Текст книги "История крестовых походов в документах и материалах"
Автор книги: Михаил Заборов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Кн. I, гл. 30. Встречалось и другое омерзительное преступление в этом глупом и сумасбродном пешем скопище, преступление, которое, в чем не приходится сомневаться, было ненавистно в глазах господа и которое даже покажется совершенно невероятным всем христианам. [А именно], они уверяли, будто некий гусь проникнут божественным духом и в не меньшей степени им же проникнута некая коза. И обоих этих животных они содеяли себе в предводители в этом святом странствии в Иерусалим; они выказывали им знаки благочестивого почитания сверх меры, и превеликая рать, подобно скотине, следовала за ними, веря в это всей душой.
Да удалится от сердец верующих христиан [мысль], будто господь Иисус хотел, чтобы гроб его святейшего тела посещался неразумными тварями, и будто бы повелел содеять их предводителями тех христианских душ, которые [сам] удостоил искупить своей драгоценной кровью и омыть от грязи идолопоклонства! Ведь, возносясь на небеса, он определил предводителями, управителями и наставниками своего народа достопочтеннейших и святейших прелатов и аббатов, а вовсе не грубую скотину, лишенную разума. Впрочем, что удивительного, если в наше время встречаются заблуждения подобного рода, и в иных сборищах стольких тысяч людей, на чьи головы господь обрушил кары, ...[встречаются] столь отвратительные преступления..?
Далее автор поясняет свое рассуждение, сопоставляя рассказанные факты с библейскими событиями.
Alberti Aquensis. Historia Hierosolymitana. – Recueil des historiens des croisades. Historiens Occidentaux, t. IV. Paris, 1879, p. 295.
Кн. X, гл. 5. ...Весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию; они двинулись в путь целыми семьями и прошли всю Европу. Причиной такого огромного передвижения было следующее.
Один кельт[25]25
Кельтами Анна Комнина называет выходцев с Запада (это наименование употребляется ею наряду с другим – латиняне).
[Закрыть] по имени Петр, по прозвищу Кукупетр[26]26
Кукупетр, т. е. Петр в клобуке. Так Анна называет Петра Пустынника. Как и Альберт Аахенский, она считает Петра главным зачинщиком похода и ни словом не упоминает о Клермонском соборе. Возможно, здесь сказывается влияние ее источников – рассказов бывших крестоносцев, народных легенд: ведь Петр был предводителем крестьянской массы.
[Закрыть], отправился на поклонение гробу господню и, натерпевшись много бед от разорявших всю Азию турок и сарацин, едва вернулся в свои края. Не желая мириться с неудачей, он решил вновь отправиться в тот же путь. Но Петр понимал, что ему нельзя больше идти к гробу господню одному, дабы не случилась беда, и поэтому он прибегнул к ловкой выдумке. Петр сделал следующее. Он возвестил во всех латинских странах: «Глас божий велел мне объявить всем графам во Франции, чтобы они оставили свои дома и отправились на поклонение гробу господню и все сделали для освобождения Иерусалима из рук агарян»[27]27
Агаряне – арабы и турки: название это, распространенное в средневековье, восходит к библейской легенде об Агари, египетской рабыне-наложнице патриарха Авраама, сын которой от него – Измаил явился родоначальником этих народов.
[Закрыть].
И выдумка удалась ему. Петр как будто покорил все души божественным гласом, и кельты начали стекаться отовсюду, кто откуда, с оружием, конями и прочим военным снаряжением. Общий порыв увлек их, и они заполнили все дороги. Вместе с кельтскими воинами шла безоружная толпа женщин и детей, покинувших свои края; их было больше, чем песка на берегу и звезд в небе, и на плечах у них были красные кресты.
...Все это множество людей пришло не сразу и не по одному пути (да и как могла такая огромная толпа из разных мест все разом переправиться через пролив Лонгивардии?)[28]28
Адриатическое море.
[Закрыть]; сначала одни, затем другие, потом следующие, – постепенно все совершили переправу и двинулись по суше.
Когда отдельные отряды уже переправились через пролив Лонгивардии, самодержец собрал некоторых военачальников ромейского[29]29
Ромеи – самоназвание византийцев («римляне»).
