Текст книги "Собиратель сердец (ЛП)"
Автор книги: Мелинда Салисбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Он занял нижний этаж Башни Надежды, закрыл окна, и комнату озаряли свечи и факелы. Он отказывался от помощи слуг. Он запер за собой дверь, когда вошел, и работал с рассвета до ночи.
Он делал не золото, а големов: небольших гомункулов, в которых было едва ли пять дюймов высотой, он оживлял их кровью. Он делал и разрушал десятки в день, пытался найти приказы, что направят их убивать крыс. Они нападали на него или друг на друга, некоторые не делали ничего, и он разбивал их, топтал ногами, бросал в стены. Но не сдавался. Когда он сможет управлять ими – а он сможет – он сделает армию и нашлет их на крыс, чтобы уничтожить всех их.
На столе в клетке сидела крыса, одно ухо было оторвано, она зло смотрела на него. Он нашел ее в одной из своих комнат, она тащила кусок курицы, что не убрала беспечная служанка. Он тут же узнал ее, это ухо и взгляд. Крыса не обращала внимания на него, пока ела, и Аурек снял накидку и бросил на зверя и курицу. Пока он ловил крысу, она пару раз укусила его, для исцеления ран потом попросил у сестры эликсир. Но он поймал крысу. Он запер ее в старой клетке для певчей птицы и смотрел на крысу. Та шипела, скаля желтые зубы, он шипел в ответ. Как только он найдет верный приказ для големов, он убьет эту крысу, а потом сделает из ее шкуры кошелек.
Он спасет Таллит големами. И героем станет он, а не крысолов и его дети. Он будет спасителем.
*
И дочь крысолова застала его за работой, ворвавшись в комнату через старую дверь.
Аурек вскочил и сбил гомункулов, над которыми работал, выругавшись, когда они разбились.
– Я почти доделал, – сказал он.
Дочь крысолова смотрела на него. Это был не худой напыщенный принц, похожий изяществом на куклу. Перед ней стоял мужчина, его белые волосы были убраны с лица, закатанные рукава открывали мускулистые руки. Он был в пыли, глине и чернилах, пятна были на левой щеке. Новый Аурек пробудил в ней любопытство, а он еще и отвел взгляд, хотя все эти дни смотрел на нее, и вернулся к работе.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Вашу работу.
Он начал лепить из глины нового голема, умело формировал руки и ноги, и она подошла ближе, глядя на него. Он недовольно взглянул на нее и продолжил. Она приближалась, пока не оказалась рядом с ним, глядя на его манипуляции с глиной.
– Я забыл о туннелях, – пробормотал он. – Мы играли в них детьми. Давно ты их используешь?
– Две недели.
– И нашла что-то интересное?
Она не ответила.
Аурек ощущал ее близость, ее сладкий миндальный аромат, он едва держался. Но он злился, ведь она не хотела его, он не хотел хвалиться перед ней талантами, так что работал, пока из глины не получился грубый человечек. Он пропустил мимо ушей ее вдох, когда он провел ножом по ладони и капнул кровь, а потом глотнул эликсир, пока кровь впитывалась в глину. Голем начал двигаться.
– Магия… – выдохнула дочь крысолова, порез зажил. Но она смотрела не на Аурека, а на голема.
– Алхимия, – ответил он.
Тут она посмотрела на него и затерялась в золотых глазах, не зная, почему раньше они ей не нравились.
– Потому твой отец думает, что ты слишком хорош для меня? – спросила она.
Аурек пожал плечами, они посмотрели на голема. Аурек взял перо и обмакнул в чернила, написал короткий приказ на клочке бумаги. Он вложил его в грудь голема, дочь крысолова задержала дыхание, пергамент исчез.
– Важно подобрать слова, – прошептал Аурек, голем неловко поднялся на ноги. – Я должен давать простые и четкие указания.
– Что ты сказал ему?
– Подняться, – сказал он. – Я должен медленно обучать их. Пробудить, поднять. Потом они пойдут. По шагу за раз. И я найду приказ, что заставит их убить крыс, раз твой отец не может.
Его впечатлило, что она не вздрогнула, не покраснела или извинилась, она ждала, пока он продолжит.
