Текст книги "История крестовых походов в документах и материалах"
Автор книги: Михаил Заборов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Нельзя, однако, не заметить и другое: повествуя о бесчинствах крестоносцев, новгородец переносит центр тяжести на описание их преступного поведения в константинопольских церквах. Если Никита Хониат подробно перечисляет, что было разрушено из художественных ценностей, то его единоверец, русский летописец, пишет лишь о разграблении драгоценных предметов церковного обихода. Он рассказывает о том, что фряги надругались над монахами, монахинями и священниками, избивали их, о чем нет ни слова в латинских хрониках.
Само собой разумеется, автор был сыном своей эпохи, приверженцем религиозно-этических идей православия. Он – паломник, и для него рассказать о том, что сталось с церквами и их содержимым, – задача первостепенной важности. Рассказ этот внешне бесстрастен, но за спокойствием повествователя чувствуется опаляющее его душу возмущение против диких выходок захватчиков, откровенно глумившихся над «схизматиками» и их святынями. Возможно, новгородец, взирая на эти кощунства, не удержался до конца на позиции стороннего наблюдателя и оказал прямую помощь «добрым мужам» в сокрытии от алчных пришельцев какой-то части церковного имущества.
Тем не менее ценность награбленного и разрушенного латинянами в церквах определялась для этого русского человека не только собственно религиозной значимостью тех или иных предметов культа. В не меньшей мере они привлекали новгородца и как творения искусства – угол зрения, к слову сказать, абсолютно чуждый латинским хронистам, которые даже реликвии оценивали «на вес». Новгородец сокрушался (нигде, впрочем, не афишируя столь подчеркнуто свою скорбь, как Никита Хониат) о гибели церквей, монастырей, об истреблении церковных украшений и как христианин, и как образованный русский человек, преклоняющийся перед красотой, умеющий ценить замечательные памятники церковной архитектуры, прикладного искусства, живописи.
Для него красота архитектурных форм имеет самодовлеющее значение, он очарован достижениями византийского зодчества и не может примириться с их бессмысленным уничтожением. Та же черта его взглядов – умение ценить «художество» – проступает и в описании спасенных от рук рыцарей предметов церковного обихода. Как свидетельства очевидца, переданные сдержанно и объективно, эти известия творца «Повести» существенно дополняют картину разгрома Константинополя крестоносцами Четвертого похода, нарисованную в латинских хрониках и в сочинениях Никиты Хониата; самый же подход к отбору фактов лишний раз подтверждает высокий уровень художественной культуры феодальной Руси начала XIII в.
В целом сопоставление латинских хронистов и византийских историков с русскими современниками выявляет точность и наблюдательность последних – качества, благодаря которым их рассказы нередко позволяют дополнить, исправить, конкретизировать материалы предвзятых латинских и византийских повествований. Известия русских очевидцев событий крестовых походов расширяют наши представления о завоевательных предприятиях феодального Запада, происходивших под религиозными знаменами.
Повествования и документы
Первый крестовый поход (1096—1099)
Книга I, гл. I. В год от воплощения господня тысяча девяносто пятый, в то время, когда в Германии царствовал император Генрих[2]2
Император Генрих IV (1084—1106).
[Закрыть], а во Франции – король Филипп[3]3
Король Филипп I (1060—1108).
[Закрыть], когда во всех частях Европы произрастало многообразное зло и вера колебалась, в Риме был папа Урбан II, муж выдающегося жития и нравов, который обеспечивал святой церкви самое высокое положение и умел обо всем распорядиться быстро и обдуманно.
