Текст книги "Мой парень - псих (Серебристый луч надежды)"

Автор книги: Мэтью Квик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Письмо № 2, от 15 ноября 2006 г

Дорогой Пэт,

во-первых, я очень рада получить от тебя весточку. Немало времени прошло, и как-то странно это ощущается. Я хочу сказать, когда ты замужем много лет, а потом человек исчезает из твоей жизни почти на столько же лет – трудновато с этим свыкнуться, согласись. Не знаю, как еще объяснить, тем более что наш брак закончился так резко и так бесславно. Нам с тобой ни разу ведь не удалось нормально обо всем поговорить – с глазу на глаз, как взрослым культурным людям. Из-за этого я иногда как будто даже не вполне уверена, что без тебя действительно прошли долгие годы, – может, мы просто расстались на короткое время, а ощущение такое, словно пролетела вечность. Как будто едешь одна на машине всю ночь, а кажется, что всю жизнь. Дорожная разметка бежит навстречу со скоростью 70 миль в час, глаза слипаются, разум блуждает где-то между прошлым и будущим, охватывая каждый миг твоей жизни, от воспоминаний детства до мыслей о грядущей смерти, – пока цифры, отсчитывающие время на приборной панели, не теряют всякое значение. А потом снова восходит солнце. И ты добираешься до своей цели, и вся поездка кажется сном – чувство ирреальности исчезло, время снова приобретает смысл.

От нашей с тобой нынешней переписки у меня такое чувство, будто я добралась наконец до места, куда долго ехала на машине, и вдруг осознала, что приехала не туда – точно я каким-то неведомым образом переместилась в прошлое и оказалась там, откуда выезжала, а не в пункте назначения. Но хотя бы появилась возможность высказать тебе все это, и для меня это важно. Пожалуй, звучит глупо, но надеюсь, ты поймешь. Та часть моей жизни, в которой ты прежде играл основную роль, давно превратилась в дорожную разметку, убежавшую под колеса, – с тех пор, как тебя поместили в лечебницу. Я надеюсь, эта переписка поможет нам обоим найти завершение нашей истории, потому что очень скоро я уеду обратно, туда, где была, пока Тиффани не связалась со мной, и тогда мы станем друг для друга не более чем воспоминанием.

Поверить не могу, что ты столько написал. Когда Тиффани сообщила мне, что ты пишешь письмо, я никак не ожидала, что в итоге ты передашь ей двести отксерокопированных страниц своего дневника. Как ты, наверное, догадываешься, Тиффани не смогла прочитать по телефону их все – на это часы бы ушли! Но она прочитала вступление и вкратце пересказала все остальное, постоянно цитируя твои записи. Ты должен понимать, что это огромный труд – продираться сквозь сотни, страниц рукописного текста, да еще и выбирать те места, которые, по ее мнению, мне следует услышать. Ради Тиффани, пожалуйста, ограничься в следующем письме – если оно вообще будет – пятью страницами. Ты слишком многого хочешь от нее; чтобы прочитать вслух пять страниц, тоже требуется куча времени, а ведь Тиффани еще должна набрать то, что я диктую по телефону в ответ. (Феноменально добрая женщина, тебе не кажется? Радуйся, что она появилась в твоей жизни.) Может, во мне говорит учитель языка, но, по-моему, и одной страницы более чем достаточно. Не обижайся. Просто попытайся выражаться кратко, хорошо?

Прими мои поздравления по случаю победы на конкурсе. Тиффани сказала, ты танцевал безупречно. Я так горжусь тобой! Мне сложно представить тебя танцующим. Судя по тому, что я услышала от Тиффани, твой танец был очень и очень эффектным. Я рада, что ты расширяешь круг интересов. Это хорошо. Жаль, что раньше ты почти не танцевал со мной.

