Текст книги "История крестовых походов в документах и материалах"
Автор книги: Михаил Заборов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
108. Между тем прошло уже столько времени, что наступил великий пост; и они стали приготовлять свои корабли, чтобы отплыть к пасхе. Когда корабли были нагружены, на следующий день после пасхи[538]538
В 1203 г. этот церковный праздник приходился на 6 апреля. Следовательно, крестоносцы ушли из города 7 апреля.
[Закрыть] крестоносцы вышли из города и расположились в гавани; а венецианцы разрушили и город, и башни, и стены.
109. И тогда произошел случай, который очень плохо сказался на войске: ибо один из высоких баронов, по имени Симон де Монфор, заключил договор с королем Венгрии, врагом крестоносцев, и поехал к нему, покинув войско. С ним отбыли его брат, Гюи де Монфор, Симон де Нофль и Робер Мовуазен, и Дрэ де Крессонак, аббат де Во, который был монахом цистерцианского ордена, и многие другие. А вскоре не замедлило последовать и то, что к королю венгерскому отправился другой высокий сеньор из войска [крестоносцев], по имени Ангерран де Бов, и его брат Юг, и те из их вассалов, которых они смогли увести[539]539
Относительно времени этих событий сведения хронистов расходятся. Если, по сообщению Виллардуэна, данная группа рыцарей и церковников покинула войско уже после того как крестоносцы собрались отплывать из Задара, то, согласно Роберу де Клари, Симон де Монфор и Ангерран де Бов покинули войско еще накануне осады Задара, т. е. в ноябре 1202 г. Ко времени после взятия города относит отъезд части крестоносцев Аноним Гальберштадтский; автор «Константинопольского опустошения» связывает это событие с заключением договора крестоносцев с царевичем Алексеем, т. е. датирует его январем 1203 г.
[Закрыть].
110. И они оставили войско, как вы это слышали: это был великий урон войску и большой позор для тех, кто так поступил. Тогда начали выходить в море[540]540
По известию автора одной из «малых» хроник – «Константинопольского опустошения», 20 апреля 1203 г.
[Закрыть] корабли и юисье[541]541
Галеры, на которых находились дож Дандоло и маркиз Бонифаций Монферратский, оставались в арьергарде и вышли позднее.
[Закрыть], и было постановлено, что они отправятся к гавани Корфу, острова Романии, и что [те, кто прибудут] первые обождут последних, пока не соберутся [все] вместе; так они и сделали.
111. Прежде чем дож. и маркиз, и галеры отплыли из гавани Задара[542]542
По сведениям Робера де Клари (гл. 31) и Анонима Гальберштадтского (стр. 14), Алексей прибыл в Задар после отплытия основной части флота. Последний хронист датирует прибытие царевича 25 апреля 1203 г.
[Закрыть], [сюда] прибыл Алексей, сын императора Сурсака[543]543
Исаака II.
[Закрыть] константинопольского. А он был послан Филиппом, королем Германии, и он был принят с великой радостью и великими почестями; и дож дал ему столько галер и кораблей, сколько ему было нужно. И таким образом они отплыли из гавани Задара, и был попутный ветер; так плыли они, пока не достигли гавани Диррахий[544]544
Отсюда открывалась главная сухопутная дорога из Адриатики в Константинополь; более чем за сто лет до описываемых событий здесь высадился Боэмунд Тарентский.
[Закрыть]. Жители его, увидев своего сеньора[545]545
Имеется в виду царевич Алексей.
[Закрыть], весьма охотно сдали ему город, и поклялись ему в верности.
112. И, отплыв оттуда, они прибыли на Корфу и нашли там войско, расположившееся возле города[546]546
Очевидно, крестоносцы прибыли на Корфу еще в первых числах мая 1203 г.
[Закрыть]; крестоносцы раскинули палатки и шатры, и вывели коней из юисье, чтобы они попаслись. И когда они услышали, что в гавань прибыл сын императора константинопольского, видели бы вы, как множество добрых рыцарей и множество добрых оруженосцев вышли ему навстречу, ведя множество прекрасных коней. Так приняли они его с великой радостью и великими почестями[547]547
Вероятно, теплый прием оказали царевичу Алексею (как здесь, так и еще в Задаре) далеко не все крестоносцы.
