Текст книги "С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке"

Автор книги: Мэлор Стуруа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Будда из ФБР

Если бы Д. Эдгара Гувера не существовало, его надо было бы выдумать, говорят в Америке, перефразируя знаменитое изречение Вольтера. Впрочем, некоторые вашингтонские остряки считают, что так и произошло на самом деле. Д. Эдгар Гувер – лицо не реальное, а вымышленное, утверждают они. Его породила воспаленная фантазия реакционного журнала «Ридерс дайджест». За несколько лет он стал настолько популярной фигурой, что уже никто, включая самих президентов США, не осмеливался раскрыть тайну его происхождения.

А тайна-де такова. В 1925 году «Ридерс дайджест» опубликовал статью о только что созданном Федеральном бюро расследований (ФБР). Статья была подписана «Д. Эдгар Гувер». Инициал Д означал первую букву слова «джейл», то есть «тюрьма». Имя Эдгар позаимствовали у племянника издателя журнала. Наконец, фамилия Гувер была подсказана пылесосом фирмы «Гувер» (намек на то, что ФБР обещало очистить страну от преступности). И вот с легкой руки «Ридерс дайджест» Д. Эдгар Гувер перекочевал из мифологии в жизнь.

Властям не оставалось ничего другого, как включиться в мистификацию. Из фотографий нескольких агентов ФБР был скомпонован портрет мифического шефа бюро. Вскоре он замелькал на страницах печати. Затем стали подыскивать людей, похожих на этот портрет. Их посылали для участия в торжественных церемониях, для дачи показаний в конгрессе, для выполнения иных представительских функций. Всего с 1925 года было 26 Гуверов, вернее, 26 актеров, исполнявших эту роль. В самом деле, говорят остряки, разве было под силу одному человеку бессменно возглавлять ФБР на протяжении сорока пяти лет? Еще ни одно реальное лицо за всю историю американской бюрократии не занимало так долго столь могущественного поста. Как мог один и тот же человек во плоти и крови руководить ФБР при четырех демократических и четырех республиканских администрациях? Как мог он служить, не переводя дыхания, стольким президентам подряд – Кулиджу, Гуверу, Рузвельту, Трумэну, Эйзенхауэру, Кеннеди, Джонсону, Никсону?

Гувер уже при жизни стал памятником, и не только самому себе, но и всей системе, на страже которой он стоял почти полстолетия. В отличие от статуи Свободы, этот памятник не посещался людьми. Он сам наведывался к ним с ордером на арест или обыск, с металлическими наручниками или подслушивающими устройствами. В его руках была полицейская дубинка, а не факел. Он не светил вам. Он вас просвечивал…

Приход весны в Вашингтон возвещают не только ласточки. Долгие годы столичные старожилы ориентировались и по иным приметам. Обычно каждое утро на углу 10-й стрит и Конститюшн-авеню тормозил бронированный «кадиллак» с пуленепробиваемыми стеклами. Он был настолько тяжел, что под его изящным капотом пришлось установить мотор самосвала. Из «кадиллака» выходили два джентльмена. Оба в пальто несколько старомодного покроя и широкополых фетровых шляпах. Тот, что повыше и погрузнее, – Эдгар Гувер. Второй джентльмен – пониже и постройней, – его правая рука, первый заместитель директора ФБР Клайд Толсон. Когда в столице наступала весна, джентльмены, выходившие из бронированного кентавра – помеси лимузина с самосвалом, шагали к зданию министерства юстиции без пальто, в соломенных шляпах времен тридцатых годов. На них были темные строгие костюмы, из нагрудных карманов которых выглядывали аккуратные треугольники белых платков. Джентльмены двигались со скоростью замедленной киносъемки. Впереди Гувер, позади Толсон, почтительно соблюдавший дистанцию в полтора шага. Ровно в девять утра пара в соломенных шляпах исчезала в министерском подъезде. С этой минуты можно было считать, что весна пришла, независимо от того, какое число показывал календарь и на каком делении застывал ртутный столбик термометра.

