355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэтью Квик » Мой парень - псих (Серебристый луч надежды) » Текст книги (страница 9)
Мой парень - псих (Серебристый луч надежды)
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 22:32

Текст книги "Мой парень - псих (Серебристый луч надежды)"


Автор книги: Мэтью Квик



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Мамин почерк

Лучи солнца проникают в чердачное окно и ложатся на лицо, согревая кожу. Щурясь, я встречаю новый день. Поцеловав, возвращаю Никки на тумбочку возле кровати. Мама все еще спит; стакан пуст – я рад, что оставлял воду маме, хоть и зол теперь на нее.

Спускаясь по лестнице, чувствую запах гари.

Захожу на кухню: отец в красном мамином переднике стоит у плиты.

– Папа?

Он оборачивается; в одной руке кухонная лопатка, в другой – розовая прихватка. За ним на сковородке скворчит мясо, густой дым поднимается в вытяжку.

– Что ты делаешь?

– Готовлю.

– Что?

– Бифштекс.

– Зачем?

– Есть хочу.

– Ты что, жаришь его?

– Да, по-каджунски. Дочерна.

– Может, стоит огонь уменьшить? – предлагаю я, но папа уже отвернулся к плите, жарит шипящий кусок мяса, то и дело переворачивая его.

Я ухожу к себе в подвал и приступаю к тренировке.

Пожарная сигнализация срабатывает минут через пятнадцать.

Спустя два часа я снова захожу на кухню; сковородка, покрытая теперь толстым слоем черной копоти, по-прежнему стоит на заляпанной жиром плите; тарелка и столовые приборы в раковине. Папа смотрит спортивный канал И-эс-пи-эн по своему новому телевизору, и от звуков акустической системы, кажется, трясется весь дом. Часы на микроволновой печке показывают 8:17. Мама опять не напомнила про лекарства, так что я достаю все восемь пузырьков, снимаю крышки и ищу нужные цвета. Вскоре на столе передо мной лежат полдюжины таблеток, а я снова проверяю цвета – надо убедиться, те ли это пилюли, что я принимаю каждое утро. Глотаю все до единой: вдруг мама снова проверяет меня? Вообще-то, я на нее злюсь, но теперь еще и беспокоюсь; поднимаюсь в спальню и вижу, что она все еще спит.

Спустившись обратно, останавливаюсь у дивана и окликаю отца. Он не обращает на меня внимания, так что я возвращаюсь в подвал и продолжаю тренировку. Сверху, сквозь половицы, доносятся резкие голоса комментаторов И-эс-пи-эн: они подводят итоги университетских матчей и делают прогнозы на предстоящую игру НФЛ. Из газет я знаю, что «Иглз» прочат победу над Сан-Франциско, и я уже предвкушаю, как мы с отцом будем смотреть матч. Если «Иглз» выиграют, он придет в хорошее настроение и наверняка заговорит со мной.

Примерно через час мама наконец выходит, и у меня камень падает с души, ведь я уже думал, не заболела ли она. Я занимаюсь на велотренажере, и, когда она зовет меня по имени, просто продолжаю крутить педали. Не оборачиваюсь – не хочу смотреть на нее, после того как нашел коробку с надписью «Пэт», – но боковым зрением замечаю, что она приняла душ, уложила волосы, накрасилась и надела красивое летнее платье. И пахнет от нее замечательно – лавандой.

– Ты вчера вечером принял лекарства? – спрашивает она.

Я киваю.

– А сегодня утром?

Еще раз киваю.

– Доктор Патель с самого начала сказал, чтобы я позволила тебе самому следить за сроками приема, – это первый шаг к самостоятельной жизни. Но я же твоя мать, я не могла не обращаться с тобой как с ребенком. Так что поздравляю, Пэт.

Странно слышать от нее «поздравляю», можно подумать, я приз какой выиграл или что-то в этом духе. Но вообще меня заботит только одно – почему мама вернулась домой пьяная.

– Где ты была? – спрашиваю. – Встречалась с друзьями?

Снова кошусь на нее украдкой: она опускает взгляд на пол, на потертый коврик.

– Спасибо, что уложил меня спать. Вода и тайленол были очень кстати. Как будто ролями поменялись, да? Что ж, я очень признательна тебе. Спасибо, Пэт.