– Чем дольше они у меня, тем больше могут делать, но ими все сложнее управлять. Они могут узнать слишком много, – он усмехнулся и показал ей левое запястье. – Уже не видно, но два дня назад один отобрал у меня нож и напал. Я не уточнил приказ убить, – он пожал плечами. – Но я учусь.
– Почему я не вижу?
– Что?
– Рану.
Аурек посмотрел на нее и фыркнул.
– Не только моя кровь волшебна.
– Твоя сестра? – догадалась дочь крысолова. Она взяла его за руку и принялась разглядывать его ладонь, вскинула темные брови, когда не нашла ран. – Алхимия, – тихо сказала она.
Аурек молчал, глядя на голема. А тот стоял на столе и ничего не делал.
– А он может танцевать? – вдруг спросила дочь крысолова.
Аурек посмотрел на нее, а потом на голема.
– Сначала нужно научить его ходить, – нахмурился он.
Дочь крысолова смотрела на него. Она улыбнулась. Аурек улыбнулся в ответ.
*
Они учили в тот день голема ходить, а потом танцевать. Они учили его прыгать и кружиться. Дочь крысолова смеялась, Аурек смеялся с ней, но опечалился на миг, когда голем упал и разбился. Они замерли, воздух был тяжелым от чего-то сладкого и кислого.
– Я могу прийти завтра? – спросила дочь крысолова.
– Да, конечно, – ответил Аурек.
Он смотрел, как она уходит, закрывает за собой дверь.
«Интересно», – думал он.
*
Она вернулась на следующий день и смотрела, как он работает. И так снова и снова. Каждый день они становились чуть ближе, взгляды задерживались чуть дольше. Она стряхивала пыль с его плеч. Он осторожно касался ее, отодвигая, когда она оказывалась на пути. К концу недели он стоял за ней, прижавшись грудью к ее спине, обхватывал ее руки и помогал ей делать своего голема, хотя оживляла его только его кровь. Он сел, когда Аурек приказал ему пробудиться.
– Что теперь? – спросил он у дочери крысолова. – Какой твой приказ?
Она нахмурилась, а потом взяла у него чернила и листик. Она быстро написала и протянула клочок пергамента ему.
«Поцелуй меня», – говорилось там.
Он обвил ее руками и подумал:
«Наконец-то», – ему не нужны были дальнейшие ее указания.
*
Они разделились на закате, промокшие от пота, покрытые пылью. Над ними на столе сидел и ждал голем, и Аурек чувствовал себя как-то открыто, ноги подрагивали, когда он обратно надевал штаны. Дочь крысолова лежала, смотрела на него из-под прикрытых век с ленивой улыбкой на лице. Он смотрел на нее, отмечая, какое красивое у нее тело. Он был рад, очень рад. И она была такой сладкой, как он и думал.
У Аурека раньше не было любимого вкуса.
– Нам пора, – сказал он. – Нас будут искать.
Дочь крысолова нахмурилась, глядя на него, встречаясь с его уверенным взглядом, принимая его слова.
– Так теперь будет? – холодно спросила она. – Ты будешь развлекаться, пока я не стану ненужной? – ее не смущала ее нагота, она уперла руки в бока, а Аурек ощутил, как его интерес снова повышается. Он пошел к ней, и она отпрянула с опасным взглядом.
– Нет, милая. Нам просто нужно быть осторожными, – сказал он. – Нам нужно правильно сыграть, если мы хотим победить. Ты слышала слова моего отца, – она смотрела на него, выражение лица не менялось. – Слушай, – продолжил он. – Если хочешь, чтобы все на этом закончилось, так тому и быть. Но если хочешь того же, что и я, нам нужно быть хитрыми.
– А чего ты хочешь?
– Тебя, – просто сказал Аурек.
Дочь крысолова медленно надевала платье, глядя на него и оценивая.
– Так я увижу тебя? Завтра? – спросила она.
Аурек обнял ее.
– Приходи раньше, – сказал он и прижался губами к ее губам.
*
Они даже не изображали интерес к големам на следующий день. И дальше. И дальше. Вместо этого он обвивал ее руками и утаскивал на пол за собой. Он забыл идею стать героем Таллита, она предлагала ему то, что он любил больше. Когда она пыталась говорить с ним о будущем, он затыкал ее поцелуями, пока она не могла произносить лишь его имя снова и снова, сжимая в кулачках его волосы.
