Текст книги "Игрушка судьбы"
Автор книги: Мэри Дехейм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Глава 12
Джеймс встретил Морган ледяным взглядом, так что она буквально застыла в дверях. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, позади Морган появился Том Сеймур.
– Твой дядя хотел тебя видеть, – сухо сказал Джеймс, избегая встречаться взглядом с Томом. – Тебе следовало спросить позволения, прежде чем отправляться в Тауэр. Дядя очень раздосадован.
– Морган больна, – вмешался Том. Поддерживая под локоть, он бережно усадил ее и кресло. – А что касается Кромвеля, может передать ему, что Морган получила разрешение от будущей королевы Англии.
Не только Джеймс, но и Морган в изумлении уставились на Тома: его слова застали их врасплох, только сейчас оба осознали, насколько изменилось положение дел при дворе. Томас Кромвель, конечно, оставался королевским секретарем, но Том Сеймур стал теперь будущим зятем короля.
– Полагаю, немного вина сейчас не помешает, – сказал Том, усаживаясь напротив Морган.
Джеймс застыл было на месте, но откровенные притязания Тома на власть заставили его смирить гордыню, и он направился в кабинет за вином и бокалами. Когда он разливал вино, рука его слегка дрожала. Наблюдая за мужем, Морган вдруг ощутила значение перемен, по сути, крушение старого порядка вещей. По всей Англии сейчас мужчины и женщины заключали новые соглашения, переоценивали свои привязанности, вступали в новые союзы, и все потому, что Генрих Тюдор выбрал себе новую жену.
– Джейн хочет видеть тебя, как только ты будешь в состоянии с ней встретиться, – сказал Том, отпив из бокала. – Она остановилась в доме сэра Николаса Керью.
– Завтра? – все еще не до конца придя в себя, спросила Морган.
– Отлично. – Он допил вино, повернулся к Морган и поцеловал ей руку. – Ты держалась молодцом, Морган. Похоже, ты унаследовала отвагу и мужество своего отца.
Том кивнул Джеймсу, улыбнулся Морган и вышел.
Молчание, воцарившееся после ухода Тома, показалось Морган настолько тягостным, что она поднялась и налила себе еще вина. Наконец Джеймс заговорил, но голос его звучал несколько неестественно:
– Похоже, я женился на женщине, у которой высокопоставленные друзья и покровители. Надеюсь, ты не станешь использовать свои связи во вред.
Топазовые глаза широко раскрылись.
– О чем ты говоришь, Джеймс? Единственное, чего я хочу, это вернуться в Белфорд и исполнять свои обязанности, как подобает твоей жене и графине.
Джеймс с интересом разглядывал жену, потом рассмеялся и похлопал ее по плечу:
– Конечно, конечно. Я просто… фантазировал. Последние дни были тяжелыми для всех нас. И чем скорее мы вернемся в Белфорд, тем лучше.
– Согласна, – попыталась улыбнуться Морган. – Но у меня есть одна просьба. Я хотела бы заехать в Фокс-Холл, раз уж мы оказались неподалеку. Мои родные будут очень огорчены, если не увидят Робби.
Впервые Джеймс не размышлял целую вечность, прежде чем принять решение. Он сказал, что они могут выехать в Фокс-Холл еще до конца месяца и прямо оттуда отправиться в Белфорд. Ему только нужно будет купить кое-что для нужд поместья.
Морган с энтузиазмом принялась обсуждать хозяйственные дела, надеясь, что муж перестанет сердиться и они смогут восстановить хотя бы дружеские отношения. Впервые Морган смирилась с тем, что между ней и Джеймсом нет страстной любви. Король Генрих и Анна Болейн любили друг друга – и вот он готовится жениться на другой, а Анна покоится в ящике из-под стрел на кладбище Тауэра.
Джейн Сеймур никогда не была красавицей и едва ли станет ею, но Морган вынуждена была признать, что невеста короля приобрела лоск, который добавил ей чуть-чуть привлекательности. По крайней мере ее одежда мало напоминала прежние, привычные наряды и хотя была далека от соблазнительной моды Анны Болейн, чопорные серые, темно-синие и коричневые тона уступили наконец место ярким шафрановым с золотом, а на шее Джейн появилось колье с драгоценными камнями, каждый размером с птичье яйцо.