Она не ответила на мой вопрос, но я не знаю, что еще сказать, поэтому ничего и не говорю.

– Твой отец в последнее время ведет себя просто по-свински, и мне надоело это терпеть. В общем, я решила поставить кое-какие условия, так что ждите перемен. Вам обоим придется чуть больше заботиться о самих себе. Тебе нужно налаживать свою жизнь, а тем, как твой отец со мной обращается, я сыта по горло.

Коробка с надписью «Пэт» мигом вылетает у меня из головы, я поворачиваюсь к маме, не прекращая крутить педали:

– Ты сердишься на меня? Я сделал что-то не так?

– Пэт, я на тебя не сержусь. А вот на твоего отца – да. У нас с ним вчера была долгая беседа, пока ты бегал. Несколько недель, возможно, придется нелегко, но в конце концов нам всем станет только лучше, я уверена.

Мелькает дикая, пугающая мысль.

– Мама, ты же не уходишь от нас?

– Нет, не ухожу. – Она смотрит мне в глаза, отчего я верю ей на все сто процентов. – Я бы никогда не оставила тебя, Пэт. Но сегодня я действительно уйду, потому что «Иглз» у меня уже в печенках сидят. С едой разберетесь сами.

– Куда ты пойдешь? – Я вращаю педали еще быстрее.

– Гулять, – отзывается мама, целует белый шрамик на моем мокром от пота лбу и уходит.

Я так переживаю из-за услышанного от мамы, что целый день ничего не ем, лишь воду пью и качаюсь. Матч «Иглз» начнется только в 16:15, поэтому устраиваю себе полноценную тренировку. Все это время я втайне надеюсь, что отец спустится ко мне в подвал и позовет смотреть предыдущую игру, которая начнется в час, – но тщетно.

В середине дня я поднимаюсь в дом, на секунду задерживаюсь у дивана.

– Папа? Папа?

Он упорно глядит в телевизор, не обращая на меня внимания, а я даже не поднимаю глаз на экран, чтобы узнать, кто играет, – слишком взволнован мамиными словами. Надеваю мешок для мусора и выхожу на улицу. Мне нужно хоть с кем-то поговорить, одна надежда на Тиффани. Но вот уже целых пятнадцать минут я разминаюсь, а она все не показывается. В итоге бегу один. Забавно: когда я желаю бегать в одиночестве, Тиффани тут как тут, а именно сегодня взяла и не пришла.

Очень хочется есть, и с каждым шагом желудок болит все сильнее, но боль мне только в радость, ведь она означает, что я теряю вес, а за последнюю неделю я, кажется, набрал лишку, особенно после пива, которое мы с Джейком пили в прошлые выходные. Это наводит на мысль о том, что после проигрыша «Иглз» я больше не разговаривал с Джейком. Интересно, приедет ли он сегодня смотреть матч вместе с нами?

Из-за резкой боли решаю пробежать дальше, чем обычно, напрягая последние силы. К тому же страшновато возвращаться домой, к отцу, с которым мама оставила меня наедине на целый день, и по-прежнему тревожно от ее слов про какие-то перемены. Вот бы Тиффани бежала сейчас вместе со мной, тогда я мог бы поговорить с ней и поделиться своими печалями. Удивительное это желание – ведь она обычно толком и не отвечает, а в прошлый раз, когда я пытался рассказать о своих проблемах, принялась громко сквернословить в общественном месте и наговорила о Никки нехорошего. Тем не менее я потихоньку прихожу к пониманию, что Тиффани – мой лучший друг, отчего мне и странно, и страшно.

Когда я наконец поворачиваю на свою улицу, серебристого «БМВ» Джейка нигде не видно. Может, он решил приехать из Филадельфии на метро? Мне совсем не хочется смотреть матч вдвоем с отцом, хотя что-то подсказывает, что так и будет.

Захожу в дом; отец по-прежнему сидит на диване перед телевизором, он уже переоделся в футболку Макнабба и досматривает предыдущий матч. У его ног выстроилась батарея бутылок пива – точно кегли для боулинга.

– Джейк приедет? – спрашиваю я – и снова не дожидаюсь ответа.

Иду наверх, принимаю душ и надеваю свою баскеттовскую футболку.

Когда я спускаюсь в гостиную, матч «Иглз» только-только начинается. Я присаживаюсь на краешек дивана, не занятый отцом.