[Закрыть] войска и отправил их в район Диррахия и Авлона с приказом дружелюбно встретить переправившихся, в изобилии поместить на их пути запасы продовольствия, доставленные из всех областей, а также следовать и наблюдать за варварами и, если они станут нападать и грабить близлежащие земли, обстреливать и отгонять их отряды. С посланными были и люди, знающие латинский язык, чтобы улаживать возможные столкновения.
Но чтобы мой рассказ был ясным и подробным, приведу повсюду распространившийся слух, что первым, кто продал свои земли и пустился в предстоящий путь, был Готфрид. Он был человеком очень богатым, весьма гордившимся благородством, храбростью и знатностью своего рода – ведь каждый кельт стремится превзойти всех остальных. И вот у мужчин и женщин возникло стремление, подобного которому не знала ничья память. Люди простые, искренние хотели поклониться гробу господню и посетить святые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боэмунд и его единомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе попутно захватить и сам царственный город[30]30
То есть Константинополь.
[Закрыть]. Боэмунд в угоду своей давнишней ненависти к самодержцу стал смущать души многих благородных людей. Между тем провозгласивший этот поход Петр с двадцатью четырьмя тысячами пехоты и ста тысячами всадников раньше всех переправился через пролив Лонгивардии[31]31
Анна ошибается: воинство Петра Пустынника не переправлялось через Адриатическое море, а двигалось по дороге через Ниш, Средец, Филиппополь, Адрианополь. В Константинополь Петр прибыл 30 июля 1096 г. Впереди его крестоносцев шли отряды Вальтера Голяка. Западные хронисты иначе, чем Анна, определяют численность войска Петра. Вообще соотношение приведенных ею цифр (100 тысяч конников и 24 тысячи пехотинцев) сомнительно.
[Закрыть] и пришел в столицу через Угрию[32]32
Угрия – Венгрия.
[Закрыть]. Племя кельтов – вообще, как можно догадаться, очень горячее и быстрое – становится совершенно необузданным, когда к чему-то стремится.
Гл. 6. Узнав про все, что Петр вытерпел раньше от турок[33]33
«Раньше», то есть во время своего паломничества в Иерусалим, когда он подвергался нападению турок и сарацин.
[Закрыть], император посоветовал ему дождаться прихода остальных графов, но тот не послушался, полагаясь на большое количество сопровождавших его людей, переправился через пролив и разбил свой лагерь под городком, называвшимся Еленополь. За ним последовало около десяти тысяч норманнов[34]34
Под норманнами, так же как и под кельтами, латинянами, Анна подразумевает здесь «западных людей» вообще.
[Закрыть]. Отделившись от остального войска, они стали грабить окрестности Никеи[35]35
После переправы в Малую Азию войско Петра Пустынника разделилось на две враждующие части: норманнов и германцев (во главе с Рено де Брей) и франков, оставшихся верными Петру. К Никее отправился отряд Рено.
[Закрыть], обращаясь со всеми с крайней жестокостью. Даже грудных детей они резали на куски или нанизывали на вертела и жарили в огне, а людей пожилых подвергали всем видам мучений.
Жители города, узнав о происходящем, открыли ворота и вышли сразиться с норманнами. Но так как норманны сражались с большим упорством, они (горожане) после жестокого боя вернулись назад в крепость. Норманны же, забрав всю добычу, возвратились в Еленополь.
Там между ними и теми, кто оставался в городе, началась ссора; зависть, как обычно в таких случаях, стала жечь души оставшимся, и между ними и норманнами произошла драка. Своевольные норманны снова отделились и с ходу взяли Ксеригорд[36]36
Точное местоположение этого города неизвестно. По сведениям анонимного автора «Деяний франков», Ксеригорд был расположен в четырех днях пути от Никеи.
[Закрыть].
Султан[37]37
Имеется в виду иконийский султан Кылыч-Арслан (1092—1107).
[Закрыть], узнав о случившемся, послал против них Илхана с крупными силами. Илхан, подступив к Ксеригорду, сразу взял его[38]38
Турки осадили Ксеригорд 29 сентября 1096 г. и взяли его на девятый день осады.
[Закрыть], норманнов же частью сделал добычей мечей, частью увел в плен. Не забыл Илхан и об оставшихся с Кукупетром. Он устроил в удобных местах засады, чтобы на них неожиданно наткнулись и погибли те, которые будут двигаться в сторону Никеи. Кроме того, зная жадность кельтов, он послал двух предприимчивых людей в лагерь Кукупетра и поручил им возвестить там, что норманны, взяв Никею, занялись разделом добра.
