Текст книги "Любить кандидата в президенты (ЛП)"

Автор книги: Миа Виллано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Говори, малыш. Я хочу знать.

– Мне все время было больно. Физически больно. Мой отец был жестоким человеком, и, насколько я могу вспомнить, он все время избивал меня. Это были не шлепки или подзатыльники, он был по-настоящему жесток ко мне. Если я вел себя как-то не так на протяжении недели, он дожидался пятницы, чтобы в наказание ночью избить меня. Чем больше я делал того, что он считал неправильным, тем сильнее он меня избивал.

Я придвинулась ближе к нему, не перебивая его рассказ.

– Моя мама заболела и очень быстро умерла, когда я был совсем маленьким. Я не знаю, почему она умерла, и я ничего не помню о ней. Мой отец сошелся с какой-то женщиной, которую он встретил в баре неподалеку. Он перевез ее к нам, и она присматривала за мной, пока он перебивался случайными заработками. Большую часть времени он пил. Эта женщина говорила, что ненавидит меня, и если бы меня не было, они могли бы жить в Аризоне. Я не знаю, почему она так говорила. Ее звали Марла. Она могла ударить меня, чтобы выместить на мне свое раздражение, пока отца не было дома. Он бил и ее тоже, а после этого она била меня. Когда я дорос до того, чтобы идти в школу, я был все время грязным, голодным и избитым. Они знали, как сделать так, чтобы мои синяки не были заметны. Единственная настоящая еда, которую я ел тогда, это был бесплатный обед в школе. Я был ужасно тощим.

Я не могла поверить в то, что слышу. У него была почти такая же жизнь, как у меня. Меня не били, но я жила с теми же страхами, голодом и грязью.

– Я помню, как моя мачеха взяла сигарету и обожгла мне ладонь, когда я разозлил ее. Я мог находиться в ванной в тот момент, когда она была нужна ей, и этого было достаточно, чтобы она начала меня отчитывать. Потом вечером она могла сказать моему отцу, что я плохо себя вел, и он запоминал это для пятничного наказания. Пятничные избиения были хуже всего. Они могли продлиться всю ночь в зависимости от того, сколько мой отец выпил. Он мог бить меня вешалкой или ремнем пока не устанет рука, потом он отдыхал и начинал снова. Когда после этого я приходил в школу, учитель был недоволен мной, потому что я не мог держать ручку. Мои руки меня не слушались. На них до сих пор заметны шрамы.

Он поднес руки к моему лицу, и я села так, чтобы на них упал свет. На его ладонях были едва заметные круглые неровные отметины. Я видела их несколько раз, но никогда и подумать не могла, каким образом они появились. Я поцеловала каждую из них. Мой бедный. Я не хотела ничего говорить, только бы он продолжал рассказывать то, что должен был рассказать.

– Когда в школе заметили мои ожоги и начали расспрашивать о них, я наконец-то набрался храбрости и рассказал, откуда они взялись. Меня забрали в Службу опеки и попечительства и в итоге отдали на усыновление. Мой отец никогда не приходил, чтобы забрать меня. Он ни разу не явился в суд, чтобы побороться за меня, и я никогда больше о нем не слышал. Я не знаю, как сложилась его жизнь или жизнь Марлы. Я думаю, она была беременна, когда я ушел, но я не знаю, родился у нее ребенок или нет.

Он замолчал, по его щекам катились слезы.

– Скажи что-нибудь, Прюденс.

В животе все как будто сжалось в комок. Как он смог пережить такие страдания и справиться с этим?

– Это не укладывается в голове, Алекс. – Слезы катились по моим щекам. Я понимала его боль. – Я чувствовала, что у нас больше общего, чем нам обоим казалось. Может это нас и сблизило?

– Ты расстроилась, что я тебе не рассказал раньше? – Он прижался ближе, и я обвила ноги вокруг его талии.

– Я не понимаю, почему ты не рассказал мне раньше. Я жила почти такой же жизнью и не побоялась рассказать тебе самые ужасные моменты, через которые прошла. Если бы я знала, что ты прошел почти через то же самое, я смогла бы быть более открытой. Ты мог рассказать мне об этом много раз. Почему сейчас?