– Что за шумы? – восклицает он, уменьшая громкость.

Это у меня в животе дико урчит, но я говорю, что не знаю, и папа приводит звук в норму.

Как я и ожидал, новый телевизор – просто фантастика. Игроки, разминающиеся на поле, почти с нас ростом, а качество звука такое, словно я сижу не дома, а на стадионе в Сан-Франциско, у самой середины поля. Вот пошла реклама, и уже понятно, что брат не успеет к началу игры, поэтому я вскакиваю на ноги и кричу:

– А-а-а-а-а!

Отец молча смотрит так, будто снова хочет заехать мне по лицу. Я сажусь обратно и больше не произношу ни слова.

Комментаторы объявляют, что Донте Столлворт пропустит игру, о чем было решено в последний момент. Может, теперь в сторону Баскетта полетит больше мячей, раз уж лучший принимающий «Иглз» выбыл из строя, тешу я себя надеждой.

«Иглз» начали ударно: они зарабатывают очки на первых же минутах в нападении; после того как Вестбрук принимает короткий обманный пас, настроение отца преображается. Он тянется ко мне через диван, приговаривает, хлопая меня в такт по ляжкам:

– «Иглз» – тачдаун! «Иглз» – тачдаун!

Я уже начинаю надеяться, но по ходу следующего розыгрыша папа снова мрачнеет.

– Не больно-то радуйся, помни, что случилось на прошлой неделе, – бурчит он, как будто сам с собой разговаривает.

Защита Сан-Франциско держится стойко, и второй тачдаун «Иглз» удается заработать всего за несколько минут до конца первой четверти, когда Эл Джи Смит доводит счет до 13:0. Хоть «Иглз» и не впервой терять большое преимущество в очках, кажется, что победа у «Птичек» уже в кармане. Акерс, пробивающий после тачдауна дополнительное очко, подтверждает мои мысли, а отец вскакивает с дивана и запевает «Вперед, орлы, вперед». Я тоже встаю и присоединяюсь к пению, а в конце мы оба скандируем, изображая телом каждую букву:

– И! Г! Л! З! Иглз!

В перерыве после первой четверти отец спрашивает, не голоден ли я. Получив утвердительный ответ, заказывает пиццу и приносит мне из холодильника бутылку «Будвайзера». При счете 14:0 в пользу «Иглз» он просто сияет.

– Ну, теперь только надо, чтобы и Баскетту кинули пару мячей, – замечает он, прихлебывая пиво.

Словно услышав его молитву, первый же пас во второй четверти Макнабб делает на Баскетта, который ловит мяч с восьми ярдов. Мы с отцом громко радуемся за новичка, который даже в драфте участия не принимал.

Пиццу приносят в большом перерыве, когда разрыв в счете увеличился: 24:3.

– Вот бы еще Джейк был здесь, – протягивает отец, – тогда бы ничего лучше и желать нельзя.

Мы так ликовали, что я совсем забыл про Джейка.

– А где он? – спрашиваю, но отец больше ничего не говорит.

В третьей четверти нападающий задней линии Сан-Франциско теряет мяч практически у самой зачетной зоны, Майк Паттерсон, блокирующий защитник «Иглз», подбирает его и бежит к противоположной зачетной зоне. Мы с отцом на ногах, кричим, подбадриваем трехсотфутового спортсмена, а он несется через все поле и доводит счет до 31:3 в пользу «Иглз».

Чуть позже Сан-Франциско все-таки зарабатывает пару тачдаунов, но это уже ничего не решает – «Иглз» уже не догнать. Наши выигрывают со счетом 38:24. Когда матч заканчивается, мы с отцом еще раз поем «Вперед, орлы, вперед» и скандируем название нашей команды напоследок, радуясь победе «Птичек», а потом папа просто выключает телевизор и без слов уходит к себе в кабинет.

В доме стоит мертвая тишина.