Дела в нашей школе идут хуже некуда. Родительский комитет настоял на том, чтобы все классные журналы велись в Сети и родители получили круглосуточный доступ к оценкам своих детей. Тебе бы теперь ужасно не понравилось здесь работать, все из-за этого нововведения. Родителям достаточно включить компьютер, зайти на сайт школы, ввести логин и пароль, и пожалуйста, сразу видят, сдал ли их ребенок домашнюю работу в тот или иной день, плохо ли написал внеплановую контрольную – все, что угодно. Разумеется, если мы задерживаемся с выставлением оценок, родители это тотчас же узнают, и самые напористые принимаются звонить. Родительские собрания теперь проводятся гораздо чаще. Стоит какому-нибудь ученику не сдать домашнее задание, и меня тут же начинает донимать его родня. Спортивные команды довольно регулярно проигрывают. Тренеры Риччи и Мэлоун не справляются без тебя. Можешь быть уверен, им тебя не заменить, и дети сильно пострадали оттого, что тренер Пиплз больше не занимается с ними. В общем, жизнь учителя – по-прежнему сплошной хаос и безумие, и я рада, что ты избавлен от этой нервотрепки, пока приходишь в норму.

Мне жаль, что твой отец держится так отчужденно. Помню, как тебя это раньше расстраивало. И еще мне жаль, что твоя команда играет с таким переменным успехом, но она же победила «Редскине» на прошлых выходных? Представляю, как ты ликовал, когда Джейк подарил тебе абонемент на сезон, – точно в рай попал, не иначе.

Думаю, надо все-таки тебе сказать, что я снова вышла замуж. Не буду вдаваться в подробности, если только сам не захочешь. Не сомневаюсь, эта новость тебя ошеломит, тем более что во многих местах твоего дневника, которые Тиффани мне зачитала, явно сквозит надежда на восстановление нашего брака. Тебе нужно понять одно: этого никогда не произойдет. Правда в том, что я собиралась подать на развод еще до этого происшествия, до того, как тебя отправили в психбольницу. Мы не были хорошей парой. Ты постоянно где-то пропадал. И – давай уж начистоту – наша сексуальная жизнь ни к черту не годилась. Именно поэтому я тебе изменяла, не знаю, помнишь ты это или нет. Я не пытаюсь сделать тебе больно, Пэт, вовсе нет… Я не горжусь своей неверностью. Мне горько оттого, что я изменяла тебе. Но к тому времени, как я завела роман на стороне, с нашим браком уже было покончено. Твой рассудок пошатнулся, но мне сказали, у тебя лучший психотерапевт во всем Южном Джерси, лекарства действуют, и память скоро вернется к тебе; когда это случится, ты вспомнишь, какую боль я тебе причинила, и вообще не захочешь мне больше писать, не то что пытаться восстановить то, что, по-твоему, когда-то у нас было.

Я сознаю, что такой резкий ответ на твое длинное и страстное письмо тебя, скорее всего, огорчит, и, если ты больше не пожелаешь писать мне, я пойму. Но я хотела быть с тобой честной. Какой смысл сейчас лгать друг другу?

Искренне,

Никки.

P.S. Меня очень впечатлило, что ты прочел наконец столько книг из моей программы по американской литературе. Многие ученики тоже жалуются на то, что они наводят тоску. Почитай Марка Твена. «Приключения Гекльберри Финна» заканчиваются хорошо. Возможно, тебе понравится. Но я скажу то же, что говорю своим ученикам, когда они выражают недовольство депрессивным характером американской литературы: жизнь – это не развлекательный фильм для семейного просмотра. Пэт, в реальной жизни многие вещи заканчиваются плохо – как наш брак, например. А литература старается отражать эту реальность и в то же время показывает нам, что люди могут стойко сносить все неприятности. Похоже, вернувшись в Нью-Джерси, ты очень мужественно переносишь все невзгоды. Хочу, чтобы ты знал: я восхищаюсь этим. Надеюсь, ты сможешь привести свою жизнь в норму, обрести покой и радость; с тех пор, как мы расстались, я стараюсь жить именно так.

