355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэри Стюарт » Лунные пряхи » Текст книги (страница 4)
Лунные пряхи
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 07:27

Текст книги "Лунные пряхи"


Автор книги: Мэри Стюарт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Так было бы лучше всего. – Ламбис поднялся на ноги. – Оставайся здесь, пока я не подам тебе знак, ладно? До своего ухода я присмотрю за ним. Тебе ничего не придется делать – только следить, чтобы он вдруг не проснулся в жару и не попытался выползти из хижины, чтобы искать брата.

– С этим я справлюсь, – заверила я его.

Он стоял и смотрел на меня сверху вниз все с тем же непроницаемым, чуть ли не сердитым выражением лица.

– Думаю, – медленно проговорил он, – что ты справишься с чем угодно. – Потом вдруг неожиданно улыбнулся, искренне и дружелюбно, и добавил: – Даже с Марком.

ГЛАВА 4

 
Ты только посмотри,
как этот запоздалый полумесяц
рогами медленно пронзает темноту.
 
Оскар Уайльд. Пантеон

Ламбис отправился в путь, когда стало смеркаться. Сразу после того как солнце скрылось за линией горизонта, будто утонув в море, все погрузилось во тьму. Эти два долгих часа до заката солнца я провела на уступе, внимательно наблюдая за окрестностями, и не заметила нигде ни малейшего движения, если не считать коротких пробежек Ламбиса за водой – от хижины и до заводи.

Теперь же, когда очертания моря и гор начали постепенно расплываться, я снова увидела его в дверях хижины – сверху он казался совсем маленьким. На этот раз он сделал несколько шагов, затем остановился, посмотрел в мою сторону и поднял руку.

Я тут же вскочила и сделала ответный жест рукой, а потом осторожно спустилась к нему.

Понизив голос, он сказал:

– Марк спит. Я напоил его остатками кофе и промыл рану на руке. Кажется, она выглядит получше. У него небольшой жар, он говорит разные глупости, но больше не рвется наружу. У тебя с ним не будет проблем. Термос я наполнил водой, так что тебе не понадобится никуда выходить.

– Прекрасно.

– Ну, я пошел. Ты не боишься?

– Боюсь немного, но это же вполне естественно. И ничего не меняет. Ты будешь очень осторожен?

– Конечно. – Он вроде бы заколебался, а затем рука его привычным движением скользнула к бедру. – Возьмешь эту штуку?

«Этой штукой» оказался нож, лежавший поперек его ладони. Я покачала головой:

– Держи его при себе. Если кому-то из нас он и может пригодиться, то скорей тебе. В любом случае мне его оставлять без толку – я и воспользоваться-то им не сумею. Да, вот еще что, Ламбис…

– Что?

– Сидя там, наверху, я все размышляла: разве не могло случиться, что Колину удалось сбежать от них? Или вдруг даже они сами его отпустили? Они ведь знают, что Марк куда-то скрылся и, возможно, жив. Должны же они понять, что накличут на себя лишние неприятности, если убьют Колина. То, первое убийство, наверное, результат каких-то местных разборок, и они рассчитывали спрятать концы в воду, но если сюда окажутся вовлечены двое британских подданных – это совсем другое дело.

– Я и сам об этом подумал.

– И если бы он, Колин то есть, вырвался от них, он прежде всего отправился бы искать труп Марка, а не найдя его, пошел бы прямиком к яхте, правда?

– И об этом я тоже думал. Я все еще надеюсь найти его там.

– Если только они не нашли уже яхту… – с сомнением проговорила я. – Ведь если нашли, они наверняка свяжут ее с Марком. Скажи, а тропинка, эта самая «древняя тропа», ведет прямо к старой гавани? Могут они предположить, что именно туда направлялись Марк с Колином? В таком случае будь уверен: они глаз с нее не спустят.

Он отрицательно покачал головой.

– Тропинка идет через холмы, мимо церкви, а потом разветвляется: одна дорожка ведет на север, где на возвышенности стоит деревня Аногия, куда ушел тот критянин, а вторая – в другую деревню, она расположена на побережье, дальше к востоку. Там еще проходит дорога на Фестос, где хранятся всякие древности и куда часто приезжают туристы. Убийцы наверняка подумают, что Марк пойдет туда. С чего бы им искать яхту? У Марка с Колином был рюкзак, вполне можно было подумать, что они просто гуляют, а спят под открытым небом, а ту ночь, видимо, собирались провести в старой церкви. Люди иногда совершают такие странные поступки, особенно англичане.

