Текст книги "Под небом Парижа"

Автор книги: Мелани Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Да вы прямо поэт. Наверное, именно об этом я мечтала с детства. Услышать такие слова. Это звучит так романтично. Ну что ж, мой рыцарь. Не буду больше испытывать ваше терпение. До ванной комнаты я, пожалуй, все же попытаюсь добраться самостоятельно. Это не займет много времени. А вы начинайте пить кофе без меня. Надеюсь, хоть что-то в кофейнике останется до моего возвращения?

– Безусловно. На это вы вполне можете рассчитывать.

– Вот и отлично. А пока отвернитесь. Мне бы не хотелось демонстрировать свой помятый наряд. Кстати, раз уж мне придется продлить здесь свое пребывание, то надо как-то решить вопрос о моих вещах. Женщина не может долго обходиться тем минимумом, который на ней надет в данный момент.

– Да, я как раз думал об этом. Я могу съездить к вам домой и забрать то, что вам нужно. Составите мне список необходимого, расскажете, где что лежит. Это, конечно, несколько неэтично, копаться в чужих вещах. Я это понимаю. Но, поскольку вам пока еще трудновато передвигаться…

Кристель представила его перебирающим дамское белье на полках шкафа, и ей стало смешно.

– Спасибо за великодушное предложение, Ференц. Но, полагаю, все же будет лучше, если я займусь этим сама. С вашей, конечно, помощью по доставке пострадавшей в ее апартаменты. К сожалению, придется подниматься пешком на четвертый этаж.

– Ничего, как-нибудь донесу. Будем рассматривать это, как спортивную тренировку.

– Мне нравится ваш оптимизм. Кстати, каким видом спорта вы занимаетесь? Мы прошлый раз проходили через спортивный зал. Там было различное оружие.

– Вообще-то, я увлекаюсь теннисом. Занимаюсь им регулярно, два раза в неделю. Раньше активно занимался карате. Пробовал и другие виды единоборств, в том числе кендо – японское фехтование на мечах. Но старинное холодное оружие в этой комнате больше для экзотики. Решил собрать небольшую коллекцию. Я все-таки венгр. Воинственность и тяга к оружию у меня в крови. Историческое наследие древних предков.

– Теперь я спокойна. Если возникнет необходимость, смогу положиться на вашу защиту. Но мы все-таки заговорились. Пора в ванную. Я напоминаю, чтобы вы отвернулись.

Она спустила ноги с кровати и решительно встала, поленившись прихватить для устойчивости врученную ей накануне вечером трость. И была тут же наказана за самонадеянность. Чуть не упала, но ее вовремя подхватил Ференц. Видимо, все же подглядывал краем глаза. Его сильные руки легко удерживали ее сзади за талию. Затем он как-то ловко переместил ее в воздухе, так, что она оказалась у него на руках. Одна мощная рука держала ее под коленями, а вторая чуть выше талии. Вот и воплотились ее мечты о сильных мужских руках… Она снова, как и в парке, доверчиво обхватила его шею руками и даже в каком-то импульсивном порыве прижалась губами к его щеке. Легкий, едва заметный благодарственный поцелуй.

– Зря вы так рискуете, – довольно проурчал рыцарь, неизвестно что имея в виду: передвижение без трости или ее поцелуй. – Позвольте все же отнести вас в ванную. Обещаю, что не буду приставать. Хотя, конечно, я бы мог помочь вам раздеться.

– Мне кажется, это было бы чрезмерно любезно с вашей стороны. Как-нибудь в другой раз. Я сама справлюсь.

– Это обещание? Или просто так, к слову пришлось? Я про «другой раз».

– С вами трудно разговаривать. Цепляетесь к каждому слову. Это нечто промежуточное, что требует дополнительного обсуждения. И давайте все же изменим позицию. Спустите меня на пол. Не могу же я весь день находиться у вас на руках. Мне вполне достаточно будет вашей поддержки.

Он как-то безрадостно вздохнул и без особого энтузиазма отпустил ее. При этом его рука оказалась почему-то у нее на бедре, с последующим смещением в область спины. Даже, пожалуй, ниже спины. Вторая рука переместилась в тот же район. Он как бы продолжал удерживать ее от падения, используя в качестве опоры свое собственное тело спереди и обе ладони сзади. Она почувствовала себя как гусеница-шелкопряд, завернутая в кокон. Уютно и надежно упакованной и при этом лишенной самостоятельности действий.

