Текст книги "Год и один день"
Автор книги: Мэриан Эдвардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Мэриан Эдвардс
Год и один день
ПРОЛОГ
Шотландия, 1078 год
Тяжелые дубовые двери распахнулись, пламя в светильниках затрепетало. Медленно, подобно неохотно заполняющим отводной канал талым водам, в зал потекли остатки наголову разбитой армии. Воины, словно подталкиваемые в спину ледяным ветром северных взгорий, входили, прячась друг за друга, не смея поднять опущенных глаз. Пробитые ударами вражеских мечей, заляпанные глиной, как позорным клеймом бесславного бегства, доспехи, застывшие лица, не выражающие ничего, кроме отчаяния и безнадежности… При виде этой картины тени восставших предков с разверстыми в гневном крике ртами и заломленными руками метались по стенам.
Алек Кэмпбелл слышал горестные рыдания матери и сестренки у себя за спиной, но не оглянулся, не в силах оторвать взора от мрачной процессии, несущей окровавленное тело его отца, лэрда Иана Кэмпбелла.
Когда безжизненное тело доблестного воина вдруг покачнулось на своем ненадежном ложе, он непроизвольно шагнул вперед, чтобы поддержать его. Погибшего вождя уложили на узкий длинный стол, стоявший в центре зала. Эндрю, ближайший друг Иана, торжественно выступил вперед и положил на грудь своего господина фамильный меч Кэмпбеллов. Лезвие меча было обагрено кровью, запекшейся кровью, по цвету не отличавшейся от крупного рубина, единственного камня, украшавшего рукоять. И тогда Алек, которому едва минуло восемь лет, потянулся и крепко схватил обеими руками оружие отца.
Теплые шерстяные одежды, толстые шали оказались бессильными перед морозным дыханием зимы, врывавшимся в замковый зал, люди зябко поеживались и передергивали плечами, но одному из них было жарко: на лице мальчика, силившегося удержать тяжелый меч, выступили капли пота. На мгновение он уронил голову, прижался лбом к холодному лезвию, закрыл глаза.
Безутешные рыдания, вопли скорби – прощальная дань клана безвременно погибшему вождю – словно замерли в отдалении, и взамен их в сознание хлынул поток видений и образов из прошлого. Алек словно воочию видел одобрительную улыбку отца, которую было не так-то просто заработать, слышал его смех – громовой хохот мужественного и прямодушного человека, ощущал тепло и силу отцовских рук, одним прикосновением безвозвратно прогоняющих детские невзгоды. От сладостных воспоминаний сжималась грудь, слезы подступали к глазам.
Потом эти образы потускнели, их накрыла волна жгучей боли утраты. Отца больше нет! Зыбкие тени, доселе мелькавшие в потаенных уголках разума, обрели отчетливую форму: бездыханное и оскверненное тело – вот все, что осталось от полного жизни человека, которого он почитал и обожал, как подобает сыну.
Алек помнил одну-единственную молитву, имеющую хоть какое-то отношение к безвременно усопшему. Он произнес ее про себя, беззвучно шевеля губами, потом, сотрясаясь всем телом от невыносимого напряжения, высоко поднял оружие своего отца.
– Клянусь мечом моего отца, клянусь его кровью… Клянусь, что его смерть не останется неотмщенной! – отчетливо произнес мальчик.
В зале воцарилась тишина. Все взоры обратились на нового лэрда, но он, не обращая внимания на окружающих, положил меч рядом с телом отца и склонился над ним, коснувшись губами кроваво-красного камня, навеки заключенного в рукояти меча. Этот поцелуй вечной печатью скрепил клятву мести, принесенную восьмилетним ребенком над телом безвременно павшего отца.
А потом воины, после кровопролитного боя похожие на выходцев с того света, один за другим стали подходить и преклонять колена перед юным повелителем.
Так Алеку Кэмпбеллу пришлось преждевременно расстаться с детством. Еще не став мужчиной, он стал лэрдом, предводителем могущественного шотландского клана.