Времена года сменяют друг друга. Но Гувер был несменяем. Кто сочтет, сколько раз он посрамил пророков, предсказывавших его скорую отставку? Гувер неизменно заставлял их съедать свои шляпы, будь то фетровые или соломенные [9]9
  Съесть шляпу – по американским обычаям – шутливое наказание для посрамленного предсказателя.


[Закрыть]. В 1964 году, когда шеф ФБР готовился отметить критический для любого американского служащего день рождения – семидесятилетие, президент Джонсон издал специальный указ, где говорилось, что «в интересах общества» правило об автоматической отставке, наступающей с окончанием седьмого десятка, на Гувера распространено не будет. (Точнее, речь шла не об автоматической, а о принудительной отставке. Обычно в США государственные служащие уходят на покой в шестьдесят пять лет. В семьдесят лет их «уходят».) Один из вашингтонских телевизионных обозревателей острил: «Ходят слухи, что президент Джонсон собирается сместить Гувера. Однако Гувер пока не сообщал, не намерен ли он сам сместить Джонсона!»

1 января 1970 года Джону Эдгару Гуверу исполнились семьдесят пять лет. По Вашингтону вновь поползли слухи о его отставке. Ничего подобного, однако, не произошло. На следующий день Эдгар Гувер прибыл как обычно, на работу в бронированном «кадиллаке». Он поднялся к себе в кабинет и величественно взошел на директорский трон. Начался крестный ход подобострастной депутации федеральных агентов. Прежде чем пожать руку своему принципалу, каждый старательно вытирал ладони чистым носовым платком. Таков был порядок, издавна заведенный в ФБР. Всесильный шеф американской охранки панически боялся подхватить гриппозную или какую-либо еще инфекцию. Ведь его здоровье было священно и неприкосновенно! Он оберегал Америку от иных бацилл. Разумеется, не с помощью чистых носовых платков.

Вместо поздравительного адреса подчиненные поднесли шефу пахнущий типографской краской ежегодный доклад о деятельности возглавляемого им департамента. Прищурив недреманное око, Джон Эдгар Гувер с еле скрываемым наслаждением впитывал победную музыку слов, в подборе и редактировании которых принимал самое непосредственное участие. В докладе говорилось: «Операции ФБР достигли в прошедшем году новых вершин практически во всех аспектах…» Вскарабкавшись на эти вершины, Гувер заявил депутации федеральных агентов, что он будет возглавлять ФБР так долго, как только позволит здоровье, на которое он, слава богу, не жалуется.

Президента Джонсона связывали с Гувером тесные личные отношения еще задолго до того, как выстрел а Далласе обеспечил ему прописку в Белом доме. В течение многих лет они были соседями, жили на одной улице в Вашингтоне, ходили друг к другу в гости. Сразу же после воцарения Джонсона в Белом доме Гувер назначил своим связным при президенте Дика Делоха, третьего человека в ФБР и тоже личного друга Джонсона. Президент и шеф охранки сносились между собой через голову министра юстиции Николаса Катценбаха, являвшегося формально начальником Эдгара Гувера. Рассказывают, что особой популярностью у Джонсона пользовались «рапорты-сплетни», в которых директор ФБР докладывал об интимных подробностях личной жизни политических деятелей включая членов кабинета. «Мало найдется людей, способных удержаться от соблазна заглянуть в подобные доклады», – писал журнал «Нью-Йорк таймс мэгэзин». Во всяком случае, президент Джонсон к их числу не принадлежал.

Будучи осведомленным об особых отношениях между президентом и директором ФБР, Катценбах добился для себя лишь одной «привилегии» – не просматривать и не санкционировать «рапорты-сплетни». Хорошо зная невечность президентов и несменяемость Гувера, министр юстиции не желал марать рук, опасаясь, что впоследствии его могут сделать козлом отпущения. Он настоял на том, чтобы рапорты снабжались грифом «Лично для президента», и на этом основании не заглядывал в них, держась подальше от, греха.