Слух дошел до лагеря Петра и привел всех в большое смятение. Услышав о дележе и богатстве, они тотчас же, забыв и свой воинский опыт и боевое построение, бросились в беспорядке по дороге к Никее[39]39
Согласно рассказу Альберта Аахенского, крестоносцы знали о поражении у Никеи и о движении турецкого войска, но по настоянию Готфрида Буреля, рыцаря, пользовавшегося большим влиянием в отряде Петра, выступили навстречу туркам.
[Закрыть]. Ведь племя латинян, вообще, как сказано выше, очень жадное на богатство, теряет рассудок и становится совершенно неукротимым, если задумает набег на какую-нибудь землю. Двигаясь неправильным строем и не отрядами, они наткнулись на турок, устроивших засаду около Дракона, и были убиты самым жалким образом[40]40
По словам автора «Деяний франков», турки застали крестоносцев спящими в лагере и многих убили. Оставшиеся в живых бросились бежать к Кивоту, некоторые пытались спастись морем. Эти события датируются октябрем 1096 г.
[Закрыть]. Жертвой исмаильских мечей стало такое множество кельтов и норманнов, что те, кто собирал валявшиеся повсюду трупы заколотых, сложили из них не холм, не бугор, не горку, а огромную гору, необыкновенную по высоте и толщине; вот какой курган костей они набросали. Позднее люди того же племени, что и убитые варвары, воздвигли стену в виде города и вперемешку с камнями, как щебень, заложили в нее кости убитых, и город стал для них гробницей. Он стоит до сих пор, окруженный стеной из камней, смешанных с костями.
Итак, все они стали добычей мечей, и только Петр с немногими другими вернулся в Еленополь[41]41
Анна ошибается: Петра в то время не было с крестоносцами. Он находился в Константинополе, где вел переговоры с Алексеем.
[Закрыть]...
Когда император напомнил Петру о его прежнем неблагоразумии и о том, что он попал в беду, оттого что не послушался его предостережений, Петр с заносчивостью латинянина сказал, что не он виновник этих бедствий, а те, которые не подчинились ему и следовали собственным прихотям[42]42
Петр имел в виду отделившийся от его войска отряд Рено.
[Закрыть], он назвал их разбойниками и грабителями, потому-де спасителю и было неугодно, чтобы они поклонились гробу господню.
Анна Комнина. Алексиада. Вступительная статья, перевод, комментарий Я. Н. Любарского. М., 1965, стр. 275—279.
...Причиной их похода было то, что их царь Бардуил[43]43
По фантастическому представлению автора, Бардуилу якобы повиновался тогда весь Запад.
[Закрыть] собрал великое множество франков, а был он родичем Рожера Франкского, который захватил Сицилию[44]44
Имеется в виду первый норманнский король Сицилии Рожер II (1130—1154).
[Закрыть]. Он отправил Рожеру гонца с посланием, говоря: «Я собрал большое войско и прибуду к тебе, а от тебя пойду на Ифрикийю[45]45
Африку.
[Закрыть], чтобы завоевать ее и быть рядом с тобой». Рожер собрал своих приближенных и устроил совет, и они сказали ему: «Клянемся Евангелием, это будет хорошо и для нас, и для них, и вся страна станет христианской». Но Рожер в ответ им поднял ногу, громко испустил ветры и сказал: «Клянусь верой христовой, этот звук лучше, чем все ваши речи!» Они спросили: «Как же так?», и Рожер ответил: «Если они прибудут ко мне, им нужно будет много денег, и продовольствия, и кораблей, чтобы им попасть в Ифрикийю, им понадобятся также мои войска. Если они захватят страну, она окажется в их руках и не будет зависеть от Сицилии. Тогда я больше не будут получать оттуда ни денег, ни зерна, что поступает ко мне каждый год. А если им не повезет, они вернутся в мою страну и мне придется плохо от них. Мой родич будет говорить, что я предал его и нарушил наш договор, и тогда нашей дружбе придет конец. Ифрикийя от нас не уйдет, и, когда у нас будет достаточно сил, мы возьмем ее».