Стены огромного парадного зала в замке Мактави-ша сотрясались от криков ликования. Армия вернулась из удачного похода, противник потерпел сокрушительное поражение. В честь победы рекой лился пенистый эль, а возбужденные голоса сливались в едином торжествующем хоре. Лэрд Кэмпбелл был не только побежден, он был мертв, и теперь можно было предаться дикому веселью, бражничать, неустанно восхвалять собственную храбрость, хитрость и воинское искусство, покуда хмель и усталость не свалят с ног самых стойких.
По внутренней лестнице в зал спустилась пожилая женщина. Неопрятные седые космы спадали на плечи, а лицо было прорезано глубокими морщинами, печальными следами не столько прожитых лет, сколько бесчисленных невзгод и лишений. Старуха упорно прокладывала себе дорогу в толпе подгулявших мужчин, без стеснения пуская в ход локти и что-то бормоча себе под нос. Когда чья-то неверная рука взмахнула кружкой и по грубой шерсти ее платья расползлось пятно эля, она бросила на обидчика укоризненный взгляд и проговорила:
– Грех веселиться, когда смерть и горе совсем рядом.
Наконец ей удалось добраться до хозяина замка.
– Мой господин, твоя жена просит тебя прийти, – сказала повитуха, и ее голос звучал надтреснуто и хрипло от накопившейся усталости. Она твердо взглянула в грозное лицо предводителя клана, лэрда Энгуса Мактавиша. Его волосы все еще были всклокочены и влажны от пота, на белых одеждах, в тех местах, где вражеское оружие задело его, проступали пятна крови.
– Как она?
Он опустил руку с зажатой в ней высокой кружкой, и, повинуясь этому знаку, пьяные голоса умолкли. Глаза людей, замерших в ожидании известий о наследнике, устремились на старуху.
– Она умирает. Пожалуй, ей недостанет силы разрешиться от бремени, – бесстрастно вымолвила старуха.
Когда Энгус Мактавиш широкими шагами пересекал зал, мужчины, его воины, отводили глаза, боясь встретить его взгляд. Праздничное настроение угасло, люди молча сидели, потихоньку прихлебывая эль, словно утративший прежнюю сладость. Их лица были мрачны, но вовсе не опасность, угрожавшая жене повелителя, заставляла хмуриться суровых воинов – они сочувствовали не ей, а лишь ее нерожденному ребенку. Все знали, что четвертый брак предводителя клана был вынужденным союзом, заключенным по велению двух могущественных властителей.
Членам клана было тем труднее примириться с этим союзом, что англичанка сумела зачать ребенка от Энгуса после того, как три его предыдущих шотландских жены оказались бесплодными. Если бы она не понесла, ее постигла бы печальная участь предшественниц – развод и позорное возвращение в родительский дом. Ни король, ни церковь, ни суд не смели вмешиваться, когда вступал в силу суровый закон года и одного дня – неоспоримое право шотландского дворянина, дающее возможность избавиться от неугодной жены.
Мактавиш женился ради единственной цели – для того, чтобы обрести наследника. Забеременев, англичанка восторжествовала над варварскими шотландскими законами, а теперь своей смертью она утверждала новую победу, лишая клан законного наследника.
Ворвавшись в покои жены, Мактавиш упал на колени перед высоким ложем, схватил ее за руку.
– Элизабет, я здесь, – позвал он.
Ее рука была холодной, влажной и белой как снег. Он в отчаянии стиснул безжизненные пальцы.
– Бет…
Ее веки вздрогнули, но глаза не открылись. Потом бескровные губы шевельнулись, и Мактавиш склонился над ее лицом, чтобы уловить предсмертный шепот, вырывавшийся из ее груди вместе с хриплым дыханием.
– Обещай мне… Если наш ребенок выживет, ты отправишь его в Англию. Потому что…
Очередная родовая схватка помешала ей договорить. Но Энгус и сам знал, каковы были бы следующие слова – «потому что мы едины духом и телом». Их любовь расцвела на каменистой почве извечной вражды между Англией и Шотландией. Шотландскому дворянину не пристало любить англичанку, но Энгус с первого взгляда влюбился в свою прелестную невесту, хотя и был вынужден скрывать любовь от глаз посторонних. Лишь рождение наследника могло примирить клан с его новой женой.
Энгус все крепче стискивал руку жены, словно силясь принять в себя часть ее боли, не отрываясь смотрел в искаженное напряжением лицо.
