Текст книги "Цепная лисица (СИ)"

Автор книги: Мэри Эго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Как ты? – он вглядывался в моё лицо, кажется тоже пытаясь понять, что у меня душе. – Как себя чувствуешь?

– Нормально. Как Илона?

– Отделалась испугом… Что у вас произошло в гостиной? Можешь рассказать по порядку?

Я откинулась на кровать – невозможно было терпеть эту пытку взглядом – глубоко вздохнула, задержав дыхание и собираясь с мыслями. Как же глупо сейчас прозвучат мои слова, в них ни капли смысла и одновременно в них – доказательство моего преступления. Я медленно выдохнула и так же медленно произнесла:

– Мне нельзя сильно злиться. … до ненависти – нельзя. Звучит глупо, но это всегда как-то так работало – тем кто был рядом становилось дурно. Мама говорила, что у меня взгляд тяжелый. Кажется, в детстве пару раз бывало, что мальчишки-задиры вдруг ни с того ни с сего убегали от меня в слезах. Помню, в школьные годы одна девчонка из параллели до того испугалась, что на минуту потеряла дар речи – просто сидела и молча всхлипывала… Из-за этого я ни с кем особо и не общалась… кроме Алека. Мне казалось, уж на него-то никогда не разозлюсь. Никогда не напугаю своим “тяжёлым взглядом”. А в итоге, он чуть не погиб. Ведь если бы я тогда, на крыше, смогла сдержать свою злобу, то… Сейчас я это понимаю, но что толку. Так что я знала эту свою особенность, хоть и не придавала ей много значения. Потом, когда с тобой поговорила в кафе, решила, что это сила Эмона. Но… видимо нет. Видимо дело в той штуке за спиной. Но я всегда могла себя контролировать…

Я замолчала, но недосказанная правда повисла в воздухе… Я могла покалечить Илону. И в тот момент не видела в своих действия ничего противоестественного, словно передо мной был не человек, а какая-то букашка, которую, не задумываясь, можно расплющить каблуком. Во мне словно очнулась спящая сущность, и я стала кем-то ещё. Другой Тиной. И не было ничего естественнее, чем дать волю порыву.

Теперь, спустя пятнадцать минут, грудь сдавливал стыд, а сердце изнывало под колкими ударами совести. Я опять всех подвела. Доставила проблем. Чуть не покалечила человека, спасшего меня от участи стать закуской монстра. А всё из-за чего? Из-за взыгравшей гордости? Из-за ревности к тому, кого я знаю всего пару дней?

Павел тоже лёг на спину, и мне, не смотря на стыд, захотелось повернуться на бок, чтобы смотреть и смотреть на него, тонуть в колодцах глаз, пока в лёгких не останется воздуха – а там, будь что будет.

– Тень, – сухо сказал Койот, точно сообщал нечто совершенно обыденное. – Когда я зашёл в гостиную, она была за твоей спиной, расползлась по стене и потолку. От неё тянулись отростки, навроде жутких рук, они-то и душили Илону. Ты их видела?

– Нет, – прошептала я.

– К силе Эмона тень отношения не имеет, поверь уж. Видимо это существо питается твоими отрицательными эмоциями. И чем сильнее эмоция – тем ощутимее присутствие Тени, и тем весомее она может вмешаться в ход вещей. Илона смогла увидеть её, потому что знакома с ней по воспоминаниям. А я, наверное, из-за нашей связи. А ещё… Твоя лисица… обычно у неё жёлтые глаза, но в тот момент когда я зашёл в комнату они были чёрные, без белков. Никогда про такое не слышал… Рад что сейчас ты в порядке. Ну, зато теперь мы знаем, что злить тебя – себе дороже, – он нервно усмехнулся и вдруг замолк, отвернулся, пряча глаза. Его что-то мучало, но прежде чем я успела напридумывать ужасающих теорий, Павел кашлянул и сказал:

– Это я виноват – ушёл, оставил вас наедине, зная Илону. Она неплохой человек, просто иногда заигрывается…

Сразу отступила давящая тяжесть. Меня никто не собирался линчевать и тыкать носом в ошибки, о которых я и сама знаю. Не поворачивая головы, Койот добавил:

– И… извини за пощёчину. Ты не реагировала ни на что другое.

