Текст книги "Не могу забыть"

Автор книги: Мэрил Хенкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Для романтических уик-эндов? – вырвалось у нее. Поняв, что сказала глупость, Мона быстро добавила: – Кажется, ты сам использовал это слово…

– А что, разве тут недостаточно романтично? Лунный свет, дикие розы, дыхание истории… – Он прервал фразу и вздохнул. – Ладно, пора есть. Наверное, пицца уже готова.

Когда он вернулся с металлическим подносом, Мона успела пересесть к столу. Брет одобрительно кивнул.

– Похоже, я тебя напугал. Решила поесть? Вот и молодец.

– Напугал? Еще чего! – вздернув подбородок, солгала она. Он усмехнулся. Поняв, что Брет не верит ни единому ее слову, Мона твердо добавила: – Кажется, я все-таки проголодалась.

– Вот и отлично.

Брет положил на ее тарелку половину пиццы, щедрую порцию салата и наполнил бокалы красным вином.

Мона молча взяла нож и вилку, сунула кусочек в рот и тут же поняла, что, сама того не желая, сказала правду.

Когда они воздали должное еде, Брет поднял бокал и произнес тост:

– За Кларис, благодаря которой это стало возможным. – Видя, что Мона поджала губы и поставила бокал на стол, он тихо сказал: – Не сердись на нее. Кларис сделала это ради твоей пользы. Она считает, что так нужно.

– Она ошиблась! Ей следует думать о Рике.

– Скоро ты убедишься, что так оно и есть. Представь себе, что твой любимый, но упрямый ребенок носит в кармане вещь, способную причинить ему вред…

– Я могу причинить Рику вред только одним: уехав с другим мужчиной и бросив его в нужде.

– Похоже, она думает по-другому. Он уже имеет опыт неудачного брака. Что будет, если он снова женится на женщине, которую на самом деле вовсе не любит и которая не любит его?

– Но он любит меня.

– Это страсть, мания, что угодно, но только не любовь. Если бы это была любовь, привязан-ность или хотя бы просто взаимная приязнь, у такого брака были бы хоть какие-то шансы на успех. Мания рано или поздно пройдет, а что останется? Ничего, кроме пустоты…

Он говорил с жаром и убеждением, и Мона была вынуждена согласиться с ним.

И все же это ничего не меняет. Какое бы чувство к ней ни испытывал Рик, пока оно не умрет, она не сможет уйти от него. Пока он будет желать этого, она останется с ним.

Наступила долгая пауза. Мона сидела неподвижно как мраморная статуя.

Не сводя с нее глаз, Брет негромко сказал:

– Готов поклясться, что ты согласна со мной.

– Согласна.

Когда Брет продолжил, в его голосе прозвучала странная нотка:

– Но это ничего не меняет?

– Не меняет.

Не в силах усидеть на месте, он поднялся и начал расхаживать взад и вперед.

– У тебя еще есть время отвезти меня обратно, – негромко предложила она.

– Я так легко не сдаюсь… Что ж, если ты наелась, я сварю кофе, – блеснул зубами Брет в волчьей улыбке. Он поставил посуду на поднос и отнес в дом. Тем временем Мона молча рассматривала сад.

Лунный свет обесцветил кусты и цветы. Все вокруг стало серебристым и нереальным.

Вернувшись с кофе, Брет спросил:

– Ты не хочешь вернуться в качалку? Там намного удобнее.

Мона предпочла послушаться. Учтивая форма дела не меняла: приказ оставался приказом.

Саркастическая улыбка Брета подтвердила ее правоту.

– Я вижу, ты научилась слушаться. Кроткая Мона ощутила нестерпимое желание залепить ему пощечину, но удержалась.

Брет наполнил две чашки и одну из них протянул ей.

Молчание продолжалось до тех пор, пока чашки не опустели. Затем он поставил их на поднос, сел рядом и тихо, но решительно сказал:

– А теперь пришло время поговорить.

– Я повторяю еще раз: говорить нам не о чем.

– А я повторяю, что не согласен. Есть вещи, которые мне нужно знать. Вопросы, на которые я должен получить ответы.

– А если я не захочу отвечать? – заупрямилась Мона.

– У меня уйма времени. Могу подождать неделю-другую.