Письмо № 3, от 18 ноября 2006 г

Дорогая Никки,

как только я прочитал свое письмо, сразу же попросил маму взять в библиотеке «Приключения Гекльберри Финна». Мне так не терпелось наконец заполучить художественную книжку со счастливой развязкой, что я проглотил ее за один присест, даже всю ночь не спал. Не знаю, читала ли тебе Тиффани те части дневника, в которых я пишу про моего чернокожего друга Дэнни, но его этот роман привел бы в бешенство, потому что Твен употребляет слово на «н» больше двухсот раз. Я знаю, потому что, закончив читать первые несколько глав, начал заново. И каждый раз, когда Марк Твен употреблял слово на «н», я делал пометку на бумажке – к концу книги получилось больше двухсот пометок! Дэнни считает, только чернокожие могут называть себя так, и вообще это всем известно, – знаешь, удивляюсь, как мог школьный совет пропустить такую книгу.

Но все-таки роман мне понравился, очень. Хотя Тому Сойеру следовало бы сразу сказать Джиму, что тот получил вольную. Тем не менее я был ужасно рад, когда в конце Джим обрел долгожданную свободу. И то, как Том и Гек стояли друг за друга горой в тяжелые времена, напомнило мне, как Дэнни и Пэт поддерживали друг друга в психушке. Что меня потрясло, так это долгая борьба Гека с мыслью, что Бог запрещает ему помогать Джиму, ведь Джим – беглый раб. Я понимаю, тогда у людей совсем другие ценности были, и Церковь, и государство одобряли рабство, но меня глубоко поразил тот эпизод, когда Гек, убежденный, что люди, помогающие беглым рабам, попадают в ад, все равно решается помочь Джиму – пусть ему за это и гореть в аду.

Я долго плакал после того, как прочитал твое письмо. Знаю, я был плохим мужем, и вовсе не злюсь за то, что ты изменяла мне, или за то, что покинула меня, или даже за то, что вышла замуж. Ты заслуживаешь счастья. Раз ты теперь замужем, наше воссоединение было бы грехом, прелюбодеянием, хотя я все еще считаю тебя своей женой. От этих мыслей у меня голова кружится, точно я в пропасть качусь. Хочется колотить себя по белому шраму над правой бровью: он всегда зудит, когда я растерян или взволнован. Если воспользоваться твоей метафорой… С тех пор как я себя помню, я все катил и катил по шоссе во мраке, наматывая бесконечные мили дорожной разметки. Все прочее было лишь остановкой на дозаправку – семья, «Иглз», танец, тренировки. Я все время ехал к тебе, желая лишь одного – снова быть с тобой. А теперь вдруг оказывается, что я добиваюсь замужней женщины – совершаю грех, стало быть. Едва ли ты понимаешь, как упорно я трудился, чтобы приблизить счастливую развязку. Я пришел в хорошую спортивную форму, и еще я теперь стараюсь проявлять доброту, а не доказывать всем подряд, что я прав. Я уже не тот человек, за которым ты была замужем все эти полные одиночества годы. Я стал лучше. Я стал тем, кто может водить тебя на танцы, даже полностью забросить спорт – и тренерскую работу, и «Иглз», – если это сделает тебя счастливой. Совесть говорит, что не следует давать волю этим чувствам, но твой совет прочесть роман Твена навел меня на мысль: может, ты мне этим знак подаешь. Гек считал, что не должен помогать беглому рабу, однако он последовал велению сердца и помог Джиму стать свободным, что и привело к счастливому финалу. Так, может, ты этим намекаешь мне, что я тоже должен следовать велению своего сердца? Зачем еще рекомендовать мне именно «Приключения Гекльберри Финна»?

