Текст книги "Лесная обитель"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

– Я сказала, что нет – продолжала Дида, – а потом несколько недель подряд мне снились кошмары, будто мы с ним повздорили и он заточил меня в дуплистое дерево. А я так люблю Синрика. Как бы там ни было, я не смогу всю жизнь прожить в Лесной обители, да и вообще жизнь в четырех стенах не по мне. А ты смогла бы?

– Не знаю… – призналась Эйлан. – Может, если бы мне предложили, я бы и согласилась… – Ей припомнились жрицы, которых она видела во время праздника. Они двигались так плавно, казались такими величественно спокойными в своих темно-синих одеяниях. Их приветствовали как цариц. Лучше быть жрицей, чем всю жизнь прислуживать какому-нибудь мужчине. И потом, служительниц Лесной обители обучают всем таинствам друидов.

– Между прочим, я заметила, как ты смотришь на молодого чужестранца, – шаловливо усмехнулась Дида, – того, которого спас Синрик. Мне кажется, ты была бы совсем никудышной жрицей, еще хуже, чем я!

– Может, ты и права. – Эйлан отвернулась, желая скрыть от Диды свое смущение – на лбу выступили пунцовые пятна. Гауэн занимал ее мысли, это верно, но только потому, что она долгое время выхаживала его. Никаких иных помыслов у нее и не было. – Я сначала не придала этому значения, но теперь вспомнила, – задумчиво проговорила Эйлан. – Лианнон я тоже видела во сне.

Глава 4

Некоторое время спустя они всей семьей отправились на праздник. Майское утро выдалось ясным и теплым. Ночью лил дождь, и воздух был наполнен свежестью и прохладой, однако ветер угнал остатки облаков на восток, и у них над головами синело чистое небо. Казалось, вся природа заново раскрашена яркими сочными красками специально к этому дню.

Гай все еще хромал, однако Синрик снял с его лодыжки повязку, сказав, что ему уже пора ступать на больную ногу. Гай шел медленно, глубоко вдыхая прохладный воздух. После долгого пребывания в помещении он был просто опьянен свежестью майского утра. Две недели назад ему казалось, что он уже никогда не сможет выйти на улицу. Сейчас у него не было никаких желаний: достаточно того, что он жив, может любоваться переливающимися в лучах солнца зелеными листочками и весенними цветами, наблюдать за людьми, в ярких одеждах шествующими на праздник.

Эйлан нарядилась в бледно-зеленое платье, а сверху надела длинный широкий халат цвета молодой листвы, расшитый узором из коричневых и бледно-золотых ромбиков. Плечи окутаны сверкающей пелериной волос, которые сияют ярче, чем золотые броши и браслеты, украшавшие ее руки и одежду. Гай смотрел на девушку и думал, что с красотой Эйлан не может сравниться даже великолепие природы.

Он почти не вслушивался в болтовню своих спутников, обсуждающих церемонию праздника. Ребенком Гай несколько раз присутствовал на празднествах, которые устраивались соплеменниками его матери, и он предполагал, что и сейчас увидит нечто подобное. Приближаясь к месту проведения праздничной церемонии, Гай уже издали услышал бодрое и радостное гудение собравшихся там людей, – по большим праздникам у кельтов, как правило, устраивались ярмарки. Вообще-то торжества шли уже несколько дней и будут продолжаться еще какое-то время после сегодняшней церемонии, но день, когда зажигали костры, был главным днем всего праздника. А когда начнут сгущаться сумерки, перед народом появится Жрица Оракула.

Тут и там среди деревьев раскинулись шатры и сплетенные из ветвей шалаши, ведь на праздник съезжались люди из отдаленных мест, откуда им приходилось добираться по нескольку дней. Гай отметил, что почти все собравшиеся – корновы, но были здесь и люди с татуировками добуннов и ордовиков и даже несколько децинглов, которые жили к северу от Девы. После двухнедельного пребывания в доме Бендейджида Гай окончательно привык к речи британцев и теперь уже с легкостью изъяснялся на языке своего детства, а жизнь в Деве, служба в легионе казались далеким, смутным воспоминанием.

