Текст книги "Опальный принц"

Автор книги: Мигель Делибес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

5 часов

Кико шатался по комнате, прячась между кроватями и шкафом, и всякий раз, как Доми взглядывала на него, поспешно скрещивал ноги, чтобы скрыть предательское пятно. Доми играла с Кристиной, показывала ей автомобили, проносившиеся по проспекту, делала «шлеп-шлеп» по головке и только изредка спрашивала – исключительно для порядка:

– Что ты там делаешь, Кико?

– Ничего, – отвечал мальчик и передвигался по комнате, не разжимая ног, хотя штанишки больно терли ему кожу.

Хуан опять читал «Покорение Дальнего Запада», и все внимание Кико было теперь направлено на звуки, доносившиеся из-за дверей. Он трижды слышал, как звонил белый телефон, и трижды переводил дух, зная, что Мама будет говорить. Но он понимал, что час полдника близок, и понимал, что Маме хватит и десяти секунд, чтобы оценить ситуацию. Он постоял в уголке, обмахиваясь книгой, потом смирно посидел на краешке стола, но ничего не помогало, темное пятно, противное и позорное, как было, так и оставалось на штанишках. И когда Доми спрашивала: «Что ты там делаешь, Кико?», он вздрагивал и торопливо отвечал: «Ничего». Раз она спросила:

– В туалет тебе не надо, Кико?

И он ответил тускло и глухо, как жених Роситы Энкарнады:

– Нет.

Доми пожурила его:

– Нет, нет, а потом окажется, что да.

– Да нет же, Доми, – повторил Кико.

– Ну ладно, – сказала Доми, – сам смотри, но только, если описаешься, я отрежу тебе дудушку.

– Ага, – сказал Кико, прячась в углу между кроватью Маркоса и шкафом.

Но у Мамы был нюх собаки-ищейки; едва она вошла с полдником – хваля их за примерное поведение, – как тут же заметила притаившегося в углу Кико.

– Это мне что-то не нравится, – сказала она вполголоса и строго добавила: – Кико!

– Что?

– Иди сюда.

– Нет.

– Подойди сюда.

– Нет.

– Ты меня не слышишь?

– Нет.

– Какой непослушный ребенок! Подойди ко мне сию же минуту!

Кико продвинулся вперед на несколько сантиметров, сделав несколько прыжков, чтобы не разжимать ног, и крепко и вызывающе стиснул губы.

– Подошел, – сказал он.

– Ближе! – повелительно сказала Мама.

Кико подпрыгнул еще раз-другой. Хуан посмотрел на него и сказал:

– Наверняка описался. Точно.

– Быть не может, – сказала Доми. – Да он две минутки, как из туалета, верно, сынок?

– А я боюсь, что да, – рассерженно сказала Мама. – Кико, говорю тебе в последний раз!

Но поскольку Кико не спешил, Мама сама шагнула к нему, пощупала штанишки и трижды звонко шлепнула, повторяя: «Грязнуля, последний грязнуля, никаких денег не хватит тебе на штаны». Потом по привычке добавила: «О карманных деньгах и не мечтай» – и наконец раздраженно спросила у Доми, чего она смотрит, а Доми ответила: «Что я могу сделать, весь день держать его на горшке?», и тут Мама вспылила и сказала, что достаточно быть чуточку повнимательнее и что она платит Доми, чтобы та смотрела не только за Кристиной, но и за обоими малышами. Завязался оживленный спор, и Кико, воспользовавшись этим, ускользнул в коридор и бегом бросился на кухню. Витора вытирала губкой красную крышку плиты и при виде его спросила:

– Что случилось, Кико?

– Ничего.

Он прошел в гладильную и спрятался за занавеской, скрывавшей постель со шкафом. Витора шла за ним.

– Иди ко мне, Кико, – сказала она.

У Кико на лбу вздулась жила.

– Дерьмо, задница, какашки! – заорал он.

Витора подбоченилась, потом отдернула занавеску и наклонилась над ним:

– Ну вот, теперь ты и на Вито кричишь. Что сделала тебе бедная Вито?