Едва переступив порог гостиной сэра Николаса Керью, Морган присела в реверансе, но Джейн поспешила поднять гостью с радостным смехом:
– Нет-нет, еще рано, Морган. Я все еще просто Джейн Сеймур.
– А когда же, Джейн? – спросила Морган, чувствуя себя довольно неловко, несмотря на радушный прием.
Джейн пожала худенькими плечами:
– Точно не знаю. Только три дня назад приехала в Лондон. Всеми приготовлениями занимается его величество.
Дамы сели на диван. В новом наряде и роскошных драгоценностях Джейн выглядела совсем по-другому. В глазах отражался внутренний свет. Интересно, как давно Джейн мысленно примеряет корону? Том признался, что его сестрица попала в поле зрения короля лишь прошлой осенью. Но Джейн всегда была умна и хитра: вполне возможно, она знала, что станет королевой, гораздо раньше, чем сам Генрих.
– Мои самые сердечные поздравления, – как-то неуверенно произнесла Морган.
Джейн вопросительно посмотрела на нее:
– Том сказал, что ты была в Тауэре. Видимо, тебя не очень радует мое будущее?
– Ты ошибаешься. Просто… просто воспоминания о вчерашнем дне еще слишком свежи. Ведь я всегда искренне восхищалась Анной.
Джейн вздохнула, посерьезнела и стала похожа на себя прежнюю.
– Ну, разумеется. А я вот нет. Я служила Екатерине Арагонской и обожала ее. И проживи Анна еще сто лет, я никогда не простила бы то горе, которое она причинила этой святой женщине. Нет-нет, – быстро сказала Джейн, видя, что Морган собирается вступиться за королеву, – виновата была не только Анна, но и другие, и, конечно же, обстоятельства.
Во всем виноват Генрих, подумала Морган и поняла, что, несмотря на всю свою восторженность, Джейн не так уж счастлива от перспективы стать третьей женой короля.
– Ты должна знать, что я желаю тебе только добра, – сказала Морган на этот раз вполне искренне.
– А я и не сомневаюсь, – просияла Джейн. – Но в нашей семье есть еще новость, ты слышала?
– Нет, неужели еще кто-то женится?
– Моя сестра Элизабет выходит замуж за Грегори, твоего кузена. Дата свадьбы еще не назначена, но помолвка состоится сразу же после моего брака с его величеством. И теперь наши семьи будут связаны не только узами дружбы, но и родственными отношениями.
– Я не видела Грегори с самого детства, – сказала Морган и принялась рассказывать о Робби, Джеймсе, Белфорде и своей жизни на севере. Они говорили о приданом Джейн и о том, кого она выберет в качестве фрейлин.
– Если твоя кузина Нэн не против, я хотела бы пригласить ее.
– Уверена, она будет в восторге. Мы с Джеймсом скажем ей о твоем предложении – разумеется, с твоего позволения, – когда будем к Фокс-Холле.
– Да, пожалуйста. Я непременно пришлю официальное приглашение, согласно приличиям.
Морган не удержалась от улыбки. Джейн, без сомнения, будет очень «приличной» королевой, внимательной к каждому, вникающей во множество проблем, но вместе с тем не вмешивающейся в важные государственные дела мужа. Морган поняла, почему Генрих остановил свой выбор на чопорной, строгой Джейн, хотя вокруг было множество хорошеньких молоденьких девушек: после Анны Болейн и Екатерины Арагонской Генрих хотел покоя и почти так же сильно мечтал о сыне.
– Знаешь, я думаю, он просто сухарь, – заявила Нэн, бросая камешек в пруд, – конечно, он очень милый, но вы здесь уже четыре дня, и за все это время он всего раз засмеялся.
– Он просто сдержанный, – возразила Морган, осознавая, что большую часть времени, проведенного в Фокс-Холле, вынуждена защищать своего мужа от бесконечных нападок Нэп.
– Сдержанный! Он просто все время молчит. О, Морган, надеюсь, Кромвелю не придет и голову выбирать мужа для меня!
– Мы все своего рода заложники, – сказала Морган и поднялась. – Кажется, начинается дождь. Схожу-ка я к бабушке.
