Текст книги "Серебряная свадьба"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Десмонд не слишком убивался по этому поводу. Идея – всего лишь идея, и раз ты отдал ее другим, она уже не твоя. Рожденная тобой, она начинает самостоятельную жизнь, проект доводят до конца другие. Десмонд не требовал почестей. Но будь он действительно в почете, имей он репутацию человека-идеи, его жизнь в Палаццо приобрела бы иное значение. Он получил бы более просторный кабинет, красивую табличку на дверь и даже пресловутый ковер. Мистер Палаццо попросил бы Десмонда звать его Карло и стал бы приглашать их с Дейрдрой на большие летние приемы в своем белом особняке с плавательным бассейном. Он упросил бы Дейрдру примерить пиджак из мягкой голубой кожи, только что доставленный из Милана, и воскликнул бы: изумительно! Она должна оставить его себе! В подарок, в знак того, как высоко ценят ее мужа. Генератора идей в «Палаццо».

Отчет, который он пытался накропать, получался жалкий. А тут пришла Мэриголд, жалуясь на жуткое похмелье; не полегчало ей даже после похода в буфет, где она взяла холодного апельсинового сока, чтобы разбавить им похмелительную дозу водки. В буфете она услышала, что мистер Палаццо рвет и мечет: он имел не очень приятный разговор с бухгалтерами и обнаружил, что не получит на этот раз вдоволь денег, чтобы забавляться со своим несчастным барахлом, кожаными пиджачками. И теперь грозится перетрясти все «от и до». Тупая жирная итальянская задница! Будь он мужчиной, бросил бы все к чертям и подался в дело, к которому душа лежит, вроде этих модных тряпок! А не делал бы вид, что хоть каплю смыслит в бизнесе, которым, как всем известно, заправляет этот гангстер Фрэнк Куигли! Десмонда тронула страстная тирада Мэриголд.

– Спокойно, спокойно, – увещевал он. – Не горячись, только голова пуще разболится.

Мэриголд подняла на него красные опухшие глаза, в которых светилось искреннее участие.

– Господи, Диззи, бедняжка, вот напасть-то на твою голову… ей-богу, ты такого не заслужил.

– Ш-ш! Я буду проходить мимо холодильника, захватить тебе льда? Лечение без льда – пустое дело.

– Никогда тебе не бывать главным в этой дыре, и неудивительно: ты – человек.

Мэриголд проработала в «Палаццо» всего шесть месяцев и уже собиралась опять менять место. Теперь она подумывала устроиться в гостиницу или в парикмахерскую в Найтсбридже, где бывают члены королевской фамилии.

Придя в себя благодаря коктейлю – водке с апельсиновым соком и льдом, – которым она безуспешно пыталась угостить и Десмонда, Мэриголд решила пораскинуть мозгами и определиться с конкретными деталями работы, проделанной в отделе за время ее пребывания здесь.

– Господи, Диззи, что-то ведь мы сделали?! – Она наморщила лоб, напрягая память. – Я хочу сказать, ты же не сидел здесь, разглядывая с утра до вечера эти голубоватые ирландские пустыри на картине?!

1 Фешенебельный район Лондона.

– Нет. Вроде бы нет. Всегда находились какие-то дела, но, понимаешь, все это были посторонние заказы. – Десмонд словно оправдывался. – Поэтому все это не идет в счет моих личных инициатив. Отчет будет выглядеть не очень впечатляюще.

– А куда тебя переведут? Если отдел закроют.

– Этот кабинет – один из самых крошечных, так что меня вполне могут оставить здесь, только начальника поменяют. Понимаешь? То же место, та же работа, но иной порядок отчетности.

– И тебе не дадут пинка под зад?

– Нет-нет, – успокоил он ее. – На этот счет, Мэриголд, можешь не волноваться. Нет.

Она лукаво улыбнулась:

– Хочешь сказать, ты знаешь, где собака зарыта?

– В каком-то смысле.

Он говорил так тихо и грустно, что Мэриголд оставила эту тему.

– Ну, все равно пойду погляжу, что ценного можно извлечь из писем, которые я для тебя печатала, – сказала она.