– Да сделайте же что-нибудь! – вскричал он, перекрывая сорвавшийся с уст Элизабет вопль невыносимой муки. Безумный взгляд его голубых глаз устремился на повитуху.
– Мой господин, я не в силах ей помочь. – Она опустила глаза. – Все теперь в руках божьих.
Новый пронзительный крик разорвал тишину спальни. Тело Элизабет извивалось и корчилось в судорогах. Из-под сомкнутых век струились слезы, скатываясь к вискам. Энгус в отчаянии прижался лбом к ее плечу, и его слезы, невидимые замершим в неподвижности служанкам, смешались со слезами жены. Собственная беспомощность, невозможность облегчить ее страдания мучили его больше, чем любая рана, полученная в бою.
Энгус знал, что Элизабет умирает. Боль уже не отпускала ее ни на мгновение, схватки следовали друг за другом без перерывов. Ее силы были на исходе. Приблизив губы к ее лицу, он прошептал:
– Да, Элизабет, я исполню твою просьбу. Ибо мы едины духом и телом.
Когда эти слова достигли ее угасающего сознания, она на мгновение приоткрыла глаза, и тут же все ее тело конвульсивно дернулось, сведенное волнами судорог, слившихся воедино. К высокому сводчатому потолку взлетел отчаянный вопль, в котором смешались нечеловеческая мука и яростное торжество, и сразу вслед за ним раздался новый звук – тонкий и пронзительный плач новорожденного ребенка.
– Сир, это девочка! Да прехорошенькая! – радостно объявила повитуха, держа ребенка на вытянутых руках.
Элизабет открыла глаза, ее губы дрогнули в слабой улыбке.
– Помни, Энгус… Ты должен отправить нашу Бриттани в Англию…
Ее глаза закрылись, она глубоко вздохнула, словно готовясь к последнему приступу боли. А через несколько мучительных мгновений крику новорожденной малышки начал вторить другой детский голосок.
– Господи, она была беременна двойней… – ошеломленно проговорила повитуха.
Лэрд поднял голову, его глаза слегка расширились при виде второго ребенка. Но он тут же перевел взгляд на лицо жены, душа которой отлетела одновременно с первым вздохом этого младенца. Она дала ему жизнь ценой собственной смерти. Энгус печально улыбнулся. Он прикрыл тяжелой ладонью застывшее навек лицо своей возлюбленной.
– Покойся с миром, Элизабет. Сегодня ты дала каждому из нас то, чего он хотел.
Ему вдруг показалось, что плач малюток усилился, словно они тоже оплакивали смерть матери вместе с ним. Энгус смотрел на близняшек, ощущая растущую тревогу. В его уме, уме военачальника, привыкшего принимать рискованные решения, быстро созрел план. Это решение сулило ему боль разлуки, но он должен был его осуществить, чтобы обеспечить безопасность обоих близнецов.
Он круто обернулся к повитухе.
– Близнецов надо разъединить. – Его взгляд был прикован к младенцу, родившемуся первым. – Джен-на, принеси мне мое дитя, – приказал он горничной Элизабет.
Дженна, бережно держа девочку, поднесла ее к отцу.
Лэрд нежно коснулся бархатистой щечки младенца, пристально взглянул на державшую его женщину.
– Дженна, Элизабет доверяла тебе, стало быть, и я могу тебе довериться. Дед Бриттани не должен знать, что у него есть второй наследник. Если он узнает правду, это будет стоить жизни одному из детей.
Дженна содрогнулась. В те времена детоубийство не было редкостью как в Шотландии, так и в Англии. Многие дети лишались жизни только потому, что судьба не уготовила им место первенца в семье, тем более близнецы. Второй ребенок считался порождением дьявола и обычно предавался смерти. Дженна посмотрела на невинное, беспомощное создание, лежавшее у нее на руках.
– Дженна, ты служила моей жене верой и правдой. Будешь ли ты столь же преданно служить ее дочери?
Дженна провела языком по пересохшим губам. Она хорошо понимала, о чем просит ее лэрд. Ей придется покинуть Шотландию. Она снова взглянула на младенца и твердо ответила:
– Да, сир, буду. Даю вам слово. Англичанин не узнает ее тайны.
