Текст книги "Рябь (ЛП)"

Автор книги: Мэнди Хаббард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 23

На следующее утро я устало иду по школьному холлу. Знаю, в конце концов, я бы потеряла Коула, но я страшусь того, что должно произойти. За 250 лет ни у одной из сирен в моей семье никогда не было парня, который бы остался с ней, узнав правду. И не то чтобы я была настолько наивной, полагая, что Коул станет первым.

Кроме того, речь идет не только о Коуле. А обо всех в радиусе тридцати километров. Речь идет о проклятии и о том, чтобы никогда не убить кого-либо снова. И еще о том, чтобы жить, по-настоящему, нормальной жизнью подростка. То, о чем я так давно мечтала.

Вот в чем дело. Я обмениваю одного человека на все, что когда-либо хотела. И все же, я не знаю, как сказать это человеку, который смотрит на меня самым восхищенным взглядом, что я когда-либо видела. С каждой секундой, что он смотрит на меня, я ненавижу себя все больше.

– Коул... – мой голос понижается до жалкого шепота.

Улыбка умирает на его лице, и он смотрит на меня с таким видом, словно знает, то, что последует дальше, не сулит ничего хорошего. Он тянется к моей руке, и все, что я могу сделать, – отдернуть ее.

– Я просто думаю...

Слова застревают в моем горле. Как я могу просто бросить его, когда он первый парень за два года, который мне не безразличен? Первый парень, который может заставить забыть меня о Стивене? Я с трудом нахожу слова.

– Ты не тот, кто мне нужен. Думаю, нам следует встречаться с другими. – Я сглатываю камень в горле. – Думаю, что хочу... кого-то... кем больше увлечена...

Я не могу даже думать о подходящем оправдании. Такого просто нет, чтобы объяснить то, что я делаю.

Коул заботится обо мне, как никто и никогда. Он верит в меня, когда никто больше не делает этого.

Но он никогда не будет моим. И это единственное, что имеет значение.

– Так вот на что это похоже, – говорит Коул, глядя на меня, в выражении его лица смесь боли и страха.

– Что?

– Быть тем, с кем разрывают отношения.

Мои губы поджаты, и я не знаю, что сказать.

Он снова тянется к моей руке. На этот раз я позволяю ему удерживать ее на протяжении одного долгого счастливого мгновения. Затем вырываюсь.

– Не делай этого, Лекси.

– Мне очень жаль, – говорю я. Это единственная искренняя вещь, которую я сказала. – Но мы оба знали, что ничего бы не вышло.

– Это не так! Ты напугана, и бежишь. Ты знаешь, вот это настоящая причина.

В его голосе слышна паника. Он понимает, что уже потерял меня.

– Прости меня, Коул. Все это было ошибкой, – говорю я.

– Как ты можешь так говорить? – спрашивает он, его голос теперь грубый и гневный.

Я притворяюсь рассерженной в ответ.

– Слушай, лишь потому, что ты привык получать то, что хочешь, не означает, что я собираюсь изменить свое решение. Так что можешь заканчивать с этим.

Слова, больше свойственные Снежной-Королеве-Лекси, выходят прежде, чем я могу их остановить. Думаю, я до сих пор хороша в маскировке страдания под видом гнева.

Когда он смотрит на меня, в его глазах светится боль. Просто я задела его там, где больнее всего, намекая, что он все тот же самый парень, что и был два года назад. Если я и хотела удостовериться, что он никогда больше не будет со мной, то я проделала все успешно. Я ухожу от него, не проронив больше ни слова, моя решимость слабеет с каждым шагом, ненавижу себя все больше и больше. Но я сделала то, что должна была. По крайней мере, это то, что я продолжаю говорить себе.

Но это не меняет того факта, что мое сердце разбивается на миллион частей, оставляя после себя зияющую дыру.

Коула нет за столом Сиенны во время ланча. Его отсутствие ощущается сильнее, чем все остальное в комнате.