На полу не меньше дюжины пивных бутылок, коробка из-под пиццы по-прежнему на кофейном столике, а раковина на кухне доверху набита грязной посудой, вспоминаю я. Да, еще и сковородка, на которой папа жарил себе бифштекс на завтрак. Раз уж я решил стараться проявлять доброту, думаю, надо хотя бы прибраться в гостиной, чтобы маме не пришлось этого делать. Пивные бутылки несу к гаражу, там специальный контейнер для перерабатываемых отходов, коробку из-под пиццы выбрасываю в уличный мусорный бак. Вернувшись в дом, обнаруживаю на полу несколько использованных бумажных салфеток, а когда нагибаюсь, чтобы подобрать их, под кофейным столиком вижу шарик скомканной бумаги.

Поднимаю его, расправляю и выясняю, что это не один, а целых два листа. Исписанных маминым почерком. Кладу их на столик и читаю.

Патрик,

должна сказать тебе, что больше не позволю наплевательски относиться к решениям, которые мы приняли вместе, а еще не позволю разговаривать со мной в таком тоне, особенно в присутствии других. В моей жизни появился человек, который считает, что мне нужно настойчивее отстаивать свои права, чтобы ты наконец начал уважать меня, и поощряет меня в этом. Знай, я делаю это для того, чтобы спасти наш брак.

У тебя есть два варианта действий:

1. Вернуть этот чудовищный телевизор, который ты купил, и все пойдет по-старому.

2. Можешь оставить чудовищный телевизор, но в этом случае ты должен дать согласие на выполнение следующих условий:

а) ты будешь ужинать за одним столом со мной и Пэтом пять раз в неделю;

б) ты будешь гулять по полчаса либо со мной, либо с Пэтом пять раз в неделю;

в) ты будешь ежедневно заводить с Пэтом разговор, в течение которого задашь ему не меньше пяти вопросов и выслушаешь ответы, которые потом перескажешь мне;

г) хотя бы один раз в неделю ты будешь выбираться куда-нибудь с Пэтом и со мной – например, в ресторан, в кино, в торговый центр, побросать мяч в корзину на заднем дворе и так далее.

В случае невыполнения требований, указанных в пункте 1 или 2, я объявлю забастовку. Я больше не буду прибираться в твоем доме, покупать или готовить тебе еду, стирать твою одежду и делить с тобой постель. Пока ты не выбрал один из вариантов, считай, что твоя жена бастует.

С наилучшими намерениями,
Джини.

Как-то не похоже на маму – так давить на отца. Интересно, не этот ли новый друг подучил ее написать письмо на двух страницах? Мне сложно представить, что отец вернет новый телевизор, тем более после того, как мы видели победу «Иглз» по этому самому телевизору. Теперь точно будет решено, что покупка приносит «Иглз» удачу, и на следующей неделе папа захочет посмотреть матч на этом же самом телевизоре, чтобы не сглазить «Птичек», и я очень хорошо его понимаю. Но мамины условия – особенно то, которое требует разговаривать со мной каждый вечер, – также кажутся совершенно невыполнимыми, хотя согласен, было бы здорово ужинать по-семейному, всем вместе, и, может, даже сходить в ресторан. А вот в кино мне не очень хочется, раз уж у меня теперь собственная жизнь – кино, которое я смотрю не переставая.

Я вдруг чувствую острую потребность поговорить с братом, но не знаю его номера. В кухонном шкафу нахожу телефонную книгу, а в ней номер Джейка. На третьем гудке трубку берет женщина; у нее очень красивый голос.

– Да?

Понимаю, что это вовсе не брат, но все равно спрашиваю:

– Джейк?

– Кто это?

– Это Пэт Пиплз. Я хотел бы поговорить со своим братом Джейком. А вы кто?

Мне слышно, как женщина прикрывает трубку ладонью, а потом на другом конце линии раздается ясный и громкий голос брата:

– Ты видел, как он бежал с мячом, все девяносто ярдов? Ты видел, как Паттерсон бежал?

Мне хочется спросить про женщину, которая ответила на звонок, но боязно узнавать, кто она. Может, я и так уже знаю, но почему-то забыл.

– Да, видел.

– Парень, это просто чума! В жизни бы не подумал, что блокирующий может так далеко пробежать.

– Почему ты не приехал смотреть игру с нами?

– Честно?

– Да.

– Не могу врать своему брату. Утром позвонила мама и попросила не приезжать, так что я пошел в бар со Скоттом. И Ронни она тоже звонила. Я знаю, потому что он потом перезвонил мне, убедиться, что все в порядке, и я сказал ему, чтобы не волновался.

– Почему?