– Иногда я думал об этом. Сама понимаешь, я ведь никогда не был близок ни с кем до тебя, Прюденс. Мне не хотелось проговориться кому-то о своем темном прошлом. Ты и Марк, двое людей в моей жизни, которым я могу доверять. Я знаю, что должен был рассказать тебе раньше, но я не хотел разрушить в твоих глазах образ сильного и влиятельного сенатора. Я не хотел, чтобы ты видела меня слабым и уязвимым. Я хочу оберегать, а не заставлять тебя опекать меня. Когда твоя бабушка попросила меня поехать за тобой и забрать у твоей мамы, я почувствовал, что должен помочь. Меня взволновало то, как ты жила. А еще я не хотел, чтобы ты ушла от меня из-за того, что я не тот, за кого себя выдаю.

Я прижала его к себе. Я хотела только одного, чтобы ему стало легче.

– Я бы не сбежала, ни в коем случае. Как ты стал Конрадом?

– Они были моими опекунами два года. Я так им обязан. Они вложили много сил и времени в заботу обо мне. Три раза в неделю они водили меня на терапию. Меня определили в католическую школу, и я стал католиком, как и они. Я любил их так же сильно, как и они меня. С ними у меня было чудесное детство, и я не променял бы его ни за что на свете. Я не хочу, чтобы что-либо из моего прошлого вышло наружу. Я не знаю, где мой отец или Марла, и есть ли у них дети. Я никогда не хотел найти их, потому что мне все равно. То, как они поступали со мной, было чудовищно, ни один ребенок не заслуживает такой жизни. Я надолго выбросил их из головы, но не навсегда. Все вернулось, когда я стоял на сцене.

– Как это можно сохранить в тайне, когда ты станешь президентом?

– Я молюсь, чтобы ничего не стало известно. Это не вылезло наружу, когда я баллотировался в сенат, и я надеюсь, что все так и останется тайной.

Алекс был прав. Ничего негативного о нем не было, когда я работала над его кампанией.

– Ты когда-нибудь рассказывал об этом Стелле или Джейд?

– Нет, никому, кроме тебя. Я думал о том, чтобы рассказать Марку, но решил это сделать, только если что-нибудь станет известно. Не хочу его расстраивать. Сейчас не подходящее время. Ты единственная, кому я могу доверять, Прюденс.

Я приблизила его лицо к своему. Я так сильно люблю его и не могу представить, через что он прошел.

– Ох, Алекс, мне так жаль. Плохо, что такой хороший день закончился так грустно. Тебе нужно было раньше мне все рассказать.

Мы лежали, обняв друг друга в темноте наших секретов, и я была даже ближе к нему в этот момент. Он оставался моим Алексом, несмотря ни на что. Хотя он и сказал мне, что родился другим человеком, для меня он был тот же Алекс с тем же сердцем и той же душой.

– Почему ты притихла, малыш? О чем ты думаешь?

– Пытаюсь осознать, Алекс. Я думаю, я в шоке. – Я хотела, чтобы он знал, что может рассказать мне обо всем, и я буду на его стороне, но мне над этим придется еще поработать.

– Иногда я думаю, Прюденс, каким бы человеком я стал, если бы я никогда не попал к Конрадам? Стал бы я таким, как сейчас? Смог бы я стать сенатором или тем, кто я есть? Или я стал бы алкоголиком-садистом как мой отец? Меня все время преследуют эти мысли.

Он тихо плакал, и слезы капали с его лица на меня. Мой бедный малыш, такой могущественный политик, и в то же время прижимается ко мне, как маленький мальчик.

– Пока я не встретил тебя, я был очень одинок. Когда Конрады умерли, со мной много лет никого не было. Я вложил все силы в карьеру и в женщин, чтобы ночами не чувствовать одиночества.

Свет падал на кровать, и я приподнялась, чтобы взглянуть в его глаза. Он выглядел таким опустошенным и разбитым. Его глаза, обычно такие живые и полные любви, были пустыми и грустными.

– Ты не видишь, какой разброд творится у меня внутри. Никто не видит. Я сделал все, что мог, чтобы скрывать это годами, чтобы добиться того, что у меня есть. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал про тот ужас, через который мне пришлось пройти, но мне кажется, я плохой лжец, и боюсь, что однажды это все обрушится на меня, и все пойдет прахом.

Он провел руками вверх и вниз по моей спине.