Видя, как вера христианская безгранично попирается всеми, и духовенством, и мирянами, [как] владетельные князья беспрестанно воюют меж собой, то одни, то другие – в раздорах друг с другом, миром повсюду пренебрегают, блага земли расхищаются, многие несправедливо содержатся закованными в плену, их бросают в ужаснейшие подземелья, вынуждая выкупать себя за непомерную плату, либо подвергая там тройным пыткам, т. е. голода, жажды, холода, и они погибают в безвестности; видя, как предаются насильственному поруганию святыни, повергаются в огонь монастыри и села, не щадя никого из смертных, насмехаются над всем божеским и человеческим; услышав также, что внутренние области Романии[4]4
В эпоху крестовых походов Романией называли малоазиатские территории Византии.
[Закрыть] захвачены у христиан турками и подвергаются опасным и опустошительным нападениям, папа, побужденный благочестием и любовью и действуя по мановению божьему, перевалил через горы и с помощью соответствующим образом назначенных легатов распорядился созвать собор в Оверни в Клермоне – так называется этот город, где собрались триста десять епископов и аббатов, опиравшихся на свои посохи.
Когда они собрались в назначенный для того день, папа в сладкоречивом слове обстоятельно объяснил причину созыва собора. Печальным голосом поведал он им в длинной речи о тяготах церкви, испытывающей грозные удары, и о мирских потрясениях, настолько бурных, что вера подорвана, о чем говорилось ранее. Затем мольбами и увещеваниями [папа] побуждал присутствовавших, чтобы, восстановив силу веры, мужественно поднялись бы на одоление дьявольских козней и попытались надлежащим образом вернуть святой церкви ее прежнее почетное положение, столь жестоко ущемленное нечестивцами...
Гл. III. После того как все это и многое другое было соответствующим образом изложено[5]5
Речь, в которой папа обосновывал постановления собора относительно условий соблюдения так называемого божьего мира, приводится хронистом во второй главе, нами опущенной.
[Закрыть], все присутствующие, как клир, так и миряне, возблагодарив бога, благожелательно согласились со сказанным и обещали верно соблюдать постановления собора...
Но тогда папа прибавил и кое-что иное, волнующее не меньше, а больше и сильнее, – и о положении в другой части света, [и о том, что] требует противодействия со стороны христианства. Он сказал: «О, сыны, божьи, поелику мы обещали господу установить у себя мир прочнее обычного и еще добросовестнее блюсти права церкви, есть и другое, божье и ваше, дело, стоящее превыше прочих, на которое вам следует, как преданным богу, обратить свои доблесть и отвагу. Именно, необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке, о чем они уже не раз просили вас[6]6
Вероятно, имеются в виду обращения за помощью, посылавшиеся из Константинополя в Рим и к отдельным князьям (например, графу Фландрскому) в более ранние времена, когда Византия находилась в кольце врагов.
[Закрыть]. Ибо в пределы Романии вторглось и обрушилось на них, о чем большинству из вас уже сказано, персидское племя турок[7]7
Так именуются хронистом турки-сельджуки.
[Закрыть], которые добрались до Средиземного моря, именно до того места, что зовется рукавом св. Георгия[8]8
Рукав св. Георгия – средневековое название Босфора (на берегу пролива стоял храм св. Георгия).
[Закрыть]. Занимая все больше и больше христианских земель, они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство богово[9]9
Так папа называет здесь Византийскую империю.
[Закрыть]. И если будете долго пребывать в бездействии, верным придется пострадать еще более.
И вот об этом-то деле прошу и умоляю вас, глашатаев христовых, – и не я, а господь, – чтобы вы увещевали со всей возможной настойчивостью людей всякого звания, как конных, так и пеших, как богатых, так и бедных, позаботиться об оказании всяческой поддержки христианам и об изгнании этого негодного народа из пределов наших земель[10]10
«Наших», т. е. христианских.
[Закрыть]. Я говорю [это] присутствующим, поручаю сообщить отсутствующим, – так повелевает Христос.
Если кто, отправившись туда, окончит свое житие, пораженный смертью, будь то на сухом пути, или на море, или же в сражении против язычников, отныне да отпускаются ему грехи. Я обещаю это тем, кто пойдет в поход, ибо наделен такой милостью самим господом.