Понимая, что сила не на ее стороне, Мона сдалась.

– Что ты хочешь знать?

– Хочу понять, что тебя связывает с Хаббар-дом. Почему ты хочешь остаться с человеком, которого не любишь, с человеком, который может быть таким жестоким?

– Рик не жестокий… Это слово к нему не подходит.

Брет поднял руку Моны и начал рассматривать синяки на ее хрупком запястье.

– А как назвать человека, который оставляет такие следы?

– Рик не сделал бы этого, если бы ты не разозлил его.

– Он не должен был это делать в любом случае. Как он смеет вымещать свой гнев на тебе?

– Он не всегда был таким, – попыталась защитить его Мона. – Рик сильно изменился после аварии. Он очень страдал от боли, тревоги и отчаяния…

– Это мне понятно. Я не такое уж чудовище. Но ты тоже пострадала. Так почему он сделал тебя мальчиком для битья?

– Неправда! – возразила она.

– Не лги, – бросил Брет. – Я прекрасно знаю, как он с тобой обращается. Кларис многое рас-сказала мне. Еще до того как узнала, что мы с тобой знакомы.

– Ты нарочно познакомился с ней?

– Да, – легко признался он. – До меня дошли слухи, что с “ЛФГ” творится что-то странное. Начали поговаривать, что Хаббард стал затворником, а это на него не похоже. Потом я узнал, что он попал в какую-то аварию, и это дало мне пищу для размышлений…

Некоторое время я наблюдал за “Редстоуном” и к моменту переезда уже неплохо знал ситуацию. Но мне нужно было подобраться поближе.

Наиболее удобным объектом была его сиделка, поэтому я постарался познакомиться с ней. Я выяснил, что ее прежний пациент жил в Нью-Йорке, что здесь у нее друзей нет, и, когда у Кларис выдавался свободный час, неизменно приглашал ее выпить кофе и съесть булочку.

Это было нетрудно. Кларис милая и умная. Удивительно хороший человек… И очень предана Хаббарду, – добавил он. – У нас было несколько интересных бесед. Не хочу сказать, что она нескромная, но я задал несколько небрежных вопросов и получил на них красноречивые ответы. Читая между строк и восстанавливая то, о чем она умолчала, я составил четкую картину происходящего. И теперь не знаю только одного: почему ты миришься с этим?

– Если бы все было так, как ты говоришь, я действительно ушла бы.

– Так почему же ты этого не сделала?

– Потому что все не так. Рик временами бывает раздражительным и требовательным, но он не жестокий.

– Это дело вкуса. Я думаю, он лишил тебя свободы.

– По-твоему, он держит меня в цепях?

– Не потому ли ты выбираешься из квартиры только украдкой, без его ведома?

– Он очень болен и поэтому хочет, чтобы я все время была рядом. – Мона облизнула пересохшие губы.

– Чтобы ухаживать за ним?

– Не совсем… Ухаживает за ним Кларис. Просто ему нужно все время видеть меня.

– Чтобы ты не убежала? Похоже, он не слишком уверен в тебе. – Когда Мона не ответила, Брет сменил тактику. – Ты говорила, что работаешь дома, выполняя обязанности его личного помощника?

– Да.

– А жалованье он тебе платит?

– Нет, – призналась Мона и покраснела, вспомнив случай, когда ей пришлось занять несколько долларов у Кларис, чтобы купить одну интимную вещь.

– Но он кормит меня, обеспечивает жильем, причем роскошным, уговаривает покупать все, что мне хочется, и записывать это на его счет.

– А ты?

Секунду она молчала, а потом просто покачала головой.

– Почему?

– Это было бы несправедливо. Я ничего не даю ему взамен.

– Иными словами, ты не спишь с ним, а потому не хочешь тратить его деньги… Но ведь ты тратила бы их, если бы была его женой?

– Жена не невеста… Впрочем, я была бы счастлива, если бы такое положение продолжалось как можно дольше.

– Ты говоришь о независимости? Сомневаюсь, что он на это согласится. Вся его стратегия построена на том, чтобы сделать тебя зависимой…

Брет прав. Крыть нечем.

– И еще одна догадка. Похоже, тебе это не нравится.

– Не нравится, – лаконично призналась она.

– Не потому ли ты носишь то же платье, в котором была на памятном нам приеме в “ЛФГ”?