У стен старой крепости, возвышающейся на холме, стояли тесно примыкавшие друг к другу прилавки, с которых продавали посуду и мелкие гончарные изделия. Некоторые товары были совсем простенькие – очевидно, поделки местных крестьян. Но встречались и такие, которые не стыдно было выставить на продажу и в самом Риме. Возможно, это и были изделия римской работы, ведь в последнее время Британия все активнее торговала с Римом, а греческие и галльские торговцы разъезжали по всему миру. С других прилавков продавали яблоки и сладости, рядом раскинулись лошадиные базары. Была здесь и ярмарка рабочей силы, где, как объяснил Синрик, можно было нанять кого угодно, начиная от свинопаса и кончая нянькой для грудного младенца.

Но когда Гай поднялся на плоскую вершину холма, который островном возвышался посреди зеленого моря леса, у него от изумления захватило дух: он не ожидал, что ярмарка такая большая. Огромная расчищенная от деревьев площадка, насколько хватало взгляда, была уставлена палатками и кишела людьми. Однако в дальнем конце главного прохода величественно возвышался земляной курган с каменными воротами. Пересекая дорогу, ведущую к кургану, Синрик на мгновение остановился и, глядя на могильный холм, почтительно поклонился.

– Так это ваш храм? – поинтересовался Гай.

Синрик кинул на него удивленный взгляд, но все же объяснил:

– Там захоронен великий вождь наших предков. Люди не помнят его имени, разве что кто-нибудь из самых старых бардов. И если о нем и сложена песня, я ее позабыл, а может, никогда и не знал.

Другая, более длинная дорога вела к постройке в форме квадратной башни, вокруг которой вилась крытая соломой галерея. Гай с любопытством стал разглядывать башню.

– Там хранятся святыни, – прошептала Эйлан.

– А я подумал, что это храм, – тихо отозвался Гай.

Девушка недоуменно посмотрела на римлянина.

– Разве ты не знаешь, что богам поклоняются только под открытым небом? Этого нельзя делать под крышей, возведенной человеком, – сказала Эйлан и, с минуту помолчав, добавила: – На некоторых островах на западе, там, где не растут деревья, обряды отправляются в лесах из камня. Здесь, на юге, есть огромные каменные кольца, и отец говорит, что их тайна никому не известна. О значении этих древних колец знали лишь старые друиды, которые погибли, когда на нашу землю пришли римляне.

Внимание Эйлан привлекли браслеты из греческого стекла, и девушка остановилась поговорить с торговцем. Гай вздохнул. Лучше ни о чем не спрашивать, подумал он, чтобы не выдать себя. Существуют определенные вещи и понятия, которые, как полагали его спасители, должны быть известны даже силурам.

Они миновали прилавки с метлами. Миловидные девушки продавали венки – почти все пришедшие на праздник были с венками на головах – цветы и множество всякой всячины. Некоторые вещи Гай вообще в первый раз видел, так что даже не мог определить, для чего они предназначены. Молодые люди бродили от палатки к палатке, иногда останавливаясь, чтобы получше рассмотреть товары. Синрик хотел нанять свинопаса, но, узнав, сколько они просят за свой труд, отказался от этой идеи.

– Проклятые римляне угнали на работы столько наших людей, что приходится нанимать работников пасти скот и возделывать поля, – ругался Синрик. – Однако сейчас есть много и таких, кто вынужден был покинуть насиженные места, и иногда удается нанять людей, которые согласны работать за пищу и кров. Будь я землепашцем, я бы, наверное, только радовался, что есть такие работники. Но, надеюсь, этого не случится. Да хранят меня боги от такой участи!