О, какой позор, если бы столь презренное, недостойное, отвратительное племя, служащее дьявольским силам, одолело бы народ, проникнутый верою во всемогущество божье и блистающий именем Христовым. О, каким срамом покроет вас сам господь, если вы не поможете тем, кто исповедует веру христианскую, подобно нам».
«Пусть выступят против неверных, – сказал папа, – пусть двинутся на бой, давно уже достойный того, чтобы быть начатым, те, кто злонамеренно привык вести частную войну даже против единоверцев, и расточать обильную добычу. Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть справедливо бьются теперь против варваров те, кто в былые времена сражался против братьев и сородичей. Ныне пусть получат вечную награду те, кто прежде за малую мзду были наемниками. Пусть увенчает двойная честь тех, кто не щадил себя в ущерб своей плоти и душе. Те, кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты; здесь – враги господа, там же станут ему друзьями.
Те, кто намерены отправиться в поход, пусть не медлят, но оставив [надежно] собственное достояние и собрав необходимые средства, пусть с окончанием зимы, в следующую же весну горячо устремятся по стезе господней».
Fulcherii Carnotensis. Historia Hierosolymitana (Gesta Francorum Hierusalem peregrinantium). – Recueil des historiens des croisades. Historiens Occidentaux, t. III. Paris, 1866, p. 321—324.
Кн. I, гл. 1. В год воплощения господня тысяча девяносто пятый, в земле Галльской, а именно в Оверни, торжественно происходил собор в городе, который называется Клермон[11]11
Клермонский собор заседал 18—25 ноября 1095 г. Римский папа Урбан II выступил с речью после закрытия официальной части собора, т. е. 26 ноября.
[Закрыть]; участвовал в соборе папа Урбан II с римскими епископами и кардиналами. И собор этот был чрезвычайно славен тем, что съехалось множество галлов и германцев, как епископов, так и князей.
Разрешив на нем дела церковные, господин папа вышел на обширную размерами площадь, ибо никакое помещение не могло вместить всех [присутствовавших]. И вот папа обратился ко всем с убедительной речью, [проникнутой] риторической сладостью; он сказал [так]:
«Народ франков, народ загорный, [народ], по положению земель своих и по вере католической, [а также] по почитанию святой церкви выделяющийся среди всех народов: к вам обращается речь моя и к вам устремляется наше увещевание. Мы хотим, чтобы вы ведали, какая печальная причина привела нас в ваши края, какая необходимость зовет вас и всех верных [католиков]. От пределов иерусалимских и из града Константинополя пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства[12]12
Так хронист именует турок-сельджуков.
[Закрыть], иноземное племя, чуждое богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный богу духом своим[13]13
Здесь хронист цитирует Библию, ту часть ее, которая называется Псалтирь (Псалом 77, ст. 8).
[Закрыть], вторгся в земли этих христиан[14]14
Имеются в виду восточные христиане (жители Византии и ряда ближневосточных стран).
[Закрыть], опустошил их мечом, грабежами, огнем, самих же их частью увел в свой край [в полон], частью же погубил постыдным умерщвлением, а церкви божьи либо срыл до основания, либо приспособил для своих обрядов. Они опрокидывают алтари, оскверняя их своими испражнениями, обрезают христиан и обрезанные части кидают в алтари или в крещальни. И [если] им хочется предать кого-нибудь позорной смерти, пронзают посреди живота, лишают детородных членов, привязывают к дереву и, гоняя вокруг него, хлестают до тех пор, пока из них не выпадают внутренности и [сами] не падают наземь. Иных же, привязанных к деревьям, поражают стрелами; иных, раздев [донага] и согнув шею, ударяют мечом и таким способом испытывают, каким ударом можно убить сразу. Что же сказать о невыразимом бесчестии, которому подвергаются женщины, о чем говорить хуже, нежели умалчивать?
