Текст книги "С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке"

Автор книги: Мэлор Стуруа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Огни Алькатраза

– Куда? На Алькатраз? А на Луну вы случайно не хотите?

Кассир вылез буквально по пояс из своей будки и уставился на меня полувозмущенным-полуиздевательским взглядом.

– Я хорошо заплачу.

– Хорошо заплатите? За что? За страховку судна? За лечение экипажа? Быть может, вы и судебные издержки возьмете на себя? Послушайте, мистер, на кой черт вам сдался этот кусок скалы? Хотите, прокатим вас под «Золотыми воротами» и оклендским Бэй-бриджем, хотите, заглянем на Остров сокровищ или Остров ангелов? Можно сгонять и на военную базу Президио. Но Алькатраз…

«Золотые ворота» и Остров сокровищ звучали заманчиво. Гипнотизировало Президио.

– Ну что ж, если «Бэй круиз» бессильна, придется обратиться за помощью к «Голд коуст круиз», – с наигранным равнодушием заметил я, пытаясь сыграть на знаменитых «волчьих законах конкуренции».

Но мой собеседник даже бровью не повел. Он втянул обратно свое туловище в раковину будки и, видимо, окончательно списав меня со счетов, процедил:

– Валяйте.

Зазывала «Голд коуст круиз», к которому я обратился, не стал иронизировать по поводу полета на Луну, хотя и воззрился на меня как на с Луны свалившегося. Он завел уже знакомую пластинку о «Золотых воротах» и Острове сокровищ, но разговаривать об Алькатразе наотрез отказался.

– Страховая компания «Хэртфорд» объявила, что аннулирует все полисы у тех, кто осмелится лазить на «Скалу» [1]1
  «Скала» – прозвище Алькатраза.


[Закрыть]. Понятно?

– Понятно, – отозвался я без особого энтузиазма. – Но как же мне быть?

– А вы полюбуйтесь на «Скалу» в телескоп. Все удовольствие – десять центов.

Исходи этот совет от кассира «Бэй круиз», я, несомненно, заподозрил бы его в издевке. Но зазывала «Голд коуст круиз» явно сочувствовал мне и пытался хоть чем-то помочь.

Выкрашенные в серебристый цвет телескопы выстроились словно бутафорские пушки вдоль каменной балюстрады, отгораживающей от океана знаменитый «Фишермэнс воф» (Рыбачий причал) Сан-Франциско. «Взгляните на Алькатраз – федеральную тюрьму сквозь мощный телескоп» – предлагали металлические дощечки, аккуратно прибитые к туловищам гигантских окуляров.

Много лет назад во время первого посещения «Багдада на заливе», как величают Сан-Франциско туристские проспекты, я смотрел на Алькатраз сквозь точно такие же телескопы с Телеграфного холма, украшенного безобразной мемориальной вышкой «Койт-тауэр» и еще более безобразным памятником Христофору Колумбу. Тогда на Алькатразе и впрямь была федеральная тюрьма – самая суровая для самых отпетых. За ее решетками перебывала почти вся мифологическая галерея гангстеров во главе с грозой Чикаго Аль-Капоне и шефом «Корпорации убийств» Луи Лепке по прозвищу Бухгалтер. (Он и был бухгалтером смерти – его «корпорация» отправляла на тот свет людей по заказу и за соответствующую мзду.) Здесь коротали свой век Роберт Стаут, убийца, ставший за годы пребывания на Алькатразе выдающимся орнитологом, и Джордж Барнс, он же «пулемет-Келли».

Статистика повествует, что за все время существования тюрьмы на Алькатразе с нее было предпринято лишь четырнадцать побегов, в которых участвовали тридцать девять узников. Двадцать шесть из них были схвачены стражей, семь убиты, а остальные шесть утонули, не справившись со стремительным течением, бьющим по Алькатразу из-под «Золотых ворот». Тюрьма охранялась ничуть не хуже, чем Форт-Нокс, где покоятся золотые запасы Америки. Тем не менее в 1963 году ее прикрыли. По финансовым соображениям. (Недаром золото в Форт-Ноксе катастрофически убывает.) Федеральные власти в лице покойного Роберта Кеннеди, бывшего тогда министром юстиции, подсчитали, что содержание одного преступника на Алькатразе обходилось в год дороже, чем пятилетнее обучение студента в Гарварде – самом привилегированном университете Соединенных Штатов. Получалось, что гангстеры продолжали грабить страну, даже находясь за семью тюремными замками.

