Текст книги "Шелк и тайны"
Автор книги: Мэри Джо Патни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Как жаль, что невозможно отъединить тело от чувств, однако физическая близость явится платой за эмоциональное опустошение. Если мы с Россом снова станем любовниками, я не доделаю дела до конца, ибо из-за подводных течений оно не сможет сдвинуться с места».
До Джулиет наконец дошло, что она лежит, свернувшись калачиком, и прижимает к груди подушку, как свое единственное спасение. Весь уголок подушки промок от слез. Женщина глубоко вздохнула, перекатилась на спину и заставила себя расслабиться, постепенно, от кончиков пальцев на ногах и вверх по всему телу. «Я должна владеть собой, иначе эта экспедиция в Бухару станет катастрофой. Чтобы совершить путешествие, нам с Россом надо действовать эффективно, без сомнений и взаимных обвинений. Разумеется, я не стану ворковать над ним, как влюбленная молочница, а буду делать то, что требуется, чтобы помочь Иану. Если, конечно, он еще жив. А потом мы благополучно возвратимся в Сереван, и у меня хватит мудрости и достоинства, чтобы еще раз отпустить мужа».
Глава 6
На следующее утро Росс едва очнулся от беспокойного сна, чувствуя себя, как после кораблекрушения. «Но я выжил, а встреча с эмиром Бухары наверняка легче, чем мое личное поражение».
Он как раз закончил одеваться, когда слуга пригласил его завтракать. Росс неохотно последовал за ним, спрашивая себя, не к Джулиет ли его ведут. К вящему облегчению, он увидел, что единственным человеком, сидевшим за низким столиком в маленькой, залитой солнцем столовой, оказался пожилой узбек, судя по всему, управляющий Серевана.
На узбеке был белый тюрбан и красочно расшитый халат из тканого шелкового материала, называемого «икат». Когда Росс вошел, узбек почтительно наклонил голову.
– Салаам алейкум, милорд, – сказал он, в традиционном приветствии желая гостю мира. -
Меня зовут Салех, я самый покорный слуга Гул-и Сарахи. Умоляю простить меня, что не встал поприветствовать вас, но у меня старые, слабые колени, и они протестуют, если я слишком часто пользуюсь ими.
Росс опустился на подушку, лежавшую возле стола, с непринужденностью, выработанной многолетней практикой.
– Алейкум салаам, – ответил он, возвращая приветствие. – Для меня большая честь, что вы попросили нежданного странника разделить с вами хлеб и соль. Я бы очень опечалился, если бы ваши колени из-за меня пострадали.
Салех рассмеялся. Блестящие глаза его над седой бородой сверкнули любопытством. Он явно собирался кое-что обсудить, но сначала предложил гостю чай, белый сыр и свежий горячий хлеб.
Когда Росс покончил с едой и потягивал вторую чашку чая, Салех сказал:
– Вы весьма искусно говорите по-персидски, милорд.
– Язык этот настолько красив, что учить его – само наслаждение. И, как и в других восточных языках, в нем множество цветистых оборотов. – Наклонившись к узбеку, Росс предложил:
– Если хотите, можем поговорить на другом языке.
Аицо Салеха просветлело.
– А, вы говорите на языке моей родины! Это вам весьма пригодится в Бухаре.
Росс пристально поглядел на него.
– Вам об этом сказала Джулиет, то есть Гул-и Сарахи?
– Да. Сегодня утром она сообщила, что ее брата посадили в тюрьму по приказанию эмира и что вы вместе поедете, чтобы все выяснить. – Салех взял персик и стал снимать с него кожицу остро отточенным ножом. – Я обдумал это дело и решил, что смогу сопровождать вас.
Росс поднял брови, удивляясь, почему в Сереване все решается без него. «Но все же коренной бухарец наверняка будет полезен».
– Дорога длинная и трудная, отовсюду может грозить опасность. Вы уверены, что хотите ехать с нами?