Как тут же выяснилось, она оказалась прижатой к весьма экспансивному мужчине. Его широкая грудь почти сразу же начала бурно вздыматься, стоило ее мягким полусферам впечататься в эту гранитную твердость. Он притянул ее бедра к себе, и она ощутила, как наливается внизу живота его увесистое мужское достоинство, весьма ощутимо проявляя себя, упираясь прямиком в то место, куда предназначено природой. А что будет, если она предстанет перед ним во всей своей красе? В качестве почти обнаженной натурщицы?

Сама Кристель тоже не осталась в стороне от этого процесса. То ли травма оказалась не настолько серьезной, чтобы воспрепятствовать проявлению чувств? То ли эмоции оказались настолько сильными, что заглушили болевые ощущения? Кристель слегка потерлась о его грудь затвердевшими сосками, чувствуя, как приятная теплота кругами расползается от этих сосков по всему телу. И как навстречу этому потоку наплывает встречная волна, еще более сильная, снизу, из увлажненной расщелины, прямо от того места, где она соприкоснулась с массивным инструментом любви. Боже, как давно никто не держал ее так в своих объятиях. Просто невыносимо давно. У нее начала кружиться голова и размягчаться колени, как будто они были сделаны из воска. Если бы не сильные мужские руки, она бы опустилась без сил на пол, к ногам победителя. Потом Кристель услышала сдавленный стон. Он повторился вновь, еще более явственно, и только тогда она поняла, что это ее собственный голос.

Она обняла Ференца за шею обеими руками, спрятав пылающее лицо на его груди. Потом подняла голову, и их губы соприкоснулись, вначале легким, осторожным движением, как будто нащупывая, пробуя, проверяя друг друга. Затем плотнее, сильнее, все более требовательно и жадно, впиваясь друг в друга и переплетаясь языками, пока не слились в единое сверхчувственное целое, вызывая своими движениями и ласками целый фейерверк эмоций. Никогда в жизни она не чувствовала столь сильного возбуждения, такого жгучего, переполняющего тело желания!

И дело было не в том, что у нее давно не было мужчины. Причиной такого накала эмоций был человек, к которому она прижималась всем телом. Вызывавший сразу целый поток взаимоисключающих желаний.

С одной стороны, он вызывал абсолютное доверие, умиротворение и какую-то благостность. В его объятиях она чувствовала себя спокойно и расслабленно, как в надежном убежище, закрытом от всех житейских штормов и невзгод. И, одновременно, одно его прикосновение смогло мгновенно перевернуть весь ее внутренний мир, вызвать целую бурю эмоций, породить безумное, яростное вожделение. Своим чутьем человеческой самки она ощущала струящийся из этого тела специфически острый, мускусный, животный запах распаленного самца, непреодолимую силу его животного магнетизма.

С бывшим мужем все было совсем не так. Как-то буднично, серо и скучно. Он всегда занимался сексом так, как будто исполнял повинность. Без огонька, без фантазий, без вдохновения. Простой биологический акт…

Соответственно, и ее реакция на их близость была идентична. Так уж устроен человек. Сильные эмоции вызывают такую же ответную волну, и наоборот. Наверное, в нем чего-то не хватало, какого-то гормона, который нужен для того, чтобы сексуально привлекать и возбуждать женщину.

Она почувствовала, как артистичные пальцы расстегивают мужскую рубашку у нее на груди. Ту, которую он ей презентовал вчера в качестве заменителя пеньюара. Затем эти пальцы обхватили ее левое полушарие и начали осторожно массировать, слегка сдавливая и теребя сосок. Мужские губы покинули ее рот и отправились вниз, вслед за пальцами, занявшись свободным правым соском. Боже мой, какое острое наслаждение! И какой большой у него оказывается рот, способный при каждом всасывании сразу поглощать чуть ли не половину ее достаточно полных грудей…

Рубашка, которая доставала ей почти до колен, оказалась весьма слабой защитой не только для ее груди, но и для всего, что было расположено ниже талии. Она это сразу поняла, податливо и смиренно раздвинув ноги, чтобы впустить его ладонь, уверенно легшую на ее лоно. А какая синхронизация в работе рта и пальцев, ласкающих ее груди и сочленение ног… Эти ласки вызывали все более мощные волны наслаждения, заливавшие все ее тело, отдававшиеся в каждой его клеточке, в каждой частице ее плоти, подавляя и отключая разум, лишая ее всяких остатков контроля над собой.

Временами она как будто пробуждалась и тогда слышала свое хриплое, прерывистое дыхание и неровные скачки сердца. Слышала, как шумит кровь в ее венах. Несколько раз до нее доносились собственные сладострастные и нетерпеливые стоны, все чаще прорывавшиеся из груди. И где-то глубоко внутри, внизу даже появилась боль от затянувшейся прелюдии и неудовлетворенности желаний.