В полдень Рея собрала всех своих домочадцев под раскидистым дубом у подножия холма, и они подкрепились кусочками холодного мяса с хлебом. У старой крепости сходилось много дорог. С того места, где они обедали, хорошо был виден широкий ровный тракт, по обочинам которого росли величавые дубы. Он тянулся в западном направлении до самого Вернеметона – вдали виднелись соломенные крыши домов и хозяйственных построек Лесной обители, утопавшие в густой зелени Священной рощи.

Синрик и Гай отправились посмотреть на лошадей, а Рея отошла поговорить с кем-то из знакомых. Девушки убирали оставшуюся после обеда еду. Вдруг Эйлан замерла на месте.

– Смотри, это Лианнон, – прошептала она.

Верховная Жрица в сопровождении нескольких помощниц шла по Священной дороге, по обеим сторонам которой, словно стражи, возвышались деревья. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, неровным светом золотили хрупкую фигуру Лианнон. Она двигалась плавной походкой, как и подобает жрицам, и от этого казалась каким-то неземным существом. Проходя мимо Диды и Эйлан, Верховная Жрица остановилась, как будто собиралась пожелать им хорошо повеселиться. Ее взгляд упал на одну из девушек.

– Ты из рода Бендейджида, – сказала она, не сводя глаз с Диды. – Сколько тебе лет, дитя мое?

– Пятнадцать, – едва слышно прошептала девушка.

– Ты замужем? – продолжала расспрашивать Лианнон. Сердце Эйлан громко забилось, словно хотело выскочить из груди. Именно такой явилась ей во сне Верховная Жрица.

– Нет, – оцепенело ответила Дида. Словно завороженная ясным взором устремленных на нее глаз, она не отрываясь смотрела на жрицу.

– И ни с кем не помолвлена?

– Нет… пока нет, хотя я думала… – Девушка запнулась.

«Ну говори же! – молча взывала Эйлан. – Ты же помолвлена с Синриком! Ты должна сказать ей об этом!» Губы Диды беззвучно шевелились, но сама она словно застыла на месте, как маленький зайчишка, испуганный нависшей над ним тенью сокола.

Лианнон расстегнула синюю мантию из плотной ткани, спускавшуюся с ее плеч.

– Тогда я объявляю тебя служительницей Великой Богини. С этой минуты ты должна служить Ей, той, кому служу я, и никому другому… – Лианнон резким движением распахнула мантию, и она взметнулась над ней темным крылом. Ветви деревьев всколыхнулись от внезапного порыва ветра, и на мгновение все вокруг озарил яркий солнечный свет.

Эйлан зажмурилась. Конечно, это были лучи солнца, но в первый момент девушке показалось, что сияние исходит от самой жрицы. Она снова закрыла глаза, но в своем воображении по-прежнему видела лицо Богини с доброй материнской улыбкой и свирепым взглядом хищной птицы, и ей казалось, что этот ужасный взгляд устремлен на нее, а не на Диду. Но Лианнон ни разу не заговорила с ней, как будто вообще не видела ее.

– Отныне, дитя мое, ты будешь жить с нами в Лесной обители. Прямо завтра и приходи. – Голос Лианнон доносился будто издалека. – Так тому и быть.

Эйлан открыла глаза и увидела, как то место, где они стояли, накрыла тень, – это Верховная Жрица накинула свою мантию на хрупкие плечи Диды.

– Она – избранница Великой Богини. Владычица призывает ее. Так тому и быть, – хором вторили Лианнон сопровождавшие ее женщины.

Лианнон сняла с Диды свою мантию, снова облачилась в нее; женщины помогли Верховной Жрице застегнуть пряжку на груди. Затем она проследовала дальше, туда, где толпился собравшийся на праздник народ.

Эйлан не отрываясь смотрела вслед Лианнон.

– Избранница Великой Богини… ты будешь такой же, как она… Что с тобой? – Она сбросила оцепенение.

Дида стояла бледная как смерть, крепко сцепив руки, и вся дрожала от волнения.

– Ну почему я молчала? – проговорила она, качая головой. – Почему не посмела объяснить ей все? Я не могу уйти жить в Лесную обитель – я же помолвлена с Синриком!