Эрик сидит на том самом месте, что он занимал на протяжении последней недели, за столом Сиенны. За моим столом. Он сильно жестикулирует руками, рассказывая какую-то историю. Все вокруг него ловят каждое его слово. Менее чем за месяц он завоевал их расположение. Думаю, не трудно быть популярным, когда выглядишь, как Эрик, больше похожий на модель, чем на подростка. Он самый горячий парень, который когда-либо сидел в этой столовой. В старшей школе это означает одно: популярность.

Странно, но я благодарна этому. Тому, что Эрик легко вписался в мое прежнее окружение. Это все упрощает. Я могу вписаться в свою прежнюю жизнь, и он впишется в нее вместе со мной.

Я смотрю вокруг, пытаясь найти Коула, но не вижу его, и я не могу просто стоять здесь, застыв на месте. Поэтому я натягиваю на лицо самую лучшую улыбку, которую только могу, и направляюсь к их столику. Там одно свободное место, рядом с Эриком, и он радостно улыбается мне, когда я сажусь рядом с ним.

Долгое время все за столом молчат. Я словно вижу, как они перематывают картинки у себя в голове, вспоминая вечеринку в прошлую пятницу. Как будто они спрашивают себя: разве она не была с Коулом? У Никки на лице застыла странная ухмылка, что-то между изумлением и злостью, словно она не может выбрать между ними. Даже слепой заметил бы, что она была заинтересована Эриком. Надеюсь, она не расстраивается, что я собираюсь быть с ним.

Эрик обращается ко мне, начиная новый рассказ, пытаясь отвлечь всех. Я смотрю вниз на отслоенную поверхность стола в столовой и гадаю, как много времени у меня займет обдирание всей столешницы.

Сиенна ударяет меня под столом, чтобы привлечь мое внимание. Когда она получает желаемое, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как бы говоря: «Что, черт возьми, происходит?». Она хочет знать, где Коул, почему я сижу с Эриком. Я слабо пожимаю плечами в ответ и пытаюсь слушать историю Эрика, но как только я слышу «недостаточно» и «отметка в тридцать ярдов», я понимаю, что они говорят о футболе. С тех пор я только притворяюсь, что слушаю, кивая головой, время от времени.

И вот тогда я вижу Коула, который наблюдает за нами с другого конца столовой, где он стоит в очереди. Выражение его лица представляет собой смесь из сотни вещей: гнева, обиды, удивления. Теперь он, должно быть, поймет, что это из-за Эрика. Я не просто ушла от Коула. Я ушла к Эрику. Я лишь всадила нож немного глубже.

Если бы только я могла рассказать Коулу, что собой представляет Эрик. Тогда бы все выглядело не так плохо. Но я не могу. Я никогда не смогу сказать ему, что он единственный, с кем я хочу быть, но не могу. И простых извинений никогда не будет достаточно.

Даже сейчас я шепчу одними губами: «мне очень жаль». Но он либо не видит, либо ему плевать. Он оставляет очередь, не взяв ничего на обед, выходя из столовой. Дверь тихо закрывается, но мне кажется, как будто она с шумом захлопывается.

Он покончил со мной.

В то время как солнце садится за горизонт, мы с Эриком идем к океану, в уединенное место недалеко от скал за пределами города. Сначала я не хотела идти. Я опасалась того, что у меня возникнет то самое непреодолимое желание, что и в тот вечер со Стивеном. Я боялась, что буду просить Эрика поплавать со мной, каким-то образом смогу убедить его зайти в воду.

Но Эрик заверил меня в обратном. Это часть его плана, чтобы доказать мне, что вместе мы действительно можем быть нормальными, что я все еще могу утопить обычных парней, но не могу утопить его. И вот я здесь, мои голые пальцы зарываются в песок. Он холодный, мокрый, совсем не такой, как в летнюю жару лишь месяц назад.

Эрик принес покрывало, красивое, немного потертое, стеганое одеяло ручной работы, и мы, откинувшись назад на наши локти, наблюдаем за закатом солнца. В моем животе разрастается комок нервов. Я не знаю, что случится в ближайшие двадцать минут, как я буду чувствовать себя, или почему Эрик сидит здесь, так небрежно и спокойно.

Я не была на пляже при закате со времен Стивена. Если он ошибается, я не знаю, буду ли в состоянии противостоять желанию затащить его в воду, как в ту ночь.