Несмотря на то что формально ФБР считается одним из департаментов министерства юстиции, по существу, это государство в государстве, глава которого подчиняется лишь президенту. «Я мог заставить этих парней (то есть федеральных агентов) сделать все, что нам заблагорассудится, – говорит по этому поводу штатный сотрудник Белого дома, исполнявший долгое время роль связного при ФБР, – ибо они знали, что приказ исходит от самого президента. По одному слову Гувера (через которого передавался этот приказ) они делали все, что угодно».

В качестве примера можно привести использование Джонсоном аппарата ФБР для вмешательства во внутренние дела Доминиканской Республики. Форматно Федеральное бюро расследований не имеет права заниматься разведывательной деятельностью за пределами Соединенных Штатов. Тем не менее Гувер по личному приказу Джонсона поручил своим агентам сфабриковать «свидетельства о коммунистическом заговоре», чтобы тем самым сначала спровоцировать, а затем оправдать интервенцию американских вооруженных сил.

Президент Джонсон и Гувер оказывали друг другу и «мелкие» услуги, так сказать, в личном плане. Директор ФБР проявил несвойственную ему сдержанность в разоблачении темных махинаций Бобби Бейкера, помощника Джонсона, в бытность его лидером демократического большинства в сенате. Президент в долгу не остался. Б другой раз ФБР было поручено расследовать проникновение организованной преступности в игорные дома Лас-Вегаса. Гувер приказал установить подслушивающие аппараты во всех казино, за исключением тех, которые принадлежали его дружку Дель Уэббу. Слух об этом дошел до президента. Гувера вызвали в Белый дом. Оправдывая свое решение, он заявил, не моргнув глазом, что преступная организация «Коза ностра» владеет всеми казино в Лас-Вегасе, кроме игорных домов Дель Уэбба. Президент Джонсон «поверил» ему.

Отношения между предшественником Джонсона на посту президента Джоном Кеннеди и директором ФБР носили более официальный характер. Однажды по просьбе своего брата Роберта, занимавшего пост министра юстиции и считавшегося непосредственным начальником Гувера, Кеннеди пригласил «икону американизма» отобедать с ним. По словам очевидцев, «икона» ошарашила президента длиннейшим монологом о «коммунистической опасности». У Кеннеди пропал аппетит. «Я ни за что в жизни не соглашусь подвергнуть себя вторично подобному испытанию», – говорил впоследствии президент. С тех пор Кеннеди и Гувер уже не обедали вместе.

Не пользовались успехом у Кеннеди и «рапорты-сплетни». Вашингтонский обозреватель Том Уикер рассказывает следующую историю. Один американский посол, питавший необоримую слабость к прекрасному полу, был пойман обманутым супругом на месте преступления. Следуя стандартным водевильным образцам, посол выпрыгнул из окна без брюк. Через несколько дней подробный доклад ФБР о любовных похождениях дипломата был направлен в Белый дом. Никакой реакции в ответ не последовало. Доклад послали вторично. Снова ответом было молчание. Доклад пошел в Белый дом в третий раз.

– Но ведь президент уже видел его, – сказал посыльному О'Доннел, помощник Кеннеди, отвечавший за связь с ФБР.

– И что же? – полюбопытствовал курьер Гувера.

– Президент сказал, что наши послы должны бегать быстрее, – ответил О'Доннел.

Гувер не простил этой насмешки. Буквально на следующий день после убийства в Далласе он потребовал от президента Джонсона отстранения О'Доннела, что и было сделано незамедлительно…

Однажды довелось услышать фразу: «Я знаю, что генеральный прокурор [10]10
  Министр юстиции.


[Закрыть]чином выше директора ФБР. Но министры юстиции приходят и уходят, а Гувер остается».

