Текст книги "Сначала свадьба"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Глава 7
Ванесса всегда считала, что ссора показывает людей не с лучшей стороны.
Подавая чай, она услышала кое-что из беседы кузенов, но чувства вины при этом не испытала: гостиная Стивена – да еще во время чаепития – была не лучшим местом для выяснения отношений, особенно если кто-то хотел сохранить эти отношения в тайне.
Виконт Лингейт вел себя, как всегда, высокомерно – здесь удивляться не приходилось. Но вот Константин Хакстебл неожиданно проявил совсем не те черты характера, которые столь охотно демонстрировал до сих пор. Кузен намеренно выводил виконта из себя, явно испытывая удовольствие от его ярости.
Он получил распоряжение уехать из Уоррен-Холла до их появления, но не послушался и остался.
Потому ли, что хотел встретить доселе неведомых дальних родственников и приветствовать их в доме, который до сих пор фактически принадлежал ему? Или потому, что знал: увидев его, виконт Лингейт испытает крайнее раздражение?
Если даже действиями руководил второй мотив, доля сочувствия все равно сохранялась, несмотря на унизительность ситуации для семьи молодого графа. В конце концов, с какой стати мистер Хакстебл должен был уезжать из родного дома по приказу виконта?
Но в целом ссора казалась наивной и мелочной. Подумать только: взрослые люди, да к тому же кузены, не в состоянии найти общий язык!
Ванесса не интересовалась причиной ссоры, хотя узнать суть разногласий, конечно, хотелось – мало кто не испытывает естественного в подобных случаях любопытства. Просто она считала, что ни ей самой, ни Стивену, ни сестрам не стоило вникать, а уж тем более вмешиваться в чужие отношения – по крайней мере сегодня. Сегодняшний день стал самым важным и волнующим в жизни брата, а потому джентльмены вполне могли бы перенести перепалку и во времени, и в пространстве.
Но судьба распорядилась так, что счастье Стивена строилось на несчастье другого человека. Во время обеда Ванесса заметила, что мистер Хакстебл одет во все черное, как и раньше, когда он предстал в костюме для верховой езды. Подобно ей самой он носил траур, хотя его траур был еще полным. Какое тяжкое испытание – потерять брата! Мысли обратились к Стивену, но Ванесса тут же решительно пресекла разгул воображения. О подобном нельзя даже думать.
– Расскажите мне о Джонатане, – попросила она мистера Хакстебла, когда общество перешло в гостиную.
Мег о чем-то разговаривала с виконтом Лингейтом и Стивеном, но все они, должно быть, услышали ее просьбу и замолчали, не желая пропустить ответ.
Ванессе показалось, что ответа не последует. Рассеянно улыбаясь, новый родственник пристально смотрел в огонь камина. Молчание продолжалось несколько секунд, но потом он все-таки заговорил.
– Обычно невозможно описать человека одним словом, – начал Кон. – Но для Джона подходящее слово существует: любовь. Он любил всех, с кем сводила жизнь.
Ванесса улыбнулась сочувственно и ободряюще.
– Он оставался ребенком, хотя внешне уже выглядел молодым мужчиной. Любил играть. Иногда любил дразнить. Обожал прятаться, даже если найти его не составляло труда. Так ведь, Эллиот?
Константин насмешливо посмотрел на виконта Лингейта.
Виконт, как всегда, нахмурился.
– Вам, должно быть, отчаянно его не хватает, – заметила Ванесса.
Мистер Хакстебл пожал плечами.
– Джон умер в ночь своего шестнадцатого дня рождения, – ответил он. – Умер во сне, после счастливого, наполненного смехом и играми праздника. О подобной смерти можно лишь мечтать. Я не желал кончины брата, но теперь по крайней мере свободен и могу искать собственную удачу. Порою любовь становится тяжким грузом.
Слова прозвучали подобно удару грома. Сама Ванесса ни за что на свете не смогла бы ответить так честно, хотя полностью понимала мистера Хакстебла и сочувствовала. О боли обреченной любви она знала все.
– И все же, – подал голос Стивен, нарушив короткое молчание, которое могло бы показаться неловким, – надеюсь, что вы, кузен, не уедете слишком скоро. Мне нужно о многом вас расспросить. Да и вовсе незачем думать об этом доме как о чужом всего лишь потому, что формально он принадлежит мне.