Он приказал привести гонца Бардуила и сказал ему: «Если вы решились на святую войну с мусульманами, то лучше всего вам захватить Иерусалим, чтобы освободить его от них, и это послужит вам к славе. Что же касается Ифрикийи, то я заключил договор с ее жителями и обещал им пощаду».
Тогда франки снарядились и выступили против Сирии. Говорят еще, что правители Египта из Алидов, увидев, как сильна сельджукская держава и как много земель захватили сельджуки в Сирии, вплоть до Газы, так, что между ними и Египтом не осталось другого государства, которое могло бы преградить путь сельджукам, помешать им войти в Египет и окружить страну со всех сторон, испугались и послали гонца к франкам, призывая их выступить против Сирии, чтобы захватить ее и быть между Египтом и остальными мусульманами, но Аллах лучше знает.
Ибн ал-Асир. Ал-Камил фи-т-тарих, т. 8. Каир, 1940, стр. 185—186.
III. Крестоносное рыцарство в столице ВизантииКн. X, гл. 6. ...Латиняне, подобные Боэмунду и его единомышленникам, давно жаждавшие завладеть Ромейской империей, подчинить ее себе, нашли, как я уже сказала, в призывах Боэмунда хороший предлог и возбудили все это движение; они обманывали простодушных людей, прикидываясь, что отправляются против турок мстить за гроб господень, и продавали свои земли.
Гл. 7. Некто Гуго, брат короля Франкии[46]46
Гуго Вермандуа – младший брат французского короля Филиппа I – одним из первых откликнулся на призыв Урбана II, выступив во главе немногочисленной рати.
[Закрыть], кичившийся, как Новат[47]47
Новат – карфагенянин, в III в. н. э. возглавлявший одну из еретических сект, ересиарх.
[Закрыть] своей знатностью, богатством и силой, собираясь у себя на родине в путь к гробу господню и стремясь заранее обеспечить себе блестящую встречу, велел передать императору такие безумные слова. «Знай, – сказал он, – император, что я – царь царей и самый великий из живущих под небом[48]48
Заставляя Гуго приписывать себе такой пышный титул, Анна подчеркивает кичливость франка. Возможно, однако, что содержание этого письма заимствовано Анной из какого-то западного источника
[Закрыть], поэтому, когда я прибуду, ты должен встретить меня с подобающей торжественностью и оказать прием, достойный моего происхождения».
...При переправе из Бари в Иллирик он попал в сильную бурю и потерял большую часть своих кораблей вместе с гребцами и воинами; лишь один челн, как раз тот, в котором находился Гуго, наполовину разбитый, был выброшен волнами на берег между Диррахием и Пали...
...Дука[49]49
Дука – начальник пограничного округа.
[Закрыть] принял его, целого и невредимого, поприветствовал, расспросил, как и откуда он прибыл; узнав о несчастье, приключившемся в плаванье, ободрил Гуго добрыми надеждами и предложил богатое угощение. Тотчас же известив... самодержца, дука ждал, что ему будет предписано дальше. Самодержец, узнав обо всем, спешно послал Вутумита[50]50
Мануил Вутумит – один из высших командиров флота при Алексее I Комнине.
[Закрыть] в Эпидамн, который я часто называла Диррахием, с поручением доставить Гуго в столицу, держа путь не напрямик, а в объезд через Филиппополь, так как боялся продолжавших прибывать кельтских толп и отрядов.
Император принял Гуго с почетом[51]51
В ноябре 1096 г.
[Закрыть], всячески выражая ему свою благосклонность, дал много денег и тут же убедил стать его вассалом и принести обычную у латинян клятву.
Гл. 8. ...Не прошло и пятнадцати дней, как Боэмунд, о котором часто упоминалось выше, высадился на берег у Кавалиона[52]52
Около Диррахия. Боэмунд отплыл из Италии в конце октября 1096 г. и собрал свои отряды в Иллирике в начале ноября.
[Закрыть] с многочисленными графами и с войском, ни с чем не сравнимым по величине...
Гл. 9. В это же время граф Готфрид с другими графами и с войском, состоявшим из десяти тысяч всадников и семидесяти тысяч пехотинцев, тоже совершил переправу[53]53
По сообщениям всех западных хронистов, ополчение Готфрида двигалось к Константинополю по суше.