Произнес эту тираду владелец фешенебельного клуба, где обычно обедал Гувер, когда наведывался в Нью-Йорк. Он отвечал на вопрос репортера светской хроники: почему в его клубе лучший столик держится для Гувера, а не для министра юстиции. Не буду гадать, кого из генеральных прокуроров владелец клуба ставил вопреки табели о рангах позади Гувера. Но возьмем самого могущественного из них – Роберта Кеннеди. Сотрудники министерства юстиции до сих пор вспоминают историю о том, как однажды в кабинет директора ФБР заявился монтер и начал устанавливать на его письменном столе телефон.

– Что это такое? – удивился Гувер.

– Прямая связь с министром юстиции, – ответил монтер.

– Я не давал распоряжения на этот счет.

– Распоряжение исходит от мистера Кеннеди, – недипломатично возразил непрошеный гость, вызывающе постукивая отверткой по столу директора ФБР.

До Кеннеди ни один министр не мог осмелиться на такой шаг.

Установление прямой телефонной связи не сблизило, однако, Гувера с Кеннеди. Антагонизм между ними проявлялся во всем, начиная с мелочей. Чопорного шефа полиции, у которого в офисе всегда висел «на всякий случай» вечерний смокинг, коробили замашки президентского брата, заходившего к нему запросто, без пиджака, с приспущенным галстуком, в сорочке с короткими рукавами, да к тому же имевшего скверную привычку садиться на стол во время беседы.

Некоторые утверждают, что визит монтера к Гуверу не остался без взаимности. Как-то раз, слушая доклад одного из своих подчиненных, Роберт Кеннеди неожиданно прервал его:

– А господин директор ФБР знает об этом?

– Думаю, что да, по крайней мере с данного момента, – ответил докладывавший и выразительно покосился на потолок.

В глазах Роберта Кеннеди зажглись бесовские искорки. Он вскочил из-за стола, сложил руки рупором и начал кричать в направлении воображаемого, а может быть и не воображаемого микрофона: – Эдгар! Вы слышите меня, Эдгар?!

Анекдот? Возможно. Но дыма без огня не бывает.

После ухода Роберта Кеннеди из министерства юстиции Гувер стал отыгрываться на его приближенных. Среди них оказался и федеральный агент Билл Бэрри. Директор ФБР понизил его в должности и перевел из Нью-Йорка в провинциальный алабамский городок Мобил. Роберт Кеннеди, только что избранный сенатором от штата Нью-Йорк, позвонил новому генеральному прокурору Катценбаху, бывшему своему заместителю, и попросил иступиться за Бэрри. Катценбах ответил, что поскольку Бэрри известен как личный друг Роберта, ему все равно не будет житья в ФБР. «Пока я министр, я еще могу оказывать ему протекцию. А что будет потом? Лучше Бэрри самому подобру-поздорову подать в отставку, не дожидаясь увольнения». Бэрри так и поступил. Во время президентской кампании 1968 года он был начальником личной охраны Роберта Кеннеди. Был он рядом с ним и в ту трагическую ночь в лос-анджелесском отеле «Амбассадор», когда прогремел револьвер Сирхана Сирхана. Был и не смог предотвратить непоправимое…

Неприязнь к Кеннеди, ненависть к Кингу. Директор ФБР занимался подлинной травлей великого негритянского лидера. Гуверовские агенты следили за каждым шагом Кинга, пытались дискредитировать его. Гунор состряпал фальшивую версию о том, что Кинг якобы являлся «коммунистическим агентом» и даже получал прямые директивы от «советского аппарата». Клевета не прошла бесследно. Президент Кеннеди пригласил Кинга в Белый дом и потребовал объяснений и отречения от тех соратников, которым Гувер приклеил ярлык «коммунистических агентов». Кинг не пошел на это. Тогда Гувер стал добиваться разрешения на подслушивание телефонных разговоров Кинга. Не к чести братьев Кеннеди следует сказать, что они дали согласие. Поклонники клана Кеннеди задним числом уверяют: дескать, разрешение преследовало благие намерения – дать Гуверу возможность самому убедиться на фактах в абсурдности его обвинений в адрес Кинга. Подобная аргументация, по меньшей мере, наивна и лицемерна. Братья Кеннеди не были мальчишками, они были опытными политиками, знавшими Гувера вдоль и поперек.