– Ты такой сильный человек, Алекс. Ты столького достиг после стольких несчастий. Насколько легче тебе было бы не преодолевать все это и сдаться, но ты использовал это, чтобы стать тем, кто ты есть. Я так горжусь тобой. Не думаю, что смогу любить тебя сильнее, чем сейчас.

Он поцеловал меня и притянул на кровать. Я дотронулась до его красивых волнистых черных волос. Я все еще чувствовала вкус водки у него на языке.

– Ммм, – простонала я, когда он начал свой путь от моей шеи и плеч, целуя и нежно покусывая меня. – Мне нравится, когда от тебя так пахнет. – Я глубоко вдохнула, наслаждаясь ароматом его тела и одеколона. – Я хочу тебя, Алекс. Ты мой, несмотря ни на что.

– Прюденс. – Он лег между моих ног. Я почувствовала через рубашку, что он вспотел. Его твердый член уперся в меня, и мои руки сами собой потянулись к его ремню.

– Я люблю тебя независимо от того, кто ты есть. Я сохраню твой секрет, – прошептала я между поцелуями. Эта тайна означала, что наша совместная жизнь перешла на новый уровень. Мы стали еще ближе и еще больше любили друг друга. В его глазах снова появилась жизнь.

– Перевернись, малыш. Я хочу видеть твою невероятную попку. Я хотел ее на протяжении всей кампании. Я хотел тебя с той минуты, как ты вошла в мой офис, и не мог оторвать от тебя взгляд. Я когда-нибудь говорил тебе об этом? – его голос был осипшим от слез.

Я перевернулась на живот, и его руки пробежали вдоль моей спины. Он обхватил мои ягодицы руками и сжал их.

– Нет, я понятия не имела. Ты был настоящим джентльменом. Мне было бы приятно узнать об этом. Я теряла дар речи, когда ты был рядом.

– Я был шокирован, когда увидел, как быстро ты выросла и какой стала. Я ждал, что ты напомнишь о том, что мы знакомы, – сказал он между поцелуями, которыми покрывал мою спину и шею.

– Я не думала, что тебя волнует юная выпускница колледжа из трущоб, и что ты хочешь заявить о нашем знакомстве. К тому же я не была похожа на тех супермоделей, которые окружали тебя повсюду, особенно Джейд.

– Джейд. О чем я думал? Она не твоего уровня. Я не мог оторвать от тебя глаз. Я должен был быть профессионалом, и все что я мог, это держать дистанцию, особенно когда ты бегала в тех черных штанах для йоги.

– Штанах для йоги? Я не знала, что штаны для йоги так на тебя влияют.

– Твоя попка в тех штанах была просто фантастической. Мне очень хотелось распробовать то, что под ними. Я так старался быть джентльменом. Ты помнишь, как много раз я тебя отталкивал. Поверь мне, в тот вечер, когда была твоя вечеринка, я думал, что умру. Я так сильно хотел тебя. Так сильно, что мне было физически больно после того, как я ушел от тебя. Ты не представляешь, что я испытывал. Теперь ты моя, и я не намерен терять ни минуты.

– Ты слишком увлекся игрой в джентльмена, Алекс. Тебе почти удалось оттолкнуть меня. Еще один раз, и я бы сказала тебе убираться ко всем чертям. Больше не будь джентльменом. Кем угодно, только не джентльменом.

Я встала на колени. Он ввел в меня пальцы, чтобы подготовить. Мне не нужно было ничего, кроме его члена. Он нужен был мне, и я нужна ему, и чем скорее, тем лучше. Я подставила свою попку ближе к нему и он вошел в меня. Он держал руки на мне, раскрывая меня шире.

– Я вся твоя, Алекс.

– О, Прюденс. Ты перевернула всю мою жизнь. Я люблю тебя, – простонал он. Его руки нежно ласкали мои ягодицы.

– Дотронься до меня там, – выдохнула я. Он дотянулся до моего клитора, массируя его и с каждым дюймом погружаясь в меня все больше и больше. Его большой палец нашел это местечко сразу, как я попросила об этом. Ему нравилось так же, как и мне.

– Здесь? – спросил он.

– О, Боже, да, – воскликнула я. – Вот так, Алекс, глубже. – Боль длилась секунду перед тем, как смениться экстазом. Я кончала, хватаясь за все подряд, чтобы не упасть. Я держалась за матрас, пока Алекс бился о мои бедра.