Кико молчал. Витора добавила:

– Если Вито перестанет тебя любить, кому ты тогда будешь нужен? Разве Вито плохая? Ну, давай отвечай.

Кико молчал, плотно стиснув губы. Вито продолжала:

– Ты описался, да? Когда ты научишься ходить в уборную, как взрослый? Ну скажи, когда?

– Не знаю, – наконец ответил Кико, уныло потупившись.

Витора обтерла руки посудным полотенцем. Ее запястья никогда не распрямлялись, как у других. Открыв красный шкаф, она пошарила там, достала другие штанишки и села на низенький стульчик.

– Подойди ко мне, – сказала она.

Кико покорно приблизился. Она расстегнула бретельки.

– Мама нашлепала тебя, да?

– Да.

– По попке?

– Ага.

– Будешь еще писаться?

– Нет.

– Посмотрим.

Она вывела его на кухню и сказала:

– Жди здесь. Вито будет одеваться.

– Ты пойдешь гулять, Вито?

– Нет. Фемио поднимется сюда.

– А-а.

Он слушал, как она раздевается в гладильной, и вдруг крикнул:

– Вито!

– Что?

– Я отрежу себе дудушку.

Витора вылетела на кухню в комбинации, с вытаращенными от испуга глазами.

– Забудь об этом и не вспоминай никогда.

– Отрежу, – сказал Кико. – Отрежу папиным ножиком.

– Послушай меня, – сказала Вито. – Сделаешь это – сразу умрешь, так и знай.

Она вернулась в гладильную, но оставила дверь открытой. Время от времени она высовывалась и видела, что мальчик стоит неподвижно, спиной к ней, под неоновой лампой. Вошла Мама и протянула ему круглую булочку с куском ветчины внутри.

– Возьми, – сказала она ему, хмуря брови. Потом повернулась к полуоткрытой двери: – Витора, последите, чтобы он все съел.

– Не беспокойтесь, – ответила Витора.

Мама вышла. Кико куснул бутерброд. Когда Витора вернулась на кухню, с накрашенными губами и подсиненными веками, в своем выходном платье, Кико сказал:

– Как ты хорошо пахнешь, Вито.

– Вот видишь.

– Это чтобы тебя нюхал Фемио?

– Угадал.

Витора терпеливо докармливала его бутербродом, когда раздался робкий звонок: «ри-им».

– Это он, – встрепенулась Вито.

– Фемио?

– Фемио. Беги открой. – И она стряхнула крошки с колен.

Кико потрясенно уставился на военную форму. Он разглядывал рекрута с головы до ног. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Здесь живет?.. – начал он.

– Проходи, Фемио! – крикнула Вито изнутри.

Кико шел за ним по пятам, рассматривая армейские ботинки, фуражку, которую солдат нес в руке, складку на спине гимнастерки. Наконец он сказал:

– Ты будешь убивать Роситу Энкарнаду?

– Нет, ты только погляди на нее, – сказал Фемио. – Шустрая девчонка, однако.

Витора притворилась рассерженной.

– Это же мальчик, остолоп, – сказала она. – И потом, что может знать ребенок? Садись.

Фемио сел на белый стул и начал оправдываться:

– Да кто их там разберет, этих барчуков, по виду и за девочку сойдут.

Фемио говорил, а Кико смотрел ему в рот; слова Фемио лились тускло, монотонно. Витора напустилась на него:

– Слушай-ка, умник, ты хочешь, чтобы у четырехлетнего парня росли усы?

Солдат быстро пожал плечами три раза подряд, словно подпрыгивал в седле, не в силах совладать с конем.

– Да я ничего не говорю, провалиться мне на этом месте, – сказал он.

Кико не отрывал от него упоенных глаз. Он страдал оттого, что Фемио не уделял ему особого внимания, и потому переместился поближе.

– Я отрежу себе дудушку, – сказал он, расставляя ноги.

Фемио ткнул в него большим пальцем.

– Ай да молодчик! Сразу берет быка за рога. – И он состроил комичную гримасу. – Не думай, – добавил он, – может, это не такой уж плохой выход.

– Папиным ножиком, – продолжал Кико.