– Что ж, будем надеяться, ты прав. Будем надеяться, мысль о яхте им и в голову не придет. Скажи, ее очень легко заметить с берега?

– Нет, но я спрячу ее еще лучше. Там была пещера… не совсем пещера, а углубление между скалами, незаметное с берега. Я помещу яхту туда, там вполне безопасно. А ветра сегодня ночью не будет.

– Но если Колин вернется туда и не увидит ее на прежнем месте?..

– Все равно он ее отыщет. Если он туда придет, а ее не будет, ты же знаешь, что он сделает, – как и любой другой на его месте. Сначала он подумает, что перепутал место, и станет искать. Там мало скал и бухточек, он все их осмотрит и найдет ее.

– Да, конечно. Так поступил бы каждый. Если ожидаешь увидеть что-то на определенном месте, то просто не веришь, что этого предмета там не может быть. – Я взглянула на Ламбиса с нескрываемым уважением. – Ну а ты? Ты действительно рассчитываешь найти его там?

Он бросил быстрый взгляд на дверь хижины, словно боясь, что Марк может его услышать.

– Я знаю не больше твоего, тэспойнис.[2]2
  Тэспойнис (греч. thesponís) – вежливое обращение к молодой женщине или девушке в Греции.


[Закрыть]
Возможно, они теперь напуганы из-за того, что стреляли в Марка, и лишь пытаются убедить Колина молчать, а Колин по-прежнему ищет брата. Не знаю. Может быть, никакой опасности и нет.

– Но сам ты в это не веришь.

В наступившей паузе, пока он обдумывал свой ответ, я услышала высоко над нашими головами, в темнеющем небе, крик каких-то припозднившихся чаек. Звук этот, приглушенный расстоянием, показался мне удивительно тоскливым.

– Нет, – наконец сказал он. – Я в это не верю. Здесь опасно. Человек, которого я видел, опасен, как опасен дикий зверь. И люди, о которых говорил Марк… Да, здесь опасность, я ее чувствую. Она витает в атмосфере этих гор.

Я улыбнулась, пытаясь ободрить его:

– Возможно, тебе так кажется, потому что ты отвык от них. Ты стал городской пташкой, как и я. Теперь высокие горы вселяют в меня страх.

Он серьезно ответил:

– Город или горы – разницы никакой, если там живут злые люди. В детстве, когда я жил в своей деревне, там было то же самое. Мы боялись, даже находясь у себя дома, в своей постели… только тогда война представлялась нам, мальчишкам, чем-то волнующим, возбуждающим. Но теперь… нет, больше я так не считаю.

Из хижины послышались какие-то звуки – шуршание сухих листьев, тяжелый вздох, затем все снова стихло.

Ламбис понизил голос:

– Мне пора идти. Я принесу все, что смогу дотащить. Будь осторожна, тэспойнис.

– Меня зовут Никола.

– Ну хорошо, Никола.

– До свидания и удачи тебе. – Я судорожно сглотнула. – Ты тоже будь осторожен. Скоро увидимся. Только, ради бога, не упади в темноте и не сломай ногу… Как думаешь, сколько времени тебе понадобится?

– Я дождусь рассвета. А после того как рассветет – возможно, еще часа три.

– Хорошо, – сказала я как можно спокойнее. – Но если до полудня ты не вернешься, я пойду тебя искать.

– Ладно.

Он начал спускаться по склону горы, и вскоре силуэт его стал неразличим в сгущающихся сумерках. Шаги его замерли вдали – один раз до меня донесся хруст ветки, потом стук потревоженного камня, а затем все стихло.