Закрыв островную каталажку и раскассировав ее обитателей по менее прожорливым тюрьмам, правительство решило пустить «Скалу» с молотка, чтобы возместить хотя бы часть понесенных им убытков. Алькатраз был предложен штату Калифорния. Но самый богатый штат Америки не пожелал приобщить к своим обширным владениям двенадцать акров развалин, не имевших притягательного стажа Колизея. На какое-то время Алькатразом заинтересовались отцы города Сан-Франциско. У них возникла идея создать на базе бывшей тюрьмы нечто вроде музея восковых фигур мадам Тюссо с профилирующим уклоном в уголовщину. Но от этой идеи почему-то отказались. Возможно, кто-то здравомысленно рассудил, что преступность в Америке еще далеко не история, а посему в специальных памятниках не нуждается. Их здесь и без того хоть отбавляй.

Тогда совет попечителей острова, созданный для упорядочения его будущего, передал Алькатраз «в порядке эксперимента» в аренду «самому богатому американцу» – техасскому миллиардеру Ханту. Мистер Хант вознамерился установить на острове статую Свободы. Восточное побережье Америки имеет ее. А чем западное побережье хуже восточного? – «обосновывал» свой каприз мистер Хант. По его замыслам, «западная статуя Свободы» должна была превзойти своими размерами восточную. Ведь как-никак, а свободы за это время в Соединенных Штатах усилиями Ханта и К° значительно прибавилось. И чтобы ни у кого на сей счет не оставалось ни малейшего сомнения, Хант повелел открыть у подножия статуи игорный дом, разумеется, также самый большой в Америке, больше, чем любой из тех, которыми владел другой «самый богатый американец» – невадский миллиардер Хьюз, Но «свободолюбивый» мистер Хант явно перебрал. Его техасская бесцеремонность, его слепая вера в то, что деньги не пахнут (запах нефти не в счет), шокировали и возмутили калифорнийцев. Затем последовали неприятные запросы в конгресс. Запахло уже не нефтью, а скандалом и разоблачениями, и совет попечителей неприкаянного острова счел за благо поспешно отказаться от своего «эксперимента».

Спор о будущем Алькатраза затягивался. Остров пустовал, если не считать нескольких сторожей, оставленных при тюрьме как бы по инерции, наподобие солдат, которых забыли снять с караула.

Но была среди соискателей «Скалы» еще одна группа людей, о намерениях которых федеральные власти даже не подозревали. Люди эти не носили громких титулов «самых богатых американцев». Зато они были самыми древними, потомственными американцами – индейцами. Их аукционом был десант, и вступили они на Алькатраз, как вступают в законное наследство.

Однажды ночью – дело происходило в ноябре 1969 года – к островку пристали индейские пироги и китайские джонки, и отряд краснокожих, предводительствуемый Ричардом Оксом, двадцатипятилетним студентом «Стейт колледжа» в Сан-Франциско, поднялся на берег.

Колонисты первым делом сорвали щит, на котором было написано: «Вход воспрещен. Собственность государства». На оборотной стороне щита они вывели новый текст: «Осторожно. Вход воспрещен. Индейская собственность».

– Вы не имеете права! Это федеральная земля! – пытался протестовать один из сторожей, Джон Харт.

– Имеем, старина, имеем, – наседал на него Ричард Окс. – Договор, заключенный в 1868 году между твоим правительством и моим народом, разрешает индейцам занимать пустующие федеральные земли.

Джон Харт, видимо, и слыхом не слыхал ни о каком договоре, но тем не менее решил не ввязываться в правовой диспут. Нежданные пришельцы были настроены воинственно. Под бой тамтамов они совершили ритуальную пляску победы и, как бы подводя итог пререканиям со стражей, укрепили над тюремными воротами плакат: «Эта земля – наша земля!»

Своей покорствуя судьбе, Харт знакомился с новыми хозяевами острова. Церемонией представления дирижировал Ричард Окс.

