен этого права; кроме того, лишенный всяких прав как политический поселенец, я не могу ни получать доверенностей, ни заниматься какими бы то ни было делами под своим именем.

Вашему превосходительству равно известно, что через посредство генерала Казимирского я приносил уже раз покорную просьбу по сему предмету к генерал-адъютанту я шефу жандармов, его сиятельству князю Долгорукову, и что получил на первое искание мое отказ. Теперь, побуждаемый столь для меня важными и для всей будущности моей столь решительными обстоятельствами, ободренный равно и великодушною снисходительностью, оказанною мне Вашим превосходительством, осмеливаюсь приступить к Вам с новою просьбою.

Я не вправе, может быть, разбирать причины полученного мною отказа, но мне кажется, что он единственно должен быть приписан недоверию высшего начальства к моему обращению. Во мне все еще предполагаются чувства, намерения и стремления, которые давно уже изглажены из моего сердца и тяжкими испытаниями не очень счастливой жизни и долгим размышлением, а более всего пламенным и неугасаемым чувством благодарности и преданности к благодушному и милостивому государю, возвратившему мне свободу. Каким образом уверю я правительство в искренности моих чувств? Слова ничего не доказывают, для дел же именно вследствие того положения, в котором я нахожусь ныне, у меня нет никаких средств. Мне кажется, что одно мое намерение жениться могло бы служить доказательством моей твердой решимости посвятить остальную жизнь мирным и законным занятиям 2, но кто может представить это лучше высшему начальству, как не Ваше превосходительство! Ваше предстательство окажет мне без сомнения огромную помощь; оно может спасти меня из состояния почти безвыходного, и, не имея другой защиты, ни другой помощи, я должен прибегнуть к Вашему великодушному покровительству.

По кратковременности пребывания Вашего в Томске я мало имею честь быть знакомым Вашему превосходительству; но Вы верите в честь людей, я даю Вам честное слово 3, что никогда не подам Вам повода раскаиваться в том, что Вы для меня сделаете.

С полною верою предаю свою судьбу в руки Вашего превосходительства.

И остаюсь

Вашего превосходительства Покорным слугою

Михаил Бакунин.

14 мая 1858 года]. Г[оро]д Томск.

No 602.-Напечатано впервые в нашей книге о Бакунине (1920, стр. 356-358). Оригинал в "Деле" о Бакунине, ч. III, лл. 72-75.

1 Озеpский, Александр Дмитриевич (1813-1880)-генерал-лейтенант, горный инженер, лектор, писатель и переводчик по горным вопросам; с 1851 г. профессор минералогии и статистики при Горном Институте; в 1857 г. произведен в генерал-майоры и назначен главным начальником Алтайских горных заводов и гражданским губернатором Томской губернии, в каковой должности оставался семь лет; с 1864 г. член Горного Ученого Комитета. Таким образом это был не обычный тип губернатора-бурбона, а человек интеллигентный, и Бакунин естественно поспешил использовать нового губернатора. Озерский (хотя и не прямо) поддержал ходатайство Бакунина перед шефом жандармов, указывая в препроводительной бумаге, что по собранным им в Томске справкам о Бакунине последний "ведет себя тихо и добропорядочно". Но так как Бакунину уже разрешено было поступить на службу, то в новом его домогательстве ему было Долгоруковым отказано.