Чайки улетели. На востоке, над вздымающимися ввысь горными вершинами, небо было облачным, но здесь, от меня и до моря, оно казалось совершенно ясным, лишь быстро темнело по мере приближения ночи. Уже зажглись первые, самые крупные звезды, излучая ровный яркий свет. Я вспомнила, что прошлой ночью луна была на ущербе – едва заметный узенький серпик, тусклый, словно серебро, которое столь усердно полировали, что оно уже начало стираться…

Рядом со мной зиял чернотой дверной проем хижины, будто вход в пещеру. Сама хижина прилепилась к скале, словно ища у нее защиты, – впрочем, так оно и было. Я опять взглянула на ночное небо. Думая о Ламбисе, понадеялась, что луна, пусть и плохонькая, все-таки взойдет, прорвется сквозь облака и прольет хоть немного света. Но для нас с Марком и самая безлунная ночь не будет достаточно темной.

Я отмахнулась от мрачных мыслей. Лучше не думать о том, что нас могут найти. Нас не найдут. А если и найдут, то все здесь вообще произошло по недоразумению, и никакой опасности нет. Совсем никакой.

С этой мыслью, пытаясь изо всех сил заглушить тревогу, я повернулась и ощупью двинулась в темноту хижины.

– Ламбис?

Значит, он не спал. Я тихо пошла на звук его голоса и села у края постели из хвороста.

– Ламбис ушел к яхте, чтобы забрать вещи и поискать там Колина.

– Ты?!

– Да, я. Только не волнуйся, прошу тебя. Кому-то ведь надо было туда пойти. Ни один из нас не смог бы отправиться за продуктами в деревню, а дорогу к яхте я бы не нашла. К утру он вернется. Есть хочешь?

– Что? Нет. Только пить немного. Но послушай, что за чушь! Я думал, ты сейчас уже спокойно спишь в своей гостинице. Тебе надо идти, иначе они замучают тебя расспросами.

– Да нет же, я ведь сказала: меня там ждут только завтра. Моя кузина Франсис задержалась и приедет тоже не раньше завтрашнего дня, так что никто обо мне не станет беспокоиться, честное слово. Даже и не думай об этом, сейчас я дам тебе попить, в термосе есть вода… если мне только удастся ее налить… Вот, держи.

Когда он ощупью брал у меня кружку, рука его встретилась с моей, и я почувствовала, что он напрягся, подбирая слова. Но должно быть, он был слишком утомлен, а жар все еще затуманивал его сознание, потому что дальнейших возражений по поводу моего присутствия не последовало; утолив жажду, он лишь тяжело вздохнул и вернулся к тому, с чего я начала:

– Так он пошел к яхте?

– Да.

– Он все тебе рассказал? И о Колине?

– Да. Мы подумали: вполне возможно, что Колин уже добрался до яхты.

Марк промолчал. Я услышала хруст подстилки, когда он снова улегся. Ветки, из которых была сложена постель, издавали сухой, резкий запах, впрочем, недостаточно сильный, чтобы заглушить запах грязи и болезни.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

– Хорошо.

Я нащупала его пульс. Он был слабым и очень частым.

– Господи, если б я рискнула вскипятить немного воды! Как твоя рука?

– Болит, но уже меньше. – Он отвечал терпеливо, словно послушный ребенок. – К утру будет лучше.

– Если только мы сможем тебя согреть, – сказала я, – и ты немного поспишь. Тебе тепло?

– Боже, да я словно в кипящем котле!

Я прикусила губу. К счастью, ночь выдалась далеко не холодная и до сих пор поверхность скал испускала впитанное за день тепло. Но впереди еще много часов, ближе к рассвету похолодает, а в это время года, вполне возможно, еще и тучи нависнут, и дождь польет.

Слабый пульс под моими пальцами бился часто-часто. Безвольно раскинувшись, Марк тихо лежал в своем углу. Неожиданно он заговорил:

– Я забыл твое имя.

– Никола.

– Ах, да. Извини.

– Не беда. А ты Марк – а дальше как?

– Лэнгли. Когда он вернется?

– Он не сказал, – солгала я. – Он собирался спрятать яхту, чтобы ее не было видно с берега. Для этого ему понадобится дневной свет.

– Но если Колин вернется к яхте…

– Он ее найдет. Поищет – и найдет. Она же будет совсем рядом, только ближе к утесу, под ним. Не думай об этом. До рассвета мы все равно ничего не сможем сделать, так что если тебе удастся обо всем забыть, расслабиться и поспать, то завтра ты, вполне вероятно, поправишься настолько, что сможешь спуститься к яхте.

