Текст книги "Грешки"
Автор книги: Мередит Рич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Великолепное тело Нины, над которым она столько работала, чтобы сделать его красоту неувядаемой, начинало предавать ее. А ведь как много денег было вложено в это! Нина встала, и простыня упала на пол. Она видела себя со всех сторон, ибо отражалась в зеркалах, расположенных на стенах и даже на потолке гардеробной.
То, что предстало ее взору, было по-прежнему прекрасно. Груди и ягодицы ничуть не отвисли, на молодой и упругой коже даже самый придирчивый взгляд не заметил бы морщинок. На шее не было ни единой складки, а линия подбородка осталась по-прежнему четкой и твердой. В свои шестьдесят лет она выглядела тридцатилетней. Даже на смуглых руках не проступили вены, выдающие возраст.
Но в организме Нины происходили неприятные изменения. Левая нога иногда переставала слушаться, и она теряла равновесие. У Нины плохо функционировал кишечник. Порой бывали приступы лихорадки или острая головная боль, правда, проходившая так же внезапно, как и начиналась.
Но больше всего ее мучил страх, неопределенный, но такой сильный, что у Нины перехватывало дыхание.
Ночами она просыпалась в холодном поту и прятала лицо в подушку, чтобы подавить крик.
Она умирала.
Доктор Гундхардт из швейцарской клиники не говорил пациентке об этом прямо, но в последний раз не хотел ее принимать, и Нина прибегла к шантажу, мольбам и деньгам, чтобы заставить его согласиться. Доктор с самого начала предупреждал ее о том, что инъекции этой сыворотки проводятся в экспериментальном порядке и, возможно, чреваты опасностью. Он говорил, что когда организм привыкнет к ним, их эффективность снизится. Однако доктор Гундхардт умолчал о том, что сыворотка способна оказать разрушительное воздействие на жизненно важные органы и нервную систему.
Нина не желала допускать даже мысли о старении, но еще больше боялась превратиться в инвалида. Ей, прикованной к постели или инвалидной коляске, не удастся удержать при себе Гаса. Он моложе на целых десять лет!
Как же предотвратить его уход, если процесс старения, не сдерживаемый чудодейственным средством доктора Гундхардта, начнет ускоряться? Доктор категорически отказался снова принимать ее на лечение в клинику и на сей раз не поддался ни на угрозы, ни на шантаж.
Но она не может состариться и потерять Гаса!
Услышав шуршание гравия на подъездной аллее, Нина подошла к окну. Серебристый «мерседес» Гаса остановился возле дома, и ее муж вышел из машины.
Перекинувшись парой слов с дворецким Хеннингсом, Гас направился к своей псарне. «Проклятые собаки! – подумала Нина, возвращаясь к туалетному столику. – Он теперь, кажется, проводит больше времени с ними, чем со мной».
Нина оделась. Абрикосовый цвет всегда очень шел ей. Глубокое декольте открывало взору соблазнительную ложбинку между грудей. Она застегнула на шее колье с изумрудами и бриллиантами, зачесала волосы наверх и, несмотря на легкую дрожь в пальцах, искусно наложила макияж. Взяв с туалетного столика маленький белый конверт, она сунула его в карман платья, потом подушила волосы и ложбинку между грудей, поднялась и надела черные туфли с бриллиантовыми пряжками. Зеркала убедили ее в том, что она выглядит великолепно.
Нина улыбнулась.
Гас Палленберг, попрощавшись с собаками, сказал несколько слов псарю и не спеша направился к дому.
Нина, наверное, уже спит. Он пошел в библиотеку, решив что-нибудь выпить и почитать газету.
Положив серебряными щипцами лед в стакан. Гас увидел в дверях Хеннингса.
– Прошу прошения, сэр. Миссис Палленберг ждет вас у себя.
– Спасибо, Хеннингс. – Гас плеснул в стакан немного шотландского виски и осушил его. «Этот юный мерзавец Сет не терял времени даром, а сразу же донес обо всем своей мамочке, – подумал он. – И теперь она ходит из угла в угол, горя желанием обвинить меня во всех грехах. Может, это и к лучшему? Джуно думает, что я боюсь заговорить с Ниной о разводе и никогда не отважусь на такой шаг, но это не так. Я просто ждал подходящего момента. И возможно, сейчас этот момент настал».