2 В этом прошении Бакунин продолжает политику использования своей женитьбы для придания себе вида мирного обывателя и для расширения круга своих передвижений. Назначенный в Кийский округ Томской губернии, а затем в Нелюбинскую волость той же губернии, Бакунин по болезни был оставлен на житье в самом Томске. О жизни его в этом городе сведения имеются в книге "Г. Томск", изд. Сибирского тов-ва печатного дела в Томске, Томск, 1912 (приложение к газете "Сибирская Жизнь" за 1912 год), где напечатана статья А. В. Адрианова"Томская старина", стр. 122-126; в брошюре Б. Кубалова-"Страницы из жизни М. А. Бакунина и его семьи в Сибири". Иркутск 1923. Здесь он и познакомился с семьей поляка К. Квятковского и женился на его дочери Антонии Ксаверьевне Квятковской, которую в письме к Герцену от 8 декабря 1860 г. (см. ниже) рекомендовал в качестве славянской патриотки, свободной от узко-национальных и католических предрассудков польской шляхты. А. Квятковская была обыкновенной обывательницей, весьма далекой от общественных интересов и особенно от воззрений своего мужа, и знакомые, наблюдавшие их совместную жизнь, всегда удивлялись этому браку. Бакунин, как мы увидим из следующего тома, иногда выражал страстную любовь к своей жене, а между тем он по некоторым физическим свойствам не был, по-видимому, способен к брачной жизни. Все дети Антонии были не от него, а от итальянца Карла Гамбуцци. Таким образом кроме сибирской скуки вступление Бакунина в брак с молоденькой, очень мало общего с ним имевшей женщиной можно объяснить именно желанием придать себе в глазах начальства мирный вид, дабы тем легче осуществить задуманный побег (если допустить, что уже в 1858 году он решил бежать из Сибири, а это весьма вероятно).

3 Снова отмечаем этот прием Бакунина, дававшего честное слово, заранее решивши нарушить его или заведомо сам не веря своим словам.

No 603. – Письмо князю В. А. Долгорукову. (16 июня 1858 года).

Ваше сиятельство!

Удостоенный чести видеться и проститься с Вами перед отправлением меня из С.-Петербурга в Сибирь, я был утешен словами Вашего сиятельства, возбудившими во мне надежду, что государь император, столь милостиво освободивший меня из крепостного заключения, соблаговолит, может быть, со временем еще более облегчить мою участь. Полгода спустя по моем прибытии в Томск я, кажется слишком рано, просил о дозволении мне свободного разъезда по Сибири и о праве посвятить свободное, ничем не занятое время делам промышленным и торговым. Такая поспешность с моей стороны после великого царского благодеяния, только что возвратившего мне свободный воздух и свет божий, была без сомнения большою ошибкою: я мог показаться неблагодарным, нечувствительным к милости государя или несознательным важности своего преступления. С покорною и верующею терпеливостью должен был я ожидать всего от царского благодушия. Я поступил неблагоразумно; но нужно ли мне уверять Ваше сиятельство, что не очерствелость сознания и чувства была виною таковой поспешности, а только жажда дела, которое могло бы дать смысл моему нынешнему бесцельному существованию, и пламенное желание освободить как можно скорее мое небогатое и многолюдное семейство от тягости моего содержания? Мне было отказано.

Ныне я принужден возобновить мою просьбу обстоятельствами, Вашему сиятельству бессомненно известными. Милая и добрая девушка привязалась ко мне и любовью своею обещает мне в будущем счастье, на которое ни по летам, ни по положению я рассчитывать не мог. Я желаю на ней жениться. Но для этого кроме разрешения высшего начальства я должен еще испросить право и возможность заниматься делами и трудом своим приобретать средства для содержания семейства. Иначе мне жениться будет невозможно. Следуя порядку, я уже обратился с просьбою по сему предмету к его превосходительству господину Томскому гражданскому губернатору, а ныне осмеливаюсь обратиться прямо к Вашему сиятельству, прося вас извинить великодушно смелость, внушенную мне Вашею столь известною добротою и благородным снисхождением, оказанным Вами мне в прошедшем.

Ваше сиятельство! От Вас зависит теперь вся участь моя и возможное счастье всей моей будущей жизни. Не откажите мне, будьте для меня теперь помощником и спасителем, как Вы были им уж раз, когда решался вопрос, важнее для меня вопроса о жизни и смерти,– вопрос о свободной жизни или об ежедневной нравственной пытке в пожизненном крепостном заключении. Одно Ваше слово воскресит меня без сомнения теперь, как и тогда, и, открыв передо мною широкое и законное поприще для новой, правильной, полезной и счастливой деятельности и жизни, даст мне возможность сделаться вновь человеком. И тогда делом, а не словами только постараюсь доказать я, как глубоко умею ощущать благодарность и как крепко и свято намерен держать свое честное слово и свою клятву.