Текст книги "Под небом Парижа"

Автор книги: Мелани Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Знаете, для меня это как-то непривычно, – осторожно заметила Кристель. – Вы же не знаете, насколько это все может затянуться и каких расходов потребует от вас самого. Ситуация может измениться…

– Вы что, требуете гарантий на будущее? Ну… абсолютных гарантий я, конечно, дать не могу. Ситуация, действительно, может измениться. И для вас, и для меня. Все меняется в этом мире. Но мы же говорим о свободном сотрудничестве. Вы всегда сможете отказаться и найти себе другого наставника, если вас что-то не устроит. Давайте вначале все же попробуем. Смотрите на это проще – как на эксперимент. И прекратите думать о деньгах. Я полагаю, что в ближайшие несколько месяцев этот вопрос не возникнет. Во всяком случае, по моим прогнозам, моим денежным ресурсам и моему жилью ничто не угрожает. И я волен распоряжаться собой и своим временем. Давайте закончим дискуссию на эту скучную тему и вернемся к вашим психологическим проблемам. Для меня и для вас сейчас это более важно. Считайте, что мы еще не завершили сеанс психотерапии.

– О чем пойдет речь на этот раз?

– Сейчас поясню. Вы уже занимались живописью и знаете на собственном опыте, что в процессе творчества задействованы не только физические чувства человека, но и его душевные свойства. Дайте мне вашу руку. Не бойтесь. Расслабьтесь и доверьтесь мне. И искренне отвечайте на мои вопросы.

Расслабьтесь… Легко сказать, подумала Кристель. В присутствии мужчины с такой физической притягательностью. С таким даром внушения, с такими неожиданными поворотами в словах и действиях… Ее сердце гулко стучало о ребра, вырываясь из грудной клетки. Чувствовалось нарастающее онемение в ногах. И протянутая ему ладонь, которую она успела украдкой вытереть об юбку, слегка вибрировала от напряжения. Сейчас их руки войдут в контакт, и она полностью перейдет под контроль этого человека…

Ференц уверенно взял ее ладонь и вдруг приложил ее к своей груди. Она почувствовала, как мгновенно пересохло в горле. Все сразу застыло вокруг. Как будто время прекратило свой бег. Она почти лишилась чувств, перестала видеть и слышать. Ничего не осталось в этом мире, кроме биения его сердца. И его голоса, как будто звучащего с небес.

– Скажите мне, что вы чувствуете сейчас.

Матерь Божья, помоги мне и укрепи мой дух и плоть! – мысленно воззвала она к своей заступнице. Ибо в присутствии этого колдуна она могла надеяться только на вмешательство высших сил. Своих сил уже совершенно не оставалось. Полная потеря воли и самоконтроля. Боже праведный, помоги! Хотя бы открыть рот.

– Итак, я слушаю вас, – вновь прозвучало с небес, грозно и предостерегающе.

– Чувствую ваше сердце. – Слабенький голос с трудом просочился из ее пересохшего горла. – Как оно бьется.

– Хорошо, – уверенно продолжил инквизитор. – Очень хорошо. А каким цветом вы бы передали на картине мое сердце? Свое ощущение от восприятия моего сердца? Не спешите с ответом. Подумайте.

Нет, это уже перебор, мелькнула паническая мысль. К такому интервью она не готова. Кристель собрала остатки мужества и решительно вырвала руку из его ладоней. Затем резко встала с дивана.

– Извините, Ференц. Я не очень хорошо себя чувствую. Нога разболелась. Давайте перенесем продолжение беседы. Пожалуйста.

К счастью, он все понял. Сразу уловил ее состояние и не стал удерживать. Просто встал с дивана и несколько суховато, с трудом скрывая разочарование, промолвил:

– Да, конечно, как скажете. И когда мы проведем следующую встречу?

– Не знаю. Пока не знаю. Извините, мне надо будет еще подумать. Я вам перезвоню.

– Как хотите. Буду ждать. Вот, возьмите мою визитку. На ней есть адрес и номер телефона. Я вас провожу. Довезу до дома. – Он заметил выражение нарастающей тревоги на ее лице и добавил: – С учетом вашего физического состояния. Вашей ноги.