– Это Эмилиано – из племени апачей, – говорил он нараспев. – А это Большая Голова – навахо, Острая Стрела – махаук, Волчий Глаз – пуэбло, Длинный Нож – ирокез, Медвежья Челюсть – сиу, Змеиная Шкура – хопи, Мускусная Крыса – семинол, Порезанный Палец – альгонкин, Хитрый Волк – чернокожий, Светлая Вода – шошон, Воробьиная Лапка – юта, Острый Нос – шайен…

Было их всего восемьдесят человек. И представляли они двадцать пять различных индейских племен…

Следующий день был объявлен «Днем декларации». Текст декларации, намалеванный на огромной медвежьей шкуре, провозглашал Алькатраз собственностью «коренных жителей Америки по праву первооткрытия». Колонисты великодушно обещали правительству выплату компенсации частично натурой – красным тряпьем, стеклянными бусами, частично деньгами. Размер компенсации устанавливался в двадцать четыре доллара. (Именно за эту сумму в 1692 году Питер Минют «купил» у индейцев племени канарси остров Манхэттен, на котором сейчас высится центр Нью-Йорка.) Колонисты обещали также сохранить в неприкосновенности жилища сторожей, учредив с этой целью специальный «департамент по резервациям». Сами сторожа приравнивались к аборигенам острова. Декларация провозглашала: «Мы предоставим коренному белому населению Алькатраза часть земли в его пользование, а опеку над ней будет осуществлять индейское правительство в лице Бюро по делам белых племен. И будет эта опека осуществляться до тех пор, пока восходит солнце, пока реки впадают в моря. Мы обеспечим аборигенам соответствующий образ жизни. Мы дадим им нашу религию, наше образование, наши обычаи, чтобы помочь им подняться до нашего уровня цивилизации, чтобы вырвать их и всех их белых братьев из состояния дикости и варварства». Декларация объявляла вне закона безработицу и провозглашала право на труд для всех сторожей, болтавшихся без дела на Алькатразе.

Трудно сказать, чего было больше в декларации, намалеванной на медвежьей шкуре, – горечи или юмора? Во всяком случае, одному из сторожей, Гленну Додсону, она пришлась по душе. Он выразил готовность служить новым хозяевам и даже «вспомнил», что в его жилах тоже течет индейская кровь. Зато калифорнийский сенатор Джордж Мэрфи, бывший киноактер и казнокрад, пришел в неописуемую ярость. «Это безобразие, которое может создать опасный прецедент, – возмущался он. – Сначала индейцы заявляют о своих правах на Алькатраз, а затем, того гляди, появится кто-либо еще и предъявит претензии на всю Америку! Так дело не пойдет».

Сенатор Мэрфи явно передергивал. Претензий на Америку никто не предъявлял. Это некоторые господа в Соединенных Штатах предъявляют претензии на мировое господство…

Поначалу власти отнеслись к захвату Алькатраза как к шутке, не очень уместной, не очень вежливой, но все-таки шутке. Они предложили индейцам покинуть остров и назначили соответствующую дату отбытия «первооткрывателей». И вдруг выяснилось, что индейцы не намерены шутить и тем более покидать остров.

Шли месяцы, а над «Скалой» по-прежнему развевалось знамя мужественных хозяев земли, «открытой» Колумбом. Алькатраз стал символом борьбы индейского населения Америки за свободу, человеческое достоинство и равноправие. Все это время мною владела мечта побывать на легендарном острове, познакомиться с его удивительными обитателями, раскурить с ними трубку мира и, конечно, написать о них. И вот Алькатраз передо мной, всего лишь «по ту сторону улицы», как говорят местные рыбаки. Но он по-прежнему недоступен, словно между нами весь Тихий океан, а не узкая голубая лента залива. Зазывала «Голд коуст круиза» даже не подозревал, насколько он был прав, сказав, что любоваться на «Скалу» в телескоп удовольствие на десять центов. Зато муки – на десять миллионов долларов. Хоть видит око, да зуб неймет. Впрочем, и око-то видит не ахти как много.

– Алькатраз – не Луна. Быть может, есть иной путь, помимо телескопа, чтобы свидеться с ним? – спросил я зазывалу после того, как все мои «даймы» [2]2
  Монета достоинством в десять центов.


[Закрыть]исчезли в глотке оптического аттракциона.