– Вы еще не помолвлены, во всяком случае, официально, – заметила Эйлан; она все еще не могла прийти в себя после всего увиденного. – Простые обещания ни к чему не обязывают, да и пока не произошло ничего такого, что нельзя было бы исправить. И вообще я считаю, что лучше быть жрицей, чем выйти замуж за такого, как мой братец…

– Ты считаешь… – вспылила Дида. – Ну-ну, считай. Когда-нибудь ты поймешь, что это такое, уверяю тебя… – Дида умолкла; она была в отчаянии. – Ох, Эйлан, ты еще совсем ребенок!

Эйлан во все глаза смотрела на несчастную девушку. Только теперь она начала понимать, что Дида не разделяет ее радостного возбуждения.

– Дида, так, значит, ты не хочешь быть жрицей?

– Ну почему она не выбрала тебя? – беспомощно произнесла Дида. – Может, давай скажем, что она указала на тебя. А вдруг она, как и отец, перепутала нас. Может, на самом деле она хотела призвать тебя…

– Но это же кощунство! Ведь Великая Богиня избрала тебя, – решительно возразила Эйлан.

– Ну что я скажу Синрику? Как сообщу ему об этом? – Нервы у Диды не выдержали, и она начала безудержно хохотать.

– Дида, – Эйлан обняла девушку одной рукой, – а почему бы тебе не поговорить с отцом? Объясни ему, что ты не хочешь быть жрицей. Если бы выбор пал на меня, я была бы счастлива, но ты же и думать об этом не можешь без содрогания…

Оглушенная свалившимся на нее горем, Дида оцепенело проговорила:

– Боюсь. Отец не поймет меня. И не захочет перечить Верховной Жрице. Понимаешь… – Она понизила голос, и Эйлан пришлось напрягать слух, чтобы услышать ее слова. – Отец и Лианнон очень близкие друзья, как бы даже любовники…

Эйлан в изумлении уставилась на Диду; внутри у нее все кипело от негодования.

– Как ты можешь такое говорить? Она же жрица!

– Я не имею в виду ничего предосудительного, просто отец знает ее так давно… Иногда мне кажется, что он беспокоится о ней больше, чем о ком бы то ни было на всем белом свете, и уж во всяком случае мы, девочки, его меньше интересуем!

– Думай, что говоришь, – предупредила Эйлан; лицо ее пылало. – Не дай бог, услышит кто-нибудь и истолкует твои слова так же, как и я.

– Какое это имеет значение? – уныло произнесла Дида. – Лучше бы я умерла!

Эйлан не знала, как утешить подругу, и только молча сжимала руку девушки. У нее не укладывалось в голове, как можно отказываться от такой чести. А как счастлива будет Рея, когда узнает, что ее младшая сестра – избранница Великой Богини.

И Бендейджид будет доволен; он очень привязан к сестренке своей жены и всегда относился к ней, как к родной дочери. Эйлан испытывала глубокое разочарование, но старалась не думать о своих чувствах.

Гай и Синрик прохаживались среди праздничной толпы, время от времени останавливаясь возле какой-нибудь лошади, чтобы обсудить ее достоинства, затем шли дальше. Неожиданно Синрик спросил:

– Так ты, приятель, и вправду ничего не знаешь о том, что случилось на острове Мона? Я-то думал, раз ты живешь недалеко от Девы…

– Я никогда не слышал этой истории, – сказал Гай. – Я ведь из страны силуров, как ты знаешь, а это гораздо южнее. – А про себя подумал: «К тому же моя мать – жена большого римского чиновника, поэтому никто и не осмелился поведать мне об этом». – Значит, эта история всем известна? – вслух спросил Гай. – Ты говорил, что друид Арданос может рассказать ее в песне.