– Ты с ума сошел? Сразу же умрешь, – снова заволновалась Витора.

– Брось ты, – сказал Фемио. – Он хочет жить без проблем.

Витора встала перед ним подбоченясь.

– Если ты явился сюда дразнить ребенка, – сказала она, – то можешь немедленно убираться. Фемио поднял обе руки.

– Тихо, тихо, – сказал он. – Первым делом запомни вот что: коли я туда еду, так это вовсе не по своей охоте. И второе: если ты сегодня мечешь икру, так мне еще похуже твоего, ясно?

Витора наклонилась вперед. Она уже кричала:

– Ты мне давай не учи ребенка таким словам, слышишь? Ишь разговорился, как в кабаке!

Фемио замолчал. Витора, понемногу остывая, отступила к другому стулу и уселась, держась очень прямо. Кико следил за солдатом со все возрастающим вниманием. Вдруг он спросил:

– У тебя есть кинжал?

– Нет, паренек.

– И ты едешь в Африку?

– Что поделаешь!

– А когда вернешься, убьешь Вито?

Фемио заерзал на стуле.

– Вот постреленок, – сказал он. – Поглядишь, так у него только одно на уме: убивать да убивать.

Витора молчала. Фемио замурлыкал какую-то песенку, постукивая пальцами по пуговице, и сделал шаг к перемирию:

– И это самый младший?

– Это пятый, – ответила Витора.

– Надо же, как я!

– Я – как ты? – сразу же спросил Кико.

– Ну да.

– Но у меня нет костюма.

– Костюма? Какого костюма?

Мальчик вытянул палец и уважительно дотронулся до форменных штанов.

– Твое счастье, – отозвался Фемио и взглянул на Витору. – Ишь ты, рассуждает как взрослый. Разговорчивый какой. Так это самый младший?

– Младшая – девочка, – сказала Витора.

– Шестеро, – заключил Фемио и склонил голову набок. – Однако они не теряются.

– И еще один на подходе, – добавила Витора.

– Вот это да! Впрочем, что говорить, ему легче поднять две дюжины, чем мне одного.

– Да ты почем знаешь?

Большим пальцем Фемио указал на дверь в коридор.

– Начальник-то? – сказал он. – Да для него сто миллионов не деньги, разве не так?

– Нынче деньги, что вода.

Фемио развел руками.

– Пускай так, – сказал он. – Ну, а коли тебе нравится надрываться здесь за семь реалов, это уже другая песня.

Кико не шевелился, но когда Фемио замолчал, он спросил:

– А пистолета у тебя тоже нет?

– Нету.

– А мне обещала пистолет тетя Куки.

– Тебе легче.

Витора сидела как в воду опущенная. Поставив локти на стол, она подперла голову рукой:

– А что Абелардо?

– Он-то остается. Но с ним мы уже поговорили, я выложил ему все начистоту.

– Вы что, поцапались?

– Ну, не совсем, но кое-что было. Вышли мы с призывного пункта, он и говорит: «Ну и невезуха тебе, лопух», а я ему: «Постой, постой, у меня есть отец, есть мать, по пять пальцев на каждой руке и кое-что еще, так что смотри выбирай слова». Парень сразу же на попятный: «Да я… Да я не о том. Тебе вечно достается что погорячей». А я ему на это: «Знаешь, Абелардо, прежде чем говорить, надо подумать, не то вдруг тебя неверно поймут». Здорово, да?

Фемио поднял голову и стал обозревать кухню. Потом поднялся со стула. Он понемногу осваивался. Кико оглядывал его с ног до головы. Фемио расстегнул карман гимнастерки и вытащил из пачки сигарету «Сельта». Закурив, склонил голову набок и прикрыл глаза. После глубокой затяжки сказал:

– Занятно тут у тебя.

Оглядев плиту с красным верхом, он оперся на нее и ткнул сигаретой в сторону колонки:

– А это для чего?

– Чтобы мыть посуду горячей водой, – ответила Витора.

Фемио усмехнулся.

– Надо же, все удобства, – сказал он.

Кико робко потянул его за штанину.

– Фемио, – спросил он, – ты там убьешь много плохих?