Зазывала почесал затылок и сказал:

– Вот что, на шоссе № 101 к северу от Саусалита расположена военно-воздушная база Ричардсон-бэй. Хотя и принято считать, что у Пентагона денег куры не клюют, тем не менее парни с Ричардсон-бэй подрабатывают на туристах. Они сдают напрокат четырехместные вертолеты. Двадцать долларов за пятнадцать минут. Подходит?

– Нет, не подходит, – со вздохом ответил я.

– Цена вполне божеская, – удивился зазывала. – Парни с военно-воздушной базы «Коммодор» берут куда дороже…

Ну как было объяснить зазывале «Голд коуст круиз», что я – советский журналист, что мне негоже являться к индейцам Алькатраза на вертолете военно-морских сил США, если даже свершится чудо, и госдепартамент пустит меня на базу в Ричардсон-бей, а парни с Ричардсон-бэй предоставят в мое распоряжение одну из своих стрекоз?..

– Тогда потолкайтесь среди рыбаков. Авось кто-нибудь из них рискнет и согласится взять вас на Алькатраз. – В голосе зазывалы исчезло прежнее участие. Подозреваю, что виною тому послужила скупость мистера, не пожелавшего истратить двадцатку на вертолет.

– А где их найти?

– На причале, напротив «Ди Маджио», – уже нехотя отозвался зазывала.

«Ди Маджио» оказался таверной на Джефферсон-стрит, принадлежащей Джо Ди Маджио, бейсбольному идолу Америки, одному из мужей киноактрисы Мэрилин Монро. От таверны тянулись в несколько рядов параллельно друг другу деревянные причалы. Они напоминали зубья гигантских граблей, запущенных в морскую лазурь. По обе стороны причалов, словно вычесанные этими граблями соломинки, болтались рыбачьи шхуны. У тружеников моря был мертвый час. Они разбрелись по окрестным тавернам – кто в «Ди Маджио», кто в «Тарантино», кто в «Кастаньолу» – пили пиво, закусывали креветками с лимоном и перченым томатным соусом, лениво перебрасывались отдельными фразами, но в основном молчали. Болтливость присуща рыбакам-любителям, а не профессионалам.

Я подошел к группе рыбаков, завтракавших, сидя на перилах причала. Они ели сосиски, упрятанные в гигантские караваи «настоящего французского хлеба», и отхлебывали виски из горлышек бутылок, обернутых бумажными пакетами. Поздоровавшись с рыбаками и пожелав им хорошего аппетита и улова, я сразу же приступил к делу. Они слушали меня не перебивая. Затем один рыбак, вытирая руки о брезентовую робу, сказал:

– Никто из нас не возьмется переправить вас на Алькатраз, мистер. Во-первых, береговая охрана не пропустит. – Он выразительно кивнул в сторону высившейся в двух шагах от причала штаб-квартиры приморской полиции, обрамленной ракушками бело-голубых катеров. – Во-вторых, индейцы не разрешат вам подняться на остров, а нам – пришвартоваться к нему. В-третьих, подобное путешествие чревато лишением шкиперских прав и лицензии на рыбную ловлю. Так что для нас игра не стоит свеч. Кусок хлеба дороже куска скалы, мистер.

Рыбак кончил загибать пальцы-аргументы и взглянул на меня. По-видимому, на моем лице было написано такое отчаяние, что он сжалился и протянул мне виски:

– За наше общее здоровье, мистер!

Я сделал глоток и скорбно уставился на бутылку.

– Но ведь кто-то же ездит на Алькатраз? Кто-то же возит им еду и питье? – Это были уже не вопросы, скорее мысли вслух, высеченные ассоциативно видом рыбачьей трапезы.

– На остров ходит капитан Джим Маккормик. Индейцы зафрахтовали его шхуну…

– Где этот капитан? Где эта шхуна? – воскликнул я, перебивая говорившего.

– Шхуна болтается у причала неподалеку от таверны «Рыбачий грот», а Джимми, наверное, загорает в своем кубрике.

Я стал поспешно прощаться.

– Да вы не торопитесь, мистер. «Рыбачий грот» в пяти минутах ходьбы отсюда. И Маккормик от вас не уйдет…

Но я уже бежал в сторону «Грота», спотыкаясь о небрежно пригнанные доски деревянного настила пирса.

