Текст книги "Сладкое возмездие (Правосудие во имя любви)"

Автор книги: Мэри Линн Бакстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Глава 25

– Вот, значит, к чему мы стремимся, – пробормотала Кейт, когда припарковала машину и огляделась вокруг.

Момент истины наконец настал. Не обращая внимания на то, как колотится ее сердце, Кейт вышла из машины и направилась к зданию в деловой части Сан-Антонио, где размещалась миссия Томаса. Ей надо было узнать правду. Если все-таки вдруг окажется, что Томас действительно отвез младенца к своему отцу, а престарелый священник, в свою очередь, подыскал добрую и любящую семью, она уйдет прочь и никогда больше не побеспокоит Томаса. Если же он солгал – он за это поплатится.

Кейт испытывала настоящий страх. Ничто не могло исцелить рану, которую нанес ей Томас, так жестоко оскорбивший ее чувства. Рана таилась в самых темных уголках души; нельзя было допустить, чтобы эта отрава заполонила всю душу целиком.

– Ну, вперед, – произнесла Кейт вслух, надеясь, что звук собственного голоса придаст ей храбрости, которая требовалась, чтобы сделать этот последний шаг. Так и вышло. Через несколько мгновений она уже стояла лицом к лицу с симпатичной секретаршей Томаса, которая разглядывала ее с нескрываемым любопытством.

– Преподобный Дженнингс у себя? – спросила Кейт, нехотя улыбаясь.

– Да. Вам назначен прием, мисс?..

– Нет, не назначен.

Не сказав ни слова более, Кейт повернулась и пошла к двери, на которой красовалась медная пластинка: «Преподобный Томас Дженнингс».

– Постойте, мисс… – кудахтала секретарша. – Нельзя же просто так врываться…

Оставив этот призыв без внимания, Кейт толчком распахнула дверь и вошла в кабинет. Оказавшись внутри, она закрыла дверь, а затем прислонилась к ней и вгляделась в человека, сидевшего за столом.

В кабинете воцарилась долгая напряженная тишина.

Наконец Томас встал; глаза его сузились.

– Кейт?..

Его низкий голос слегка дребезжал.

– Да, Томас, – сказала она, вполне владея собой, хотя была уверена, что внутри у нее что-то оборвалось.

Годы, конечно, изменили его, но в самой малой степени; возможно, свою роль сыграла здесь современная косметическая хирургия. Не мог же он допустить, чтобы его телевизионная паства увидела морщины вокруг глаз пастыря. В броской и экстравагантной одежде он был все еще по-мальчишески красив. Холодные черные глаза подчеркивали совершенство точеных черт его лица и улыбки, за которыми – как это хорошо было известно Кейт – скрывалась душа гадкой рептилии.

Теперь, когда Кейт смотрела прямо ему в лицо, она увидела, что на этом лице отражались удивление и неприязнь. И еще кое-что: страх.

– Какого дьявола тебе тут понадобилось? – Прежде чем она успела ответить, Томас вышел из-за стола; его лицо словно окаменело. Он задал другой вопрос: – И вообще как ты сюда попала?

– Очень просто, вошла, и все.

– Ну тогда выйди вон, и все. Ты мне здесь ни к чему.

– Это очень плохо, – невозмутимо заверила его Кейт, – потому что я не намерена никуда уходить, пока ты не ответишь на некоторые вопросы.

Томас с трудом проглотил слюну.

– У тебя нет никакого права вот так заявляться ко мне в офис, как к себе домой, и еще рассчитывать, что я буду прыгать через обруч по твоей команде. Кроме того, через пять минут у меня совещание.

– Отмени его.

– Что? Ты рехнулась!

– Отмени его, – повторила Кейт. Она не повышала голоса, но в ее тоне было нечто, что заставило Томаса отступить на шаг.

– Ты мне угрожаешь?

– Да, похоже на то.

– Я бы не советовал.

– Меня совершенно не интересует, что бы ты мне советовал или не советовал. Мы будем играть по моим правилам, потому что это моя партия, а не твоя.

Томас внезапно рассмеялся фальшивым смехом:

– Ах-ах-ах, вы только посмотрите на нее! Невинная крошка с лучистыми глазками отрастила себе длинный и острый язычок и сильно пообтесалась. Ты стала просто классной штучкой. – Он некоторое время помолчал, обшаривая ее взглядом сверху донизу. – М-м-м, кто знает? В других обстоятельствах я был бы не прочь снова получить удовольствие от твоего восхитительного тела. Что ни говори, а это не будет выглядеть так, как будто я впервые пробую это лакомство на вкус.