Греческое царство уже до того урезано ими и изничтожено, что [утраченное] не обойти и за два месяца.
Кому выпадает труд отмстить за все это, вырвать [у них], кому, как не вам, которых бог превознес перед всеми силою оружия и величьем духа, ловкостью и доблестью сокрушать головы врагов своих[15]15
Здесь в текст повествования вкраплены библейские обороты (Псалтирь, Псалом 77, ст. 22).
[Закрыть], которые вам противодействуют?
Да подвигнут вас и побудят души ваши к мужеству деяния ваших предков, доблесть и слава короля Карла Великого, и сына его Людовика[16]16
Людовика Благочестивого.
[Закрыть], и других государей ваших, которые разрушили царства язычников и раздвинули там пределы святой церкви[17]17
Имеются в виду войны Карла Великого с арабами.
[Закрыть]. Особенно же пусть побуждает вас святой гроб господень, спасителя нашего, гроб, которым ныне владеют нечестивые, и святые места, которые ими подло оскверняются и постыдно нечестием их мараются.
О, могущественнейшие воины и отпрыски непобедимых предков! Не вздумайте отрекаться от их славных доблестей, – напротив, припомните отвагу своих праотцев. И если вас удерживает нежная привязанность к детям, и родителям, и женам, поразмыслите снова над тем, что говорит господь в Евангелии: „Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную“[18]18
Хронист цитирует здесь текст Евангелия от Матфея (гл. XIX, ст. 29).
[Закрыть].
Да не привлекает вас к себе какое-нибудь достояние и да не беспокоят какие-нибудь семейные дела, ибо земля эта, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью, обилием же богатств не преизбыточествует и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Отсюда проистекает то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится меж вами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Становитесь на стезю святого гроба[19]19
Стезя святого гроба – так называли в те времена путь, которым паломники шли в Иерусалим, где, согласно христианскому преданию, находилась гробница Иисуса Христа.
[Закрыть], исторгните землю эту у нечестивого народа, покорите ее себе; земля же та, как гласит Писание, течет млеком и медом[20]20
Здесь перефразируется текст из библейской Кинги исхода (гл. 3, ст. 8).
[Закрыть].
Гл. 2. Иерусалим – это пуп земли, край, плодоноснейший по сравнению с другими, земля эта словно второй рай. Ее прославил искупитель рода человеческого своим приходом, украсил ее [своими] деяниями, освятил страданием, искупил смертью, увековечил погребением.
И этот-то Царственный град, расположенный посредине земли, ныне находится в полоне у своих врагов и уничтожается народами, не ведающими господа. Он стремится [к освобождению] и жаждет освобождения, [он] не прекращает молить о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Подмогу эту он требует в особенности от вас, ибо, как мы уже сказали, пред прочими сущими народами вы удостоены богом замечательной силой оружия.
Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе царствия небесного».
Когда папа в своей искусной речи[21]21
Непередаваемая игра слов. Буквально говорится: «папа Урбан в городской речи» (Urbanus – собственное имя, urbanus – городской, от urbs – город), т. е. в искусной, ладной речи.
[Закрыть] сказал это и многое в этом роде, всех, кто там был, соединило общее чувство, так что возопили: «Так хочет бог! Так хочет бог!» Услышав это, достопочтенный владыка римский, возведши очи к небесам, возблагодарил бога и, мановением руки потребовав тишины, возговорил [снова]:
«Дражайшие братья... если бы не господь бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы [столь] единодушный глас ваш; и хотя он исходил из множества [уст], но источник его был единым. Вот почему говорю вам, что это бог исторг из ваших глоток такой глас, который [он же] вложил в вашу грудь. Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено богом. И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат божье слово: Так хочет господь! Так хочет господь!
Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись в этот поход старцы или слабые люди, не владеющие оружием, и пусть никоим образом женщины не пускаются в путь без своих мужей, либо братьев, либо законных свидетелей. Они ведь являются больше помехой, чем подкреплением, и представляют скорее бремя, нежели приносят пользу.
Пусть богатые помогут беднякам и на свои средства поведут с собою пригодных к войне. Священникам и клирикам любого ранга не следует идти без дозволения своих епископов, ибо если отправятся без такого разрешения, поход будет для них бесполезен. Да и мирянам не гоже пускаться в паломничество иначе, как с благословения священника. И тот, кто возымеет в душе намерение двинуться в это святое паломничество, и даст о том обет богу, и принесет ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, дав обет, вернуться (снять обет), пусть поместит это изображение, на спине промеж лопаток...
Те и другие выполнят заповедь господню, которую он сам предписывает в Евангелии: „И кто не берет креста своего и следует за мною, тот не достоин меня“»[22]22
Здесь также евангельский текст (Евангелие от Матфея, гл. X, ст. 88).
[Закрыть].
Roberti Monachi. Historia Hierosolymitana. – Recueil des historiens des croisades. Historiens Occidentaux, t. III. Paris, 1866, p. 727—730.
II. Причины крестового похода. Проповедь Петра Пустынника. Поход беднотыКнига II, гл. VI. По закрытии Клермонского собора – а он был созван в ноябре месяце (1095 г.), в восьмой день после праздника святого Мартина[23]23
По церковному календарю праздник святого Мартина приходится на 11 ноября.
[Закрыть], по всем провинциям Франции разнеслась о нем большая слава, и каждый, кому быстрая молва доставляла папское предписание, шел к своим соседям и родичам, увещевая [их] вступить на стезю господню, как называли тогда ожидаемый поход. Уже возгорелось усердие графов, и рыцарство стало подумывать о походе, когда отвага бедняков воспламенилась столь великим рвением, что никто из них не обращал внимания на скудость доходов, не заботился о надлежащей распродаже домов, виноградников и полей; всякий пускал в распродажу лучшую часть имущества за ничтожную цену, как будто он находился в жестоком рабстве, или был заключен в темницу, и дело шло о скорейшем выкупе.
В ту пору была большая нужда, даже у богатых, вследствие повсеместной нехватки хлеба... Толпы бедняков пробовали кормиться корнями дикорастущих растений, чтобы, поедая более доступное, поскольку хлеб являлся большой редкостью, возместить недостаток повсюду разыскиваемой пищи. Самые значительные особы подвергались угрозе впасть в нищету, на которую всё жаловались, и каждый, видя, как терзается голодом бедный люд, обрекал себя на крайнюю бережливость из страха расточить свои богатства излишествами. Алчные души скупцов радовались, что [настали] времена, благоприятные для беспощадного взимания процентов и, бросая взоры на старые запасы накопленного хлеба, делали каждый день новые расчеты той суммы, которую, продав этот хлеб, прибавят к прежним кучам золота. Таким образом, когда одни испытывали тяжкие страдания, а другие занимались корыстными расчетами, которые, как восточный ветер, [что] сокрушает корабли в море, помыслами всех людей овладел Христос, и тот, кто освобождает закованных в цепи из драгоценных камней, разбил и цепи алчности, опутывавшие людей в столь отчаянном положении. Хотя, как я сказал выше, это неурожайное время уменьшило у всех средства к пропитанию, но едва Христос внушил этим бесчисленным массам людей намерение пойти в добровольное изгнание, обнаружились богатства многих из них; и то, что казалось дорого, пока не началось движение, продавалось по самой дешевой цене, как только все отправились в поход. Так как многие торопились окончить свои дела, то случилась удивительная вещь, которая послужит примером внезапного и неожиданного падения цен: за пять денариев можно было купить семь овец. Недостаток хлеба превратился в изобилие, и каждый, стараясь всеми средствами собрать сколько-нибудь денег, продавал как будто все, что имел, не по стоимости, а по цене, назначенной покупателями, лишь бы не вступить последним на стезю господню.