– Ты, парень, сама доброта, – отозвался мистер Хакстебл, и в голосе вновь послышалась ирония, а бровь насмешливо поднялась.
Был ли он приятным человеком, намеренно скрывающим чувства под маской безразличия и черствости, или неприятным человеком под маской очарования и улыбок? А может быть, подобно большинству, целиком состоял из противоречии?
Ванесса вспомнила о виконте Лингейте, повернулась, чтобы на него посмотреть, и наткнулась на пристальный взгляд. Эллиот смотрел на нее невероятно голубыми глазами.
– Это не просто доброта, мистер Хакстебл, – возразила Ванесса, все еще глядя на виконта. – Мы все искренне рады познакомиться с родственником, о существовании которого даже не подозревали.
– Ну а поскольку мы родственники, – отозвался мистер Хакстебл, – прошу всех называть меня по имени.
– Константин, – тут же произнесла миссис Дью, вновь переводя взгляд на собеседника. – А я Ванесса, если позволите. Сожалею о кончине Джонатана. Тяжело смотреть, как умирает молодой человек, а смерть того, кого любишь, тяжелее в тысячу раз.
Кузен поблагодарил без слов, одним лишь взглядом, и Ванесса решила, что порою этот человек весьма приятен. Выражение лица подделать невозможно, а сейчас оно искренне говорило о горячей любви к брату, несмотря на то что Джонатан поневоле оказался обладателем титула, который мог бы принадлежать Константину.
– За обедом вы сказали, Константин, что непременно научите меня ездить верхом, – напомнила Кэтрин. – За день-другой это сделать невозможно, так что придется задержаться.
– Если вы не слишком быстро схватываете, то потребуется неделя, – ответил он. – Хотя уверен, что это не так. Останусь до тех пор, пока не увижу в вас искусную наездницу, Кэтрин.
– Мы все будем только рады, – поддержала Маргарет. Во время разговора виконт Лингейт не проронил ни слова, словно демонстрируя неприязнь к кузену.
Эллиот планировал уже на следующее утро вплотную заняться воспитанием Мертона. Дома, в Финчли-Парке, за пять миль от Уоррен-Холла, его ждали дела. А главное, виконт мечтал вновь оказаться в родном поместье, хотя и понимал, что в ближайшие месяц-другой придется часто навещать молодого графа.
Он планировал познакомить Мертона с управляющим, Сэмсоном, весьма компетентным служащим, которого два года назад нанял его отец. Собирался провести утро в кабинете Сэмсона и обсудить ряд важных вопросов. А потом было бы неплохо втроем отправиться на ферму и в другие важные точки большого хозяйства.
Весь день следовало посвятить общению с мальчиком – время слишком дорого.
Однако после завтрака Мертон заявил, что Константин согласился показать ему и сестрам дом и парк.
Экскурсия заняла все утро.
После ленча молодой граф сообщил, что Константин обещал взять его на верховую прогулку, показать ферму, познакомить с рабочими и кое с кем из сельских жителей.
– Очень благородно со стороны кузена посвятить мне весь день, – заключил Стивен. – Поедете с нами?
– Нет, останусь здесь, – сухо отказался Эллиот. – Но учти: завтра тебе предстоит встреча с управляющим. Там я непременно буду.
– Какие сомнения? – поддержал Мертон. – Мне так много нужно узнать!
Утром, однако, Эллиоту пришлось отправиться на поиски Стивена. Графа удалось найти в конюшне вместе с Коном и старшим конюхом. Он с огромным интересом осматривал лошадей и казался вполне довольным жизнью. Перед встречей с управляющим извинился и отправился к себе переодеваться.
– Мег очень не любит, когда в доме пахнет конюшней, – пояснил он. – Начинает ворчать, если чувствует даже малейший намек на навоз.
Несколько часов, вплоть до ленча, Стивен жадно впитывал деловую информацию, проявляя при этом сообразительность и заинтересованность и радуя умными вопросами. Однако после ленча оказалось, что Константин обещал познакомить его с викарием, с Грейнджерами и еще с парой уважаемых семейств.
– Очень благородно с его стороны, – повторил мальчик уже знакомую фразу. – Он мог бы отнестись ко мне враждебно, а вместо этого старается быть полезным. Завтра, например, если не подведет погода, хочет покатать сестер на лодке. Я тоже поеду, чтобы можно было грести вдвоем. Если хотите, присоединяйтесь.