– Я постараюсь. – Он нервно заерзал, словно больная рука не давала ему покоя. – Но как же ты? Тебе надо идти. Я и один не пропаду. Ты правда уйдешь завтра? Тебе нельзя ввязываться в это дело, понимаешь?

– Да-да, – успокоила я его. – Как только Ламбис вернется, я уйду. Обсудим это утром. А сейчас успокойся и постарайся заснуть.

– Ламбис вроде говорил, что где-то здесь есть апельсин?

– Ну конечно. Подожди минутку, сейчас очищу.

Он молчал, пока я возилась с апельсином, и схватил протянутую дольку чуть ли не с жадностью, но, когда я передала ему еще одну, он вдруг потерял всякий интерес и оттолкнул мою руку. Его забила дрожь.

– Приляг, – сказала я, – и закутайся получше в эту штуку.

– Ты же сама замерзла. Ты ведь без куртки. – Он сел, казалось, придя в себя. – Господи, девочка, на мне же твоя шерстяная кофта. Надень ее.

– Нет. Мне и так хорошо. Нет, Марк, черт возьми, у тебя ведь температура! Не заставляй меня все время бороться с тобой из-за каждой мелочи.

– Делай, как я тебе сказал.

– Я твоя сиделка, а ты всего лишь мой пациент. Надень эту штуковину, закрой рот и ложись.

– Черта с два! Ты здесь будешь сидеть в этой легонькой кофтенке…

– Мне нормально.

– Может быть. Но ты же не можешь просидеть так всю ночь.

– Послушай, – сказала я в некотором смятении, поскольку он вдруг начал стучать зубами, – умоляю тебя, ложись. Мы вместе закутаемся в эту проклятую кофту. Я лягу рядом с тобой, и нам обоим будет тепло. Ложись!

Дрожа всем телом, он снова улегся на постель, а я тихонько пристроилась рядышком, у здорового бока. Просунула руку ему под голову, а он полуотвернулся от меня и, свернувшись калачиком, совершенно естественно прижался ко мне спиной. Стараясь не задеть забинтованное плечо, я обвила его руками и крепко прижала к себе. Так мы и лежали какое-то время. Я чувствовала, как он, согреваясь, начал медленно расслабляться.

– Здесь, наверное, блохи есть, – сонно заметил он.

– Да уж, почти наверняка.

– И постель вонючая. Не удивлюсь, если я и сам уже провонял.

– Завтра я тебя помою, пусть далее холодной водой.

– Ну уж нет.

– Только попробуй мне помешать. Этот твой грек, с его пониманием гигиены, скоро угробит тебя. И потом, должна же я тебя разглядеть как следует.

Он издал звук, который можно было бы назвать довольным смешком.

– Овчинка выделки не стоит. Сестры говорят, что я славный, но вообще-то ничего особенного, не красавец.

– Сестры?

– Шарлотта, Энн и Джулия.

– Боже, у тебя их три?

– Ну да. И еще Колин.

Последовала короткая пауза.

– Ты самый старший?

– Да.

– Значит, вот почему ты так не любишь подчиняться.

– Мой отец очень часто в отъезде; наверное, я просто привык за все отвечать и обо всех заботиться. В настоящее время он в Бразилии – инженер-резидент на строительстве порта в Манаусе – и пробудет он там еще два года, не считая временных отлучек. До этого он работал на Кубе. В общем-то повезло, что мне удавалось проводить дома большую часть времени… хотя, конечно, теперь-то сестры сами там почти не бывают, все разъехались: Шарлотта в Королевской академии театрального искусства в Лондоне, а Энн на первом курсе в Оксфорде. Джулия и Колин еще учатся в школе.

– А ты?

– О, я пошел по стопам отца – работаю инженером-строителем… всего лишь. Сразу после школы поработал пару лет в чертежном бюро, потом получил степень в Оксфорде. Защитился в прошлом году. Эта поездка – что-то вроде награды… Отец терпел нас три недели на островах, и мы все ждали, когда погода улучшится…

Он говорил и говорил в полудреме, и я не прерывала его, надеясь, что он сам себя заговорит и уснет прежде, чем снова всерьез задумается о судьбе Колина…

– Который час?

Теперь голос его звучал совсем сонно.

– Мне не видно. Ты лежишь на моих часах. Ага, вон там.