– А поцеловать пробовал? – неловко пошутила я, но Павел обернулся так резко, что улыбка неуверенно застыла на моих губах, уже сомневаясь её ли сейчас выход.

Наши головы лежали близко, почти нос к носу, но сохраняя границу под грифом “Едва”, и оба знали, что перейти её – значит обмануться и обмануть друг друга, и всё же ждали чего-то… Какого-то знака, чтобы броситься в бой, в котором погибнем оба. Но вдруг за стеной скрипнула половица и наваждение закончилось. Павел с зевком сел.

– Что ж, несмотря ни на что сегодня был продуктивный день, – сказал он, поднимаясь с кровати и с хрустом потягиваясь. – Завтра нам предстоит и того больше. Так что предлагаю выспаться ради разнообразия. Чур я заночую в гостинной, а ты тут. Вставать уже через…

– Но здесь же есть ещё одна кровать! – торопливо перебила я, показывая подбородком на кушетку у другой стены. Слова мчались впереди мыслей, словно боялись, что их откажутся произносить, едва осознают. – Ты можешь спать тут. Мне… что-то страшновато оставаться совсем одной.

Павел устало взъерошил себе волосы, от чего они воинственно встопорщились, и кивнул с таким видом, словно его заставили согласиться на ужасное преступление:

– Ладно, оставлять тебя одну, как показывает практика, так-себе идея, но десять минут ты пережить сможешь? Потому, что мне нужно в душ. Полотенце тебе принесу, потом тоже сходишь.

Павел дождался моего кивка, после чего вышел из комнаты

***

Спустя пятнадцать минут я стояла в ванной комнате, вход в которую ютился в самом дальнем и тёмном углу злосчастной гостинной. Всё здесь говорило о недавнем присутствии Павла: Клубы пара кружащие над душевой кабиной, отпечаток крупной мужской руки на запотевшем зеркале, висящим над умывальником. Тонкая струйка воды, бегущая из крана. Забытый на унитазном бачке перекрученный черный носок. “Ох уж эти мужики!” Под потолком виднелась крохотная форточка, через которую в помещение заглядывала Луна, а если выключить свет – то и звёзды.

Меня нестерпимо поманило на улицу, так захотелось вдохнуть свежего, не пропитанного сладкой вонью, воздуха, но мысль о том, что перед этим придётся преодолеть утонувший во мраке коридор лестничной клетки отбивала всё желание. Дойти бы ещё до спальни в такой темнотище!

Я достала из кармана телефон Павла, который он сам одолжил мне. Индикатор батареи светился красным, но чтобы преодолеть с фонариком расстояние до спальни – его хватит. Хоть меня и подмывало заглянуть в журнал звонков и сообщений, я всё-таки удержалась и отложила мобильный в сторону. И так слишком часто сую нос не в свои дела.

Скинув одежду, я скользнула в душ и включила воду. Нежиться под струями желания не было, наоборот, хотелось поскорее закончить и вернуться в безопасность, к Павлу. Слава Богу у меня хватило мозгов попросить его остаться. Интересно, а где ночует Илона? Неужели в комнате матери? От мыслей о старухе, мурашки побежали по спине, и я заторопилась пуще прежнего. Мне не нравился этот дом и его жители, не нравился здешний сладковатый воздух. Тусклое освещение, высоченные потолки – всё вызывало во мне тревогу. Чем быстрее наступит утро тем с скорее я покину этот проклятый дом, со всеми его призраками.

Закончив с душем, я без промедления влезла в свою прежнюю одежду и, решив не пользоваться феном и замотав мокрые волосы в полотенце, вышла из ванной в гостинную.

Комнату освещал только свет льющийся из-за моей спины, но стоило мне сделать два шага, как он с щелчком погас, и я судорожно стала тыкать пальцами в телефон, который сжимала всё это время в руках и держала перед собой, точно лазерный меч. Наконец, я нажала нужную кнопку. Тьму разрезал тусклый белый луч светодиода.

С темнотой он справлялся слабо, а с моими страхами и того хуже, ясно освещая пространство лишь в паре метров от себя, а дальше открывая взору нечеткие контуры предметов, смешанных с беспорядочно падающими тенями. Тишина давила. Это была неправильная тишина – то самое затишье перед бурей.