Эллиот отклонил и это предложение.
Каждый вечер после обеда мистер Хакстебл очаровывал общество приятной беседой. Эллиот прекрасно знал, что при желании кузен способен подчинить своей воле всех и каждого. Когда-то они вместе смеялись над этим его качеством. Любезность всегда давалась ему легче, чем виконту.
Кон, разумеется, ничуть не заботился о новых родственниках. Если и испытывал какие-то чувства, то вовсе не привязанность. О чем можно говорить, когда незнакомые люди явились, чтобы выгнать его из дома или в лучшем случае превратить из хозяина в гостя? Скорее всего он от всей души их ненавидел.
А остался специально, чтобы раздражать Эллиота.
Проблема заключалась в том, что они слишком хорошо друг друга знали. Кон отлично понимал, чем можно взбесить бывшего друга. Ну а Эллиот не менее ясно представлял, что творится в голове кузена.
Утром, перед предполагаемой лодочной прогулкой, Эллиот стоял у окна своей комнаты и наблюдал, как Кон демонстративно вышел из парадного подъезда и не спеша направился по террасе, а потом вниз по ступеням, к цветникам.
Виконт последовал за кузеном. Давно настало время поговорить с ним наедине. Эллиот видел, что от цветника Кон свернул влево. Значит, не к озеру и не к конюшням. Вскоре Эллиот понял, куда именно.
Эллиот поспешил к фамильной часовне, окруженной кладбищем, И у могилы Джонатана увидел Кона.
На мгновение он пожалел, что пришел. Не хотелось нарушать святую минуту. Но вскоре сожаление сменилось гневом. Если Кон любил Джонатана, то зачем же бессовестно его обманывал? Зачем обкрадывал и осквернял репутацию семьи? Не важно, что Джонатан ничего не понимал и не смог бы понять, даже если кто-то взял бы на себя труд объяснить. Суть дела заключалась вовсе не в этом.
За размышлениями удобный момент оказался упущенным: если он хотел незаметно исчезнуть, то теперь уже было поздно. Кон повернулся и посмотрел в упор. Он не улыбался. Рядом не было зрителей, которых стоило очаровывать.
– Неужели не достаточно того, Эллиот, что ты водворился в доме моего отца, брата, кузена и кузин, – заговорил он, – и командуешь в нем, как в своем собственном? Теперь явился даже на кладбище, к могилам?
– Я не ссорился с теми, кто здесь похоронен, – ответил Эллиот. – И к счастью для тебя, они не ссорились с тобой. Они мертвы. И все же твоя дерзость поражает: осмеливаешься стоять на этой святой земле. Если бы мертвые знали то, что известно мне, перевернулись бы в гробах.
– Считаешь себя судьей. – Кон хрипло рассмеялся. – Ты превратился в нудного ханжу, Эллиот. Раньше таким не был.
– Да, когда-то я не знал меры в разгуле, – согласился виконт. – Но никогда не поступал как негодяй и подлец. Никогда не терял чести.
– Возвращайся-ка лучше в дом, пока цел, – тем же хриплым голосом перебил Кон. – А еще лучше – уезжай в Финчли-Парк. Парень прекрасно обойдется и без твоей заботы.
– Зато с твоей помощью наверняка растеряет остатки наследства, – парировал Эллиот. – Я здесь не для того, чтобы с тобой пререкаться. Уезжай немедленно, сегодня же. Если в твоей душе сохранились хотя бы остатки порядочности, исчезни и оставь этих людей в покое. Они невинны и ничего не знают.
Кон презрительно фыркнул.
– Положил на одну из них глаз, правда? – ехидно поинтересовался Кон. – Старшая хороша – ничего не скажешь. Младшая прелестна. И даже вдова мила и привлекательна. Чудесные смеющиеся глаза. Так какая же из них? Полагаю, собираешься, как хороший мальчик, вскоре жениться и заняться продолжением рода? Одна из сестер Хакстебл из Уоррен-Холла – весьма удобный выбор.
Эллиот угрожающе шагнул ближе.
– Позаботься лучше о том, чтобы самому не вздумалось положить на них глаз, – сурово предупредил он. – Подобной наглости точно не потерплю. Сестры не для таких, как ты.
Кон снова презрительно фыркнул.