– Где ты была, дочь? – спросил крысолов за завтраком однажды утром. – Весь день. Где ты была? Я звал тебя, но ты так и не пришла.
Она пыталась поговорить с Ауреком о том, что будет, если их раскроют, но он занимал ее рот другим. Он заявлял, что одержим ею, не может отпустить ее. Она вспоминала его прикосновения, ложь вилась в голове, но не сорвалась с языка.
– Я проводила время с принцем, – сказала она.
Ее брат поднял голову, хмурясь.
– С тряпкой? – спросил ее отец. – Где?
– Я приходила к нему.
– Я не знал, что ты покидала башню.
– Ты не запрещал.
Теперь хмурился крысолов.
– Мне показалось, что ты презираешь его.
– Я не знала его раньше.
– А теперь знаешь? – вопрос был с подвохом.
Дочь крысолова молчала, ладонь дернулась к животу. Прошло меньше недели, но она знала. Что-то в ней менялось. Росло.
Это не упустили ни крысолов, ни его сын. Крысолов ударил ладонью по столу.
– Я запрещаю тебе видеться с ним. Мы уплывем через две недели. Ты останешься до конца в комнате, а дома я с тобой разберусь.
– Нет.
– Не перечь мне, – кричал крысолов. – Я слышал, что у него полно детей. Где их матери? Ты этого хочешь?
Дочь крысолова выбежала из зала и закрылась в комнате. Крысолов взял чистый лист пергамента.
*
Король Таллита сначала удивился, получив послание от крысолова, и ощутил надежду. Но надежда быстро превратилась в ярость: глупый Аурек не справился с похотью. Король не оставил надежд, что крысолов исполнит то, за чем его звали, но после того, как Аурек обесчестил его дочь, этого не случится.
Он замер.
Его руки дрожали, пока он размышлял, он нашел новый листок пергамента и принялся писать.
*
Аурек с виноватым видом пошел в тронный зал, вскинул брови, увидев там крысолова, его детей и Аурелию.
– Аурек, – прогремел король, когда тот занял место. – Ты знаешь, почему ты здесь. Мой почетный гость, крысолов, сказал, что ты трогал его дочь. Это так? Ты развлекался с ней, зная, что ничего дальше не будет?
Дочь крысолова смотрела, как Аурек встречается взглядом с отцом.
– Да, – сказал он. Он чувствовал на себе взгляды крысолова и детей и продолжил. – Я заботился о ней.
Он не смотрел на нее, на ее брата и отца, только на короля.
– Знаю, ты сказал, что она не может быть моей женой. Но почему? Разве ты женился не по любви?
Король ответил так гладко, словно репетировал это.
– Ты заговорил о свадьбе?
Удар сердца, и он ответил:
– Да.
– А если я откажу?
– Я уйду с ней и ее отцом, буду жить на ее родине. Если ты позволишь?
Он смотрел на крысолова, тот раскрыл рот.
– Ты, как наследник, покинешь свое место? – спросил король.
– Да, – просто сказал Аурек.
– Тогда ты не оставил мне выбора.
Аурек опустил голову, словно ждал, пока упадет топор.
– Если крысолов сдержит слово, избавит королевство от крыс, я дам сыграть свадьбу хоть завтра. Я устрою пир.
Аурек посмотрел на крысолова, а тот прищурился.
– Погодите, – вскричала дочь крысолова. – Никто не спросит моего согласия?
Все удивленно посмотрели на нее.
– А ты откажешься? – спросил Аурек, и король тут же сказал:
– Ты пренебрежешь моим сыном?
– Тихо, – прошипел сын крысолова, но его сестра вскинула руку.
– Я говорила, что не буду товаром.
– Но теперь ты подержанный товар, – медленно сказал крысолов, не глядя на дочь. – Никому не нужна.
– Потому что отдалась ему? – она уставилась на отца.
– Теперь тебе думать не только о своей жизни, – сказал крысолов. – Поступай правильно, – его дочь склонила голову. – Что скажете? – спросил крысолов, глядя на короля.