Мы не говорим, мы просто сидим, нежный соленый ветер треплет наши волосы, в то время как солнце садится ниже и ниже над горизонтом, до тех пор, пока вода не касается огненно-красного шара.

Мое дыхание становится все поверхностнее с каждой минутой, пока солнце скрывается за горизонтом. Звуки волн достигают кульминации, и я не могу ничего слышать, кроме того, как накатывают волны, туда и обратно, мое собственное дыхание начинает соответствовать этому ритму.

Внутри меня растет желание плавать, и я сажусь, оборачиваюсь и смотрю на Эрика.

– Ты хочешь этого, не так ли? – спрашивает он.

Я киваю, стиснув зубы.

– Но я не последую за тобой. Я не соблазнюсь на твой голос. Я не был в озере тогда, и не буду сейчас.

Я просто сижу там, молча. Как он может говорить об этом так просто? Как он может знать, кто я на самом деле, и не испытывать ко мне отвращение за это?

Эрик ложит руку мне на плечи и притягивает к себе. Я прячу лицо у него на груди и делаю глубокий, медленный выдох, на который только способна. Мое тело все еще обжигает желание встать и пойти к полосе прибоя, но сейчас я его игнорирую. Позже я поеду к своему озеру.

– В конце концов, это закончится. Мы можем просто сидеть здесь, и ты не будешь испытывать искушение сделать то, о чем, я знаю, ты думаешь прямо сейчас.

Слезы выступают на моих глазах. Они капают по щекам, прежде чем я осознаю это. Эрик кладет подбородок мне на голову и не произносит ни слова, одной рукой нежно проводя по моей спине вверх и вниз.

Он знает, кто я, и все еще хочет меня.

Все, что я когда-либо хотела, все, что до сих пор было для меня не достижимо, – теперь доступно.

– Я хочу пойти на вечер встречи выпускников, – мне удается выдохнуть, мой голос искажен от слез.

– Что?

– Танцы. Я хочу пойти со всеми моими друзьями. Как тогда, два года назад.

Он кивает и сжимает меня.

– И я хочу заняться спортом. Или, быть может... вступить в какой-то клуб.

Он не отвечает.

– И я хочу пойти в колледж, далеко отсюда.

Эрик продолжает потирать мою спину, слушая мои рассуждения с легкой улыбкой на лице. Я озвучиваю мечты, которые никогда не думала, что возможно осуществить.

Когда я заканчиваю, он убирает прядь волос с моих глаз и просто говорит:

– У тебя будет такая возможность.

Глава 24

Придя в понедельник в школу, я пересекаю холл, все еще немного ошеломленная неожиданным поворотом в моей жизни. Как получилось, что неделю назад я ничего не знала об Эрике, а теперь обязана ему всем?

– Пожалуйста, скажи мне, что это не из-за него, – слышу я голос позади себя.

Я разворачиваюсь и вижу Коула, прислонившегося к стене.

– Кого?

Коул отталкивает от стены и подходит ко мне.

– Эрика.

Я колеблюсь. Не хочу обидеть его еще больше, чем уже это сделала.

– Так в чем же дело? Просто обменяла одного парня на другого?

– Это не так, – говорю я.

– Я думал, что у нас было что-то настоящее.

– Не усложняй все еще больше.

Он смотрит прямо на меня одну долгую секунду.

– Каждый раз, когда что-то идет не так, каждый раз, когда жизнь становится труднее, ты убегаешь.

– Пожалуйста, просто уходи.

– Уже ушел. Счастливо оставаться.

Коул разворачивается и уходит. Я остаюсь стоять там со слезами на глазах, больше всего желая догнать его и объяснить все. Но если бы я это сделала, уверена, увидела бы его уходящим прочь, навсегда, безвозвратно. Если бы он узнал, кто я, то никогда не заговорил бы со мной снова. Так же, как и мой отец.

На следующий день вечером Эрик ведет меня в место на пляже с крытым луночным гольфом, большими лодками и картингом. Он протягивает деньги через окошко кассиру, в то время как я стою, ерзая, рядом с ним, взволнованная предстоящим настоящим свиданием, которое не покрыто толстым слоем тайн. Кассир вручает ему горсть билетов, и Эрик отрывает первые два. Остальные он засовывает в карман.