Все было примерно так, как Десмонд и представлял. Карло сидел у него в кабинете. Мэриголд лезла из кожи вон – называла его мистером Дойлом, говорила о телефонных звонках и посетителях, но все ее старания не произвели на Карло Палаццо ни малейшего впечатления. Она даже раздобыла для кофе две чашки вместо обычных красных кружек, одна из которых была помечена – «Д», а другая – «?».

Карло Палаццо говорил о необходимости реорганизации, дальнейшего расширения, экспериментирования, непрерывного движения вперед. Он говорил о конкуренции; об инфляции, экономическом спаде, о забастовочном движении и о том, как трудно нынче стало найти место для парковки. Короче говоря, поднял чуть ли не все возможные мрачные темы, чтобы оправдать свое решение: отдел – как таковой – необходимо слить с другими отделами; его деятельности, разумеется, важной и необходимой, реорганизация пойдет только на пользу.

Когда слово «реорганизовать» прозвучало во второй раз, у Десмонда возникло ощущение, будто он входит в зал кинотеатра посреди сеанса и сразу же понимает, что эту картину он уже видел.

Он почувствовал огромную усталость. И что – так жить еще целых тринадцать с половиной лет? Пусть уж его сразу отправят работать на автостоянку. Вот это будет реорганизация – лучше не придумаешь.

С тяжелым сердцем Десмонд думал о том, как бы помягче объяснить все вечером Дейрдре. Он знал, что не будет ни сокращения жалованья, ни публичного объявления. Он лишится только звания. И Десмонд перешел к сути вопроса:

– Можно ли мне будет продолжать работать в этом кабинете, в этом офисе, независимо от того, к каким изменениям приведет реорганизация?

Карло Палаццо выставил вперед свои большие ладони. Если бы это зависело от него, то – конечно!

– Но это от вас не зависит, мистер Палаццо?

Да, похоже было, что не зависит. Реорганизация есть реорганизация: часть перегородок между офисами придется сломать…

Десмонд запасся терпением. Он знал, что рано или поздно все будет сказано, и торопить события не имеет смысла.

Его глаза блуждали по пейзажу с отлогими травянистыми склонами. Мейо никогда таким не было, там все выглядело по-другому: необъятные белесые небеса, каменные изгороди, маленькие бурые поля. Слащавая картинка на стене была словно взята с коробки шоколадных конфет.

Карло Палаццо подбирался все ближе к сути. Решающий момент, без сомнения, близок, чувствовал Десмонд. Опять эта уже знакомая изжога. Пожалуйста, пусть это будет какой-нибудь офис. Что-нибудь такое, чему не придется подыскивать объяснение. Какое-нибудь место в этом здании, где будет кто-то вроде Мэриголд, чтобы отвечать по телефону Дейрдре. Кто-то, кто будет говорить: «Минутку, сейчас соединю», когда его жена позвонит и спросит, как всегда спрашивает, мистера Дойла, менеджера по Специальным Проектам, пожалуйста. С повышением тона на «пожалуйста».

Пожалуйста, только б там где-нибудь, как-нибудь приткнулось слово «менеджер», только бы Дейрдре не пришлось до конца своих дней обращаться к какому-нибудь типу, который знать не знает никакого Дойла, не говоря уже о том, где он.

– Вот мы и подумали, что самое лучшее будет перевести вас на разъезды, – сказал Карло Палаццо.

– Только не на разъезды, мистер Палаццо… Прошу вас, только не на разъезды.

Итальянец окинул его озабоченным взглядом.

– Уверяю вас, Десмонд, это будет такая же важная должность, во многих отношениях даже важнее, и, как вы понимаете, речь не идет об изменении оплаты труда, жалованье останется в прежних размерах…

– Всего лишь свое место, какое угодно, где угодно… – Десмонд почувствовал у себя на лбу капельки пота. Боже Всемогущий, он уже попрошайничает! И почему только он не обговорил все заранее с Фрэнком Куигли!

Ведь вместе с Фрэнком они играли на каменистых холмах Мейо. И они оба знают, что в Ирландии не бывает такого неба, как на этой картине. Они с Фрэнком говорили на одном язьже. Неужели прошедшие годы воздвигли между ними непреодолимый барьер и он не может сказать Фрэнку без обиняков, что ему непременно нужен свой кабинет, пусть даже это будет дверь, за которой ничего нет? После стольких лет Дейрдра заслужила эту малость – возможность верить, что ее муж не последний человек в администрации крупной, солидной торговой фирмы.