– Сказать по правде, нет. – Узбек закончил чистить персик и разрезал его на кусочки. – Я старый человек, и мне нравится жить в удобстве, но я в великом долгу перед Гул-и Сарахи, так что моя поездка с ней в Бухару послужит лишь скромной платой.
Росс заинтересовался и ободряющим тоном спросил:
– В самом деле?
– Я происхожу из знатной бухарской семьи, и меня считали многообещающим ученым, – объяснил Салех. – Но эмир почему-то невзлюбил меня. Не нынешний эмир Насрулла, а его отец, которого Насрулла убил. Кстати, он убил и своих братьев, так, на всякий случай, чтобы не зарились на его место. Эмир – тяжелый человек, но короли иной раз так поступают. Хотите персик? Это первый в нынешнем сезоне, очень хорош. – Салех отрезал кусочек и грациозно предложил его Россу. – Чтобы сохранить здоровье, я решил покинуть родину. Совершил паломничество в Мекку, посетил Константинополь и Тегеран, повидал много разных стран. Со временем женился и поселился здесь, в Сереване. Тогда это была процветающая община. Потом милостивый Аллах, пути коего неисповедимы, отозвал свои благословения. И пришла чума, и засуха, и набеги туркменов. Деревня погибала, пока не появилась Гул-и Сарахи. Это она вложила в Сереван сердце, вернула ему здоровье и силу.
Росс взял кусочек персика.
– Она замечательная женщина!
– О да! – Руки Салеха замерли, и он устремил взор в пространство. – Умирала не только деревня. Когда появилась Гул-и Сарахи, мой единственный сын Рамин был на грани смерти, его пожирала лихорадка. Гул-и Сарахи дала ему английское лекарство и выхаживала его своими руками, пока жар не спал. Она сказала, что мальчик поправился по милости Аллаха, но мы с женой знаем, что Аллах послал нам Гул-и Сарахи. – Он предложил Россу еще кусочек персика. – И я поеду вместе с ней в Бухару.
Росс вежливо отказался от фрукта, думая о том, что смысл этой истории в том, что Салех будет предан Джулиет, но вовсе не обязательно ее мужу.
– Вы знаете город и его улицы. Как вы думаете, каковы наши шансы на успех?
Узбек пожал плечами.
– Трудно сказать. Сейчас переходить через Каракумы очень опасно, ибо туркмены недавно убили губернатора, которого поставил над ними эмир Хивы. Туркменские племена рассеялись, некоторые бежали в Хиву, некоторые в Бухару, многие действуют сами по себе. Если нам удастся переход через пустыню, мы скорее всего узнаем, что этот ваш британский офицер уже мертв. Но даже если он жив, эмир не отпустит его. Однако если Аллах будет милостив, мы сможем разузнать о судьбе офицера и благополучно вернуться. – Он вздохнул. – А потом, боюсь, вы увезете от нас Цветок пустыни.
Мгновенно насторожившись, Росс спросил:
– А почему я должен сделать это?
– Разве вы ей не муж?
Удивившись, что Джулиет рассказала об этом Салеху, Росс ответил:
– Только согласно английским законам. Настоящего брака между нами не существует. Сереван – дом, который Гул-и Сарахи выбрала, здесь же она и останется, я в этом уверен.
Салех внимательно поглядел на Росса, но ничего не сказал. Ему было интересно наблюдать за этим английским лордом: такое непроницаемое лицо, такой бесстрастный голос. «Пусть Гул-и Сарахи и ее красивый муж говорят, что между ними ничего нет, – их поведение свидетельствует об ином».
Английский лорд продолжал:
– Думаю, мне нет нужды напоминать об этом, но я все же скажу. Женщина, которую я знал под именем Джулиет Камерон, была своевольной и смелой почти до безрассудства. Я верю, что вы за ней приглядите и воспользуетесь своим на нее влиянием, чтобы она не бросалась своей жизнью, когда в этом нет необходимости.
«Очень интересно», – подумал Салех.