– Спасибо, – тоже суховато ответила Кристель, уже направляясь к выходу. – Не надо. Я приехала на своей машине.

3

Ференц сидел за простым деревянным столом, накрытым синей клетчатой скатертью, в одном из греческих ресторанчиков Латинского квартала. Напротив разместился Кристос Калиопулос, его родственник по матери, точнее, ее муж и, одновременно, деловой партнер Ференца. Богатый как Крез, удачливый во всех своих начинаниях, с задатками расчетливого мецената. Именно этому пожилому, но еще весьма крепкому и умному дельцу он был обязан своей карьерой художника, ибо одних личных дарований для того, чтобы пробиться в мире искусства, недостаточно.

Кристос был большим патриотом всего национального. Поэтому выбор ресторанчика с греческой кухней был неизбежным. А Латинский квартал предоставлял широкий выбор. Их тут было целое звездное скопление. Маленькая эллинская галактика. Их встречи в этом районе стали своеобразной традицией во время довольно частых приездов господина Калиопулоса в Париж. Конечно, лучше было бы, если бы название района сменили на что-то, связанное с географией и историей Аттики, Крита или Пелопонесса. Но, как говорится, не все от нас зависит. Да и старинный Сорбоннский университет, повлиявший на выбор названия, со своим обучением в прошлом на латыни, по-прежнему находился рядом, сохраняя свои позиции и влияние на окрестности.

Они уже успели опрокинуть по паре стопок сладковатой анисовой водки «Узо» с холодной водой, чтобы промочить горло и «промыть дорогу для просящихся изнутри слов», как любил выражаться старший из собеседников. В данном случае, для ведения переговоров об устройстве новой выставки полотен, подписанных фирменным знаком Ф.Р. – Ференц Рокаш. Идея принадлежала Кристосу, поскольку именно он с самого начала творческого пути родственника был его главным администратором по всем организационным и финансовым вопросам.

У него все получалось блестяще, за что бы он ни брался – от покупки, перепродажи и сдачи в аренду морских судов до игры на бирже и продажи художественных и антикварных произведений. Организованным им выставкам всегда сопутствовал поразительный успех, который приносил немалый доход, а также известность как устроителю, так и художнику.

Однако на этот раз партнер греческого бизнесмена был против участия в выставке. По совершенно непонятным для делового человека причинам. Абстрактные понятия о поиске нового направления в творчестве, о творческой усталости и пресыщенности были чужды прагматическому разуму и конструктивному восприятию жизни. Картины для господина Калиопулоса были просто особым товаром на специфическом рынке. Поэтому он никак не мог понять упорство собеседника, отказывающегося от весьма выгодной сделки.

– Послушай, Фери. Я что, разве много прошу? Просто принять участие в выставке. Сколько я их для тебя организовал за последние пять лет! И ни разу не было срывов. Я сделал тебя богатым человеком. Наверное, это хорошо для обычного человека, но плохо для художника. Ты можешь позволить себе выбирать. Ты можешь вообще отказаться от творчества. Выбросить кисти и краски и жить припеваючи, ничего не делая, в своем новом доме.

– Кристос, ты же знаешь меня с детства. Я глубоко тебя уважаю и ценю все то, что ты для меня сделал. Но у любого творческого человека бывает период, когда ему нужно остановиться и осмотреться. Мне нужен перерыв. В творчестве, в делах. Насколько он затянется, я не знаю. Может, на неделю, может, на год. Так что не надо на меня давить.

– Ну хорошо. Я не настаиваю. Я не буду давить на тебя. Честно говоря, мне трудно понять твои психологические проблемы, хотя я пытаюсь. Но попытайся и ты меня понять. Сделать и для меня уступку. Одну-единственную. Еще одна выставка, последняя, и можешь отдыхать, сколько тебе вздумается. Хоть год, хоть два. Насколько хватит средств.

Ференц подцепил из тарелки пару оливок прямо пальцами и отправил себе в рот, тщательно и не спеша пережевывая, как бы выигрывая время для подготовки ответа.