Нэн последовала за Морган.
– Морган, я понимаю, что не следует плохо говорить о Джеймсе, но я думала, что у тебя будет совсем другой муж. Уж если жить в таком мрачном месте, как ты, так по крайней мере с любимым человеком.
Морган сказала Нэн, что не любит Джеймса; это был первый вопрос, который кузина задала ей, и не имело смысла лгать. Родители ни о чем не спрашивали. То ли все поняли по тону ее писем, то ли хорошо знали Морган.
Бабушка Изабо тоже, разумеется, все понимала. Она встретила Джеймса без своего обычного доброго остроумия. Сначала Морган решила, что это оттого, что бабушкино здоровье пошатнулось в последние два года и она теперь почти не встает с постели. Но, оставшись с Морган наедине, бабушка объяснила свое отношение к Джеймсу:
– Кромвель сделал крайне неудачный выбор. Ты, конечно, могла бы не согласиться, но это было бесполезно.
Морган вспоминала эти слова, поднимаясь в комнату бабушки, а Нэн бежала следом, продолжая извиняться.
– Послушай, Нэн, – сказала Морган, резко остановившись, – давай не будем больше говорить о Джеймсе. Тогда тебе не придется просить прощения за каждое слово.
Длинное лицо Нэн вытянулось еще больше. И Морган вдруг поняла, насколько изменилась Нэн за последние четырнадцать месяцев. Черты лица стали мягче; высокая угловатая фигура округлилась; в темных все еще невинных глазах появилось какое-то новое выражение. Нэн больше не ребенок, и Морган должна помнить об этом.
– Нэн, – сказала с улыбкой Морган, – в общем-то ты права, но лучше бы держала свое мнение при себе. Это было бы достойно с твоей стороны. В конце концов, Джеймс – добрый, порядочный человек и прекрасный отец.
Смутившись, Нэн переминалась с ноги на ногу, но не считала себя виноватой.
– Ну, не знаю… Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на… просто на продолжение рода.
– О, это вовсе не так! – Морган попыталась изобразить ослепительную улыбку. – Ребенок – это чудо, а вести хозяйство весьма увлекательно. В нашем поместье я постоянно занята в хорошую погоду. А Джеймс, кстати, приятный человек, куда приятнее многих других.
Это не убедило Нэн. Пробормотав: «Твоя правда», она стала спускаться вниз. А Морган, подавив раздражение, вошла в бабушкину спальню.
– Твои сомнения вполне естественны, – сказала бабушка Изабо спустя пять минут после того, как Морган поведала ей о своих спорах с Нэн. – Жизнь жестоко обошлась с тобой. Нам всем приходится нелегко, малышка, но кто не пытается ничего изменить, проживает мрачную, унылую жизнь.
Бабушка Изабо замолчала, переводя дыхание, и Морган поднесла к ее губам чашку с водой. Старушка сильно ослабела даже за то короткое время, что Морган и ее семья гостили в Фокс-Холле.
– Ты все еще молода. Кто знает, какие сюрпризы тебе готовит судьба? Я бы советовала тебе запастись терпением и сохранить волю, твердую, как сапфир.
Морган улыбнулась бабушке и нежно вытерла ее лоб платком.
– Но я ведь не могу изменить Джеймса, бабушка. Что ты предлагаешь?
– К несчастью, Джеймс такой хрупкий, болезненный. Сколько еще зим он протянет в своих холодных северных землях?..
– О, бабушка, – Морган была несколько шокирована, – я не желаю ему смерти! Он мой муж!
Бабушка Изабо легонько похлопала Морган по руке.
– Только не надо иллюзий, малышка! Я хорошо понимаю, что ты молода и полна сил, но я-то уже старуха и наверняка скоро умру – все мы смертны. У Джеймса слабое здоровье. Я просто реально смотрю на вещи.
Она тихо рассмеялась и тут же закашлялась. Морган поднесла ей еще воды, но бабушка покачала головой.
– Если не хочешь напрасно терять время, – продолжала она, – заведи себе любовника, сильного, страстного, такого как Сент-Мор.
– Том! – Эта идея потрясла Морган больше, чем фаталистические пророчества бабушки относительно здоровья Джеймса. – Да он же мне как старший брат!