Ледяной холод отвращения сковал сердце Кейт. На этот раз она не позволит ему перехватить инициативу или вывести ее из себя, на что он явно рассчитывал и в чем он неизменно преуспевал раньше. Она уже не была запуганной, томящейся от любви девочкой-подростком, которая ловила каждое его слово с безграничным доверием и восторгом.

– Я не за тем пришла, чтобы беседовать на эти темы, – сказала Кейт с подчеркнутой мягкостью. – Ты ведь меня понимаешь, правда?

Томаса кинуло в испарину. Она заметила, как заблестел у него лоб, и его растерянность доставляла ей удовольствие. Она продлила бы эту словесную пытку до максимума, если бы не понимала: невозможно не замараться самой, пробыв в его обществе больше, чем это действительно необходимо.

– Деньги? Ты хочешь денег? Если да…

Внезапное движение Кейт от двери заставило его замолчать. Она шла к нему.

– Нет, я пришла не за деньгами.

– Тогда, черт побери, чего тебе надо?

Глаза Кейт выражали всю меру ее презрения, но голос не дрогнул:

– Ах-ах-ах, святой отец, такие слова в устах служителя Божьего! Что подумали бы ваши почитатели, если бы могли вас сейчас услышать!

Кровь бросилась ему в лицо; кулаки судорожно сжались.

– Моих почитателей сюда не припутывай. – Его голос задрожал. – Хватит с меня твоих дурацких шуточек. Я могу заставить тебя пожалеть об этом.

– Но не так сильно, как придется пожалеть тебе.

– Нечего меня стращать.

Презрение Кейт становилось все глубже.

– О, вот оно как? Больше тебе не удастся скрывать свои грешки. – Она подошла почти вплотную. – На сей раз ты не выкрутишься.

Он снова отступил.

– Не понимаю, о чем ты?

– Нет, понимаешь. Речь идет о нашем ребенке, Томас. О ребенке, которому мы вместе дали жизнь.

Его нижняя губа задергалась, но он прикусил ее, чтобы унять дрожь.

– Да будь ты проклята, я же сказал тебе тогда, чтобы ты не смела больше заикаться об этом.

– Мне нужна правда.

– Насчет чего? – свирепо спросил он; его бегающие глаза метались от одной стенки кабинета к другой.

– Насчет нашего ребенка! Ты, д… – Кейт запнулась; она не могла себе позволить произнести вслух это грязное слово. Овладев собой, она продолжала: – Ты бросил ее в мотеле.

Последняя фраза была холодной констатацией факта.

– Вранье, – заявил он.

Кейт снова сдержалась, и те слова, которые ей хотелось бросить ему в лицо, не слетели с ее языка.

– Нет, не вранье. Время лжи кончилось, Томас. Если ты не скажешь мне, где ты бросил нашего ребенка, мне придется повидаться с твоей матерью.

– Ни черта это тебе не поможет, – выпалил он с вновь обретенной наглой самоуверенностью.

– О, думаю, что поможет. Твоя мать наверняка знала о ребенке, потому что Роберта тогда звонила к вам домой. Она хотела удостовериться, что ты благополучно добрался с девочкой до дому.

Глумливая улыбка исказила его рот.

– Все, что моя матушка знала об этом отродье, умерло вместе с ней.

Кейт чувствовала себя так, словно у нее не осталось сил хотя бы на один вдох. Но она не позволила ему увидеть это. Он разразился торжествующим хохотом:

– А если ты думаешь насчет папаши, так забудь и про него тоже. Он вообще понятия не имел, что ребеночек существует. Ну, так что же дальше, ваша честь?

– Ничто не изменилось. Я с места не сдвинусь, пока не получу то, за чем пришла. Мне нужно название мотеля.

– О, тогда все в порядке, – взорвался Томас. – Да, я оставил эту засранку в мотеле. Было бы о чем говорить.

Короткий вскрик вырвался из самой глубины души Кейт. Хотя она и была готова к тому, что подтвердится именно эта версия, но услышать неприкрашенную правду, да еще преподнесенную в такой отвратительной форме, оказалось для нее более тяжким ударом, чем она ожидала. Она хотела крикнуть, чтобы он не смел сквернословить, – и не смогла.

Ей нужны были подробности, до последней детали, независимо от того, какой болью они могут отозваться в сердце.

– Какой мотель? Где он? – выдавила из себя Кейт.