[Закрыть] и, дойдя до столицы[54]54
Крестоносцы Готфрида подошли к Константинополю 23 декабря 1096 г.
[Закрыть], расположил свое войско на берегу Пропонтиды... Император настаивал на том, чтобы Готфрид переправился через Пропонтиду, тот же откладывал со дня на день и, приводя причину за причиной, оттягивал время. На самом деле он дожидался прибытия Боэмунда и остальных графов. Ибо если Петр с самого начала предпринял весь этот огромный путь для поклонения гробу господню, то все остальные графы, и особенно Боэмунд, питая старинную вражду к самодержцу, искали только удобного случая отомстить ему за ту блестящую победу, которую он одержал над Боэмундом, сразившись с ним под Лариссой[55]55
В 1083 г.
[Закрыть]; их объединяла одна цель, и им во сне снилось, как они захватывают столицу; ...лишь для вида они все отправились к Иерусалиму, на деле же хотели лишить самодержца власти и овладеть столицей.
Но император, уже давно знакомый с их коварством, письменно приказал наемным войскам и их командирам расположиться отрядами на территории от Афиры до Филея (это прибрежная местность у Понта) и быть настороже; если же будут посланы люди от Готфрида к Боэмунду или к идущим сзади графам или от них к Готфриду, то преградить им путь.
Между тем произошло следующее. Император призвал к себе нескольких графов, спутников Готфрида, и посоветовал им убедить Готфрида принести клятву. Этот разговор занял много времени из-за природной болтливости латинян и их любви к долгим речам; по их лагерю пронесся ложный слух, что император велел задержать графов. Тотчас же на Византий двинулись густые фаланги; они сразу же разрушили до основания дворцы у Серебряного озера[56]56
Серебряное озеро находилось на некотором расстоянии от стен города, недалеко от Влахерн.
[Закрыть] и начали штурмовать стены Византия без гелепол (их не было у латинян). Полагаясь на свою многочисленность, они настолько обнаглели, что дерзнули поджечь ворота, находящиеся под императорским дворцом[57]57
Влахернский дворец и ведшие к нему ворота (Влахернские).
[Закрыть]...
При виде латинских фаланг не только городской сброд Византия, трусливый и не знающий военного дела, но и преданные императору люди принялись стенать, плакать и бить себя в грудь... Все, кто был знаком с военным делом, сбегались в беспорядке к императорскому дворцу. Однако сам император... остался спокойно сидеть на... троне, ободряя всех веселым взглядом, вселяя надежды в души своих приближенных и советуясь с родственниками и военачальниками о том, что предпринять.
Прежде всего он запретил кому бы то ни было выходить из города и вступать в бой с латинянами – отчасти, чтобы не нарушать святость дней (был четверг той великой и святой недели, когда Спаситель принял за всех позорную смерть)[58]58
2 апреля 1097 г. Более точная дата описываемых событий – 13 января. (Эту дату приводит хорошо осведомленный в данном случае Альберт Аахенский.)
[Закрыть], отчасти, чтобы избежать братоубийственной бойни. Поэтому он много раз посылал гонцов к латинянам, убеждая их прекратить бой... Но они не только не послушались самодержца, а еще тесней сомкнули свои фаланги и стали метать стрелы с такой силой, что даже ранили в грудь одного из стоявших у императорского трона... Когда... Алексей увидел, что латиняне дерзко подступают к стенам и не внемлют его разумным советам, то... велел подвергнуть латинян сильному обстрелу, но не целиться, а метить главным образом мимо, чтобы не убивать, а только устрашить латинян множеством стрел...
Других отборных воинов, вооруженных в большинстве своем луками и длинными копьями, он послал открыть ворота возле Святого Романа[59]59
Ворота, возле которых находилась церковь, названная в честь этого святого.
[Закрыть] и изобразить стремительное наступление на латинян... Воины с готовностью выполнили приказ императора... Завязалась жестокая и страшная битва; упорно сражались и всадники вне города и те, кто стоял на стенах. Самодержец ввел в бой свои собственные войска[60]60
Личная гвардия императора.
[Закрыть] и обратил латинские фаланги в бегство.