– Тогда слушай, и потом уже больше не удивляйся, что я так плохо отношусь к римлянам, – сердито сказал Синрик. – Когда-то давно, еще до прихода римлян, в одном уединенном месте была священная обитель. Там жили одни женщины. Сейчас на том месте грязное болото. Однажды туда пришли римляне и сделали то, что они делают повсюду: вырубили рощу, разграбили обитель, всех друидов, которые оказали им сопротивление, поубивали, а женщин изнасиловали, всех до одной – не пощадили ни старых жриц, ни самых юных послушниц. Некоторые из жриц годились им в бабушки, были там и девочки девяти-десяти лет, и римляне изнасиловали их всех!

Гай раскрыл рот от изумления. О событиях на острове Мона он слышал, но подобных ужасов ему не пересказывали. Римляне упоминали только о друидах, которые размахивали факелами, и о женщинах в темных одеяниях, которые изрыгали проклятия. Легионеры боялись войти в бушующие воды Менайского пролива, и, только после того как военачальник пристыдил их, они пошли в атаку. Остров Мона был последним оплотом жрецов-друидов. Гай думал, что друидов больше нет, пока судьба не свела его с Бендейджидом и Арданосом. С военной точки зрения очаг сопротивления на острове Мона необходимо было уничтожить. Но хороший командир не должен позволять солдатам бесчинствовать, гневно размышлял Гай. А может быть, воины так жестоко расправились с женщинами, потому что испугались их?

– Ты, наверное, хочешь спросить, что стало с теми женщинами? – продолжал Синрик. Вообще-то Гай и не думал ни о чем спрашивать, но он понимал, что Синрик рассказывает так, как его учили, и рано или поздно он все равно поведал бы ему об этом. – Почти все женщины забеременели от римлян, – отвечал Синрик на свой вопрос. – Когда дети появились на свет, всех девочек утопили в оскверненном римлянами священном озере, а мальчиков усыновили семьи друидов. Когда они выросли, им рассказали о том, как они появились на свет, и обучили военному делу, чтобы они могли отомстить за своих матерей и за своих богов. И поверь мне, они сделают это! Они отомстят – клянусь именем Великой Царицы Воронов, которая слышит меня! – зловеще добавил Синрик. Он замолчал. Гай с нарастающим беспокойством ждал, когда он продолжит свой рассказ. Синрик упоминал о тайной организации под названием Братство Воронов. Значит, он тоже принадлежит к этому братству?

Немного погодя Синрик заговорил снова:

– Вот тогда-то все женщины-друиды и пришли сюда, в Лесную обитель, где у них есть защитники.

Гай слушал британца и задавался вопросом, с какой целью тот рассказывает ему обо всем этом. Но ведь Синрик не знает, что он римлянин, и слава богу. Сейчас Гай сам был не рад, что он римлянин, хотя обычно гордился своим происхождением.

Сгущались сумерки, Гай увидел молодых мужчин в белых одеяниях; на шее у каждого из них блестела золотая крученая цепь. Они подносили хворост и складывали его в две огромные кучи перед могильным курганом. Синрик шепотом сообщил ему, что в каждой куче обязательно должны быть ветви девяти священных деревьев. Гай понятия не имел, какие деревья считаются священными, но спрашивать побоялся и просто кивнул в ответ. Между кучами хвороста положили дубовую доску, а в нее вертикально вставили круглую палочку. Девять друидов, девять величественных старцев в белоснежных одеяниях, под барабанный бой по очереди вращали эту палочку. Темнело. Вокруг друидов собирались люди, наблюдая за их действиями. Гомон толпы стих.

Солнце скрылось за деревьями, и в то же мгновение Гай увидел красную искорку. Другие тоже заметили ее. По толпе прокатился приглушенный рокот, и один из друидов бросил на доску какой-то порошок. К небу взметнулись языки пламени.

– Костры будут гореть до самого рассвета, и люди будут танцевать вокруг них, – стал объяснять Синрик. – А несколько парней должны охранять священное дерево праздника Белтейн. – Он жестом указал на длинный столб, который высился на другом краю плоской вершины холма. – Влюбленные разбредутся собирать цветы и травы – во всяком случае, считается, что они уходят именно за этим… – Синрик многозначительно ухмыльнулся, – а к утру вернутся, украсят праздничное дерево своими приношениями и будут танцевать целый день.

Кто-то поднес огонь к кучам хвороста, и костры запылали, весело потрескивая в сгущающейся темноте. От огня исходил сильный жар, и Гай чуть отступил назад.

Вокруг костров закружился хоровод танцующих. Кто-то поднес к губам Гая бутыль с вином. Толпу охватило буйное веселье; люди все чаще стали подходить к бочкам с пивом и медовым напитком. Гай и раньше бывал на подобных праздниках и примерно знал, что последует дальше. Он заметил, что маленьких детей отправили спать; молодые жрицы Лесной обители в синих одеяниях с покрывалами и обручами на головах тоже куда-то исчезли.

Гай и Синрик бесцельно бродили среди резвящейся толпы, пока наконец не столкнулись близ костров с Эйлан и Дидой.

– Так вот вы где! – воскликнул Синрик и поспешил навстречу девушкам. – Дида, пойдем танцевать.

При виде Синрика Дида стала бледной как полотно и крепче сжала руку Эйлан.

– Разве ты ничего не знаешь? – лучезарно улыбаясь, спросила Эйлан.

– О чем ты говоришь, сестра? – нахмурился Синрик.

– Диду призвали служить Богине. Сама Лианнон объявила сегодня об этом!

Синрик хотел обнять Диду, потом медленно опустил руки.

– Великая Богиня сделала свой выбор?

– И ты так спокойно говоришь об этом? – вскричала Дида. К ней вернулась прежняя решительность. – Ты же понимаешь, что я не смогу стать твоей женой, если дам обет служить Богине.

– Я тоже дал клятву, и ты об этом знаешь, – мрачно отозвался Синрик. – Я места себе не находил, пытаясь решить, как поступить. Я люблю тебя, но я не вправе обременять себя женой и детьми. Я связан клятвой на много лет, а может быть, и навсегда. Наверное, боги все решили за нас.

Он прерывисто вздохнул и снова протянул к Диде руки. Девушка приникла к нему. Дида была высока ростом, но в могучих объятиях Синрика она казалась хрупкой и беспомощной.

– Послушай меня, родная, еще не все потеряно, – нежно произнес юноша, отводя Диду в сторону. – Тебе не обязательно давать пожизненный обет. Ты можешь пока посвятить служению Великой Богине три года. На северных островах есть школа воинов, я должен отправиться туда. Но ты не воительница. Даже если мы обручились бы с тобой принародно, тебе все равно нельзя было бы приехать туда. Может, оно и к лучшему, что ты это время будешь служить в Лесной обители. Там ты будешь в безопасности. А если случится война…

Дида всхлипнула и уткнулась лицом в плечо Синрика. Гай увидел, как крупные ладони британца сжали руки девушки.

– Три года каждый из нас обречен выполнять свой обет, – прошептал он, – но эта ночь принадлежит нам. Эйлан, побудь здесь с Гауэном, – добавил он приглушенным голосом, прижимаясь губами к волосам Диды.

Эйлан стояла в нерешительности.

– Матушка наказывала, чтобы мы с Дидой все время были вместе – сегодня ведь Белтейн…

Дида подняла голову; глаза ее сверкали яростью.

– Да будь же ты хоть немного милосердной! Рея не смеет перечить твоему отцу, и моему тоже. – Она судорожно сглотнула. – Если бы они знали, они ни за что не позволили бы нам побыть вместе даже сегодня!

Эйлан широко раскрыла глаза, несколько мгновений с серьезной задумчивостью смотрела на Диду, потом кивнула.

– Наверное, мне не следовало оставлять Эйлан наедине с чужим человеком? – прошептала Дида, идя за Синриком. – Он ведь жил среди римлян и, возможно, научился обращаться с женщинами так же, как и они.

– Он гость нашего дома. Будь он даже сыном самого прокуратора…

– Он никак не может им быть, – неожиданно рассмеялась Дида. – Отец говорит, у прокуратора есть только дочь.