– Вы правы, вам не следует об этом просить. Я сделаю все, что смогу, чтобы защитить ее. А после нее – вас. – Он, украдкой улыбнувшись, налил себе чаю. Салех всегда считал, что у Гул-и Сарахи должен быть мужчина, и вот теперь он перед ним. «И такой мужчина стоит того, чтобы за него держаться».
Распорядившись о самых неотложных делах, Джулиет решила пострелять по мишеням, чтобы успокоить натянутые, как тетива, нервы. Она торопливо пришла в глубокий овраг, который использовался здесь для обучения стрельбе. Это было отличное природное укрытие, ибо горный рельеф заглушал шум до такой степени, что звуки выстрелов были почти не слышны в находившейся неподалеку крепости и в деревне.
Она пришпилила на земляной вал зеленые листья величиной с ладонь и начала стрелять. В течение получаса Джулиет в полной мере применила все свое искусство, справедливо считая, что в предстоящем путешествии от нее потребуется превосходная меткость.
И все же, несмотря на сосредоточенность и разрозненное эхо ружейных выстрелов, она очень скоро услышала звук чьих-то осторожных шагов. Она мгновенно поняла, кто это, – по походке и по еле различимому шороху, который в отличие от восточной обуви производили по гравию и камню сделанные в Европе башмаки.
Росс приближался, и Джулиет воодушевилась от самоуверенности. Не имея понятия, что ему сказать, она так и стреляла, пока не кончились все патроны. Половина листьев-мишеней оказались сбитыми.
Из-за спины Джулиет донеслось:
– Впечатляет. По-моему, я не встречал никого, кто стрелял бы так быстро и так метко.
– Это ружье заряжается с казенной части, поэтому так быстро. – Джулиет с благодарностью ухватилась за нейтральную тему и, повернувшись, вручила ружье Россу, вспомнив при этом, что в муже ей всегда нравилось, как он спокойно воспринимает ее традиционно мужские навыки.
Росс опытным движением разрядил оружие и внимательно осмотрел его.
– Отличное ружье. Полагаю, изготовлено на заказ английским оружейным мастером?
– Да, это улучшенная обработка конструкции Фергюсона, хорошо пристреляно. В этой части света такое оружие просто необходимо. Хочешь попробовать?
Он кивнул, и Джулиет достала из патронной сумки с полдюжины патронов. Не сговариваясь, они сумели не коснуться друг друга. «В этом превосходном умении действовать сообща и без прикосновений есть какая-то ирония. Но еще большая ирония заключается в том, что я предложила ему свое ружье. Такой близости я не позволила бы ни одному мужчине».
Росс на миг задержался, приноравливаясь к оружию, потом прицелился и начал стрелять. Джулиет принялась считать про себя. Он выстрелил шесть раз менее чем за минуту. Не так быстро, как удавалось ей, но зато весь лист оказался изодранным в клочья.
– Может, я стреляю и быстрее, – рассудила она, – но ты точнее.
– Возможно. – Росс возвратил ружье. – Настоящее искусство состоит в том, чтобы стрелять хорошо, когда это нужно. Вчера мое ружье не принесло мне никакой пользы: оно осталось на лошади, а я нет.
За ночь Росс как-то неуловимо изменился. Джулиет, вглядываясь в его лицо, поняла, что вчера он жаждал расспросить ее, попытаться наладить их отношения, в нем была какая-то открытость. Теперь все это исчезло. Он принял решение относительно своей блудной жены, и его порывы были отныне за семью печатями, за барьером его самоконтроля, непроницаемого, как вулканическое стекло. Его карие глаза не выказывали ни тепла, ни гнева, но одну только безликую вежливость, с которой он обратился бы к любому случайному знакомому.
Джулиет мысленно решила соответствовать его отстраненности, ибо так было бы легче для них обоих. К сожалению, она сомневалась в себе, поскольку сдержанность и умение владеть своими эмоциями никогда не были сильной стороной ее характера.