Таким образом произошло тогда удивительное явление: все дорого покупали и дешево продавали, а именно: дорого покупали то, что нужно было для пользования в пути, а дешево продавали то, чем следовало покрыть издержки. В прежнее время ни темницы, ни пытки не могли бы исторгнуть у них того, что теперь сполна отдавалось за безделицу. А вот еще одно обстоятельство, не менее смешное: многие, не имевшие еще сегодня никакого желания пускаться в путь, громко смеявшиеся над теми, кто продавал свои вещи подешевле, и утверждавшие, что им предстоит жалкий путь и еще более жалкое возвращение, – на другой день, по внезапному побуждению, отдав за ничтожные деньги все свое достояние, отправлялись вместе с теми, кого только что высмеивали. Что сказать о детях, о старцах, собиравшихся на войну? Кто может сосчитать девиц и стариков, подавленных бременем лет? – Все воспевают войну, коли и не принимают в ней участия; все ждут мученичества, на которое идут, чтобы пасть под ударами мечей, и говорят: «Вы, молодые, вступайте в бой, а нам да будет дозволено заслужить пред Христом своими страданиями». И поелику они были воодушевлены пламенным желанием обрести бога, хотя и не имели в себе света науки, бог, часто увенчивающий самым счастливым успехом самые безрассудные предприятия, дал спасение и этим простодушным людям в награду за их добрые намерения.
Причем можно было видеть самые забавные случаи, вызывавшие смех. Некоторые бедняки, подковав быков, как то делают с лошадьми, и запрягши их в двухколесные тележки, на которых помещался их скудный скарб вместе с малыми детьми, тащили все это с собою; когда дети эти лицезрели попадавшийся им на пути какой-нибудь замок или город, они вопрошали, не Иерусалим ли это, к которому стремятся...
Гл. VIII. Пока князья, нуждавшиеся в больших средствах на содержание тех, кто составлял их свиту, долго и мешковато подготовлялись к походу, простой народ, бедный средствами, но многочисленный, собрался вокруг некоего Петра Пустынника и повиновался ему как своему предводителю, по крайней мере, в то время, пока все это происходило в нашей стране. Происходя, если не ошибаюсь, из города Амьена, он, как мы слышали, вел жизнь отшельника под монашеским одеянием, не знаю, в какой именно области Верхней Галлии[24]24
То есть в Северной Франции.
[Закрыть], покинув те места, не ведаю, для чего, он обходил города и села, повсюду ведя проповедь, и, как мы [сами] видели, народ окружал его такими толпами, его одаряли столь щедрыми дарами, так прославляли его святость, что я не припомню никого, кому бы когда-нибудь были оказываемы подобные почести. Петр был очень щедр к беднякам, раздавай многое из того, что дарили ему... Он возвращал мужьям их жен, утративших честь, присовокупляя к этому дары; он восстанавливал мир и согласие между поссорившимися, [делая это] с изумительной властью. Все, что он ни делал или говорил, обнаруживало в нем божественную благодать, так что многие выдергивали шерсть из его мула, чтобы хранить ее как реликвию: я рассказываю это не потому, что считаю правдой, но скорее для простых людей, которые любят новенькое. Он носил на голом теле шерстяную рубаху, на голове – капюшон и поверх всего – грубое одеяние до пят; руки и ноги оставались обнаженными; хлеба он не употреблял или почти не ел, питался же рыбою и вином.
Вот этот-то человек, собрав многочисленное воинство, увлеченное отчасти общим порывом, а отчасти его проповедями, решился направить свой путь через землю венгров.
Guiberti abbatis monasterii Sanctae Mariae Novigenti Historia qui dicitur Gesta Dei per Francos. – Recueil des historiens des croisades. Historiens Occidentaux, t. IV. Paris, 1879, p. 140—142.