– Лишь пока ты была маленькой девочкой. Впрочем, я говорила не о нем конкретно. Я имела в виду кого-нибудь похожего на него, столь же отважного, отчаянного, с горячей кровью. – Голубые глаза блеснули и со странным выражением задержались на лице Морган. – А ты предпочла бы того долговязого типа, которого встретила в саду?
– О! – вскрикнула Морган, чуть не свалившись со стула. – Ты знаешь!
Слегка дрожащей рукой бабушка Изабо махнула в направлении окна:
– Там выше есть еще одна комната, откуда открывается прекрасный вид. Я видела его и видела тебя.
Щеки Морган пылали, она была и рассержена, и смущена.
– Это невозможно! Деревья были в цвету. Ты не могла нас видеть, даже с такой высоты.
Бабушка Изабо вновь рассмеялась:
– Я не говорила, что видела вас вместе, малышка. Я сказала, что видела его – и тебя, позже, когда ты примеряла новое платье. И в тот момент ты уже не была той юной девушкой, которая вышла из дома час назад. И хотя это, должно быть, потрясло тебя, мое бедное дитя, было совершенно очевидно, что на самом деле он не был тебе противен!
– Я… – Морган казалось, что сердце ее готово выскочить из груди. – Неправда! Он был мне противен, он просто животное, я так испугалась, все было просто чудовищно и…
– Необычно, – медленно кивнула бабушка Изабо. – Так и должно было быть, если он вел себя так же, как отдавал распоряжения близнецам Мадденам, и так же, как правил лошадьми. Мне понравилось, как он двигался – не с грацией Сент-Мора, но очень мужественно и уверенно. В какой-то момент мне захотелось, чтобы он увез тебя; до того как Кромвель выберет для тебя мужа.
Она вновь замолчала, глубоко и часто дыша.
Морган слышала, как что-то хрипит в бабушкиной груди.
– Ты узнала его имя, малышка?
Морган видела вопрос в глазах бабушки, чувствовала ее любовь и тревогу. Первой ее реакцией было солгать, но потом она поняла, что правда была бы утешением для бабушки.
– Да. Он брат моего мужа, – тихо проговорила она, не поднимая глаз. – Он – отец Робби.
– Ах, вот как? Тогда ты знаешь, о чем я говорю. Я несколько разочарована тем, что ты пыталась скрыть правду от своей старой бабушки! Ты и… Как его зовут?
– Френсис, – прошептала Морган.
– О, Френсис, прекрасное имя – вполне подходит для короля, как наш французский Франсуа. – Она вновь закашлялась, отпила еще воды. – Ты и Френсис страстно любите друг друга.
– Ради всего святого, между нами вообще нет любви! – возмутилась Морган. – Мы ни разу не были вместе с тех пор, как я вышла замуж за Джеймса. И он очень любит свою жену Люси.
– Хм. Ну разумеется. Хорошо, когда любовник любит свою жену – это свидетельствует о его широкой душе. О, малышка, как бы мне хотелось отложить свою кончину на некоторое время! Чтобы увидеть, насколько сильно вы с Френсисом не любите друг друга!
И старушка весело рассмеялась, что вызвало новый приступ кашля. Морган снова забеспокоилась. Бабушка величественно махнула рукой:
– Если ты нальешь мне еще воды, я отплыву к Господу, как старая дряхлая каравелла. Все у тебя будет хорошо, дитя мое. А я помашу тебе рукой от райских врат.
* * *
Бабушка Изабо умерла ночью во сне, получив отпущение грехов от своего духовника – симпатичного молодого священника из Беркемстеда. Сэр Эдмунд рассказал рыдающей Морган, что бабушка умерла с улыбкой на лице.
Глава 13
Почти весь июль и август Морган и Люси провели на террасе Белфорда, занимаясь шитьем детской одежды. Отсюда не только открывался прекрасный вид на море, это было самое прохладное место в доме. Старшие дети Люси играли неподалеку, а малыши лежали в мягких подушках, курлыча что-то на своем младенческом языке.
Люси жадно слушала новости из Лондона. Морган пыталась убедить невестку, что их путешествию не стоит завидовать.