Моя рука лежала у него под головой. Я повернула запястье и почувствовала, как он напрягся, стараясь разглядеть время. Светящийся циферблат был довольно исцарапанным, но достаточно четким.

– Ровно полночь, – прошептал он.

– Тебе больше ничего не надо? Будешь спать?

– Угу. Мне так хорошо, так тепло. А тебе?

– Да, – солгала я. – Плечо не беспокоит?

– Чудесно. Все чудесно. Никола, ты замечательная девушка. Я чувствую себя как дома. Как будто спал с тобой много-много лет. Так хорошо. – Я поняла, что он вдумывается в смысл своих слов, и через несколько минут он резко проговорил, словно внезапно проснувшись: – Извини. Не знаю, с чего я такое ляпнул. Наверное, во сне.

Я прыснула со смеху:

– Можешь не беспокоиться. Я чувствую то же самое. Так удивительно: будто находишься дома, такое родное и привычное ощущение. Ладно, спи давай.

– Угу. А луна взошла?

– Только что. Нечто вроде луны – узенький месяц, по краям такой пушистый, будто шерстяной. Должно быть, немного облачно, но света достаточно; как раз хватит, чтобы помочь Ламбису, не освещая при этом, как прожектором, все его движения.

После этих слов он замолчал и молчал так долго, что я уже понадеялась, что он заснул, как вдруг он беспокойно дернул головой, взметнув вверх пыль с постели.

– Но если Колина не будет у яхты…

– Наверняка он там. Через несколько часов он придет сюда с Ламбисом. Прекрати, сейчас эти разговоры ни к чему. Не думай ни о чем и спи. Ты когда-нибудь слышал легенду о прядильщицах лунного света?

– О ком?

– О прядильщицах лунного света. Это наяды… ну, знаешь, водяные нимфы. Иногда в глухой сельской местности можно встретить трех девушек, бредущих в сумерках по горным тропинкам. У каждой из них в руках по веретену, на которые они прядут свою шерсть – молочно-белого цвета, словно лунный свет. Это и в самом деле лунный свет, потому-то им и не нужно носить с собой прялку. Это не мойры, неумолимые богини судьбы, – ничего ужасного в них нет: они не влияют на жизнь людей. Единственное, что они должны делать, – следить, чтобы мир получал в свое распоряжение несколько часов полной темноты. Вот зачем они наматывают лунный свет с неба. С каждой ночью луна на небе становится все меньше и меньше, ее светящийся шар все убывает и убывает, а спряденного лунного света на веретенах у девушек становится все больше. В конце концов луна совсем исчезает с небосклона, мир погружается во мрак и отдыхает; все живые существа, обитающие на склонах гор, наконец-то оказываются в безопасности, надежно укрывшись от охотников; море затихает и успокаивается…

Тело Марка, прижавшееся ко мне, постепенно расслаблялось, дыхание стало глубже. Я старалась говорить как можно тише и монотоннее.

– И тогда, в самую темную ночь, девушки спускаются со своими веретенами к морю, чтобы выстирать шерсть. Шерсть соскальзывает с веретен в воду и растекается длинными светящимися завитками от берега и до линии горизонта, и луна снова появляется на небосклоне, рождаясь из моря. Сначала это всего лишь тоненькая изогнутая ниточка. И лишь когда вся шерсть постирана и снова смотана в белый клубок на небе – только тогда прядильщицы лунного света могут опять приняться за свою работу, чтобы обезопасить ночь для всех бедных, затравленных созданий…

За порогом хижины, слегка приоткрывая завесу тьмы, едва различимой серой дымкой разливался лунный свет. Достаточный для того, чтобы Ламбис не упал и не растянул связки, но слишком тусклый, чтобы чьи-то любопытные глаза смогли разглядеть то место, где в маленькой темной хижине, тесно прижавшись друг к другу, лежали мы с Марком. Прядильщицы лунного света были где-то там, они брели по горным тропинкам Крита и наматывали нити лунного света на свои веретена, охраняя наш сон.

Он заснул. Я склонила голову на приятно щекочущие веточки и невольно коснулась щекой его волос – жестких и пыльных, но замечательно пахнущих сухой вербеной, из которой была сложена наша постель.

– Марк, – едва слышно позвала я.