– Название шхуны «Прозрачная вода», мистер! Запомните, «Прозрачная вода»! – неслось мне вслед…

«Прозрачная вода» мерно покачивалась в гигантском пятне расплывшегося мазута. Я спустился вниз по железной лестнице и прыгнул на борт шхуны. Рыбаки не ошиблись – шкипер Джим загорал в своем кубрике. Он лежал на нарах под портретом, на котором была изображена циклопических размеров женская нога, увитая фантастическими цветами. По-видимому, работа доморощенного Сальвадора Дали.

– Капитан Джим Маккормик? – осведомился я с преувеличенным подобострастием.

– Он самый, В чем дело? – недовольно отозвался шкипер.

Я начал было излагать свою просьбу цветасто, как нога на стене кубрика, но Маккормик тут же прервал меня.

– Без разрешения организации «Индейцы всех племен» я не имею права взять вас ни на борт шхуны, ни тем более на Алькатраз.

– Но, быть может, в порядке исключения, – промямлил я, многозначительно вытаскивая бумажник из заднего кармана брюк.

– Никаких исключений. Видите вот этих? – Шкипер указал кивком головы в сторону двух атлетически сложенных индейцев. Индейцы играли в карты, сидя на голубых пластиковых мешках, туго набитых бельем и одеждой. Они были в синих джинсах и такого же цвета куртках, украшенных со спины красной вышивкой – скрещенными томагавками.

Взглянув на широченные плечи индейцев, перечеркнутые крест-накрест томагавками, я понял, что вести переговоры со шкипером бесполезно. Оставив его загорать под циклопической женской ногой, я подсел к парням и некоторое время делал вид, что наблюдаю за игрой. Затем, улучив минуту, когда один из них принялся тасовать колоду карт, поспешно представился и с места в карьер стал объяснять цель моего визита на борт «Прозрачной воды».

– О'кэй, о'кэй! Мы сотрудники службы безопасности острова, – сказал тот, кто тасовал карты. – Джимми прав. Попасть на Алькатраз можно только с разрешения «Индейцев всех племен». Выдадут разрешение – валяйте. Но только предупреждаем, не надейтесь получить его. Вход в Алькатраз посторонним строго воспрещен. – Было нетрудно догадаться, что под посторонними подразумевались «бледнолицые братья». – Мы уходим к «Скале» через два часа.

Штаб-квартира «Индейцев всех племен» находилась в противоположном конце порта Сан-Франциско у пирса № 40. Поймав такси, я бросился туда. И тут мне наконец повезло. Я понял это каким-то шестым чувством, как только вошел в обширное складское помещение без окон и увидел за единственным столом, стоявшим в углу, молоденькую девушку изумительной красоты, словно сошедшую со страниц дореволюционных изданий Фенимора Купера. На девушке были такие же джинсы и куртка, как и на «сотрудниках службы безопасности», игравших в карты на борту «Прозрачной воды». Правда, она сидела лицом ко мне, и я не мог разглядеть, вышита ли ее спина скрещенными томагавками. Над головой девушки висели портреты знаменитых индейских вождей прошлого – Унглгхе Цута – Красной Рубахи, Хинматона Валаткита – Чифа Джо и Макхфия Лута – Красного Облака. Лица их были гордые, взгляд надменный. Казалось, они с некоторым удивлением и даже неодобрением взирали на девушку за столом. В их времена «скво» занимались домашним очагом, а не делами племени, тем более «всех племен».

На другой стене склада была укреплена огромная картина, выполненная масляными красками. Она изображала Алькатраз, на вершине которого стоял индейский воин. Фигуру воина неизвестный художник написал в аллегорической манере. Она умышленно напоминала статую Свободы и как бы полемизировала с ней. Вместо остроконечных клиньев нимба статуи голову индейца украшал убор из перьев. Вместо факела в поднятой руке его был зажат томагавк. (Вряд ли подобный вариант «западной статуи Свободы» пришелся бы по вкусу мистеру Ханту, с невольным злорадством подумал я, украдкой взглянув на картину.)

Девушка, листавшая в момент моего появления какие-то бумаги, подняла голову и вопросительно посмотрела на меня. В который уже раз за это суматошное утро я принялся излагать свою просьбу.