– Моя Прюденс. Ты моя. – Он застонал, когда его палец скользнул в мой анус, массируя меня и усиливая удовольствие, нарастающее в моем теле. Хрип его голоса подвел меня к еще одному оргазму.

Он жестко и грубо трахал меня, находясь в двух моих самых интимных местах. То, что он делал со мной, заставило меня всхлипнуть. Алекс крушил мою киску, вколачиваясь в меня. Я чувствовала его дрожь, когда его яйца ударялись о мои ягодицы, и сжалась вокруг него так, как ему нравится. Его сильные руки еще крепче сжали мои ягодицы, не вынимая из меня палец. Я вздрогнула, когда его оргазм взорвался во мне.

– Кончи в меня. – Это было невыносимо. Я растворилась в тот момент, когда удовольствие вырвалось из меня и заставило меня задыхаться от нехватки воздуха. Мне показалось, что я потеряю сознание.

Он прижал меня к изголовью, не давая упасть.

– Ты все еще любишь меня, несмотря на то, что я не тот, кто ты думала? – спросил он, продолжая всаживаться в мою пульсирующую киску. Его тело двигалось рывками.

– Я буду любить тебя несмотря ни на что. Ты мой Алекс, и только мой. – Его семя заполнило меня до краев, он все кончал и кончал. Он упал бездыханным на меня. Наши тела были скользкими от испарины и обессиленными. Мы лежали и не могли отдышаться.

– Спасибо.

– За что? – спросила я.

– За то, что любишь меня и не злишься. Я так рад, что ты не расстроилась из-за этого. И за это тоже спасибо. Ты так нужна мне. Я так гордился тобой сегодня. Никого не могу представить, кто мог бы быть рядом со мной. Ты будешь прекрасной первой леди.

– Я тоже тобой гордилась. Мне нравится, что я нужна тебе. Ты все тот же сильный и достойный человек, и ничто не сможет это изменить. Я думаю, ты и не подозреваешь, какое влияние ты оказываешь на людей. Они ловят каждое твое слово. Они любят тебя.

Десять минут спустя мы поменялись и он уснул подо мной, крепко прижимая меня к себе. Я надеялась, что он не почувствует мою тревогу. Когда баллотируешься в президенты, можно гарантировать, что твое прошлое вытащат наружу, и не важно, сколько усилий ты приложил, чтобы оно было спрятано. Что если у него есть брат или сестра, которые решили, что сейчас самое время объявить миру об их родстве? Что, если объявится его отец или эта Марла в надежде получить деньги? Прессе бы понравилась такая история. Меня била дрожь, пока я не уснула.

Глава 11

Вернувшись домой с Демократического съезда, мы оба решили не вспоминать прошлое Алекса, пока оно само о себе не напомнит. Его зовут Александр Уильям Конрад и на этом все. Алекс вернулся к своей работе в Сенате и решил помочь кампании губернатора Эмерсона. Он попросил и меня поучаствовать, и мы работали до изнеможения, чтобы помочь ему победить в напряженной борьбе. Я помогала спустя рукава, потому что была в этом спец, но мне хотелось сделать свой вклад. В глубине души я надеялась на скорейший проигрыш, чтобы у Алекса появилась возможность заняться выдвижением своей кандидатуры.

Чем ближе мы подбирались к выборам, тем больше наш кандидат терял свои очки. Журналисты безжалостно говорили, что он косноязычный слабак, который не сможет вести за собой даже команду девочек-скаутов, не то что страну. За два дня до выборов стало известно о его романе с помощницей, и мы стремительно проиграли. Все закончилось, не успев начаться. Нам нужно было готовиться к тому, что следующие четыре года президентом опять будет Ричардсон, и Республиканская партия тоже засядет в Белом доме еще на четыре года. После такого поражения Алекс мог рассмотреть его кандидатуру через четыре года. Будущее выглядело светлым, а дорога к Белому дому стала чище.

Одним воскресным утром я услышала, как Алекс разговаривает по телефону с Марком. Он подтвердил выдвижение своей кандидатуры, и как только он принял это решение, ему предстояло начать работу над созданием команды для проведения кампании. Я по-прежнему занималась юридической практикой и работала с Томасом. У меня появилась возможность сосредоточиться на своей жизни и ненадолго насладиться возвращением к обычному порядку вещей.