Да вовсе не так уж плохо нам было вместе. В конце, может, и не очень радостно, но ты же помнишь, как все начиналось? Помнишь колледж? Помнишь, как мы поехали в Массачусетс посреди ночи? Была пятница, сразу после экзаменов в середине семестра, и мы смотрели по телевизору какую-то очередную передачу про путешествия – считали в то время, что будем много путешествовать. Все наши друзья ушли на вечеринку в спортбар, а мы остались дома, в моей городской квартире, с пиццей и бутылкой вина. Шла передача про то, как смотрят на китов с острова Мартас-Винъярд, и ты спросила меня, делают ли вино на острове Мартас-Винъярд. Я ответил, что в Новой Англии не тот климат и виноград нужных сортов просто не успеет там созреть, но ты стояла на своем: раз назвали остров виноградником Марты, значит, должен быть виноградник. Мы даже подрались в шутку – смеясь и охаживая друг друга подушками, – а потом вдруг сели в мой старенький «форд» и поехали на север.

Наверняка ты не думала, что я действительно повезу тебя аж до самого Массачусетса, не захватив даже смены белья и зубной щетки, но скоро мы уже оказались на мосту Таппан Зи, ты улыбалась, а я держал тебя за руку.

До Мартас-Винъярда мы так и не доехали, но провели совершенно безумные выходные в дешевом мотеле около мыса Код. Помнишь, как мы гуляли по мартовскому пляжу? Как занимались любовью в насмерть прокуренном номере, снова и снова, так что, казалось, сами насквозь пропитались запахом табака? Помнишь, мы прыгали на кровати, и дым как будто сочился из матраса во все стороны? Как мы шиканули и взяли на ужин омаров в том пошловатом ресторанчике под названием «Капитан Боб», где все официанты ходили с пиратской повязкой на глазу?

Мы все время говорили, что вернемся в Массачусетс, сядем на паром и увидим наконец, есть ли виноградники на Мартас-Винъярде. Почему мы не сделали этого прямо тогда? Наверное, потому, что в понедельник была учеба. Но я ужасно жалею, что мы не попали на паром в тот момент, когда была возможность. Ничего страшного не случилось бы. Подумаешь, пропустили бы занятия – всего-то. Сейчас это кажется таким глупым – доехать аж до мыса Код, намереваясь пересесть на паром и добраться до Мартас-Винъярда, а в результате провести выходные в дешевом мотеле на материке.

Я хочу сказать, может быть, тот паром все еще ждет нас, Никки. Может быть, еще не слишком поздно.

Знаю, сейчас все чересчур усложнилось. Но не случайно ведь мы снова наладили контакт. Наверняка не случайно я потерял память и преисполнился отчаянным желанием стать лучше. Наверняка не случайно вышло так, что Тиффани смогла организовать нашу переписку. Все, о чем я тебя прошу, – не сбрасывай со счетов саму возможность нашего воссоединения, пока мы общаемся через посредника.

Мой психотерапевт, Клифф, считает, что я уже готов сделать большой рывок; он верит, что сумел ослабить мою склонность к жестокости при помощи лекарств. Я писал в дневнике, что поначалу выплевывал большую часть своих таблеток, но теперь принимаю все-все лекарства и чувствую, как мое психическое здоровье приходит в норму. С каждым днем я приближаюсь к тому моменту, когда вернется память о кончине нашего брака. И не важно, что я вспомню, не важно, что именно произошло между нами, – воспоминания не изменят моих чувств к тебе. Ты живешь с другим человеком, ты вышла замуж – что может быть хуже? Я все равно люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, но только сейчас наконец готов доказать свою любовь.

Надеюсь, эта записка вышла достаточно короткой, я изо всех сил старался уместиться в пять страниц, и вроде бы получилось. Я так скучаю по тебе, Никки. По каждой веснушке на твоем восхитительном носике.

С любовью,

Пэт, жеребец этакий.

(Помнишь наше свадебное видео?)

Письмо № 4, от 29 ноября 2006 г

Дорогой Пэт,

Тиффани уверяет меня в твоей искренности, и по тому, что она говорит о твоем характере, похоже, что ты полностью преобразился. Будь то результат травмы, терапии, лекарств или просто огромной силы воли – не важно, в любом случае тебя следует поздравить, ведь это настоящий подвиг.