– Ему следует волноваться?

– Нет, почему мама просила вас с Ронни не приезжать?

– Она сказала, так у тебя появится возможность побыть наедине с отцом. Она сказала, это подтолкнет отца к тому, чтобы начать с тобой разговаривать. Он с тобой разговаривал?

– Немного.

– Ну, это же круто, правда?

– Я нашел записку, которую мама оставила папе.

– Так. И что там?

– Я тебе сейчас прочитаю.

– Давай.

Читаю записку.

– Черт. Молодец мама!

– Ты же понимаешь, что теперь он не вернет телевизор?

– После того как «Иглз» победили – без шансов.

– Ну да. И я волнуюсь, что остальные условия папа не выполнит.

– Ну, все, может, и не выполнит, но хотя бы попытается. Для него это уже будет хорошо, и для мамы тоже.

Джейк меняет тему и вспоминает про пас Баскетту во второй четверти – это оказался его единственный прием мяча во всем матче. Брат больше не хочет говорить о наших родителях.

– Баскетт делает успехи, – рассуждает Джейк. – Он новичок, он даже в драфте не участвовал, и он принимает пасы. Это же колоссально!

По мне, так ничего колоссального здесь нет. Джейк говорит, что рад будет встретиться в следующий понедельник вечером, когда «Иглз» сыграют против «Грин бэй пэкерз». Он предлагает пообедать в городе перед тем, как пойти пить пиво со Скоттом и его коллегами-толстяками, потом мы прощаемся, и я вешаю трубку.

Уже поздно, а мамы все нет.

Начинаю беспокоиться за нее и сам мою всю посуду. Сковородку, сожженную отцом, я отскребываю целых пятнадцать минут металлической губкой. Потом включаю пылесос и навожу порядок в гостиной. Отец пролил на диван немного соуса от пиццы, так что я достаю из шкафчика в прихожей чистящий спрей и как могу оттираю пятно – сначала наношу средство, затем протираю круговыми движениями, как написано на бутылке. Мама входит в дом в тот самый момент, когда я ползаю на четвереньках и чищу диван.

– Это отец велел тебе прибраться? – спрашивает она.

– Нет.

– Он рассказал о записке, которую я ему оставила?

– Нет, но я сам ее нашел.

– Стало быть, ты все знаешь. Пэт, я не желаю, чтобы ты занимался уборкой. Да пусть тут хоть крысы заведутся, может, тогда до твоего отца наконец дойдет.

Я хочу рассказать про найденную на чердаке коробку с надписью «Пэт», про то, как голоден был сегодня, и про то, что вовсе не хочется жить в грязи, и про то, что мне нужно привыкать ко всему постепенно – и в первую очередь дождаться окончания времени порознь, – но мама выглядит такой решительной, даже гордой. И я соглашаюсь помочь ей превратить дом в свинарник. Она говорит, питаться нам придется готовой едой из магазина, и в отсутствие отца пусть все идет как раньше, но в его присутствии будем поддерживать беспорядок. Я предлагаю ей спать в моей комнате, пока она бастует, тем более что на ночь все равно ухожу на чердак. Она отвечает, что поспит и на диване, но я настаиваю, и в конце концов она соглашается перебраться ко мне и благодарит.

– Мама! – окликаю я, когда она уже собирается уходить.

Она оборачивается.

– У Джейка есть девушка?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я звонил ему сегодня, а трубку взяла женщина.

– Что ж, может, у него и вправду есть девушка, – отвечает она и уходит.

Из-за маминого безразличия к личной жизни Джейка у меня возникает чувство, будто я что-то забыл. Если бы у Джейка была девушка и мама о ней не знала, она бы задала мне миллион вопросов. Ее показное равнодушие наводит на мысли, что у нее есть еще какой-то секрет от меня, посерьезнее, чем то, что я нашел в коробке с надписью «Пэт». Наверняка мама защищает меня, вот только от чего, я все еще не знаю.

Азиатский десант

После сравнительно недолгой тренировки и еще более недолгой пробежки с Тиффани – во время которой ни один из нас не произносит ни слова – я сажусь в метро и еду в Филадельфию. Следуя полученным от Джейка указаниям, выхожу по Маркет-стрит к реке, поворачиваю направо на Вторую улицу и иду по дороге к его дому.