1.
Шотландия, 1097 год
– Прибыл Алек Кэмпбелл!
По толпе придворных пронесся шелест приглушенных возбужденных восклицаний. Все, как один, повернули головы к дверям в нетерпеливом ожидании появления легендарного Алека Кэмпбелла.
Король Эдгар бесстрастно взирал на охваченный волнением двор. Весь его облик свидетельствовал о превосходстве над прочими людьми, о власти, дарованной богом и судьбою, однако и его царственный взгляд то и дело устремлялся к входным дверям, ибо Алек Кэмпбелл был залогом объединения Шотландии. Мирные переговоры велись уже давно и более или менее успешно, оставалось подписать завершающий и самый важный пакт.
Преданность Алека не вызывала никаких сомнений, но в данном случае вопрос касался его гордости. Клановая ненависть имела глубокие корни, и то, что Эдгар, будучи верховным предводителем Шотландии, должен был потребовать от лэрда Кэмпбелла, он никогда бы не осмелился потребовать от своего друга Алека. Нынешний день мог стать последним днем их дружбы, которую король не раздумывая, хотя и с сожалением, возложил бы на алтарь благоденствия королевства.
Двери распахнулись, явив взорам присутствующих человека, о котором в последнее время так много говорили. Женщины пожирали глазами мужчину, ставшего живой легендой. И его внешность отнюдь не противоречила мифическому образу Черного Кэмпбелла. Волосы Алека – цвета воронова крыла – были редкостью для шотландца, но в его роду эта особенность издавна передавалась из поколения в поколение. Никто не знал, за что Алек получил свое прозвище – за цвет волос или беспощадную жестокость к врагам, но в глазах женщин оно лишь добавляло очарования этой таинственной фигуре. Дамы без стеснения покидали своих кавалеров, проталкивались вперед, и в их глазах горел неприкрытый интерес. Алек Кэмпбелл был хорош собой, знатен и – главное – не женат.
Из-под густой гривы иссиня-черных волос сверкали ярко-голубые глаза, скользившие по женским лицам с полным безразличием, словно не видя их. Он всегда предпочитал честную битву с явным врагом хитроумным поединкам с расчетливыми красавицами.
Когда было объявлено его имя, он уверенной поступью прошествовал прямо к королю, не обращая внимания на расступавшуюся перед ним толпу придворных. Приблизившись, он не преклонил колено, как делали прочие, а лишь склонил голову.
– Ты посылал за мной? – Низкий и глубокий баритон Алека заполнил, казалось, все пространство зала.
Леди Мельвина одобрительно усмехнулась его самоуверенному виду и проговорила на ухо своей спутнице:
– Его гордость подобна гордости Люцифера.
Леди Гвен внимательно посмотрела на темноволосого воина. Ничто в его лице и фигуре не выражало ни покорности, ни готовности к подчинению.
– А хорошо ли ты помнишь Писание, миледи? Люцифер пал и лишился благодати.
Услышав это предупреждение, леди Мельвина тонко улыбнулась.
– Ничего страшного. Просто надо быть готовой к тому, что Алек Кэмпбелл не ангел, хотя бы даже и павший.
Король, одетый в цвета Шотландии, смерил своего подданного холодным взглядом, в котором читалась полная уверенность в собственном могуществе, но Кэмпбелл встретил его взгляд без тени робости или смущения.
Король медленно поднял руку – приказ всем присутствующим покинуть зал, и скоро они остались наедине, лицом к лицу – король с подданным, мужчина с мужчиной.
Некоторое время они испытующе глядели друг на друга. Ни один другой подданный не осмелился бы смотреть на своего короля как на равного, и никому другому Эдгар этого бы не позволил. Но этих двоих мужчин объединяли взаимное доверие и уважение – нерасторжимые узы, связавшие их с ранней юности, когда они бились еще не с врагами, а друг с другом, практикуясь в воинском искусстве.
С тех пор они плечом к плечу сражались во многих битвах, и на плече у Алека еще сохранился шрам от раны, которую он получил, спасая жизнь Эдгара.