В первую очередь позволь сказать, что прочитать «Приключения Гекльберри Финна» я посоветовала тебе исключительно для удовольствия. Не надо искать в моей рекомендации никакого скрытого смысла. Судя по всему, что ты написал и что рассказала мне Тиффани, возможно, тебе стоит прочитать «Над пропастью во ржи». Эта книга о подростке по имени Холден, которому никак не удается примириться с окружающей действительностью. Холден хочет навсегда остаться в детстве, что делает его очень интересным и привлекательным персонажем, которому, однако, сложно найти себе место в мире. А у тебя сейчас как будто не получается принять действительность такой, какая она есть. С одной стороны, я очень заинтригована происходящими в тебе переменами, потому что в твоих письмах и правда проглядывает какой-то другой человек, лучше прежнего. Но при этом я беспокоюсь, как бы твой нынешний взгляд на мир не оказался слишком хрупок; возможно, именно он – причина тому, что ты годами не покидал психиатрическую лечебницу, так же как уже многие месяцы не покидаешь подвал родительского дома. Пэт, когда-нибудь придется выйти из подвала. Придется снова искать работу и зарабатывать деньги, и неизвестно, сможешь ли ты сохранить качества, которые приобрел за последнее время.

Конечно же, я помню Массачусетс. Мы такие молодые были. Это прекрасные воспоминания, и они останутся со мной навсегда. Но, Пэт: МЫ БЫЛИ ДЕТЬМИ! Уже больше десяти лет прошло. Я теперь не та женщина, что согласится провести ночь в дешевом мотеле. Может, ты по-прежнему готов сгонять со своей подругой в Мартас-Винъярд. Может, ты сейчас переживаешь второе детство, не знаю. Но одно я знаю точно, Пэт: ты не будешь переживать свое второе детство со мной. Я больше не ребенок. И я очень люблю своего нынешнего мужа. Я согласилась писать только для того, чтобы ты понял: второго шанса не будет. Я больше никогда не впущу тебя в свою жизнь. Все, чего я хотела, – дать тебе возможность попрощаться; расставить все точки над «i». Я хочу, чтобы между нами была полная ясность.

Никки

Письмо № 5, от 3 декабря 2006 г

Дорогая Никки,

в ночь после матча, в котором «Теннесси тайтанс» полностью уничтожили «Иглз» на их же поле, – матча, в котором Донован Макнабб порвал переднюю крестообразную связку, завершив таким образом сезон и, может, даже карьеру, – Андре Вотерс пустил себе пулю в лоб. Я понимаю, что смерть какого-то футболиста не имеет к тебе ни малейшего отношения, но, когда я был подростком, Вотерс был одним из моих кумиров. Он играл в защите, будучи важным членом так называемой «Зеленой банды» – грозы нападающих всей лиги. Ему столько раз впаивали штраф за то, что он слишком сильно толкал соперников на поле, что в результате его даже прозвали Грязным Вотерсом. И в детстве Вотерс был для меня богом. Джейк предположил, что он покончил с собой, не выдержав паршивой игры «Иглз» в матче против «Тайтанс», но, по-моему, это вовсе не смешно. Отец ни с кем не разговаривает – расстроен из-за травмы Макнабба, которая, кажется, рушит последние надежды на выход «Иглз» в плей-офф. В сторону теперешнего моего любимого игрока, Хэнка Баскетта, мячи почти не летят, зато на прошлых выходных в матче против «Индианаполис кольте» он сам подал пас, который у него перехватили, – «Иглз» пытались провернуть какой-то идиотский обманный маневр. «Кольте» выиграли. Ах да, и еще было твое письмо.

Кажется, в моем фильме начался эпизод, когда все становится плохо и ничего не ладится. Приходится напоминать себе, что в кино героям обязательно нужно пережить трудные времена, прежде чем они доберутся до своего счастливого финала.

Тяжело было две недели ждать ответа. Меня очень расстроило твое письмо, и за последние двадцать четыре часа я уже не меньше сотни раз начинал писать тебе.