Найдя нужный адрес, я с удивлением обнаруживаю, что Джейк живет в многоэтажном доме с окнами на реку Делавэр. Чтобы швейцар впустил меня в здание, я должен представиться и сказать, к кому пришел. Это просто старик в дурацкой форменной одежде. «Вперед, „Иглз“!» – говорит он при виде моей баскеттовской футболки, но сам факт того, что у моего брата есть швейцар, производит на меня впечатление, и плевать, какая у него форма.

Еще один старик, в другой форме, хотя и не менее дурацкой – у него даже есть эта обезьянья шапочка без полей, – стоит в лифте. Я называю ему имя брата, и он нажимает кнопку десятого этажа.

Выйдя из лифта, иду по коридору с голубыми стенами и толстым красным ковром. Нахожу номер 1021 и стучу три раза.

– Как жизнь, Баскетт? – приветствует меня брат, открывая дверь. На нем мемориальная футболка Джерома Брауна, потому что сегодня матч. – Давай заходи.

Из огромного окна в гостиной видны мост Бена Франклина, Камденский океанариум и крошечные суденышки, плывущие по реке. Вид восхитительный. Я сразу же замечаю у брата телевизор с плоским экраном – такой тонкий, что висит на стене, как картина, – и он даже больше, чем папин телик. Однако самый странный предмет обстановки – пианино.

– Что это? – спрашиваю.

– Слушай сюда! – говорит Джейк.

Он садится за пианино, поднимает крышку и начинает играть. К своему удивлению, я даже узнаю мелодию: «Вперед, орлы, вперед». Играет он не очень искусно – просто исполняет последовательность аккордов, но это совершенно точно гимн «Иглз». Он запевает, и я подхватываю, а потом мы скандируем название команды, изображая собой каждую букву, и Джейк рассказывает, что уже три года помаленьку учится играть на пианино. Он исполняет еще одну мелодию, совсем непохожую на футбольный гимн. Музыка мне знакома; она удивительно мягкая, будто котенок гуляет в высокой траве. Никогда бы не подумал, что Джейк может сотворить что-то настолько красивое. Даже слезы наворачиваются, когда я гляжу, как он играет: закрыв глаза, то подаваясь всем телом вперед, то отклоняясь назад в такт музыке, – пусть и выглядит немного забавно в футболке «Иглз». Пару раз Джейк ошибается, но меня это не заботит, ведь он так старается, чтобы сыграть для меня правильно, – а это же самое главное, верно?

Когда брат заканчивает, я громко хлопаю в ладоши и спрашиваю, что это за мелодия.

– «Патетическая». Соната для фортепиано номер восемь. Бетховен. Это из второй части. Адажио кантабиле, – объясняет Джейк. – Тебе понравилось?

– Очень. – Сказать по правде, я просто поражен. – Где ты выучился играть?

– Когда Кейтлин переехала ко мне, она привезла свое пианино, ну и с тех пор понемногу учила меня музыке.

У меня голова идет кругом: я никогда не слышал ни о какой Кейтлин, а брат, кажется, только что сказал, что она живет тут с ним, – то есть у моего брата есть серьезные отношения, а я про них ни сном ни духом. Как-то это неправильно. Братья должны знать о личной жизни друг друга. Наконец я выдавливаю из себя:

– Кейтлин?

Брат ведет меня в спальню, где стоит огромная деревянная кровать с балдахином; по обеим сторонам, словно стражники, высятся два шкафа в том же стиле. Джейк берет с тумбочки черно-белую фотографию в рамке и протягивает мне. На фото мой брат прижался щекой к щеке красивой женщины. У нее короткие белокурые волосы, остриженные почти по-мужски, а лицо очень тонкое и изящное, но привлекательное. Она в белом платье, а Джейк – в смокинге.

– Это Кейтлин, – говорит Джейк. – Она иногда играет в Филадельфийском симфоническом оркестре и много записывается в Нью-Иорк-Сити. Она классический пианист.

– Почему я раньше ничего не слышал о Кейтлин?

Джейк забирает у меня фотографию и ставит обратно на тумбочку. Мы возвращаемся в гостиную и садимся на кожаный диван.

– Я знал, что ты был очень подавлен из-за Никки, поэтому не хотел тебе говорить, что я… ну, что я женат, и притом счастливо.