Черт побери! – мысленно выругался он. Надо было все же уклониться от этой встречи. Ведь он уже все изложил по телефону. Выложил все аргументы. Все впустую. Как будто бьешься головой о гранитную стену. У Кристоса железная хватка и легендарная сила убеждения. На уровне гипноза. Как говорится, это человек, который смог бы продавать нефть арабам и холодильники эскимосам. И это все при внешней простоте. Грубоватое лицо в обрамлении курчавых волос, как будто осыпанных солью, прожженные солнцем морщины. Жесткий взгляд глубоко посаженных глаз, темных, как безлунная ночь. Коренастый, плечистый, уверенный в себе потомок Зевса, Геракла и Гермеса. Унаследовавший от своих олимпийских предков мудрость, силу и хитрость.

Интересно, что при всем своем богатстве он не любил пышных декораций и предпочитал делать дела в привычном ему с детства окружении. Как вот сейчас, в этом небольшом греческом ресторанчике на восемь столов, едва разместившихся вместе со стойкой в узком помещении, на первом этаже старого трехэтажного здания, в ста метрах от берега Сены. Отсюда было рукой подать до Сорбоннского университета, в котором, наверное, снимали комнатенки и углы средневековые студиозусы из этого прославленного вуза. Где прошли юные годы студента Рокаша, в погоне за баллами, необходимыми для продолжения учебы и отчета перед отчимом за вложенные в него деньги.

А могли бы сейчас сидеть где-нибудь в отеле «Лютеция», на фоне почтенного интерьера, в окружении вышколенной прислуги, наслаждаясь ароматом коньяка и разламывая серебряными щипцами огромных лобстеров. Но… Вместо этого простой деревянный стол, отдающая лекарством сладкая водка, переохлажденное датское пиво в высоких бокалах, оливки и арахисовые орешки в двух маленьких щербатых тарелочках. И затянувшееся ожидание заказанного салата и горячих блюд, которые, похоже, готовил сам хозяин.

Динамики магнитофона выдавали что-то национальное, типа сиртаки. К сожалению, музыка не дополнялась наличием «пританцовывающей обслуги» в национальных костюмах. Собственно, обслуживала всех одна официантка, она же барменша. Правда, весьма привлекательная. Наверное, именно она повлияла на выбор Кристосом ресторанчика. Обычный наряд официантки на ее фигурке смотрелся великолепно. Узкая и короткая черная юбка, обтягивающая аппетитные бедра, и столь же плотно сидящая белая кофточка, подчеркивающая тугие груди. Черные туфли на шпильках еще больше удлиняли стройные ножки и выстукивали звонкое стаккато по деревянному полу. Каждое ее перемещение по комнате вызывало заметный интерес в глазах сластолюбивого грека, высоко ценившего женскую привлекательность и сексуальность.

Да, подумал Ференц. Похоже, папа Кристос всерьез заинтересовался симпатичной крошкой. Уже мысленно облизывается, как кот при виде сметаны, представляя ее крепкие грудки в своих волосатых лапах. Интересно, кем она приходится хозяину заведения? Наверное, дочь. Больше похожа на гречанку, чем на француженку. И, скорее всего, откуда-то с севера Греции. Там женщины намного симпатичнее, чем в южной части страны. Влияние славянской крови.

Сам хозяин, он же повар, появлялся в зале довольно редко, главным образом для встречи новоприбывших гостей. Сегодня он был не слишком загружен работой, поскольку из восьми столиков было занято только три.

При виде утилитарной национальной скромности и сдержанности ресторанного антуража почему-то всплыла фраза «Ne quid nimis» – «Ничего лишнего» – давно забытая латынь, которую довелось изучать в прошлом. Родители хотели, чтобы он стал врачом. Но не получилось. Отец погиб в Будапеште во время восстания 1956 года. Осталась его фотография того периода. В перетянутой ремнем кожаной куртке, грубых туристических ботинках и маленьком черном берете национального гвардейца. Мать вместе с сыном перебралась вначале в Вену, а оттуда в США, где и вышла замуж за богатого грека. Почти как Жаклин Кеннеди. И уже вместе с ним вернулась в Европу, где у грека были свои дела и на исторической родине, и во Франции, и во многих других странах.