На другой день Гуго, придя к Готфриду, посоветовал ему подчиниться воле императора и дать клятву хранить незапятнанную верность, если он не хочет вновь испытать на собственном опыте военный опыт самодержца. Но Готфрид сказал ему с порицанием: «Ты вышел из своей страны, как царь, с большими богатствами и войском, и сам низвел себя с такой высоты на положение раба, а теперь, будто совершив великий подвиг, ты приходишь советовать то же самое и мне». Гуго ответил: «Нам надо было оставаться в своей стране и не зариться на чужую; но мы дошли до этих мест и очень нуждаемся в покровительстве императора, нас не ждет ничего хорошего, если мы не подчинимся ему». Гуго ушел без всякого результата. Самодержец же, узнав, что идущие позади графы уже приближаются, послал к Готфриду некоторых из своих лучших военачальников с войсками, поручив им убедить Готфрида переправиться через пролив. Когда их увидели латиняне, они, не выждав ни мгновенья и даже не узнав их намерений, бросились в бой. В ожесточенной битве, завязавшейся между ними, было много убитых с той и с другой стороны; ранены были также (враги?) самодержца, которые дерзко напали на него. Так как императорские войска сражались с большим упорством, латиняне обратились в бегство.
Таким образом, спустя некоторое время Готфрид подчинился воле императора. Придя к нему, он дал ту клятву, которую от него требовали: все города и земли, а также крепости, которыми он овладеет и которые прежде принадлежали Ромейской империи, он передаст под начало того, кто будет назначен с этой целью императором. Поклявшись в этом, он получил много денег и стал гостем и сотрапезником императора[61]61
По свидетельству Альберта Аахенского, Алексей, согласно обычаю своей страны, усыновил Готфрида.
[Закрыть]. После пышных пиров он переправился через пролив и разбил свой лагерь под Пелеканом. Самодержец же распорядился, чтобы им в изобилии доставлялось всякое продовольствие.
Гл. 10. ...Приближалось новое бесчисленное множество людей, смешанное по составу, собранное почти изо всех кельтских земель, во главе с предводителями – королями, герцогами, графами и даже епископами[62]62
В действительности среди крестоносцев не было ни одного короля.
[Закрыть]. Самодержец, человек, удивительно умевший предвидеть будущее и заранее принимать нужные меры, отправил к ним послов с поручением дружелюбно их встретить и передать добрые слова. Он распорядился доставлять им в пути продовольствие и поручил это специально назначенным людям, чтобы у латинян не возникло ни малейшего повода и никакой причины к неудовольствию. Все они устремились к столице. И казалось, было их больше, чем звезд на небе и песка на морском берегу..., и все они стремились в Константинополь... Когда они, наконец, достигли столицы, их войска расположились, по совету самодержца, у монастыря Космидия, растянувшись вплоть до Иерона[63]63
Иерон находился на мысе Черноморского побережья, на европейском берегу Босфора.
[Закрыть].
...Император, желая склонить графов к той клятве, которую уже принес Готфрид, стал приглашать их к себе по отдельности, с глазу на глаз объяснять им свои намерения, стараясь через благоразумных повлиять на непокорных. Но они, выжидая прибытия Боэмунда, не поддавались уговорам, а находили разные способы уклониться от клятвы и выдвигали то одно, то другое требование. Император легко опровергал все их аргументы и, пустив в ход разные средства убеждения, побудил их, наконец, дать ту же клятву, что и Готфрид, а его самого вызвал по морю из Пелекана, дабы клятва была подписана в его присутствии.
Когда все, в том числе и Готфрид, были уже в сборе и когда все графы дали клятву, кто-то из знати осмелился сесть на императорский трон. Император стерпел это, не сказав ни слова, так как давно знал надменный нрав латинян. Но граф Балдуин[64]64
Балдуин – младший брат Готфрида Бульонского, впоследствии граф Эдессы и король иерусалимский (1100—1118).
[Закрыть] подошел к этому человеку, взял его за руку и, заставив встать, сказал с упреком: «Нельзя так поступать, ведь ты обещал служить императору. Да и не в обычае у ромейских императоров, чтобы их подданные сидели рядом с ними. Тот же, кто, поклявшись, стал слугой его царственности, должен соблюдать обычаи страны». Тот ничего не сказал Балдуину, но, пронизав его недобрым взглядом, проговорил про себя на родном языке: «Что за деревенщина! Сидит один, когда вокруг него стоит столько военачальников».