– Не жди от меня поблажек лишь потому, что ты девушка, – говорит он, широко улыбаясь, в то время как ведет меня через большие двойные двери к сетчатому ограждению. Маленькая лачуга расположилась рядом с находящимся под открытым небом, асфальтированным треком для картинга, огражденным выстроенными в линию резиновыми шинами.

– О, пожалуйста. Готовься проиграть, – говорю я, улыбаясь в ответ. Я рада, что он захотел пойти сюда сегодня вечером. Мне это нужно после разрыва с Коулом.

Эрик отдает два билета парню в люминесцентно-оранжевом жилете, а затем разворачивается и берет меня за руку. Его рука намного больше моей, которая просто теряется в его ладони, когда он ведет меня через ворота к месту старта.

– Я даже дам тебе фору, – говорит он, указывая на главную машину, огненно-красный карт.

– О, ни за что. Если я соглашусь, а ты потом проиграешь, то будешь упрекать этим мой выигрыш.

Я не жду, что он ответит. Я направляюсь к оранжевому карту, что занял место на второй позиции трека.

– Отлично, – говорит он. – Но когда я выиграю, тебе придется признать свое поражение.

Я пристегиваюсь пятиточечным ремнем и затягиваю посильнее лямки. Жду, когда маленькая лампочка загорится зеленым светом, и ногами проверяю педали, слушая, как ревет двигатель, пробуждаясь. Я прожила в этом городе всю свою жизнь и никогда не ездила на этих штуках. Это вроде как глупые развлечения для туристов, то, над чем местные жители смеются.

Но, несмотря на это, мне по-прежнему кажется, что прийти сюда, – лучшая идея, которую я когда-либо слышала.

Загорается зеленый свет, и я так сильно вдавливаю педаль газа в пол, что врезаюсь в карт Эрика сзади. Он оглядывается на меня, немного удивленный, но я лишь одариваю его дьявольской ухмылкой и снова тараню его. Дежурный хмурится и поднимает знак «Не врезаться», когда я проношусь мимо него. Мои растрепанные волосы окутывают меня, в то время как я набираю скорость.

Эрик заходит в первую череду поворотов, серпантином влево, вправо и влево. Затем он спускается с небольшого склона и делает резкий поворот, уходя налево. Я отстаю от него на несколько сантиметров, мои руки сильно сжимают руль, ожидая своего шанса. Эрик оглядывается, и этого достаточно, чтобы отвлечь его внимание. Когда справа показывается внезапный, изогнутый поворот, он берет слишком широко, и я замечаю просвет для маневра. Я вдавливаю газ в пол, и мой бампер толкает его.

Я могла бы проскользнуть мимо него. Могла бы протиснуться между стальным боком его карта и внутренним ограждением трека. Но на гоночной дорожке только он и я, и мне этого не хочется делать.

Я хочу немного повеселиться. Поэтому, находясь на полпути к тому, чтобы вырваться вперед, я резко сворачиваю влево, и глаза Эрика расширяются, когда руль яростно дергается в его руках, и его машина начинает скользить боком.

Я усмехаюсь, когда он разворачивается и смотрит на меня в упор. Мне удается послать ему воздушный поцелуй, в то время как я снова нажимаю на газ и проношусь мимо него.

Когда я опять проезжаю мимо дежурного, стоящего на дорожке, он делает жест рукой по горлу, как бы говоря: «Достаточно». Он машет мне в направлении места, где выстроены машины, хотя я прошла только один круг. Но ничто не испортит моего настроения. Разбушевавшийся в крови адреналин не дает стереть улыбку с моего лица, когда я подтягиваюсь к остановке, не обращая внимания на работника. Я делаю вид, словно мне жаль, но подозреваю, что моя дурацкая улыбка выдает меня.

Эрик останавливается позади меня, толкая бампером, совсем немного. Я отстегиваю ремень и выпрыгиваю из карта.

– Я тебя сделала, – говорю я, все еще ухмыляясь.