Еще немного, и ей не устоять. Да и сопротивляться совершенно не хочется. Даже символически…

Однако в какой-то из этих моментов прояснения сознания у нее вдруг мелькнула мысль о том, что все идет как-то слишком быстро. Еще не время. Надо созреть. Все слишком быстро и просто. Чего-то не хватает… Она еще не могла точно понять, а тем более как-то словесно выразить и описать это интуитивное нечто. Даже самой себе, не говоря уже о партнере. Она понимала только, что это нарастающее безумие надо остановить. Срочно, сейчас же. Иначе будет поздно что-то изменить. Лучше прерваться сейчас, хотя бы на короткое время, остыть и спокойно подумать. А потом все решить. Вначале самой. Что она хочет вообще, и от него в частности. Помимо занятий творчеством, естественно.

Но как остановить этого раскаленного, обезумевшего, пылающего от страсти мужчину? Почти достигнувшего той точки, откуда уже нет возврата. Попытаться что-то ему сейчас объяснять просто глупо. Да он и не услышит. Как распаленный лось во время гона, как тетерев, глохнущий во время токования. Ей все равно не пробиться к его разуму. В нем сейчас преобладает животное Начало. Дикие инстинкты – враги интеллекта и здравого смысла. Поэтому она просто, без объяснений отстранилась. Даже слегка оттолкнула его руками. Не резко, но твердо. Именно в тот момент, когда он готов был вновь подхватить ее на руки и отнести обратно на постель, она нашла в себе силы, чтобы разорвать их объятия и вырваться из плена страсти. Сумела обуздать свои чувства, рискуя вызвать недоумение, обиду и недовольство в мужчине.

– Простите, Ференц, но я все же вначале должна добраться до ванной. Хотя бы с точки зрения простой гигиены.

В ее голосе прозвучало что-то похожее на насмешку. Совершенно непроизвольно и непонятно почему. Зря, конечно. Над сексуально взвинченным самцом с горящими от вожделения глазами нельзя насмехаться.

Он стоял перед ней, тяжело дыша, пребывая в какой-то прострации и растерянности. Никак не мог уразуметь, что случилось. То ли она кокетничает, и надо усилить натиск? То ли он что-то сделал не так? То ли вообще выбрал не тот день и час? А вдруг у нее сейчас «красные дни»? Или планеты сошлись неудачно?

Как мило он выглядел в этой своей недоуменной растерянности… Даже помолодел лет на десять. Выглядел как юноша, впервые вступивший во взрослую жизнь, впервые почувствовавший на практике, что такое женское коварство.

Видя это непонимание, она еще раз медленно и отчетливо повторила. На этот раз без всяких насмешек и кокетства. Четко, сухо и разборчиво, чуть ли не по слогам. Так, чтобы ему было понятно, что за этим ничего другого не стоит, кроме того, что непосредственно сказано. Никакого двойного и тройного смысла, никакого подтекста.

– Ференц, я иду в ванную комнату. Одна. Мне надо привести себя в порядок и одеться. Это не займет много времени. Потом мы вместе позавтракаем и поедем ко мне домой, чтобы забрать мои вещи.

Его раскрасневшееся лицо постепенно разглаживалось и восстанавливало нормальную окраску. Дыхание заметно успокоилось и стало ровнее. В глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Он пожал плечами и хрипловатым голосом отреагировал на ее реплику, даже не пытаясь скрыть нотку разочарования и протеста.

– Ну как хотите. Тогда не буду мешать. Зайду позже.

Судя по быстрой трансформации внешнего вида, этот мужчина умел переносить неудачи и, как говорят боксеры, «хорошо держал удар». Он гордо выпрямился, тут же сменив выражение лица, как будто поменял маску. Убрал разочарование, обиду и сомнения, добавил самоуверенности и даже равнодушия. Мол, ничего страшного. Девочка решила немного поиграть, это в традициях всего женского племени. Ну что ж. Пусть потешится. Пока. Все равно птичке недолго чирикать в клетке, когда кот уже рядом с открытой дверцей сидит, нагуливая аппетит. Это не поражение, это просто розыгрыш этюда. Проба сил и настроения. Главное – это хладнокровие. Победы и поражения – обычное дело для воина. Не стоит проявлять излишние эмоции. Как писал поэт, «мы вернемся на поле любви, чтобы начать все сначала».