Гас открыл дверь в апартаменты Нины. Она стояла возле мраморного камина. В лучах заходящего солнца, проникавших сквозь раскрытую дверь на веранде, ее каштановые волосы казались медными, а щеки – румяными. Нина улыбнулась и протянула к нему руки.
– Дорогая, ты выглядишь превосходно! – Он поцеловал ее.
– Я и чувствую себя превосходно. Я скучала по тебе.
Надеюсь, совещание прошло успешно?
– Ах, это… да. Лучше, чем я ожидал.
Нина взъерошила ему волосы.
– Дорогой, сегодня у нас будет особый вечер, Я настроена… романтически. Закажи на кухне шампанское и икру. И… – она поцеловала его в шею, – отпусти слуг. Всех.
Гас, несколько озадаченный таким поворотом событий, принял душ и побрился. Он приготовился к истерике, но неожиданно для себя увидел жену почти прежней. Да, Нина давненько не бывала в таком настроении. В последний год, даже сразу же после посещения клиники, она все чаще проявляла замкнутость и возрастающую агрессивность. Нина выглядела великолепно в тех случаях, когда брала себя в руки, однако большую часть времени она либо спала, либо сидела в своих апартаментах.
Впервые его жена отправилась в Швейцарию пять лет назад. Результаты превзошли все ожидания, и только через год она повторила курс лечения. В постели Нина стала настоящей тигрицей, более необузданной и страстной, чем когда-либо раньше. Она источала энергию.
Но посещения клиники учащались, и с каждым разом периоды эйфории длились все меньше. Нина по-прежнему выглядела чудесно, но появились симптомы, свидетельствующие об ухудшении ее психического и физического состояния. Однако Гас старался не замечать этого. Он многократно убеждал ее не ездить к доктору Гундхардту, так что ему не в чем было винить себя.
Гасу казалось, что болезнь прогрессирует очень быстро, поэтому необходимость тяжелого разговора с Ниной о разводе, возможно, отпадет сама собой.
И вдруг сегодня ее состояние опять значительно улучшилось. Она была почти такой же, как двенадцать лет назад в Риме, когда Гас встретил ее. В своем вечернем шифоновом платье персикового цвета, она показалась ему самой прекрасной женщиной из всех, кого он видел, и Гас влюбился в нее. Нина поразила его красотой, захватила страстью и ослепила огромным богатством. В жертву ревнивой жене, не желавшей отпускать Гаса ни на шаг, он принес свою карьеру архитектора. Несмотря на все причуды Нины, он был счастлив с ней, пока не проявились побочные эффекты лечения у доктора Гундхардта. В последние же три года его жизнь постепенно превратилась в ад. Ревность Нины переросла в одержимость, а перепады настроения приобрели болезненный характер Однако когда она была такой, как сегодня, их отношения становились прежними.
Когда он вернулся в комнату жены, шампанское уже стояло в серебряном ведерке со льдом, а Нина намазывала икру на кусочек тоста. Гас откупорил шампанское и наполнил два высоких хрустальных бокала.
– За тебя, дорогой! – улыбнулась Нина. – За нашу вечную любовь!
Они выпили, и жена поцеловала его.
– Мы всегда будем вместе – как сейчас. Я не смогла бы жить без тебя. – Нина откусила кусочек тоста, а оставшуюся часть положила в рот Гасу. – Я заказала икру сегодня утром у «Бальдуччи». Помнишь, когда мы ели ее впервые?
– В нашу первую годовщину.
– Сегодня у тебя тоже будет не только икра. Но и я.
Давай выпьем еще шампанского, дорогой, – весело предложила Нина, осушив свой бокал.
Вскоре бутылка опустела, икра была съедена. Нина поставила кассету: Элла Фицджералд пела Гершвина.