– Ты играла нечестно!

Я ложу руку на сердце.

– Ты говоришь так, словно это что-то ужасное.

Он смеется и обнимает меня за плечи.

– Ты выиграла битву, но не войну.

– Что дальше?

– Гольф.

Я поднимаю на него невинный взгляд, широко раскрыв глаза.

– Знаешь, мой дядя – гольфист мирового класса? Он играл против Тайгер Вудс.

Челюсть Эрика падает.

– Серьезно?

Я фыркаю.

– Неа!

Он смеется, закатив глаза. Затем уводит меня с трека, возвращаясь назад в большое здание с его флуоресцентным освещением и сахарно-сладкой поп-музыкой. Группа туристов – узнаваемых по темным очкам и шляпам – собралась вокруг внешней кассы. Несколько групп расположились в зоне гольфа, но первые несколько отсеков пусты. Я следую за Эриком к длинному стеллажу клюшек для гольфа, выбирая ту, что в горошек, ярких розовых и черных цветов. Эрик берет клюшку, что длиннее, с синей ручкой.

Я иду за ним к началу зеленого ограждения, и мы заходим в первый отсек. Он состоит из длинной извилистой полоски зеленого ковра, огражденной досками, выкрашенными в белый. Эрик протягивает два билета женщине, сидящей возле огромной сетки с мячами для гольфа, и поднимает два из них, бросая один мне. Я едва успеваю его поймать.

– Сначала дамы, – говорит Эрик, указывая на резиновый коврик, где я по всей вероятности должна поставить мяч для гольфа. Я поднимаю бровь и смотрю на него скептично, удивляясь, как такое преимущество может обернуться моим проигрышем. Затем я решаю, что это, вероятно, не имеет значения, и мчусь к началу площадки для гольфа.

Помещаю мяч на небольшой резиновый коврик, затем поднимаюсь и изучаю площадку с поддельной серьезностью. Я облизываю палец и поднимаю его вверх, как будто проверяя направление ветра, хотя мы находимся в помещении. Эрик посмеивается.

Я не знаю, почему веду себя так глупо, но чувствую, что мне это необходимо – быть абсолютно глупо-преглупой, чтобы, наконец, восполнить печальную пустоту двух лет.

В конце концов, я ударяю по мячу. Я делаю это настолько сильно, что мяч отскакивает от вершины одного из ограждений, в конечном счете, застревая в искусственном покрытии.

– Ууупс, – говорю я, ухмыляясь в тысячный раз.

Эрик закатывает глаза, в то время как улыбается. У него красивая, широкая, открытая улыбка. Он оглядывается на площадку и прикусывает губу.

– Так... э-э... какой у тебя любимый вкус мороженого? – спрашивает он, наклоняясь, чтобы поместить свой мяч на коврике.

– Что?

Он выпрямляется и разворачивается, чтобы посмотреть на меня.

– Разве мы не должны узнать друг о друге больше? Если мы хотим попытаться построить отношения?

Я улыбаюсь.

– И любимый вкус мороженого оказался самым первым в списке вещей, которые мы должны узнать друг о друге, а?

Он пожимает плечами.

– Мороженое делает жизнь лучше.

Эрик осторожно бьет по мячу, и тот катится по газону, ударяясь об одну из досок. Он катится по диагонали и со стуком ударяется о другую, затем еще об одну, пока, наконец, не останавливается в нескольких сантиметрах от лунки. Хм. Возможно, на этот раз он выиграет. Я подхожу к искусственным камням и высвобождаю свой заблудившийся мяч для гольфа, а затем возвращаю его обратно к началу площадки.

– Ванильное. С шоколадным сиропом. А у тебя?

– Ореховое. Любимый цвет?

Я поднимаю свое запястье, на которое надет браслет Сиенны.

– Синий. Аквамариновый. Бирюзовый. Цвета океана. – Я делаю паузу. – И это глупо, потому что они напоминает мне о плавании. Но, как ни крути, я не в силах преодолеть свое притяжение к нему. Я люблю океан и ненавижу одновременно.