– Бога ради, Люси, – говорила Морган. – Казни, интриги и заговоры, борьба за власть, не говоря уже о тех несчастных монахах, которых мы видели по дороге, – не думаю, что тебе понравилось бы все это.
Люси наклонилась подхватить клубок, который покатился к Робби. Она была уже на шестом месяце беременности, живот стал довольно большим. Доктор Уимбл велел ей как можно меньше двигаться.
– Все, о чем ты рассказываешь, довольно интересно. Но я понимаю, что ты должна чувствовать, – сказала Люси. – И такое печальное событие дома – смерть твоей бабушки.
Морган избегала смотреть Люси в глаза. Слова бабушки Изабо о Френсисе все еще были свежи в ее памяти.
– По правде говоря, я рада, что находилась рядом с бабушкой в это время. Она была удивительной женщиной.
– Француженка, ты сказала? – Люси аккуратно перекусила нитку зубами. – Кажется, ты рассказывала, что она встретилась с твоим дедушкой, когда он… – Люси умолкла и тут же воскликнула: – О, Френсис, ты вернулся! И ждала тебя еще вчера.
Френсис прошел мимо Морган, едва кивнув ей, и наклонился, целуя Люси в губы. Он ездил в Нью-Касл закупать продовольствие у голландских капитанов.
– Чертов Вандерхоф оказался таким упрямцем, – сказал Френсис.
Старшие детишки кинулись к нему с радостным визгом. Он расцеловал обоих, а потом подхватил на руки младшего.
– Или ты вырос, маленький разбойник, или твои одежки стали меньше. Люси! – обернулся он к жене. – Не пора ли тебе отдохнуть? Скоро четыре часа.
– Не суетись, я в порядке, – ответила Люси. – Я ведь не устаю, когда просто сижу здесь. А от долгого лежания чувствую себя слабой и больной.
Но Френсис продолжал озабоченно хмуриться:
– Доктор Уимбл – прекрасный специалист, и ты должна его слушаться.
Он осторожно опустил малыша на подушки.
– Я должен умыться и переодеться. – И, махнув рукой женщинам, Френсис направился в замок.
– Он так переживает, – заметила Люси. – Говоря по правде, Морган, у меня время от времени сводит ноги. Давай погуляем немножко, а потом я лягу отдыхать, хорошо?
– Может, не стоит?
Но Люси уже вскочила на ноги. Передав детей на попечение Пег, женщины медленно направились к морю.
– Какой чудесный день! – Люси залюбовалась дальними скалами на острове. – Ты ведь еще не была там, Морган?
– Все собираюсь. Джеймс хотел свозить меня туда на прошлой неделе, но свечных дел мастер обжег руку горячим воском.
– Ему уже лучше? – спросила Люси, оборачиваясь, но внезапно лицо ее исказилось. Она вскрикнула и прислонилась к дереву.
– Что случилось? – Морган в тревоге метнулась к невестке. Га почти рухнула наземь, прижимая руки к животу.
– Ребенок! Что-то не так…
Морган в панике озиралась. Поблизости никого нет, а до замка добрых четверть мили.
– Ты можешь идти? – обратилась она к Люси, заранее зная ответ.
– Больно! Господи!
Морган наклонилась, перекрикивая шум ветра и стоны Люси:
– Я побегу за подмогой и быстро вернусь!
Люси едва заметно кивнула.
Морган помчалась к замку, не обращая внимания на камни, о которые спотыкалась, на ветки, которые рвали ее платье. Казалось, почти целый час прошел, прежде чем она добралась наконец до террасы, на которой не было ни души. Пег с малышами ушла в комнаты. Но тут Морган услышала голос Джеймса внизу и, перегнувшись через перила, закричала:
– Джеймс! Немедленно найди Френсиса! Люси рожает!
Джеймс посмотрел наверх:
– Где? Где она?
– На скале у моря! Френсис уже вернулся, он где-то здесь, в замке! Быстрее, Джеймс!
Морган помчалась обратно, но на полпути услышала шаги Френсиса, который несся следом.
– Джеймс поехал за доктором Уимблом, – бросил он на ходу. Морган только кивнула и ответ. Выражение лица Френсиса напугало ее, но она побежала дальше, вознося молитвы Богородице за здравие Люси.