Росс невзначай прислонился к валуну и скрестил руки на груди.
– Неужели у меня такой странный вид? Или ты надеешься, что если будешь долго и свирепо взирать на меня, то я исчезну?
– Прости, я не хотела так таращиться. – Джулиет опять залилась румянцем. За вчерашний день она краснела чаще, чем за весь прошлый год, поэтому лучше было перейти к общим темам. Впрочем, Джулиет передумала. «Может, самообладание – не самая сильная моя черта, зато прямота уж безусловно. Так что я сейчас ею же и воспользуюсь». – Не знаю, как и вести себя с тобою, Росс. Ты для меня и знакомый, и чужой одновременно. У тебя есть какие-нибудь предложения?
Несмотря на то что он не двинулся с места, у Джулиет создалось впечатление, что он напрягся.
– Знакомость – это просто иллюзия, – ответил он. – Двенадцать лет назад мы очень мало узнали друг о друге, а наши отношения были страстными, но в основном поверхностными. Большую часть своей зрелой жизни мы прожили порознь, занимались разными делами, среди людей разной культуры. Мы чужие, Джулиет, хотя в ближайшие два месяца будем преследовать одну и ту же цель. Полагаю, мы должны вести себя, как дальние родственники, которых ничего не связывает, но они дружелюбно настроены друг к другу.
Губы Джулиет болезненно скривились от изумления. «К лучшему это или нет, но любовь к Россу формировала и определяла всю мою жизнь, и он не может считать наш брак всего лишь „поверхностными отношениями“. Впрочем, я спросила Росса о его чувствах и заслужила тот ответ, который он мне дал».
– Прекрасно, – сказала она, пытаясь держаться непринужденно. – Буду считать тебя троюродным братом.
– Троюродным братом, с которым давно не виделась, – с мрачным юмором согласился он. – А потом во время путешествия неплохо бы тебе выказывать желание падать ниц и ублажать своего работодателя.
Джулиет высоко вскинула брови.
– Я собиралась выступить в роли этакого незадачливого, ненадежного слуги, который не позволит обмануть тебя никому, кроме его же самого.
– Тебе это больше подойдет, чем раболепие, – с еле заметной улыбкой заметил Росс. – Кстати о слугах: я решил отпустить тех двоих, что нанял в Тегеране. После того как они провели ночь в твоей крепости, они уже наслышаны о таинственной Гул-и Сарахи, а раз они знают, что высокая женщина-ференги – самая главная в Сереване, они легко догадаются, кто мой новый слуга в покрывале. А это небезопасно.
– Об этом я не подумала, – нахмурилась Джулиет. – Мои люди вряд ли станут рассказывать обо мне чужакам, но ты прав: лучше отпустить твоих проводников. И хотя я обычно одеваюсь в мужскую одежду, мне никогда не приходилось так долго носить маскарадный костюм, поэтому трудно будет скрыть свою личность. Тебе лучше сейчас же рассчитаться с твоими слугами. – Она мысленно перебрала другие темы, которые им следовало обсудить. – Ты уже говорил с Салехом?
– Да. Он будет весьма полезен в Бухаре, и, видимо, ему можно доверять. Он не выдаст. Может, вы с Салехом подготовитесь сегодня, чтобы уже завтра днем выехать в Серахс? Тогда мы приедем туда до наступления ночи, а если повезет, догоним караван, который я пропустил в Мешхеде.
Джулиет на миг опешила, но сумела скрыть это «Росс прав: если существует хотя бы малейшая надежда, что Иан жив, надо поторапливаться. Это жизненно важно». Посмотрев на солнце, она прикинула, что полудня еще часа два.
– Мы соберемся.
– Хорошо. Нам понадобятся верблюды, чтобы пересечь Каракумы. Мы сможем достать их в Серахсе?
Джулиет кивнула.
– Я знаю человека, который продаст нам приличных верблюдов по слегка грабительской цене. Возьмем в Серахс кого-нибудь из моих людей, они потом приведут лошадей обратно.