Он спокойно развернулся к ней спиной и с достоинством направился к двери, всем видом демонстрируя, что ничего страшного не произошло. Выходя из комнаты, он не хлопнул со злостью дверью. Он ее тихо и аккуратно затворил. Но через несколько секунд дверь вновь отворилась, и в нее просунулась его уже улыбающаяся физиономия. И сквозь эту белозубую улыбку до нее донеслось:

– Поторопись, крошка Кристель. Я еще вернусь!

С этим завершающим обещанием, оставив, как и положено наставнику, последнее слово за собой, господин Рокаш удалился зализывать психологические раны. Дверь за ним окончательно затворилась, оставив гостью наедине с собственным, горящим от неудовлетворенной страсти телом и клубком мятущихся мыслей и чувств.

Ну что ж. В такой сложной ситуации начинать надо с простого. С ванной комнаты. Почистить перышки и клювик, промыть глазки перед новой встречей птички с таким опасным для пернатых котом. Она аккуратно размотала повязку на ноге и осмотрела поврежденное место. Конечно, отек еще сохранился, но не увеличился, и краснота стала спадать. Похоже на то, что она отделалась на этот раз даже удачнее, чем в прошлый. Или, действительно, попала в руки опытного эскулапа. Достаточно одного его магического взгляда на рану, и она тут же, на глазах, начинает затягиваться.

Кристель приняла контрастный душ, трижды переходя с горячей воды на холодную. Помыла голову и потратила минут пятнадцать на возню с феном и расческой, пытаясь обновить и усложнить свою прическу. Потом бросила это напрасное занятие, дав себе в очередной раз зарок, что все же доверит это дело профессионалу. Интересно, для кого хозяин дома держит этот фен? Хотя, может быть, господин учитель и сам иногда к нему прибегает? Для поддержания мужской красоты, а также в случае спешки.

Во всяком случае, следов женских волос ни на фене, ни в ванной обнаружить не удалось. Правда, на это ушло еще пять минут, так что кофе ей пришлось пить не только в одиночестве, но и холодным. Ну что ж. Сама напросилась. Зато теперь она чувствует себя в безопасности. Относительной безопасности… Эта относительность тут же не замедлила подтвердиться. Раздался стук в дверь, и из коридора донесся знакомый голос:

– Простите за назойливость. Но меня, как хозяина дома, беспокоит состояние моих гостей.

– Вы имеете в виду мою рану?

– Не только. Я могу войти?

– Но я не совсем одета! – Она была еще в купальном халате и сидела возле зеркала, разглядывая свое отражение.

Было бы неплохо заняться макияжем. Но, выезжая в парк, она забыла положить в сумку косметичку. Точнее говоря, решила, что та не понадобится вообще во время общения с природой.

– Я могу помочь с завершением вашего туалета, – вновь прозвучал его сладкозвучный голос.

– Нет уж, спасибо. Я сама справлюсь.

– Но мы вроде бы собирались навестить ваш дом. Для пополнения ваших нарядов, насколько я помню. Так что моя помощь могла бы ускорить этот процесс. И я должен отнести вас к машине.

– Ничего, я уже заканчиваю. И не надо меня нести. Достаточно, если вы просто будете где-то рядом. Для подстраховки.

Дверь все же раскрылась, и в проеме появилось весьма любознательное лицо. Слава Богу, что она еще не успела скинуть халат, чтобы переодеться.

Бесцеремонный хозяин тут же, от двери, разразился очередной репликой, с претензией на комплимент:

– Хм, удивительно, но факт. Вы хорошеете с каждой минутой. Оживаете прямо на моих глазах. И что еще более странно – даже без моей помощи.

– Простите, Ференц. Я понимаю, конечно, что я у вас в гостях, в вашем доме. Но все же надо было…

– Я понимаю, – потупился он с виноватым видом набедокурившего подростка. – Я не вовремя. И вторгся до получения официального разрешения на вход. Тысячу извинений, мадам. Я искуплю свою оплошность. Это от избытка чувств. Как только вижу вас или слышу вас голос, тут же становлюсь удивительно неловким и рассеянным. Вы уж простите.

Да, на него трудно было долго обижаться. Она притворно вздохнула и махнула рукой. Что поделаешь. А как красиво у него горят глаза от вожделения. За это можно все что угодно простить. Даже некоторые нарушения приличий.

– Ладно уж. Так и быть, входите. Тем более, раз уж вы все равно здесь. Но не надолго. Я еще не успела переодеться. Правда, могу это сделать в ванной комнате. Не хотелось бы шокировать вас.