Люси они обнаружили лежащей без сознания среди камней. Огромная лужа крови расплывалась вокруг. У ног Люси лежал хрупкий младенец-мальчик, пуповина все еще соединяла его с матерью. Младенец был мертв.
С диким, животным криком Френсис рухнул на землю. Обнимая Люси и ребенка, он зарыдал. Закрыв руками лицо, Морган отвернулась, не в силах смотреть на эту страшную картину. Отчаяние охватило ее.
Но все же она заставила себя обернуться. Веки Люси дрогнули, она попыталась заговорить, но смогла выдохнуть лишь «Прости…».
Френсис прижался лицом к ее щеке, покрыл поцелуями лоб, подхватил жену на руки.
– Я отнесу ее в замок, – сказал он Морган, – а ты похорони мальчика – прямо здесь.
– Но, Френсис, – робко возразила Морган, – мне нечем копать. Земля такая твердая… я не могу…
– Я хочу, чтобы он был похоронен здесь, над морем! – рявкнул он. – Копай, чем хочешь – руками, камнями, чем угодно! Но сделай это, иначе я тебя высеку!
Морган долго смотрела на хрупкое тельце и, кажется, ни о чем не думала. Просто молилась, затем оторвала подкладку от своего платья, бережно завернула ребенка и нежно поцеловала в лобик:
– Бедное дитя, это все, что я могу для тебя сделать.
Острым камнем она выкопала глубокую яму и похоронила мальчика под старым деревом, тянущим свои корявые ветви в сторону моря.
Целую неделю Люси была на грани жизни и смерти. Френсис почти все время молчал и метался по комнате, как лев в клетке. Он ни разу не спросил Морган, похоронила ли она ребенка: ему и в голову не приходило, что она посмеет ослушаться.
Когда наконец стало ясно, что жизнь Люси вне опасности, доктор Уимбл сообщил Френсису, что ей ни в коем случае нельзя больше рожать. Френсис ничего не ответил, но в тот же вечер отправился в деревню и напился.
Морган не подозревала о диагнозе доктора Уимбла, пока сама Люси не рассказала об этом. Но она знала, что Френсис отсутствовал целую ночь, и, когда Люси к утру позвала его, Морган спустилась вниз, чтобы немедленно провести к жене, как только он вернется.
Он появился около девяти, едва держась па ногах. Когда он подошел ближе, Морган почувствовала запах спиртного, а на его щеке увидела четыре длинные царапины. Морган подумала о Люси, вспомнила ее бледное худенькое личико, утонувшее в подушках, и ярость охватила ее.
– Ты грязная скотина! Пьешь и веселишься, а твоя несчастная жена страдает! Конечно, она нужна тебе только для удовлетворения твоей низкой похоти!
Глаза Френсиса блеснули. Он замахнулся было на Морган, но тут же опустил руку и резко отвернулся.
– У тебя злобный мерзкий язык, Морган, – сказал он, стараясь сохранять равновесие.
– Ты! Смеешь осуждать меня! Я не знала, что сказать бедняжке Люси, целых два часа выдумываю несусветную ложь, чтобы не волновать ее. Ты не посмеешь пойти к ней в таком виде. Эти царапины – как ты намерен их объяснить?
Обернувшись, он схватил Морган за плечо.
– Я не намерен ничего объяснять, особенно тебе! – прорычал он.
Видимо, Френсис рассчитывал, что она вскрикнет от боли, испугается, но вместо этого Морган твердо и спокойно проговорила:
– Отпусти меня, Френсис. Немедленно.
К ее удивлению, он послушался и молча ушел, грохоча тяжелыми башмаками по булыжнику двора.
Он направился прямо к Люси. Она сама рассказала Морган о визите мужа и о том, что сказал доктор Уимбл. Это очень огорчило Люси, но переживала она в основном за Френсиса, а не за себя.
О том, в каком виде появился муж, Люси не сказала ни слова. Видимо, хорошо понимала его.
К началу октября Люси полностью оправилась, а к Френсису вернулось его обычное чувство юмора. Первые пару недель после своего ночного загула в деревне он почти ежедневно навещал могилу сына у моря. Джеймс рассказал, что Френсис поставил там крест, и они с Люси вместе ходили туда.