Поддавшись порыву, они одновременно устремились друг к другу и крепко обнялись. Время не угасило пламенной дружбы, наедине друг с другом они по-прежнему оставались Алеком и Эдгаром.
Король высвободился из дружеских объятий, подошел к столу, наполнил два кубка вином из инкрустированного алмазами графина и рассеянно протянул один Алеку. Тот принял кубок и молча ждал. Он знал, что его повелителю всегда была чужда нерешительность, и потому его задумчивый вид мог объясняться лишь причинами первостатейной важности.
Погруженный в свои мысли, Эдгар дважды пересек зал из угла в угол и лишь потом заговорил:
– Король Англии отличается непомерным аппетитом. Я боюсь, что, уладив дела в своей стране, он обратит взоры к Шотландии.
При этом известии у Алека кровь застыла в жилах.
– Ты ожидаешь войны?
Король обернулся, устремил на Алека горящий взор человека, обремененного величайшей ответственностью и осознающего ее.
– Да. Опасность возрастает с каждым днем. Если англичане нападут в ближайшее время, Шотландия не сможет им противостоять, сейчас она не готова к войне. Я должен объединить кланы, потому что внутренние распри ослабляют страну. И в особенности это касается твоего клана, постоянно враждующего с Мактавишами.
Услышав эти слова, Кэмпбелл гордо выпрямился. Он стоял перед Эдгаром не как слуга, почтительно выслушивающий своего короля, а как воин, готовый к схватке.
Король указал на стопку бумаг на столе:
– Я хочу, чтобы враждующие кланы породнились. Брачные договоры уже подписаны. Все, кроме одного.
Алек знал, что за этим последует. Стиснув зубы, он ждал, пока король закончит.
– Последний договор должен быть заключен между кланом Кэмпбеллов и кланом Мактавишей.
– Тогда считай, что твой план провалился! – взревел Алек, и его рука непроизвольно легла на рукоять отцовского меча.
– Почему же? – подчеркнуто мягко произнес король.
– Да потому, что я никогда не допущу брака своей сестры с убийцей ее отца. Клянусь всеми святыми, не бывать этому!
Король со спокойной снисходительностью встретил его пылавший яростью взгляд.
– Два ваших дома воссоединятся, но твоя сестра тут ни при чем. Кэмпбеллы породнятся с Мактавишами через тебя.
На лице Алека отразилось недоумение.
– Через меня? Но у главы Мактавишей нет дочери.
– Дочь у него есть, но она воспитывалась в Англии, а не в Шотландии.
Стены зала сотряс громовой хохот.
– Нежный цветочек, взлелеянный на груди Англии! Да она не продержится и дня, не то что года, необходимого для развода.
Чело короля прорезала морщина недовольства. Английские женщины издавна считались в Шотландии слабыми, безвольными созданиями.
– Ни один брак не будет расторгнут, прежде чем истечет положенный срок. Если с невестой что-нибудь случится, я сам буду расследовать это дело.
Алек презрительно фыркнул.
– Англичанка, да еще из рода Мактавишей! Ты не смог бы придумать более омерзительного сочетания, даже если бы очень постарался. – Он хлопнул себя по ляжкам. – И когда же?
– Через два месяца.
– Черт побери, да ты гонишь во весь опор!
– Стало быть, ты даешь свое согласие? – Король поднял кубок и первым пригубил вина.
– За мою женитьбу! – Алек пожал могучими плечами. – Слов нет, мало радости вожжаться с отродьем Мактавишей, но на женщину можно не обращать особого внимания, тем более на англичанку. – На его лице появилась холодная, сухая улыбка. – Впрочем, есть одна мысль, которая греет мне душу.
– За твою женитьбу, Алек! – Король высоко поднял кубок.
– Я сражался с врагом, я убивал врага, а теперь я должен лечь в постель с врагом. – Алек Кэмпбелл тоже поднял кубок. – Итак, за новую битву и за победу в этой битве. За мою женитьбу, Эдгар!
Мужчины осушили кубки до дна, скрепив свое соглашение.
Англия, 1097 год
Лорд Грегори Уэнтворд отложил письмо и посмотрел в окно. У его внучки Бриттани был очередной урок фехтования. Лорд недовольно поморщился. Черт побери, она слишком мала ростом, и ничего с этим не поделаешь! Ни роста, ни веса ей не прибавишь никакими приказами и распоряжениями. Она совсем не была похожа на доблестного воина, а меч в ее руках казался чужеродным предметом.