Лицо Томаса слегка прояснилось, словно он почуял, что опасный момент миновал и теперь преимущество на его стороне.

– Она получила то, чего стоила… чего вы обе стоили. – Каждое слово, которое он произносил, звучало все более издевательски. – Я избавился от нее в пустом номере мотеля «Тенистая дубрава» в Остине. Ух, и орала она тогда – во все горло. Я просто повернулся к ней задом и побежал, как сам дьявол, и даже не оглянулся.

Это признание переполнило чашу. Кейт чувствовала себя такой хрупкой, как будто она была из стекла. Казалось, что достаточно ей пошевелиться, и она разобьется на миллион осколков.

Ненависть, бушевавшая внутри, сослужила ей добрую службу. Она готова была схватить его за горло и вырвать сердце у него из груди, и ярость придала ей сил.

– Ах ты, ублюдок! Ты просто куча отбросов!..

… О Боже, нет!.. Боль убивала ее, накатив волной. Она думала, что хочет доискаться до правды, но теперь ей хотелось не знать ничего. Душа у Кейт разрывалась; казалось, она проглотила пригоршню бритвенных лезвий.

Кейт вовсе не собиралась делать то, что она сделала затем. Просто так получилось. С пылающими от ненависти глазами она размахнулась и изо всей силы ударила Томаса в лицо, да так, что он отлетел назад, к своему столу.

Лицо Томаса исказилось от бешенства. Потом он пришел в себя и заорал:

– Ты что себе позволяешь, шлюха паршивая! Никто не смеет поднимать на меня руку, и…

Кейт ударила его снова.

– Первый раз был за меня! А второй – за наше дитя!

Убийственный блеск загорелся в глазах Томаса, но он не пошевелился. Он процедил:

– Это дитя я не рожал, родила ты. – Ноздри его широко раздулись и покраснели. – Считай, тебе повезло, что я не ответил на твою любезность и не двинул тебя по физиономии. Но тебе лучше забыть, что ты вообще заходила сюда. И больше того, лучше бы тебе позабыть про свое отродье и не копаться больше в этом деле.

– Сначала я увижу тебя в аду!

С этими словами Кейт повернулась и вышла из кабинета; она не останавливалась, пока не оказалась у себя в машине. Она не могла пошевелиться. Не было сил даже для того, чтобы повернуть ключ. Она уронила голову на руль и несколько раз глубоко вдохнула, словно пытаясь освободиться от какого-то комка в горле.

Рана, которая казалась зарубцевавшейся, теперь открылась и кровоточила. Кейт представляла себе, что испытывала Сэйра, ее дитя, ее девочка, покинутая и плачущая в одиночестве. Чтобы не думать об этом, Кейт сосредоточилась на мысли о чудовищном зле, которое Томас причинил им обеим.

Слезы хлынули из глаз и обожгли щеки. Она боролась с яростным желанием убить его; ей было физически плохо, ее мутило. Она хотела бы, чтобы в руке у нее оказался пистолет. В своем воображении» она видела, как возвращается в кабинет Томаса, прицеливается ему в голову и нажимает на спуск.

Нет, это было бы слишком легко.

Она должна заставить его страдать.

Проглотив горячие слезы, Кейт взглянула на здание, где остался Томас. «Ты заплатишь за все, ублюдок! Клянусь, ты заплатишь!»

Томас не имел ни малейшего представления о том, сколько же понадобилось времени, чтобы слегка унялось обуревавшее его бешенство. Как посмела эта дрянь угрожать ему?

Как она посмела ударить его?

Его грудь вздымалась и опускалась, а в мозгу вихрем проносились упоительные сценки: он воображал, как Кейт на коленях умоляет его о пощаде, бормоча, как она раскаивается, и обещает никогда больше не досаждать ему.

Он встряхнул головой и выругался, когда открылась дверь. В кабинет зашла одна из его вышколенных служительниц.

– А, хорошо, – сказал Томас. – Тебя-то мне и надо.

Глава 26

Сойер потер пальцами переносицу, а затем отъехал от стола вместе с креслом. Он взглянул на часы и вздохнул. Было семь часов. В конторе царила тишина. Рабочий день у всех кончился, и ушел даже Ральф, который обычно засиживался допоздна. Но сегодня у Ральфа была годовщина свадьбы, и жена потребовала, чтобы он явился домой вовремя.