– Я даю слово, – сказал король. – Убей всех крыс в королевстве, и к закату завтра твоя дочь станет принцессой Таллита.
– Погодите, – сказал сын крысолова. – Я бы хотел, чтобы моя спутница посетила свадьбу.
Все посмотрели на него.
– Разве она не живет далеко отсюда? Хочешь отложить свадьбу? – спросил король.
– Она может путешествовать быстро, если я попрошу.
Король и Аурек переглянулись, принц пожал плечами.
– Так тому и быть, – сказал король. – Мы дождемся ее прибытия. Если вы согласны? – он посмотрел на крысолова, а тот глядел на сына.
– Согласен, – ответил крысолов.
– Бейте в колокола! – приказал король. – Мой сын выбрал невесту! Три дня до свадьбы. Рассылайте вести по стране.
Дочь крысолова смотрела на Аурека, а тот пересек комнату и зашептал ей на ухо, пока она не перестала хмуриться. Крысолов встал, пожал руку королю, а потом они обнялись, как братья. Они выглядели живописно, только Аурелия и сын крысолова сидели поникшие и тихие. Никто не говорил о ребенке. И не было нужды, свадьба была близко. Им даже врать не было нужно.
*
Следующим утром крысолов вытащил из сумки дудочку и заиграл, пошел от Башни Смелости по двору замка, по улицам и полям Таллита. Крысы со всего королевства сходились. Наполняли дороги теплыми тельцами. Они следовали за крысоловом по полям, по лесам, по городам, пока не добрались до моря. Он стоял по пояс в воде, играл, пока вода не наполнилась крысами, они плыли к нему, и вода бурлила. Он сыграл три высокие ноты, и крысы утонули.
Они всплыли мертвыми.
Когда крысолов вернулся в замок, принцесса-ведьма прибыла и закрылась с его сыном. Все решили, что она все время была здесь, просто ее не видели. Его дочь была занята свадебным нарядом. Он отпраздновал один с половиной бутылки бренди и ломтиком мяса, таким тонким, что он мог видеть сквозь него. Казалось, что приближается не свадьба, а похороны.
*
Дочь крысолова в синем платье вошла в зал. Аурек стоял у алтаря в военной форме Таллита, смотрел, как она идет к нему. Церемония была скромной, но красивой: горели свечи, всюду были цветы, их аромат заполнял комнату. Король улыбался крысолову, когда его дочь поравнялась с Аурелией, свидетельницей, подошла к Ауреку, и они опустились на колени. Сын крысолова стоял со своей суженой, низкой тонкой женщиной с пылающими рыжими волосами и недовольным видом. Они не улыбались.
Аурек хотел надеть кольцо на палец дочери крысолова, когда двери распахнулись. Страж пробежал к ним, держа что-то в руках. Вблизи оказалось, что это клетка. А в клетке была крыса с оторванным ухом.
– Он соврал! – проревел страж, указывая на крысолова. – Мы поймали ее на кухне! Кто знает, сколько еще выжило! Он обманул нас!
Аурек отпрянул, а дочь крысолова приблизилась к нему.
– Но она твоя, – сказала она. – Она была в твоей комнате. В клетке.
Аурек покачал головой, словно она несла бред.
И она поняла. Аурек использовал ее. Когда она поверила в его ложь и рассказала отцу, король получил то, что хотел.
Ей и не разрешили бы выйти за Аурека.
– Я никогда не хотела этого! – ее крик потонул в какофонии звуков. Король Таллита ревел на крысолова, крики об измене и предательстве. Сын крысолова оттащил сестру от приближающейся стражи. Крысолов молил о пощаде и клялся, что все сделал идеально.
Семья крысолова, включая принцессу-ведьму, в свадебной одежде оказались в темнице, где воняло крысиным пометом. Дочь крысолова рассказала о том, что видела в комнате Аурека. Она верила, что он прав. И ее использовали. Она рухнула, рыдая, и вскоре уснула.
Сын крысолова прошептал отцу то, что им нужно было сделать, но тот покачал головой.
– Я не могу.
– Тебе и не нужно, – ответил его сын и посмотрел на суженую. – Это сделаем мы.
Принцесса встала рядом с ним и улыбнулась, ее зубы блеснули во тьме.