Осень выдалась ясная и теплая, и на этот рая ничто не мешало собрать богатый урожай. Впрочем, по всей Англии земледельцы благословляли короля и его новую жену, считая, что сам Господь благоволит этому браку.
Однако появились новые, гораздо более серьезные проблемы. В начале октября Джеймс получил письмо от Перси, который в деталях описывал восстание сторонников старой веры и Линкольншире. Самого Линкольна арестовали за день до письма Перси. Вдохновляемые местными священниками, аристократы и простолюдины объединились, требуя прекратить разорение монастырей, сократить налоги и остановить распространение ереси.
Перси писал, что король наверняка отвергнет все требования. Он со своей стороны ничего не мог сделать, потому что был в тот момент тяжко болен. Но он умолял Джеймса и Френсиса сделать все возможное, чтобы не допустить распространения беспорядков на север.
«Вы и ваш брат – единственные люди в тех краях, верные королю и государству», – писал он в заключение.
Джеймс прочел письмо вслух, когда все собрались в библиотеке.
– Я слышал разговоры об этом в Бамбурге позавчера, – сказал Френсис, – но если король предпримет решительные меры, мятежники быстро отступятся.
– Возможно, – ответил Джеймс. – Ты был бы рад, если бы их усмирили?
– Я предпочел бы, чтобы в Англии вообще не вспыхнула гражданская война независимо от повода. Хотелось бы, чтобы восторжествовали разум, справедливость и добрая воля, но я прекрасно понимаю, что это нереально.
Насколько нереально, обитатели замка Белфорд осознали довольно скоро, когда гражданская война приблизилась к их порогу. В Йорке лорд Латимер и другие католические лидеры организовали паломничество к королевской милости, шествие со знаменами и хоругвями, которое должно было вынудить короля изгнать своих недобросовестных советников и вернуться в лоно матери-церкви. Йорк превратился в военный лагерь, король направил армию на север для борьбы с мятежниками.
Джеймс негодовал по поводу столь наглого политического вызова, брошенного монарху его сувереном, владетелем Йорка. Френсис же, напротив, защищал право повстанцев на их собственные взгляды и верования. Однажды вечером, после особенно бурного обсуждения политических проблем за ужином, Френсис в ярости выскочил из-за стола. Люси собралась последовать за ним, но Джеймс удержал ее:
– Ты не обязана разделять его бунтарские взгляды и должна убедить мужа прекратить неосторожные шутки на столь скользкие темы. Одно дело – высказывать свою точку зрения здесь, в стенах Белфорда, совсем другое – где-то еще.
Люси пробормотала что-то насчет того, что Джеймс, безусловно, прав. Ужин заканчивали и неловком молчании.
Позже Морган решила отыскать Френсиса. Хотя она вполне сочувствовала взглядам паломников Йорка, все же в глубине души не понимала и отчасти презирала тех, кто готов погубить жизнь во имя религиозных идей. Участь Шона О’Коннора все еще жива была в ее памяти. Но больше всего ее огорчали распри между Джеймсом и Френсисом. Джеймс, конечно, был сдержанно вежлив, Френсис – вспыльчив и упрям. Но Морган знала лучше, чем кто бы то ни было, насколько губительна религиозная вражда.
Вечером Морган пошла в библиотеку. Френсис сидел в своем любимом кресле с толстенным томом в руках и явно был недоволен ее появлением.
– Только не надо подозревать меня в приверженности еретическим взглядам лишь потому, что нас с твоим братом обвенчали по новому обряду, – без обиняков начала Морган и решительно уселась напротив Френсиса, – уверена, что, как только у Генриха родится сын, он вернется в лоно католической церкви и все распри мгновенно прекратятся. А сейчас лучше сдерживать свои эмоции и не болтать лишнего.
– Мы никогда не вернемся к прежнему! По крайней мере, Генрих Тюдор. Думаешь, он откажется от власти, которую приобрел, создав свою собственную церковь? Как же плохо ты знаешь людей!
– Не так уж плохо, если до сих пор мне удавалось справляться с Джеймсом. Не обостряй отношений, Френсис.
Он медленно отложил книгу.