Никакого ответа. Просунув руку под куртку, я нащупала его запястье. Оно было влажным и теплым. Пульс, по-прежнему частый, стал ровнее и четче. Я снова подоткнула куртку вокруг него.

Ни с того ни с сего, просто потому, что мне вдруг захотелось это сделать, я легонько поцеловала его волосы и устроилась поудобнее, чтобы тоже поспать.

ГЛАВА 5

 
Там раны благородные его промыли
И в животворные одежды облачили.
 
Александр Поп… «Илиада» Гомера

Я немного поспала – впрочем, вполне достаточно; хотя, проснувшись, почувствовала, что все тело мое одеревенело. Марк по-прежнему крепко спал, свернувшись клубочком рядом со мной. Дышал он ровно и легко; осторожно дотронувшись до его руки, я убедилась, что она прохладная: жар спал.

Было совсем рано. Сквозь дверной проем просачивался бледный свет, но солнце еще не взошло. Запястье мое находилось где-то под щекой Марка, и я не отважилась пошевелить рукой, чтобы попытаться взглянуть на часы. Только лежала и размышляла, действительно ли этот неяркий свет свидетельствует о совсем раннем утре, или же сегодня небо заволокли перистые облака, не давая пробиться солнцу. В определенном смысле нас больше устроил бы второй вариант, но ведь облака принесут с собой холод и сырость, а пока мы не разжились одеялами…

Эта мысль заставила меня окончательно проснуться. Ламбис. Он и вправду должен был уже вернуться.

Я осторожно повернула голову и попыталась вытащить свою руку из-под головы Марка. Он заворочался, негромко всхрапнул и проснулся. Потер рукой глаза, затем потянулся. При этом он невольно коснулся меня и тут же резко повернулся, задев, должно быть, при этом больную руку.

– Ой, привет! Боже, а я и забыл, что ты здесь! Вчера вечером я, наверное, почти ничего не соображал.

– В жизни не слыхала ничего приятнее от мужчины после долгой ночи, проведенной вместе, – заметила я. Потом уселась и принялась отряхиваться от прицепившихся со всех сторон сухих веточек. – Имей я возможность выбраться из постели, не потревожив тебя, так бы и сделала; ты так трогательно свернулся клубочком…

Он улыбнулся, и я вдруг подумала, что впервые вижу его улыбку. Даже с двухдневной щетиной и мертвенно-бледным лицом он казался совсем юным.

– Ну надо же! – удивленно и обрадованно воскликнул он. – Я отлично поспал и чувствую себя замечательно. Может, даже смогу сегодня подняться. Видит бог, мне и вправду лучше. Но ты – ты-то хоть поспала?

– Немножко, – откровенно призналась я. – Но мне хватило. Я чувствую себя совершенно бодрой.

– Который час?

– Начало шестого.

Я увидела, как тревожные складки снова обозначились у него между бровями. Он шевельнул рукой, как будто она вдруг заболела.

– Ламбис не вернулся?

– Нет.

– Всем сердцем надеюсь, что с ним ничего не случилось. Если из-за меня он тоже влипнет в эту передрягу…

– Слушай, – перебила его я, – умоляю тебя, не взваливай еще и заботу о Ламбисе на свои плечи. Он тебе спасибо за это не скажет, к тому же он, по-моему, и сам может о себе позаботиться. – Я встала, отряхивая остатки подстилки. – А теперь вот что. Пока ты тут храпел, я лежала и размышляла. Пожалуй, нам надо перебираться из этой хижины. И чем скорее, тем лучше.

Он провел рукой по лицу, словно прогоняя остатки сна. Глаза его по-прежнему казались затуманенными – сказывались накопившаяся усталость и тревоги ночи.

– Ты так считаешь? – отозвался он.

– Если кто-то действительно придет сюда искать тебя и если у них есть хоть капля соображения – можешь быть уверен, рыскать они будут вблизи воды, а уж тогда наверняка первым делом заглянут в эту хижину. Ламбис правильно сделал, когда сначала укрыл тебя здесь. Но теперь, когда тебе чуть получше, думаю, надо подыскать местечко на свежем воздухе, в тени, чтобы там было тепло и мы могли обозревать окрестности. Гораздо лучше спрятаться на склоне горы, нежели в единственном и бросающемся в глаза убежище на возвышенности.