*
Было решено, что семья крысолова с позором покинет страну, но без наказания. Их отпустили из темницы, но заперли в комнатах, пока они не уплывут на корабле. Король даже разрешил им прийти на прощальный пир. Принцесса-ведьма отказалась, сказав, что уйдет на корабль. Аурелия сослалась на головную боль и не пришла.
– Я бы все равно хотел расстаться друзьями, – заявил король.
Крысолов промолчал.
– Я бы хотел, чтобы все сложилось иначе, – сказал Аурек дочери крысолова.
Она не смотрела на него.
– Спасибо за гостеприимство, – сын крысолова поднял бокал. – За понимание.
Аурек, его отец и дочь крысолова подняли бокалы и осушили их. И все произошло за секунды. Король задрожал, из его рта пошла пена. Аурек и дочь крысолова переглянулись и закашлялись. Стражи бросились к ним и схватили крысолова и его сына.
Аурелия ворвалась в комнату, нашла в складках одеяния флакон и вылила содержимое в рот брату, потом дочери крысолова.
Отцу не хватило.
Стражи увели крысолова и его сына в комнату, сын отбивался, рот крысолова был раскрыт в беззвучном крике.
Король умер.
Аурек и дочь крысолова уснули. Аурелия видела, как вздымается грудь, слабо ощущалось биение сердца. Она приказала перенести их в Башню Чести и ухаживать за ними.
Они не просыпались.
Им не нужна была еда или вода. Они спали. Принцесса-ведьма, что применила яд, исчезла, сын крысолова просил, чтобы только он понес наказание, говорил, что это была его идея. Он заявлял, что ни сестра, ни отец не знали о его планах, и потому его повесили на мосту между Башней Правды и главным зданием. Его останки раскачивались на ветру, когда из живота его сестры вырезали ребенка. Вскоре она умерла.
Аурелия правила как регент, она не знала, сохранять ли ребенка, и решила отдать его крысолову с собой. Месяцами, пока его дочь спала, он оставался рядом с ней, заботился о ней, расчесывал волосы, омывал растущий живот. Он стал тоньше, меньше, а волосы теперь были с сединой, напоминая цвет волос Аурелии. Он забрал внука и ушел.
Аурек спал.
Аурелия пыталась найти лекарство от его сна. Советники уговорили ее проверить его детей, узнать, делает ли их кровь золото, может ли пополнить казну.
Никто не унаследовал дар отца.
Таллит пал. Люди восстали, начали уходить, говоря, что королевство проклято. Аурелия ушла с ними, забрав своих племянниц и племянников. Она путешествовала, пока не перестала неделю встречать людей. Она остановилась и сказала, что там будет новый дом.
Аурек все спал.
Высоко в Башне Любви, в последней оставшейся башне Таллита он лежит на кровати, ни живой, ни мертвый. Он не стареет, не меняется, не ест. Он спит. Он ждет.
Собиратель сердец
Сначала мир был чистым, белым. Не было ничего, только белизна, и он был, наверное, ее частью, кусочком сознания в ней. Белизна пропадала и появлялась каждые несколько секунд, и он со временем понял, что она причиняет ему боль, и он не ее часть, а что-то другое. Боль вспыхивала, когда появлялась белизна, и он понял случайно, что вспышки означали, что он открывает глаза. Он моргал. Он снова был жив.
Его голова перекатилась вправо, начали появляться силуэты: колонны из грубого камня, обветренные стены, покрытые зеленым мхом, как плащом. Они тянулись к белизне вверху.
«К небу, – подумал он. – Это называют небом».
Он опустил взгляд ниже, его следующей мыслью было, что его волосы в этот раз каштановые. Они виднелись ниже его щеки, рассыпались по пыльному камню, на котором он лежал. Каштановые. Цвета земли. Цвета брюшка певчего дрозда. Цвета меха медведя. Естественный цвет, теплый, домашний. Он помнил цвета. Помнил птиц и медведей. Воспоминания хлынули на него порывами ветра, волнами. Он вспоминал.