– Кстати, на прошлой неделе встретил Сесил, – беззаботно заметил он. – Каталась верхом вместе с Кэмпбеллами. Так вот, она рассказала, что в этом году дебютирует, и приказала непременно прийти на свой первый бал. Обещала оставить мне танец. Милая маленькая Сесил выросла настоящей красавицей.
Эллиот невольно сжал кулаки и сделал еще несколько шагов.
– Неужели собираешься распустить руки? – Кон насмешливо поднял бровь и высокомерно улыбнулся. – Давненько мы не дрались. В последний раз ты сломал мне нос, хотя и я в долгу не остался: из твоего собственного носа вылилось не меньше пинты крови, да и глаз долго не заживал. Ну, давай! Эту схватку ты заслужил, и отказать я не вправе. Собственно, зачем ждать, когда можно сделать первый шаг? Ты всегда долго раскачивался.
Он мгновенно оказался рядом и нанес резкий удар в лицо – вернее, нанес бы, не закройся Эллиот рукой прежде, чем совершить выпад. Его удар пришелся в ухо. Кон прицелился в подбородок, но попал в плечо.
Они разошлись и, сжав кулаки, принялись кружить, дожидаясь удобного момента. Каждый жаждал настоящей драки, и ни тот ни другой не остановились, чтобы снять пальто.
Эллиот с внезапным воодушевлением осознал, что уже давно мечтал об этой минуте. Кто-то должен поставить Кона на место. А он всегда превосходил кузена в силе и ловкости, хотя однажды тот действительно не на шутку подбил ему глаз и нос. Но вот относительно пинты крови – наглое вранье!
Наконец-то он поймал долгожданный момент, замахнулся и…
– О, пожалуйста, остановитесь! – прозвучал за спиной взволнованный голос. – Кулаками ничего не решить! Почему бы лучше не поговорить о разногласиях?
Женский голос. Нелепые слова.
Миссис Дью.
Разумеется.
Кон опустил руки и усмехнулся. Эллиот повернул голову и с яростью взглянул через плечо.
– Поговорить? – прорычал он. – Поговорить? Попрошу вас, мэм, немедленно вернуться в дом и не вмешиваться в чужие дела.
– Чтобы вы продолжали избивать друг друга? – Ванесса подошла ближе. – Мужчины так глупы. Считают себя вершителями судеб, а сами при первом же споре – не важно, между двумя людьми или двумя странами – начинают драку. Им все равно, что пускать в ход – кулаки или оружие.
О Господи, что за рассуждения!
Одевалась она явно впопыхах, не глядя в зеркало. Выбежала без перчаток и без шляпки. Волосы поспешно собраны на затылке в какое-то подобие пучка. Щеки раскраснелись, глаза возбужденно блестят.
Самая неприятная женщина из всех, которых доводилось встречать в жизни.
– Вы совершено правы, Ванесса, – заговорил Кон, даже не пытаясь сдержать смех. – Я, например, всегда считал, что судьбы мира вершат именно женщины. Но видите ли, хорошая драка доставляет мужчинам удовольствие.
– Не пытайтесь доказать, что всего лишь мерялись силами ради спортивного интереса, – задиристо возразила Миссис Дью. – Ничего подобного. Вы оба почему-то ненавидите друг друга или думаете, что ненавидите. А если бы потрудились поговорить, то, возможно, уладили бы ссору и снова стали друзьями. Почему-то мне кажется, что когда-то вы дружили. Кузены, почти ровесники, да и выросли в пяти милях друг от друга.
– Если Эллиот согласится, мы немедленно поцелуемся и помиримся, – с поклоном произнес Кон.
– Миссис Дью, – в свою очередь, заметил Эллиот, – ваша навязчивость не знает границ. И все же мне жаль, что мы столь неловко нарушили вашу мирную прогулку. Позвольте проводить вас домой.
Яростный взгляд, однако, недвусмысленно объяснил, что в мирную прогулку виконт не верит. Миссис Дью, без сомнения, увидела из окна своей спальни, как соперники один за другим скрылись в этом направлении. Моментально сделала собственные выводы и бросилась следом, чтобы вмешаться.
– Ни за что, – наотрез отказалась Ванесса. – Сначала пообещайте и вы, виконт, и вы, Константин, что ни сегодня, ни завтра, ни в последующие дни не возобновите драку, если меня не будет рядом, чтобы вас остановить.