Раздался громкий телефонный звонок. Сойер снял трубку не сразу, привычно полагая, что это сделает Джейн. Потом сообразил, что Джейн тоже ушла. Тем не менее он колебался. Это могла быть Диана. Он встретил ее в картинной галерее одного из клиентов, и она недвусмысленно дала понять, что он снова сможет забраться к ней в постель в любое удобное для него время. Но удобного времени он так и не нашел.

Поскольку телефон звонил не умолкая, он пробормотал: «Чтоб тебя черти взяли!» – и потянулся за трубкой.

– Брок слушает.

– Мистер Брок?

Он мог бы узнать этот низкий, чуть хрипловатый голос в любое время и в любом месте. Пульс его участился.

– Хелло, Кейт.

Он умышленно назвал ее по имени, и ему казалось – хотя он не мог быть вполне уверен, – что он слышит ее дыхание.

– Послушайте, я знаю, что сейчас поздно…

– Пусть это вас не беспокоит. Я могу чем-нибудь быть вам полезен?

– Я… нам надо поговорить.

Он мгновенно насторожился:

– Сейчас?

– Да, сейчас, но если это неудобно, – сказала она, словно слегка задыхаясь, – то можно и завтра. Я знаю, час поздний, но я престо вне себя, и…

– Да ну, какие тут могут быть неудобства? Сейчас очень даже удобно.

– Спасибо, – сказала Кейт. И, если только он не ошибся, в ее голосе он уловил нотку облегчения.

Может, и это ему просто померещилось? «Черт возьми, Брок, выбрось это из головы, ладно? Кончай выискивать скрытые намеки». С другими клиентами это за ним не водилось.

– Я собираюсь выйти и перекусить чего-нибудь, – сообщил он.

Молчание.

– Кейт?

– Тогда, может быть, все-таки завтра?

– Послушайте, вы что, уже пообедали?

– Нет, но мне не хочется есть.

– Ну а мне хочется, – заявил он решительно. – Не хотите есть – дело ваше. Но уж по крайней мере чашку кофе выпить вы можете.

Она все еще колебалась. Он спросил напрямик:

– Почему вы так боитесь, чтобы нас не увидели вместе?

– Есть причины. Но на этот раз я сделаю исключение, – добавила она торопливо, хотя теплоты в ее голосе не прибавилось.

Сойеру хотелось одернуть ее, слова так и просились: зачем так себя изводить, лапушка? Но произнес он совсем другое.

– Встречаемся тогда через пятнадцать минут, – сказал он уверенно.

Сообщив ей название и адрес ресторана, он положил трубку и вышел из конторы, захлопнув за собой дверь. Женщины!..

Кейт не знала, сколь долго она держала в руке трубку; в мыслях у нее был хаос. Наконец она положила трубку на рычаг и встала.

С тех пор как она побывала в конторе Томаса, прошло несколько дней, и все эти дни она просто сходила с ума. Окружающие этого не замечали: она функционировала так, словно все было в полном порядке. Но ее истерзанная и опустошенная душа не находила покоя.

Она так хотела бы выплакать все свое горе перед Энджи – и никак не могла найти нужные для этого слова. Правда, Энджи чувствовала, что произошло нечто ужасное. Вчера вечером, пристально всмотревшись в лицо Кейт, она сказала:

– Ты жутко выглядишь. Что-нибудь случилось сегодня в суде?

– В суде каждый день что-нибудь да случается.

Уголки губ Энджи опустились.

– Не надо так. Ты же знаешь, что я имела в виду.

Кейт отвела взгляд.

– Не обращай на меня внимания. Я просто устала, вот и все.

Энджи долго не отводила пытливого взгляда от Кейт, а потом сказала:

– Поступай, как считаешь нужным. Но если тебе захочется поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Через минуту Энджи вышла из комнаты. Кейт мучительно хотелось крикнуть, чтобы вернуть подругу, но она не поддалась искушению. Эту ношу ей придется нести одной.

Обсуждать случившееся с Энджи она не могла, но Сойер Брок – совсем другое дело. Она должна была рассказать ему то, что узнала.

Теперь, когда Кейт переоделась и собралась на встречу с ним, в ней начал нарастать страх. Она хотела, чтобы Сойер нашел ее дочь, а выходило так, что этот человек больше осложнял ее жизнь, чем облегчал ее.

Через двадцать минут, когда она вошла в китайский ресторан и увидела его, мысль о том, что следует отказаться от его услуг, снова всплыла на поверхность. Сойер уже сидел за уединенным столиком около стеклянной стены, за которой виднелся крошечный садик. Кейт не бывала прежде в этом причудливом ресторане, расположенном вдали от шумных улиц; впрочем, китайскую кухню она никогда особенно не жаловала.

Она насчитала только десяток столиков, покрытых красными скатертями. На полу лежал шоколадно-коричневый ковер; стены были окрашены в тускло-белый цвет. В зале находились еще только две пары посетителей.

Увидев ее, Сойер встал. Он был в джинсах, желтой спортивной рубашке и желтых ботинках. Она подумала, что этот костюм – просто находка для него. И сам он явно предпочитает свободный стиль одежды. Но Кейт должна была признать, что такой стиль ему к лицу; впрочем, следовало признать и то, что он, по-видимому, хорошо смотрится в любой одежде.

Пока она шла к нему между столиками, она невольно отметила твердые, угловатые черты его лица с высокими скулами и слегка заостренным подбородком. Это лицо сильного человека, подумала она снова, сильного и надежного.

Кейт была уже почти у столика, когда вдруг осознала, что и он все это время наблюдал за ней, не отрывая от нее взгляда зеленых глаз. Их блеск казался почти осязаемым. Они были прикованы к Кейт так, словно в зале никого и ничего не было, кроме нее. Когда на тебя так смотрят – это и страшновато, и утомительно. Ее походка стала неуверенной. На какое-то мгновение она почувствовала искушение повернуться и удрать.

– Привет, – сказал он.

Этого простого слова оказалось достаточно, чтобы снять напряжение. Кейт улыбнулась и села на стул, который он ей пододвинул.

– Вы не надумали подкрепиться?

– Нет, чашка кофе будет в самый раз.

У левого плеча Сойера возникла официантка. Он заказал ей то, что требовалось, и молчал, пока она не отошла.

– Бывали здесь когда-нибудь раньше?

– Нет, но могу понять, почему приходите сюда вы.

– Вот как? Почему же?

Она снова улыбнулась:

– Здесь спокойно, и можно предположить, что готовят неплохо. После трудного дня, вероятно, это самое подходящее место, чтобы расслабиться и отдохнуть.

– Да, тут вы попали в точку. – Легкая улыбка мелькнула в глазах Сойера. – Так вам сейчас полегчало?

Она вздохнула, пытаясь успокоиться.

– О чем это вы?

– Об этом ресторанчике, – как ни в чем не бывало ответил Сойер. – Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, кого нужно принимать в расчет, мог здесь увидеть нас вместе.

Слово «вместе» он произнес насмешливым тоном, но ее это не задело. Под угрозой была ее работа, а не его. Поэтому Кейт ограничилась только тем, что сказала:

– Вот и прекрасно.

Сойер кивнул, и тут же появилась официантка с едой для него и кофе для Кейт. Молчание упало между ними, пока он с аппетитом расправлялся с китайскими яствами, а она прихлебывала кофе. Он отодвинул тарелку только тогда, когда доел все до последнего кусочка.

– Вы даже не знаете, чего лишились, – заявил он.

Губы Кейт дрогнули.

– Видимо, так оно и есть.

Его глаза блеснули.

– Что я могу сказать? Говорил же я вам, что здесь все очень вкусно. – Он отпил глоток пива. – Ну так как же подвигается ваша кампания?

Прежде чем ответить, она помолчала, пытаясь уловить какой-то скрытый смысл в этом невинном вопросе. Поскольку глаза его оставались столь же ясными, как и сам вопрос, она ответила:

– По сути, она сейчас только выходит на старт.

– У вас не должно быть никаких проблем на этих выборах. Победа, можно сказать, у вас в кармане.

– Почему вы так думаете?

– Да ведь о таком судье, как вы, можно только мечтать. По правде, любой человек в системе правопорядка подписался бы под этим.

– И вы тоже подписались бы, мистер Брок?

– Да, в общем, я тоже.

– Приятно слышать.

– Неправда.

Она вздрогнула.

– Простите, как вы сказали?

– Вам совершенно наплевать, что я думаю.

Кейт вспыхнула. Да пропади он пропадом. Да пропади пропадом она сама, за то что позволила беседе сбиться не в ту сторону. Ей следовало завладеть инициативой и не выпускать ее из рук.

– У вас есть право на собственное мнение, – холодно возразила она.

Сойер засмеялся коротким смешком.

– Ну что ж, придется предоставить все на ваше усмотрение. Вы ведете дела так, как считаете нужным, идете напролом, и вас не волнует, куда летят щепки.