– Нет, парень, – солдат наклонился к мальчику, – охота была.

– А папа убил сто плохих.

– Твой папаша везде поспел.

Вдруг безо всякого перехода Витора громко зарыдала, прикрыв глаза рукавом. Фемио шагнул к ней.

– Ну, не надо уж так, – сказал он.

Витора всхлипывала, икала, бормотала неразборчивые слова. Мальчик обнял ее ноги.

– Не плачь, Вито, – заныл он.

Фемио добавил:

– И чего это тебе вздумалось, скажи на милость? Там и женщин-то нет, так что можешь не беспокоиться.

Витора подняла залитое слезами лицо.

– А черные? – спросила она.

Фемио презрительно скривил губы:

– Черные – да разве это женщины?

Плач Виторы внезапно оборвался.

– Ну, положим, – сказала она, – для того, что вам надо, они еще как сгодятся.

Фемио обнял одной рукой ее спину, его пальцы скользнули за вырез платья.

– Мне по душе беленькое, сама знаешь, и чем белее, тем лучше.

Витора отвела его руку.

– Ну-ка брось, – сказала она и улыбнулась сквозь слезы. – Когда еще теперь мы проведем с тобой вечерок у сеньора Макарио…

– У сеньора Макарио? – переспросил Фемио. – Да меня туда после воскресного и на аркане не затянешь.

– Вот еще! Да он-то чем виноват?

– А тем, что надо все устраивать по-человечески, вот чем. По-твоему, это дело: драть с человека по восемь монет, чтобы потом ты целый вечер прыгал из окна всякий раз, как учуешь полицию?

– Ой, не говори, я чуть не напрудила со смеху.

Кико подошел к ней.

– Ты описалась, Вито? – спросил он.

Витора подскочила как ужаленная.

– Убери руку, живо!

Фемио бросил окурок на пол.

– Смотри-ка, малец не промах.

Витора смутилась.

– Не думай, он это не со зла, – сказала она.

Они стояли друг против друга.

– Я ничего не думаю. – И он обнял ее за талию.

Кико снова подергал его за штанину.

– Почему ты не останешься здесь ночевать, Фемио?

Витора отстранилась от солдата.

– Да у нас нету лишней кровати, голубь.

– Есть, – сказал Кико.

– Есть? Где же это?

Мальчик указал на гладильную.

– Пусть спит с тобой, на кровати Севе.

Витора прижала обе руки к лицу.

– Господь с тобой! – сказала она. – Придержи язык.

– Как папа и мама, – продолжал Кико.

Фемио смеялся, чтобы скрыть смущение.

– Знаешь, ты хоть и клоп, но у тебя водятся толковые мыслишки.

Он лукаво посмотрел на мальчика, потом вытащил еще одну сигарету и зажег ее, прикрыв глаза и защищая огонек рукой. Кико спросил:

– Фемио, а Африка далеко?

– Далеко.

– Дальше, чем пруд с утками?

– Дальше.

– Дальше, чем ярмарка?

– Дальше.

Кико призадумался на секунду.

– Даже дальше, чем Другой папин дом?

– Дальше, паренек.

Кико взмахнул правой рукой.

– Обалдеть! – сказал он.

Витора все еще была в смущении.

– Этому ребенку чего только не придет в голову, – сказала она.

– Ну, у него губа не дура, – и Фемио подошел к Виторе. – Значит, мир?

Витора нежно посмотрела на него:

– Что уж тут поделаешь.

– Плакать больше не будешь?

Витора покачала головой. Они стояли лицом к лицу, ничто их не разделяло, и он шагнул еще ближе, обнял ее за талию и поцеловал в губы. Рука Виторы цеплялась за спину солдата, возле складки на гимнастерке. И поскольку она не противилась, Фемио поцеловал ее еще раз, покрепче, охватив весь рот девушки приоткрытыми губами. Кико смотрел на них ошеломленными глазами и, видя, что поцелуй не кончается, заколотил Фемио по ноге, крича:

– Эй ты, не смей ее кусать!

Но ни Витора, ни Фемио не слышали его, и он продолжал бить и кричать:

– Ты, не смей ее кусать!