Получив свободу рук, шеф американской охранки усилил травлю. В ноябре 1964 года Гувер созвал пресс-конференцию, на которой обозвал великого борца за дело негров «самым отъявленным лжецом в стране». В то время слава Кинга, получившего Нобелевскую премию, перешагнула границы Соединенных Штатов, и такое беспардонное поношение его имени стало бить бумерангом по Вашингтону. Белый дом предпринял было вялую попытку урезонить Гувера, но памятник самому себе не снизошел до цоколя власти. Шеф ФБР закусил удила. Выступая в университете Лойолы в Чикаго, Гувер повторил свое гнусное обвинение в адрес Кинга и угрожающе добавил: «Я еще не сказал к миллионной доли того, что мог бы сказать по этому вопросу». Но кое-что он все-таки успел сказать. В частности, обозвал участников движения за гражданские права негров «моральными дегенератами».

Расисты и ультра немедленно подхватили гуверовские измышления. Впрочем, Гувер не ограничился словесами. В прямое нарушение закона он стал поставлять различным печатным органам тексты подслушанных разговоров Кинга. Впервые об этом упомянула газета «Вашингтон пост» 25 февраля 1968 года, незадолго до убийства в Мемфисе. Согласно некоторым версиям провокационные материалы, состряпанные в недрах ФБР, подхлестнули расистов. Кроме того, предав гласности добытые незаконным путем данные, ведомство Гувера совершило уголовное преступление. И хотя сие было ясно как божий день, преступление сошло Гуверу с рук. Нельзя же, в конце концов, требовать от стража закона, чтобы он защелкивал стальные наручники на собственных запястьях!

Ненависть к Кингу была у Гувера врожденной. Расистские взгляды шефа ФБР были общеизвестны. Журнал «Нью-Йорк тайме мэгэзин» приводит следующие слова одного из сотрудников министерства юстиции: «В течение первых тридцати лет пребывания Гувера во главе ФБР никто не смел даже заикнуться перед ним о существовании такой вещи, как гражданские права».

Расизм Гувера был не просто его личным делом. Директор ФБР возвел свои человеконенавистнические предрассудки в официальную политику возглавляемого им ведомства! Федеральные агенты, не докучая расистам южанам, смотрели сквозь пальцы на их бесчинства, закрывали глаза на их преступления. Присутствие ФБР на Юге носило чисто символический характер. Достаточно сказать, что филиал Федерального бюро расследований в Джексоне, столице штата Миссисипи, был открыт лишь в 1964 году, и то исключительно по «дипломатическим соображениям». Это было сделано по настоянию президента Джонсона, примерявшего в то время тогу ревнителя гражданских прав и свобод.

Аналогичную цель преследовало и разведение «белых ворон» – черных агентов в системе ФБР. Они безнадежно тонули в основной массе южной армии Гувера. Здесь даже белых северян можно было пересчитать по пальцам. Агенты ФБР рекрутировались, как правило, из местного населения. Они были плоть от плоти, кровь от крови расистов и сегрегационистов. Одному богу известно, чем отличались они от алабамских шерифов или луизианских маршаллов. Гувер прямо наказывал им: сливайтесь, сравнивайтесь с местной белой общиной, будьте единым сплавом с ней. Вот почему широкий жест президента Джонсона, повелевшего открыть филиал ФБР в Джексоне, который считается не только столицей штата Миссисипи, но и духовной Меккой всего расистского Юга, ударил не по нарушителям гражданских прав, а по неграм, осмелившимся воспользоваться ими. От того, что число федеральных агентов в Джексоне увеличили с десяти до двухсот, законности и свобод на берегах великой старой реки ничуть не прибавилось. Скорее наоборот.