Вдруг какой-то темный силуэт метнулся от обеденного стола и прижался к дальней стене. Луч фонаря судорожно прыгнул вслед, но я так ничего и не смогла разглядеть в полумраке. Лиса беспокойно озиралась по сторонам и принюхивалась. Сердце барабанило в рёбра, ладони вспотели так сильно, что телефон норовил выскользнуть из рук. “Показалось”, – наконец, решила я и сделала несколько неуверенных шагов в сторону коридора. И тут же почувствовала чье-то зловещее присутствие за спиной. Не услышала, не увидела, а именно почувствовала кожей.

Воображение услужливо подсказало мне варианты… Может быть это пёс Илоны, притаился и выжидает момент, чтобы впиться в меня своими зубищами. Или это проклятие нависло над головой. Сейчас набросится и утащит в Ад.

Я представила, как черная тень кружит под потолком, как увеличивается в размерах, как расправляет перепончатые крылья… “Чушь! Истеричка! Возьми себя в руки, иначе на ровном месте получишь нервный срыв”. Я мотнула головой, стряхивая наваждение, и сделала еще два смелых шага к коридору, где в одной из комнат меня ждало спасение…и в то же мгновение почувствовала чье-то дыхание возле левого плеча. “За правым плечом ангел-хранитель, за левым бес-искуситель,” – некстати подумалось в этот миг.

“Нет! Этого тоже не может быть! Успокойся, дура!” – Но дыхание не исчезло. Я замерла, вслушиваясь в тишину и мечтая лишь о том, чтобы все оказалось моей глупой фантазией. С гулко колотящимся сердцем, я развернулась, резко наведя перед собой луч светодиода и… чуть не расплакалась.

На спинке кресла на уровне моего плеча испуганно сверкал глазами трогательный комочек шерсти. Серый котёнок, совсем малыш… Откуда он тут взялся? Готовая в любой момент отдёрнуть руку, я протянула к нему ладонь. Котёнок, вытянув шею и смешно двигая носиком, принялся её обнюхивать.

Я облегчённо заулыбалась:

– Котейка, – и погладила его по густой шёрстке. Не то чтобы от большой любви к котам, а просто потому, что все мои фантазии оказались бредом перепуганной дурочки. – Тоже боишься темноты? Что ты тут делаешь, один, маленьк… А-а-х!”

Последнее междометие – это были уже не слова, а крик ужаса застывший в горле. Потому, что вдруг кто-то или что-то схватило меня за оба запястья. А когда я повернула голову, то увидела прямо перед собой… перекошенное лицо старухи.

Крючковатый, как-будто расплюснутый нос, вместо рта черная дыра, но самое жуткое – это глаза – застывшие стекляшки с точками зрачков. Все что мне хотелось в тот момент – кричать, и даже не звать на помощь, а просто кричать что-то нечленораздельное от страха. Но звуки застревали в скованном ужасом горле.

Старуха затрясла морщинистой головой, точно отрицая само своё существование. Клочья седых волос и впалые щёки задрожали. Длинная ночнушка, висевшая на сгорбленных плечах неопрятным мешком, закачалась из стороны в сторону. Я бы наверно рухнула в обморок, если бы меня крепко не держали за запястья.

Передо мной стояла мать Илоны – Мария – та самая старуха из первой комнаты, которая сошла с ума, когда её Узы насильно разорвали. Моё возможное будущее…

Нечто ужасное творилось с её Эмоном. Тигрица была точно обескровлена и высушена как мумия. На том месте, где должны быть звериные глаза – зияли чёрные провалы. Лисица испуганно скулила и в то же время клацала зубами, тянула меня прочь, но мои ноги приросли к полу от страха.

Мария смотрела не мигая, глаза у неё блестели, будто она собиралась заплакать. Губы – все в трещинах – растянулись в безумной улыбке, обнажая чёрные пеньки сломанных зубов, и меня обдало гнилостной вонью.

– Вижу… Вижу!.. – прохрипела старуха и сипло засмеялась каркающим вороньим смехом. Её тело сотрясалось, точно в конвульсиях, костлявые пальцы сжимали мои запястья всё крепче, а сердце моё стучало всё быстрее.