Единственное, что могло порадовать взор лорда Грегори, это ее прическа – волосы были так тщательно убраны назад, что ни одна прядь не падала на лицо и не выдавала признаков пола и шотландских корней. Лорд Уэнтворд терпеть не мог, когда она распускала свои рыжие волосы, которые прямо-таки кричали о ее происхождении. Слава богу, у нее хоть не было веснушек, обычных для рыжеволосых людей, но все равно, как ни крути, в этом ребенке текла шотландская кровь.
Он снова взглянул на послание, зажатое в руке, и вдруг почувствовал себя ужасно старым. История повторялась. Некогда его дочь велением короля стала предметом политической купли-продажи, а теперь та же участь ждала его внучку. Но, предвидя это, он воспитывал девочку по-другому – в отличие от нежной и излишне чувствительной матери Бриттани была сильной и независимой. Она росла вдали от королевского двора с его тщеславием, легкомыслием, бессмысленной суетой. Девочка не должна разочаровать его, как разочаровала ее мать.
Бриттани поспешила на зов деда, замирая от радостного нетерпения, потому что обычно он никогда не разрешал прерывать уроков по фехтованию. Неужели началась война? Добежав до двери, она на мгновение остановилась, перевела дыхание, одернула камзол и только потом вошла в комнату.
Лорд Грегори, сидевший за массивным дубовым бюро, сдержанным жестом пригласил ее сесть. Лицо Бриттани все еще пылало от упражнений на свежем воздухе, а глаза горели возбуждением. Дед сурово кивнул на лист бумаги.
– Это письмо от твоего отца. – Его низкий голос прозвучал тревожно и угрожающе – как отдаленная канонада.
При упоминании о шотландце, породившем, а потом отвергнувшем ее, Бриттани напряглась, но ее лицо осталось спокойным. Она бесстрастно взглянула в холодные глаза деда, ожидая продолжения.
– Лэрд Мактавиш распорядился твоей судьбой. Ты выходишь замуж. – Казалось, что лорд Грегори внимательно изучает письмо, но на самом деле он незаметно вглядывался в лицо Бриттани, ища на нем малейших проявлений слабости. Не зря лорда Грегори еще в молодости прозвали Серебристым Лисом. – Кажется, король Шотландии пытается объединить страну.
Бриттани не стала рыдать и ломать руки, как некогда поступила ее мать, узнав, что должна выйти замуж за грубого, неотесанного шотландца. Хотя девушка испытывала те же самые чувства, она хорошо владела собой. Бриттани заставила себя улыбнуться и проговорила:
– То есть он хочет породнить враждующие кланы?
Суровое лицо старого воина приняло еще более жесткое выражение.
– Твой нареченный – лэрд Кэмпбелл.
Бриттани вздрогнула и опустила глаза. Кэмпбелл был одним из самых яростных противников Англии, правой рукой шотландского короля Эдгара и к тому же заклятым врагом ее отца. Хуже такого будущего могла быть только смерть, но оставалась еще слабая надежда на заступничество деда.
– Ты должен обратиться с просьбой к нашему королю. Он может вмешаться, – решительно заявила она.
Лорд Грегори встал, подошел к ней, взял ее за подбородок и твердо посмотрел в глаза.
– Ты подданная Шотландии, – размеренно произнес он. – Мактавиш не разводился с твоей матерью и после ее смерти не вступал в новый брак. Ты – его единственная наследница. – Он убрал руку, отступил. – Неужели ты опозоришь мой дом, проявив малодушие?
Бриттани долгим взглядом посмотрела на человека, который вырастил ее, но никогда не проявлял ни малейших признаков любви или хотя бы привязанности. Здесь, в Англии, она была почти что изгоем, и то же самое, только в еще большей степени, ожидало ее в Шотландии. Ей отчаянно хотелось броситься в объятия к деду, найти поддержку и утешение, но она понимала, что это невозможно – старый воин не мог позволить себе даже намека на чувствительность.
Бриттани бросила на деда вызывающий взгляд и холодно проронила:
– Когда и где?