– Как это произойдет, Алекс? Что будет дальше? – спросила я.

– Ну, следующий шаг будет в том, чтобы объявить об этом. Я регистрирую свой комитет и создаю исследовательский центр, заполняю анкету кандидата и плачу взнос. Как только я это сделаю, больше от меня ничего не требуется. Это будет означать, что я начинаю выступления, рассказываю всем, кто я и что я, и какие у меня планы в дальнейшем. Критики скажут, что я слишком молод и неопытен, и у меня нет поддержки. Я считаю, что они ошибаются, и собираюсь доказать им и себе, что я могу сделать это. И сделаю.

– И там наверняка будут идиоты, которые скажут, что ты извращенец, который женился на девчонке на семнадцать лет моложе себя, – сказала я.

– Меня это не волнует. Я знаю как есть на самом деле, и все еще поймут, кто мы такие.

Он подмигнул.

Было теплое летнее утро, и мы решили сходить куда-нибудь позавтракать.

Алекс так жадно засовывал яичницу в рот, будто сто лет не ел. Он любил крайности во всем, что делал: еде, сексе, повседневной жизни. Он ничего не делал наполовину.

– Ты уверен, что это то, чего ты хочешь, малыш? – спросила я, чтобы убедиться, что у него нет сомнений.

– Это то, чего я хочу. Я могу изменить все, Прюденс. Я могу изменить мир. Я хочу, чтобы ты была со мной, когда это произойдет. – Он снова подмигнул и улыбнулся.

– Нам предстоит бешеная гонка.

– Нет ничего лучше, малыш. Только неудачники говорят о своих мечтах и никогда их не достигают. Ты и я всегда делаем так, как говорим. Мы последние герои.

– Я так молода. Думаешь, Америка сможет принять меня в качестве первой леди? – спросила я, глядя, как он ест.

– Помнишь, как молода была Джеки Кеннеди? Мне кажется, она была примерно твоего возраста. Они примут тебя. Ты выдающаяся женщина, и чем быстрее они узнают тебя, тем быстрее поймут, почему я так сильно люблю тебя.

– Хорошо, мне нужно заехать в офис и закончить кое-какие дела. Томас долго не протянет, если его предоставить самому себе. Мы увидимся сегодня за ужином?

– У меня сегодня мало работы. Ничего не запланировано. Мне нужно в центр, но я буду дома около шести. Ты будешь голая, когда я приеду? – спросил он, жуя и улыбаясь.

– Я могу быть и голая, если тебе так нравится. Я не против. – Я сделала последний глоток кофе, закрыла сумочку и поднялась. В последнее время он был слишком занят для секса. Он дразнил меня, говорил о нем, но когда приходило время, у него уже не было сил.

– Твоя попка была такой горячей сегодня утром. Она такая упругая, мне нравится. Не говоря уже о твоих ногах. Боже. Я весь день смогу думать только об этом.

– Эта попка принадлежит тебе, – улыбнулась я.

Я поцеловала его. Он лизнул мои губы, провел руками вверх по моим голым ногам и дотронулся до меня сквозь трусики. В ногах сразу появилась слабость. Алекс знал, как заставить меня думать о нем весь день. Он хотел, чтобы в моей голове были только мысли о его губах и пальцах на моем теле. Кажется, он не в курсе, что он и так в моих мыслях каждую секунду.

Томас стоял у копировального автомата, положив руки на бедра.

– Дорогая, выглядишь помятой, – сказал он.

– Так и есть, Томас. Съезд и кампания, в которой участвовал Алекс, почти убили меня. Он сейчас дома, но он так измотан. У меня недотрах, и я злая. Мне нужно быть в суде через два часа. Я так много работала над этим делом, и вот – мой выход.

– Дорогая, тебе надо сделать глубокий вдох и выпить чашечку кофе. А лучше двойной эспрессо. Я все приготовил, сама посмотри. Не могу помочь тебе с сексом, но это было бы мило, правда? Мы могли бы убить одним выстрелом двух зайцев, – засмеялся он.