…На следующее утро после убийства Мартина Лютера Кинга министр юстиции Рамсей Кларк приказал Дику Делоху, бывшему в свое время связным ФБР при Белом доме и занимавшему третью ступень сверху на иерархической лестнице гуверовской империи, срочно вылететь в Мемфис и начать расследование преступления. Делох отказался.

– Я не поеду в Мемфис без специального разрешения Гувера, – заявил он.

– Так спросите у него разрешения! – раздраженно воскликнул министр.

Делох отказался сделать и это. Кларку пришлось лично звонить Гуверу и буквально силой выколачивать из него приказ о посылке Делоха в Мемфис. Гувер не торопился. До выстрелов в «Амбассадоре» и траурной мессы в соборе святого Патрика было еще далеко.

Иное дело, когда речь шла об охоте на «Черных пантер». Здесь ФБР проявляло такую прыть, что его жертвы даже не успевали просыпаться живыми. Их добивали в кроватях, как это было, например, в Чикаго. После трагической кончины Кинга «Черные пантеры» стали главной мишенью гуверовской полиции. В одном из номеров бюллетеня ФБР шеф американской охранки, по сути дела, благословил полицейский террор и внесудебные расправы над членами радикальных негритянских организаций. Перечислив потери, понесенные силами «законности и порядка» (семь убитых), Гувер обошел молчанием тот факт, что эти «силы» физически вырезали почти все руководство «Черных пантер», за исключением тех, кому посчастливилось угодить за решетку или бежать за границу.

С того самого изначального дня, когда журнал «Ридерс дайджест» придумал Д. Эдгара Гувера, он, в свою очередь придумал «коммунистический заговор» и тут же принялся спасать от него Соединенные Штаты. Прогрессивные и демократические организации были наводнены провокаторами из ФБР, газеты и журналы – вышедшими из его недр фальшивками, суды и всевозможные комиссии по расследованию антиамериканской деятельности – жертвами политического террора. Даже воскресные комиксы газеты «Дейли ньюс» уступали гуверовским досье по насыщенности «красными шпионами» на каждый квадратный сантиметр писчей бумаги. От них за версту несло психозом и истерией.

Рассказывают, что однажды при встрече Гувера с шефом Скотленд-Ярда, английской сыскной полиции, произошел следующий диалог:

– Какие требования вы предъявляете вашим агентам? – спросил Гувер британского коллегу.

– О, они должны быть широко образованными людьми, имеющими за плечами университет. Они должны хорошо разбираться в политике, искусстве, праве, свободно владеть несколькими иностранными языками…

– Странно, весьма странно. А мы как раз таких и сажаем за решетку, – перебил собеседника Гувер.

Не берусь ручаться за подлинность вышеприведенного диалога, но в данном конкретном случае Гуверу можно поверить…

В своем новогоднем послании воинству шпиков директор ФБР предупреждал, что «администрация университетов и колледжей столкнется с новыми беспорядками». Он призывал к репрессиям против «студентов-радикалов», которые в разработанной им негласной таблице «опасных элементов» передвинулись на второе место после Коммунистической партии США. «Они стали более воинственными и во многих случаях проповедуют насильственную революцию», – говорил Гувер. Одновременно он сообщал, что лишь за один академический год было арестовано более четырех тысяч студентов. Я не иронизирую: он употребил именно это выражение – «академический год». Да, одни оценивают итоги академического года по тому, сколько студентов окончило высшие учебные заведения, другие – по тому, сколько студентов было брошено за решетку. О времена, о американские нравы!

В докладе, подводившем итоги первой половины 1970 года, Гувер писал, что организация «Студенты за демократическое общество» стала еще более воинственной, а ее крайнее крыло – «Везермены» («Метеорологи»), – укрывшись в подполье, перешло к террористической тактике уличных боев. По данным Гувера, за это время имели место 1785 молодежных демонстраций протеста. Студентами было захвачено 313 университетских зданий и 281 помещение, где обучались офицеры запаса.