Было время, когда они с Фрэнком могли разговаривать обо всем на свете. О том, к примеру, как отец Фрэнка спустил целое состояние, угощая выпивкой весь город. Или о том, как Десмонду хотелось вырваться с фермы, бежать от молчаливых братьев и сестер, которые, казалось, были счастливы жить на бесплодной земле и ходить за тощими, тупыми овцами.

Два неотесанных парня из Ирландии, приехавшие сюда в конце пятидесятых, они рассказывали друг другу о своих первых мужских победах, делились всем. Но вскоре неуемная жажда власти вознесла Фрэнка ввысь; примерно тогда, по-видимому, и умерла их крепкая дружба.

И Фрэнк ушел далеко вперед, ушел безвозвратно – он уже заправлял всем. Но фирма принадлежит Палаццо – он купил «Принс». Известно, конечно, что без ведома Фрэнка ничего не решалось, в отсутствие Фрэнка у Карло Палаццо решимости хватало только на то, чтобы выбрать себе соус под спагетти. Выходит, это Фрэнк обрек своего старого друга Десмонда на разъездную работу.

Неужели Фрэнк забыл Дейрдру, неужели не понимает, как туго Десмонду теперь придется?

Фрэнк теперь редко бывает на Розмари-драйв. Но всякий раз, когда они встречались, казалось, все идет как встарь и ничего не переменилось. Они хлопали друг друга по плечу и смеялись; Десмонда ничуть не обескураживало собственное скромное служебное положение, а Фрэнк, в свою очередь, тоже не показывал виду, что стоит на такой высокой ступеньке их общей лестницы. Лишь на свадьбе Фрэнка и Ренаты Палаццо явно обозначилась разделяющая их пропасть.

Среди приглашенных не было никого из круга Десмонда, все были рангом много выше.

Дейрдра была вне себя. Она много месяцев предвкушала эту свадьбу и даже верила, что они с Ренатой Палаццо станут подругами. Рената на много лет их младше, а кроме того, она из другого мира. Но Дейрдра упрямо представляла ее застенчивой иммигранткой-итальянкой, жаждущей сестринской поддержки и совета.

Десмонду не забыть, как улыбка слиняла с лица Дейрдры, когда она, в ярко-желтом синтетическом платье и пальто, окунулась в море натурального шелка и мехов. Выйдя в то утро из дома в приподнятом настроении, она оказалась на заднем плане уже во время венчания Фрэнка и Ренаты, когда итальянский оперный певец исполнял для новобрачных «Panis Angelicus». К тому времени как они присоединились к гостям, ждущим своей очереди поздравить новобрачных, она беспрестанно одергивала платье и нервно теребила рукав Десмонда. Это был для нее поистине черный день, и горечь ее унижения омрачила настроение и Десмонду.

Но Фрэнк Куигли ни в чем не был виноват. Его добрая улыбка оставалась неизменна, и прошедшие с той поры годы оказались над ней не властны.

К Фрэнку всегда можно обратиться. С ним не нужно тратить лишних слов. Он поймет с полунамека.

Так где, ради всего святого, Фрэнк сейчас, в этот день, когда Карло Палаццо говорит ему, Десмонду, что у него не будет больше ни кабинета, ни двери, ни даже, может быть, телефона на письменном столе? Может, облегчить им задачу: напялить на себя бежевую робу уборщиков, вылизывающих полки в магазине сразу после закрытия, и, с ведром и тряпкой в руках, немедленно взяться за дело? Разве это не лучше, чем ждать, пока тебя еще раз пять понизят в должности? Тут его охватил гнев: он ведь не глупый человек, не олух какой-нибудь, чтобы с ним так обращаться. Он ощутил, как лицо его судорожно исказилось, и, к ужасу своему, увидел в глазах сидящего напротив старика нечто похожее на жалость.

– Десмонд, друг мой, прошу вас… – нерешительно начал Карло.

– Все в порядке.