– В тот вечер ты почти не видел меня. Странно, что ты запомнил, в чем я была… – Мона тут же опомнилась и пробормотала: – Извини, я не хотела. Я знаю, что это от тебя не зависело.

– Черт бы все побрал! – внезапно взорвался он. – Если бы тогда я остался с тобой, все сложилось бы по-другому! И сейчас ты носила бы на пальце мое кольцо, а не его!

– Теперь ты веришь, что его деньги здесь ни при чем?

– Начинаю верить.

Затем настала долгая, тягостная пауза. В окно кухни билась огромная жирная бабочка, привлеченная светом. Глухие удары заставили Мону поморщиться.

Брет молча встал, приоткрыл дверь и выключил свет. Теперь веранду освещала только луна. Избавившись от роковой тяги, бабочка упорхнула.

– Спасибо, – пробормотала Мона. – Ты очень добр.

Брет снова сел и бесстрастно сказал:

– Не могу вынести, когда живое существо занимается самоуничтожением. Жизнь слишком драгоценная вещь, чтобы тратить ее понапрасну.

Конечно, он прав. И она тоже потратит свою жизнь понапрасну, если выйдет за человека, которого не любит. За человека, который не хочет детей. Но есть ли у нее выбор?..

– Ты спала с ним до аварии? – Вопрос Бре-та грянул как гром среди ясного неба.

– Что? – испуганно спросила она.

– Я спросил, спала ли ты с Хаббардом до аварии.

– Нет. Я вообще не спала с ним.

Она услышала вздох облегчения. Затем Брет спросил:

– Почему? Со мной ведь ты спала.

– Может быть, мне не хотелось чувствовать себя потаскушкой… К тому же у Рика старомодные взгляды. Но у Брета было другое мнение.

– Просто Хаббард понял, что ты не горишь желанием, и решил не форсировать события. Скорее всего, он боялся, что ты испугаешься, если это произойдет до свадьбы. А потом случилась авария, и ему пришлось ждать уже поневоле. Мне даже немного жаль беднягу… – Брет поджал губы и уныло добавил: – Похоже, мы с ним в одной лодке.

Не уверенная, что правильно поняла эту загадочную реплику, Мона спросила:

– В каком смысле?

– Оба остались с носом. Почти год ждем женщину, которая свела нас с ума…

Двое мужчин, которые желают ее, но не любят, мрачно подумала она. Страшно быть жертвой страсти одного человека. А тут целых два…

Когда-то Брет любил ее. Он сам так сказал… Но любовь исчезла, не выдержав горечи и того, что он назвал лишением иллюзий. Да, он желает ее, но желание отомстить сопернику еще сильнее.

– Ты все еще не ответила на мой вопрос. Мона, почему ты хочешь остаться с ним?

– Сам знаешь… – прошептала она. Брови Брета сошлись на переносице.

– Скажи мне вот что… – после паузы продолжил он. – Не случись аварии, ты вышла бы за него?

– Конечно, вышла бы.

– А не передумала бы?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне удалось кое-что выудить у Ивлин. Когда я надавил на нее, она призналась, что не уверена в тебе. Она не убеждена, что ты любишь его. Сначала она думала, что ты любишь меня. Но когда ты порвала со мной и стала выезжать с ним, она решила, что тебя привлекают миллионы Хаббарда, и прибавила, что…

Мона не могла понять, почему Брет считал ее корыстной. А теперь оказалось, что и Ивлин думала то же самое.

– Но Хаббард решил жениться на тебе во что бы то ни стало, и она подумала, что желание подцепить богатого мужа заставило тебя согласиться. Правда, позже она передумала… А ты, Мона? Ты не передумала? – Темные глаза, посеребренные лунным светом, смотрели ей прямо в душу. – Мне нужна правда.

Мона, измученная настойчивыми вопросами, понимала, что Брет не отступится, пока не докопается до истины. Она тяжело вздохнула и призналась:

– Да, я передумала. Мне с самого начала не следовало соглашаться… Но он был очень милым и составлял мне компанию, когда я чувствовала себя одинокой. Уделял мне время, вел себя так, словно я значила для него больше, чем его бизнес, и я была благодарна ему. Когда я потеряла… – Мона хотела сказать “тебя”, но осеклась и закусила губу.