Чтобы отвлечься от такого поворота в разговоре, я резко возвращаюсь к своему мячу для гольфа и ударяю по нему, немного легче в этот раз. Он практически перепрыгивает ограждение снова, но вместо этого просто с силой отскакивает от досок, гораздо быстрее, чем это делал мяч Эрика, больше напоминая тем самым пейнтбол.

Но затем он закатывается прямо в лунку, и я разворачиваюсь к Эрику, торжествуя.

– Отличный удар, – говорит он, подходя ко мне. Он берет меня за руку, и на секунду я чувствую себя неловко, но потом понимаю, что он пытается лучше разглядеть браслет. Мурашки пробегают по моей руке. В его прикосновении есть нечто странно волнующее.

Интересно, потому ли это, что мы действительно созданы друг для друга.

Он дает моим пальцам скользить по его, и перед тем как отпустить, переворачивает свою руку и переплетает наши пальцы.

– Я предпочитаю красный.

– Правда?

– Да. Противоположность воде. Ничего, напоминающего о проклятии.

– О.

Это имеет смысл. Но все же, так или иначе, что-то кажется мне неправильным.

Он отпускает мою руку и отступает, направляясь туда, где все еще лежит его мяч, в нескольких сантиметрах от лунки. Он расставляет ноги по ширине плеч и ложит клюшку, в то время как выстраивает удар.

– Что ты собираешься изучать, когда поступишь в колледж?

Прежде, чем я отвечаю, он бьет по мячу, и тот грациозно катится к лунке, падая в нее с тихим стуком. Я пожимаю плечами.

– Что-то связанное с наукой. Точно не знаю. Раньше я боялась мечтать о большем. А ты?

Он наклоняется и вылавливает наши мячи для гольфа из лунки. Затем идет обратно ко мне.

– Раньше я думал, что хочу быть инженером. Строить огромные здания, создавать то, что не имеет ничего общего с водой.

Он кладет мой мяч для гольфа в мою руку, и я сжимаю его прохладную, неровную поверхность.

– А теперь?

Он пожимает плечами.

– Не знаю. Я перестал мечтать, когда начал задаваться вопросом, удастся ли мне когда-нибудь найти тебя.

Мои щеки пылают, и я отвожу взгляд к следующей лунке. Это романтично, что он так долго искал меня. Он так уверен в том, что я единственная девушка, с которой он может быть.

Он слегка толкает локтем мое плечо.

– Что насчет встречи выпускников... Когда она?

– Через две с половиной недели, – говорю я.

– И у тебя есть платье?

Я думаю о завернутом в целлофан платье, что висит в моем шкафу, затем смотрю себе под ноги.

– Вроде того.

– Вроде того?

Я киваю и встречаюсь с взглядом его красивых голубых глаз, что так напоминают мне те, которые я вижу в зеркале каждый день.

– Да. Я купила его... два года назад. Перед тем, как, э-э, мои приоритеты поменялись.

Я никогда не говорила Эрику о Стивене. Конечно, он знает, что это я его утопила. Но он не знает, что я была в него влюблена. Не знает, как сильно я все еще оплакиваю свою потерю. Когда-нибудь я расскажу ему все. Когда-нибудь он узнает, что произошло. Но прямо сейчас? Я не хочу думать об этом или говорить о нем; я хочу делать вид, что я нормальная.

Он делает шаг вперед, обнимает меня за плечи, и притягивает к своей груди. Я прислоняюсь свой щекой к нему. И чувствую, как мои переживания исчезают, словно их смыло водой. Удивительно думать, что он знает мой самый большой секрет, и ему плевать. После двух лет теперь мне не нужно скрывать это.

И тогда он целует меня впервые, прямо на середине площадки для гольфа. Сначала я не двигаюсь. Эрик нежно, медленно, едва касается губами моих. Пока я не прислоняюсь к нему, и тогда он обхватывает пальцами меня сзади за шею, и притягивает ближе, на мгновение углубляя поцелуй.

А потом включается громкоговоритель, и раздающийся из него голос заставляет меня отпрянуть от Эрика.

– Я... э... я...

Я – что?

Он улыбается, смотрит прямо в мои широко раскрытые глаза.

– Так и знал, что будет хорошо.