– Через месяц. В Шотландии.
– Леди Бриттани, леди Бриттани! Неужто не слышишь? Там пришли портнихи, принесли свадебное платье на примерку, – запыхавшаяся Дженна ворвалась в спальню.
Погруженная в свои мысли, Бриттани, одетая в мужскую одежду, сидела на полу рядом с раскрытым старым сундуком. Ее тонкие пальцы поглаживали тонкую ткань материнского свадебного платья. Льняное полотно цвета слоновой кости было прошито золотыми нитями, которые образовывали широкую золотую кайму на вырезе. Цвет платья как нельзя лучше подходил к оттенку кожи и волос Бриттани, но Дженна задохнулась от негодования:
– Леди Элизабет давно на небесах! Нельзя жить прошлым, это грешно.
– Мою мать принесли в жертву, и то же самое выпало на долю мне. Так почему же мне не годится ее наряд? – Бриттани подняла глаза, и Дженна увидела в них затаенную боль.
– Не думай об этом, голубка моя. Чего горевать раньше времени?
Дженна пыталась успокоить госпожу, хотя сама страшилась будущего не меньше ее. И о чем только думает лэрд Мактавиш? Кэмпбелл! Не зря, наверное, поговаривают, что душа его так же черна, как его волосы.
– Ты не хуже меня знаешь, что года и одного дня мне никак не продержаться, – бесстрастно заметила Бриттани.
– Хоть сейчас-то не думай об этом, – взмолилась Дженна. Она изо всех сил старалась отогнать от себя мысли о том, что ожидает ее госпожу. Этот Кэмпбелл способен на все – даже на убийство. – Что в Англии, что в Шотландии – разница невелика. Люди везде одинаковы. Если твой будущий муж шотландец, это еще не значит, что он будет тебя колотить с утра до ночи.
Бриттани грустно улыбнулась.
– Ты думаешь, слухи о его жестокости преувеличены?
– Мало ли что говорят. Он жесток в бою, но это вовсе не означает, что он так же жесток с женщинами.
– Это верно. Но я не просто женщина. Я леди, англичанка.
Бриттани скинула с себя кольчугу, оставшись в одной грубой мужской рубахе. Она с сомнением окинула взглядом свои худые руки, крепкие, мускулистые ноги.
– Хотя что там говорить, я не леди, а воин. Я и на женщину-то не похожа.
– Ты настоящая леди. Лучше не бывает, – быстро проговорила Дженна, устремив на госпожу восхищенный взгляд.
– Дженна, дорогая, что бы я без тебя делала? – ласково улыбнулась Бриттани.
– Да уж и не знаю. Небось ввязалась бы еще в какую-нибудь историю, почище нынешней. Подумаешь, какие-то там два короля! Как-нибудь да справимся, – храбро объявила Дженна, помогая хозяйке облачиться в принесенное от портних свадебное платье.
Бриттани бережно сложила подвенечный наряд матери и уже собиралась убрать его в сундук, как вдруг ее взгляд привлек какой-то предмет, лежавший в углу.
– Что это? – удивленно произнесла она, разглядывая тонкий кинжал в серебряных ножнах, украшенных сапфирами. – Это кинжал моей матери?
Дженна удивленно взглянула на старинное оружие.
– Да-а, – с запинкой проговорила она. – Однажды твоя мать им даже воспользовалась. Против Мактавиша.
– Тогда я возьму его с собой в Шотландию. – Бриттани сделала вид, что не замечает неодобрительного взгляда своей служанки. – Неужели она действительно пыталась его ударить?
– Не то слово. Она не пыталась, она просто-напросто всадила в него эту штуку!
Глаза Бриттани расширились от изумления.
– Расскажи мне о моей матери, – тихо прошептала она.
– Сейчас? С чего это вдруг? Ты никогда прежде меня о ней не спрашивала.
– Дедушка говорит, что она была слабой, эгоистичной и легкомысленной. – Бриттани не сводила упорного взгляда с лица Дженны. – Это правда?
Дженна взяла платье из рук хозяйки, нежно обняла ее за плечи.