– Обними меня, мой нежный друг, – подпевала Нина, вальсируя по комнате. – Ах, Гас!.. Ты помнишь мое платье… то, что я купила на Капри? Конечно, помнишь – шелковое, с отделкой… Не знаешь ли, где оно? – Она бросилась в гардеробную и начала выбрасывать из шкафа свою одежду. Эксклюзивные модели от самых знаменитых кутюрье стоимостью в сотни тысяч долларов грудой лежали на полу. – О!.. Его здесь нет. – Голос ее дрожал, казалось, она вот-вот расплачется. Потом так же внезапно настроение Нины изменилось. – Густав Ниле Палленберг, ты самый талантливый архитектор на свете!
Я обожаю этот дом, преображенный тобой! Почему бы нам не построить и оранжерею?
– Но мы уже сделали это, дорогая, – сказал он, решив, что жена шутит. – Позапрошлым летом.
Накинув поверх платья меховое манто-макси, Нина танцующим шагом вернулась в спальню.
– Разве здесь не холодно?
– Ничуть.
– Нет, нет, этого им у меня не отнять… – напевала Нина. Вдруг она оступилась, оперлась на Гаса, сидевшего на банкетке, и прижалась грудью к его лицу. – О Гас!.. Гас! Давай займемся любовью…
Он вздрогнул.
– Ах, не хочешь? – спросила она и неожиданно усмехнулась. – Помнишь, как это было в самолете Ричарда? Ты до смерти боялся тогда, что пилот оглянется. Я с трудом сдерживала стоны… Но сегодня мне незачем сдерживаться. Ведь ты отпустил слуг, дорогой?
– Да… всех. – Гас встревожился. Непредсказуемое поведение жены пугало его. Но помимо воли Гаса безумная эйфория Нины передалась и ему.
– Скорее! Я хочу тебя немедленно! – Она бросила на пол меховое манто и распростерлась на нем. – Иди ко мне!
Гас поднялся. У него на щеке от напряжения дергался мускул.
– Одну минуту, дорогая, я сейчас вернусь.
– Поспеши!
Он направился в свою ванную комнату, нашел в аптечке валиум, проглотил три таблетки и глубоко вздохнул.
Нина лежала на полу, обхватив себя руками, постанывая и извиваясь всем телом.
– Тебя так долго не было, дорогой… так долго. Ты мне очень нужен! Побыстрее раздень меня!
Встав на колени, Гас расстегнул молнию и снял с жены платье. Они провели вместе много лет, но безупречная красота ее тела по-прежнему поражала и возбуждала его. Раздеваясь, он почувствовал, что ему трудно дышать, и опустился на манто рядом с Ниной.
Едва Гас прикоснулся к ее груди, как тело Нины напряглось, и она вскрикнула так, что напугала его. Но лицо ее зарумянилось от страсти. Она обняла мужа и крепко прижала к себе.
– Войди в меня, скорее! – задыхаясь, пробормотала Нина. Гас вошел в нее, и она снова вскрикнула и обвила его ногами, словно взяв в тиски.
– О да!.. О да!.. – бормотала она в такт его движениям.
Стоны ее перешли в вой, а затем в пронзительный визг.
С приближением кульминации Гаса словно затягивало в водоворот. Он ускорил движения. Вдруг Нина изогнулась в оргазме, и из губ ее вырвалось хриплое рыдание. Гас с ужасом увидел, что глаза жены широко раскрыты, а расширившиеся зрачки напоминают два темных колодца. В уголке рта выступила пена, а вены на висках вздулись.
– Нина? Что с тобой? – Гасу показалось, что у нее судороги. Он ударил ее по щеке, ибо не умел оказывать первую медицинскую помощь. Сообразив, что надо разжать ей зубы, Гас вскочил и схватил со стола серебряную ложку. Ноги у него подкосились, и он тяжело рухнул на пол рядом с женой.
– 0-ох… – тяжело вздохнула Нина, приходя в себя.
Она дышала часто и поверхностно. – Держи меня, Гас.
Я не хочу оставаться одна.