Отнюдь не стремясь прослыть изобретательным, Гувер говорил об «инфильтрации коммунистических агентов» в молодежное движение, особенно в антивоенное движение. Он считал «все эти антивоенные марши» делом их рук. (Когда-то эти руки обязательно оказывались «коминтерновскими».) Он утверждал, что «подрывные группы манипулируют идеалистически настроенной молодежью, эксплуатируют ее искренность».

Инфильтрация? Да, ока действительно имеет место. Но это не «коммунистическая» инфильтрация, а гуверовская. Агенты ФБР засылаются в колледжи и коммуны хиппи, в молодежные организации и кварталы битников. Молодежная печать систематически разоблачала подсадных уток. На ее страницах то и дело публиковались фотографии хиппизированных детективов с надписью: «Осторожно, агенты ФБР!» Один из них, выступивший свидетелем на процессе группы студентов, за которыми долгое время шпионил, жестоко поплатился за азефово ремесло. Он никак не мог жениться. Все девушки отказывали ему. На жалобу с требованием о помощи, поданную им начальству, Гувер наложил резолюцию: «ФБР не брачная контора». Шеф полиции, закоренелый холостяк, не преминул сослаться и на собственный пример. Рассказывают, что отчаявшийся филер решил вновь отпустить волосы и натянуть джинсы. «Жизнь среди хиппи была для меня самой счастливой порой», – заявил он. Молодежь отказалась поверить блудному сыну, усмотрев в его «возвращении» очередной трюк Гувера…

Уверовав в свое божественное предназначение, Гувер ревниво подражал богу. Он даже пытался создавать людей по своему образу и подобию. Вот как звучало напутственное слово Гувера выпускникам академии ФБР, расположенной в Куантико, неподалеку от Вашингтона, в изложении ее бывшего питомца Нормана Элстида:

– Джентльмены, во-первых, следите за своей внешностью. Вы должны быть в консервативном деловом костюме, белой рубашке и черных носках. Особое внимание обращайте на носки, И ни в коем случае не надевайте полосатых галстуков. Директор их не любит. Сейчас вы увидите учебные пособия. На них изображены два вида причесок, которые предпочитает директор. Старайтесь прикрывать лысину, если она у вас есть. И ради бога, сбрейте усы. Директор их терпеть не может…

Теперь становится ясно, на какие жертвы шел Гувер, засылая своих агентов в молодежное движение! Однако вернемся к напутственному слову.

– Джентльмены, входя в кабинет директора, вы должны решительной походкой приближаться к нему и, глядя прямо в глаза, приветствовать шефа хорошо смодулированным и ясным голосом, употребляя одну из двух заранее установленных и апробированных фраз… И ради всего святого, не смотрите вниз. Иногда наш директор стоит на подставке. (Ведь он не простой смертный, а памятник!) Делайте вид, что вы не замечаете ее. Да поможет вам бог!

Еще в молодости, совершая походы на американские фильмы о гангстерах, я всегда удивлялся однообразию внешнего вида гуверовских детективов. Они были одеты в неизменные пиджаки с широкими бортами, из нагрудных карманов которых кокетливо торчали платочки. Они чудом уцелевали во всей своей выутюженной неприкосновенности в любых потасовках – перестрелке или мордобое, На головах детективов красовались столь же неизменные фетровые или соломенные шляпы. (Правда, неприкосновенность нагрудных платков на них не распространялась. Во время кулачных сцен они летали по экрану, словно кольца жонглера.)