– Ты на что намекаешь, Томас? Это уже второй раз, когда ты упоминаешь про секс со мной. Ты перебежал на другую сторону? – Я отхлебнула свой чересчур горячий кофе и обожгла язык.

– Нет, я никуда не перебежал, дорогая. Хотя я понял, что ты имеешь в виду. Я думаю, у Брюса то же самое.

– О чем ты?

– Мы зашли в тупик. Ты думаешь у тебя недотрах? Я вот вообще уже не помню, когда у меня был секс на этой неделе. Кажется, мы скоро расстанемся. Я не хочу этого. Я люблю его.

– Ты не должен позволить ему уйти, Томас. Брюс это любовь всей твоей жизни. К тому же вы планировали пожениться, и вообще, кто тебя может вынести кроме него.

– Он ведет себя странно, мне кажется, у него кто-то появился. Может, я слишком напрягаюсь?

– Так и есть. Брюс не из тех, кто изменяет. Я купила новое платье на вашу свадьбу и не собираюсь его возвращать.

Зазвонил телефон, Томас поднял трубку. Когда-нибудь он станет таким же крутым юристом, как и я, но сейчас он должен выполнять черновую работу. У него не было выбора, а у меня не было времени.

– Прюд, это тебя. Говорят, по важному личному делу, – сказал Томас. Я и представить не могла, кто это мог быть.

Глава 12

– Фрэнк, что случилось?

После моей свадьбы, Виктория взяла больничный. Она делала вид, что у нее ничего серьезного, и говорила всем, что это проблемы с щитовидной железой. Фрэнк говорил мне другое. У нее был рак щитовидной железы. Они надеялись, что она сможет сражаться, и Фрэнк пообещал мне позаботиться об этом. Она не появлялась в офисе большую часть года, и никто с ней не виделся. Она звонила и разговаривала только со мной, я предлагала навестить ее, но она всегда отказывалась. По всей видимости, она обманывала меня, и все было намного хуже, чем она говорила. Сейчас Фрэнк позвонил мне сказать, что ей плохо, и ее дом превратился в хоспис. Она хотела меня видеть.

Я предложила заехать после суда, но боялась, что слушание может затянуться. Я произнесла вступительную речь перед присяжными. После того как я подкрепила слова фотографиями и показаниями свидетеля, защите пришлось выкручиваться. У них не было шансов. Они находились в заблуждении, что я молода и неопытна, и не готова к такому сложному делу. Я доказала, что они ошиблись, и наслаждалась, глядя на них в замешательстве, когда я мастерски выступила против их клиента. Присяжные были у меня в руках. Когда мы совещались, я знала, что дело выиграю.

Закончив в суде, я выехала на извилистое шоссе, чтобы навестить Викторию и Фрэнка. Их огромный дом заставил меня ахнуть. Я была поражена его царственной красотой. Он был построен на огромной территории, на которой еще находились конюшни, а вокруг паслись несколько лошадей. Домработница открыла мне дверь и проводила к Фрэнку, который сидел рядом с Викторией и держал ее за руку. Больничная кровать, на которой она лежала под несколькими одеялами, стояла в одной из гостиных. Она выглядела такой высохшей и старой, что я едва узнала ее. Фрэнк выглядел уставшим и несчастным.

Он встал и поцеловал меня в щеку. Две медсестры кружили вокруг Виктории, проверяя кислородную трубку у нее в носу. Это напомнило мне о маме, о том, как она выглядела, когда была близка к смерти. Всего за несколько месяцев Виктория стала худой, слабой, ее волосы вместо привычного платинового блонда стали полностью седыми. Губы высохли, глаза запали. Знакомый запах болезни пропитал воздух. Это был запах спирта, дезинфицирующего средства и смерти.

Она была в сознании и немного беспокойна, но Фрэнк прошептал, что Виктории очень больно. Ей скоро должны были снова ввести морфин. Я собрала все силы, чтобы не расплакаться.

– Ты не представляешь, как она обрадуется, что ты пришла, Прюденс. Виктория постоянно о тебе говорит, но грозилась убить, если я позвоню тебе.

– Заткнись… и дай мне увидеть ее. Ничего подобного… я не говорила, – прошептала Виктория. Даже на смертном одре ей нравилось спорить.