Не сводя глаз с ее лица, Брет подсказал:

– Ты сказала, что что-то потеряла.

Она проглотила комок в горле и продолжила:

– Когда я потеряла желание сделать карьеру, то постаралась убедить себя, что, если я выйду за Рика, благодарность и привязанность со временем перейдут в любовь. Однако через несколько дней после обручения до меня дошло, что я сделала большую ошибку. Я пыталась сказать Рику о своих чувствах, но он не верил, что это серьезно. Говорил, что это предсвадебная лихорадка.

– И ты плыла по воле волн?

– Да. Какое-то время, – вздохнула Мона. – А потом поняла, что должна остановиться. Когда мы ехали на тот уик-энд в “Голубую лагуну”, я собиралась вернуть ему кольцо. Но случилась авария, и ничего не вышло…

Лицо Брета превратилось в маску, и только блеск глаз говорил, что он еще жив.

– Если бы я расторгла помолвку до аварии, все сложилось бы по-другому. Но я не успела, а потом стало слишком поздно. После таких травм я просто не могла уйти от него.

– И поэтому решила выйти замуж за человека, которого не любишь?

– Ничего другого я сделать не могла. Брет взял ее за руку и настойчиво сказал:

– Мона, не будь дурой. Зачем приносить себя в жертву?

Она выдернула руку и взмолилась:

– Оставь меня в покое! Я больше не могу!

– Ответь мне еще на один вопрос. Только абсолютно честно. Ты соглашаешься выйти замуж за Хаббарда, потому что думаешь, что я больше не люблю тебя?

– Потому что ты никогда не любил меня, – прошептала в ответ Мона.

В глазах Брета вспыхнуло торжество.

– А ты сама? Ты разлюбила меня?

– Ты сказал, что задашь только один вопрос. Я на него ответила. Пожалуйста, отвези меня домой. Еще не поздно.

Когда Брет медленно покачал головой, она крикнула:

– Неужели ты не видишь, что все бесполезно? Я не уйду от Рика до тех пор, пока нужна ему. Держать меня здесь – значит понапрасну терять время. Разговоры ничего не изменят!

– Разговоры, может быть, и нет.

Брет прав. Достаточно одного его прикосновения, одного поцелуя, и она пропала. Ее любовь к Брету сильнее рассудка и чувства вины перед Риком.

Но Мона, знавшая, что обязана бороться, упрямо ответила:

– Я никогда не лягу с тобой по доброй воле.

– Что ж, придется постараться переубедить тебя. Но не думаю, что мне будет трудно до-биться ответа.

– Даже если ты добьешься от меня физического ответа, это ничего не изменит. Ты не можешь держать меня здесь вечно. А как только выпустишь, я убегу к нему.

– И что ты ему скажешь?

– Если понадобится, правду.

– Ему не понравится, что ты спала со мной.

– Да, я знаю, что он будет вне себя, но я встану перед ним на колени…

Ее слова попали в цель. Мона почувствовала, что Брет напрягся, и поняла, что поразила его в самое сердце. Но этого было недостаточно, чтобы заставить его отказаться от своей цели.

– И позволишь снова наставить себе синяков? – хрипло спросил он. – О нет! Уж лучше это сделаю я… Но они будут знаками страсти, а не гнева, и я получу наслаждение…

Мона ощутила дрожь ожидания. По ее коже побежали мурашки, сердце сжалось, душа ушла в пятки…

Брет легко подхватил ее на руки, внес в дом и плечом закрыл за собой дверь.

8

Луна была такой яркой, что зажигать свет не понадобилось. Брет пересек гостиную и поднялся по ступенькам.

Она не пыталась сопротивляться, зная, что это бессмысленно. Он был настолько сильнее, что оставалось уповать лишь на слова. Но никакие слова не могли победить его решимость.

В спальне Брет положил Мону на кровать и снял с нее сандалии. Потом, не обращая внимания на стиснутые кулаки и страстные протесты, расстегнул джинсы и стащил их. Сев рядом, он убрал с ее щеки прядь волос, наклонил голову, поцеловал в лоб, в кончик носа, а потом несколько раз нежно поцеловал в губы. Мона лежала неподвижно, закрыв глаза, стараясь собрать все силы, необходимые для защиты. Она ничего не видела, но это только усиливало остальные чувства. Она слышала его легкое, ровное дыхание и громкий стук сердца, остро ощущала волнующий запах чистой мужской кожи и аромат одеколона.