– Это верно. И не скажу, что буду с грустью покидать эту халупу… Ладно, для начала поможешь мне выйти отсюда?

– Конечно.

Он оказался тяжелее, чем я думала, и к тому же гораздо беспомощнее, чем ожидал сам. Прошло немало времени, прежде чем он наконец выпрямился, одной рукой держась за стену, а другой опершись на меня. Я увидела, что он невысок, но крепок и широкоплеч, с сильной шеей.

– Ладно. – Он так часто и тяжело дышал, будто только что закончил гонку, по лицу его струился пот. – Держись у стены. Я справлюсь.

И мы двинулись, очень медленно, шаг за шагом. Когда мы добрались до двери, взошло солнце и яркий свет стремительным потоком хлынул слева сквозь заросли высоких асфоделей. Длинные тени от цветов легли на дерн. Место, где стояла хижина, по-прежнему оставалось в тени, и воздух дышал прохладой.

Я оставила Марка сидеть на стволе сваленной оливы, а сама отправилась к роднику.

Заводь тоже все еще оставалась в тени, а вода была просто ледяной. Умывшись, я вернулась к хижине за металлическим котелком, который раньше там приметила. Это был небольшой котелок – должно быть, им пользовались пастухи. Хотя снаружи он был закопчен дочерна, но внутри – достаточно чистый, без намека на ржавчину. Я как можно тщательнее отчистила его, зачерпнув пригоршню крупного песка со дна ручья, потом наполнила водой и вернулась к Марку.

Теперь он сидел на земле, привалившись спиной к поваленному дереву, и вид у него, в холодном утреннем свете, был столь изможденный и болезненный, что мне стоило большого труда удержаться от восклицания. Поскорей бы пришел Ламбис, Ламбис с одеялами, горячим супом…

Я зачерпнула полную кружку ледяной воды из котелка.

– На, выпей. И если хочешь немного обмыться, то у меня есть чистый носовой платок… А вообще-то нет, лучше это сделаю я. Сиди спокойно.

На сей раз он даже не пытался возражать – покорно позволил мне вымыть ему лицо, а затем и руки. Я решила, что пока довольно. Чистота, конечно, сродни благодати, но вода-то совершенно ледяная. Вид у него был как у измученного бродяги. Я вдруг подумала, что, вполне возможно, и сама сейчас выгляжу под стать ему. Сегодня у меня уже не хватит дерзости глянуть на себя в заводь наяды.

Завтрак был отвратительным. Хлеб жесткий, как пемза, так что пришлось размачивать его в ледяной воде, чтобы сделать съедобным. Шоколад был получше, но ведь его много не съешь, да и не насытишься им. Апельсин размяк, словно замша, и стал почти безвкусным.

Усилием воли Марк заставил себя жевать и глотать эту совершенно неаппетитную пищу. Я наблюдала за ним с тревогой и растущим уважением. Возможно, он упрям и властен, но в нем явственно ощущалось некое мужество, он словно вел жестокую и беспощадную борьбу с самим собой, с собственной слабостью, заставляя себя отлеживаться и оставаться послушным манекеном ровно столько, сколько потребуется, чтобы набраться достаточно сил, в то время как нервы его, должно быть, звенят от напряжения и необходимости действовать. И я вдруг совершенно по-новому взглянула на мужество.

Когда с неудобоваримой трапезой было покончено, я в нерешительности посмотрела на него:

– Есть тут одно место, Ламбис вчера мне его показал, что-то вроде уступа, укрыться там можно замечательно, и окрестности оттуда просматриваются на многие мили. Одно плохо: чтобы туда попасть, надо немного подняться по склону. Обогнуть вон тот утес, а потом карабкаться наверх. Подъем довольно трудный. Вон там, видишь? Если тебе это не по силам, тогда я здесь порыскаю вокруг и подыщу что-нибудь еще.

– Я справлюсь.

Как ему это удалось, этого я не пойму никогда. На подъем у нас ушел почти час. К тому моменту, когда он уже лежал на уступе с побелевшим лицом и весь в поту, я чувствовала себя так, словно сама пробежала путь от Марафона до Афин, к тому же с плохими вестями.