– Привет, Виктория. – Я потянулась, чтобы дотронуться до нее, но она посмотрела на меня так, как будто видит впервые. Ее взгляд был пустым и не фокусировался. Душераздирающее зрелище. Я наклонилась и поцеловала ее в щеку, проглотив всхлипы, которые были готовы вырваться из меня в любой момент.

– Я не хотела, чтобы ты видела меня в таком … состоянии. Я не хочу, чтобы кто-либо вообще видел меня такой.

Говорить получалось с трудом. Я видела боль на ее лице и знала, что долго она так не сможет.

– Я рада, что ты позвонила мне. Я соскучилась, Виктория.

– Я тоже скучала по тебе, милая. Как твоя гей-подружка? Тот, что как прыщ на жопе.

– Томас? Хорошо. Он собирается жениться.

– Охренеть. Он разве не гей?

– Да, он женится на парне. Он остепенился и становится прекрасным адвокатом.

Она фыркнула и закатила глаза в своей типичной манере. Подошла медсестра, чтобы проверить ее и приподнять на подушках. Она скривилась, когда ее начали двигать. Фрэнк спросил меня, буду ли я кофе, и я сказала да. Как только он покинул комнату, она приподнялась ближе ко мне, насколько это было в ее силах, и зашептала мне на ухо.

– Тот придурок не пристает к тебе? – Я и забыла о том случае с Тревором, когда он угрожал обнародовать секс-видео со мной, которого, как оказалось, не существовало. Я рассказала ей, что сбежала с той вечеринки с Алексом, как Тревор извинялся и признался, что завязал. Ей понравилось то, что она услышала.

– Хорошо. Я еще могу заставить его исчезнуть, пока я лишь наполовину мертва, но тебе лучше поторопиться. – Она издала слабый смех.

– Виктория, перестань, – я улыбнулась ей.

– Я оставила немного… моего имущества… тебе, Прюденс. Я богата до усрачки. Этот хрен так и … изменяет. Не дай себя одурачить… с этим дерьмовым… держанием за руку. Та шлюха… была здесь прошлой ночью. Он думает… я не видела. Он до сих пор в шоке, что я … узнала.

– Виктория, мне не нужны твои деньги. Ты дала мне больше, чем достаточно. У тебя есть сын. Передай все ему, – зашептала я на случай, если Фрэнк вернулся. Мне были не нужны ее деньги.

– Он такой же … как его отец. Он ни разу не появился, чтобы увидеться со мной. Черт… с ними всеми. Я надеюсь, что… я… я смогу посмотреть на их лица, когда завещание… прочитают. – Она засмеялась и начала кашлять, хватая ртом воздух.

Я не хотела с ней спорить по поводу ее завещания. Мне не нужно было ничего ее, и я надеялась, что она бредит. Я не ответила.

– Как Алекс? – спросила она. Я хотела взять его с собой, но ему нужно было работать до поздней ночи над законопроектом, который он продвигал.

– Он работает без перерыва. «Щупает дно», как он говорит, чтобы выдвинуть свою кандидатуру в президенты.

– Хорошо, если у него все получится. По нему видно, что он из президентского теста. У него есть шарм… и конечно, такой взгляд. Я теперь могу говорить об этом… потому что умираю. Я пыталась завоевать его давным-давно… еще, когда ты в памперсах была, или даже еще не родилась. – Она закашляла.

– О, Виктория. Ты охотилась на моего мужа? – Я улыбнулась.

– Я была такой… хищницей для моих студентов. Печально… я знаю, но ты только посмотри на него, – она закашляла. – Я могу только представить… каков он в постели? Развлеки меня… этим и расскажи, пока я не в шести футах под землей.

– Виктория, я не могу рассказывать о нем. Хорошо, могу. Секс настолько прекрасен, что моя душа покидает тело. Но самое главное, он может всю ночь напролет и у него огромный.

– Боже. Тебе лучше крепко его держать. Хотя не отдавай ему полностью свою жизнь. Держи свое будущее открытым. Я думаю, тебя ждет что-то… прекрасное. Я всегда так делала. Ты тоже станешь… великим политиком. – Она начала кашлять. Фрэнк принес мне кофе.

– Спасибо, Фрэнк, – сказала я, и посмотрела на эту сильную женщину, из которой на пороге смерти уходила жизнь. Уверенность и власть, которые у нее были, исчезли. Казалось, что все ради чего она работала, стало теперь неважно. Я была так многим обязана ей, в первую очередь тем, что она вылепила из меня сильного адвоката и всегда относилась ко мне по-особенному.