– Не читай мне нотаций, Морган. Я не дурак. Я вовсе не собираюсь встать в центре Йорка или Уайтхолла и проповедовать свои взгляды. Но есть вещи, о которых нельзя молчать, сохранив свою честь.
Слова Френсиса смутили Морган: он не собирается заявлять о своих взглядах, но и отказываться от них не намерен.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Морган примирительно.
– Я и не надеялся, что ты поймешь, – бросил Френсис, едва сдерживая гнев. – Ты подписываешь акты, признания, брачные контракты, словно счета от портного. Ни на минуту не задумываясь, что они означают на самом деле.
Морган подскочила, свалив на пол томик Аристотеля:
– Это неправда! Меня заставили подписать!
Френсис фыркнул:
– Заставили или нет, держу пари, ты задумывалась над этими текстами не больше чем на несколько секунд, возможно, даже не помнишь, ради чего заложила свою бессмертную душу.
.– А если бы задумалась? Что пользы? Вспомни, чем закончил Шон О’Коннор!
Он тоже поднялся и наклонился над громадным дубовым столом:
– Я знал, что ты припомнишь его в качестве веского аргумента. Надеюсь, Шон О’Коннор по крайней мере имел представление о том, ради чего страдает, хотя скорее выступал против власти английского короля, чем в защиту римского престола. Еретики и фанатики обычно подтасовывают факты, стремясь исказить истину в своих интересах.
– А ты? – Морган ткнула в него пальцем. – Чем ты отличаешься от Шона, или Генриха Тюдора, или от своего брата, например?
– Трудно сказать, – спокойно ответил он. – Во всяком случае, я себя не обманываю. И тебя не стану обманывать. Я хочу тебя. Прямо сейчас.
Морган удивленно распахнула глаза. Они с Френсисом так давно не были наедине, а если и прикасались друг к другу, то лишь в официальной, сдержанной манере, приличествующей родственникам. Она почти забыла, насколько опасным и неотвратимым может быть его необузданное желание – и ее собственная реакция на него.
– Ну что же? – Он все еще крепко держал ее за руку, но во взгляде появился намек на улыбку. Она молчала. Френсис принял молчание за согласие и, подойдя к двери, запер ее. Когда он обернулся, она все так же стояла у стола, не возражая, но и не поддерживая его.
– Ну? – повторил он.
– Я жду ребенка, Френсис.
Настал его черед удивляться. Но, справившись с собой, он расхохотался, запрокинув голову, весело и заливисто.
– Бог мой, я рад за Джеймса! Не думал, что у него это получится.
Он замолчал и вопросительно взглянул на нее:
– Надеюсь, ребенок от Джеймса?
– Разумеется, ты, чудовище! Думаешь, я могу ему изменить? – воскликнула она, но тут же понизила голос, опасаясь, как бы их кто-нибудь не услышал.
– Можешь, ты сама это знаешь. Только тебе следовало бы по-другому ответить: «Думаешь, я могу изменить ему с кем-нибудь, кроме тебя?» – Он привлек Морган к себе и осторожно снял платок с ее головы. – Я искренне рад, что Джеймс оказался настоящим мужчиной.
– Ты странно выражаешь свою радость, – возразила Морган. – А теперь отпусти меня, уже поздно.
– Уже поздно, и я тебя не отпущу. Только не рассказывай мне, что во время беременности вредно заниматься любовью – этот номер пройдет с Джеймсом, но не со мной. Если помнишь, ты уже носила моего ребенка, когда мы в последний раз занимались любовью.
– Это было так давно, я почти забыла.
Морган хотела, чтобы заявление прозвучало равнодушно, но, к своему удивлению, уловила и нем тоскливые нотки. Френсис, крепко обнимая ее за плечи, заставил взглянуть ему прямо и глаза.
– Действительно, давно, но я ничего не забыл, и ты тоже, маленькая лгунья.
И прежде чем Морган успела ответить, его губы прижались к ее губам, он приник к ней, приподнимая, целуя шею, плечи, ложбинку между грудей. Морган прижалась к нему всем телом, запуская пальцы в густую шевелюру, нежно покусывая мочку уха. Уступив, она медленно опустилась на ковер у камина.