– Я позвоню доктору…
Нина вдруг рассмеялась, и Гас удивленно посмотрел на нее. Глаза у нее блестели, а лицо выражало безумное торжество.
– Не трудись. Тебе не удастся ни позвать доктора, ни позвонить твоей подружке.
Гас с трудом дотянулся до ночного столика и взял телефонную трубку. Телефон молчал. Провод был перерезан. Гас бросил на жену удивленный взгляд:
– Боже мой!.. Что ты наделала?
– Мы уйдем вместе. Гас. На второй медовый месяц.
Только мы вдвоем. И останемся вместе навсегда…
– Что это, Нина? Что ты подсыпала?
– Стрихнин. Из запасов, хранящихся у тебя в псарне. Яд, убивающий мелких грызунов… и мерзких подружек. Какая она, Гас? Какая она, твоя очаровательная индианка?
– Господи! Нам надо добраться до больницы! – Он заставил себя встать и попытался поднять Нину, но у него не хватило сил. Гас снова опустился на колени рядом с ней. Его била дрожь.
– О Гас… – У Нины снова начались судороги.
Он убеждал себя не паниковать. Ближайший телефонный аппарат находился в конце коридора, в его спальне. Необходимо добраться до него. Но ложка… ведь нужно прижимать ложкой ее язык. Он попробовал поволочь Нину за собой, но она снова начала дико извиваться и стонать, потом в изнеможении откинулась на спину. Ошеломленный Гас смотрел на нее, не зная, что делать.
Значит, Сет все-таки сообщил матери. Она узнала о Джуно! Нина открыла глаза.
– На моем ночном столике, – пробормотала она, тяжело дыша, – есть бумага. Напиши что-нибудь, дорогой. Что-нибудь возвышенное… Пусть весь мир узнает… – Она пристально взглянула на него. – Как сильно ты меня любишь.
– Необходимо вызвать врача, пока не поздно. – Гаса вновь охватила паника. Мышцы у него свело, а комната вдруг озарилась ярким светом.
Когда Гас пришел в себя, его голова покоилась на коленях у жены. Она гладила его волосы.
– Скоро, – бормотала она. – Скоро все кончится.
Видишь, дорогой… слишком поздно. Но не для нас. – Нина вложила в его руку блокнот. – Я знаю, что ты всегда любил только меня. Она для тебя ничего не значила. Напиши об этом… напиши что-нибудь хорошее… напиши… – У нее снова начались судороги.
Поняв, что все кончено, Гас испытал облегчение. Дальнейшая жизнь с Ниной была невозможна, но он никогда не думал о том, чтобы умереть вместе с ней. Ведь именно она всегда принимала решения за них обоих.
Гас взял ручку и начал писать.
Глава 34
Стоя у, дверей особняка Нины Каррутерс, Сет Пратт слышал стихающий вой сирены. Машина «скорой помощи» увозила в больницу его мать и отчима. Врачи уже констатировали смерть Нины, хотя и сделали все возможное, чтобы вернуть ее к жизни.
А вот Гас был еще жив, и врачи обещали Сету приложить все силы, чтобы спасти его. Однако молодой человек надеялся всей душой, что это им не удастся, ибо в случае смерти отчима рассчитывал унаследовать состояние матери. Кэми едва ли станет претендовать на многое, поскольку давно порвала с Ниной. Сету досталась бы большая, часть состояния, даже если отчим выжил бы. Но зачем Гасу жить? И почему он вообще должен что-то получить?
Из дома вышли полицейские, и лейтенант Капуто направился к Сету:
– Мы закончили, мистер Пратт. Нашли записку о самоубийстве. Взяли у вас показания. Кое-какие вопросы еще есть, но решим их в следующий раз. – Он заглянул в записную книжку. – В случае чего мы сможем Связаться с вами по одному из этих телефонов?
– Да.
– Примите наши соболезнования.
Когда полицейские уехали, Сет вернулся домой и налил себе виски. Его все еще трясло. Он приехал в Лайдейл в десятом часу, надеясь выклянчить у Нины пять тысяч долларов и расплатиться с Дунканом, поставщиком наркотиков. Тот не желал больше ждать, а с ним шутки плохи.