Он продолжал целовать ее лицо, глаза, шею и слегка раздвинутые губы. Эти поцелуи были еще более нежными, чем прежде. Мона ожидала нападения, и эта неожиданная нежность застала ее врасплох. У нее вырвался не то вздох, не то всхлип. – Все хорошо. – Его голос был мягким и успокаивающим. – Я не причиню тебе боли. Может быть, физической боли она и не почувствует, но если Брет овладеет ею насильно, то разобьет ей сердце. Мона хотела сказать это, но ее не слушался язык.

Словно прочитав ее мысли, Брет негромко сказал:

– У меня нет другого выхода. Что бы я ни делал, ты держишься за свое. Но я обязан заставить тебя передумать. Ради того, что когда-то нас связывало.

Однако заставить ее передумать невозможно. Проследив за ее лицом, на котором был написан ответ, он сказал:

– Год назад я считал, что ты любишь меня. Так, Мона? Мне нужно это знать.

Она открыла глаза и посмотрела на него. В спальне было светло как днем. С трудом шевеля губами, она прошептала:

– Да, я любила тебя.

– И все еще любишь?

Если бы Мона призналась, что так оно и есть, ей пришлось бы проститься с надеждой одержать победу в этой борьбе. А победить необходимо. Она собрала остатки сил и сказала: – Нет.

Голова Брета дернулась, как от удара.

– Ну что ж… Можешь ненавидеть меня, но я не буду стоять в стороне и наблюдать, как ты губишь себя.

Он взял ее левую руку, приподнял и начал снимать с пальца бриллиантовое обручальное кольцо.

Мона ахнула, вспомнив, как Рик снимал с ее пальца колечко Брета. Но теперь ей казалось, что с нее снимают наручники.

– Зачем ты это делаешь? – пролепетала она. Брет положил кольцо на тумбочку и ответил:

– Подарок другого мужчины мешает мне заниматься с тобой любовью.

– Я не хочу заниматься с тобой любовью! – крикнула пришедшая в отчаяние Мона.

– Скоро захочешь, – мягко, но решительно ответил Брет.

Она попыталась отвернуться, но осада уже началась. Язык Брета коснулся ее губ, заставил их раздвинуться и проник внутрь. А потом поцелуй стал таким страстным, что у нее закружилась голова.

Не отрываясь от губ Моны, Брет расстегнул блузку и переднюю застежку лифчика, немного приподнял ее, ловко освободил от остатков одежды и снова опустил на подушки.

Ее груди были округлыми и упругими. Брет начал ласкать их, а потом взял в ладони. Наружу выдавались лишь розовые соски. Когда к этим соскам по очереди прикоснулся теплый язык, ощущение оказалось таким острым, что Мона не выдержала. У нее вырвался тихий стон, затем она всхлипнула и что-то пробормотала. А потом погрузила пальцы в пышные волнистые волосы Брета и попыталась поднять его голову.

Мужская рука скользнула по плоскому животу к клочку белого шелка, который был ее единственной защитой, легко коснулась нужного места, и Мону затопили новые ощущения.

Почувствовав, что она вся трепещет, Брет поднял голову и поцеловал ее сначала в шею, а потом в губы. Когда его язык проник в нежные глубины ее рта, Мона испустила негромкий гортанный стон. Пока длился поцелуй, жадная рука Брета расправилась с последним препятствием на пути к теплой коже.

Затем его длинные, чуткие пальцы коснулись шелковистых кудрей, погладили ляжку и начали ритмично и неторопливо делать свое дело.

Мона судорожно хватала ртом воздух. Ее сердце безудержно заколотилось, тело напряглось, и все связные мысли исчезли. Поняв, что она вот-вот рухнет в пропасть, Брет прекратил свои искусные ласки.

– Ну что, Мона? Теперь ты хочешь заняться со мной любовью?

Казалось, Брет снял все запреты, которые разум Моны налагал на тело. На свете существовал только он, его голос, его прикосновение, его вкус, его запах… Все остальное не имело значения.

– Да, – выдавила Мона.

