Текст книги "Клятва истинной валькирии"

Автор книги: Мид Райчел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Райчел Мид
Клятва истинной валькирии

Джей,

эта книга ждала тебя

«Преторианская гвардия традиционно являлась главной военной силой императорского Рима: в ее задачи входило подавление мятежей и расправы с заговорщиками. Они составляли первую линию защиты императора – но при определенных обстоятельствах могли стать его злейшим врагом».

Борис Ранков «Преторианская гвардия»

«На свадьбу Пелея и Фетиды пригласили всех богов – кроме Эрис, богини раздора. Небожительница разгневалась и подбросила гостям золотое яблоко с надписью «Самой красивой». Его увидели Юнона, Венера и Минерва, и каждая из богинь сочла, что яблоко должно достаться ей. Юпитер не захотел выступать арбитром в столь щекотливом деле и отправил спорщиц на гору Ида, где пас свои стада красавец-пастух по имени Парис. Ему-то он и поручил вынести решение. Богини выходили к нему по очереди, пытаясь склонить юношу в свою пользу: Юнона посулила Парису власть и богатство, Минерва – славу и военные победы, а Венера – прекраснейшую женщину мира. Парис вынес решение в пользу Венеры и отдал ей золотое яблоко, но восстановил против себя Юнону и Минерву, которые стали его злейшими врагами.

Томас Булфинч «Мифология по Булфинчу»

Richelle Mead

GAMEBOARD OF THE GODS: AGE OF X

Copyright © 2013 by Richelle Mead, LLC.

All rights reserved insluding the right of reproduction in whole or in part in any form. This edition published by arrangement with Dutton, a member of Penguin Group (USA) Inc.

© Осипова М., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Глава 1
Обычно она носит черное

Мэй часто приходилось кого-то убивать. И никаких проблем по этому поводу она не испытывала.

Бой есть бой: смерть чистая, быстрая, думать ни о чем не надо. А какой смысл? Стреляешь как по мишеням, приказали убить – убиваешь. Некогда думать что-нибудь вроде «ах, это же такие люди, как и ты!». Либо ты их уничтожишь, либо они тебя. А потом схватка заканчивается, можно развернуться и уйти прочь.

Но сегодня… Сегодня был совсем другой день. Сейчас Мэй не бежала от смерти, а шагала прямиком к ней. Ощущение было пугающим, а Мэй мало что могло испугать.

Глубоко вздохнув, Мэй приложилась щекой к зеркалу в гостиной. Глаза закрыты, стекло прохладное – приятно. Раз за разом она мысленно повторяла воинскую мантру. Пыталась сосредоточиться, взять себя в руки: «Я – солдат Республики. Я действую не по своей воле, но по воле Родины. Я орудие в ее руках и с радостью пожертвую жизнью во славу нации. Я – солдат Республики. Я действую не по своей воле, но по воле Родины…»

Неожиданно в дверь постучали, Мэй вскинулась и распрямилась. Хватит бормотать про себя, рассердилась она. Вдох – выдох. Еще мгновение, и наступит успокоение. Так и получилось: спустя секунду пальцы Мэй перестали дрожать. Эмоции, страхи – вон из головы. Мэй заперла их в дальнем углу накрепко, чтобы не вырвались. Не смели мешать. Теперь они бессильны, а она свободна. В зеркале отражалось бесстрастное, спокойное лицо женщины, которая никогда не поддается панике. Если что – сумеет постоять за себя.

На пороге, разумеется, стояли Даг и Вал. Улыбались они несколько натянуто – не так, как обычно: до ушей и беззаботно. На обоих – стандартная форма, как и на Мэй: куртка с воротником-стойкой на китайский манер, черные брюки, черные же ботинки. Даже пуговицы – и те черные. Единственное яркое пятно – алая точка на воротнике. Ни дать ни взять – свежая капля крови. На первый взгляд форма ничем не отличалась от повседневно-боевой. Преторианцы всегда одевались подобным образом. Но Мэй прекрасно чувствовала отличие: парадная сшита из дорогого материала. Прочного и тонкого. Мэй задумалась о своих ощущениях, а это разом пробудило прежние страхи – уязвимость. Вот чего Мэй боялась. Кстати, к парадной форме оружия не полагалось. Тоже неприятно.