Десмонд поднялся из-за своего маленького стола. Отойти бы к окну – обождать, пока не перестанут душить предательские слезы. Но кабинетик не был предназначен для маневров такого рода. Десмонду пришлось бы протискиваться между картотечным шкафом и столом, который при этом мог запросто опрокинуться, либо просить мистера Палаццо подвинуться. Для трагических жестов явно недоставало места. Впрочем, через неделю у него вообще не будет места для каких-либо жестов.

– Я знаю, что все в порядке. Просто я не хочу, чтобы вы неверно меня поняли. Даже после того как я столько лет прожил в этой стране, порой я не могу ясно выразиться… понимаете?

– Нет, вы выражаетесь очень ясно, мистер Палаццо, более ясно, чем я, а ведь английский для меня, как-никак, родной язык.

– Но, может, что-то в моих словах вас обидело? Позвольте мне попробовать еще раз. Вами здесь очень дорожат, вы так давно с нами, и ваш опыт чрезвычайно важен… Просто обстоятельства меняются, жизнь не стоит на месте, и рано или поздно наступает время для… как бы лучше сказать…

– Реорганизации, – устало подсказал Десмонд.

– Реорганизации, – с готовностью подхватил Карло Палаццо, не подозревая, что повторяет это слово уже третий раз. Он просиял широкой улыбкой, будто найденное слово было решением всех проблем.

По лицу Десмонда он понял, что это не так.

– Послушайте, Десмонд, чего бы вам хотелось больше всего? Нет-нет, никакого подвоха, у меня и в мыслях не было вас оскорбить… Я спрашиваю, чего бы вы хотели от своей работы, что стало бы для вас наилучшим решением ситуации? Предположим, вы могли бы остаться здесь – это и есть ваша мечта, ваше заветное желание?

Карло не играл с ним – это был серьезный вопрос. Он хотел знать.

– Нет, не сказал бы, что это моя мечта – остаться здесь в качестве менеджера по Специальным Проектам.

– Тогда… – Карло изо всех сил старался отыскать в создавшемся положении светлую сторону, – тогда почему вам так тяжело расставаться с этим местом? И о каком месте вы бы мечтали?

Десмонд оперся на угол шкафчика. Мэриголд оживила интерьер комнатными цветами, которые она, видно, позаимствовала из тех кабинетов, что с коврами на полу. Надо надеяться, она не умыкнула какой-нибудь горшок у самого Карло. При мысли об этом Десмонд слабо улыбнулся, и сидящий по другую сторону стола босс незамедлительно улыбнулся в ответ.

У Карло Палаццо было большое располагающее честное лицо – типичный добряк дядюшка или как раз любящий дедушка из итальянского кинофильма.

Стать дедушкой – это была мечта Карло, чтобы целый выводок внучат носился по его огромному белому дому. Детей, которым он мог бы оставить свою долю в «Палаццо». А он, Десмонд? Хочет ли он внуков? Он не знал. Какой он, должно быть, скучный, тупой тип, если не может ответить этому хорошему открытому человеку, о чем мечтает.

– Я так давно не позволял себе мечтать, – сказал он искренне, – что уже и не помню толком, о чем были мои мечты.

– А я никогда не забывал о своей мечте. Я хотел уехать в Милан и заниматься модой – делать одежду. Собрать лучших мастеров, текстильщиков, модельеров и открыть собственное дело, которое носило бы имя Карло Палаццо.

– Ваше дело и так носит это имя, – напомнил Десмонд.

– Да, но это не то, к чему я стремился, на что надеялся. То, чему я мог бы отдаться целиком, стало всего лишь моим хобби. Отец сказал, я должен торговать продовольствием, как мои братья и дядья, а не возиться с тряпками, точно дамская портниха.

– Отцы никогда не понимают, – сказал Десмонд просто.

– Ваш отец… он тоже… не понимал?

– И да и нет, если вам понятно, о чем я. Он всегда был стариком. Когда мне было десять лет, он уже был стар, и дело не в том, что мне так казалось, – он таким выглядит и на всех фотографиях. Единственное, в чем он знал толк, это овцы, холмы да безмолвие. Но меня он не останавливал, сказал, что я вправе уйти.

– Тогда почему вы говорите, что отцы всегда не понимают?

– Потому что я сам не все понимал. Делал для своего сына все. Хотел, чтобы он получил самое лучшее образование, и я не понимаю, почему он уехал.

– Куда он уехал?