Телефон выскочил из моих пальцев, и с глухим “клац” ударился о паркет. Полотенце свалилось с головы на пол, и на лицо мне упали мокрые пряди. В безотчётном страхе я попыталась выдернуть руки, но они точно были заключены в костяные тиски. К горлу подступал позорный крик, как вдруг Мария замерла, с лица сошли все эмоции, взгляд уставился в пустоту. Она торопливо и сбивчиво зашептала:

– Вижу! … О, вижу, как злится Мать – Мать всех живых и мёртвых!

На землю послала дочь! Дочь, что погибла в чреве…

А следом за ней тень – тень ненавистного зверя,

тень своего Цербера… следом пустила Мать.

Глаза Марии закатились. Смотря в пустоту белками глаз и до синяков сжимая мои запястья, она прохрипела:

– Ослепнет трёхглазый ворон, братья сожрут друг-друга!

В кольце порочного круга отец проклянёт дитя!

В сердцах догорают спички, время песком сквозь пальцы!

Шакала в мёртвую бездну столкнёшь на излёте дня!

И она захохотала смехом сумасшедшего, а я всё-таки вскрикнула, рванула руки что было сил и неожиданно вырвалась. И тут же, не соображая что делаю, бросилась в коридор и заскочила в ближайшую комнату, захлопнула за собой дверь и в страхе отступила от неё на несколько шагов.

В помещении царила кромешная тьма, а телефон остался лежать на полу в гостинной. Ноги подогнулись, и я едва удержалась от того, чтобы не упасть. Господи, что мне делать? Смеяться или плакать? И что выбрать – вернуться в общество чокнутой старухи, или остаться в темноте – наедине со своими страхами. У меня дрожали руки, а кожу между лопаток холодило от пота. И хотя смех в коридоре уже утих, он продолжал эхом звучать в моей голове.

“Что это было? Предсказание? Неужели чокнутая старуха напророчила мне судьбу? Бред какой-то! Нужно успокоиться! Взять себя в руки! Боже, да это просто старушка… просто безобидная старуха! Что с её Тигрицей? Неужели это то что меня ждёт?… Когда уже закочится этот бесконечный день!” – лихорадочно думала, крепко зажмурив глаза и прижав ладони к лицу. Запястья горели, точно их продолжали сжимать костлявые пальцы. К глазам подступали слёзы. Мне вдруг стало бесконечно жаль себя. Позорное чувство скрутило лёгкие, пережало горло – так, что не продохнуть, но тут Лиса навострила уши и угрожающе ощетинилась. Я в страхе подняла голову…

В где-то совсем рядом раздались чьи-то осторожные, лёгкие и частые… нечеловеческие шаги.

Сцена 13. Чужими глазами

Темнота стояла такая, что едва получалось увидеть пальцы рук, даже поднеся их к самому носу. И уж тем более, невозможно было разглядеть того, кто рыскал в темноте. Шаги появлялись то слева, то справа, то спереди, то сзади. Как-будто какое-то существо кружило вокруг, подбираясь по спирали все ближе и ближе.

– Кто здесь? – едва дыша, спросила я, беспомощно вглядываясь в мрак комнаты.

Ответом мне стал собачий рык…

“Илонин пёс!” – понимание волной нервных мурашек прокатилось от затылка до копчика: – “Чёрт-чёрт-чёрт!”

Рык раздался снова, на этот раз справа.

– Ти-ише, пёсик… – прошептала я как можно более спокойным и ласковым тоном, и выставила вперёд руки, словно они могли послужить преградой между мной и собачьими клыками: – Как там тебя… Блэк… Ти-ише, собачка, тише…

Но пса моё бормотание только разозлило. Рык зазвучал протяжнее и громче. Я съёжилась от страха.

“Крикнуть? Попросить о помощи? И всех переполошить, снова выставить себя дурой? Это же просто собака! Домашний питомец, а не какой-то дикий зверь!” – беспорядочно размышляла я, отступая спиной к двери.

А в следующее мгновение пёс замолк. И я замерла вместе с ним, мучительно вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Единственный звук, который доносился до ушей – было моё собственной рваное дыхание и стучащая в висках кровь. “Где он? Откуда выпрыгнет? Может, решил оставить меня в покое?” Пульс молотил как бешеный, а я затравленно озиралась по сторонам, ужасно боясь того, что может произойти в следующую секунду.