– Знаете, ребята, не припомню, чтобы я няню на дом вызывала.

– А мы разве нянчить тебя пришли? – ухмыльнулся Даг.

Он всегда улыбался, но глаза его выдали: сегодня утром ему явно не до смеха.

– Друзья мы или нет? Пойдем все вместе. Прошвырнемся-проветримся.

– Тебя послушать, мы в бар собираемся, – пробормотала Мэй.

И снова повернулась к зеркалу, придирчиво осматривая закрученные в узел косы. Сколько старалась над прической… Недовольно поморщившись, она вытащила шпильки и принялась расплетать волосы.

Вал уселась на подлокотник дивана. Прямо кошка, гибкая и ленивая. Везде ей удобно, и даже сейчас она невозмутима.

– Ты что делаешь, Мэй?

– Прическа растрепалась, – отрезала Мэй. – Переделываю.

– Ни волоска же не торчало! – изумилась Вал.

Мэй промолчала. И увидела в зеркале, как друзья переглянулись. Плохо дело – так и читалось на их лицах. И ситуация оказалась гораздо хуже, чем предполагалось. Вал насупилась, а Даг всем своим видом выражал согласие – и растерянность. Что тут поделаешь… Даг многого не знал. Шею кому-нибудь свернуть, штангу потягать, пончиков на спор обожраться – всегда пожалуйста. А психотерапия и прочие высокие материи – увольте, нет, это не по его части.

Да и не по части Вал, по правде говоря. В общем, друзья толком ничего не понимали. Мэй решила им помочь и кое-что подсказать – может, ребята что-нибудь придумают и начнут действовать. Но потом она отбросила эту идею. Мэй в принципе не хотела, чтобы они проявляли инициативу. Ее бы вполне устроило, чтобы они вели себя как обычно, то есть беспечно и легкомысленно. Ну а больше всего она хотела, чтобы этот день наконец-то закончился. Может, тогда жизнь вернется в свое обычное русло.

– Ты сколько раз их переплетала? – Голос Вал прозвучал неожиданно мягко.

– Плохо лежали, мне не понравилось, – отрезала Мэй, уходя от ответа.

На самом деле восемь. Да, именно столько раз она сегодня переплетала волосы. Беспощадно сильно тянула и дергала, а в результате кожа покраснела, хотя крохотный металлический имплант в руке исправно гасил боль.

– Тебе не понять, – добавила Мэй.

Действительно, ни у Вал, ни у Дага подобных проблем не наблюдалось. Даг свою темную шевелюру сбривал подчистую, а миниатюрная Вал предпочитала короткую стрижку «пикси». Надо бы и мне отрезать волосы, подумала Мэй. Сколько раз собиралась… Но, увы, так и не смогла.

– Слушай, а почему ты стесняешься? Ты должна разрешить себе испытывать горе и тоску, чтобы избавиться от… э-э-э… травмы!

Ага, Даг, похоже, начитался журналов по популярной психологии.

– Давай! Хочешь – поплачь!

– Зачем мне реветь?!

Мэй дернула себя за прядку и перекосилась от боли.

– Когда люди теряют кого-то из близких, они плачут! – сообщила Вал. – А ты слишком напряжена. Тебе нужно расслабиться, а то еще рванет изнутри – в клочья разнесет. И, пожалуйста, не трогай ты свои волосы. Они лежат идеально!

Мэй только что закончила причесываться, бережно свернув аккуратную косу в безупречный пучок на затылке. Но она и впрямь опять собиралась распустить волосы. Вал цапнула ее за руку:

– Мэй. Хватит. Мы опаздываем.

Очередной плохой знак – обычно Вал не называла ее настоящим именем, а обходилась прозвищем Финн. Как-никак, а в жилах Мэй текла финская кровь, поэтому прозвище быстро приклеилось к ней, когда она вступила в ряды преторианцев. Но подруга была права. Пора. Бросив последний взгляд в зеркало, Мэй взялась за ручку входной двери.

Друзья перевели Мэй через улицу и спустились в подземку. Сели на голубую линию и поехали на базу. Пассажиры посматривали изумленно, если не сказать испуганно: обычно преторианцы не показывались в городе, их можно было увидеть разве что в военных и федеральных центрах. А самым удивительным являлось то, что преторианцев набралась целая компания. Пассажиры держались в сторонке и нервно оглядывались: неужели террористы собираются что-нибудь взорвать?