Кстати, ее новый муж, при всей своей любви к Греции, родным языком владел посредственно. После долгого пребывания в США предпочитал объясняться по-английски, хотя мог вполне сносно поговорить и на французском языке, и по-немецки. Как он любил выражаться, язык – это главное оружие коммерсанта.

Почему сам Ференц выбрал для постоянного местожительства Париж – трудно сказать. Стечение обстоятельств и увлечение живописью. Трафаретное убеждение, что настоящим художником можно стать только в Париже. Абсурд, конечно…

Впрочем, он слишком увлекся воспоминаниями. От него ждали ответа. Положительного. Настойчивый грек был достаточно красноречив сегодня и полагал, что результаты его усилий оправдаются. Раньше всегда оправдывались. Поэтому, отхлебнув пару глотков пива из запотевшего бокала, потомок эллинов продолжил свой натиск.

– Послушай, Фери. Практически тебе даже не придется ничего делать. У тебя в хранилище находится не менее десятка полотен, которые мы пустим в продажу. После того, как они будут экспонированы на выставке. Их же еще никто не видел. Организую рекламную компанию. А после удачно проведенной выставки их коммерческая цена удесятерится. Я устрою аукцион.

– Не получится. Я писал их для себя и не хочу, чтобы их видели зрители. Это излияние моей души. Знаешь, такое не демонстрируют открыто. Они созданы не для продажи. И мне не нужны сейчас деньги.

– Ты что, с ума сошел? – Грека от возмущения чуть не хватил апоплексический удар, – Как можно вообще такое говорить? Это святотатство. Как это может быть, что человеку не нужны деньги? Даже у Ватикана есть свой банк, и он активно работает на финансовом рынке. Ты что же, хочешь быть святее Папы? Я сделал тебя богатым человеком, так или нет? Так. Именно эти деньги обеспечили тебе возможность спокойно трудиться и самовыражаться, как ты говоришь. Много бы ты написал, если бы пришлось ночевать где-нибудь под мостом вместе с клошарами – этими парижскими бездомными? Или ходил бы на биржу труда после своей Сорбонны. Ты знаешь, какой сейчас высокий уровень безработицы среди молодежи во Франции? У людей с дипломами?

Он опять отхлебнул из солидной стеклянной емкости, пытаясь хотя бы слегка успокоиться и остыть. Несколько раз глубоко вдохнул, вытер пену с губ тыльной стороной ладони. Машинально выгреб арахисовые орешки из тарелки, потом недоуменно посмотрел на ладонь и стряхнул их обратно, вытирая пальцы от прилипшей соли. Затем продолжил, постепенно накаляясь:

– Извини за прямоту, но у меня нет другого выхода. На меня тоже давят. Есть несколько клиентов, которые хотят приобрести твои полотна. Очень хотят. И готовы вложить в это большие деньги. Очень большие деньги. Мы не можем себе позволить их упустить. И ты знаешь не хуже меня, что слава художника и мода на него переменчивы. Надо использовать ситуацию, пока она благоприятна для нас обоих. Кто знает, что будет завтра. Если ты перестанешь появляться на выставках, то о тебе просто забудут. И когда, пару лет спустя, ты опять захочешь выйти на сцену, мне вновь придется раскручивать рекламную компанию, чтобы тебя вспомнили. Да еще неизвестно, с какими результатами. Насколько я тебя знаю, ты же просто не сможешь жить без живописи. Ты рожден для того, чтобы быть художником. Ты уже наелся этого художественного дурмана, ты не сможешь с ним расстаться. Никогда! – Он закончил свою тираду с багровым от ярости лицом и вновь взялся за бокал.