Он не помнил, чтобы его волосы были каштановыми до этого. Может, в прошлый раз они были черными, что-то встрепенулось в его памяти, но пропало. Он мог быть блондином: золотым, пепельным, медовым. Было сложно выбрать одно воспоминание среди миллионов кружащихся в нем, и это не имело значения. Это только волосы, это временно. Он был уверен в том, что у него не будет волос отца. Его волосы никогда не будут серебряными.
Он попытался лечь на бок, мышцы протестовали, и он резко вдохнул, потом выдохнул, его рот превратился в круглую «о», он приподнял бедра и опустил их на камни. Он разминал суставы, кривясь от того, как они затекли. Он словно проспал сто лет.
Над ним небо начало темнеть, становилось фиолетовым, как синяк. Первая звезда появилась на востоке, белая, постоянная, заглядывала за край обвалившейся стены, следила за его пробуждением. Крыши не было, гнилые доски давно пропали. Комната была открыта стихиям, солнцу и луну, ледяным звездам. Мелькнула одинокая тень, ястреба или совы. Она поднялась и опустилась, сложив крылья, нырнула за башню, пропав из виду. Он понял, что попал в их королевство. Он – нарушитель.
Он повернулся влево, окинул взглядом высокий постамент, камень, когда-то украшенный искусной резьбой, которая пропала от времени. На вершине спал его отец. Ему не нужно было видеть его, чтобы знать, что он там, что руки лежат на его животе, а лицо безмятежно. Он вспомнил. Вокруг постамента были разбросаны кости, длинные, белые и чистые, выбеленные солнцем.
«Мило», – подумал он и на миг ощутил отвращение.
Он не понял, но уже сел, упершись руками сзади. Он пошатнулся, голова закружилась, он опустил ее между колен и глубоко дышал. Воздух был холодным, соленым. Дышать. Он не знал, дышит ли, когда его нет. Он не знал, бьется ли его сердце. Он не знал ничего, он мог не существовать. Может, потому его волосы, глаза и кожа с каждым возвращением были другими.
Эти мысли беспокоили, и он нахмурился. Тени удлинялись, но слабый свет исходил от места, где спал его отец. Он осторожно и медленно сел на колени, потом встал, замер, проверяя равновесие и силу. Когда он устоял на ногах, он сделал шаг, робко, как новорожденный олененок, потом другой, перемещая вес, мышцы вспоминали, как двигаться, сухожилия вспоминали, как удлиняться и сокращаться, он делал шаг за шагом к постаменту Спящего принца.
Он не знал, откуда ему известно, что Спящий принц – его отец. Слово появилось в голове, и он знал, что это мужчина перед ним. Он не сопротивлялся, слово заполнило грудь, когда он посмотрел на отдыхающую фигуру, чьи белые волосы сами сияли. Несмотря на открытую крышу, его отец не пострадал от стихий. Казалось, свет его волос создает щит.
Черты Спящего принца были острыми, лисьими. Они могли быть вырезаны из мрамора или молочного кварца, цвета на его щеках не было. Его глаза немного склонялись по краям, нос был прямым и узким. Даже во сне его губы были изогнуты, и его сын задумался, выглядят ли его так же. Фигура не выглядела достаточно старой, чтобы быть ему отцом, он мог быть братом или другом.
Он вдруг вспомнил, как раньше у него была темная кожа, пухлые губы. И черные волосы. Значит, они у него были. Он помнил, как кудри плотно прилегали к его голове, мягкие под его пальцами. Он не был похож на отца с его длинными прямыми серебряными волосами и скулами, похожими на горы. Его отец выглядел как волк в человеческой шкуре.
А потом он вспомнил последнюю девушку и схватился за край постамента. Следы ее крови не остались на губах Спящего принца. Под его ногтями должна была остаться кровь, она должна была засохнуть на его губах. Но этого не было. Прошло много лет с последнего прихода Вестника. Стены обрушились сильнее, постамент пострадал. Прошли не дни и недели. Годы, десятилетия миновали без него.
Ее волосы были каштановыми. Теперь он это помнил. Ее волосы были каштановыми, а глаза голубыми. Если бы он мог чем-то сделать ставку, он бы поставил на то, что его глаза были голубыми.
А потом он вспомнил, кто он, что он и почему так делает.
Он – Вестник.