Троица прибыла на базу раньше назначенного времени, хотя многие уже были на месте. Вал и Даг решительно зашли в двери церемониального зала. Мэй переступила порог и замерла. Свет. Веселый весенний солнечный свет. Чересчур яркий для столь мрачного дня. Даг дотронулся до ее руки:

– Ты как?

– Не хочешь – не ходи. Твое право, – сказала Вал.

Но Мэй отдала честь флагу над головой и приложила ладонь с чипом к сканеру:

– Я в порядке.

Стулья стояли в зале ровными рядами. Собравшиеся преторианцы тихо переговаривались между собой. Новости пришли меньше недели назад, поэтому пригнать столь внушительную толпу оказалось непросто. Однако некоторых ребят все же удалось выдернуть из мест назначения! Правда, кое-кто не смог приехать, но это не вызывало лишних вопросов. Служба есть служба. Но похороны преторианца – событие весьма величественное, и начальство в лепешку разбилось, дабы устроить впечатляющее зрелище.

Предполагалось, что все рассядутся, как пожелают, но преторианцы почему-то собирались в когорты. Вал помахала кому-то рукой. Алые уже заняли середину зала и звали троицу к себе. Вал и Даг направились к ним, а Мэй снова встала как вкопанная. И приказала себе не отводить глаз от того, что возвышалось у противоположной стены.

Тела как такового не осталось, но преторианцы все равно выставили для церемонии отдания почестей гроб. Темный, блестящий, деревянный. Черный, как их официальная форма. Крышку покрывал темно-синий шелк и знамя РОСА[1]1
  ¹ Республика Объединенной Северной Америки (здесь и далее прим. переводчика).


[Закрыть]. По обеим сторонам красовались огромные букеты гардений, которые резко контрастировали со строгими очертаниями гроба.

Мэй не стала оборачиваться к друзьям – если Вал и Даг пожелают, сами ее позовут. Она направилась прямо к центральному проходу, который вел к часовне[2]2
  ² Несмотря на то что атеизм – официальная доктрина РОСА, часовня вполне уместна. В государстве действует секулярная Церковь Человечности, заменяющая государственную религию.


[Закрыть]. Внутри Мэй закипели эмоции – печаль, паника, все смешалось. Но она безжалостно подавила их. Плечи назад, подбородок вверх. И Мэй прошла весь немыслимо длинный путь до… места, где темнел гроб. Перед ней расступались, а те, кто раньше не заметил, как она появилась, оборачивались и глядели ей вслед. Она делала вид, что не замечает косых взглядов. И шепотков за спиной – тоже. Она смотрела только вперед и монотонно повторяла про себя: «Я – солдат Республики. Я действую не по своей воле, но по воле Родины». А еще Мэй вспоминала другие слова, сказанные матерью давным-давно: «Тебе не должно быть никакого дела до других людей. Ты лучше их. Отрекись от чувств, ведь если они не увидят, что ты чувствуешь, они не сумеют использовать это против тебя».

А те, что стояли у самого гроба, тоже расступились. Кругом замолкли все разговоры. На гладком дереве ярко блестела золотая табличка. Прямо под флагом. «Порфирио Алдайя, когорта Индиго». А внизу – годы службы. И строчка на латыни, что-то важное про честь и долг. Мэй провела пальцами по буквам его имени, и запах гардений тотчас сделался удушливым и угнетающим. В голове воцарился хаос, и она прикрыла глаза.

«Порфирио мертв». Как такое возможно? Он любил жизнь, в нем было столько страсти и энергии! Как получилось, что он покинул бренный мир? Нет! Невозможно поверить! А что с ним случилось после смерти? Нет, об этом думать не получалось… Его сознание исчезло, прекратило существование? Или он теперь в раю, о котором не устают твердить религиозные фанатики?

– Ты его убила. Да, ты.

Знакомый голос. Мэй медленно повернулась. Перед ней стояла, уперев руки в боки, Друзилла Кави. Глаза злые – и печальные. Как у самой Мэй. Но Кави ростом уступала Мэй на полфута, и потому Мэй не составило труда сохранять спокойствие перед лицом яростной противницы. Ни один мускул не дрогнул в лице Мэй, когда она посмотрела на Друзиллу. А другие преторианцы тем временем пожирали их глазами.