Фемио не обращал на него ни малейшего внимания. Тогда мальчик отскочил от солдата, привстал на цыпочки, открыл дверь и бросился в коридор, громко сзывая всех:

– Мама, Доми, Хуан, сюда! Фемио кусает Вито!

6 часов вечера

Когда Мама и следом за ней Доми вошли на кухню, Фемио стоял навытяжку – пятки вместе, носки врозь, – наклонив голову, словно больше всего на свете его интересовала фуражка, которую он крутил в руках. Витора, криво улыбаясь, стояла в трех метрах от него, у мраморного стола, и кожа вокруг ее губ покраснела так же ярко, как сами губы. Кико шел впереди и тянул Маму за руку, но увидев, что Витора и Фемио стоят в разных углах, застыл на месте.

– Уже нет, – протянул он разочарованно.

Мама сказала:

– Я так испугалась. Подумала, что вы ссоритесь.

Витора пыталась делать вид, что ничего не произошло, но ее выдавал каждый жест, каждое слово.

– Все штучки Кико, – сказала она с вымученным смешком.

Доми, держа девочку на руках, подмигнула ей и подхватила:

– Этот мальчик если чего не увидит, так выдумает.

Мама стояла посреди кухни неподвижно, точно пугало.

– Простите, – повторила она.

Витора вдруг шагнула вперед.

– Постойте, я ведь вас еще не познакомила, – сказала она. – Это – моя хозяйка. Это – он.

Мама протянула Фемио руку.

– Очень приятно, – сказала она.

– Сеньору Доми ты уже знаешь.

– Как живете, сеньора Доми? – спросил Фемио.

– Да что тебе сказать, сынок, – ответила Доми. – Как всегда.

Фемио продолжал крутить фуражку в руках. Мама сказала:

– Значит, уезжаете?

– Да, завтра.

Мама медленно качнула головой.

– Вы и не заметите, как уже вернетесь, – сказала она.– Время летит так быстро. – Она опять протянула ему руку.– Ну, хорошо, очень приятно было познакомиться, желаю удачи.

Подойдя к двери, она обернулась, взяла Кико за руку и вытащила из кухни, сказав тихо, но настойчиво:

– Идем! Вечно ты встреваешь в то, что тебя не касается,– и обратилась к Доми: – Уведите детей в комнату.

По вечерам мамины шаги звучали громче, чем по утрам, Витора часто говорила: «Что мне больше всего нравится в твоей маме, так это как она ходит». Быстро и твердо стуча каблуками, Мама прошла в гостиную. Кико подстроил свой шаг к шагам Хуана и промаршировал в детскую вслед за братом.

– Мы солдаты! – весело сказал он, сумев попасть в ногу.

Когда дети вошли в комнату, Доми осторожно прикрыла дверь и усадила Кико рядом с собой. Сощурив глаза, она спросила:

– Скажи, сынок, а куда кусал ее Фемио?

– Сюда.

– В рот?

– Ага.

– Ох, надо же! И сильно?

– Очень сильно и много.

– Долго?

– О-очень долго, – сказал Кико.

Хуан подошел к столу и тоже вступил в разговор:

– И у нее пошла кровь?

– Эй, помолчи, не видишь, я говорю? – И Доми опять повернулась к Кико: – Скажи, сынок, а что говорила Вито, что она говорила?

– Да как она могла говорить, Доми, если Фемио кусал ее в рот? – опять вмешался Хуан.

– Тебе сказано: молчи!

Кико уселся на пол, сложил стопкой наклейки кока-колы и воды «Кас» и объявил:

– Я продаю шины.

– Поди сюда, голубь, – позвала Доми.

Кико подошел к ней.

– Что тебе?

В каждой руке у него было по наклейке, и ему не терпелось вернуться к игре. Доми продолжала допрашивать:

– Скажи-ка, скажи-ка, сынок, а что говорила Вито перед тем, как Фемио ее поце… укусил?

– Я не помню, – ответил Кико.

– Не помнишь? А они не ссорились?

– Да нет же.

– Слушай, сынок, а когда он ее укусил, они были на кухне или… или в гладильной?

– Ничего я больше не знаю, отстань! – вдруг завизжал Кико.

Доми подняла руку.

– Так бы тебе и наподдала, – сказала она. – Когда захочешь, так трещишь как попугай.

Кико присел возле наклеек.

– Да я же тебе все сказал, Доми, – повторил он.

Глаза Доми теперь злорадно поблескивали.

– А в туалет не хочешь?

– Нет.

– Если снова описаешься, я отрежу тебе дудушку, так и знай.

Она качнула ногой, на которой сидела девочка, и пропела: «Цок-цок-цок, лошадка, в Вифлеем бегом, там Дева с Младенцем и волхвы кругом». Крис хлопала в ладоши.

Кико складывал наклейку на наклейку, и всякий раз, когда он клал седьмую, стопка рушилась. Он сердился, повторял: «Ай, ну ай же», но руки никак не подчинялись его желаниям. Вдруг под креслом, обтянутым винилом, он заметил карандаш. Бросив наклейки, он схватил карандаш, вскочил и стал рыться в шкафу. Не найдя бумаги, он взял книгу с полки и, недолго думая, вырвал первую страницу. Потом растянулся на полу и начал рисовать. С каждой линией губы его приоткрывались в довольной улыбке. По мере того как из-под его руки выходил рисунок, мальчик сопровождал его пояснениями:

– Это сеньор, а вот это идет поезд, у него много-много колес – тактак-тактак-так так-пи-и-и-и, – сеньор садится в поезд и едет к себе домой, а вот это машина, она сломалась, а тут другой сеньор…

Закончив рисунок, мальчик живо поднялся с пола и подошел к Хуану.

– Смотри, Хуан, – улыбаясь, сказал он.

Хуан внимательно всмотрелся в рисунок.

– Ничего не понимаю, – сказал он наконец.

– Не понимаешь?

– Нет, это что такое?

– Сеньор едет на поезде.

– А это?

– Это солнце, а это другой сеньор, с машиной.

Он вопросительно поглядывал на брата, ожидая восторженного одобрения, но Хуан повторил еще раз:

– Ничего не понимаю.

Доми дважды вставала со стула, приоткрывала дверь и прислушивалась. Все было тихо. Минут через десять она сказала Хуану:

– Хуанито, сынок, сбегай на кухню, посмотри, что делают Вито и Фемио.

– Да нууу, – протянул Хуан.

– Сбегай, голубок.

Хуан взялся за дверную ручку.

– Эй, – предупредила его Доми, – ты скажи, что пришел попить, не вздумай болтать, будто я тебя послала, понял?

– Ладно.

Пока Хуана не было, Доми походила по комнате, ведя девочку за руку. Крис останавливалась перед всем, что находила на полу, тянула вниз и говорила: «А-та-та». А Доми, чтобы не наклоняться, возражала: «Кака, кака. Мы не будем это трогать, верно, доченька?» Вернулся Хуан, и Доми жадно спросила:

– Ну что?

– Он ушел.

– Кто ушел?

– Фемио, кто же еще.

– Этот бесстыдник ушел и не сказал мне ни слова! Вот уж не ждала! Уйти вот так! Сколько раз он мне говорил: «Сеньора Доми, вы для меня как мать». Вот тебе и мать! – Она наклонилась к Хуану. – А Вито что делает, сынок?

– Плачет.

– Ну чего же ты еще хочешь.

– Да я ничего и не хочу, Доми, – внес ясность Хуан.

Доми передала ему Кристину.

– Посмотри немножко за девочкой, – сказала она. И вышла, предварительно включив свет.

Заметив, что стол образует угол с креслом, обтянутым цветастым винилом, Хуан подхватил два плетеных стульчика и положил их сверху.

– Смотри, Кико, – сказал он, – тюрьма «Ла Кабанья».

– Ага, – радостно подхватил Кико.

Хуан завел девочку внутрь.

– Мы будем стража, а Крис сидит в тюрьме.

Кико опрокинул большой стул и загородил им вход. Потом пролез в «тюрьму» между ножками. И сказал:

– Сюда входят другие разбойники, Хуан.

– Нет, – отозвался Хуан, – не показывай ей, как можно вылезти, не то она убежит.