Шли годы, менялась мода, становясь все более капризной, броской и непостоянной. Но гуверовские детективы из голливудских боевиков упорно выдерживали свой сквозьвременной характер, по-прежнему щеголяя в широкобортных пиджаках и широкополых шляпах, беспросветно застилая ими экран, уже успевший стать широкоформатным. Не подозревая тогда еще об их генетической устойчивости, унаследованной от самого Гувера, я, грешным делом, считал этих бедняг жертвами голливудских клише и штампов. Каково же было мое удивление, когда, приехав впервые в Вашингтон, я увидел эти клише и штампы во плоти и крови, фланирующими целыми косяками по Пенсильвания-авеню и Конститюшн-авеню. Гротесковый эффект, вызываемый униформизмом гуверовских детективов, бывает особенно силен по утрам, в начале рабочего дня, когда они, похожие друг на друга как две капли воды, деловито проходят через парадный подъезд штаб-квартиры ФБР, Подобно тому как все чечеточники напоминают Фреда Астера, а клоуны – Чаплина, все детективы скроены, по крайней мере внешне, по Гуверу. Он их бог, а следовательно, и эталон.

Разумеется, директора ФБР интересовали не столько прически агентов, сколько их мысли. Униформизм мыслей и чувств – вот подлинный идеал Гувера!

Старая гуверовская штаб-квартира ФБР – одно из наиболее громоздких зданий в американской столице. Бюро имеет около шестидесяти филиалов, разбросанных по всей стране. Под началом Гувера состояло шестнадцать тысяч агентов и еще семь тысяч так называемых «специальных агентов». Гувер управлял железной рукой своей небольшой империей. Он насаждал там униформизм для того, чтобы она сама насаждала униформизм во всех Соединенных Штатах Америки, ибо ФБР не только образец демократии по-гуверовски, но и орудие ее распространения от океана до океана. (За пределами США Гувер не без сожаления передавал эти функции – хотя и не всегда – в руки Центрального разведывательного управления.) В знаменитой картотеке ФБР хранятся отпечатки пальцев чуть ли не всех граждан Соединенных Штатов. Как известно, нельзя найти на земле и двух человек, у которых были бы одинаковые отпечатки пальцев. В этом их ценность как средства опознания личности со стопроцентной точностью. Рассказывают, что Гувер гордился своей уникальной коллекцией. Возможно. Но я сейчас думаю о другом: каково должно было быть на душе у человека, проповедовавшего философию униформизма и пытавшегося всеми силами проводить ее в жизнь, при виде этого подавляющего своим обилием свидетельства разнообразия людской породы? А ведь извилины нашего мозга не менее самобытны, чем узоры на подушечках наших пальцев! Здесь было от чего прийти в отчаяние мистеру Гуверу. Вот почему в необъятных архивах ФБР, кроме отпечатков пальцев, хранятся и «отпечатки» деятельности мозговых извилин – всевозможные досье, включая подслушанные и записанные на пленку телефонные разговоры и зафиксированные диктофонами домашние и служебные беседы. Б среде федеральных агентов эти досье называют «рудой». Добывается из «руды», конечно, не золото, а сталь наручников и тюремных решеток. «Гувер восседает на всей этой куче материала. Нет никаких конкретных данных о том, пользуется ли он им. Но люди думают: «Что там есть обо мне?» А там, вероятно, найдется кое-что почти о каждом. В этом секрет его силы и влияния на Капитолий», – рассказывал один из бывших членов джонсоновского кабинета. Фрэнсис Биддл, возглавлявший в свое время министерство юстиции, сравнивал гуверовские досье со смертоносным стилетом, готовым в любую минуту пронзить спину ничего не подозревающей жертвы.

Сам Гувер предпочитал иное сравнение – с Зевсом-громовержцем, находящимся, однако, «над схваткой». Он утверждал, что ФБР «вне политики».

Но Гувер и его ведомство никогда не находились «над схваткой» даже в рамках официальной двухпартийной политики, движущей государственным механизмом Соединенных Штатов. Тот факт, что Гувер служил при четырех республиканских и четырех демократических администрациях, при восьми президентах, ничего в этом, по существу, не меняет. Ведь система, которой он прислуживал, оставалась неизменной. В пределах же самой системы Гувер выступал в качестве правофлангового. Быть правее Гувера было уже просто невозможно ни политически, ни даже физически.