– Я возвращаюсь в дом, – заверил Кон. – Не расстраивайтесь из-за нас, Ванесса. Как вы справедливо заметили, мы с Эллиотом всю жизнь были либо друзьями, либо врагами. Друзьями, конечно, дольше. И всякий раз после драки, даже тогда, когда в четырнадцать лет он сломал мне нос, а я подбил ему глаз, оба непременно смеялись и приходили к выводу, что было страшно весело.
Ванесса недоверчиво покачала головой, однако Кон не обратил на это внимания.
– В ближайшие дни мне придется вас покинуть, – продолжал он. – Ждут срочные дела. Обещаю не затевать драк вплоть до самого отъезда.
Он рассмеялся, галантно поклонился, смерил Эллиота презрительно-снисходительным взглядом и повернулся к дому.
– Значит, если что-нибудь все-таки произойдет, то вина всецело падет на вашу голову. – Миссис Дью с улыбкой повернулась к виконту. – Ловко, ничего не скажешь. Ему всегда удается выставлять вас злодеем?
– Вы безмерно меня раздражаете, мэм, – сухо отозвался тот.
– Знаю. – Улыбка виконта стала печальной. – Но и вы меня тоже. Эта неделя – самая счастливая в жизни брата и сестер. Очень не хочется, чтобы счастье омрачалось вашей с Константином ссорой. Как, по-вашему, они будут себя чувствовать, если вы оба вернетесь в синяках и ссадинах? Все успели полюбить Константина, а к вам прониклись уважением. Разве можно разочаровывать их какой-то мелкой застарелой ссорой?
– Ссора ни в коем случае не мелкая, мэм, – почти враждебно возразил виконт, – но мысль ясна. Ваше личное счастье омрачено?
– Да нет, не особенно. – Она улыбнулась светло и безмятежно. Это сияние он помнил еще со времени бала в Трокбридже. – Так, значит, здесь похоронены мои предки? Константин показывал нам парк, но сюда не привел.
– Возможно, счел место слишком мрачным.
– А может быть, – предположила Ванесса, – после кончины брата горе еще слишком свежо, чтобы делить его с теми, кто не знал мальчика. Мне жать, что не удалось познакомиться. Он действительно был таким милым, как рассказывал Константин?
– Да, – без колебаний подтвердил виконт. – Во многих отношениях он был обделен, да и выглядел иначе, чем обычные люди, но нам всем есть чему поучиться у таких, как Джонатан. Он был исполнен любви даже к тем, кто вел себя резко и нетерпеливо.
– А вы? – спросила Ванесса. – Вы проявляли резкость и нетерпение?
– С ним никогда, – уверенно ответил Эллиот. – Обычно, стоило мне приехать, как он сразу прятался, – я говорю о том времени, когда отец умер и мне пришлось стать опекуном. Иногда, если Джонатану удавалось сдержать смех, требовалось немало времени, чтобы его найти. Но мальчик приходил в такой восторг, что сердиться было просто невозможно. Тем более что подучил его Кон.
– Чтобы развлечь? – уточнила Ванесса. – Или чтобы вызвать раздражение у вас?
– Всегда последнее, – лаконично ответил виконт.
– Может быть, его обижало то обстоятельство, что опекуном оказались вы, а не он сам?
– Именно так.
– А нельзя было проявить чуткость и передать опеку ему, пусть даже и неофициально?
– Нельзя.
– О Господи. – Ванесса склонила голову и посмотрела осуждающе. – Вы и вправду жесткий, необщительный человек. И все же мне кажется, что вражда не имеет серьезных оснований. Но вы упорно требуете, чтобы соперник уехал из родного дома. Неужели не чувствуете ни капли сострадания?
– Миссис Дью, – виконт сжал руки за спиной и слегка наклонился к упрямой собеседнице, – жизнь не столь проста, как, судя по всему, кажется вам. Так, может быть, лучше воздержаться от советов хотя бы в тех делах, о которых вы ровным счетом ничего не знаете?
– Напротив, жизнь нередко оказывается даже проще, чем мы льстиво ее представляем, – заметила Ванесса. – Но если полагаете, что мне следует ограничиться собственными делами, то, пожалуй, я так и сделаю. Где похоронен мой прадед?
– Вон там.
Виконт повернулся и показал. Оба направились к могиле. Ванесса прочитала высеченное на надгробии цветистое восхваление заслуг покойного графа.