От императора не ускользнуло движение губ латинянина. Подозвав одного из переводчиков с латинского языка, он спросил его о значении сказанного. Узнав смысл слов, он до времени ничего не сказал латинянину, но сохранил его слова в памяти. Когда же все прощались с императором, он подозвал к себе этого надменного и бесстыдного латинянина и спросил, кто он такой, откуда происходит и какого рода[65]65
Речь идет, видимо, о Роберте Парижском.
[Закрыть]. Тот ответил: «Я – чистокровный франк знатного рода, и мне известно одно: в той местности, откуда я родом, есть храм на перекрестке, сооруженный в древние времена. Туда приходит каждый, кто хочет сразиться на поединке. Вооруженный для единоборства, он просит там помощи у бога и остается в ожидании того, кто отважится принять его вызов. Я тоже провел долгое время на этом перекрестке, ожидая того, кто сразится со мной, но никто не дерзнул».
Император, выслушав его, сказал: «Если раньше ты искал и не находил битвы, то теперь пришло твое время насытиться битвами. Я советую тебе не находиться ни в задних рядах, ни в голове фаланги, а держаться в середине вместе с гемилохитами[66]66
Гемилохит – командир воинского подразделения – «полулоха».
[Закрыть], ибо я давно уже знаю, как сражаются турки». Этот совет он давал не только ему; всем другим он тоже говорил о том, что ждет их в пути, и советовал, когда бог пошлет им победу, не поддаваться порыву и не преследовать варваров, чтобы не попасть в засаду и не погибнуть.
Гл. 11. ...Боэмунд же с другими графами достиг Апроса. Он знал, что не принадлежит к знатному роду и не имеет из-за недостатка денег многочисленного войска; поэтому, желая приобрести расположение самодержца и в то же время скрыть свои истинные намерения, он опередил всех остальных графов и в сопровождении лишь десяти кельтов поспешил прибыть в царственный город. Император, давно знакомый с его интригами, с его коварным и обманчивым нравом, тоже торопился встретиться с ним, раньше чем прибудут остальные графы, хотел выслушать его и убедить переправиться через пролив до их прихода, ибо опасался, что Боэмунд, соединившись с теми, кто вот-вот должен был появиться, может обратить их мысли в дурную сторону.
Император встретил Боэмунда веселым взглядом и спросил, как прошел его путь и где он оставил графов.
Боэмунд отвечал ему в соответствии со своим нравом. Алексей, шутя, напомнил о том, как дерзко Боэмунд сражался против него под Диррахием и Лариссой и об их прежней вражде. Боэмунд на это ответил: «Раньше я действительно был твоим врагом и противником, теперь же я пришел к тебе как друг твоей царственности». Самодержец коснулся в разговоре многих тем и попытался выведать его мысли; видя, что Боэмунд готов принести клятву верности, он сказал: «Сейчас ты устал с дороги, пойди и отдохни. Вскоре мы поговорим обо всем, о чем хотим».
От императора Боэмунд отправился в Космидий, где ему было приготовлено жилье; для него был накрыт богатый стол со всякими мясными блюдами и закусками. Затем повара принесли сырое мясо животных и птиц и сказали: «Мы приготовили эти блюда, как видишь, по нашим обычаям, но если они тебе не нравятся, то вот сырое мясо – его приготовят так, как ты захочешь». Сделать и сказать это велел им сам самодержец. Обладая способностью угадывать характеры, император понял, что человек этот злобен и недоброжелателен. Чтобы не было никаких недоразумений, он даже велел подать ему сырое мясо, ибо желал рассеять этим всякие подозрения. И Алексей не ошибся.
Коварный Боэмунд не только не отведал кушаний, но даже не захотел дотронуться до них кончиками пальцев. Он тотчас оттолкнул их от себя и, не обмолвившись и словом о своем подозрении, стал раздавать блюда присутствующим; он делал вид, что милостиво одаряет всех, а в действительности, как было видно всякому проницательному человеку, готовил им смертельный напиток. Он даже не скрывал, что хитрит, до такой степени Боэмунд презирал своих людей. Сырое же мясо он велел приготовить собственным поварам по обычаям своей страны. На другой день он спросил тех, кому роздал кушанья, как они себя чувствуют. Они ответили: «Даже очень хорошо», и сказали, что не испытывают никакого недомогания. Тогда Боэмунд открыл свои тайные мысли и произнес: «А я, помня о своих войнах с Алексеем и о прежней битве, побоялся: не решил ли он умертвить меня, подмешав к еде смертельный яд».