[Закрыть]. И он приказал поставить свою палатку посреди войска; а совсем рядом была раскинута палатка маркиза Монферратского, под чье покровительство отдаться советовал ему король Филипп, женатый на его сестре.
113. Крестоносцы оставались три недели на этом острове[548]548
По рассказу Анонима Гальберштадтского, население на Корфу встретило крестоносцев враждебно. Архиепископ, пригласивший на обед некоторых церковнослужителей, иронически заметил по поводу первенства римского престола, что для него имеется лишь одно оправдание, заключающееся в том, что Иисуса Христа подняли на крест римские воины. Жители острова, узнав о прибытии царевича Алексея, забросали флот камнями, и тогда остров был предан разграблению. Обо всем этом Виллардуэн умалчивает.
[Закрыть], который был весьма богат и покрыт [щедрой] растительностью. И во время этого пребывания с ними приключилась беда, огорчительная и тяжкая; а именно, большая часть тех, кто хотел, чтобы войско распалось, и тех, кто в свое время воспротивился этому, заявили все вместе, что им это дело кажется слишком долгим и чересчур опасным, и что они останутся на острове, а войско пусть отплывает; и что с помощью жителей Корфу они пошлют к графу Готье Бриеннскому, который владел тогда Брандисом, чтобы он прислал им корабли, на которых они могли бы отправиться в Брандис[549]549
Брандисом Виллардуэн называет Бриндизи в Италии. Выше, в гл. 33, мемуарист упоминает о том, что во время своего возвращения из Венеции в 1201 г. он повстречал графа Готье Бриеннского, направлявшегося в Апулию отвоевывать землю своей жены, дочери Танкреда, наследницы трона Сицилийского королевства, перешедшего в 1197 г. к сыну германского императора Генриха VI – Фридриху (II).
[Закрыть].
114. Я не могу назвать вам всех тех, кто споспешествовал этому делу, но перечислю вам только часть наиболее видных предводителей (следует перечень 14 баронов)... И многие другие втайне обещали принять их сторону, не решаясь из чувства стыда сказать об этом открыто. Книга [эта] свидетельствует, что более половины войска было в согласии с ними.
115. И когда об этом услышали маркиз Монферратский и граф Бодуэн Фландрский, и граф Луи, и граф Сен-Поль, и бароны, находившиеся заодно с ними, они были в сильном смятении и сказали: «Сеньоры, дела наши плохи. Если эти люди уедут от нас, последовав за теми, которые уже многажды от нас отделялись, то наше войско будет погублено и мы не сумеем произвести никаких завоеваний. Так пойдем же к ним и припадем к их стопам и возопим к ним о милосердии; пусть они бога ради сжалятся над собой и над нами, и пусть не обесчестят себя, и пусть не лишат нас [возможности добиться] освобождения Заморской земли».
116. Так решено было устроить совет; и они отправились все вместе в некую долину, где те собрались на свою сходку, и привели с собой сына императора константинопольского и всех епископов, и всех аббатов войска. И когда они пришли туда, то слезли с коней. А те, увидев их, [тоже] сошли со своих коней и двинулись им навстречу. И бароны припали к их стопам и сильно восплакали; и сказали, что не сойдут с места, пока остальные не дадут обещания не покидать их.
117. И когда те это увидели, они прониклись великой жалостью, и разрыдались, узрев своих сеньоров, и родичей своих, и своих друзей припавшими к их стопам. И они сказали, что посоветуются, и отошли в сторону, и посовещались между собою. А результат их совета был таков, что они останутся еще вместе с крестоносцами до праздника св. Михаила[550]550
29 сентября 1203 г., дата окончания срока договора крестоносцев с Венецией.
[Закрыть] при условии, что им законно поклянутся на Евангелии, что, начиная с этого времени, им предоставят – в любое время, как только они того потребуют, и без обмана, – в течение 15 дней флот, на котором они смогли бы отплыть в Сирию.
118. Так было постановлено и скреплено клятвой; и тогда во всем войске разлилось великое ликование. И крестоносцы взошли на корабли, а кони были введены в юисье.