Сказав это, Джулиет окинула взглядом прекрасно сшитый европейский сюртук и брюки мужа и нахмурилась. После того как в течение долгих лет у нее перед глазами была лишь свободная, с множеством складок восточная одежда, ей казалось странным увидеть человека в облегающем фигуру костюме. Почувствовав, что контуры его гибкого, мускулистого тела невольно возбуждают ее, она глубоко вздохнула и задержала дыхание. «Помимо соображений личного порядка, есть еще причины, отчего надо позаботиться о фасоне его платья».
– Наверное, тебе не стоит носить европейский костюм.
– Я оделся так специально, хотя, может, это и рискованно, – объяснил он. – Какой бы статус в Бухаре у меня ни был, я все равно окажусь ференги, который проделал огромное расстояние, чтобы просить за своего соотечественника, поэтому я подумал, что именно так мне и надлежит выглядеть. Кроме того, я боюсь носить азиатскую одежду, потому что меня могут принять за шпиона. Я ведь не сумею убедительно изображать туземца.
– Все это вполне обоснованно, – согласилась Джулиет, – но я думаю, все мы будем меньше рисковать, если ты оденешься, как местный житель, по крайней мере пока до Бухары не останется день пути. Конечно, гораздо труднее скрыть иностранное происхождение, когда ты путешествуешь в одиночку со своими слугами, но в караване затеряться проще. Оденься, как остальные, и закрой волосы тюрбаном. Если хочешь, я раздобуду тебе одежду.
– Превосходно! Поначалу английский костюм мне не мешал, но вчера из-за него меня чуть не убили. Так что, видимо, пора сменить стратегию. – Взгляд его упал на темно-синее покрывало Джулиет. Она свободными фалдами обмотала его вокруг шеи, чтобы подставить лицо лучам весеннего солнышка. – Раз уж мы заговорили об одежде, меня интересует твоя паранджа. Как ты защищаешь кожу от этой краски-индиго?
Джулиет улыбнулась. «Как это похоже на Росса! Его всегда заботят подобные вещи».
– Ты разоблачил меня: это не настоящая туарегская паранджа, чтобы не запачкаться, я взяла европейскую ткань такого же цвета и фактуры.
– Приятно слышать, что тщеславие в тебе еще полностью погибло.
– Дело не в тщеславии, просто я не желаю иметь синюю кожу, – парировала Джулиет, радуясь тому что уловила иронию в его голосе. – Кстати о коже. Неплохо бы тебе немного загореть или запачкаться – тогда никто не догадается, что ты ференги.
– В таком случае это камешек и в твой огород – никогда не встречал такого чистого тарги, как ты.
– Не имеет значения: вряд ли в Туркестане найдется тот, кто хоть раз видел туарега. – Джулиет поглядела на свою черную хламиду. – И все же интересах безопасности… – Женщина вручила ему ружье, потом улеглась, вытянувшись, на землю и принялась кататься.
Росс расхохотался, и это чрезвычайно обрадовало Джулиет.
– Ты такая смешная!
Джулиет несколько раз перекатилась со спины на живот, потом встала и начала стряхивать с себя пыль. В результате всей этой процедуры одежда превратилась в обильно сдобренную землей и пылью груду тряпок.
В глазах Росса промелькнули искорки изумления, взгляд его несколько потеплел.
– Тебе повезло, что никто не знает, как выгляди туарег: все тарги, которых мне доводилось видеть, были кареглазые. Впрочем, серый цвет глаз знаком жителям Центральной Азии, и вряд ли твои глаза привлекут слишком много внимания. Но мне кажется, тебе следует позаботиться о новом имени. Поскольку Гул-и Сарахи – персидское имя, кое-кого, возможно, озадачит такой весьма странный выбор для мужчины – уроженца Северной Африки.
Джулиет сморщила нос.
– Я уже сменила столько имен… Но ты прав. Можешь что-нибудь предложить?
Росс задумался.