Он вдохнул, удивляясь простоте движения: вдох и выдох, об этом даже не нужно было думать. Какое чудо, просто магия, что его тело снабжало себя без его помощи и разрешения. Он понял, что его тело делает и другие вещи: живот урчал, он был голоден. Как только он подумал об этом, он заметил, что горло пересохло, он хотел пить. Все это происходило внутри него, пока он думал о другом. Невероятно. А потом другая боль, тянущая, внутри него, между сердцем и животом. Он поднял голову и увидел три звезды, пылающие на небе. И он это тоже вспомнил.
Ядовитая стрела воспоминания: женщины в темных плащах с капюшоном читали заклинание, он сжался, скорчил пальцы, как когти и дрожал, его ладонь была в коричневых пятнах, сжимала трость. Его спящего отца окружали женщины в капюшонах, говорили слова, которые он не слышал с детства. Когда-то он был мальчиком. А потом молодая женщина с ослепительной улыбкой и серебряными волосами порезала его руку и собрала кровь.
Еще воспоминание. Его отец проснулся. Он ощутил радость, а потом ужас, когда увидел, как тот потянулся к девушке. Кровь, зубы, крики, вспышка стали и резкий лающий смех. Кометы пылали над ними. Первый раз.
Они снова были там, он видел три пылающих огня в ночном небе. Они были там каждый раз? Он не был уверен.
Пора было идти.
Он посмотрел на отца, склонив голову.
Скоро он его снова увидит.
*
Было сложно следить за временем. Дважды сменились тьма и свет с момента его пробуждения среди обломков башни. Когда он ушел, спустившись с головокружительной высоты на землю, он увидел, что природа сильнее захватила город Таллит, что раньше был прекрасен. С последнего раза стало еще больше домов и деревьев, что теперь были связаны между собой. Ветви торчали из проемов от окон. Плющ покрыл железные врата. Олень ходил среди магазинов, словно искал еду, белки как часовые сидели на стенах города.
Он избегал маленькие поселения, следил издалека, как дым поднимается в небо, слышал эхо голосов, которые приносил теплый ветерок. Он добрался до реки и пересек ее, сначала попив из нее холодной воды. Серебряная рыбка отплыла от места, куда упала его тень. Днем было теплым солнце, воздух пах сладко. Ночью было прохладно, но кометы бодро горели, и он укутывался в украденный плащ и смотрел на них, пока не поднималось солнце.
Он прошел через рыбацкую деревню: белые домики, крохотные лодочки с яркими парусами, золотой песок, чайки, бросающиеся к морю и кричащие. Он шел по деревне быстро, надеясь, что не ощутит зов. Место было слишком близко к Таллиту, значит, спать он отправился бы быстрее. Он надеялся, что зов – ощущение правильности, что охватывало его при виде нужной девушки – он ощутит через много дней пути от Таллита. Он хотел задержаться дольше в этот раз. Узнать немного больше, пожить немного больше.
Он прошел деревню без остановок, каждый шаг уводил его от Таллита и делал сердце легче. Он шел по пыльным дорогам Трегеллана, остановился, чтобы зачерпнуть меда из ульев диких пчел, которые его даже не заметили, собрал немного клубники на грядках у дороги. Она сладко лопалась у него во рту, красный сок тек по его подбородку, он не понимал, что подражает отцу, что сок похож на кровь девушек. Он воровал с подоконников остывающие буханки хлеба, жонглировал ими. Горячий мякиш обжигал его рот, но он не мог остановиться, кусочки хрустящей корочки падали на его изорванную одежду. Хлеб был теплым, насыщал его.
А потом он вспомнил первую девушку.
*
Первая девушка назвала ему свое имя. Ее звали Самия, ее волосы были светлыми, цвета кукурузы Таллита. Ее отец был пекарем, оттуда Вестник и забрал ее: из пекарни, где она жила и работала, в деревне южнее дороги, по которой он шагал сейчас. Он впервые проснулся, многого не понимал, все казалось изменившимся. Он плохо умел прятаться. Люди поглядывали на его странную одежду, он пялился на их новые стили: женщины носили блузки с корсетами ниже, чем он знал, у мужчин были рубашки с объемными рукавами. Люди для него казались выше, более жестокими. Он спешил от них прочь, и они смеялись над ним.