119. Так отплыли они из гавани Корфу накануне Троицы[551]551
24 мая 1203 г.
[Закрыть] 1203 года от воплощения господа нашего Иисуса Христа. Там были все нефы, и все юисье, и все галеры войска, и довольно торговых кораблей, которые держали путь вместе с ними. И стоял ясный день, и дул тихий и добрый ветер; и они подставили ветру паруса.
120. Жоффруа, маршал Шампанский, который продиктовал это произведение (и который ни разу ни словом не солгал с умыслом, а это был человек, присутствовавший на всех советах), свидетельствует вам, что никогда не было видано столь прекрасного зрелища. Казалось, что этот флот должен непременно завоевать землю; ибо насколько далеко схватывал взгляд, только и виднелись паруса нефов и кораблей, так что сердца людей были преисполнены радости.
В последующих главах рассказано о дальнейшем пути крестоносного флота, прошедшего через острова Негропонте и Андрос и затем по рукаву св. Георгия (Дарданеллы) – к Константинополю, который крестоносцы впервые увидели 23 июня 1203 г., когда корабли бросили якорь в гавани св. Стефана, что в трех лье от византийской столицы.
Geoffroi de Villehardouin. Op. cit., t. 1, p. 110—129.
VII. Захват Константинополя крестоносцами в 1203 г.128. Так вот, знайте, что они долго разглядывали Константинополь, те, кто его никогда не видел; ибо они не могли и вообразить себе, что где-либо на свете может существовать такой богатый город, когда увидели эти высокие стены и эти богатые башни, которыми весь кругом он был обнесен, и эти богатые дворцы, и эти высокие церкви, которых там было столько, что никто и представить себе не мог, если б не видел их собственными глазами[552]552
По свидетельству хрониста Альбрика де Труафонтэн, в Константинополе в начале XIII в. насчитывалось около 500 церквей и монастырей.
[Закрыть], и длину и ширину города, который главенствовал между всеми городами. И знайте, что не было столь храброго человека, чье сердце не дрогнуло бы; и это не было чудом; ибо никогда и никаким народом не предпринималось столь огромное дело с тех пор, как сотворен мир...
Далее, в гл. 129—140, повествуется о том, как по совету дожа Дандоло решено было сперва в целях обеспечения войска хлебом и прочими припасами пристать к островам вблизи Константинополя, но 24 июня флот, пройдя мимо города, остановился у Халкедона, на азиатском берегу Босфора, а затем через несколько дней пристал к Скутари, близ императорского дворца; рассказывается также о первых стычках с отрядами Алексея III.
141. ...На другой день император Алексей [III] послал своего вестника к графам и баронам со своими грамотами[553]553
Об этом посольстве упоминает также, хотя и менее подробно, Робер де Клари.
[Закрыть]. Вестника этого звали Никола Ру[554]554
Латинянин, проживавший в Константинополе; подобно другим, его использовали время от времени для услуг императорскому двору.
[Закрыть], и он был уроженцем Ломбардии. Он нашел баронов в богатом дворце Скутари, где они держали совет, и приветствовал их от имени императора Алексея Константинопольского, и предъявил его грамоты маркизу Бонифацию Монферратскому; тот принял их. Грамоты были прочитаны перед всеми боронами. И в грамотах этих было столько обходительных слов, что [моей] книге этого не передать; а после всех других слов там были доверительные слова о том, чтобы верить тому, кто доставил эти грамоты и чье имя Никола Ру.
В гл. 142—144 рассказывается о переговорах баронов с послом Алексея III. Во время переговоров Конон Бетюнский, отличавшийся красноречием, выступил от имени баронов: он отверг предложения Алексея III, изъявившего готовность оказать крестоносцам помощь продовольствием на условии, что они тотчас отправятся в Святую Землю; бароны потребовали отречения Алексея III от престола в пользу законного государя. С тем императорский посол и возвратился в Константинополь.
145. На следующий день бароны, переговорив между собой, решили показать Алексея, сына императора константинопольского, жителям города[555]555
После легкого подчинения Диррахия бароны были обескуражены враждебной встречей в Константинополе. Они, вероятно, предполагали, что царевича там ждут как желанного человека. Этим объясняется намерение, исходившее, как отмечает Робер де Клари, от дожа Дандоло, обратиться к грекам – в надежде, что народ, вопреки императору, выразит благоприятное отношение к «законному наследнику», узрев его воочию.