– Как тебе Джелал? Оно созвучно Джулиет и Гул-и Сарахи, так что ты легко привыкнешь.
– Отлично. Но и тебе нужно другое имя.
– Мои слуги называют меня Кхилбурн. Вполне уместно в Центральной Азии. Так что я воспользуюсь этим именем. – Он задумчиво посмотрел на жену. – Хорошо бы тебе притвориться, что не много понимаешь по-персидски и будешь по возможности молчать.
– Хочешь сказать, что я должна держать язык за зубами, чтобы не попасть в какую-нибудь переделку?
– Именно.
Джулиет хихикнула.
– Как ни неприятно, но я вынуждена признать, что ты снова прав. Ладно, я буду молчаливой и эксцентричной со всеми, кроме тебя и Салеха. Но и тебе есть о чем побеспокоиться, Росс, вернее, Кхилбурн. Забудь об этих прекрасных манерах, которым тебя обучала герцогиня. Не помогай мне, если я буду тащить тяжелую поклажу, не позволяй первой пройти в дверь и не выказывай никаких знаков внимания, которые обычно выказывают женщинам. В общем, забудь, что я женщина.
– Это не так уж трудно, поскольку ты с головы до ног упакована в черные тряпки, – сухо ответил он, возвращая ей ружье. – Ладно, хватит тратить время попусту. Ведь мы через два часа выезжаем, Джелал. Я-то соберусь быстро, но представляю, сколько провозитесь вы с Салехом.
– Чтоб не сказать больше. – Джулиет повесила ружье на спину, а потом снова обмотала голову покрывалом.
Они молча, но вполне дружелюбно вернулись в Сереван, и Джулиет решила, что из разряда полузабытых троюродных братьев они перешли к двоюродным. «И это самая верная дистанция: чем ближе, тем опаснее».
Когда Росс попытался рассчитать слуг, его тщательно продуманный план дал сбой. Аллахдад принял отставку и выходное пособие с неподдельной радостью, Мурад же внезапно задержался и, подождав, пока товарищ выйдет из комнаты, сказал:
– Я понимаю, что вы хотите проучить меня за то, что я бросил вас туркменам, но, пожалуйста, Кхилбурн, не прогоняйте меня!
– Я вовсе тебя не наказываю: какой был смысл приносить себя в жертву? – ответил Росс, слегка удивленный страстностью молодого человека. – Но я решил, что вы оба убежали, поэтому вчера я нанял двоих новых слуг. Поскольку они лучше знают Каракумы и Бухару, мне будет удобнее с ними. В Мешхеде вы легко найдете работу, а повременная оплата для вас выгоднее, чем путешествие со мной.
– Мне не нужна другая работа! – воскликнул Мурад. – Я хочу поехать с вами в Бухару.
Росс пристально посмотрел на молодого перса. Это был красивый двадцатилетний, располагающий к себе юноша, несмотря на то что оказался неудачливым проводником. Но все же причины, которыми руководствовался Росс, были весьма основательными.
– Сожалею, но мне не понадобятся ваши услуги в дальнейшем.
Глядя на него черными трагическими глазами, Мурад произнес:
– Вы не доверяете мне, Кхилбурн, и это вполне справедливо, но клянусь, я больше вас не подведу.
«Похоже, Мурад говорит вполне искренне, но, к сожалению, он слишком молод и легкомыслен», – подумал Росс.
– Мурад, дело не в том, будете ли вы преданы мне или членам моего отряда. Остаток пути я решил проехать, переодевшись в азиатскую одежду. Надеюсь, так я не привлеку к себе нежелательного внимания; тем не менее велика вероятность, что меня могут принять за шпиона. Кроме того, я нанял некоего тарги из западноафриканской пустыни. Я знаком с ним уже много лет и уверен, что он окажет мне бесценную услугу во время путешествия. Однако у туарегов свои обычаи. Если вы случайно сболтнете кому-нибудь в караване, что я ференги, или начнете распространяться о странностях тарги, вы подвергнете опасности весь отряд. Я не могу так рисковать.