Лиса втянула носом воздух и оскалилась. Я зажмурилась, прислушиваясь к чувствам своего Эмона… И тут же поняла – пёс слева, притаился и не сводит враждебного взгляда. Я повернула голову в нужную сторону и… забыла как дышать. Из мрака на меня смотрели два жёлтых глаза без зрачков и радужки. Две яркие, неподвижные точки. А под ними, скрытая темнотой, готовая отведать крови, клыкастая пасть.

Шестым чувством я поняла – зверь готовится к рывку, но продолжала стоять, словно загипнотизированная, не в силах оторваться от жутких светящихся глаз, которые, вдруг, точно притянутые магнитом, стали стремительно и неотвратимо приближаться.

Лиса оскалилась. А я снова зажмурилась, но даже сквозь сомкнутые веки продолжала видеть пляску чужого злобного взгляда.

Из моего горла вырвался сдавленный крик ужаса, а жёлтые точки, точно насмехаясь, принялись увеличиваться заслоняя и поглощая собою темноту.

Лоб вдруг налился тяжестью, будто содержимое черепа заменили бетоном. Мир закружился. Я вот-вот была готова свалиться в обморок

– Не подходи! – крикнула из последних сил и в отчаянии ударила по воздуху руками. Но вместо того, чтобы избавиться от зловещих глаз, словно … нырнула в них с головой…

В тот же миг в висках что-то взорвалось. Синяя высоковольтная дуга протянулась слева-направо, от меня к псу, а спустя секунду я запоздало поняла, что больше не чувствую рук и ног… и вообще ничего не чувствую. Словно сознание отделилось от тела и теперь неслось по дуге прямо в пасть озлобленной зверюге.

Мир вспыхнул и рассыпался на сотни беспокойных искр. С треском и шипением догорали они в темноте. А когда погасла последняя из них, я очнулась в той же самой комнате. Почти в той же…

Пол был на месте – но непривычно близко, а потолок – напротив, слишком высоко. Тьма немного расступилась, но обычные цвета заменили блёклые, теряющиеся в темноте оттенки, словно на зрение наложили чёрно-белый фильтр. Но самое главное: запахи. Я не замечала, что вся комната так сильно пропиталась запахами. Пахло жженым воском от свечей, пахло кожей и настенной краской, пахло хлоркой, которой недавно помыли полы… но один запах показался мне особенно знакомым. Я повернулась на него и сквозь полумрак разглядела тело девушки, растянувшееся прямо на полу в паре метров от меня.

От девушки несло прогорклым страхом, от её волос – сыростью, а её запястья недавно касалась кислая старостью. Я хотела разбудить ее, узнать кто она, и открыла рот:

– Р-р-р, – только и смогла выдавить из непослушного горла.

“Что происходит?” – вопрос с трудом пробился в голову и тут же улетучился, не дав шанса к нему присмотреться. Вместо этого возникла другая мысль. Мысль о том, что девушку будить не стоит, что она – чужая здесь, хоть и не опасна, в отличие от того, кто притаился у неё за спиной. Того, кто пах могильной землёй и древней смертью, и был чернее самой чёрной ночи. Этот кто-то шептался, точно хотел смешаться с шорохами дыхания. Но между тем его мёрзлая, мёртвая сущность, какой, вероятно, переполнен сам Ад, тянулась по стенам, проникала в щели, шарила в углах, словно искала что-то.

Внутри трясло от первобытного ужаса, но отступать было некуда. Существо следовало выгнать. Не дать навредить хозяйке и этому дому. Моё имя – Блэк. Я защищу своё.

В горле снова зародился рык. Вдруг подумалось, что если прогнать девушку, то уйдёт и тень… Взгляд остановился на открытой шее… Где-то на задворках сознания заворочался страх, но лапы уже напряглись для прыжка…

Вдруг носа коснулся новый запах – хозяйка! И сразу всё существо поглотил восторг. Дверь отворилась, и в помещение заглянула полу-кошачья морда с внимательными глазами. Илона. Удивлённо посмотрела сначала на меня, потом на девушку, распластавшуюся на полу. Я гавкнул, чтобы хозяйка не подходила. Оскалился, предупреждая об опасности. Но та, не обращая на меня внимания, опустилась на корточки и положила ладонь незнакомке на глаза.