– Интересно, – задумчиво произнесла она, – что бы он сказал, увидев в своем поместье потомков отвергнутого сына и той женщины, которую так и не захотел принять.
– Жизнь непредсказуема, – загадочно произнес виконт.
– Все оказалось настолько тщетным, – продолжила Ванесса, – болезненные ссоры и конфликты, страдание и одиночество. И в итоге мы все равно здесь, но столько драгоценных лет потеряно даром!
Глаза наполнились грустью. В одном Кон, несомненно, прав: глаза действительно чудесные, даже когда не смеются.
– А где похоронен Джонатан?
Виконт подвел к самой свежей могиле. Надгробие выглядело безупречно чистым, трава вокруг была коротко подстрижена. Даже самый придирчивый глаз не заметил бы ни единого сорняка. Кто-то даже посадил ранние весенние цветы. Подснежники уже раскрыли свои хрупкие колокольчики, а крокус задиристо высовывал из земли листья-стрелки.
Кто-то не жалел усилий ради красоты. Наверное, Кон.
– Жаль, что мне не довелось знать мальчика, – тихо проговорила Ванесса. – Очень жаль. Думаю, я полюбила бы его.
– Относиться к нему иначе было невозможно, – заметил Эллиот.
– А на брата любовь не распространяется? – Ванесса повернулась и пронзила его острым взглядом. – Может быть, если бы вы нашли в себе силы засмеяться над попытками уколоть вас всякий раз, когда он подучивал Джонатана спрятаться, можно было бы повеселиться всем вместе и остаться друзьями? Может быть, вам просто недостает чувства юмора?
Нет, это уж слишком!
– Чувства юмора? – почти закричал виконт. – В выполнении самых серьезных обязательств? В общении с мошенником? В защите интересов невинного слабоумного мальчика? А также, полагаю, в общении с назойливой, бесцеремонной особой?
– Назойливая, бесцеремонная особа – это, конечно, я? – уточнила Ванесса. – Видите ли, просто не смогла позволить вам драться, даже не попытавшись остановить. Ну а сейчас всего лишь хотела подсказать способ сделать жизнь легче и счастливее. Константин хотя бы постоянно улыбается, несмотря на то что нередко улыбка выглядит насмешливой. А вы никогда не улыбаетесь. Если будете все время хмуриться, то скоро на лбу появятся некрасивые морщины.
– Улыбаться! – возмущенно повторил виконт. – Что ж, теперь, кажется, и я начинаю понимать величайший секрет жизненного успеха. Улыбайся, и все будет прекрасно, даже если ты последний мошенник. Да, мэм, немедленно начну улыбаться. Спасибо за совет.
И он улыбнулся.
Ванесса вновь склонила голову и пристально посмотрела.
– Нет, это не улыбка, – заключила она. – Скорее, злая гримаса. Сейчас вы похожи на волка. Правда, где-то я читала, что волки – самые нежные и заботливые звери. Но вы уже дважды назвали Константина мошенником. Всего лишь потому, что он пренебрегал вашим опекунством и учил Джонатана подшучивать над вами? Потому что проигнорировал ультиматум и остался здесь до нашего приезда? Мошенник – слишком сильное слово для характеристики подобных действий, не так ли?
– Желательно знать, мэм, чьим словам можно доверять, а чьим нельзя.
– Доверять, разумеется, следует вашим словам? – уточнила Ванесса. – Я должна на слово поверить, что кузен – мошенник? И следовательно, поставить под сомнение все, что говорит он? Но у меня нет причин верить вам и не верить ему, милорд. Предпочитаю собственные наблюдения и собственные выводы.
– Полагаю, нас давно ожидает завтрак, мэм, – сменил тему виконт. – Может быть, пора вернуться домой?
– Да, наверное, – вздохнула Ванесса. – Ах, Господи, я же без перчаток! – Она дотронулась до волос. – И без шляпы. И что только вы обо мне подумаете?
Эллиот тактично промолчал.
Итак, его заподозрили в отсутствии чувства юмора…
Неужели, спрашивал себя виконт, шагая по аллее старинного парка, секрет успеха в том, чтобы на каждом углу сыпать анекдотами и хохотать, словно гиена, даже если не смешно?
Неужели ради симпатии окружающих необходимо опуститься до такой степени, чтобы, подобно Кону, расточать фальшивое обаяние?