Он еще не научился хитрить, воровать, теперь уже эти умения жили в его памяти мышц. Он схватил яблоко с незащищенного одеяла для пикника раньше, чем решил, что хочет его.
В тот день он голодал и мерз, а пекарня манила к себе, он не мог сопротивляться. Он подумал, что его зовет запах, тепло, и он пошел туда, не думая о том, поймают ли его. Он рухнул у печей, вытащил противень с булочками в глазури с нижнего яруса, глазурь еще была жидкой. Он совал их в рот, едва жевал, а потом понял, что кто-то следит за ним.
Она стояла на пороге, солнечный свет озарял ее силуэт. Она была высокой, гибкой и тонкой, она прошла в комнату, и он увидел, что ее щеки в муке, а на фартуке пятна варенья и глазури. Ему стало стыдно, что его, как зверя, поймала эта милая золотая девушка. Все в ней напоминало ему о давно забытом Таллите, его доме, и он не мог представить, что заставило его уйти. Он должен был вернуться, и девушка должна была уйти с ним, он был в этом уверен.
Он вскочил на ноги и поклонился, она рассмеялась.
– Простите, – сказал он и понял, что это первые слова, которые он произнес за долгое время.
– Что толку просить моего прощения? – возмутилась она, хотя улыбалась при этом, ее глаза смотрели на него с плохо скрываемым одобрением. – Это пекарня отца, не моя.
– Я… попрошу тогда у него прощения. Где я могу найти его?
– В таверне, – девушка нахмурилась, над ее курносым носом появилась морщинка. – Время обеда. У него перерыв.
– Почему тогда ты здесь?
– Время обеда, – повторила она. – У меня нет перерыва. У меня клиенты, – она прошла мимо него, схватила противень с золотисто-коричневыми пирожками, их края сияли маслом. – Я бы не переживала за отца, – сказала она, прижав противень к бедру. – Я не расскажу, а он про них и не вспомнит.
– Прости, – сказал он, опустив голову. – Я не хотел, – каждое слово звучало странно, хотя он говорил на языке, который не должен был знать.
Вдруг он подумал о своей внешности, он понял, что понятия не имеет, как выглядит. Он проснулся рядом с постаментом отца, ушел почти сразу же, желая оказаться подальше от башни. Он даже ни разу не посмотрел на свое отражение. Он знал, что его волосы рыжие, на глаза падали огненные пряди, когда летний ветер трепал их, но больше он ничего не знал.
– Ты был так голоден? – спросила она, перебивая его мысли, ее голос теперь был мягче, теплым и медовым.
Он не ответил, все еще стыдясь.
– Оставайся здесь, – приказала девушка, а потом покинула комнату с противнем, дверь за ней закрылась.
Вестник огляделся в поисках чего-то, способного отразить его, стряхивая с лица и одежды крошки. Он провел пальцами по волосам, приглаживая их, и ждал.
Она вернулась не сразу, он успел много раз сесть и встать, тревожно походить по комнате, боясь того, что принесет ее возвращение.
– Идем, – сказала она, открыв дверь. – Я приготовила тебе суп. Откуда ты? Как тебя зовут?
– Я… не знаю, – сказал он, вышел из пекарни и пересек за ней пыльный дворик, их шаги распугали пухлых коричневых куриц, рывшихся в земле. Она привела его на узкую темную кухню, на потертом столе стояла миска с бледно-зеленым супом, от которого поднимался пар, кусок хлеба и пирожок из пекарни лежали рядом.
– Не знаешь? – спросила она, коснувшись его локтя, чтобы подвести к столу, и он ощутил дрожь волнения. – Как можно не знать свое имя?
– Не знаю, – повторил он, глядя на нее.
Она покраснела и поспешила прочь, между ними оказался стол.
– Откуда ты?
– Я проснулся в Таллите.
– В Таллите? – сказала она, выглядывая в окно, словно могла его увидеть. – И как ты попал сюда?
– Пришел.
– Из Таллита? – она нахмурилась.
Он кивнул.
– Куда ты идешь? Что идешь? – спросила она.
– Тебя, – сказал просто и уверенно, и ее щеки порозовели.
– Меня? – она рассмеялась, а он серьезно кивнул.