– А вы действительно из Москвы? Неужели там тоже слышали про Алькатраз? – Девушка с удивлением рассматривала мои «верительные грамоты», которые я выложил перед ней на стол эдаким эффектным веером, – корреспондентские карточки, выданные редакцией, полицейским департаментом Нью-Йорка, пресс-службой ООН, Ассоциацией иностранной печати, а также вырезку моей корреспонденции об Алькатразе – «Добровольные узники», напечатанной в «Известиях» 8 декабря 1969 года.

– А мы с вами, между прочим, коллеги, – сказала девушка. – Я не только член совета «Индейцы всех племен», но и сотрудник журнала «Алькатраз ньюслеттер», который начал выходить вскоре после захвата острова. Зовут меня Венесса, а фамилия моя Мэнкиллер. – Девушка улыбнулась. Не мог сдержать улыбки и я. Грозная ее фамилия – Мэнкиллер (Человекоубийца) никак не вязалась ни с ее нежным обликом, ни с ее романтическим именем – Венесса.

– Тем более, Венесса, вы должны помочь мне. – Утопающий хватался за соломинку.

И Венесса, дай бог ей счастья, не подвела своего коллегу из Москвы. Она выписала мне пропуск на Алькатраз, который обычно выдается только индейцам. За двадцать с лишним газетных лет немало пропусков побывало в моих руках, пропусков, открывавших путь и на важнейшие международные конференции, и в такие недоступные места, как, например, золотохранилища Английского банка. Но быть обладателем подобного «Сезама» мне еще ни разу не доводилось. Пропуск представлял квадратный кусок белого картона. В верхних его углах были изображены голова индейского воина и индейская хижина, в нижних – орел и бизон. Кроме того, Венесса дала мне подписать заявление, гласившее: «В связи с тем, что мне разрешено посетить Алькатраз, я обязуюсь не предъявлять никаких претензий ни к правительству Соединенных Штатов, ни к кому-либо еще в случае получения увечий во время поездки на остров и пребывания на нем», Я поспешно поставил свою подпись, сняв тем самым всякую обузу с совестливой души Вашингтона. (Представители госдепартамента в Сан-Франциско отказались даже обсуждать вопрос о возможности моей поездки на Алькатраз, хотя он и лежит в открытой для советских журналистов зоне.)

Пока Венесса оформляла бумаги – пропуск для меня, индульгенцию для Вашингтона, – я знакомился со штаб-квартирой «Индейцев всех племен». Внешне она напоминала ломбард или скупку в бедном городском квартале. Кругом – до самого потолка – были навалены всевозможные предметы: одежда, обувь, кухонная утварь, посуда, музыкальные инструменты, детские игрушки, медикаменты, матрацы, подушки, спортивный инвентарь, книги, ведра, лопаты, гамаки, консервированные продукты питания, сигареты, ящики кока-колы, брикеты шоколада… В помещении негде было повернуться. Все было заставлено и забито вещами за исключением узенькой «тропинки», которая вела от двери к столу, где сидела Венесса.

– Алькатразу помогает вся страна. И не только индейцы. Мы получаем посылки отовсюду и ото всех – от белых, негров, мексиканцев, пуэрториканцев. Получаем даже больше, чем нужно. Поэтому часть вещей переправляется на остров, а остальное отсылается наиболее нуждающимся племенам, – Венесса вышла из-за стола. Она говорила, прислонившись к арфе с облупленной позолотой. (Интересно, кто прислал эту арфу и почему?) А я слушал Венессу, думал о том, что «ломбард» на пирсе № 40 в Сан-Франциско особого свойства – люди сдают в него не вещи, а долг сопричастности и получают взамен не деньги, а чувство общности. Даже за эту вот никому не нужную, трогательную облупленную арфу. А проценты? Что ж, и они начисляются. Высокие проценты, делающие барахолку с пирса № 40 в Сан-Франциско дороже любого ювелирного магазина с Пятой авеню в Нью-Йорке…

Поблагодарив от души Венессу и еле удержавшись, чтобы не расцеловать ее в обе щеки, я помчался обратно к причалу «Рыбачьего грота». «Прозрачная вода» по-прежнему мерно покачивалась в гигантском пятне расплывшегося мазута, а ее шкипер Джим Маккормик тоже по-прежнему загорал в своем кубрике под портретом циклопической женской ноги. Индейцы со скрещенными томагавками на куртках уже не резались в карты, а грузили на борт шхуны пятигаллонные бутылки с питьевой водой. Они обращались с гигантскими сосудами с такой нежностью, которой обычно удостаиваются только новорожденные младенцы и динамитные шашки. Для Алькатраза проблема воды – вопрос жизни и смерти. Но об этом несколько позже.