– Ты уверена?

– Уверена.

Она любит этого человека и после годичной разлуки жаждет не только физического удовлетворения, но тепла, покоя и хотя бы видимости чувства, чтобы заполнить пустоту, царящую в ее сердце. И Мона раскрыла ему свои объятия.

Брета кольнуло дурное предчувствие. Какое-то мгновение он медлил, сомневаясь в том, что поступает правильно.

Но она желает его так, как никогда не желала Хаббарда. В этом он был уверен…

Брету отчаянно хотелось стать ее частью и сделать Мону частью самого себя. Правда, это означает, что без нее он больше не сможет стать целым. Ну и пусть…

Ему хватило секунды, чтобы сбросить с себя одежду и лечь рядом. Мона слегка вздохнула. Теперь она отдавалась ему еще охотнее, чем прежде. Он был ее половинкой, завершением целого, смыслом ее су-ществования на этом свете.

Вторя ее невысказанным мыслям, Брет сказал:

– Ты моя и всегда будешь моей! Едва он рывком вошел в Мону, как ее тело расслабилось, напряжение внутри исчезло, сменившись внутренним-жаром. Стоило Брету ритмично задвигаться, как этот жар охватил ее и понес вдаль. Все казалось правильным, естественным и необходимым, как дыхание.

Ей становилось все теплее, все радостней. Спираль продолжала раскручиваться, а затем последовал взрыв. Стихия чувства вырвалась наружу и взлетела в небо, как поток лавы. От потрясающей силы этого ощущения мутился разум; казалось, мир разлетелся на куски.

– Брет! – вскрикнула Мона, и он, все понявший по одному слову, хрипло ответил:

– Да, я знаю, любимая. Знаю.

Когда они отдышались и немного успокоились, Брет достал одеяло. Они укрылись, и через несколько секунд Мона уснула в его объятиях.

Перед рассветом Брет поцелуем разбудил Мону, блаженно спавшую у него на груди, и они снова любили друг друга.

На этот раз все происходило медленнее, увереннее и было не столько предъявлением прав друг на друга, сколько их подтверждением.

На смену яростной страсти пришла глубокая нежность. Брет нашел способ без слов сказать Моне, что она прекрасна, неповторима, желанна и доставляет ему огромное наслаждение.

Когда все осталось позади и Мона лежала в его объятиях, Брет прижался подбородком к ее макушке, положил руку на грудь и лениво спросил:

– Где бы ты хотела жить?

– Жить? – повторила она, с трудом выходя из транса и возвращаясь к действительности.

– Я думаю, ты не захочешь остаться в пент-хаусе. Может быть, уступить его Хаббарду в ка-честве утешительного приза? Конечно, если он все еще хочет туда переехать.

Тело Моны инстинктивно напряглось. Почувствовав это, он с неожиданной резкостью спросил:

– Неужели ты все еще хочешь вернуться к нему?

Мона высвободилась из его объятий и рывком села.

– Я должна. – В ее голосе слышалась решимость.

– После всего, что было между нами?

– Я говорила тебе, что не покину Рика, пока нужна ему.

Он сел рядом и провел ладонью по своим спутанным темным волосам. Нет, это невозможно. Невероятно.

– Я не отпущу тебя, – сквозь зубы произнес Брет.

– Ты помешаешь мне только одним способом: если будешь держать в тюрьме до конца жизни. А это невозможно.

Он сменил тактику.

– А ты уверена, что будешь нужна Хаббарду после случившегося?

Мона, знавшая, что ради нее Рик готов на любой обман, ответила без колебаний:

– Да, уверена. Ты сам сказал, что он ©держим мной.

– Никто не может быть уверен в одержимости другого, – возразил Брет, а затем хрипло добавил: – Черт побери, ты считаешь себя виноватой в его мании, но не хочешь отвечать за мою.

– Я не считаю себя виноватой. Тут дело в

другом.

– В чем же? То, что ты провела ночь в моей постели, все изменило. Когда он узнает…

– Он не должен ничего узнать, Ради его же блага, – прервала его Мона. – Если ты приве-зешь меня до того, как он хватится…

– Я никогда этого не сделаю. А если ты вернешься и ничего не скажешь Хаббарду, я сам раскрою ему глаза. – Хотя тон Брета был спокойным, в его словах таилась угроза.