Обнаружив, что в доме никого нет, Сет удивился.
Неужели Хеннингса и всех слуг отпустили? Поднявшись в апартаменты Нины, он нашел мать и отчима распростертыми на полу и обнаженными: Испугавшись, Сет позвонил в полицию.
Он осушил один за другим два, стакана виски, принял дозу кокаина и снова поднялся в апартаменты матери. Ему не верилось, что она умерла. В комнате пахло духами Нины и ощущалось ее присутствие. Неожиданно для него самого Сета пронзило острое чувство утраты. Зарывшись лицом в платье матери, он заплакал. Теперь ему не на кого было рассчитывать, ибо ее не стало.
Впрочем, довольно скоро Сет овладел собой и вспомнил про сейф в кабинете. Однако комбинации цифр он не знал. Мать наверняка где-нибудь записала цифры, не полагаясь на свою память, ухудшавшуюся с каждым днем.
Ничего не найдя в ящиках стола, Сет огляделся и увидел на ночном столике записную книжку. В ней он и обнаружил под буквой «с» (сейф) комбинацию R3L 10R6.
В сейфе хранились бриллиантовый браслет, серьги и кольца с крупными драгоценными камнями. Увы, наличных здесь не было, но, продав все это, он выручит сумму, достаточную, чтобы расплатиться с Дунканом и продержаться до того времени, как решится вопрос о наследстве.
Правда, Дункан требовал наличных к полуночи.
Сет рассовал драгоценности по карманам, закрыл сейф, обыскал ящики в гардеробной и ванной, порылся во всех сумках Нины, но нашел всего сто тридцать долларов, немного швейцарских франков и кучу мелочи.
Около одиннадцати Сет направился в комнаты Гаса, где поживился еще пятьюстами долларов. Средний ящик антикварного письменного стола в кабинете отчима оказался заперт, но Сет открыл его ножом и очень обрадовался, увидев чековую книжку. На ней было более двенадцати тысяч долларов. Сет выписал чек на пять тысяч для Дункана, на семь для себя, датировал оба позавчерашним числом и подделал подпись Гаса. Поняв, что на время избежал финансового краха, он с облегчением вздохнул и улыбнулся.
Сунув чековую книжку в ящик. Сет вдруг заметил конверт со штампом первого сберегательного банка, адресованный Густаву Палленбергу. На конверте отчим написал имя Джуно.
– Где это слыхано? – возмущалась Лидия. Она пребывала в самом отвратительном настроении, ибо неделя выдалась скверная: Форест сломал руку; Джон Консолвинг сообщил, что возвращается к жене; Бернар задержался в Калифорнии еще на неделю. – Мы тратим астрономические суммы на заработную плату! Черт возьми, ведь они всего-навсего рабочие на кухне!
– Они состоят в профсоюзе, Лидия. Мы уже несколько недель пытаемся урегулировать этот вопрос. Этот коллективный договор весьма любопытен. Зайди как-нибудь на переговоры и уясни для себя ситуацию.
– Джуно, я сыта по горло твоими насмешками.
Зазвонил телефон, и Лидия сняла трубку.
Раздраженная Джуно рылась в бухгалтерских ведомостях, поэтому не сразу обратила внимание на странные восклицания Лидии. «О нет! – услышала она. – Только не это! Не может быть!» – последовало зловещее молчание. – Пропади все пропадом! – снова воскликнула та и бросила трубку. Она была мрачнее тучи.
– Что случилось?
– Это Кэми. Ей только что позвонил Сет. Он отправился к окружному прокурору предъявить доказательства того, что это не самоубийство. – Она сделала паузу. – Сет утверждает, что Гас убил Нину.
– Убил?! Исключено! Чем он подтвердит свои слова?
– Сет говорит, что ты убедила Гаса сделать это, – ответила бледная и растерянная Лидия.