– Ты убила его, – повторила Кави.

На воротнике ее формы ярко выделялась синяя капля цвета. Как у Порфирио.

– Тебе все равно, ты сама бомбу ему подложила! Дрянь ты чистопородная! Он же из-за тебя туда полез!

Мэй давно научилась не обращать внимания на грязные оскорбления – ей и похуже выражения приходилось слышать.

– Порфирио знал, что делал. И всегда принимал решения сам. Его нельзя было принудить ни к чему.

На приманку она не клюнет. Орущую бабу нужно обойти. «Спокойно, Мэй». «Ты выше их».

– Прошу прощения, я должна вернуться к своей когорте.

– Куда собралась?! – заверещала Кави. – А ну стой!

Заверещала на весь зал, и теперь даже те, кто не успел заметить серьезность момента, оказались оповещены наилучшим образом. Кави цепко схватила Мэй за руку:

– Ты хоть что-нибудь чувствуешь, а?! Да тебе плевать было, когда он погиб! Ты… как ты можешь! Стоит тут, понимаешь, с каменным лицом!

Мэй выдернула руку и почувствовала, как вспыхнула в груди первая искорка гнева.

– Никогда не прикасайся ко мне. И прекрати истерику. Этот скандал оскорбляет его память.

Мэй развернулась и увидела, что Вал с Дагом стоят рядом. А с ними еще несколько Алых. За спиной Кави собралось порядочно Индиго. Группа поддержки, понятно. И все они стояли с напряженными лицами, явно готовые к драке. Да уж, серьезные стычки между преторианцами – дело обычное. Другое дело, что на похоронах никто никого не задирал. Драка на траурной церемонии – о таком еще не слышали.

– Значит, вот ты как с мужиками поступаешь? Пользуешь их, а потом убиваешь? – Кави снова ухватила Мэй за руку и развернула к себе. – Я тебе сказала – стоять! Ты его убила! Дрянь!

– А я тебе сказала – никогда не прикасаться ко мне.

Вот тут-то все и взорвалось и полетело клочьями. Тугая узда дисциплины Мэй лопнула, а еще Кави удалось вскрыть все ящички и тайные кладовые, в которые Мэй тщательно запирала свои чувства. С них сорвало засовы и дверцы, и все аккуратно упакованное и запрятанное в дальний угол горе, и вся ярость, и все неизбывное чувство вины – все это выплеснулось наружу и полилось бурным потоком – через Мэй на заступившую ей дорогу Кави.

Рефлексы у преторианцев быстрые. Лучше, чем у обычных солдат. Собственно, это и делало преторианцев преторианцами. Ускоренные рефлексы, усиленные имплантом. Поэтому, когда Мэй размахнулась и ударила Кави в челюсть, та должна была среагировать заранее. Если не увернуться, так хотя бы быть наготове. Но она улетела спиной на стройные ряды кресел с такими широко раскрытыми от удивления глазами, что Мэй поняла: Кави не ожидала. Удар застал ее врасплох.

Но когда все завертелось, рефлексы включились: Кави быстро вскочила на ноги. Поздно – Мэй кинулась на нее. Та ударила раз, другой – все мимо, Мэй уворачивалась. Прекрасный прыжок в сторону, такой ей и в ранней юности не удавался, даже во время фехтования тростью – и Мэй отпихнула противницу. Кави рухнула на пол, неграциозно и некрасиво. Преторианцы не шлепаются на задницу. Они пластичны, как кошки. А Кави глупо ворочалась на полу, все никак не могла подняться. Конечно, в сравнении с обычными людьми она вскочила моментально, но по преторианским стандартам она замешкалась на пару секунд. Поэтому не успела закрыться от очередного удара – в живот. А потом Мэй немедленно поддала ей по колену. Послышался громкий хруст, Кави завизжала и осела на пол.