Немного погодя я села и посмотрела на него. Глаза его были закрыты, выглядел он ужасно, но сейчас наше убежище было залито солнечным светом, и Марк лежал, повернув лицо к солнцу и с жадностью впитывая его растущее тепло.

Я привстала на колени.

– Теперь схожу за рюкзаком, а заодно замету наши следы в хижине. А когда вернусь, разожгу костер, что бы ты ни говорил.

Веки его дрогнули.

– Не глупи.

– И не собираюсь. Но надо отделять главное от второстепенного, а для тебя сейчас самое важное – это тепло. Тебе нужно выпить чего-нибудь горячего, к тому же, чтобы заняться твоей рукой, мне понадобится горячая вода. – Я кивнула в сторону небольшой расселины в скале позади нас. – Если я разожгу в глубине этой пещерки костер из очень сухого топлива – так, чтобы дыма было поменьше, то у нас будет горячая вода. Лучше сделать это сейчас, пока маловероятно, что кто-нибудь появится поблизости.

Он снова закрыл глаза и безразлично прошептал:

– Как хочешь.

Чтобы замести следы нашего пребывания в хижине, не понадобилось много времени. Подстилку мог оставить здесь любой пастух, и, хотя какие-то подозрения по этому поводу возникнуть все-таки могли, мне очень не захотелось уносить ее отсюда – вдруг она снова понадобится Марку сегодня ночью. Я просто-напросто переворошила ее, пока не ликвидировала малейшие признаки того, что на ней недавно кто-то лежал, а затем, соорудив из веток метелку, старательно припорошила песком наши следы.

Последний быстрый взгляд на хижину – и вот я уже снова карабкалась по склону, бережно держа в руках полный котелок воды и перекинув через плечо сумку и рюкзак, до отказа набитые сушняком для костра.

Марк лежал на том же месте, где я его оставила; глаза его были закрыты. Стараясь не шуметь, я оттащила свою ношу в расселину, которая, как я и надеялась, довольно глубоко уходила в скалу.

Быстро отыскав подходящую нишу, весьма напоминавшую камин, я разложила сушняк, а когда все было готово, еще раз быстро, но внимательно оглядела окрестности. Никого, ни малейшего движения, не считая пустельги, рыскавшей вдоль края лощины. Я вернулась и, чиркнув спичкой, разожгла огонь.

Вообще-то я не специалист по разведению костров, но, имея в своем распоряжении сухие шишки и веточки вербены (а все это я предусмотрительно собрала), любой справился бы с этим делом. От первой же спички занялось пламя, пробежав сначала яркими ниточками по сухим веткам, а затем взметнувшись вверх ровными, красивыми языками. Как же замечательно было вдруг ощутить тепло – такое сильное, живительное. Котелок стал быстро нагреваться и вдруг угрожающе накренился, когда ветка под ним обуглилась и сломалась. Вода зашипела, вспениваясь у краев раскаленного металла.

Я с тревогой взглянула вверх. Дым от костра был практически невидимым – прозрачная пелена, не гуще светло-серого нейлона, скользнув вверх по склону утеса, исчезла, не успев достигнуть вершины, превращаясь в простое колебание горячего воздуха. Пусть десять минут погорит – ничего страшного не случится.

Вода в котелке шипела и пузырилась. Я накрошила остатки шоколада в кружку, залила его кипящей водой и размешала чистым прутиком. Пламя быстро угасало, оставляя после себя кучку светящейся золы. Вернув котелок на место, я отнесла Марку кружку, из которой поднимался пар.

– Сможешь это выпить?

Он с усилием повернул голову и открыл глаза.

– Что это?

Голос его звучал невнятно, едва слышно, и меня вдруг охватил настоящий ужас: не зря ли я позволила ему взобраться сюда ценой таких неимоверных усилий?

– Боже, горячее питье! Как тебе это удалось?

– Я же тебе говорила – я развела костер.

Я заметила, как в глазах его мелькнула тревога, и поняла вдруг, что он был настолько обессилен, что содержание нашего предыдущего разговора просто не дошло до него. Улыбнувшись, я опустилась на колени рядом с ним.

– Не беспокойся, костер уже потух. Лучше выпей-ка это, да поскорей. А потом я займусь твоей рукой – я специально оставила немного горячей воды.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю