Текст книги "Интрижка"

Автор книги: Мелани Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

9

– Сейчас? – несколько неуверенно спросил Томас.

– Почему бы нет? Вы же обещали мне устроить экскурсию, – улыбнулась Барбара и добавила: – Или вы можете предложить что-то получше? Или вас все-таки больше привлекает бутылка?

Она пыталась убедить себя, что приехала сюда исключительно с целью выяснить, не имеет ли мистер Челси привычки искать утешения на дне стакана. Хотя сразу было видно, что это не так.

Томас некоторое время постоял в задумчивости, потом повернул выключатель. Мгновенно вспыхнул свет на лестнице и в холле. Барбара начала снимать жакет.

– Лучше вам не раздеваться. В этом доме пока нет центрального отопления. Только камин с углем и дровами, который нужно растапливать с помощью газет, – остановил ее Томас и предложил: – Давайте начнем сверху.

В доме было два этажа, не считая чердачного. Там хранилось всякое барахло, накопившееся за многие годы. И стоял женский велосипед – старомодный, с удобным сиденьем, без рамы, с багажной корзинкой спереди и большим хромированным звонком. Отличная штука для загруженных транспортом городских улиц!

– У меня есть такой. – Барбара погладила изогнутый руль, – Я ездила на нем, когда училась в колледже.

– Теперь вы предпочитаете такси?

– Не всегда.

Ничего не ответив, Томас направился к лестнице, и они спустились на следующий этаж.

– Это был кабинет Марты, – произнес он, открыв дверь в комнату, выходящую окнами на задний двор. Повсюду лежал толстый слой пыли. Все наверняка оставалось нетронутым со дня ее смерти. – Вообще-то, здесь смотреть нечего. Только в гостиной сохранился фрагмент оригинальной росписи.

– Покажите, пожалуйста.

Томас подвел ее к резным двустворчатым дверям и распахнул их. Когда вспыхнул свет, взору Барбары предстала огромная пустая комната, с одной из стен которой были сняты обои. Подойдя ближе, Барбара разглядела полустертые изображения цветов и птиц.

Томас провел рукой по стене.

– Роспись выполнена вручную и изображает цветы и птиц Йоркшира, – сказал он. – Как выяснила Марта, первым владельцем дома был выходец из этого английского графства. И он хотел, чтобы что-то все время напоминало ему о родных местах.

– Боже, как сентиментально! Жить воспоминаниями! – Энергичной и деятельной Барбаре было не понять неведомого ей первого владельца дома.

– Марта хотела отреставрировать часть стены, – продолжал Томас, словно не замечая ее слов.

Молодая женщина огляделась вокруг. Гостиная была удивительно пропорциональная, с высоким потолком и с тремя большими окнами. Барбара неплохо разбиралась в предметах старины и ценила произведения искусства. Но ей казалось, что если оклеить стены светлыми обоями, заново покрыть лаком резьбу на дверях и натереть воском старинный наборный паркет, то комната станет выглядеть гораздо привлекательнее. В ней можно будет жить, а не предаваться воспоминаниям о прошедших временах.

– Здесь все в таком же стиле?

Томас сделал жест, означающий, что Барбара может чувствовать себя как дома. Потом он просто следовал за ней, открывая двери тех комнат, куда она хотела заглянуть. Единственной действительно обитаемой оказалась спальня хозяина. Для человека с разбитым сердцем, он ее обставил с достаточным комфортом.

Из всех предметов интерьера внимание Барбары больше всего привлек портрет в серебряной рамке миловидной молодой женщины с черными волосами и блестящими темными глазами. Теперь она поняла, чем так поразила Томаса манекенщица на показе мод. Сходство было потрясающим. К тому же свадебное платье и фата…

– О чем вы думаете?

– К чему вам знать об этом? – пожала плечами Барбара, закрывая за собой дверь спальни.

– Перестаньте. Вы же догадываетесь, что я добьюсь от вас правдивого ответа. Ну же, не тяните время.

– Хорошо, – сказала она после длительного молчания. – Я думаю, вам пора идти вперед.

– В каком смысле?

– А вот в таком. – Кажется, ей наконец удалось заинтересовать его. – Как объект для реставрации этот дом даже может привлечь внимание телевизионщиков. Но только историк может жить в нем.

– Но Марта…

– Знаю. Она была историком архитектуры. А вы – нет. Вы – человек своего времени. Поймите же, что, когда первый владелец этого дома заказывал росписи, напоминающее ему о родном графстве, он-то сам думал о будущем. И океан он пересек, чтобы строить свою жизнь заново и на новом месте, а не предаваться воспоминаниям об ушедшем. Да и Марта, по вашим же словам, собиралась отреставрировать лишь часть стены, а не весь дом. Если бы она прожила чуть дольше, в этих комнатах царила бы совсем другая атмосфера, я уверена в этом. Жизнь идет вперед, Том. Нельзя жить в музее.

– Это ваше квалифицированное заключение? Найти декораторов и доверится их вкусу?

У Барбары было свое мнение на сей счет. Это дом для большой семьи, которая использовала бы все помещения от чердака до подвала. Прекрасный дом. Но даже если вытереть пыль и поклеить веселенькие обои во всех комнатах он не подойдет для мужчины, одиночество которого все более будет усугубляться с годами.

– Мое квалифицированное заключение таково: вам бы больше подошла просторная светлая квартира с видом на залив. Вы купили этот дом для Марты, потому что любили ее. И в ваших силах было осуществить мечту любимой женщины… Но Марты больше нет.

Лицо Томаса по мере того, как она говорила, принимало все более хмурое выражение.

– Вы закончили?

– Нет, не закончила. – Барбара не привыкла отступать. – Марта любила вас, а значит, никогда не хотела бы, что вы прозябали в этом доме. Жить здесь сейчас считается модным. И вы, как банкир, должны понимать, что легко окупите все затраты, если продадите дом и подыщите себе…

– Спасибо за напоминание, что я банкир со счетной машинкой вместо сердца, – прервал ее Томас.

– Подождите. – Ничто на свете теперь не могло остановить Барбару. – Что хуже всего и что наверняка огорчило бы Марту, это то, что вы ничего не делаете. Вы не живете в этом доме. Вы не восстанавливаете его. Вы просто даете дому медленно разрушаться. – Она перевела дыхание. – Теперь все. Вы сами просили меня высказаться.

– Да, просил.

– И что?

– Думаю, сейчас самое время пойти и выпить чего-нибудь.

Барбара в сопровождении Томаса отправилась в кухню. Там она скребла в кучу конверты и бумаги, разбросанные на столе, даже не взглянув на них. Любопытство уступило место опустошенности. Потом подошла к раковине и наполнила чайник водой.

– Что вы делаете?

– Вы же сами хотели пить. Чай или кофе? – поинтересовалась она. – Не забудьте, вам еще отвозить меня домой.

– Я сказал, что доставлю вас домой, но это не означает, что я отвезу вас сам. – Томас достал бутылку бренди и пару бокалов. – Теперь, когда вы изучили мой характер и разложили мою жизнь по полочкам, самое время перейти к вашей персоне. Берите стул и расскажите мне, что движет Барбарой Ровенталь. Что составляет смысл ее жизни. И почему такая молодая и привлекательная девушка сидит сейчас здесь, а не лежит в кровати с обожающим ее мужчиной?

Вместо ответа Барбара заглянула в холодильник. Ей вовсе не хотелось открывать душу Томасу в ответ на его исповедь.

– Вы уже ели?

– По-моему, это вас не касается.

– До некоторой степени. К тому же, я бы лучше выпила вина, если оно есть. Если нет, то обойдусь и чаем. – Барбара повертела в руках коробку с яйцами. – Не могу сказать, что вы балуете себя с гастрономическими изысками.

К яйцам добавился кусок сыру и пучок салата. Все это было выложено на кухонный стол.

– Мне доставляют все необходимое еженедельно.

– Абсолютно все продукты? – Барбара сняла жакет и повесила его на спинку стула.

– Я работаю допоздна. – Томас поставил бренди назад в буфет и открыл дверь в кладовку, уставленную бутылками с вином. – Особенно когда возникают проблемы в банке или нужно кого-нибудь контролировать. Красное или белое?

– Белое, пожалуйста. – Барбара открывала и закрывала дверцы кухонных шкафов в поисках салатницы и сковороды. Наконец она нашла требуемое. – У вас есть терка?

– Вероятно, – пожал плечами Томас, открывая бутылку с вином.

– Хотя бы примерно скажите, где она может быть. И мне не обойтись без веничка.

– Я не знаю, где терка, а веничек вон в том ящике. Я использовал его для перемешивания краски.

– Краски? – У Барбары от удивления округлились глаза. – Когда?

– Давно. – Томасу наконец удалось вытащить пробку. – Чтобы сделать омлет, совсем не нужен веничек. Вполне сойдет и вилка. Она в ящике у вас под носом.

Барбара уже готова была сказать, куда он может отправляться со своей вилкой и со своим омлетом. Но что-то во взгляде мужчины остановило ее.

– Спасибо, – мягко сказала она.

– Расскажите мне, – попросил Томас, разливая вино по бокалам, пока Барбара взбивала омлет, орудуя вилкой с гораздо большей силой, чем того требовала столь простая операция, – как вы ладили с вашими сестрами в детстве. Ведь у вас всех разные матери.

– Копаетесь в грязном белье, Том? Хотите заставить меня проговориться? Ничего не выйдет.

– Нет. Я вижу, что вы сплоченная команда.

– Иными словами, Чарлз Стивенсон уже навел все справки, да?

– Женитьбы вашего отца во всех подробностях были описаны в светской хронике. Мне хотелось бы знать, как это все происходило в действительности. Если бы только одну из вас бросила мать, а то всех троих…

Барбара понимала, что Томас специально переводит разговор с собственной печальной участи на ее детские переживания, надеясь, видимо, пробудить в ней желание высказаться, облегчить душу. Но для мисс Ровенталь все это уже было в далеком прошлом.

– Отец, наверное, не слишком дорожил своими женами. А вот детей любил. У него было достаточно денег и хорошие адвокаты, чтобы оставить нас при себе. К счастью, никто из наших матерей не носил фамилию Ровенталь достаточно долго, чтобы мы могли полюбить их. Мы с сестрами прекрасно жили под присмотром нянь.

Барбара пожала плечами. Она всегда пожимала плечами, когда речь заходила о ее матери, которая предпочла получить довольно приличную сумму денег в обмен на дочь. Потом Барбара видела в журналах ее фотографии в окружении трех красивых детей, которых она родила второму мужу. Ну что ж, у каждого своя жизнь.

– Вашему отцу не везло с женами.

– Он всегда был в поиске. – Барбара определенно никого не хотела пускать в свою душу. – Его не устраивали долгие и прочные взаимоотношения даже со своими детьми, если не считать того, что мы жили в его доме. – Испугавшись, что сказала о себе больше, чем хотела, Барбара переключилась на своих сестер. – Джанис вообще толком не знала свою мать лет до четырнадцати. Та была фотомоделью и летала по всему миру. А мать Лиз исповедовала умеренность во всем и требовала, чтобы муж ходил всю жизнь в дешевых костюмах и ждал, когда взойдут посеянные им семена добра…

– Мне кажется, достаточно сыру, – прервал ее Томас. – Если вы только не хотите свести меня в могилу высоким содержанием холестерина в пище.

– Боже милостивый, – в изумлении воскликнула Барбара, – кажется, я использовала его весь!

– Вот, – Томас подал ей бокал с вином, – садитесь и отдыхайте, а я буду готовить.

Он достал из шкафа бутылку с оливковым маслом и налил немного в сковороду. Поставил ее на огонь. Ловкость, с которой он вылил омлет на сковородку, свидетельствовала о том, что подобную операцию ему приходилось проделывать уже много раз.

– Чем вы занимались, когда я приехала? – спросила Барбара, отхлебнув вина.

– Занимался? – повернул к ней голову Томас.

– Ну, у вас был такой вид, словно вы…

– Пил? Вы так решили?

– Нет, это вы так сказали, – покачала головой Барбара. – Вы выглядели… да и сейчас выглядите так, словно копались в чулане под лестницей. Немного в пыли, немного взъерошенный.

Она подошла и достала щепку из его волос. Томас посмотрел сначала на щепку, потом на Барбару. И она вдруг ощутила, насколько близок ей этот человек. Настолько, что игнорировать это чувство было уже просто невозможно.

Не враг, который стремится изгнать ее из привычного мира, а человек, без которого жизнь в этом мире теряет смысл.

– Вы нашли то, что искали? – тихо произнесла Барбара, боясь нарушить установившуюся между ними невидимую связь.

– Кто сказал, что я что-то искал? – удивился Томас.

Из сковороды с шипением полетели брызги масла. Барбара отошла в сторону, чтобы они не попали на нее. Томас насыпал сверху тертый сыр и закрыл крышку.

Молодая женщина взглянула на кучу бумаг и конвертов. На одном из них стояло имя известного фотографа. Проследив за ее взглядом, Томас вздохнул:

– Впрочем, вы правы. – На мгновение он задержал дыхание. – Я хотел найти фотографии. Та девушка на показе мод напомнила мне Марту…

Барбаре не нужно было объяснять, какие именно фотографии искал Томас.

– Я видела фотографию Марты в вашей спальне. По-моему, кроме цвета глаз и волос нет никакого сходства. Хотите, посмотрим?

И она решительно протянула руку к конвертам.

– Нет. – Томас как ошпаренный подскочил к столу и схватил ее за руку, не давая вытряхнуть фотографии из конвертов. – Думаю, сейчас неподходящее время… И кажется, что-то горит.

Пять минут спустя он уже разделил омлет пополам и разложил по тарелкам.

– Вилки, – подсказала Барбара, придвигая к себе одну из тарелок.

Перед ней снова был мужчина, «застегнутый на все пуговицы». Безо всякого выражения на лице. Стараясь не смотреть на фотографии, он подошел к буфету, достал из ящика две вилки и одну из них протянул Барбаре.

Томас ел молча, склонившись над тарелкой и машинально отправляя в рот омлет с сыром. Он пытался делать вид, что ничего не произошло. Но Барбара чувствовала, что этому человеку больше не удастся спрятаться за каменной стеной, которую он возвел между ними.

Любые напоминания о прошлом – в том числе и фотографии – по-прежнему причиняют ему боль, поняла Барбара. Но если помочь ему преодолеть эту боль, то он перестанет быть мистером Ледышкой.

Она искоса взглянула на груду бумаг на столе. Письма, записочки, которыми обычно обмениваются влюбленные, и прочая ерунда, не предназначенная для чужих глаз. Почувствовав себя неловко, Барбара, уткнулась в свою тарелку.

– Моя сестра приехала и привела в порядок дом. Забрала одежду Марты и свадебные подарки. А все мелочи и фотографии сложила в коробку и убрала ее до лучших времен, – наконец произнес Томас.

– Нельзя было откладывать это так надолго.

– Разве для подобных вещей существует срок давности? – вскинул он голову. – Я что-то не знал об этом.

– Вы не должны замыкаться в своей печали. Вам нужно научиться жить с ней. – Барбара сознавала, что сейчас Томас «заперт» в своем горе, как в четырех стенах этого пустого дома. – Когда мы говорим о людях, которых любили, то нам кажется, будто они живы. Вам нужно чаще перебирать фотографии, вспоминать, как вы были счастливы вместе, что она говорила…

– Перестаньте! – воскликнул Томас. – Вы не понимаете, о чем говорите! – Потом он немного остыл и махнул рукой. – И я молю Бога, чтобы вы этого никогда не узнали.

– Ее любовь к вам вечна. – Барбара забрала у него тарелку, видя, что он больше не в состоянии есть, и погладила по руке. – Вы знаете это.

Действительно она не в силах ощутить всю глубину его страданий. Но ей тоже больно. Больно смотреть на этого человека. И ей очень хочется ему помочь. Вот почему она сидит сейчас с ним здесь, на этой кухне, а не спит спокойно в своей мягкой постели.

Барбара осторожно вынула фотографию из конверта. Это оказался снимок Марты в подвенечном платье.

– Манекенщица напомнила вам день вашей свадьбы? – мягко произнесла она.

– И вы еще спрашиваете!

Мисс Ровенталь смотрела на фотографию улыбающейся молодой женщины в белом платье с развевающейся фатой. Женщины, светящейся от радости, полной жизни. Она пыталась защитить Томаса, буквально вытолкнув его со сцены перед показом мод, а следовало, видимо, поступить как раз наоборот.

– Послушайте, Том. Марта была вполне земной женщиной из плоти и крови. Посмотрите на снимок. – Она протянула фотографию, но Томас не сводил глаз с лица своей собеседницы. – Вы любили ее всем сердцем. И она любила вас. Это останется с вами на всю жизнь, а фотографии – лишь кусочки бумаги. – Барбара вложила фотографию в руку Томаса. – Помните о том, что у вас было, а не о том, что вы потеряли.

– Я не могу. – Он положил снимок на стол.

– И все-таки посмотрите на нее.

После бесконечно долгой паузы, во время которой было слышно лишь мерное тиканье старинных настенных часов, Томас наконец решился перевести взгляд с лица собеседницы на фотографию, лежащую на столе. Он рассматривал ее, казалось, целую вечность. Безо всякого выражения на лице. Потом взял пачку других фотографий, схватил Барбару за руку и усадил на диван. Потом, сев рядом, начал показывать ей фотографии. Одну за другой. Молча.

Было еще несколько фотографий Марты в свадебном наряде – со своими родителями, с подружками невесты в бледно-розовых платьях, с женихом и шафером. На всех этих снимках Томас выглядел невероятно молодо. Казалось, с тех пор прошло не четыре года, а гораздо больше. А может, это горе так состарило его.

– Чарлз был шафером на вашей свадьбе?

Томас кивнул.

– Он вам очень близок?

Снова последовал кивок.

Пожилая чета – видимо, родители Томаса, – с двумя прелестными молодыми женщинами.

– Это ваши сестры? – пыталась разговорить Барбара хозяина дома.

– Кристина и Пола, – подтвердил он. – Это сыну Кристины я купил футболку на аукционе. В следующем месяце ему стукнет десять.

И Томаса словно прорвало. Он говорил и говорил. Рассказывал о друзьях и родственниках. О том, как отмечали это самое счастливое событие в его жизни.

– Это делал Питер со своими приятелями, – указал Томас на фотографию, запечатлевшую отъезд счастливых молодоженов из отеля.

Открытая машина, украшенная воздушными шарами и старыми туфлями. Надпись «Новобрачные» на заднем бампере. Томас и Марта смотрят прямо в камеру, машут руками и улыбаются.

На фотографию упала капелька влаги. Сначала Барбара подумала, что это – ее слезинка. Потом посмотрела на Томаса и увидела, что по его щекам катятся слезы. Поддавшись инстинктивному порыву, она обняла его и прижала голову Томаса к своей груди.

10

– Все хорошо, хорошо. – Слова, которые произносила Барбара, не имели значения. Она просто хотела, чтобы Томас знал, что его понимают и разделяют его горе.

– Барбара… – Томас произнес ее имя так, словно она была его последней надеждой в этом мире.

Барбара поцеловала его в лоб и ласково погладила по щеке.

– Ты не один, – прошептала она. – Я с тобой.

И ему действительно стало легче. Он обрел именно то успокоение, которое способна дать любящая женщина измученному страданиями близкому ей человеку.

Томас поднял голову, огляделся и еще раз произнес ее имя. Теперь в его голосе, нарушившем тишину кухни, звучали иные интонации.

– Барбара, – повторял он снова и снова, словно впервые в жизни услышал это имя и словно вдруг увидел мир совершенно другими глазами. – Барбара…

– Я здесь, – отозвалась она, расстегивая пуговицу на его рубашке, потом другую.

Томас вздрогнул. И Барбара подумала, что сейчас он остановит ее. Но он нежно коснулся пальцев молодой женщины, пристально глядя ей в глаза, словно желая проникнуть в самые тайные ее помыслы.

И он увидел то, что хотел увидеть. Окрыленный Томас прильнул к ее губам – осторожно, словно спрашивая, хорошо ли Барбаре с ним. Нравится ли ей это.

Да, да, да! Говорили губы молодой женщины, ее язык, руки, все тело. Поцелуй Томаса стал настойчивее, жаднее, и, чтобы утолить его голод, она откинулась на подушки.

– Я хочу гладить тебя, хочу сорвать с тебя одежду, – исступленно прошептал Томас.

В ответ Барбара начала расстегивать запонки на манжетах его рубашки. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем его руки вновь стали свободными и он смог гладить шею и плечи молодой женщины.

И снова в его глазах возник немой вопрос: хочется ли ей большего? В ответ Барбара порывисто расстегнула и сняла с себя черный кружевной лифчик.

– Шелк, – прошептал Томас, проводя дрожащей рукой по груди Барбары. – Чистый шелк. – Затем его губы повторили путь, который только что проделала рука.

Каждое прикосновение, каждый поцелуй достигал цели. Тепло его губ, страсть во взгляде, интимная близость тела возбуждали Барбару, рождая в ней почти болезненное желание принадлежать этому мужчине.

Она боялась даже дышать, чтобы ненароком не спугнуть волшебство момента. Но невольно застонала, когда рука мужчины коснулась самых интимных ее мест.

– Да, – ответила она на последний незаданный вопрос, притягивая Томаса к себе. – Да, я хочу гладить тебя. Я хочу сорвать с тебя одежду…

Медленно и нежно они предались обоюдным ласкам, стараясь угадать и удовлетворить желания друг друга. Они купались в радости, поднимаясь все выше и выше к вершине наслаждения, пока жаркий всплеск эмоций не заставил их позабыть обо всем на свете…

И все было бы прекрасно, если бы в момент кульминации имя, сорвавшееся с губ Томаса, было бы именем Барбары.

Некоторое время он лежал неподвижно, затем, понимая, что должен как-то исправить положение, начал:

– Барбара… я хотел… я думал…

Он и сам не знал, что думал. Томас сжимал Барбару в своих объятиях, занимался с ней любовью с такой страстью, на которую, как ему казалось, он уже больше не способен. Она была женщиной, которую он хотел. Только ее и никакую другую!

И все же Марта по-прежнему незримо присутствовала рядом. Это был дом, который она получила в качестве свадебного подарка. На полу кухни валялись ее фотографии.

– Все в порядке, Том. Я тебя понимаю, – прошептала Барбара.

– Ты понимаешь? А я – нет.

Единственное, что Томас понимал совершенно отчетливо, – это то, что он сильно обидел молодую женщину. Ничего не было в порядке, наоборот, хуже ситуацию и представить невозможно.

Томас попытался обнять Барбару, чтобы заслужить прощения. Но она выскользнула из его рук, быстро встала и стала собирать свою одежду, разбросанную среди свадебных фотографий.

– Тебе был нужен кто-то, Том, – бесстрастно сказала она. – Я оказалась рядом. И нечего делать из мухи слона. Будь добр, вызови мне такси, пока я принимаю душ.

– Я отвезу тебя, – заявил он.

Томас не мог позволить ей уйти просто так. То, что произошло сейчас между ними, имело для него огромное значение.

Он испугался, что Барбара откажется. Но она согласно кивнула, решив, что так будет гораздо проще для обоих, нежели ожидать прибытия такси в тягостном молчании.

Пока Томас медленно поднимал с пола и надевал рубашку, она невольно отметила мертвенную бледность его лица. Она никогда даже не подозревала, что человек может так побледнеть. Он явно страдал из-за того, что предал память своей жены. И винил себя за то, что так не вовремя с его губ сорвалось имя Марты.

Барбара думала, что сможет решить все проблемы Томаса, а на самом деле только усугубила их. Взяв под мышку свою одежду, она хотела собрать с пола фотографии.

– Оставь. – Томас мягко удержал ее за руку, и на мгновение ей показалось, что он обнимет ее. – Я уберу их потом.

Томас медлил, и Барбара, воспользовавшись этим, бросилась в ванную.

Когда она вернулась, он стоял посреди кухни в джинсах, в теплом свитере и с ключами от машины в руке.

– Ты не сможешь отвезти меня, потому что выпил, – мягко заметила Барбара.

– Я сделал всего глоток. – Томас немного помедлил и добавил: – И потом, ничто не помешает мне выполнить мои обещания.

– Перестань, ты выглядишь очень усталым… ты же еще готовил омлет, – заставила себя улыбнуться Барбара.

Было очевидно, что Томас все еще любит свою жену, и Барбара не сможет заменить ее.

Она хотела помочь ему, не думая о себе. Во всяком случае, стремилась к этому. Но самопожертвование – опасная вещь. Ведь им предстояло почти месяц работать вместе.

– Ты будешь завтра в торговом доме? – официально вежливо спросила она.

– «Ровенталь и Стивенсон» – моя основная забота на данном этапе, если только ты не передашь все дела Лиз. – Вопреки ожиданиям Барбары, Томас не стал искать повода отказаться от встречи с ней.

– Вряд ли, – сухо ответила она. Тон их разговора становился все более деловым. Каким он и должен был быть. Сладкий туман возбуждения постепенно рассеивался. – Ведь ты должен контролировать меня, – с наигранной бодростью продолжала Барбара, – поэтому все пойдет, как договаривались.

– И ты приехала сюда, чтобы сказать мне это?

– Нет. Впервые в жизни ты оказался прав: я испугалась, что ты топишь свою печаль в вине.

– И ты бросилась, чтобы спасти меня или помочь утонуть?

– Догадайся сам.

– Запомни на будущее, Барбара… – Постепенно их взаимоотношения возвращались в прежнее русло, словно недавно между ними не произошло нечто, чуть было не перевернувшее их привычный мир с ног на голову. – Мне будет трудно сказать это еще раз. Я понял две вещи: во-первых, горе нельзя утопить в вине…

– А во-вторых?

– Вы поймете это через некоторое время.

– По-моему, я уже поняла.

– Я сказал это, дабы удостовериться, что прав. – Томас одарил собеседницу одной из своих многозначительных иронических улыбок, которые ему так хорошо удавались.

– Ты очень цельный человек. – Барбара погладила его по щеке там, где недавно вытирала слезы. Впервые в жизни она видела, чтобы мужчина плакал. Ей казалось, что сильная половина человечества не способна на такие эмоции. Для нее это стало открытием. – С тобой все будет в порядке?

– А если скажу, что нет, – пожал плечами Томас, – ты останешься?

– Такое бывает лишь однажды, Том. – Она долго колебалась, прежде чем продолжить: – Непредсказуемый эмоциональный порыв… Любое повторение уже будет содержать в себе элемент фальши, может быть, даже циничного желания с моей стороны повлиять на твое решение.

Барбара давала Томасу возможность переложить вину за случившееся на ее плечи.

– Никогда не поверю, что в тебе есть хоть капля цинизма, – напрочь отверг он благородную попытку собеседницы пожертвовать собой.

Если Барбара еще не потеряла голову от этого мужчины, то сейчас было самое время так поступить. Но влюбиться в своего врага означало полностью проиграть. На карту было поставлено слишком многое. А плакать потом будет слишком поздно.

– А ты? Ты циничен? – спросила она, хотя прекрасно знала ответ.

Циничный человек не переживал бы так сильно из-за того, что в момент наивысшего наслаждения назвал имя другой женщины, а не той, с которой находился. И вообще, не переживал бы, что оказался с женщиной, тогда как его любимая жена умерла.

Томас оставил ее вопрос без ответа. Может быть, поэтому он и включил радио в «шевроле», когда вез Барбару по пустынным ночным улицам Бостона. Музыка позволяла не поддерживать разговор.

Едва машина затормозила у ее дома, Барбара поспешно вышла, не дожидаясь, пока Томас поможет ей. Но он все-таки проводил ее до двери и подождал, пока она откроет замок, мягко придерживая за плечо, чтобы Барбара не ускользнула, захлопнув дверь перед его носом.

– Знаешь… – начал он и не смог подобрать нужных слов.

– Не надо. Пожалуйста, не извиняйся. Ты любишь Марту и не можешь смириться с ее смертью. – Он повернулся, чтобы уйти, но тут уже Барбара удержала его. – Том, возможно, тебе неприятно это слышать, – она решила быть откровенной до конца, – но наилучшей памятью о Марте станет то, что ты будешь жить своей жизнью. Она точно не захотела бы, чтобы ты постоянно пребывал в тоске. На ее месте… – Барбара запнулась, подумав, что никогда не окажется на месте этой женщины. – Если она любила тебя…

– Тогда что?

– Если она любила тебя так же сильно, как ты любишь ее…

Томас жестом прервал ее. Он не хотел больше разговаривать на эту тему.

– Для девочки, которую мать променяла на кругленькую сумму денег и чей отец считает, что чековая книжка может дать ответ на все вопросы, ты, кажется, чертовски много знаешь о любви.

– Все это старо как мир, – вздрогнув, ответила Барбара. Неудивительно, что Томас не хочет слушать ее пустую болтовню.

– Для меня это ново, – задумчиво произнес он, потом спросил: – Когда ты видела мать в последний раз?

Барбара в немом удивлении приподняла брови.

– А, понятно. Я не должен совать нос не в свои дела. Но если хочешь знать мое мнение, Барбара…

– Нет, не хочу!

– Твоя мать много потеряла.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. – Барбара проглотила подступивший к горлу комок. Ее мать очень быстро утешилась, родив других детей, таких прелестных, красивых!

– Что касается твоего отца, то у него проблемы с самолюбием. Он знает цену всему и не ценит ничего. Красивые женщины, дочери… Он просто владеет ими, но так и не научился любить их.

– Он любит Лиз. – Слова сорвались с ее губ, прежде чем Барбара успела что-либо сообразить, потому что они давно и прочно сидели в подсознании. Оказалось, что, вороша чьи-то тяжелые воспоминания, можно выпустить из бутылки и собственных демонов. – Пожалуйста, забудь, что я сейчас сказала. Он любит нас всех.

– У понятия «любит» множество разных оттенков. Оно включает в себя гораздо большее, чем простую сентиментальную привязанность. Если бы твой отец взял на себя труд узнать тебя получше, установить с тобой доверительные взаимоотношения, то он никогда бы не подарил тебе машину на семнадцатилетие.

– Ты не знаешь, о чем говоришь!

– Разве? Почему же тогда ты отдала ее кому-то другому? Это был вовсе не жест альтруиста, а немного детское желание поступить назло отцу.

– Ты…

Томас закрыл ей ладонью рот, не давая возразить.

– Если бы он действительно любил Лиз, то не поставил бы ее в положение, в котором она находится сейчас. Подумай об этом. – Немного поколебавшись, Томас наклонился и поцеловал Барбару в щеку. – Увидимся завтра.

– Наверное.

Она закрыла дверь, заперла ее на два замка и задвинула щеколду. Прислонившись к стене, прижала руку к бешено бьющемуся сердцу. Барбара раз за разом повторяла в уме сказанное Томасом. Все говорило о том, что он думает о ней, переживает за нее.

Испугавшись, что может зайти в своих фантазиях слишком далеко, Барбара тряхнула головой и решительно направилась в ванную, чтобы холодным душем привести себя в чувство. Она без конца твердила себе, что никогда не полюбит такого человека, как Томас Челси. Никогда!

Он довольно долго сидел в кухне, не зажигая света. На полу вокруг него были разбросаны осколки его прежней жизни. Он думал о Барбаре Ровенталь. О том, как эта молодая женщина с легкостью сломала стену, которую он возвел, дабы оградить себя от возможности увлечься кем-либо. Он вспоминал, как держал Барбару в объятиях, целовал ее, занимался с ней любовью прямо здесь, на диване Марты.

Впрочем, этот диван больше не принадлежал Марте. Эта женщина умерла четыре года назад. И он тоже был мертв все это время… Пока Барбара Ровенталь, такая умная и обворожительная, с улыбкой, способной осветить дорогу даже темной ночью, не пролила кофе ему на ботинки.