Никогда еще это не выходило за пределы дома на Розмари-драйв.

– Он сбежал – вернулся к овцам, к камням и безмолвию.

– Ведь вы ему позволили. – Казалось, Карло совсем не шокирован тем, что сын Десмонда бежал, не получив образования, на край света.

– Без особой радости, – вздохнул Десмонд. Карло все еще недоумевал.

– Так вы хотите жизни человека с высшим образованием?

Почему-то в памяти Десмонда мелькнуло маленькое, энергичное, с лихорадочно блестящими темными глазами лицо Суреша Патела, жаждущего от своих детей степеней и дипломов.

– Нет, образование тут ни при чем. Наверное, я просто хочу места, своего места.

Карло оглядел безликий кабинет; может быть, он помнил его в прежние месяцы – без взятой напрокат растительности. – Место? Неужели это так важно?

Десмонд почувствовал, что дошел до последней черты.

– Если честно, мистер Палаццо, я не знаю. Я не из тех людей, у кого на все готов ответ. У меня никогда не было готовых ответов. У меня есть идеи, поэтому, я думаю, вы с Фрэнком и решили, что я буду полезен именно здесь. Но это мои личные, не корпоративные идеи, и я всегда как-то теряюсь в этих реорганизациях и тому подобном. Но я справлюсь. Не впервой.

В его тоне уже не чувствовалось страха или жалости к самому себе. Лишь смирение и трезвый подход к делу. Карло Палаццо с облегчением понял, что кризис – или что бы там ни было – миновал.

– Все это произойдет не в одночасье – потребуются две, а то и три недели. Это даст вам большую свободу, и у вас будет время подумать, чего вы хотите на самом деле.

– Может, оно и так.

– Звание менеджера за вами останется. Еще не ясно в деталях, что и как, но вот вернется Фрэнк, и тогда, я уверен…

– Да-да, конечно, – поспешно согласился Десмонд.

– Ну… – Карло снова вытянул руки. На сей раз он был вознагражден полуулыбкой; Десмонд тоже протянул руки, будто для рукопожатия с единомышленником по поводу достигнутой договоренности. Карло замер, словно ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Как жена? Все хорошо?

– О да, у Дейрдры все отлично, спасибо, мистер Палаццо, лучше не бывает.

– Может, она не откажется заглянуть как-нибудь вечерком к нам… поужинать с нами, в семейном кругу… Фрэнк, Рената… Вы были когда-то такими друзьями… до того, как все это… нет, правда.

– Очень мило с вашей стороны, мистер Палаццо. – В голосе Десмонда Дойла слышалось понимание того, что приглашение никогда не последует.

– Вот и хорошо, нам будет очень приятно. – В голосе Карло Палаццо слышалось понимание того же самого.

Мэриголд открыла дверь для великого босса, мистера Палаццо. Он поглядел на девушку и улыбнулся.

– Благодарю, благодарю… ммм…

– Меня зовут Мэриголд, – сказала она, старательно сглаживая свой австралийский акцент. – Мне повезло, что я работаю у мистера Дойла. Мистер Дойл, было несколько важных звонков, я сказала, что вы заняты.

Десмонд кивнул с важным видом, и, когда шаги затихли, Мэриголд зашипела:

– Ну, как?

– Ох, Мэриголд… – устало произнес он.

– Хватит твоих «Ох, Мэриголд»! Согласись, я представила тебя в самом выгодном свете. Разве не слышал? Как я сказала: мне повезло, что я с тобой работаю? Уверена, теперь он будет о тебе лучшего мнения.

– Подозреваю, он думает, что ты со мной спишь, – сказал Десмонд.

– А что, я не прочь.

– Ты самая замечательная девушка на свете.

– А как насчет твоей жены? – спросила Мэриголд.

– О, ей, полагаю, не очень пришлось бы по душе, если б я с тобой… Нет-нет!

– Я хочу сказать, разве она не «самая замечательная девушка на свете» или, во всяком случае, была ею когда-то?

– Она замечательная, правда замечательная, – проговорил он бесстрастно.

– Значит, плохо мое дело, – Мэриголд всячески старалась расшевелить его.

– А Палаццо не самая большая дрянь. Вот тебе отличное ирландское выраженьице: если говоришь о человеке, что он не самая большая дрянь, то это скупая похвала.