– Что?! Да как он смеет?! Я…
– Застав вас с Гасом вместе… здесь, в клубе, Сет будто слышал, что ты убеждала его отчима убить Нину…
– Ничего подобного! Сет действительно наткнулся на нас, но в этот момент я говорила Гасу, что между нами все кончено, если он не разведется с Ниной. Разведется, а не убьет. – Сосредоточившись, Джуно наморщила лоб. – Вот, вспомнила! Кажется, я сказала так: «Не хочу видеть тебя, пока ты не разделаешься с Ниной».
– Ох, Джуно… – Лидия сочувственно обняла ее. – Убийцы в фильмах называют это «отделаться».
Джуно сердито отстранилась:
– Но я-то не имела в виду ничего подобного!
– Конечно.
– О-о-о!.. – Джуно поникла. – А что Гас? Он знает?
– Да… он в больнице, под полицейским наблюдением.
– Они не могут принять всерьез слова Сета… Ведь он вошел в комнату случайно и услышал обрывок фразы, не зная, о чем идет речь.
– Возможно, у него есть и другие улики. – Лидия покачала головой. – Ох, Джуно, какая неприятная история!
– Да уж… хуже некуда.
– В газетах начнется шабаш. Я так и вижу заголовки:
«Владелица клуба „Ночная жизнь“ заказывает убийство»…
– Не сомневаюсь, такая реклама погубит клуб. Тебя ведь только это волнует, верно?
– Бог с тобой, Джуно, что за чушь? Однако нельзя же забывать о том, что пресса устроит из этого сенсацию. – Лидия вздохнула. – Не стоило тебе вообще связываться с Гасом Палленбергом…
– Помнишь свой совет: «Живи сегодняшним днем, а завтра – будь что будет»?
Лидия закурила сигарету.
– Но это было на Сардинии… и предполагалась короткая интрижка, а не дешевый знойный роман…
– По-твоему, дешевый? Да ведь ты знаешь, как все складывалось у нас с Гасом!
– Вот так и напишут в газетах! – сердито заметила Лидия. Ее сочувствие постепенно сменилось раздражением. – Подумать только, я построила клуб в надежде, что он станет эталоном хорошего вкуса… а потом вдруг на тебе! – Лидия прищелкнула пальцами. – И все труды пошли насмарку.
– Ты построила клуб? Но ведь я его проектировала… и с первого дня управляю всеми делами.
– Верно, но, черт возьми, здесь дело посерьезнее, чем скандал из-за кокаина в «Студии-54»! – Она нервозно загасила в пепельнице сигарету и тут же закурила другую.
Джуно пристально поглядела на подругу:
– Тебе безразлично мое состояние?
– Конечно, нет, но мы не можем зарывать головы в песок, как страусы. Следует посмотреть правде в глаза.
– Скажи, что мне сделать? Сказать всем, что не связана с клубом? Продала свою долю?
Лидия помолчала.
– Признаться, Джуно, это не такая уж плохая мысль.
Я знаю, что ты не имеешь отношения к случившемуся… но пока все не уляжется… лучше сделать вид, что ты… не связана с клубом…
На глазах Джуно выступили слезы, и она отвернулась.
– Ладно, поступай как знаешь. Составь нужные документы. Я их подпишу.
– Джуно, я… – неуверенно начала Лидия, но тут раздался резкий стук в дверь.
Женщины переглянулись.
– Войдите, – глухо отозвалась Лидия.
На пороге появились два полицейских.
– Кто из вас Джуно Джонсон?
– Я, – побледнев, ответила Джуно.
– Простите, но нам придется арестовать вас.
Алекс прилетел в Нью-Йорк, как только узнал о случившемся, и позвонил Лидии из аэропорта Кеннеди.
– Лидия? Слава Богу» что ты дома. Я пытался связаться с тобой перед вылетом из Лос-Анджелеса. Мне не удалось дозвониться к Джуно. Что происходит?
– Все так ужасно, что даже не верится. Джуно отпустили под залог. Она дома, но отключила телефон, чтобы спастись от репортеров. Ох, Алекс… Ей сейчас очень плохо… Джуно попала в большую беду. Ее подозревают в соучастии в убийстве, вернее, в пособничестве и подстрекательстве. Сначала назначат предварительное слушание, а потом решат, предстанет ли она перед судом вместе с Гасом.