Женат?! Меня словно накрывает гигантской волной и пот прошибает.

– Мама пыталась добиться для тебя разрешения приехать на свадьбу, но ты как раз тогда попал в то балтиморское заведение, и доктора не отпустили. Мама не хотела, чтобы я рассказывал тебе о Кейтлин, вот я и молчал поначалу, но ты же мой брат, и, раз ты теперь снова дома, я хочу, чтобы ты был в курсе моей жизни, а Кейтлин – это лучшее, что в ней есть. Я ей все про тебя рассказал, и, если хочешь, можешь встретиться с ней сегодня. Утром я попросил ее уйти, чтобы сообщить тебе все эти новости в спокойной обстановке, но я могу сейчас ей позвонить, и мы пообедаем все вместе, а потом пойдем на стадион. Ну что, хочешь познакомиться с моей женой?

В следующий миг я уже сижу в маленьком модном кафе недалеко от Саут-стрит, напротив красивой женщины, которая держит под столом руку моего брата и неустанно мне улыбается. Разговор ведут только Джейк и Кейтлин, и я чувствую себя так же, как в компании Ронни и Вероники. Джейк отвечает на большинство вопросов из тех, что задает мне Кейтлин, а я в основном молчу. Ни словечка о Никки, или о моем пребывании в психушке, или о том, как это странно, что Кейтлин уже несколько лет замужем за моим братом, а я никогда ее не видел. Когда к нам подходит официант, заявляю, что не голоден, потому что денег у меня с собой мало – всего десять долларов, которые мама дала мне на метро, и пять я уже потратил, чтобы добраться сюда. Однако мой брат заказывает еду на всех и говорит, что угощает. Это очень мило с его стороны. Мы едим замысловатые сэндвичи с ветчиной и чем-то вроде пасты из вяленых помидоров, а потом я спрашиваю Кейтлин, хорошо ли прошла церемония.

– Какая церемония?

Я замечаю взгляд, который она бросает на белый шрамик над моей правой бровью.

– Ваша свадебная церемония.

– Ах, церемония. – Она с любовью смотрит на моего брата. – Да. Просто замечательно. Само бракосочетание прошло в Нью-Йорк-Сити, в соборе Святого Патрика, а потом был небольшой банкет в «Нью-Йорк палас».

– А как долго вы женаты?

От меня не ускользает взгляд, который Джейк кидает на свою жену.

– Уже какое-то время.

Ее ответ приводит меня в исступление: всем присутствующим, по всей видимости, известно, что я совершенно не помню последние пару лет, а кроме того, уж Кейтлин-то точно знает, сколько времени она провела замужем за моим братом, ведь она женщина. Ясно как день, она пытается уберечь меня от чего-то своей уклончивостью. От этой догадки мне становится тошно, хоть я и понимаю, что Кейтлин руководствуется наилучшими намерениями, стараясь проявить доброту.

Джейк расплачивается, и мы провожаем Кейтлин к их дому. У парадной двери брат целует жену; видно, что он ее очень любит. А затем Кейтлин вдруг целует меня, прямо в щеку.

– Я рада, Пэт, что мы наконец познакомились. Надеюсь, мы станем хорошими друзьями.

Ее лицо находится всего в нескольких дюймах от моего. Я киваю, потому что не знаю, что еще сказать, а потом Кейтлин вдруг восклицает:

– Вперед, Бейкер!

– Баскетт, глупышка, – смеется Джейк.

Кейтлин краснеет, и они снова целуются.

Джейк подзывает такси и велит ехать к муниципалитету.

В машине я признаюсь брату, что при себе почти нет денег, но он отвечает, что мне не придется ни за что платить, пока я с ним. Это очень великодушно, но от его слов мне почему-то становится неловко.

Спустившись в метро у здания муниципалитета, покупаем билеты, проходим через турникет и ждем поезд, который увезет нас на юг по оранжевой ветке.

Несмотря на то, что еще только полвторого дня и до матча целых семь часов, несмотря на то, что сегодня понедельник – рабочий день как-никак, – на платформе много людей в футболках «Иглз». И тут я вдруг понимаю, что Джейк не на работе, более того – что я вообще не знаю, чем Джейк зарабатывает на жизнь, и эта мысль приводит меня в смятение. С усилием припоминаю, что в колледже брат учился предпринимательскому делу, но чем он занимается, я совершенно не помню – приходится спросить его самого.