– Так он не дал тебе от ворот поворот? – просияла Мэриголд.

– Дал, еще как дал.

– Вот черт! Куда? Когда?

– Скоро, через недельку-другую, когда Фрэнк вернется.

– Фрэнк никуда не уезжал! – в бешенстве воскликнула Мэриголд.

– Да, но видишь ли, для нас он как бы уехал.

– И куда тебя теперь?

– Куда придется… Разъездная должность, вероятно.

– Ну почему, почему все так плохо!

В ее глазах светилась нежность, крупное красивое лицо было исполнено участия, и она закусила губу, возмущаясь такой вопиющей несправедливостью. Ее сочувствие было для него нестерпимо.

– Ничего, Мэриголд, не так все плохо, даже наоборот. Я не вижу здесь ничего такого, ради чего стоило бы кидаться в битву, разве не так?..

Он театральным жестом обвел кругом рукой.

– Но кочевая работа…

Десмонд видел, как она расстроена. Нужно ее успокоить.

– Это интереснее, чем сидеть здесь и не иметь никакой перспективы. Я буду заглядывать к тебе время от времени, для поднятия настроения.

– Тебе сказали причину?

– Реорганизация.

– Провались она пропадом. Ты ничего такого не сделал, не могут же они отнять у тебя работу!

– Может, в этом все и дело. Наверное, от меня действительно нет никакого толку.

– Ради всего святого, Десмонд. Ты менеджер, и здесь уже столько лет.

– Менеджером я и останусь… на словах. Только по какой части? Хотя скоро мы все узнаем.

– Скоро – это когда якобы вернется Фрэнк?

– Тсс…

– Мне казалось, вы с ним большие друзья.

– Так и есть, Мэриголд, не начинай все сначала, прошу тебя!

Она посмотрела на него проницательно и вдруг выпалила:

– Хочешь сказать, сегодня тебе предстоит серьезный разговор с женой, да?

– В некотором роде.

– Ну так можешь порепетировать со мной.

– Нет, спасибо. Я знаю, ты мне желаешь добра… Она увидела в его глазах слезы.

– Да, желаю, и я вот что тебе скажу: если твоя жена не понимает, что ты один из самых лучших…

– Понимает, понимает.

– …тогда мне придется заявиться к тебе домой и объяснить ей, что у нее в распоряжении самый шикарный парень, а если она и этого не поймет, я ей башку откручу!

– Нет, Дейрдра все поймет. У меня будет время хорошенько все обдумать, и я сумею ей правильно объяснить ситуацию и виды на будущее.

– Я бы на твоем месте не стала тратить время и что-то обдумывать. Просто позвони ей, пригласи на обед, найди приятное местечко со скатертями на столиках, закажи бутылочку отличного вина и выложи ей все начистоту: никакого будущего у тебя нет.

– Каждый поступает так, как находит нужным, Мэриголд, – твердо сказал он.

– А некоторые, Диззи, вообще никак не поступают, – сказала она.

Это был тяжелый удар.

В безотчетном порыве она бросилась к Десмонду, и он почувствовал, как Мэриголд сотрясается от рыданий в его объятиях.

– Язык у меня без костей… – всхлипывала она.

– Ну, ну, ну…

Волосы у нее были душистые, точно яблоневый цвет.

– Я хотела тебя ободрить, а сама… видишь, до чего доболталась.

Постепенно она пришла в себя. Он осторожно выпустил ее и, отстранив от себя, с теплым чувством посмотрел на эту милую австралийку, ровесницу его Анны или, быть может, чуть старше. Тоже чья-то дочь, кого-то на другом конце света, кто ведать не ведает обо всех этих ее работах и о том, как она выкладывается. Десмонд молчал и просто смотрел на нее, пока она, шмыгая носом, не успокоилась.

– Вот потеха была бы, если б старый жиртрест вернулся и застукал нас обнявшимися. Его подозрения разом бы подтвердились.

– Он бы задохнулся от ревности, – галантно заверил Десмонд.

– Да-а, жди…

– Я, пожалуй, пойду.

– Если тебя будут спрашивать, скажу, что ты практикуешься в кочевом образе жизни, – ухмыльнулась она.