– Ты только причинишь ему лишнюю боль, но ничего не изменишь…

– Не могу поверить, что ночь, проведенная в моей постели, ничего не изменит.

– Нам будет намного труднее, но все останется по-прежнему. Рик прикован к креслу, и я нужна ему.

– Допустим. Но это еще не значит, что ты должна вернуться к нему.

– Как я могу бросить калеку? – в отчаянии воскликнула Мона. – Если я это сделаю, меня будет мучить совесть до самой смерти!

– Но он не останется калекой. Ты сама так сказала.

– Врачи надеются на это, но точно не знают. Они могут ошибаться. Может возникнуть

множество проблем, о которых они понятия не имеют.

– Будущие проблемы Хаббарда еще не причина, чтобы выходить Замуж за человека, которого ты не любишь. Ты отдала ему несколько месяцев, вместе с ним пережила худшее. Пора подумать о себе… – Видя по лицу Моны, что он напрасно сотрясает воздух, Брет больно сжал ее руки. – Послушай меня, Мона… Кажется, ты считаешь, что авария произошла по твоей вине?

Эти слова согнали краску со щек Моны. В свете луны ее лицо казалось высеченным из белого мрамора.

– Да, это действительно случилось по моей вине, – безнадежно призналась она. – Это я от-вечаю за то, что он оказался в инвалидном кресле. Я отвечаю за его боль и страдания. Теперь ты понимаешь, почему я не могу бросить его? – Она не выдержала и разразилась слезами.

Брет положил ее голову к себе на грудь и начал баюкать.

– Не плачь, любимая. Не надо…

Продолжая бормотать ласковые слова и поглаживать ее по спине, он слепо уставился перед собой. Конечно. Он должен был догадаться. Ее решимость остаться с Хаббардом могла быть продиктована только чувством вины и желанием искупить ее, принеся себя в жертву…

Когда буря миновала и Мона выплакалась, он полез в тумбочку, достал носовой платок и вытер ей нос, как маленькой. Затем посадил ее к себе на колени, поцеловал заплаканное лицо и негромко попросил: – Расскажи мне, как это случилось.

– Да тут и рассказывать нечего, – слабо всхлипнула она.

– И все же… – Видя, что она колеблется, Брет решил ее поторопить. – С чего ты решила, что это твоя вина?

– Машину вела я. Брет вздрогнул.

– Почему?

– Так хотел Рик. Он сказал, что купил мне машину в подарок на свадьбу, и настоял, чтобы я села за руль. Я страшно испугалась, потому что собиралась расторгнуть помолвку. Но не могла ничего сказать, потому что с нами была Ивлин.

– В машине?

– Да, – еле слышно прошептала Мона. Брет крепче прижал ее к себе.

– Дальше, любимая.

– Мне не хотелось садиться за руль. Я ужасно нервничала, потому что собиралась вернуть ему кольцо и отказаться от поездки в “Голубую лагуну”, но все пошло не так, я не смогла поговорить с Риком наедине…

– Так что же случилось?

– Мы почти приехали. Свернули с шоссе и направились к берегу. На крутом повороте я не справилась с управлением… – Она судорожно всхлипнула. – Мы вылетели с дороги и врезались в дерево. Машина перевернулась и упала под откос.

– А что случилось с Ивлин?

– Слава Богу, она сидела сзади и отделалась синяками и царапинами… Когда я очнулась, она пришла ко мне в больницу и рассказала о Рике.

– Долго ты пробыла без сознания? Мона приложила руку ко лбу.

– Почти пять недель. После этого плохо соображала.

– В чем это выражалось?

– Сначала я была убеждена, что вернула Рику кольцо.

Брет нахмурился.

– А почему передумала?

– Потому что кольцо было по-прежнему у меня на пальце. Его сняли только в больнице.

– Но аварию ты помнишь хорошо?

– Нет. Я вообще ее не помню. О том, что случилось, мне рассказала Ивлин… Последнее, что я помню, это шоссе… – Ее голос стал свинцовым от усталости и отчаяния, распухшие от слез глаза закрывались.

Брет лег на кровать, привлек Мону к себе, положил ее голову на свое плечо и баюкал до тех пор, пока ее дыхание не стало ровным и сонным…

Сознание возвращалось к Моне медленно и неохотно. Лежа с закрытыми глазами, она пыталась снова утонуть в блаженном беспамятстве, но процесс пробуждения начался, и она не могла остановить его.

Хотя мысли были смутными и отрывочными, часть мозга уже сознавала: ей не хочется сталкиваться с тем, что несет наступающий день…

Но в этом чувстве нет ничего нового; оно давно стало частью ее жизни.

Когда в мозгу прояснилось, она решила, что еще рано. И в доме и снаружи было тихо и спокойно.

Не было ни движения, ни привычных звуков. Ни гудения кондиционера, ни слабого рычания моторов, ни шума просыпающегося города. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что находится вовсе не в “Редстоуне”. Они уехали в “Голубую лагуну” праздновать день рождения Рика. Он устраивал вечеринку… А потом приехал Брет и все перевернул вверх дном. Он отвез ее в старый сельский дом, отнес наверх в скудно обставленную спальню с белыми стенами и овладел ею…

Наверное, это был сон. Ей столько раз снилось, что Брет занимается с ней любовью…

Нет, не сон. Для сна ее воспоминания были слишком живыми, слишком реальными…

Правоту этого вывода подтверждало ее собственное тело. Слегка помятое, оно все же было непривычно довольным и счастливым. Тревогу ощущал только ее разум.

Мона рывком села на большой двуспальной кровати, и тут ее голова окончательно пошла кругом. Стоял день; рядом с ней никого не было. У нее гулко забилось сердце. Она посмотрела на дверь ванной. Та была слегка приоткрыта, но оттуда не доносилось ни звука. Может быть, он в другой ванной или спустился вниз готовить завтрак?

Одежда Брета исчезла, но ее одежда аккуратно лежала на стуле. Воспоминание о том, с какой легкостью Брет раздел ее, заставило Мону вспыхнуть. Она тут же забыла о счастье и радости, которые испытала, оказавшись в объятиях Брета.

Теперь Мона чувствовала только запоздалое раскаяние и гнев на Брета, который нарочно соблазнил ее, хотя знал, как отчаянно она пытается сохранить верность Рику.

Однако спустя минуту-другую свойственная Моне честность заставила ее признать, что осуждать Брета не приходится. Он сказал, что не будет прибегать к силе, и так оно и было. Если бы она отказала ему и сумела сохранить твердость, ничего этого не случилось бы.

Он не выиграл битву. Она сама ее проиграла из-за неспособности сопротивляться ему. Мона чувствовала стыд и отвращение к себе за проявленную слабость. Но жалеть было поздно.

Что дальше? Захочет ли Брет отвезти ее в “Голубую лагуну”?

Он говорил, что ее едва ли хватятся до завтрака. Если Брета хоть немного смягчили пролитые ею слезы, еще есть слабый шанс вернуться тайком и сделать так, чтобы Рик ни о чем не догадался…

Она посмотрела на часики и ахнула. Половина двенадцатого! Не может быть!

Мона отбросила одеяло, мельком увидела свою руку и вспомнила, что Брет снял с нее обручальное кольцо. Она потянулась к тумбочке, снова надела его и ощутила привычную свинцовую тяжесть. Смирившись с неизбежным, Мона пошла в ванную, быстро приняла душ, почистила зубы и провела щеткой по волосам. Оставив их распущенными, она натянула одежду, достала из сумки серебряную цепочку, надела ее под блузку и быстро спустилась по лестнице.

В кухне стоял стеклянный кофейник с горячим кофе, но Брета видно не было. Без него дом казался пустым и заброшенным.

Быстрый осмотр подтвердил, что в доме действительно пусто, но в одной из спален, где имелись только комод и подвесная вешалка, Мона обнаружила его гардероб. Она зашла в смежную ванную. Влажные полотенца, запах геля и капли воды на узорчатом стекле душа доказывали, что им недавно пользовались. День стоял чудесный. Может быть, Брет вышел в сад? Мона снова спустилась по лестнице, открыла заднюю дверь и выглянула наружу. На крыльце не было никого, кроме гладкого черного кота. Он грелся на солнышке и сонно мигал. Увидев ее, кот поднялся, потянулся, напряг лапы и хвост, а потом подошел и начал призывно тереться о ее ноги.