Боевые рефлексы включились моментально – времени на размышления не было. Только инстинкт – враг Кави должен упасть. И оставаться на полу, во что бы то ни стало. Эндорфины и нейромедиаторы делали свое дело, Мэй чувствовала, как приливает сила, как убыстряются движения. Но сегодня ее стимулировало кое-что еще. Некая смутная тьма, застилающая зрение, побуждающая к убийству. Тьма опустилась на Мэй, подобно плащу, и чуждая энергия коварно проникла в нее, наполняя мрачной радостью, заставляя наслаждаться болью и страданием. Мэй тут же опознала незваное чувство, ощутив мгновенный укол паники: о нет, только не это… Но сопротивлялась недолго – голову туманил боевой азарт.

Кави едва отбивалась, тщетно пытаясь приподняться, но Мэй крепко удерживала ее на полу – и била. Наносила удар за ударом. Вокруг клубилась странная дымка, через нее Мэй смутно видела кровь на лице противницы, слышала крики – громкие, настойчивые. А в голове стучала одна мысль: «Порфирио мертв, Порфирио мертв…»

Непонятно, сколько она избивала Кави, а потом крепкие руки вздернули ее на ноги и оторвали от поверженного врага. Глаза по-прежнему туманило красным, подкачиваемый имплантом адреналин бурлил в крови. А потом мучительно медленно глаза снова сфокусировались. Замешенный на остром горе гнев отступил, а самое главное, ослабла власть темного наваждения. В зал входили обычные солдаты в сером и красно-коричневом, за ними подтягивалась военная полиция. До Мэй никто не дотронулся. Ее удерживали двое преторианцев: единственные двое, способные справиться с Мэй в режиме «бей-или-беги».

– Спокойно, Финн, спокойно… – Оказалось, ее удерживал Даг. – Ты победила. Все, бой закончен.

И только тогда Мэй решилась посмотреть вниз. На пол. Живая. Она не убила Кави. Хотя дышала та с трудом, глаза заплыли. Одна нога неестественно согнута, лицо залито кровью. Видимо, нос сломан. Мэй в ужасе смотрела вниз и не могла поверить, что это ее рук дело. Преторианцы часто дрались между собой. Гораздо чаще, чем бы хотелось начальству. Но если сформирован отряд подсевших на химические и физические стимуляторы бойцов, стычки неизбежны. Обычно противники не уступали друг другу по силе. Конечно, из драки кто-то выходил победителем, но вот так, до победного, схватывались редко.

Что такое это было? Это же смех, а не поединок. Кави против нее – это же нелепо. Она даже ни разу ее кулаком достать не сумела. Имплант сокращал выброс адреналина и перерабатывал тот, что успел попасть в кровь, а Мэй остывала и пыталась понять, что же на самом деле произошло. Державшие ее преторианцы наконец-то сочли, что она в адекватном состоянии, и передали ее парням из военной полиции – ВП, этаким бравым вэпэшникам. Те нервно мялись в сторонке. Мэй, впрочем, не сопротивлялась. Она смирно позволила себя вывести, только оглянулась на Кави.

В камере Мэй просидела весь день. Времени на обдумывание поступков у нее было предостаточно. А выводы следовали неутешительные: ее понесло. Она проявила слабость, и эмоции взяли над ней верх. Сама мысль об этом представлялась унизительной. Кави что-то такое сказала, и в доспехах Мэй образовалась огромная дыра…

Однако в открывшуюся в броне брешь угодили не только отпущенные Кави колкости. Мэй внутренне похолодела и сглотнула, борясь с подползающей тошнотой. Наваждение. Темная сила, овладевшая ею во время драки. Имплант и эмоции тут ни при чем. «Оно вернулось, – в ужасе подумала она. – Это снова случилось». Мэй всю свою жизнь посвятила тренировкам. Она всю жизнь добивалась полного контроля над телом. А тут – что-то нахлынуло и перехватило контроль? Нет, это обесценивает все достигнутое! Все, за что она сражалась, уничтожено этим мигом! Что это было? Какая-то аберрация? Может, ей показалось? А если не показалось? Тогда что это? «Мне нужно об этом рассказать. Кому-нибудь. Например, врачу». Эта мысль пугала ее даже сильнее, чем воспоминания о позорной вспышке. Преторианцы, ходившие к психотерапевтам, обычно не задерживались в рядах преторианцев. Психически нестабильному человеку усиливающий рефлексы имплант ни к чему.