Я зарычал, показав клыки. Но тут голову болезненно сдавило, в ушах точно взорвали петарды. Снова электрическая дуга заплясала перед глазами, утягивая меня во тьму…

***

Я очнулась с вскриком, хватаясь руками за воздух, точно продолжала куда-то падать, и тут же услышала успокаивающее:

– Ну-ну, расслабься. Ты вернулась. Поднимайся уже, давай помогу.

Глаза слезились от света, а когда я, наконец, к нему привыкла, то увидела прямо над собой лицо Илоны.

Без косметики Илона выглядела моложе и мягче в чертах. Куда-то делась напускная стервозность… может быть исчезла вместе с красной помадой? Изумрудные с вертикальным зрачком глаза смотрели особенно задумчиво.

Оказалось, что я лежала на полу в коридоре, на выходе из комнаты диагностики, в которую так неудачно спряталась, спасаясь от чокнутой старухи. Илона держала мою голову на коленях, а неподалёку, почёсывая ухо задней лапой, сидел чёрный пёс и не сводил с меня удивлённых глаз.

Мои глаза сейчас, наверно, были точно такими же. Что это только что было? Я видела себя глазами собаки… Неужели, так перепугалась, что всё-таки свалилась в обморок и мне привиделась такая чушь? Илона нашла меня на полу? Что она теперь обо мне думает? Что я стукнутая на всю голову идиотка с чемоданом фобий подмышкой? Надеюсь, Павел не прознает про всё это… За всю жизнь, кажется, я не испытывала столько стыда, сколько за последние сутки.

– Мне что-то теперь не спится… Составишь компанию? – меланхолично спросила Илона и, не дожидаясь ответа, помогла подняться. Молча отвела в гостинную и, усадив в одно из кресел стоящих возле стола, включила тусклый торшер в углу.

Пёс устроился неподалёку, угрюмо наблюдая за нами из-под широкого лба. Иногда он нервно зевал, обнажая огромные желтые клыки. Да, такой укусит – мало не покажется. Зачем вообще держать дома существо, способное загрызть человека? А если ему завтра дурь в голову ударит, и он решит полакомиться хозяевами? Впрочем, ещё не известно кто-кого сожрёт первым… Я с опаской повертела головой, но зловещей старухи нигде не наблюдалось.

– У тебя просто дар вляпываться в абсурдные истории, – констатировала Илона. Раздражения в её голосе не было, одни лишь усталость и удивление. Видимо, длинный день вымотал не меня одну. Она была одета в синюю, шёлковую ночнушку – возможно, я своими воплями выдернула её из постели. Волосы свободно спадали по плечам, но и они не скрывали наливающихся цветом синяков на изящной шее. Следы от хватки Тени… которую я питала своей злостью.

При взгляде на них меня охватил озноб, а стыд горячими пятнами пробрался на щёки. А вот Илону, кажется, синяки ничуть не беспокоили. Она с привычной хитрой улыбкой протянула мне телефон Павла. – Ты потеряла?

Я кивнула и, взяв мобильный, покрутила его в руках, нажала кнопку на панели. Экран не реагировал. Либо сел аккумулятор, либо телефон не пережил падения. “Надеюсь первое”, – подумала я и убрала его в карман. Илона тем временем подошла к комоду и ловким движением выудила из-за книг квадратную бутылку, в которой плескалась жидкость по цвету и консистенции очень похожая на кровь.

– Будешь? – то ли спросила, то ли приказала она.

Я помотала головой. Но Илона всё равно прихватила с верхней полки два бокала, и, поставив один передо мной, щедро плеснула туда из бутылки. А затем повторила тоже самое и для себя:

– Ну, как тебе первый прыжок, лисёнок? – и прибавила, видя мой растерянный взгляд. – Только что ты побывала в сознании моего пса. Увидела мир его глазами и всё такое. Поздравляю, нашла свою способность. Да ещё так вовремя! Прямо зависть берёт.

Она подмигнула и чуть ли не залпом опустошила бокал:

– Не подумай, что я каждую ночь квашу, но с вами, голубки, у меня один день, как десять. – И она плеснула себе вина по самую кромку бокала.