Вот все о Боэмунде.
...Позвав к себе Боэмунда, император и ему предложил принести обычную у латинян клятву. Боэмунд понимал свое положение..., кроме того, Боэмунд вообще был лжив по природе и поэтому с большой готовностью подчинился воле самодержца. Тогда император выделил одну комнату во дворце и устлал весь пол разного рода ценностями, одеждами, золотыми и серебряными монетами и другими менее дорогими вещами. Комната оказалась настолько заполненной, что из-за множества вещей нельзя было сделать ни шагу. Император приказал тому, кто должен был показать все это Боэмунду, открыть двери внезапно. И вот Боэмунд, пораженный зрелищем, воскликнул: «Если бы у меня было столько богатств, я бы давно овладел многими странами». Тогда тот: «Это все пожаловал тебе сегодня император».
Боэмунд принял богатства с огромной радостью и, поблагодарив, отправился отдыхать в отведенные ему покои. Когда же ему принесли дары, он, забыв о своем прежнем восхищении, сказал: «Никогда я не ожидал такой обиды от императора. Возьмите это все и отнесите тому, кто вас послал». Император же, зная непостоянный нрав латинян, ответил ему народной поговоркой: «Злоба его обратится на его голову»[67]67
Библейская цитата: Псалт. VII, ст. 17.
[Закрыть]. И вот Боэмунд, который недавно сам с негодованием от всего отказался, узнав об ответе императора и увидев слуг, потребовавших назад ценности, изменил тактику, весело взглянул на слуг и, подобно полипу, преобразился в одно мгновенье. Этот человек, негодяй по природе, был очень находчив в любых обстоятельствах, а подлостью и бесстрашием настолько превосходил всех прошедших через нашу страну латинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Но, выделяясь среди латинян необычайной ловкостью, он обладал общим им всем природным качеством – непостоянством. Те самые богатства, от которых он отказался, принял теперь с большой радостью.
Настроен он был очень враждебно. Не владея никакими землями, он покинул родину для вида – ради поклонения гробу господню, на самом деле – чтобы добыть себе владения и, если удастся, то даже захватить трон Ромейской державы (ведь он следовал заветам своего отца)[68]68
Отец Боэмунда Тарентского – Роберт Гвискар, герцог Сицилии, Апулии и Калабрии, воевал против Византии в 1081—1085 гг. В этих войнах участвовал и Боэмунд.
[Закрыть]. Но пустив, как говорится, в ход все средства, он сильно нуждался в деньгах. Самодержец, зная его злобу и недоброжелательство, искусно старался устранить все, что могло способствовать его тайным замыслам...
...На другой день..., позвав к себе Боэмунда и всех других графов, он рассказал им о том, что их ждет в пути, дал полезные советы, сообщил о способах ведения боя, какими обычно пользуются турки, научил, как нужно выстроить войско и как расположить засады, а также остерег их далеко преследовать турок, когда те обратят тыл. Смягчив дарами и речами дикий нрав латинян, дав им полезные советы, император побудил их к переправе.
Из всех латинян император выделил Исангела[69]69
Исангелом Анна называет Раймунда IV Тулузского, графа Сен-Жилля.
[Закрыть], которого полюбил за выдающийся ум, за искренность суждений и за чистоту жизни... Когда все графы заключили договор с самодержцем и через пролив Пропонтиду отбыли на Дамалис, самодержец, избавившись от тех хлопот, которые они ему доставляли, стал часто приглашать к себе Исангела; он раскрыл [ему] свои подозрения относительно намерений франков.., просил его неусыпно помнить о коварстве Боэмунда и, если тот захочет нарушить клятву, удержать его и любым способом расстроить козни. Исангел ответил самодержцу: «От своих предков Боэмунд как некое наследство получил коварство и вероломство, и будет величайшим чудом, если он останется верен своей клятве. Но я сделаю все, чтобы выполнить твое поручение». И, заключив договор с самодержцем, он уехал, чтобы соединиться с кельтским войском.
Анна Комнина. Указ. соч., стр. 279—280, 283—292.