Еще Мэй терзал другой вопрос. Она думала над ним весь день, пока сидела в камере. Почему Кави так медленно двигалась? Или Мэй действовала быстрее обычного? Хотя нет. Чем больше она думала, тем более убеждалась: ничего особенного в той стычке не было. Она дралась, как всегда. Ну да, эмоции били через край, но эмоции в таких случаях на скорость не влияют. Даже темная сила не могла бы усилить ее рефлексы до такой степени.

Так почему же Кави так медленно двигалась?

Мэй не нашла ответа, а потом пришли вэпэшники и вывели ее из камеры. И отконвоировали в переговорную. Там, во главе длинного стола, сидел генерал Ган. Он теперь носил серую форму обычных войск, только верхняя часть куртки красно-коричневая. Грудь украшали ряды наград, а на вороте виднелась черная полоса – знак того, что генерал некогда служил в рядах преторианцев. С тех пор, как она видела его последний раз, в волосах прибавилось седины, однако взгляд остался прежним – пронизывающим и пристальным.

Сердце Мэй ушло в пятки. Она-то надеялась, что получит выговор от кого-то из подчиненных генерала. И дело было не в высоком звании собеседника. Мэй боялась разочаровать его. Он коротко кивнул полицейским, и те вышли, притворив за собой дверь. В комнате вокруг длинного стола сгустилась тишина.

– Сядь, – наконец произнес Ган.

И указал на кресло ближе к середине стола. Мэй повиновалась.

– Итак. Мне сказали, что сегодня имел место один инцидент.

Да уж, генерал Ган умел говорить обиняками.

Мэй смотрела прямо перед собой. Она никогда не уклонялась от ответственности и не собиралась делать этого сейчас.

– Сэр, я повела себя непозволительно. Я готова принять любое назначенное вами наказание.

«Меня отстранят, – с горечью подумала она. – Отправят во временную отставку. Или вообще выкинут из рядов».

Он пожал плечами.

– У тебя выдался тяжелый день. Понятно, что в такие минуты все на взводе. В особенности после гибели друга.

Ган прекрасно знал, что Порфирио был для нее больше, чем просто другом, и его сочувствие вызывало у Мэй раздражение. Так же, как сочувствие Вал и Дага. Она бы предпочла, чтобы на нее наорали и высказали напрямик, что своими действиями она опозорила личный состав когорты. Потому что именно это она и сделала. Она решила напомнить об этом генералу, поскольку тому застила глаза доброжелательность, а она, Мэй, была ее недостойна.

– Я совершила неприемлемый проступок, сэр. Мне нет прощения.

Генерал едва заметно улыбнулся, хотя лицо осталось по-прежнему суровым.

– Положим, я видел поступки неприемлемей твоего, к тому же здесь уже побывала добрая половина твоей когорты, уверяя меня, что не ты стала зачинщицей ссоры. Валерия Жардан и Линус Дагссон успели надоесть мне более других твоих товарищей.

О да, эти могут…

– Это не значит, что мы посмотрим на случившееся сквозь пальцы. Инцидент найдет отражение в твоем личном деле, и тебя временно отстранят от обязанностей.

«Временно отстранят от обязанностей». Ожидаемо. Как же больно это слышать…

– Не беспокойся. Тебя не отправят в тюрьму и не переведут на канцелярскую работу.

Он усмехнулся:

– Из таких, как вы, хороших писарей не выходит. Разве вы усидите на одном месте? Нет, преторианцы слишком ценны для нас, и разбрасываться ими я не буду. У меня есть для тебя задание.

– Я выполню любое ваше поручение, сэр.

Он побарабанил пальцами по столу, глубоко погрузившись в свои мысли.

– Поручение… да, оно может показаться странным. Но оно очень важное. Дело возникло неожиданно, и, кто знает… возможно, это шанс для тебя. Возможно, ты… придешь в норму. И будь уверена: это важная миссия. Иначе бы мы тебя туда не отправили.

– Конечно, сэр.

«Поручение», «задание», «миссия»… В хороший исход она все равно мало верила. Оставалось надеяться, что ее отправят в какую-нибудь горячую точку. Такого снисхождения она не заслуживает. Но, может быть, в битве она сумеет искупить вину и заслужить прощение.

– Мне нужно, чтобы ты отправилась в Панаму. Тебе приходилось там бывать прежде?