– Не надо ничего им говорить. Вот всегда он так.

Он позвонил Фрэнку из автомата у входных ворот. – Не уверена, что мистер Куигли у себя… Можно узнать, кто его спрашивает?

Продолжительное молчание. Явно совещаются.

– Нет, мистер Дойл, к сожалению, мистер Куигли в отъезде по делам. Разве вам не сообщили? Полагаю, секретарь мистера Палаццо должна была поставить вас в известность…

– Разумеется, – кротко согласился Десмонд, – я просто хотел узнать, не вернулся ли он.

– Нет-нет. – С ним разговаривали строго, будто с ребенком, никак не желающим понять очевидных вещей.

– Если он появится, передайте ему… передайте…

– Да, мистер Дойл?..

– Да нет, не стоит… Скажите просто, что звонил Десмонд Дойл и ничего не сказал. Как всегда.

– Простите, но я не совсем…

– Вы все расслышали. Но я повторю.

Десмонд проговорил свои слова заново и, вслушиваясь в них, испытывал какое-то удовлетворение. Уж не сходит ли он с ума?

Утро было в самом разгаре, и он вышел из массивных ворот «Палаццо» со странным чувством свободы. Будто школьник, отправленный с уроков домой по нездоровью.

Он вспомнил, как давным-давно они с Фрэнком прогуливали уроки в «Братьях». Они говорили старшему Брату, что надышались в школьном дворе химикатов и теперь у них щиплет глаза и трудно дышать. Им удавалось убедить его, что только свежий воздух может их исцелить.

Даже сейчас, тридцать пять лет спустя, Десмонд помнил это чувство избавления, когда они, свободные как ветер, неслись вприпрыжку по холмам.

Чего им недоставало тогда – так это компании. Все остальные сидели, надувшись от зависти и возмущения в классе, играть было не с кем, и они волей-неволей возвращались домой раньше, чем могли бы.

Что-то подобное было и сегодня. Десмонду некого было позвать повеселиться. Не для кого купить бутылочку вина, как советовала Мэриголд. Даже если сесть в метро и доехать до Бейкер-стрит, зайти к Анне, в книжный магазин, не факт, что она будет свободна. Да и встревожится она: такие визиты не в его обыкновении. Сын, которому посчастливилось обрести какую-то свободу, теперь далеко. Вторая дочь в своем монастыре. Она не поймет, как ему необходимо сейчас поговорить, высказаться, как-то определиться.

Двадцать шесть лет прожиты в этой стране, и какой жалкий итог – во всем Лондоне нет ни одного человека, которому можно позвонить, встретиться и поговорить. Десмонд Дойл никогда не относил себя к сливкам общества, однако считал, что они с Дейрдрой – люди, у которых есть друзья, есть свой круг. Ну да, как же иначе! Скоро они будут праздновать серебряную свадьбу, и проблема не в том, кого пригласить, наоборот – как сократить число приглашенных.

Что значит – у него нет друзей? Да у них уйма друзей! Вот, в этом-то все и дело – у них. У них есть друзья. У них с Дейрдрой. И дело вовсе не в реорганизации и менеджерской должности! Проблема в другом – в его обещании, данном и нарушенном.

Он поклялся ей той ночью много лет назад, что выбьется в люди, сделает себе имя в бизнесе! О'Хаганам придется с ним считаться! Он пообещал, что Дейрдре никогда не придется зарабатывать на жизнь, да никто из ее подруг, вышедших замуж в 1960 году, и не думал искать работу. Ирландия теперь уже не та – стала больше похожа на Англию. Миссис О'Хаган, любившая задирать нос по всякому поводу, сегодня воздержалась бы задирать его перед женщиной, которая идет на дневные или вечерние курсы, желая продолжить свое образование, или ищет работу ради того, чтобы помочь мужу устроить домашний очаг.

Но тогда, в те далекие черные дни, нелегко было сносить презрение О'Хаганов. И Десмонда никто не принуждал к тому обещанию – он дал его по своей доброй воле. Держа в своих руках маленькую, нежную ручку Дейрдры той ночью, когда они уже решились сообщить обо всем ее родителям, убеждая ее поверить в него. И хорошо помнил сказанные им тогда слова.