– Не знаю, что тебе наговорил лорд Грегори. Одно я знаю точно – твоя мать была настоящей леди. – Дженна улыбнулась, вспомнив ту достопамятную ночь. – В первую брачную ночь Элизабет пыталась убить своего мужа этим кинжалом.
Бриттани вырвалась из ее объятий.
– И ты называешь ее настоящей леди? Леди, которая бросается на своего мужа с ножом?
Дженна рассмеялась:
– Конечно. Твоя мать была смелой, пылкой и обладала любящим сердцем.
– Я что-то тебя совсем не понимаю.
– Послушай, радость моя, а что такое, по-твоему, настоящая леди?
Бриттани уставилась в потолок, пытаясь оформить в слова свои мысли.
– Ну, леди – это придворная дама. У нее прекрасные манеры, она всегда элегантно одета, никогда не говорит ничего лишнего, никогда не смущается и не проявляет чувств на людях.
– Да откуда тебе знать о придворных дамах? – удивилась Дженна. – Ты хоть раз бывала во дворце?
– Необязательно бывать при дворе, чтобы знать, чего тебе недостает.
– Ага, понятно. Ну так вот, запомни, что настоящая леди – это добрая, чувствительная и любящая женщина, которая к тому же всегда остается самой собой.
– Дженна, но такой может быть любая женщина. Разве не так?
– Вот именно. И неважно, богата ты или бедна, англичанка ты или шотландка. Главное – это характер.
– Знаешь, Дженна, у нас, наверное, просто разные взгляды. – Бриттани снова взглянула на свадебное платье матери. – Но сейчас для меня важнее всего выработать такую линию поведения, чтобы мы с моим будущим мужем не пытались убивать друг друга. И кажется, я уже придумала.
Услышав это заявление, Дженна остолбенела.
– Ну-ка, расскажи, что ты там такое придумала.
– Очень просто. Я буду кроткой и послушной. Тогда у него не найдется повода меня обвинить.
Дженна так и открыла рот.
– Ты? Кроткой и послушной?
Бриттани скромно потупила взор.
– А почему бы и нет? Я уже целых две недели об этом думаю.
Она выхватила из ножен свой меч и проделала несколько фехтовальных приемов. Ее движения отличались уверенностью и точностью, которые даются только путем многолетних упражнений.
– Да, я неплохо владею мечом, но это умение не сможет защитить меня от воина-мужчины. Я не настолько глупа, чтобы не видеть, как они мне подыгрывают. – Бриттани вложила меч в ножны и искоса взглянула на Дженну. – Для того чтобы выжить, надо сделать вид, что подчиняешься. Только таким способом можно добиться победы.
– Девочка моя, а как насчет вожделения?
Бриттани вспыхнула:
– Ко мне это не имеет никакого отношения.
– Да что ты такое говоришь? Думаешь, ты сможешь остаться бесчувственной, когда взор твоего мужа загорится страстью? Когда ты поймешь, что он жаждет твоего тела?
– Я буду холодна как лед. Буду думать о чем-нибудь другом.
Дженна, как ни старалась, не смогла подавить снисходительной улыбки.
– Может, я и не больно-то разбираюсь в войне, зато неплохо знаю, что такое любовь и вожделение. По-моему, самое лучшее, что можно сделать, – это очаровать мужчину. Влюбившись, он станет перед тобой бессильным.
– Дженна, ты сама знаешь, что никакой любви не существует. Дедушка всегда говорит, что это сказка для дураков.
– Ну, в этом доме ее, может, и не существует, но в другом мире она есть. И попомни мои слова, лапушка, любовь сильнее ненависти, которой одержим твой дед, и всех твоих глупых придумок в придачу.
– Глупых придумок? – негодующе воскликнула Бриттани.
– Вот именно. С тех пор как померла твоя бабка, тебя заставляют изображать из себя солдата. Неужто за все это время ты так ничему и не научилась? Тебе богом даны сила и стойкость, без которых ни один человек не выдержал бы всей этой муштры. Но ты женщина, а не солдат. Ты красивая и смелая девушка, Бриттани Мактавиш. Будь собой. Не строй дурацких планов, как обмануть будущего мужа. Смотри правде в глаза, дорогая. Тяжелее, чем здесь, тебе ни в какой Шотландии не будет.