Сидя в заключении, Крис улыбалась брату и все время повторяла: «А-та-та, а-та-та».

Хуан опустился на колени возле «тюрьмы», а Кико все ползал и ползал вокруг. Он задел стул.

– Ай! – сказала Крис.

– Видишь, ты ее прищемил.

Кико наклонился и посмотрел на девочку сквозь решетку сиденья.

– Крис! – окликнул он. – Я тебя вижу.

– А-та-та.

– Сидишь в тюрьме, Крис?

– А-та-та.

Девочка вертела в руках пластмассовую птичку, которую нашла на полу «тюрьмы». Кико сказал:

– Это моя птичка. Мне подарили ее на рождество, правда, Хуан?

Хуан стянул скатерть со стола и набросил ее на «тюрьму».

– Дом с крышей, – сказал он.

– Правда, дом с крышей!

– Только не двигай стул, а то крыша упадет.

Крис поползла на четвереньках между стулом и креслом. Кико завизжал:

– Разбойник убегает!

– Она уже не разбойник, – ответил Хуан.

Кико растерянно посмотрел на него, потом присел на корточки и залез внутрь. Он уселся на пол рядом с Крис и облокотился о лежащий стул.

– Смотри, Крис, это окошко.

– А-та-та.

– Я буду папа, а ты – мама.

– А-та-та.

– Что за красота снаружи, что за вкуснота внутри, – промурлыкал Кико, просовывая голову между ножек стула. – Гляди, Хуан, а я убежал!

Хуан уже уселся на кресло и положил на колени «Покорение Дальнего Запада».

– Я больше не играю, – объявил он, не поднимая глаз.

Кико отодвинул стул и вылез. Он протянул руку Кристине. Когда девочка выбралась наружу, он сказал ей:

– Захочешь пи-пи, скажешь, хорошо?

Крис смотрела на него, не понимая.

– Описаешься – нашлепаю. – Он наклонился, потрогал штанишки Крис и добавил: – Ну какая же хорошая у нас девочка! Хуан, Крис сухая.

– Ладно, отстань.

Кико обвел взглядом комнату и, не найдя ничего интересного, подошел к двери и вышел в коридор. Кристина неуклюже ковыляла за ним. Сквозь стеклянную фрамугу над дверью кабинета в коридор сочился сероватый свет. В доме стояла тишина, из кухни едва доносились приглушенные голоса Доми и Вито. Кико сказал страшным голосом:

– Там бука, Крис.

– А-та-та, – испуганно отозвалась девочка.

Кико зажег свет в розовой ванной и открыл дверцу лакированного шкафчика.

– Я тебя побрею, – сказал он. – Хочешь, я тебя побрею, Крис?

Он присел на корточки и порылся в шкафчике. Лицо его сияло от удовольствия. Первым делом он вытащил тюбик с зубной пастой.

– Еще одна пушка, – сказал он себе. – Только она заряжена.

В шкафчике были ножницы с загнутыми концами, щипчики, три губные помады, две пудреницы, дезинфицирующее полоскание для рта, пакет ваты, бутылочка со спиртом, шесть зубных щеток – белая, бесцветно-прозрачная, желтая, синяя, красная и светло-кофейная, – картоночка с заколками, клизма, пипетка, коробочка с болеутоляющими свечками, пилка для ногтей, пузырек с каплями от насморка, пульверизатор, две резиновые груши, мыло, два бинта, дюжина белых пластмассовых бигуди, щеточка для ногтей, щетка для волос, круглое зеркальце; тюбики с косметикой, бесцветный лак для ногтей, крем очищающий и крем питательный; одеколон, флакончики с фукорцином и фруктовыми солями; тушь для ресниц, две гребенки – черная и белая, лак, три карандаша для глаз – черный, зеленый и синий, термометр в металлическом футляре, блестящая коробочка с булавками и голубой тюбик с антигеморроидальной мазью.

У Кико разбежались глаза.

– Сколько тут всего, да, Крис?

Девочка перебралась к нему поближе. Она схватила валик бигуди и бросила его в унитаз.

– А-та-та, – сказала она.