– Разрешение получено! – крикнул я индейцам, размахивая над головой заветным пропуском.

– О'кэй. Через пятнадцать минут отчаливаем! – отозвались они.

Кроме, меня, шхуны дожидалась женщина с детьми – двумя взрослыми девочками и мальчуганом в тенниске, на которой была оттиснута вся четверка знаменитых «Битлзов».

– Вы тоже на Алькатраз? – спросила меня женщина. Но по ее глазам я понял, что спрашивала она о другом. «Разве вы тоже индеец?» – говорили эти раскосые глаза.

– Да, на Алькатраз. Я журналист из Советского Союза.

– Советский Союз. Ведь это очень далеко? – спросила опять женщина.

– Очень далеко, – согласился я.

– И мы издалека. Живем в Саутгэмптоне на Лонг-Айленде, а сами из племени команчей. Это все мои дети. Никто из нас еще никогда не ступал на свободную индейскую землю. Вот я и везу их на остров. Старики говорят, что это принесет им счастье.

Малыш с «Битлзами» на груди внимательно слушал свою мать. Девочки застенчиво косились в сторону.

Перед самым отплытием шхуны на пирсе появилась Венесса. Перегнувшись через поручни, она крикнула индейцам, указывая на меня:

– С этим джентльменом все о'кэй! Его можно брать! Когда приедете на остров, скажите Пронзенноному Стрелой, чтобы он отвел его к Чарли! – Затем, повернувшись ко мне, Венесса сказала: – Это на всякий случай. Пронзенный Стрелой – начальник службы безопасности Алькатраза – человек очень осторожный, и как бы чего не вышло. А Чарли – член совета управляющих. Он вам все расскажет и покажет. Чарли живет на острове с самого первого дня оккупации.

Я вновь стал благодарить Венессу, не поленившуюся пересечь ради меня полгорода. В это время к нам подошла какая-то дама и, обращаясь ко мне, произнесла на чистом русском языке:

– Я бывшая сотрудница департамента переводчиков при ООН. Мне тоже хотелось бы поехать вместе с вами на Алькатраз.

– К сожалению, я не ведаю выдачей пропусков, сударыня.

– Ну а вы? – обратилась женщина к Венессе, переходя на английский.

– Такие вопросы решает совет «Индейцев всех племен», – уклончиво ответила она.

– Но ведь шхуна уже уходит.

– Ничего, поедете в следующий раз.

Не берусь утверждать на все сто процентов, но появление бывшей русской переводчицы из ООН на причале у «Рыбачьего грота» вряд ли было исключительно «игрой случая». Видимо, мои метания вдоль ошеломительно прекрасного залива Сан-Франциско не прошли кое для кого незамеченными. Хотя, впрочем, кто знает. Согласно теории вероятности даже шимпанзе имеет шанс отстукать на пишущей машинке все тома «Британской энциклопедии», не допустив при этом ни единой ошибки. Правда, шанс микроминимальный, но все-таки…

Пропустив вперед женщину с детьми, я перебрался на борт «Прозрачной воды». Индейцы убрали трос и оттолкнули шхуну от причала. Шкипер Джим уже стоял у руля, подняв кверху воротник своей авиационной кожанки. Мы стали осторожно лавировать между рыбачьими лодками, протискиваясь к выходу в открытое море. А с причала махали крыльями два моих ангела-хранителя: Венесса из совета «Индейцев всех племен» и незнакомка из… впрочем, не будем уточнять откуда.