– Я всегда хотел заниматься торговлей. Конечно, твоим родным я не стал бы об этом говорить, но когда к нам в город забредали цыгане, для меня было удовольствие и развлечение разглядывать разложенные на земле яркие шали и цветные блестящие гребешки. Я даже чувствовал с теми цыганами какое-то родство.

Дейрдра отвечала ему доверчивой улыбкой. Она знала, ему хватит ума не упоминать о цыганах в семье О'Хаганов.

– Мне нужна ты, – говорил он. – Нужна больше всего на свете. А если у человека есть мечта, для него нет ничего невозможного. Я пробью себе дорогу. Устроюсь в торговом бизнесе в Англии и всем утру нос. Твоим родителям не придется жалеть, что я не врач или юрист. Придет день, и они радоваться будут, что выдали тебя за гения коммерции!

Она отвечала ему взглядом, полным веры, и с тех пор ни на миг в нем не усомнилась.

Неожиданно он понял, что идет по привычному пути к дому. Будто на автопилоте, ноги сами привели его к автобусной остановке. Приятно было брести по улице в это время дня – ни толп, ни очередей, не то что в часы пик.

Или все-таки позвонить Дейрдре? Он знал, она дома, ломает голову над списком приглашенных на эту чертову серебряную свадьбу. Неужели она не оценит его честность и прямоту? Она же любит его, разве нет? И он ее любит. А он ее правда любит. Конечно, она уже не та – все меняются, да и нелепо было бы ожидать, что она останется той Дейрдрой О'Хаган, прелестной девушкой с пушистыми светлыми волосами, когда-то заполнявшей все его мысли и сердце. Разве она не мечта? Но никогда, никогда он не сказал бы этого Карло Палаццо… Тут как раз подъехал автобус.

Десмонд заколебался. Пропустить автобус, найти телефон, пригласить собственную жену на ланч и поделиться с ней своими мыслями? В надежде на то, что они и теперь еще могут быть во всем заодно, думать заодно, чувствовать заодно – как в то время, когда они плечом к плечу отстаивали свою любовь перед всесильными О'Хаганами.

– Вы садитесь или нет? – сердито спросил кондуктор. Десмонд стоял, держась рукой за поручень. Ему вспомнились слова Мэриголд: «Некоторые, Диззи, вообще никак не поступают». Но он уже почти вошел в автобус.

– Сажусь. – И на лице его было такое кроткое, безобидное выражение, что усталый молодой кондуктор, которому тоже хотелось другой, лучшей жизни, смягчился.

Десмонд все продумал, пока шел по Розмари-драйв, – четкие фразы предстоящего разговора с Дейрдрой, убедительные доводы. Новая работа даст ему простор, больше свободы действий, новые возможности; вместо того чтобы сидеть, забившись в своем углу, ничего не видя, он на личном опыте узнает, как функционирует компания, чем она живет. Он скажет, что сам объяснялся с Карло, так как Фрэнк уехал по делам, не забудет и о том, что, хотя точное наименование новой должности еще не сформулировано, волшебное слово «менеджер» там обязательно будет. А вот о приглашении на ужин к Палаццо упоминать не стоит: он-то прекрасно знает – никакого приглашения им век не дождаться.

Он не держал зла на Фрэнка, что тот уклонился от выяснения отношений. И даже за то, что именно Фрэнк был главным виновником перевода Десмонда на новую должность. Но Фрэнк, по-видимому, прав: Специальные Проекты себя исчерпали.

А может быть, Фрэнк дает ему возможность найти себе более подходящую нишу на фирме, лучшее применение? Жалко, что сам он не может отнестись к этому с должным энтузиазмом.

Дейрдра переполошится, если он нежданно-негаданно в обеденный перерыв явится домой. Она станет суетиться и замучает его упреками: почему не предупредил. Его важные новости затеряются в суматохе по поводу того, что «обед не готов».

Десмонд решил, что зайдет в угловой магазинчик и поест у Суреша Патела. У них продается пицца, не ахти какая, в толстенной полиэтиленовой обертке и с непропорциональным соотношением основы и начинки. Ничего, сойдет. Или взять баночный суп и длинный батон с хрустящей корочкой? Он не мог вспомнить, продаются ли у мистера Патела готовые куриные ножки и крылышки, – а было бы неплохо.