– Ничего, мне нравятся такие потрясения. Я просто хотел задать несколько хозяйственных вопросов. Потом удалюсь. У вас есть дома чемодан? Или мне захватить с собой пару спортивных сумок?

– И это все? – удивилась она и тут же одернула себя.

Все время прорывается излишняя резкость в интонациях! Ей явно не хватает чисто женской мягкости и игривости.

– Да, конечно. А что же еще?

– Ну… я надеюсь на вас. Мне не часто приходилось путешествовать. Проблема перевозки багажа обычно не возникала.

Не объяснять же ему, что все чемоданы тоже достались бывшему мужу. А она при переезде обошлась обычными картонными коробками. Да и перевозить особо было нечего. Как-то не получилось обрасти вещами за время замужества. В гости к родственникам после развода, она не ездила. Даже если некоторые из них и не будут злорадствовать при встрече, то все равно любой разговор на тему развода был бы слишком тягостен для нее. После развода она вырвалась только один раз на отдых. На море, за рубеж. По настоянию нынешней соседки и в компании с ней.

– Хорошо. Будем считать этот вопрос решенным. Беру все на себя. – Он еще некоторое время молча постоял, как-то странно вглядываясь в нее и, видимо, собираясь с мыслями.

– Хотите что-то еще спросить, Ференц?

Он ответил после некоторого раздумья:

– Мы с вами говорили как-то о вашем портрете. О работе натурщицей… Тогда это было сказано в шутку. Но у меня действительно появилось желание написать ваш портрет. Есть даже несколько идей. Одновременно. Можно было бы написать серию ваших портретов.

– Например? – У нее даже защемило сердце от удовольствия. Хоть какая-то приятная новость в этой жизни.

– Ну вот как сейчас. Вы у зеркала, сидя. В голубом шелковом пеньюаре. Или, пожалуй, лучше в кремово-желтом. Лицо отражается в зеркале. На нем – выражение женщины, пытливо изучающей саму себя. Ваши распущенные по плечам волосы, в которых запутался луч золотистого света из окна. Должно неплохо получиться. Я бы это назвал «Утро красавицы» или «Пробуждение красоты». Думаю, что лучше вам самой придумать название, что-то поэтическое. Рассматривайте это тоже как элемент ученичества. Надеюсь, у вас это хорошо получится. Все же лицо заинтересованное.

Но я хотел бы начать не с этого. Вы у меня почему-то ассоциируетесь с морем. Я бы изобразил вас в виде древнегреческой богини Афродиты. Женщины, рожденной из морской лены. Грозовые облака над бесконечной грядой волн… Вы выходите на берег из катящегося вала зелено-синей, прозрачно-пенной волны. Красивый контраст между обнаженным женским телом и разбушевавшейся морской стихией… И в то же время тело едино с этой стихией, оно как бы вырастает из воды и просвечивает сквозь нее.

Да, она понимала, что имеет дело с мастером. Достаточно одного описания. В котором, правда, не хватало одной детали. Если бы ей пришлось развивать этот сюжет, она бы добавила в него еще одну фигуру. Самого художника. Ждущего на берегу женщину, рожденную из пены. Лицом к ней и спиной к зрителю. Вся экспрессия была бы выражена в фигуре. Его нетерпение и радость встречи. Она бы передала это в движении. Он стремится к ней… Прямо в катящийся на него морской вал.

Но ведь вслух этого не скажешь. По крайней мере, пока. Так что комментарии и предложения оставим временно при себе, для более подходящего случая…

– Вы знаете, Ференц, для такой картины я бы позировала с удовольствием. Даже, если необходимо, в своем природном виде. Рассчитывая на вашу скромность и тактичность. Боюсь только, вам придется слегка приукрасить натуру… – кокетливо добавила она, изобразив легкое смущение.

Ее ход был правильно воспринят и тут же парирован. Этот венгр был большим мастером не только на теннисном корте, но и в словесном поединке.

– Ну что вы, Кристель. Вы себя недооцениваете. Пора менять привычки, вступая в новую жизнь. Художница должна точно оценивать не только других, но и себя саму. В том числе – не занижать свои способности. И свои внешние данные, – серьезно пояснил он, вновь входя в роль заботливого наставника. – Это даже хуже, чем переоценивать их. Итак, будем считать, что договорились. Сегодняшний день тратим на ваше обустройство. А завтра начнем работать. Полдня, с утра, я пишу ваш портрет, Афродита. А вторая половина дня в вашем полном распоряжении. Будете творить сами. Ладно, я пойду, а вы быстро собирайтесь. У нас еще много дел намечено на сегодня.