Наконец шхуна выбралась из портового лабиринта и, набрав скорость, ринулась навстречу океану. Нас стало обдавать брызгами соленой воды. Девочки спустились вниз, чтобы не замочить свои праздничные платья, а малыш с «Битлзами», вцепившись в подол матери, глядел расширенными от испуга и восторга главами на шалости Тихого, или Великого. Все дальше отодвигался Сан-Франциско, белокаменный, вскарабкавшийся на тысячи холмов. Все ближе становился Алькатраз, красностенный, свивший себе гнездо на вершине одинокой скалы. Мрачные тюремные корпуса и щеголеватый маяк, еще за минуту до этого казавшиеся игрушечными, неожиданно выросли на дрожжах оптического обмана и стали назойливо лезть в глаза. Кричали чайки. Внезапно все исчезло, и мы уперлись в глухую каменную стену.

– Приехали, – крякнул шкипер, гася мотор. Индейцы начали подтягивать шхуну к железной лестничке, ввинченной вдоль скалистого обрыва. Я уже карабкался по ней, когда за моей спиной раздался голос:

– Здесь с нами белый из России. Венесса просила отвести его к Чарли!

Затем уже над моей головой кто-то произнес:

– Добро пожаловать на Алькатраз – свободную и независимую индейскую территорию!

Я запрокинул голову и увидел полуобнаженного гиганта. Это был Пронзенный Стрелой.

Так вот ты какой, Алькатраз, Исла де лос Алькатрасес – Остров Пеликанов, как назвал тебя первооткрыватель – лейтенант испанской армии Хуан Мануэль де Айала.

«Осторожно. Индейская собственность» – предупреждал огромный плакат над пристанью.

– Чарли вы найдете в штабе, – сказал Пронзенный Стрелой, проверив мой пропуск. Мускулистой рукой, татуированной от кончиков пальцев по самое плечо, он указал в сторону небольшой деревянной сторожки, припаянной к скале и наполовину свисавшей над океаном.

Чарли сидел за столом и просматривал бумаги. Я представился, мы обменялись рукопожатием. Некоторое время молча изучали друг друга, как мне показалось, со взаимным любопытством, а затем, не сговариваясь, засмеялись.

– Вы президент Алькатраза? – спросил я его.

– У нас на острове нет ни президентов, ни королей, ни вождей, – ответил Чарли. – Алькатразом управляет совет из семи человек, который переизбирается каждые девяносто дней.

– Почему так часто?

– А потому, что все должны принимать участие в управлении, учиться ему. В этом смысле наш: остров – школа.

– У меня на родине говорят – «кузница кадров», – улыбнулся я.

– Кузница – это правильно. Кузница – это подходит, – согласился Чарли. Поймав мой взгляд, скользнувший по двум тщательно выутюженным черным костюмам, подвешенным к столбу, который стоял посреди комнаты, Чарли сказал:

– На всякий случай. Если власти надумают возобновить переговоры. Но пока в них нет надобности. Пока мы обходимся вот этим. – Чарли погладил свою куртку со скрещенными томагавками.

Нашу беседу прервал Пронзенный Стрелой.

– Чарли, ребята все выгрузили. Ждут тебя. Чарли оперся руками о стол и с огромным усилием приподнялся.

– Подай костыли, – сказал он Пронзенному Стрелой. У него были парализованы обе ноги. – Я скоро вернусь, а вы пока осмотрите остров. Я пришлю Алвина, чтобы он проводил вас.

Чарли и Пронзенный Стрелой ушли. В ожидании обещанного гида я стал прохаживаться по комнате. Штаб у защитников Алькатраза был замечательный. На стене висел черный телефон. Под ним красными буквами было написано: «Горячая линия с Вашингтоном». Ирония подписи заключалась в том, что власти, стремясь отрезать остров от внешнего мира, лишили его электричества и всех средств связи. Черный телефон красноречиво молчал.

Слева от телефона к стене был прикреплен лист ватмана с написанным от руки текстом Билля о правах свободной индейской территории Алькатраз. Его стиль намеренно перекликался с Декларацией независимости. Даже почерк имитировал готическую вязь «отцов-основателей», хранимую под пуленепробиваемым стеклянным колпаком в холле вашингтонского Национального архива. Последний параграф билля гласил: «Алькатраз – идеальный символ. Он – тюрьма, подобно индейским резервациям. Алькатраз – идеальный символ. Он свободен как ветер. Отсюда мы сделаем первый шаг от крайнего отчаяния к надежде на лучшую жизнь».