– …если бы он был им, я уверен, он все равно не посмел бы проявить неуважение к дочери хозяина дома, приютившего его. И потом, Эйлан ведь еще совсем дитя, – сказал Синрик.

– Мы родились с ней в один год, – заметила Дида. – Это тебе она кажется маленькой, потому что она твоя сестра.

– Ну а как я должен был поступить? – раздраженно спросил Синрик. – Объясняться тебе в любви в их присутствии?

– А что еще ты хочешь мне сказать? По-моему, говорить почти уже не о чем… – и умолкла. Синрик обнял девушку и прервал ее речь долгим поцелуем.

Дида на мгновение приникла к юноше, лотом смущенно отстранилась.

– Все это ни к чему, – вымолвила она. – И если нас увидят…

Синрик невесело рассмеялся.

– Но ты ведь еще не дала обет, не так ли? И потом, я всегда могу сказать, что целовал Эйлан. – Он чуть приподнял Диду, подхватив под локти, так что она теперь стояла на носках, и, склонившись, еще раз поцеловал. Дида с минуту слабо сопротивлялась, потом полностью подчинилась воле Синрика. Крепко прижимаясь к ней всем телом, он снова и снова целовал ее.

– Даже не верится, что я мог так здраво рассуждать всего несколько мгновений назад! – хрипло произнес Синрик, когда наконец-то оторвался от губ Диды. – Как же я ошибался. Никуда я тебя не отпущу!

– Что ты имеешь в виду?

– Не позволю, чтобы ты жила в заточении с этими женщинами.

– А что мне остается? – Теперь пришлось проявить благоразумие Диде. – Синрик, ты ведь вырос в семье друида и не хуже меня знаешь наши законы. Лианнон выбрала меня. А та, на кого указал перст Великой Богини…

– Я понимаю, ты все говоришь верно, но… – Он резко притянул ее к себе, но, когда заговорил снова, голос его был полон нежности. – Сегодня праздник костров. Отдайся мне этой ночью, и твоя семья с радостью благословит нас.

Совсем еще юные губы Диды сложились в не по-детски горькую усмешку.

– И как ты потом объяснишь все это моему отцу? Да и своему тоже.

– Бендейджид мне не отец, – поправил Диду Синрик.

– Да, знаю, – сказала девушка. – Но от этого ничего не меняется. Как уж ты к нему относишься – дело твое, но ведь мой-то отец – Арданос, и он придушит меня, а тебя отхлестает пастушьей плетью. Нравится мне это или нет, но все уже решено. Отныне мне суждено жить в Священной роще и хранить обет целомудрия, а ты – сын друида, во всяком случае, ты воспитан друидом, да и мать твоя – жрица, – поспешно добавила она. – Синрик, ты же сам говорил, что по прошествии трех лет я могу попросить, чтобы с меня сняли обет. И тогда…

– И тогда, – заверил Диду Синрик, – я увезу тебя на край света, если не будет другого выхода.

– Но ведь ты же говорил, что не должен обременять себя женой и детьми, – возразила девушка.

– Это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы мы были вместе, – отозвался Синрик. Именно это и хотела услышать от него Дида. – Сядь сюда рядом со мной, – добавил юноша. – Мы будем сидеть и смотреть на костры. Кто знает, когда еще у нас будет такая возможность. Мы расстаемся на три года, а это, – заключил он уныло, – почти то же самое, что навсегда.

Архидруид всей Британии стоял у ворот Лесной обители и смотрел ввысь на смеркающееся небо. С вершины холма доносился неровный гул голосов. Издали людская речь звучала, как щебетание перелетных птиц, отдыхающих на берегу озера. И откуда-то из глубины этого отдаленного рокота слышался барабанный бой. Скоро зажгут костры.