– Вы хороший человек, Кхилбурн, хотя и ференги. Клянусь, что не скажу ничего такого, что принесет вам неприятности. А что касается тарги… – Мурад пожал плечами. – В Азии много разных племен. Я знал вигаров, кафиров, балучи, киргизов… Сомневаюсь, что тарги намного необычнее.
– Мужчины-туареги всегда ходят в покрывалах. Они закрывают лицо и поэтому производят жуткое впечатление, ибо невозможно понять, о чем они думают. Даже на своей родине, в пустыне, о них слагают легенды.
– Если этот тарги богобоязненный и разумный человек, то я не стану с ним ссориться. – Юноша перс пылко подался к Россу. – Я презираю себя за вчерашнее, но если вы позволите служить вам, я искуплю вину и восстановлю свою честь. Умоляю вас, не прогоняйте меня!
Росс неожиданно для самого себя переменил решение. Помимо того, что ему нравился Мурад, он почувствовал, что молодой человек окажется полезным. Интуиция никогда не подводила Росса.
– Ну хорошо, оставайся. Зови меня Кхилбурн и постарайся забыть, что я ференги. Если мы благополучно возвратимся в Сереван и справимся со своей миссией, я дам тебе премию, помимо той оплаты, о которой мы договорились в Тегеране.
Мурад поклонился.
– Я не подведу вас, и не из-за премии, а потому, что честь дороже. – Он вспыхнул и очаровательно улыбнулся. – Хотя не откажусь и от премии. Вы не пожалеете, что оставили меня, Кхилбурн!
Оставалось надеяться, что это окажется правдой.
Отправив Мурада упаковываться, Росс передал Джулиет записку о том, что с ними поедет еще один молодой человек и что ей следует с самого начала войти в роль мужчины-туарега. По мнению Росса, чем быстрее она облачится в многослойные одежды, тем лучше. «Не видя ее милого лица, фигуры, мне будет легче сдерживать свою неподобающую страсть. Там, в овраге, где она практиковалась в стрельбе из ружья, ее светлое лицо так выделялось на фоне черных одежд, толстая коса огненно-рыжих волос призывно ниспадала с плеч… Мне пришлось отойти и скрестить руки на груди, чтобы не протянуть невольно руку и не коснуться Джулиет. Еще сломала бы мне запястье за дерзость! Не хватало только с этого начать путешествие!»
Возвратившись к себе, Росс обнаружил на кровати свой новый гардероб. Подобран он был как нельзя лучше: одежда не слишком роскошная и в то же время не нищенская. «Значит, можно надеяться, что Джулиет все будет делать как надо, раз уж она даже в мелочи постаралась проявить себя».
Просторная, с многочисленными слоями одежда была распространена по всему исламскому миру. Однако, несмотря на бесконечное разнообразие ее видов, североафриканское одеяние было, как правило, проще и в большинстве случаев состояло из рубах, подобных ночным сорочкам, и накидок, которые потом оборачивались вокруг тела различными способами. Благодаря бесформенным слоям Джулиет могла успешно скрываться за туарегским платьем. Азиатская одежда, напротив, тяготела к большей строгости и обычно включала один или несколько свободных, длинных халатов с рукавами, которые надевались поверх туники, рубашки или брюк.
Сбросив с себя европейский костюм, Росс облачился в свой новый наряд. К счастью, Джулиет удалось разыскать белую хлопковую тунику, достаточно широкую, чтобы она не стесняла его в плечах. Мешковатые серые брюки, правда, могли бы быть немного длиннее, но в общем-то они оказались не столь короткими, чтобы вызвать пересуды. Черно-зеленый полосатый халат, так называемый чапан, надевался поверх туники и брюк и доходил ему до колен. Росс подпоясался длинным белым кушаком, а потом напялил на себя еще и ватное громоздкое пальто. Оно доходило ему почти до лодыжек. По крайней мере одежда не стесняла движений, тем более что ее предстояло носить днем и ночью. Причем весь следующий месяц.