На языке у меня крутилось множество вопросов, начиная от “Так это всё было взаправду!” до ”А можно переселиться в рыбу и посмотреть, как там у них под водой?”, но все они застревали в горле, едва я кидала взгляд Илону. На её шею. Подтянув ноги в кресло, я виновато и сбивчиво пробормотала:

– Я хотела сказать… спасибо что помогаешь. И… Это… то что произошло в гостинной… Мне очень жаль и…

Илона тут же сморщилась и замахала в мою сторону рукой, точно хотела сдуть меня с кресла куда-нибудь подальше, желательно в окно:

– Прекрати, – недовольно скривив губы, попросила она. – Всё что делаю – я делаю только ради себя, как и каждый из нас. Поэтому, прибереги благодарности и извинения для кого-нибудь, кто оценит старания. Вообще, удивляюсь твоему безразличию. Разве тебя не съедает любопытство, как так случилось, что ты смогла пробраться в черепную коробку Блека? Я на твоём месте уже исчесалась бы от нетерпения разузнать подробности!

Илона была права, но только частично. На самом деле мне уже так надоели все эти странности, происходящие вокруг, что неплохо было бы им перестать случаться так регулярно…

– Конечно, мне интересно, – не стала спорить я. – Это такая способность Эмона, как у Павла – убеждение?

– Точно! – хмыкнула Илона. – Только более редкая и, в целом, довольно бесполезная, особенно на начальном уровне владения, когда для джампа (прыжка) доступны только самые пустоголовые животные. А управлять такими почти невозможно, даже если в процессе получится вспомнить, что ты человек. Я когда-то мечтала научиться подобному. Представляешь, думала, джамп поможет вернуть разум матери. Вот это наивность… Блэк, собственно, был мною приобретён для тренировки. У этой породы так мало мозгов и самоконтроля, что они служат прекрасными приёмниками. Голова у них слабо работает, так что пустое место легко занять. Но, сколько бы я не пыталась, так и не смогла прыгнуть. Прозревшие с двумя способностями – редкие экземпляры. Когда-то я тешила себя мыслью, что могу являться одной из таких уников. Но, до сих пор, кроме силы диагноста, так ничего и не сумела в себе открыть.

– А гипноз? – вспомнила я.

– Ты о первой минуте нашей встречи? Это мелочи. Фокус. Так могут почти все, просто ты слишком неопытная, чтобы защититься. Предсказания – тоже не моё. Но, я могу распознать признаки беды. Вроде диагностики симптомов. Как говорят у нас – прочесть метку судьбы. Но, если не видеть цепочку событий из-за которой случится так, а не иначе, изменить что-либо невозможно. Впрочем, даже зная всё наперёд до мельчайших детей, мало кому удавалось избежать итога.

– А какая на мне метка? – поинтересовалась я.

– Метка потери, – сказала она, мельком пробежавшись по мне взглядом. – Жить будешь. Скорее всего. А вот на счёт Павла…, – взгляд кошачьих глаз замер на бокале, уголки губ поползли вниз. На лицо набежала хмурая задумчивость. Спустя секунду Кошка снова улыбалась: – Кстати, что ты делала в комнате диагностики? Там обычно ночует Блэк.

Я отвела взгляд, не зная, стоит ли рассказать про старуху и её слова. Особенно про: “Шакала в мёртвую бездну столкнёшь на излёте дня!”

Но, в конце концов, сама я ничего с услышанным сделать не сумею. Может, Илона придумает как помочь… Хотя она последняя с кем хочется откровенничать. Да и может всё это ерунда, и чокнутая старуха давно уже не способна предсказывать будущее, а только зря меня напугала. Хуже уж точно не станет, решила я и сказала:

– По дороге из ванной мне повстречалась твоя мать… – и я рассказала, что именно Мария мне напророчила. Строчки, против ожиданий, совсем не забылись, а наоборот – врезались в память, будто их зубрила пару дней напролёт.

Илона задумчиво постучала по бокалу ногтём, нахмурилась так, словно крутила в уме логическую задачу, решение которой ей никак не давалось. Наконец, сказала:

– “Вижу, как злится Мать – Мать всех живых и мёртвых…”. “Мать” – это скорее всего про мёртвый океан. Его ещё называют океан Ша. “Ша” – это из китайского Фен-шуя, обозначает мёртвую энергию, противоположную жизненной энергии “Ци”. Мы видели отражение океана Ша, когда перемещались между воспоминаниями, помнишь?