Минуты текли одна за одной, но Арданосу не хотелось никуда идти. Утром он был в Деве, где встречался с римским префектом. Вечером ему придется выслушивать жалобы людей, изнывающих под римским игом. Он не в состоянии сделать так, чтобы все были довольны. В лучшем случае можно попытаться сохранить хрупкое равновесие до тех пор, пока… а до каких пор? пока не заживут старые раны?

«И тому времени, старина, ты уже давно будешь в могиле! – размышлял он сам с собой. – Да и Лианнон тоже». Арданос тяжело вздохнул. На темнеющем небе замерцала первая звездочка.

– Госпожа готова принять вас, – услышал он за спиной чей-то мягкий голос. Арданос обернулся. У двери стояла одна из прислужниц Верховной Жрицы. Кажется, ее звали Миллин.

Покои Лианнон освещали висячие бронзовые лампы, и в их колеблющемся свете он разглядел Верховную Жрицу. Она сидела, тяжело откинувшись на спинку своего стула. Рядом с ней стояла Кейлин, ее верный страж. Молодая жрица с вызовом взглянула на Арданоса, потом отошла в сторону.

– Она приняла настой из священных трав, – бесстрастно сообщила Кейлин.

Арданос кивнул. Он знал, что эта девушка недолюбливает его, но, пока она открыто не выражала свое неуважение, ее чувства мало беспокоили архидруида. Достаточно того, что она преданно заботится о Лианнон.

Все еще хмурясь, Кейлин вышла, оставляя Арданоса наедине со своей госпожой. Сейчас Верховная Жрица находилась под покровительством Великой Богини, которой она верно служила, поэтому даже ее телохранитель мог спокойно удалиться.

– Лианнон, – тихо заговорил Арданос и увидел, как при звуке его голоса по хрупкому телу Верховной Жрицы пробежала легкая дрожь. – Ты слышишь меня? – Ответом ему было долгое молчание.

– Я всегда тебя слышу… – вымолвила наконец Верховная Жрица.

– Ты знаешь, дорогая моя, что я никогда не посмел бы тревожить тебя, – продолжал архидруид, словно разговаривал сам с собой, – но у меня нет другого выхода. После того как наших людей забрали на работы, произошли очень неприятные события. Зять Бендейджида Родри последовал за мужчинами из клана друида, которых забрали римляне, и по дороге напал на конвой. Завязался бой. Родри взяли в плен. Мацеллию пока удается скрывать, кто он такой, но спасти его он не может. Этот идиот был задержан с оружием в руках. Если об этом узнают здесь, начнется мятеж. Ты должна призвать к сохранению мира, моя дорогая. – Голос Арданоса зазвучал тихо, как протяжная мелодия. – Да будет мир на этой земле – такова воля Великой Богини. Настанет день, и Рим падет, но не сейчас, и причиной его падения будет не война. Люди должны быть терпеливыми и помогать друг другу. Ты должна дать им такой совет, Владычица. Путь они молят богов о мире.

Арданос видел, как Лианнон начала раскачиваться в такт его речи, и понял, что его слова проникли в тот заветный уголок подсознания Верховной Жрицы, где она черпает откровения Оракула. В отличие от Кейлин Арданос не сомневался в том, что, когда Верховная Жрица впадала в транс, она и вправду слышала нений голос. Но друиды понимали и то, что способность духов передавать свои мысли через человека прежде всего зависит от самого человека, от уровня его интеллектуального развития. Необразованная девушка, даже если она обладает тонкой, восприимчивой душой, способна изъясняться только простыми, обыденными выражениями. Поэтому так тщательно отбирали, а потом обучали девушек, которые должны были стать жрицами-друидами.

Возможно, найдутся и такие, кто обвинит его в бесчестных манипуляциях, но архидруид не считал, что играет против правил: хорошо зная нужды народа и страны, он помогал Оракулу принять верное решение. Через Лианнон он постарался выразить свои пожелания, и теперь Богиня, если это Она говорит устами Верховной Жрицы, вправе сама решать, что она должна сказать людям.

– Мир и терпение… – медленно повторил он. – Рим падет по воле богов, но не от наших рук…