Ноги Росса были слишком велики для этой части света, и потому неудивительно, что подходящей пары обуви для него не нашлось. Однако его темно-коричневые невзрачные башмаки вряд ли привлекли бы внимание, особенно в их нынешнем состоянии, стоптанные и бесформенные. Под грудой одежды лежал красивый резной кинжал. Вытащив клинок из ножен, Росс заметил смертельно заостренное лезвие, которое свидетельствовало о том, что это настоящее, разящее, а отнюдь не декоративное оружие. Он ткнул кинжалом в кушак: «С ружьем, пистолетом и кинжалом, спрятанным в башмаке, я вооружен, как настоящий бандит-горец. Однако если нам повезет, оружие мне не пригодится. Я ведь уже давно пришел к выводу, что хороша драка – это та, которой удается избежать».
Наконец Росс обратил внимание на отрез белом муслина, предназначенного для его тюрбана. Тюрбан – чрезвычайно практичный головной убор. Oн защищает голову и от солнца, и от холода, впитывая пот, его можно натянуть и на рот, чтобы уберечься и песка и пыли. Кроме того (и в этом заключена мрачна практичность, свойственная Востоку), в тюрбане достаточно материи, чтобы полностью обернуть тело человека, то есть использовать его в случае необходимости как саван.
Помимо этого, тюрбан еще и указывал на племя или класс, на моду и личность. Тщательно поразмыслив, Росс решил, что больше всего ему подойдет афганский стиль. Афганцы часто бывают высокими, так что его рост не вызовет особых подозрений. Кроме того, как большинство жителей Центральной Азии, афганцы были суннитами, членами огромной, в основном ортодоксальной ветви ислама, в то время как персы в основном принадлежали к секте шиитов. За пределами Персии шиитов часто преследовали, иногда даже убивали. «Так что уж лучше не быть похожим на перса. И вообще из соображений безопасности надо выглядеть как можно скромнее».
Карлайл надел на голову войлочную тюбетейку, которую прислала ему Джулиет, потом небрежными складками сложил муслин. Прошло уже несколько лет с тех пор, как он последний раз надевал такой головной убор, правда, тогда он был в индийском стиле. Впрочем, руки Росса помнили основные приемы, и после одной-двух неудачных попыток он умудрился замотать и подоткнуть ткань в довольно приличный афганский тюрбан. Один конец его свешивался сбоку, вдоль шеи.
Джулиет также снабдила его небольшим количеством сурьмы. Чуть темнее, чем волосы, ресницы и брови Росса, по азиатским меркам, казались светлыми, так что, наложив на ресницы сурьму, Росс аккуратно подвел брови.
Потом он тщательно осмотрел себя в небольшое зеркальце. «Неплохо, – решил он. – Жаль только, что у меня нет большой черной бороды. В то же время маловероятно, чтобы кто-нибудь теперь сразу же распознал во мне ференги».
Изменить внешность было чрезвычайно важным делом, но не менее трудной задачей оказалось изменить образ мыслей. Надо думать о себе, как о восточном человеке, а не как об англичанине, чтобы ненароком не выдать себя. Раньше, в менее критических ситуациях, Росс успешно перевоплощался. Хорошо бы и на сей раз не ударить лицом в грязь.
Карлайл распорол подкладку своего английского пальто и извлек оттуда рекомендательные письма. Запечатанные, в промасленных конвертах, эти письма легко разместились в пухлом чапане. Потом Росс упаковал европейскую одежду, правда, не всю, часть оставил в Сереване.
Наконец, осмотрев свой багаж, он невесело улыбнулся. «Путешествие через Каракумы крайне опасно, а пребывание в Бухаре и того больше. И все же куда труднее жить бок о бок с женщиной – единственной на свете женщиной, которая по-настоящему владеет моей душой. Ибо она по-прежнему властвует надо мной. И да поможет мне Господь!»