Кико засмеялся. Ему было так хорошо в этом раю.

– Нет, Крис, – наставительно сказал он, – туда делают ка-ка.

– Ка-ка, – повторила Крис.

– Хочешь ка-ка? – рассеянно переспросил Кико.

Он раскрыл футляр термометра.

– Поди сюда, я тебе его поставлю, – сказал он.

Посадив Крис на пол, он сунул ей термометр между ножек. Тут же вынул и посмотрел на свет.

– Ты больна, – сказал он.

– А-та-та.

– Поставить тебе свечку?

Он спустил с девочки штанишки, взял болеутоляющую свечку и, усевшись на белую скамеечку, сунул свечку в попку Крис, но свечка выскакивала назад, как живая. Кико говорил:

– Нет, Крис, нет, не выталкивай ее.

Сидя на коленях брата, Крис махала коробочкой с булавками. Наконец Кико удалось вставить свечку.

– Ну вот, хорошая девочка, – сказал Кико, поднимая ей штанишки.

Он снова присел перед волшебным шкафчиком и едва услышал, как блестящая коробочка звякнула в унитазе. Он грустно покачал головой.

– Для бритья тут ничего нет, – сказал он.

Кристина тоже отрицательно качала головкой, и Кико добавил:

– Папа все это спрятал, правда?

Девочка серьезно следила за всеми его движениями. Кико взял карандаш для глаз и спросил:

– Покрасить тебя, как маму?

Девочка не говорила ни да, ни нет.

– Закрой глаза.

Кристина закрыла, и Кико начертил несколько закорючек на ее веках так неловко, что полоски протянулись через переносицу и до висков.

– А теперь рот, – сказал Кико.

Он взял губную помаду, подышал на нее и с силой провел по влажным и пухлым губкам девочки. Кристина высовывала язык и, причмокивая, слизывала помаду. Кико смеялся от души.

– Нет, Крис, нет, это не едят.

Красные полосы доходили девочке до ушей, и Кико сказал, окинув взглядом свою работу:

– Ты похожа на индейца из телика.

Вдруг вдали раздался звонкий стук маминых каблуков по паркету, и Кико испугался, захотел разом сунуть все в шкаф, но ударился локтем об пол. Мама повторяла: «Доми, Доми, почему это у детей так тихо?» Доми шла из кухни ей навстречу и говорила: «Они в комнате, сеньора, заигрались». И Мама: «А почему в ванной свет, Доми?» И Доми: «Не знаю, сеньора», но шаги неумолимо приближались, и Кико взял Кристину за руку и громко сказал:

– Так делать нельзя, Крис, мама нашлепает девочку.

Размалеванная Крис невозмутимо смотрела на него, и, нагнувшись к уху сестры, Кико шепотом добавил:

– Тебя бить не будут, Крис.

Но не успел он закончить, как Мама уже испуганно вскрикнула, а Кико смотрел на нее невинными глазами, говоря:

– Она сама.

Мама подхватила девочку на руки и повернулась к Доми:

– Ну скажите, как после этого оставлять на вас детей?

На пороге детской появился Хуан.

– Ничего себе, – сказал он. – Точно краснокожий.

А Доми говорила:

– Ну ведь на минутку отлучилась на кухню.

Тут Мама потеряла голову и закричала, что ей нечего делать на кухне, и что она ведет себя как нарочно, и что в один прекрасный день дети чем-нибудь отравятся, и как после этого оставлять на нее детей, и что ей нечего делать на кухне, и что она ведет себя как нарочно, и наконец Доми, устав ее слушать, сказала:

– В общем, сеньора, если вы мной недовольны, то смотрите.

Мама остановилась.

– Да, Доми, – сказала она. – Я вами недовольна. Так что решайте сами.

Держа Крис на руках, Мама застучала каблуками по коридору. Кико бежал за ней и спрашивал:

– Ты не будешь шлепать Крис?

И Мама ответила ему тем же тоном, каким только что говорила с Доми:

– Нет, она еще маленькая. Она не виновата. Если кого и шлепать, так других, тех, кто в этом виноват. А она еще маленькая и не понимает, что делает.