– Ох, черт побери! – У Алекса защемило сердце.
– Да, все ужасно! А в довершение ко всему мы с ней страшно поссорились. Она почти не разговаривает со мной.
– Почему?
– Из-за клуба. Вся эта шумиха уничтожит его. Выяснилось, что заем, который Джуно получила в банке, на самом деле предоставил Гас… Он дал ей деньги, чтобы она внесла свою долю за «Ночную жизнь», а деньги, разумеется, принадлежали Нине. – Лидия помолчала, закуривая сигарету. – Кстати, Джуно предложила мне выкупить ее долю, и я согласилась. Поверь, Алекс, мне не хотелось обидеть Джуно, но приходится спасать репутацию клуба. Когда страсти улягутся, она снова войдет в долю и ничего не потеряет…
– Если к тому времени не окажется за решеткой, – холодно бросил Алекс. – Ладно… Это касается только вас. Я не стану вмешиваться, но должен увидеть ее.
– Она дома, если не выгуливает собаку.
Ларушка прыгала, пытаясь достать лапами поводок, висящий на крючке за дверью, и поскуливала.
Джуно вздохнула:
– Ладно, Ларушка… Придется тебя вывести. – Сунув поводок в карман, она скомандовала:
– К ноге! – И собака пошла рядом с ней. – Умница!
Джуно вывела собаку через служебный вход.
Ей раза два удавалось таким образом обмануть репортеров, но сегодня неподалеку стоял фургончик с бригадой кинохроники.
– Вот она! – крикнул один из репортеров.
Джуно ускорила шаг.
– Идем, Ларушка… К ноге! – Репортеры бросились вслед за ней. Ларушка залилась радостным лаем и выскочила на проезжую часть дороги. – Ларушка, вернись . К ноге! – крикнула Джуно, но ее голос был заглушен грохотом грузовика, вынырнувшего из-за угла. Ларушка стремглав метнулась к обочине, но не успела.
– Ларушка! – в отчаянии крикнула Джуно.
Алекс нажал кнопку домофона, дав два длинных звонка и один короткий, как сказала ему Лидия. Никто не ответил. Он немного подождал, позвонил снова и уже собрался уходить, когда услышал глухой голос, совсем не похожий на голос Джуно.
– Это Алекс Сейдж.
– Алекс! – Джуно открыла дверь и ждала, когда он поднимется. Она побледнела и осунулась, глаза и нос покраснели, а по щекам струились слезы.
– Ох, Алекс! – Джуно бросилась к нему в объятия, и он крепко прижал ее к себе.
Ему не скоро удалось успокоить Джуно.
– Думаю, это предзнаменование, – сказала она. – Теперь мне не придется тревожиться за Ларушку, если меня посадят в тюрьму. – Голос у нее дрогнул.
– Тебя не посадят.
Джуно тихо заплакала, уткнувшись ему в плечо. – Извини. На меня временами находит… Такая ужасная безысходность. Ты не представляешь себе, что это такое.
Алекс тихо похлопывал ее по плечу, позволяя выплакаться.
– Представляю. Я десять лет прожил с этим ощущением.
Джуно полными слез глазами удивленно взглянула на него:
– О чем ты?
Он рассказал ей о смерти Салли Эвери в ту ужасную ночь в Оахаке и о том, что с тех пор его не покидало чувство вины.
Внимательно выслушав его, Джуно сказала:
– Спасибо, Алекс. Странно, но людям, попавшим в беду, почему-то становится легче, когда они узнают о несчастьях других. Но тебе не в чем обвинять себя, ты все равно ничего не смог бы сделать.
– Возможно, ты права. Я держал это в себе много лет и никогда еще никому не рассказывал. Теперь, признавшись во всем тебе, я тоже испытал облегчение, но едва ли мне удалось бы признаться в этом кому-то еще.
Джуно впервые за все это время улыбнулась.
– Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Хромой ведет слепого.