– Да…, – ответила я, припоминая чёрные воды, которое возникали между воспоминаниями.

– Океан Ша… Как его только не называют. И бездной смерти и антиматерией. Кто-то и вовсе поклоняется ему, как Богу. Именно его образ в реке Стикс, через которую перевозит мёртвых Харон. В скандинавской мифологии он встречается как “Кипящий котёл”. – Илона, прикрыла глаза и негромко процетировала: – Вода в него стекает с дубовых кончиков рогов волшебного оленя. Этот олень, Эйктюрнир, стоя на Вальгалле, поедает листву мирового древа Иггдрасиль. Кипящий Котел располагается в середине царства мертвых, из него берут начало все реки мира. Умершие пересекают их воды вброд, чтобы добраться до преисподней…

– С язычниками-то всё ясно, – не удержалась я. – Они вечно напридумывают. А вот, например, в христианстве?

Кошка надменно хмыкнула:

– А ты сама мне скажи. Где в христианстве фигурирует вода?

– Что? – удивилась я. – Ну-у… Крестят например в воде. Ты про это?

– Раз вспомнила, значит с тобой не всё потеряно. Ещё есть понятие о четырёх реках Рая, истекающих из одной скалы. Они символизируют божественную энергию и духовную пищу, которые подпитывают всю Вселенную.

– Но, если Ша – это чёрная энергия, то при чём тут “божественное” и “пища”?

– Имей терпение, дослушай, – рассердилась Илона. Алкоголь явно не шёл её характеру на пользу. – На чём я остановилась? …так вот, Океан Ша – фигурант многих религий, но мало какая отражает его суть в полной мере, хотя, составить пазл всё же можно. У греков есть понятие о Хаосе. Это такая стихия, якобы существовавшая до возникновения мира. Ша – это и есть тот самый первородный хаос. Он – часть мёртвого мира. Считается что для Ша нет понятия времени. Прошлое и будущее для него едины и неразрывны, он живёт по своим законам, и цели его существования нам неведомы. Предсказатели способны заглянуть в мёртвый мир. Там они и узнают о грядущем, но это скорее похоже на попытку прочитать древние письмена, глядя на них через запотевший бинокль. Поэтому-то ошибки случаются довольно часто… – проговорила Илона и на несколько секунда замолкла, грустно глядя на вино. Сделала ещё несколько глотков и продолжила уже тише:

– После земной смерти, чтобы переродиться, каждая душа должна перейти чёрный океан Ша. Об этом талдычат многие языческие верования, но забывают упомянуть, что если у души не достаёт сил на подобное путешествие, то Ша поглощает её без остатка. Это поглощение зовётся “Истинной смертью”, именно её так боятся буддисты на своём пути через кармические перерождения, и именно она тебе, лисёнок, грозит, если не отыщешь способ реанимировать Ядро при этой жизни. Впрочем, сомневаюсь, что удастся. Слишком глубока рана.

– Звучит пессимистично, – пробормотала я, но Илона словно не услышала моих слов. Взгляд её затуманился от вина. Она впала в особенно глубокую задумчивость, какая бывает, если человек возвращается мыслями к далёкому прошлому. Вздохнув, Илона продолжила, покачивая бокалом и отрешённо глядя в сторону:

– И тут мы подходим ко второму значению мёртвого океана Ша. Он – это ещё и колыбель души. “В хаосе рождается порядок” – это не пустые слова. Вновь сотворённые зёрна душ – искры – отделяются от чёрной материи, точно редкие кристаллы, и приходят в наш мир. Сначала рыбами и моллюсками, потом теплокровными, а потом, спустя множество перерождений, людьми. Эти кристаллы – зерна души. Они и есть Кора. Ядро. Оно растёт из перерождения в перерождение, храня память о всех жизнях. Оно – истинное я. В Буддизме его называют – “Атман” или “суть”. Считается, что из зверей, только пауки не владеют ядром… Но, так или иначе, Океан Ша олицетворяет начало и конец всего. Инь и Ян. Свет и тень. Хаос и порядок. Все мы его дети. И именно о нём говорила моя мама…