Я киваю. Хорошо – мягко сказано. Это было... удивительно.

– Хочешь взглянуть, где я живу? – говорит он.

– Что?

Почему-то я не задумывалась, что он может где-то жить. Но, конечно же, у него должно быть жилье. Он застенчиво улыбается.

– Я подумал... что мог бы показать тебе. Если... когда... мы начнем проводить больше времени вместе, ну, чтобы попытаться разрушить проклятие... Что ж, я подумал, было бы здόрово, если бы ты чувствовала себя комфортно там.

Сама идея – жить с кем-то – делает меня счастливой.

– Хорошо.

Он усмехается и наклоняется снова, быстро целуя меня в губы.

– Пошли. Мой дом немного дальше по улице.

На пляже. Это все, о чем я могу думать, пока смотрю на причудливый маленький пляжный домик, настолько отличающийся от домов Коула и Сиенны, находящихся на побережье океана в нескольких километрах отсюда вдоль береговой линии. Домик Эрика выглядит приблизительно на сто квадратных метров, с акцентами из восхитительной обшивки досками и белой отделкой на окнах. Даже при том, что по размерам он представляет собой незначительную часть дома Коула или Сиенны, этот домик гораздо очаровательнее. Он уютный. С большими качелями на крыльце, подвешенными на цепи, и небольшими горшками с цветами, расположенными вдоль дорожки на пляж. Множество округлых ступенек ведут к песку.

Смущенная, я смотрю на него, все еще находясь возле его машины.

– Ты купил домик на пляже?

– Арендовал.

– Но почему? Ты же ненавидишь воду.

– Я ненавижу речную воду. Мое проклятие отличается от твоего. Оно связано с рекой, а не со всеми водоемами. И, кроме того, ты любишь океан, не так ли?

Это кажется странным, но он прав. Я имею в виду, когда проклятие исчезнет... у меня не будет причины ненавидеть океан. Наверное.

Я осознаю, что снова обнимаю Эрика, улыбка появляется на моих губах, хотя я не знаю, почему. Мне просто нравится быть рядом с ним, без необходимости скрывать часть себя. Впервые быть с тем, кто принимает меня целиком. Мне не нужно держать от него в секрете то, что приходится со всеми остальными.

– Как тебе это удалось? Тебе ведь только семнадцать...

– Мои родители позаботились обо всем.

Я смотрю на него удивленно. Почему-то я не задавалась вопросами о его семье. Хотя она у него есть.

– Как я уже говорил, мой отец – никс, а мать – сирена. Они хотят, чтобы у нас с тобой все получилось, так же сильно, как и я. Однажды ты встретишься с ними.

Ох. Интересно, каково это иметь двух родителей, которые знают, кто ты, понимают твои переживания. Интересно, какие они. Возможно, когда-нибудь мне удастся поговорить с его матерью. Она знает, что значит быть сиреной.

Он проскальзывает к стеклянной двери, открывая ее, и заводит меня внутрь. Здесь пахнет свежестью, словно он оставил окна открытыми на весь день, и в помещение зашел соленый морской воздух. Он ведет меня через гостиную, мимо причудливой плетеной мебели, которая, как я могу предположить, досталась ему с арендой домика, в небольшую заднюю комнату, освещаемую только лампой с абажуром из цветного стекла.

Когда я вижу огромную двуспальную кровать возле окна, я резко останавливаюсь в дверях.

– Ты же не думаешь...

– Нет, конечно, нет. Когда ты захочешь остаться здесь на ночь, я смогу поспать на диване. – Он возвращается ко мне и наклоняет мою голову, чтобы я посмотрела ему в глаза. – В конце концов, когда мы разрушим проклятие... ты будешь спать.

– Что?

Он кивает.

– Когда мы исправим все... когда тебе больше не придется плавать... ты будешь спать.

– Почему?

Он пожимает плечами.

– Когда проклятие исчезнет, ты не будешь плавать, и это означает, что ты должна будешь спать. Так же, как... делают обычные люди.

Я с трудом могу вспомнить, каково это спать. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я закрываю глаза. Я теряю себя в поцелуе и мечтах о том, что ожидает меня впереди.