Мэй не сразу ответила. Панама?.. Да уж, ни о какой битве мечтать не приходится. РОСА поддерживала с Панамой вполне мирные отношения. Приходилось даже слышать о попытках подписать торговое соглашение. Панама, конечно, оставалась глубоко провинциальным государством, с неконтролируемой религиозностью среди населения, бандитами в правительстве и грызущейся за власть аристократией – как старой, так и новой. Но по сравнению с другими местами в Панаме царили тишь и благодать.

– Нет, сэр. Мне не приходилось ранее там бывать.

– Ну вот, а теперь съездишь. В курс дела тебя введут, а когда ознакомишься с материалами, мы поговорим с тобой снова.

– Да, сэр.

Она замешкалась, обдумывая дальнейшие слова. У нее не было права задавать вопросы. В особенности после того, что она натворила. Смириться и делать, что велено, – ничего другого не оставалось. И тем не менее… Она, конечно, свирепо отрицала это, но… Она знала, что ходит у Гана в любимицах. И он позволит ей задать вопрос.

– Сэр… как себя чувствует преторианка Кави?

– С ней все в порядке, с поправкой на обстоятельства. Некоторое время она проведет в больнице, а потом, когда поправится, не сможет выходить на боевые задания. Ногу ты ей сломала… одним словом, очень удачно ты ей сломала ногу.

Мэй передернуло при одном воспоминании о залитом кровью лице Кави. Преторианцев вообще-то трудно ранить. «А еще труднее убить. Однако Порфирио они убили».

– Прошу прощения, сэр. Я должна навестить ее в больнице и принести извинения.

Ган фыркнул:

– Вот этого я бы делать не рекомендовал. Думаю, ей не скоро захочется тебя увидеть. И я бы на твоем месте бойцов из Индиго избегал какое-то время.

И он пристально оглядел Мэй. Внимательно, не упуская ни единой детали, словно взвешивая на невидимых весах.

– Ну. Задавай свой вопрос.

– Сэр…

Мэй пришлось опустить голову – она не выдержала его взгляда.

– Кави… она медленно двигалась. Она должна была среагировать быстрее. Что случилось с ее рефлексами? Что-то тут не так, но что?

Ган долго не отвечал. Настолько долго, что Мэй осмелилась поднять на него глаза.

– Вполне возможно, что ничего необычного не произошло. Возможно, ты опередила ее в скорости, вот и все.

Ну, что со скоростью у нее все в порядке, Мэй знала. Но она также знала, что в тот раз что-то там было такое не то. И это «не то» не давало ей покоя. Но не пререкаться же ей с генералом? Поэтому она не стала развивать тему. Ган сказал, что Мэй может идти, а когда она подошла к двери, в голове вдруг возник последний вопрос.

– Сэр, мой имплант дезактивируют в качестве наказания?

Такое случалось прежде, и подобная мера страшила ее не меньше отставки или вынужденного бездействия.

Ган искренне изумился. Такое с ним, кстати, редко случалось.

– Что?.. Конечно, нет. Неужели я способен отправить тебя в провинцию без защиты? И ты сохранишь свои звание и должность. Правда…

Мэй застыла на месте. Она не знала, что сейчас скажет генерал, но что-то в его голосе слышалось такое, что никак не соответствовало прежнему неофициальному тону. С другой стороны, она не могла так легко отделаться.

– Есть тут один нюанс. Тебе нельзя носить преторианскую форму до особого разрешения. Миссия такова, что форму носить и вовсе не придется, но если что, наденешь серую.

Ган прав. Это всего лишь нюанс, но слова его отозвались в сердце Мэй такой болью, словно ей зачитали приговор о тюремном заключении. «Тебе нельзя носить черное». До этого момента она не осознавала, какое значение имела форма в ее жизни, насколько определяла ее. Конечно, имплант, звание – все это важно, но черное… у него была особая власть и особая сила. Она оглядела парадную форму, к которой только недавно с таким презрением отнеслась. А теперь она бы отдала что угодно, лишь бы оставить за собой право носить ее. «И сколько времени должно пройти, пока мне не разрешат надеть черное снова?»

Ган склонил голову к плечу и удивленно поглядел на нее.

– Все хорошо? Или возникли проблемы?

– Нет, сэр. Никаких проблем. – Она сглотнула.

Никакого черного.

– Я – солдат Республики.