– Не кипятись, Кристос. Я всегда буду тебе благодарен за помощь. И я не говорил, что собираюсь бросать работу. – Ференц пытался говорить максимально спокойно и убедительно, потирая щетину на подбородке. При скорости ее прорастания ему приходилось бриться по два раза в день. – И, пожалуйста, не надо искажать мои слова. Я не говорил, что больше не собираюсь выставлять свои картины. Я просто устал от тиражирования продукции для рынка. Мне надоел этот художественный конвейер. И, кроме того, я устал от богемной жизни. Устал от знакомств и пустых разговоров с людьми, с которыми мне не хочется знакомиться и общаться. С людьми, которые скупают картины, не жалея денег, хотя не могут отличить Гогена от Пикассо. Устал от пустой траты времени в ночных клубах, от бессмысленных светских раутов, от вливания в себя бесчисленных бокалов шампанского, которое совсем не люблю. Мне нужен отдых и возвращение к нормальной человеческой жизни. И к настоящему творчеству. Переход от поточной линии к штучному производству, выражаясь понятным тебе языком.

– А что плохого в красивой светской жизни, мой друг? – неожиданно спокойным голосом произнес грек, кося глазами на прошедшую мимо столика официантку, кокетливо улыбнувшуюся и игриво вильнувшую бедром. – Ты же помнишь нашу последнюю вечеринку после окончания выставки в Нью-Йорке. Мы тогда неплохо отдохнули.

– Это когда ты проснулся в номере гостиницы, лежа в обнимку с двумя юными блондинками? С девочками, годящимися тебе во внучки? Ты даже не мог вспомнить потом, как их зовут. Мне стыдно было глядеть в глаза твоей жены и моей матери, когда пришлось ей лгать о том, как прошла выставка.

– Ну что поделаешь, – философски заметил приемный папа. – Так уж устроены мужчины. Все время хочется чего-то нового, освежающего. Жизнь коротка, как и молодость. Все уходит в прошлое, в том числе и прекрасные женщины в твоей постели. Еще несколько лет, и у меня останется только память о них. Надо использовать эти последние возможности. И спасибо за прикрытие. Ты правильно сделал, ибо мы, мужчины, должны беречь психику близких нам людей. Кстати, ты по-прежнему занимаешься теннисом? Я еще пробуду в Париже несколько дней. Погоняешь меня по корту? Почувствуешь себя победителем. Это тебе в качестве психологической компенсации за уступку. Я у тебя, к сожалению, ни разу не выигрывал.

– Только на корте. Зато в остальных случаях…

В этот момент их прервали. Появился давно ожидаемый заказ вместе с парой новых бокалов пива. На блестящем металлическом подносе, над которым возвышались прелестные груди. Официантка лукаво улыбнулась мужчинам, переводя глаза с одного на другого. Инициативу общения с ней, естественно, моментально принял на себя старший. Он вытянул палец в сторону соседа по столу, фыркнул пренебрежительно и выдал шумную тираду на французском языке.

– Не обращайте внимания на моего друга, мой ангел. Он не по этой части. Готовится принять постриг и уйти в монастырь. Принял обет целибата, хотя я уговаривал его не делать этого. Сам лишил себя всех радостей. Правда, у него были для этого причины. Неудачно вел дела. Совершенно разорился. Так что даже этот обед оплачиваю я. А вот вы, как мне кажется, умеете весело проводить время. Я не ошибаюсь? Вы бы не могли показать мне ночной Париж? Я смогу удовлетворить любые ваши пожелания. Повторяю – любые!

Он обвел ее откровенно похотливым и многообещающим взглядом. Затем перешел на греческий, добавив при этом что-то смешное и, несомненно, еще более нелицеприятное для Ференца, чтобы наверняка избавиться от потенциального конкурента. Во всяком случае, девушка охотно смеялась его шуткам. И уже больше не обращала внимания на его более симпатичного спутника. Она поставила поднос на стол, так и не разгрузив его, и нагнулась к собеседнику поближе, позволяя ему разглядеть во всей красе свои несомненные достоинства. Грек тоже подтянулся к ней поближе и начал что-то вполголоса говорить, видимо, договариваясь о встрече.

Да, на этого сексуального и жизнерадостного монстра было трудно обижаться. Ференца порой изумляла его бесцеремонность и смелость в общении с женщинами любого возраста и внешности. Никаких комплексов неполноценности, стеснений и сомнений. Сплошной безостановочный натиск до полной сдачи красотки на милость победителя. В его любовной коллекции значились весьма известные дамы, не сходившие со страниц модных журналов и телеэкранов.