– Спасибо, Виктория, что взяла меня под свое крыло. Своей профессиональной жизнью я обязана тебе. Ты сделала меня сильным юристом.

– Отстань. Ты всегда… носила это в себе. Мне только нужно было разглядеть. Ты как… дочь, о которой я всегда мечтала. Я надеюсь, ты это знаешь. – Она взяла меня за руку. Ее рука была мягкой и холодной.

Я рассказала ей, что происходило в офисе, сообщила о судебном деле, которое вела, и как хорошо я справилась сегодня. Она смеялась, когда я рассказала ей о том, как мы с Томасом попали в переделку в клубе. Виктории было больно, но ради меня она старалась не показывать это. Несколько раз она скривилась, когда у нее перехватывало дыхание. Подошла медсестра и дала ей какую-то таблетку. Виктории захотелось молочного коктейля с клубникой, и я ждала, пока они звали Фрэнка. Он начал спорить с медсестрой, а потом вышел со слезами на глазах. Я не могла не обнять его. Было понятно, что то, что ему сказали, ужасно.

– Фрэнк, мне так жаль, – сказала я, крепче обнимая его. Он затрясся от рыданий. Я не отпускала его, пока он первый не отстранился.

– Я так сильно ее люблю. Не думаю, что она когда-либо задумывалась об этом.

– Не говори так. Она говорила мне все время, что знает, как ты ее любишь. Вот почему она так много работала над вашими отношениями. Ты любовь всей ее жизни. – Все было не совсем так, но я хотела, чтобы ему стало немного легче. Глядя на него, я погрузилась в воспоминания о том, как уходила моя мама, и как тяжело было понимать, что ты ничего не можешь поделать с тем, что люди умирают.

Пока я сидела с ней, а Фрэнк ходил за молочным коктейлем, вернулась медсестра. Пришло время вводить морфин. Я не хотела смотреть, как он будет действовать, поэтому поцеловала ее на прощание. Она взяла меня за руку и слабо ее сжала, из-за боли она чувствовала сонливость. Зная, что это последний раз, когда я могу побыть с ней, я посмотрела на эту бесстрашную женщину и сжала ее руку в ответ. Мы обе не хотели прощаться навсегда. Так тяжело было удержаться от того, чтобы не плакать.

Я поблагодарила Фрэнка за то, что он позвонил мне, а он пообещал сообщить мне о ее смерти. Когда я села в машину, у меня полились слезы. Я плакала, потому что жизнь такой сильной женщины заканчивалась, и она напомнила мне мою маму. Я плакала, потому что надеялась никогда больше не видеть близких людей в момент такой страшной смерти.

Она скончалась неделю спустя. Фрэнк горевал, он сказал, что она оставила мне небольшую часть наследства. Я ответила, что не хочу ее принимать, но он сказал, что ничего не может с этим поделать, она моя по праву. Она оставила ему дом и небольшую сумму денег. Все, что ей принадлежало, перешло ее сыну в его полное распоряжение. Складывалось ощущение, что она была внучкой состоятельного человека и никогда не тратила заработанные деньги. Я стала довольно состоятельной после того, как деньги были переведены на мой счет. Я дала распоряжение бухгалтеру Алекса перевести часть денег моему фонду по борьбе со СПИДом.

На похороны мы пришли с Алексом вместе. Было очень много людей. Мне так ее не хватало. Я запомнила ее слова о том, чтобы не отодвигать свою карьеру на задний план. То, что она сказала, глубоко запало мне в душу. Настолько, что я запросила самое сложное дело, которое было у нас в офисе. Я хотела продолжать работать. После ее смерти меня как будто озарило. Я хотела, чтобы она гордилась мной и решила сделать все, что бы на моем месте сделала она. Да, если президентская гонка будет жестокой, и Алекс выиграет представительство демократов, мне придется все отложить на неопределенное время. Но не сейчас. Я должна работать и бороться за людей, у которых нет своего голоса, таких как я, когда я была маленькой, и таких как Алекс, когда он был маленьким, ни в чем не повинным мальчиком, которого некому было защитить. Пришло время серьезно поговорить с Алексом.