– Я трейдер.

– Это как?

– Играю на бирже.

– Понятно, – говорю. – А работаешь-то на кого?

– Сам на себя.

– В смысле?

– Я работаю сам на себя и все сделки заключаю через Интернет. У меня свой собственный бизнес.

– Поэтому ты смог так рано освободиться, чтобы встретиться со мной?

– Это именно то, ради чего стоит иметь собственный бизнес.

Я крайне впечатлен тем, что Джейку удается содержать себя и свою жену игрой на бирже, но он не хочет говорить о работе. Видимо, считает, что мне ума не хватит вникнуть в то, чем он занимается; брат даже не пытается объяснить тонкости своего дела.

– Ну, как тебе Кейтлин? – интересуется он.

Но в этот момент приходит поезд, и я не успеваю ответить, потому что мы заходим в вагон вместе с толпой других болельщиков.

– Как тебе Кейтлин? – повторяет Джейк после того, как мы садимся и поезд трогается.

– Она замечательная. – Я стараюсь не смотреть брату в глаза.

– Ты злишься, что я не сообщил тебе о ней сразу.

– Вовсе нет.

Хочется рассказать ему про то, как Тиффани преследует меня на пробежках, про коробку с надписью «Пэт», про то, что мама по-прежнему не желает заниматься домашним хозяйством, в раковине копится немытая посуда, а папины рубашки из белых стали розовыми после того, как он их постирал, про то, что психотерапевт советует мне не вмешиваться в семейные проблемы родителей, а сосредоточиться на собственном душевном здоровье – но как, если родители спят в разных комнатах, папа постоянно велит мне прибраться, а мама призывает разводить в доме грязь, – про то, что мне и так трудно сдерживаться, а тут еще выясняется, что мой брат играет на пианино, торгует на бирже и живет с прекрасной женщиной-музыкантом, а я пропустил его грандиозную свадьбу, и это значит, что я никогда не увижу, как мой брат женится, хотя очень бы этого хотел, потому что люблю Джейка. Однако ничего этого я не говорю.

– Джейк, я немного волнуюсь, как бы снова не встретить того фаната «Джайентс».

– Так ты поэтому сегодня такой тихий? – Мой брат, кажется, и думать забыл обо всем, что произошло перед прошлым домашним матчем «Иглз». – Вряд ли фанат «Джайентс» вообще придет на игру против «Грин бэй» – но мы все равно сегодня будем на другой парковке, на случай, если кто-нибудь из его дружков решит нас разыскать. Я с тобой. Не беспокойся. Толстяки поставят шатер на автостоянке за стадионом «Ваховия». Так что без паники.

Приезжаем на конечную, выходим из вагона и поднимаемся на поверхность. Следом за Джейком я пробираюсь сквозь жиденькие толпы заядлых фанатов, которые, как и мы, уже собрались у стадиона выпить пива, хотя до начала матча еще семь часов – не говоря уже о том, что сегодня понедельник. Мы обходим комплекс «Ваховия», и вместе с зеленым шатром толстяков перед нами предстает такое, что я глазам поверить не могу.

Толстяки со Скоттом стоят у шатра и громко спорят с кем-то – из-за их внушительных габаритов не видно с кем. За ними огромный школьный автобус с включенным двигателем, весь выкрашенный в зеленый цвет. На капоте автобуса – портрет Брайана Докинза, и сходство просто поразительное. Брайан Докинз играет за «Птичек» в защите и регулярно участвует в Матчах всех звезд НФЛ. Когда мы приближаемся, я различаю крупные буквы вдоль борта: «Азиатский десант», а сам автобус битком набит темнолицыми людьми. В это время дня свободных мест на парковке полно, так что мне непонятно, о чем спор.

– «Азиатский десант» парковался на этом месте, – меж тем втолковывает кто-то, кого я не вижу, но чей голос мне знаком, – на каждом домашнем матче «Иглз», с тех самых пор, как открыли «Линкольн». Мы приносим «Иглз» удачу. И мы такие же болельщики «Иглз», как и вы. Можете считать это предрассудком, но, если вы хотите, чтобы «Птички» сегодня победили, дайте нам припарковать автобус именно здесь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю