Текст книги "Огни юга"
Автор книги: Мэри Линн Бакстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 7
Дана внимательно изучила свою подругу и решила, что прежним остался не только смех, она мало изменилась. Она была такая же пухленькая, правда, на лице появились морщинки, но ямочки на щеках остались прежними.
Единственное, что было по-настоящему новым, так это седые волоски в каштановой шевелюре Эйприл. Дана заметила их, когда подруга запустила пальцы в волосы, склонив голову набок и пристально посмотрев на нее.
– Ты великолепно выглядишь. Ты совсем не изменилась с нашей последней встречи.
Дана улыбнулась.
– То же я могу сказать и о тебе.
– Не обманывай. Я разжирела, как никогда. – Несмотря на критический тон, Эйприл улыбнулась, и Дана увидела знакомую щель между передними зубами…
Дана вспомнила, как давным-давно Эйприл говорила, что никогда не заделает ее, потому что у ее любимой киноактрисы Лорен Хаттон есть точно такая же.
Дана улыбнулась.
– Что такое? – спросила Эйприл, подняв бровь…
– Я подумала про Лорен Хаттон.
Эйприл завращала глазами.
– Господи, неужели ты можешь поверить, что я сравниваю себя с ней?
– Да, могу, – поддразнила ее Дана.
– Но сейчас я бы хотела иметь ее фигуру, а не зубы.
– Зачем? У тебя чудесный муж, который любит тебя такой, какая ты есть, он делает хорошие деньги, и тебе не надо больше работать. У тебя двое восхитительных детей. Что тебе еще нужно?
– Да, пожалуй, ты права. Но когда я смотрю на твое гибкое, но с хорошими формами тело, я зеленею от зависти.
Теперь Дана завращала глазами.
– О, пожалуйста!
– Я уж не говорю о работе.
– Это безумие.
Они не спеша потягивали кофе и молчали. Когда Дана приехала в дом подруги, особняк желтого цвета, двухэтажный, отреставрированный, ее провели по всему дому. Хотя интерьер был прекрасен, но на открытом воздухе все равно было лучше.
Сидя за столом, Дана смотрела на маленький ухоженный газон, на огромную плакучую иву, усеянную щебечущими птицами, вдыхала аромат цветов. И вдруг она ощутила мучительную зависть. У Эйприл есть все, что хотела бы иметь Дана, но не имеет.
– О чем ты думаешь? – поинтересовалась Эйприл.
Дана улыбнулась ей.
– На самом деле я завидую тебе.
– Черт, а я завидую тебе.
– Ты действительно скучаешь по журналистике?
Эйприл усмехнулась.
– Я всегда думала о нас с тобой больше как о шпионках, чем о журналистках.
– Ты права. Сегодня утром я как раз размышляла, нравятся ли мне баллистические ракеты, наверно, они нам с тобой нравятся одинаково.
– Ну… почти.
Подруги захохотали.
Дана чувствовала спиной солнечное тепло, листая толстый альбом с самыми последними семейными фотографиями Эйприл. Эйприл – ее подруга на всю жизнь, они встретились и подружились подростками, когда вместе работали в школьной газете. Однако было кое-что в ее жизни, чем она не делилась ни с кем, даже с Эйприл, и никогда не станет.
Дана знала, что Эйприл очень хотела разузнать о ее прошлом, она просто сгорала от любопытства, тем более что жизнь самой Эйприл всегда была вся на виду, как открытая книга. Но Дана не отвечала на ее вопросы, и Эйприл перестала их задавать, впрочем, это ничуть не повлияло на дружбу девушек.
– Итак, что тебя заставило сюда вернуться? Какая-нибудь горяченькая история? Да?
Дана провела пальцем по краю пустой чашки.
– Да. Именно так.
– В Шарлотсвилле? – засмеялась Эйприл. – Господи, я не могу себе представить, кто в этой дыре может тебя заинтересовать!
– А как насчет доктора Янси Грейнджера?
Эйприл задохнулась.
– Ты что, притворяешься?
– Прекрасно знаешь, что нет.
Лицо Эйприл стало серьезным.
– Конечно, ты слышала, что его кандидатура рассматривается на Нобелевскую премию по медицине? – спросила Дана.
– Да, но я полагаю, причина не в этом.
– Ну хорошо. Я приехала сюда, чтобы выяснить, является ли он достойным кандидатом.
– И как? Является? – допытывалась Эйприл.
– Эй, да я ведь только приехала. Ты забыла? Я думаю, что все узнаю в свое время, особенно если ты поможешь пролить свет на жизнь великого доктора.
– Ах, так это не только социальный заказ?
Дана засмеялась.
– Ты знаешь свое дело.
– Занимаешься поиском очередной баллистической ракеты?
– Верно. И если я найду, то пересяду в другой журнал, а какой – это только между нами.
– Значит, ты явилась шпионить?
Дана вспыхнула.
– В общем, в каком-то смысле да, хотя мне не очень это нравится, но…
– Ну, давай, детка. Если не ты это сделаешь, то кто-нибудь другой этим займется. В любви и в журналистике разрешено все.
– Ох, любовь может иногда оказаться настоящей сукой, – грубо заметила Дана.
– Слушай, а что у вас с Руни? Продвигается?
– С его стороны – да, но я… Я не знаю, Эйприл. Я ничего к нему не чувствую, ну, в общем, Руни – замечательный парень, но я не люблю его. Я имею в виду – не так.
– Он достаточно симпатичный и…
– И он хочет, чтобы я встретилась с его родителями, здесь, в Шарлотсвилле. Они – голубая кровь, Эйприл. Ты знаешь этот тип людей, и нет ничего хуже, чем виргинская элита. Что я, как ты думаешь, скажу им? «Не волнуйтесь: я не люблю вашего сына настолько сильно, чтобы выйти за него замуж»? Это доконает Руни.
– Может, ты получишь новую работу и переедешь в Вашингтон. И все самой собой образуется.
– Да, но сначала я должна получить работу.
– Так чем я могу тебе помочь?
– Я тебе уже сказала: расскажи все, что знаешь про Янси Грейнджера, – хорошее, плохое, ужасное. Все!
Эйприл засмеялась.
– Ладно, но сначала скажи, что ты уже знаешь.
«Немного, кроме того, что от его поцелуев я почти растаяла, – подумала Дана, – а потом никак не могла прийти в себя». Откашлявшись, она странно потупила взгляд.
– Что с тобой?
– Ничего.
Эйприл потянулась к кофейнику, чтобы снова наполнить пустую чашку Даны.
– Выпей. Мой кофе лечит все болезни.
– Конечно, а то как бы чего не вышло.
Они засмеялись, но сказала Дана совершенно серьезно:
– На самом деле единственное, что я о нем знаю, так это то, что, кроме выдвижения его кандидатуры на Нобелевскую премию, он добивается любой ценой строительства новой женской больницы, которую собирается возглавить.
– Все про это знают.
– А все ли знают, что ему может быть предъявлен иск за злоупотребление служебным положением? – Глаза Эйприл расширились. – Так объясни, в чем дело. Это пустая болтовня или в ней есть доля правды? Ты, как бывший репортер, должна знать.
– К сожалению, я ничего не знаю, – покачала головой Эйприл. – Но надеюсь, что это неправда. Самое плохое, что я слышала о Янси Грейнджере, – это то, что он большой любитель женщин.
Дана поерзала на стуле и снова откашлялась.
– Почему-то меня это не удивляет.
– Надо ли искать в твоих словах сарказм?
Дана смущенно улыбнулась.
– Ладно, давай не отвлекаться.
– И он честолюбив, как никто из известных мне людей.
– А это значит, что он никогда не сделает ничего такого, что поставило бы под угрозу его карьеру? – заключила Дана.
– Точно.
– Думаю, что это касается и злоупотребления служебным положением. Как ты думаешь?
– Полагаю, так, хотя я слышала, что у него была проблема с алкоголем.
– О!
Эйприл пожала плечами:
– Я не знаю подробностей, но однажды я встретила его на вечеринке, и он пил. В руке у него был стакан, и не пустой.
– А как насчет его семьи?
– Грейнджеры известны всем. Они просто пропитаны голубой кровью. Но когда его родители умерли, он остался с огромными долгами. Было время, когда у них было много денег. Правда, это было давно. Но голубая кровь, богат ты или беден, голубой и остается. Вот так-то.
– Разумеется. – В голосе Даны слышалась нескрываемая горечь. Они обе немного помолчали.
– Но у меня есть подруга, которая хорошо его знает, – сказала Эйприл, она снова оживились. – Подруга думает, что лучше его может быть только кусок хлеба.
Дана насмешливо скривила губы.
– Что это значит?
– Именно то, что сказала. Ну, что еще? Он вылечил ее от бесплодия, у нее двое детей. До Грейнджера она побывала у многих докторов, но все без результата. Фактически, – добавила Эйприл, – она стала такой сторонницей доктора, что теперь в первых рядах комитета по сбору средств для выкупа земли.
– Как ее зовут?
– Элис Креншоу.
Дана отметила это про себя.
– Расскажи, пожалуйста, о комитете. Есть там какие-нибудь трения?
– Конечно. Там целых пять «эго», но самое большое самомнение у Виды Лу Динвидди.
– Кто она такая?
– Одна из тех, кто занимается этим делом.
– А точнее?
– Да она председатель, глава этого комитета, и еще я слышала, что у нее есть какие-то свои виды на все происходящее.
– Что это значит?
– Я ничего не знаю, кроме того, что у этой старухи денег больше, чем у кого-либо в этом городе. Когда старик Динвидди отошел в мир иной, ходили сплетни, что она хорошо на нем поездила.
Губы Даны скривились.
– Другими словами, она довела его до смерти.
– О, у нее большой аппетит, говорят, что она сейчас имеет персонального «тренера» по траханью.
– И ты говоришь, что нет ничего жареного в этой дыре?
Они засмеялись, а Дана тут же решила, что с госпожой Динвидди она познакомится в первую очередь. Скорее всего она одна из тех, кто может рассказать не только о докторе, но и о проекте в целом, и о его шансе на успех.
Дана посмотрела на часы.
– Мне пора бежать. А тебе нужно ехать за детьми.
– Ты могла бы поехать со мной.
– Нет, спасибо, я не могу. Но прежде чем я уйду, скажи: а что ты думаешь насчет земли? Если деньги соберут, то Виргинский университет получит ее?
– Думаю, да, – сказала Эйприл. – Поскольку владеет ею еще один представитель голубой крови, то есть вероятность, что больницу назовут его именем.
– И кто же этот человек?
– Старик Тримейн.
– Он имеет отношение к Руни Тримейну? – Задав вопрос, Дана была уверена, что в ответ услышит «нет».
– Да. Это старик Руни, Шелби Тримейн.
Дана недоверчиво посмотрела на подругу.
– Он хозяин этой земли?
– Да. Это имеет для тебя какое-то значение?
Дана сжала губы.
– Да нет. – Но на самом деле имело. Руни утаил от нее эту подробность…
Почему?
– Ты совершишь большую ошибку.
Доктор Мисти Грейнджер смотрела на мужчину, с которым спала уже больше года, – это был строительный подрядчик с мешком денег. Хотя Тони Браун был не против тратить на нее эти деньги, и Тони, и денег ей было недостаточно. Он был не из тех мужчин, которые остаются стройными и привлекательными долгие годы, и, судя по бледной коже, сам он никогда не работал со своими подчиненными на стройке. Даже его деньги не могли удержать ее рядом с ним, она сама хорошо зарабатывала. Нет, Мисти хотела большего. Гораздо большего.
Она хотела власти, которую давала бы ее работа. Больше всего она жаждала признания, чего-то такого, что в успешной карьере до сих пор ускользало от нее. Но черт возьми, у Янси было это – ей в пику, – и ее откровенно это злило.
– Меня это не волнует, – наконец сказала Мисти в ответ на прямолинейное заявление Тони.
– Ах, детка, ты знаешь это лучше меня! Тебя это волнует, и еще как. В тебе говорит обида.
Они лежали в кровати в его шикарной квартире в Ричмонде, заря только занималась, и первые лучи солнца пробились сквозь серое небо. Мисти накануне вернулась с научной конференции, проходившей в Атланте, которую спонсировала Американская медицинская ассоциация, и они всю ночь занимались любовью. Она надеялась увидеть Янси, но он не приехал на конференцию, и от этого она еще сильнее расстроилась и разозлилась.
– Да, я обижена, но это не важно. Уверяю тебя.
Она заметила, что губы Тони скривились в легкой гримасе, но это не портило его красивого лица. У него были карие, светящиеся внутренним светом глаза, красивые зубы и привлекательная улыбка. Его единственный недостаток – расплывшаяся талия. Она результат чрезмерно трепетного отношения к алкоголю и полного равнодушия к физическим упражнениям. А эта мертвенная бледность кожи? Господи, неужели он никогда не слышал о загаре?
Время от времени, особенно когда они лежали в постели обнаженные, Мисти невольно сравнивала тело Тони с телом Янси. Даже если бы ее бывший муж не занимался гимнастикой, у него все равно были бы солидные мускулы и минимум жира. Наследственность и активный образ жизни сделали бы свое дело.
Но ей не хотелось сейчас думать о Янси, когда пальцы Тони кружили по завиткам между ее бедер.
– Забудь о нем, – сдавленно и нежно прошептал он. – Тебе… нам не нужен этот высокомерный сукин сын. Ты оставишь свой собственный след в медицинской науке.
– Но то, что Янси собирается стать…
– Да пошел он, этот Янси! Ты умница в своем деле, ты блестящая… и, черт побери, ты красавица!
Теперь уже не пальцы, а ладонь занялась ее кудряшками, и она застонала, впившись глазами в его глаза.
– О, Тони! – шептала она.
– Тебе нужно вот это, бэби. Я тебе нужен. Тони Браун, вот и все, больше ничего. – Он наклонился и провел языком вокруг маленького соска.
Она громко застонала, когда его руки и рот довели ее до оргазма, но не о Тони в это время она думала, а о Янси. Не важно, что Тони заставлял испытывать ее тело, она должна свести счеты с бывшим мужем, особенно теперь, в свете последних событий.
Мисти знала, что ей делать.
Глава 8
«Позвони ему, – велела себе Дана. – Договорись о встрече». Сейчас самое время действовать. Будь на месте Янси Грейнджера любой другой, он бы давно плясал под ее дудку.
Ведь она – Дана потянулась за своими туфлями на каблуках – известна в журналистских кругах как настырный и агрессивный репортер. Если бы коллеги увидели ее сейчас, то они бы не постеснялись ей сказать, что она потеряла самообладание, стала обыкновенной размазней, и были бы правы.
Она громко засмеялась. Она агрессивна по отношению к доктору Грейнджеру, но не в том смысле. Каждый раз, когда Дана вспоминала о горячем неожиданном поцелуе, в животе все переворачивалось. К сожалению, живот не единственная часть ее тела, которая реагировала, – отзывалось и сердце. Хорошо, она сошла с правильного пути. Она понимает. Теперь ей надо выкинуть все из головы, забыть о произошедшем, сказать себе, притвориться наконец, что ничего не случилось. Она сможет, она сумеет притвориться. Разве не этим она занималась большую часть своей жизни?
Так, вернемся к исходной позиции: она должна противостоять ему, ей следует покопаться в его жизни, его прошлом, его настоящем. Она должна узнать этого человека как можно лучше.
Дана не рассчитывала на простоту решения собственной задачи, и не имеет никакого значения то, что Янси потянулся к ней. Внутреннее чутье подсказывало ей, что он использует свое обаяние, включает его, когда это ему нужно. Но это обаяние жесткого человека, и он не потерпит чужого вмешательства в свои дела. А она оказалась такой доверчивой, подумала Дана, это ужасно!
Ей нужно поскорее познакомиться с членами комитета по сбору средств для больницы, прежде всего с председателем, Видой Лу Динвидди. Она уже пробовала связаться с госпожой Динвидди, но ее экономка сказала, что мадам нет в городе и неизвестно, когда она вернется.
От Эйприл она узнала имена и других членов комитета. Дана позвонила им и договорилась о встрече. Завтра она увидит троих из всей четверки.
А сегодня она собиралась взять интервью у женщины, которая начала судебный процесс против Янси Грейнджера.
Дана прервала свои размышления, потянулась и услышала, как громко заурчало в животе. Она взглянула на часы – о, уже почти полдень, а она до сих пор ничего не ела, только выпила чашку кофе. Перед тем как идти на ленч, она решила позвонить Руни и упрекнуть его в том, что он не сказал ей, что его отец – владелец земельного участка, который собираются купить для больницы.
Она уже взялась за телефон, когда услышала стук в дверь. Подумав, что это госпожа Балч, Дана решила откликнуться. Ей нравилась хозяйка гостиницы, правда, если она пускалась в разговор, то остановить ее было невозможно. А у Даны сейчас нет ни минуты на болтовню.
– Войдите, – сказала она, поддавшись укорам совести.
– Не ожидала?
Глаза Даны расширились, когда она увидела Руни Тримейна, стоявшего на пороге с усмешкой на лице.
– Нет, конечно, но я рада тебя видеть!
Руни смешался.
– Правда? Такая вот неожиданность. Но я вовсе не жду изъявлений бурной радости, ради Бога!
– Поверь, у меня есть причина.
– Ах, я знал, что что-то должно было случиться! Но почему ты не спрашиваешь, чего ради я сюда явился?
– Да я только собиралась тебе звонить.
– И сказать, что безумно соскучилась, что не сможешь больше жить, если меня не увидишь, да?
Дане пришлось улыбнуться. Когда Руни хотел, он мог быть потрясающим, как в хорошем, так и в плохом смысле. Сейчас ей хотелось и обнять его, и стукнуть – одновременно. Но она не сделала ни того ни другого.
– Так что произошло? – спросил он.
– Ты ел что-нибудь?
– Нет.
– Хорошо. Тогда пошли, я беру тебя на ленч.
– Я пойду, но при условии, что сегодня платить буду я, а если ты будешь спорить, то не пойду вообще.
– Ладно, – засмеялась Дана.
Усевшись в патио небольшого ресторана и наслаждаясь сандвичем с куриным салатом и холодным чаем, Дана не тратила зря время.
– Почему ты не сказал мне, что твой отец владеет этой землей?
– А ты не спрашивала.
– Я и не должна была спрашивать.
Руни снял очки и, подышав на каждое стекло в отдельности, протер салфеткой. Дана пробовала обуздать свое нетерпение.
– Ты ведь слышал, что я приехала сюда из-за Янси Грейнджера. И должна знать о нем все, абсолютно все.
Руни надел очки и уставился на Дану.
– Конечно. Но если ты помнишь, нас прервали, мне надо было ехать в суд.
– Я помню, но еще…
– Я не сказал нарочно. Но почему, с какой стати ты так расстроилась?
Действительно, почему? Может, потому, что без земли не может быть никакой больницы?
– Не все ли равно, как мой старик распорядится землей? – спросил Руни.
– Ты мне скажи: твой отец собирается продавать землю?
Руни помолчал секунду.
– Кто его знает. Если они соберут хорошие деньги, я думаю, что продаст.
– Только деньги? А интересы города?
Руни покраснел и попытался защититься:
– Я не сказал, что только деньги. Я могу признать, что мой старик любит доллары и говорит, что они ему нужны, чтобы двинуть меня в политику. Не знаю, шутит он или нет. Но больше всего на свете он любит землю, и я не уверен, что он хочет с ней расстаться. В конце концов, земля принадлежала многим поколениям нашей семьи. Это история. Между прочим, несколько небольших сражений за нее произошло во время Гражданской войны.
– Понятно.
– И еще, к твоему сведению, есть много проблем, помимо земли.
Журналистское чутье Даны взыграло, глаза загорелись.
– Например?
– Позор доктора Грейнджера, к примеру.
Дана едва справилась с волнением.
– В самом деле?
– Я тоже так думаю.
– Перестань говорить загадками и выкладывай что знаешь.
– Я приехал в город из-за него. – Руни сделал паузу, потом лицо его стало не таким серьезным. – И из-за тебя, конечно.
Пропустив мимо ушей последнюю фразу, Дана задала новый вопрос:
– Почему? Я имею в виду, какое отношение ты имеешь к Янси Грейнджеру?
– Он – мой клиент.
– Твой клиент? – Это сообщение потрясло ее так, как будто оно касалось ее лично.
– Да. Его обвиняют в халатности, и я занимаюсь его делом. – Он усмехнулся. – Как тебе это, дорогая?
– Почему ты?
– А почему не я?
– Во-первых, твой отец – владелец земли.
– И что? Это же не моя земля.
Все еще в полном ошеломлении от внезапного поворота событий, Дана спросила:
– Так что именно является халатностью?
– Предполагают, что Грейнджер в нетрезвом виде оперировал беременную женщину – и младенец умер.
– О Господи!
– То же самое сказал мой старик, когда я ему сообщил… Он выпучил глаза, услышав это. – Руни почесал в затылке. – И еще кое-что.
– Что именно?
– Кандидата на Нобелевскую премию притащат в суд по гражданскому иску и, возможно, обвинят в убийстве.
Дана потеряла дар речи. Убийство!
Дом был похож на обычный средний американский дом. Может быть, только снаружи, конечно, подумала Дана, пытаясь успокоиться. Сидя в «хонде», Дана смотрела на белый частокол, увитый жимолостью, и ей было очень интересно, какую женщину она сейчас увидит. Убитую горем? Охваченную жаждой мести?
Дана продолжала сидеть в машине, а страх нарастал. Это интервью она хотела взять и должна взять.
Она поехала прямо из ресторана в суд и просмотрела экземпляр судебного дела. Дана не стала расспрашивать Руни дальше, конечно, он должен хранить конфиденциальность дела своего клиента, и просила ничего ей больше не говорить. Но в материалах она нашла то, что хотела найти.
В бумагах все было ясно и просто: доктор Янси Грейнджер допустил небрежность – не проявил достаточной осторожности при исполнении своих профессиональных обязанностей. Поскольку иск был свежим, никаких дополнительных бумаг не было.
Женщина, обратившаяся с иском в суд, Мэри Джефферис, жила примерно в ста милях от Шарлотсвилла. Дана позвонила госпоже Джефферис и договорилась о встрече. Наконец она вышла на яркий солнечный свет и зашагала по тротуару.
Дверь открылась прежде, чем Дана постучала. Она посмотрела в лицо женщины, оно не казалось слишком огорченным и не было похоже на лицо убитой горем матери, потерявшей ребенка.
Ее щеки и губы были краснее цвета пожарной машины. Она была одета весьма странным образом – в застиранную майку, сильно севшую и обтягивающую большие груди, в тесную юбку, из-под которой выпирали огромные бедра. Дана насторожилась. Что-то здесь не так.
– Госпожа Джефферис?
– Точно, – сказала женщина, а челюсти продолжали шумно работать, смачно жуя резинку. – Вы из газеты?
Дана кивнула.
– Можно войти?
– Конечно. – Мэри Джефферис посторонилась, пропуская Дану вперед.
Войдя в дом и опустившись на край кушетки, Дана огляделась. Внутри дом оказался хуже, чем снаружи, – неубранный, неухоженный, со старой, ветхой мебелью и застоялым запахом табака.
– Ох, это ненадолго? – спросила госпожа Джефферис.
– Нет, но если вам сейчас неудобно…
– Не, ничего. У меня есть несколько минуток. – Она улыбнулась. – Перед свиданием.
«Держу пари, все так и есть», – подумала Дана, вынимая блокнот и ручку.
– Так что же случилось в ту ночь?
– Мой младенец умер.
– Очень жаль.
Мэри отвела глаза.
– Мне тоже.
– Как это произошло? – Дана старалась говорить мягким тоном, и, видит Бог, ей было очень неприятно расспрашивать об этом. Ведь ее вопросы будили воспоминания…
– Хотите чего-нибудь выпить?
Дана покачала головой:
– Нет, благодарю вас.
– Что это вы вдруг побледнели?
– Все в порядке, – быстро сказала Дана, мысленно выругав себя за такую реакцию. – Так, по-вашему, в чем причина смерти младенца?
– Да я не знаю точно. Эти медицинские слова сразу вылетают из головы, как вода из решета.
– Пожалуйста, постарайтесь, – подбадривала Дана. – Расскажите.
– Доктор сказал нам с мужем, что у меня было отравление. – Она умолкла и завращала глазами. – Никак не могу запомнить это чертово слово.
– Токсикоз.
– Ага, он самый. Ну, в общем, мое тело не работало как надо.
– И вы обвиняете доктора?
– Да, потому что он был пьяный и не сделал того, чего надо. И мне сказали, что я больше не смогу родить. Мой старик прямо с ума сходит, ребенок-то, который умер, – мальчик.
– У вас есть свидетели, которые подтверждают, что доктор Грейнджер был пьян?
– Да. Хотите имена?
– Пожалуйста.
Дана быстро вернулась к машине, запустила двигатель, потом взяла мобильный телефон, чтобы по нему связаться со свидетелями и взять у них интервью. Но неудачно. Один был за пределами штата, другой – тоже вне досягаемости до следующей пятницы.
Когда Дана отъехала от тротуара, она посмотрела в зеркало заднего вида. Мэри Джефферис стояла в дверях и наблюдала за ней.
Дана нахмурилась. Ее первое впечатление не изменилось. Если женщина действительно огорчена потерей ребенка, то с какой стати она стала бы вести себя таким странным образом?
Озадаченная больше прежнего, Дана покачала головой. Тут что-то не так, что-то не сходится.
– Эй, доктор!
Янси остановился на автомобильной стоянке возле больницы и огляделся. Тед Уилкинс улыбался, выставляя напоказ не слишком хорошие зубы.
– Что привело тебя на эту благословенную землю? – поинтересовался Янси.
– У моей жены маленькая амбулаторная операция.
Тед занимался продажей страховок, с ним Янси играл в гольф в нескольких призовых турнирах.
– Я надеюсь, все будет о’кей.
– Спасибо, – сказал Тед. – Я уверен в этом. А как у тебя дела?
Янси пожал плечами:
– Все по-старому – работа.
– Понятно, в последнее время тебя нигде не видно.
– Приятель, я по уши в делах.
– Ну, я надеюсь, мы… ты получишь новую больницу. Может, это тебе поможет.
Янси наблюдал, как Тед залез в карман и вытащил оттуда толстый конверт.
– Что это?
– Две тысячи. В твердой валюте, наличными. – Он протянул конверт.
– Ты спятил? – Янси даже отступил на шаг.
– Бери. Считай это моим вкладом в больницу. Я выиграл их в Лас-Вегасе, а если моя жена наложит лапу… – Он пожал плечами.
– Черт, я ценю твой жест, Тед. Не пойми меня неправильно. Я только не хочу отвечать за наличные деньги.
– Ай, это же только деньги! Бери и радуйся, что они есть.
– Ну, если ты так считаешь, я, пожалуй, не буду отказываться. – Он пожал руку Теду. – Не нахожу слов благодарности.
– Только пришли мне квитанцию, когда ты их оприходуешь. – Тед усмехнулся. – Пускай моя жена знает, что я с ними сделал.
– Никаких проблем, и спасибо.
Янси посмотрел вслед Уилкинсу, потом сел в свой автомобиль и немедленно позвонил Картеру Липтону, казначею комитета, у которого был собственный бизнес. Он набрал пять раз, но отозвался только автоответчик. Янси дал отбой. Черт побери, ему не хотелось говорить с машиной, но не хотел он говорить и с Видой Лу, которой следовало отдать эти деньги, если не удалось передать их Липтону.
Тогда он подумал про Германа Грина, тоже члена комитета, его офис был поблизости. Янси позвонил ему.
– Чем могу служить, доктор?
– Взять у меня кое-какие деньги, – сказал Янси, объяснив, в чем дело.
– Я собираюсь сделать небольшую передышку, но мой секретарь на месте. Заходите, оставьте деньги в выдвижном ящике моего стола.
– В ящике стола? Вы уверены, что с ними ничего не случится?
– Уверен, совершенно уверен. Я отлучусь ненадолго. А когда вернусь, я прослежу, чтобы Липтон их забрал.
– Мне очень неловко, но не могли бы вы прислать квитанцию Теду, и поскорее?
– Ну конечно. Мой секретарь об этом позаботится.
– Благодарю вас. Я ваш должник.
Янси весело насвистывал все время, пока ехал к офису Грина.