И снова Кейт была захвачена врасплох этим неожиданным и резким смехом. Выражение его лица мгновенно изменилось, как бы подтверждая ее впечатление: этот человек действительно опасен.

– А вы сами ведете свои дела разве не точно таким же способом?

– Угу, пожалуй что таким же, – протянул он. – Так что, по-моему, мы с вами очень похожи. В этом смысле.

Она отвернулась и не ответила.

– Вы не очень-то любите мужчин, верно, Кейт?

Это прозвучало оскорбительно. Она снова повернула голову и обнаружила, что он придвинулся к ней поближе – так близко, что его дыхание смешивалось с ее дыханием. Она это чувствовала, и подобная близость не способствовала обретению душевного покоя.

Она словно окаменела и дала себе время переждать, пока не возобладает желание унести отсюда ноги.

Но это желание так и не возобладало.

Ее чувства вновь ожили, но их оживил не страх, а, скорее, возбуждение. Она была рядом с мужчиной, которого находила привлекательным, и именно это испугало ее.

– Это к делу не относится, – сухо сказала она наконец.

Он отодвинулся и пожал плечами:

– Как скажете.

– Давайте перейдем к делу. – Кейт старалась не встречаться с ним глазами. – У меня был трудный день.

Сойер скрестил руки на груди.

– Выкладывайте. Я слушаю.

– Я узнала название мотеля, где ребенка…

– Здорово, – перебил ее Сойер. – Вот это удача так удача. Теперь дело сдвинется…

Кейт кашлянула, надеясь, что ее голос не задрожит.

– Так какой же это мотель? – спросил он, внимательно наблюдая за ней.

– «Тенистая дубрава», здесь, в Остине.

Сойер уставился на нее, ошеломленный, словно не веря своим ушам.

– Что?! Быть такого не может!

Кейт отвела взгляд в сторону, опасаясь выдать себя. Он шумно перевел дух.

– Господи помилуй! Да ведь в те годы это была дыра, кишащая крысами! Я даже и представить себе не могу, что этот притон еще стоит, где стоял!

– Молю Бога, чтобы он еще стоял.

– Вы хотите сказать, что существует некто, кто оказался способен оставить новорожденного младенца в такой клоаке, как этот мотель?

– Да, существует, – с трудом выговорила Кейт, и снова на ней остановился его испытующий взгляд.

– В свое время мне довелось сталкиваться со всяческим отребьем, но тот, кто отмочил такое, – это первосортная куча дерьма, кем бы он себя ни считал.

– Найдите девушку во что бы то ни стало.

– Вы все время знали про это? – Тон его был обвиняющим.

– Нет.

– А не кажется ли вам, что вы хотите рассказать мне, каким образом получили эту информацию?

– Нет, не кажется.

– Нет так нет, – отрезал Сойер и поднялся на ноги. – Поиграем пока по вашим правилам, Кейт, если это доставляет вам удовольствие. Только такая игра долго не продлится.

И снова она не ответила. Они хранили молчание и после того, как вышли из ресторана в тишину наступившей лунной ночи.

– Я позвоню вам, – бросил Сойер.

И опять он был слишком близко. Кейт, насторожившись, подняла на него глаза. Их взгляды встретились. В этот момент могло показаться, что воздух готов разорваться от напряжения, изматывающего и грозного, рискованного и внезапного.

Тело Кейт напряглось. Ей хотелось отвести глаза – из страха, что он прочтет ее мысли. Но что это с ним самим? О чем думает он? Он внезапно отвернулся, но перед этим Кейт успела заметить тревогу у него в глазах.

Момент миновал, но притяжение осталось. И оно было взаимным. А потом ее осенило: она в точности осознала, что происходит. Опасность угрожала не только ее работе и призванию. Легко могло оказаться, что опасность угрожает и ее сердцу.

– Спокойной ночи, – сказала Кейт, и голос ее не мог скрыть панику, овладевшую ею.

И она села в машину.

Он захлопнул за ней дверцу, а потом снова открыл.

– Будьте осторожны за рулем, – сказал он глухо.

Вцепившись руками в руль, Кейт тронулась с места, носмотрела в зеркало заднего вида. В свете уличных фонарей его глаза не были видны, но Кейт знала, что он смотрит ей вслед. Она окинула взглядом улицу и нажала на педаль акселератора.

«Ты ходишь по узенькой дорожке, Кейт Колсон», – сказала она себе.

Ее совесть никак не откликнулась на это предупреждение.