[Закрыть]. Они собрали все галеры. На одну взошли дож Венеции и маркиз Монферратский; они взяли с собой Алексея, сына императора Исаака; на другие галеры сели рыцари и бароны, кто хотел.
146. Так они продефилировали совсем близко от стен Константинополя и показали юношу народу греков, говоря: «Вот ваш прирожденный сеньор; и знайте, что мы прибыли не для того, чтобы содеять вам зло; нет, мы прибыли, чтобы оградить и защитить вас, если вы сделаете то, что должны [сделать]. Ибо тот, кому вы повинуетесь как своему сеньору, правит над вами преступно и содеяв грех против бога и против разума. И вы хорошо знаете, как незаконно поступил он по отношению к своему сеньору и брату; он выколол ему глаза и отнял у него власть посредством преступления и прегрешения.
Вот настоящий наследник; если вы примете его сторону, вы сделаете то, что должны сделать; а если вы это не сделаете, мы сотворим вам самое худшее, что только сможем».
Ни один грек из города не дал понять, что он склоняется на его сторону[556]556
То есть на сторону царевича Алексея.
[Закрыть], – из страха и боязни перед императором Алексеем. Так они вернулись в лагерь и каждый ушел в свою палатку.
147. На следующий день они [крестоносцы], отслушав обедню, собрались на совет: и совещались они, сидя верхом на конях посреди поля. Вы могли бы видеть там множество прекрасных скакунов и множество добрых всадников на них. А совет был о том, как построить боевые отряды, сколько и какие именно. Говорили также и о разных других делах; заключение же совета было таково, чтобы командование авангардом было предоставлено графу Бодуэну Фландрскому, потому что у него было большое число добрых воинов, и лучников, и арбалетчиков, больше, чем у кого-нибудь другого.
148. Потом было постановлено, что второй боевой отряд составят его брат Анри и Матье де Валанкур, и Бодуэн де Бовуар со множеством других добрых рыцарей из их земли и из их страны, что находились вместе с ними.
149. Граф Юг де Сен-Поль вместе со своим племянником Пьером Амьенским, Евстафием де Канлье, Ансо де Кайэ возглавит третий боевой отряд из многих добрых рыцарей из их земли и из их страны.
Далее в гл. 150—153 названы участники и предводители остальных четырех отрядов; седьмой, арьергардный отряд, в который входили ломбардцы, тосканцы, рыцари из южнофранцузских областей, надлежало возглавить Бонифацию Монферратскому.
154. Был назначен [также и] день, когда они погрузятся на корабли, чтобы силой взять землю, и либо жить, либо умереть; и знайте, что это было одно из самых грозных и опасных дел, какое когда-либо предпринималось. После того епископы и духовенство говорили народу и увещевали его исповедаться и чтобы каждый составил свое завещание; ведь они не знали, какова будет воля божья по отношению к ним. И во всем войске они это выполнили весьма охотно и весьма благочестиво.
155. Так наступил срок, который был установлен. И все рыцари находились на юисье со своими конями; и все они были вооружены, на шлемах опущены забрала; лошади были покрыты и оседланы. А прочие, кто не был столь привычен к военному делу, все сели на большие корабли; галеры также были все вооружены и изготовлены.
156. И стояло прекрасное утро, солнце только что взошло; а император Алексей ждал их со множеством воинов, выстроенных надлежащим образом на противоположном берегу. И вот трубят в трубы. И каждая галера была связана с юисье, чтобы легче было переплыть (на другую сторону]. Никто не спрашивал, кому итти вперед первому. Кто мог раньше, раньше и причаливал. И рыцари выходили из юисье и прыгали в море [погружаясь] по пояс в полном вооружении, с опущенными забралами и с копьем в руке; также и добрые лучники, оруженосцы и арбалетчики; и каждый со своим отрядом, там где ему случилось пристать [к берегу].
157. Греки притворились, будто намерены сопротивляться; но когда были пущены в ход копья, они [греки] повернули тыл; они отступили бегом и предоставили им берег. И знайте, что никогда еще никакая гавань не была взята с такою славою. Тогда моряки стали открывать дверцы юисье и перебрасывать мостики; и начали выводить коней. А рыцари начали взбираться на своих коней, и боевые отряды начали строиться, как было должно.
158. Бодуэн, граф Фландрии и Эно, предводительствовавший авангардом, выступил вперед, а за ним другие боевые отряды, каждый на своем месте; и так они скакали до того самого места, где стоял лагерем император Алексей; а он повернул в Константинополь и побросал свои палатки и шатры раскинутыми; и наши воины нашли там довольно добычи.
159. Совет баронов решил, что они [крестоносцы] расположатся у гавани перед башнею Галатой, у которой кончалась цепь, шедшая из Константинополя. И знайте поистине, что только разорвав эту цепь, можно было войти в гавань Константинополя. И наши бароны видели, что если они не возьмут эту башню и не разорвут эту цепь, то они погибли, и участь их будет худой. Потому они расположились на ночь перед башнею и в еврейском квартале, называемом Эстанор, где они нашли много хороших и богатых домов.
160. Ночью они выставили добрую стражу; а на утро, с третьим криком петуха, находившиеся в башне Галата и прибывшие к ним на подмогу из Константинополя в лодках произвели вылазку; наши же тотчас схватились за оружие. Там раньше всего ввязался в бой Жак д’Авень вместе со своими пешими воинами. И знайте, что ему пришлось туго и что он был ранен копьем в лицо и чуть не погиб. И один из его рыцарей, по имени Никола де Жанлэн вскочил на коня; и он отлично выручил своего сюзерена; он выказал себя так доблестно, что заслужил великий почет.
161. И в лагере поднялся крик; и со всех сторон сбежались наши; они одним ударом отбросили их прочь, так что были там весьма многие убиты и взяты в плен; и немало было таких, которые не возвратились в башню, а на своих барках отплыли туда, откуда прибыли; и довольно много было утонувших, и никто не вышел целым и невредимым. Те же, которые повернули назад к башне, были преследуемы столь близко, что не успели запереть за собою ворота. У ворот произошел самый большой бой; и они [крестоносцы] взяли их силою и проникли внутрь, многие были там убиты и пленены.
162. Так захвачен был замок Галата и взята силой Константинопольская гавань. Велика была радость воинов, и они восхваляли бога; жители же города были расстроены. И на следующий день в гавань были введены корабли, суда и галеры. Тогда предводители войска держали совет о том, что делать дальше: напасть ли на город с моря или с суши. Венецианцы горячо ратовали за то, чтобы на кораблях были устроены лестницы, и чтобы весь приступ был произведен со стороны моря. Французы же говорили, что они не умеют действовать на море столь хорошо, как на суше, – но зато, сидя на лошади со своим оружием, они сумеют лучше помочь себе на суше. Конец совета был таков, что венецианцы пойдут на приступ с моря, а бароны и их войско – со стороны суши.
163. Так пребывали они [там] четыре дня. На пятый день весь лагерь взялся за оружие. И боевые отряды выступили в назначенном порядке и двинулись от гавани до самого Влахернского дворца, а корабли шли [вдоль берега] гаванью напротив них и доплыли до самого конца гавани. Там есть река, которая впадает в море и которую нельзя перейти иначе, как по каменному мосту. Греки сломали мост, и по распоряжению баронов войско трудилось целый день и целую ночь, чтобы починить мост. Наконец, мост был восстановлен и боевые отряды перешли по нему утром один за другим в установленном порядке. Так они подступили к городу; и никто не выступил из города против них. И это было великим чудом: ведь на одного человека в войске [крестоносцев] приходилось двести в городе.
164. Потом совет баронов решил, что они расположатся между Влахернским дворцом и замком Боэмунда, который представлял собой аббатство, обведенное стенами. И тогда были раскинуты палатки и шатры; и это зрелище вызывало чувство гордости: ибо все войско могло осаждать Константинополь, который на суше тянулся на три лье в ширину, лишь у одних ворот. А венецианцы находились в море, на кораблях и на судах; и они соорудили лестницы, и поставили камнеметательницы, и отлично приготовились к приступу. А бароны также приготовились к своему приступу с суши: изготовили орудия и камнеметательницы...
В гл. 165—169 рассказывается о происходивших в течение десяти дней, которые предшествовали общему приступу, мелких стычках с греками, о потерях крестоносцев, подвигах отдельных рыцарей, вроде Пьера де Брасье, особенно отличившегося в схватках у ворот Влахернского дворца.
170. Эти опасности и эти ратные труды продолжались почти десять дней, пока, наконец, однажды к утру четверга[557]557
17 июля 1203 г.
[Закрыть] приступ был подготовлен и их лестницы тоже; и венецианцы изготовились к своему приступу с моря. Приказ был отдан о приступе таким образом, что три из семи боевых отрядов должны были защищать лагерь, а четыре остальных производить приступ. Маркиз Бонифаций Монферратский охранял лагерь со стороны полей с отрядами бургундцев, шампанцев и Матье Монморанси. А Бодуэн, граф Фландрский и Эно, пошел на приступ со своими воинами, также и его брат Анри; и пошли на приступ граф Луи Блуасский и Шартрский, и граф Юг де Сен-Поль, и те, кто был вместе с ними...
В гл. 171—172 повествуется о первых неудачных как для французов, так и для венецианцев попытках штурмовать стены Константинополя с суши и моря.
173. А сейчас вы услышите о странной доблести; ибо дож Венеции, который был старым человеком и не видел ни капли, в полном вооружении стоял на носу своей галеры со знаменем св. Марка; и он кричал своим, чтобы они высадили его на землю, иначе он их покарает. Так они и поступили; ибо галера причалила, и они выпрыгнули, и они понесли перед ним знамя св. Марка...
174. [Воодушевленные дожем, венецианцы, увидев знамя св. Марка, храбро кинулись с кораблей в бой на сушу]. И тогда вы увидели бы великий и чудесный приступ; и, что свидетельствует Жоффруа Виллардуэн, маршал Шампанский, который сочинил это произведение, и об этом ему говорили поистине более сорока человек, они увидели знамя св. Марка водруженным на одной из башен, но не знали, кто его туда водрузил...
В гл. 175—176 рассказано о взятии венецианцами 25 башен, о том, как венецианцы, чтобы удержаться против превосходящих сил греков, подожгли город.
177. Тогда император Алексей Константинопольский вышел со всеми своими войсками из города, через другие ворота, которые отстояли на одно лье от лагеря; и он начал выводить столько народу, что казалось, будто это был весь мир. Он приказал построить свои боевые отряды на равнине, и они стали приближаться к лагерю; и когда наши французы увидели их, они со всех сторон кинулись к оружию. В тот день Анри, брат графа Бодуэна Фландрского и Эно, нес дозор у [осадных] орудий, поставленных перед Влахернскими воротами, вместе с Матье де Валанкур и Бодуэном де Бовуар, и их ратниками, которые были с ними. И вот император Алексей расположил своих людей в большом числе как раз напротив них, чтобы они вышли из трех ворот, в то время, как [сам] он атаковал бы лагерь с другой стороны.
178. И тогда вышли шесть боевых частей, которые были созданы [раньше], и они [рыцари] построились перед своими [участками] частокола [ограждавшего лагерь]; и позади коней стояли пешие оруженосцы и щитоносцы, а перед ними [конными рыцарями] – лучники и арбалетчики; они составили единый боевой отряд со своими пешими рыцарями, а таких рыцарей, у которых не было коня, имелось около двухсот. Так держались они перед своими [участками] частокола; и в этом заключался большой смысл, ибо если бы они выступили в атаку в открытом поле, то у противника было столько воинов, что все наши были бы поглощены ими.