Не знаю, читала ли тебе Тиффани те места из моего дневника, где я описывал кабинет своего психотерапевта, но там стоят два кресла – одно черное, другое коричневое. Мой психотерапевт предоставляет пациенту самому выбрать, в какое садиться, и по решению можно судить о том, в каком настроении человек пришел в кабинет. В последнее время я выбираю черное.

Я зачитывал Клиффу – это мой психотерапевт – отдельные кусочки твоих писем. Он ничего не знает про участие Тиффани в нашей переписке: я дал слово никому не рассказывать, что она согласилась выступать нашим посредником. Когда Клифф спросил, как мне удалось связаться с тобой, я отказался отвечать. Надеюсь, ты не против, что я прочитал ему твои письма. Забавная штука: Клифф постоянно намекает, что мне следует развивать отношения с Тиффани. Я знаю, Тиффани читает тебе это письмо, и всем станет неловко от того, что я скажу дальше, но ничего не поделаешь, придется Тиффани это проглотить – она же сама вызвалась быть посредником, а я свое уже оттанцевал, то есть выполнил свою часть соглашения.

Клифф говорит, у нас с Тиффани сейчас много общего, а с тобой мало, потому что мы находимся по разные стороны. Я думал, он хочет сказать, что ты в Мэриленде, а я в Нью-Джерси, но оказалось, он имеет в виду, что я все еще борюсь за свое душевное здоровье, а твоя психика вполне устойчива. Я спросил Клиффа, зачем он поощряет мои близкие отношения с человеком, который так же неуравновешен, как и я, а он сказал, что ты не способна поддержать меня так, как надо, оттого и развалилась наша семья. Я очень разозлился на Клиффа, когда он это сказал, тем более что я сам во всем виноват, но он заявил, что это ты позволила мне сделаться таким, каким я сделался за годы нашего брака, – ты никогда не ставила меня на место и так долго давала обижать себя. Он утверждает, что Тиффани мне так поступать не позволит и что наша с ней дружба основана на взаимной потребности и полной самоотдаче во имя совершенствования при помощи танца или физических упражнений.

Мы с Тиффани очень хорошие друзья, и я ценю все, что она для меня делает. Но она – не ты. Я все еще люблю тебя, Никки. А истинную любовь не удержишь и не изменишь.

Мама взяла в библиотеке «Над пропастью во ржи». Холден Колфилд мне очень понравился и вообще вызвал огромную симпатию, потому что он славный малый, все время пытался сделать хорошее своей сестре Фиби, хоть у него и не получилось ни разу, – например, он купил пластинку и разбил, так и не успев подарить. Еще мне понравилось, что он все время задавался вопросом: куда деваются зимой утки из Центрального парка? Правда, куда? Но больше всего меня порадовал конец: когда Холден ведет свою сестренку кататься на карусели, она садится на лошадь и пытается поймать золотое кольцо. «Я даже испугался – вдруг упадет с этой дурацкой лошади, но нельзя было ничего ни сказать, ни сделать. С ребятами всегда так: если уж они решили поймать золотое кольцо, не надо им мешать. Упадут так упадут, но говорить им под руку никогда не надо».[11]11
  «Над пропастью во ржи», пер. Р. Райт-Ковалевой.


[Закрыть] Читая эти строки, я обдумывал твои слова про второе детство и про то, что мне придется однажды «выйти из подвала». Но потом я решил, что все мои перемены к лучшему. Я выучился танцевать благодаря Тиффани – это и есть моя попытка дотянуться до золотого кольца, до тебя, Никки. Ты и есть мое золотое кольцо. Пусть я упаду с этой чертовой карусели, но я должен попытаться, так ведь?

Я хочу встретиться с тобой. Поговорить с тобой лично. Всего один раз. Потом, если ты не захочешь меня никогда больше видеть, – хорошо, я смирюсь с этим… Но дай мне шанс показать, как сильно я изменился. Всего один шанс. Одну встречу. Пожалуйста.

С любовью,

Пэт.