179. Казалось, будто вся равнина покрыта ратниками; они продвигались мелкой поступью в строгом порядке. Казалось, [нам] грозила большая опасность; ибо у нас было всего шесть боевых подразделений, а у греков чуть ли не сорок; и среди них не было ни одного, которое не превосходило бы [любой] наш [отряд]. Однако наши расположились таким образом, что подступиться к ним можно было только спереди. И император Алексей [со своими] приблизился уже настолько, что одна сторона стреляла в другую. Услышав об этом, дож Венеции приказал стянуть своих воинов, чтобы они покинули башни, которыми овладели; он заявил, что желает жить или умереть вместе с пилигримами. Так он подошел [на кораблях] к лагерю, и сам первый спустился на сушу с теми, кого сумел привести с собой.
180. Так долгое время войска пилигримов и греков стояли друг против друга; ибо греки не отваживались ринуться на линию их [крестоносцев] отрядов, а они не хотели удаляться от своего частокола. Когда император Алексей это увидел, он начал стягивать своих людей, а собрав их, отступил. Увидев это, войско пилигримов двинулось на него легкой рысью; а войска греков припустили и отступили к дворцу Филопатион.
181. И знайте, что никогда еще бог не избавлял какой-либо народ от большей опасности, как он это сделал в тот день с войском крестоносцев; и знайте, что не было такого храбреца, который бы не почувствовал великой радости.
Так обстояло дело со сражением в этот день, ибо не совершилось ничего больше того, что было угодно господу богу. Император Алексей возвратился в город, а крестоносцы удалились в свои палатки; они скинули свое вооружение, так как сильно утомились и устали; и они малость поели и попили, ибо съестного у них было немного.
182. Ну, а теперь послушайте о чудесах господних, которые столь прекрасны везде, где ему угодно их творить! В эту же ночь император Алексей Константинопольский взял из своих сокровищ, сколько мог унести, и увел с собою всех тех, которые пожелали уйти; он убежал и оставил город. Жители же города были весьма поражены; и они отправились к темнице, где находился император Исаак, у которого были выколоты глаза. Его облачили в императорские одежды, и отнесли в главный Влахернский дворец, и посадили на высокий трон, и подчинились ему как своему сеньору. И тогда по совету императора Исаака назначили послов и отправили их в лагерь [крестоносцев]; и возвестили сыну Исаака и баронам, что император Алексей бежал и что они восстановили на престоле в качестве императора Исаака.
183. Когда юноша узнал об этом, он сообщил [полученное им известие] маркизу Бонифацию Монферратскому, а маркиз – баронам по всему лагерю. И когда они собрались в шатер сына императора Исаака, он рассказал им эту новость; и, услышав ее, они выразили такую радость, что и не рассказать, ибо такой никогда не видывали в мире. И все благочестиво воздали хвалу господу богу за то, что он столь быстро помог им, и за то, что из такой глубины падения, в которой они находились, он вознес их столь высоко. И потому можно справедливо сказать: «Тому, кому бог хочет помочь, повредить никто не в состоянии».
184. Между тем начинало рассветать, и лагерь взялся за оружие; и они вооружились все, ибо не слишком доверяли грекам. А тем временем являются новые вестники, по двое, или по трое вместе, и рассказывают те же самые новости. Совет баронов и графов, а также и дожа решил отправить в город послов, чтобы разузнать, в каком положении находятся дела. И если бы то, что им сообщили, было верно, то потребовать от отца подтверждения тех условий, которые с ними заключил сын, иначе они не отпустят царевича вступить в город. Были избраны послы: одним из них был Матье Монморанси, а другим Жоффруа, маршал Шампани, а со стороны дожа Венеции – два венецианца.
185. Таким образом, послы были отведены к воротам, и им открыли ворота, и они пошли пешком. А греки расставили от ворот до Влахернского дворца англичан и датчан, вооруженных секирами. Так послов провели до главного дворца; там они нашли императора Исаака [одетым столь богато, что напрасно кто-нибудь захотел бы видеть человека одетого с большею роскошью], а подле него императрицу, его жену, – это была весьма красивая дама, сестра короля Венгрии. Других же знатных людей и знатных дам было такое множество, что нельзя было пошевелить ногой; и дамы были украшены столь богато, что более пышно и [представить себе] невозможно. И все те, которые за день перед тем выступали против него [Исаака], теперь явились к его услугам.
186. Послы предстали перед императором Исааком; император и все прочие оказали им большие почести. И послы сказали, что они желают переговорить с ним наедине от имени его сына и от лица баронов войска. И он встал и пошел в отдельный покой и взял с собою только императрицу, и своего канцлера, и своего драгомана[558]558
Драгоман – переводчик.
[Закрыть], и четырех послов. По согласию с остальными послами слово взял Жоффруа Виллардуэн, маршал Шампани, и он сказал императору Исааку:
187. «Государь, ты видишь, какую услугу мы оказали твоему сыну и как мы выполнили пред ним заключенный c ним договор. Однако он не может вступить в город, пока сам не обеспечит выполнения условий, которые подписал с нами. Он просит теперь, как твой сын, чтобы ты подтвердил его договор с нами в той форме и тем же способом, как он то сделал сам». – «Каков же договор?» – спрашивает император. «Таков, как я вам [сейчас] поведаю», – отвечает посол.
188. «Прежде всего, поставить всю Ромейскую империю в подчинение Риму, от которого она давно отделилась; потом, выдать войску двести тысяч марок серебра и съестных припасов на год, всем малым и великим; и отправить в землю Вавилонскую десять тысяч человек, пеших и конных [столько пеших, сколько мы пожелаем, и столько конных, сколько мы захотим], на своих кораблях и на свой счет, и содержать их там в течение года; и держать в Заморской земле на свой счет пятьсот рыцарей, которые охраняли бы ее в течение всей своей жизни. Таково соглашение, которое ваш сын заключил с нами; и он нам его скрепил клятвою и грамотами с подвесными печатями [также] и от имени Филиппа, короля Германии, вашего зятя. Мы желаем [теперь], чтобы и вы также подтвердили этот договор».
189. «Конечно, – сказал император, – условия договора весьма велики, и я не вижу, как он может быть выполнен: но, тем не менее, вы оказали ему такую услугу, и мне и ему, что если бы вам отдать всю империю, то и тогда вы заслуживали бы большего». Много было сказано и других речей и повторялось на разные лады; но все кончилось тем, что отец подтвердил договор в том виде, в каком его заключил сын, скрепив клятвою и грамотой с золотыми печатями. Грамота была вручена послам. Простившись с императором, они возвратились в лагерь и передали баронам о совершенном ими деле.
190. После того бароны сели на лошадей и отвели царевича с великою радостью в город к его отцу; и греки открыли ему ворота и приняли его с весьма большой радостью. Радость отца и сына была чрезвычайно велика, ибо они давно уже не видались и потому [еще], что после столь великой бедности и после столь великого падения были вознесены к столь великому могуществу, прежде всего с помощью бога, а потом крестоносцев. Очень велика была радость и в Константинополе, и вне [города], в лагере пилигримов по случаю славы и победы, которые им даровал бог.
191. На следующий день император и его сын просили графов и баронов именем бога расположиться по другую сторону гавани, близ Эстанора и Галаты, [говоря, что] если они останутся в городе, то придется опасаться столкновения между ними и греками, и город может быть даже разрушен. И наши сказали [в ответ], что они уже оказали им столько разнообразных услуг, что не откажут теперь в том, о чем их просят. Затем они ушли, чтобы расположиться на другой стороне гавани. Так пребывали они в мире и спокойствии, имея полное изобилие всякого рода съестных припасов.
192. Вы можете себе представить, что многие из войска приходили повидать Константинополь и богатые дворцы, и высокие церкви, которых там так много, и великие богатства (ибо никогда ни в одном городе не было столько [сокровищ]). Нечего уж и говорить о различных святынях: ибо [даже] поныне их столько в одном этом городе, сколько во [всем] остальном мире. Так греки и французы находились во всем в великом согласии – и насчет товаров, и прочего добра.
193. По общему решению французов и греков было постановлено, что новый император будет коронован в праздник св. Петра, в начале августа[559]559
1 августа 1203 г.
[Закрыть]. Как решили, так и сделали. Он был коронован столь же достойно и с теми же почестями, как было в то время принято короновать греческих императоров. Потом приступили к выплате денег, которые [греки] должны были войску; и эту сумму поделили между ратниками, и каждый возвратил то, что за него было уплачено венецианцам за переезд.
Geoffroi de Villehardouin. Op. cit., t. I, p. 130—197.