К счастью, интимно-деловой разговор быстро завершился, явно к удовлетворению обеих сторон. Мадемуазель разгрузила поднос, мило улыбнулась и направилась обратно к стойке бара.

– Надеюсь, Фери, ты не в претензии за некоторые мои высказывания. Ну ты же понимаешь, что это не всерьез. Небольшая игра. В твоем возрасте ты легко найдешь себе замену. Это я, можно сказать, с трудом доигрываю свой последний раунд.

– Ради бога, Кристос. Не надо извинений. Я привык. Это уже не в первый раз. У тебя просто слабость к отбиванию женщин, которые обращают на меня хоть какое-то внимание. Но сегодня я вне игры. Не то настроение. И не прибедняйся. С твоим здоровьем и кошельком ты еще весьма долго будешь пользоваться успехом у дам. И давай вернемся к нашему разговору, поскольку я все же хочу достучаться до твоего понимания.

– Да нет, пожалуй, не надо. – Кристос внимательно посмотрел на него своими проницательными глазами и усмехнулся понимающе. – Не надо. Я тебя понял. Судя по всему, ты влюбился. Раз тебя не интересуют женщины вообще, значит, тебя привлекает какая-то одна женщина. И, похоже, ты еще не добился у нее успеха. Что-то мешает. Пока ты не решишь эту проблему, нет смысла с тобой разговаривать. Ты слишком увлечен другим и утратил здравый смысл. Это характерно для влюбленных. Даже у меня такое было в молодости. К счастью, быстро прошло. Это как детская болезнь. Надо переболеть как можно раньше, чтобы потом в зрелом возрасте уже не мучиться. Ладно, некоторое время я еще могу подождать. Надеюсь, что твой любовный дурман вскоре рассеется и мы сможем вернуться за стол переговоров. Ну давай, принимайся за еду, пока не остыла. – И благодушно пошутил: – Не стесняйся, сынок. Когда еще удастся поесть досыта. Раз уж обещал перед дамой, так и быть, оплачу этот обед. Ты теперь должен экономить на всем, раз уж отказываешься от выгодных сделок. А женщины требуют инвестиций. – И он выразительно посмотрел в сторону стойки бара, откуда задорно улыбалась ему юная и аппетитная гречанка.

Кристель стащила с себя розовую кофточку и швырнула ее в корзинку для белья, отобранного для стирки. Затем повернулась и посмотрела на себя в небольшое зеркало в ванной комнате, в котором помещалось отражение ее головы и части груди. Зеркало отразило красивое и расстроенное лицо. Опять пришлось проторчать в офисе после официального окончания рабочего дня. И все из-за этой злобной и тупой грымзы, которая совершенно не умеет организовать свою работу. А может быть, специально пакостит. Сама ходит вечно насупленная, всем недовольная и предпочитает видеть такое же окружение.

Из-за этой твари она опоздала на встречу с Ференцем. Придется звонить ему и договариваться о переносе встречи или просто предупредить о том, что она задерживается. И опоздание получится весьма солидным. Не может же она отправиться к мужчине, не приняв предварительно душ, не переодевшись и так далее. А сколько времени придется добираться? Впрочем, он же у себя дома ожидает, а не на улице под часами. Ничего, потерпит. У него будет больше возможности подготовиться к своей роли педагога и наставника.

Кристель вытащила заколки из волос и тряхнула головой, позволяя своим длинным медовым локонам свободно скатиться вниз и рассыпаться по плечам. Что-то давно она не была у парикмахера. Кончики волос кое-где уже заметно посеклись. Да и однообразие прически, сделанной своими руками, изрядно приелось. Надо внести в нее свежую струю. Может быть, добавить элемент чарующей небрежности и асимметрии… Но это сможет сделать только профессионал. К сожалению, своего доверенного парикмахера у нее не было. Придется заимствовать у подруги, когда она вернется из очередного полета.

Лицо тоже какое-то бледное и усталое. Придется поработать с макияжем. Хотя вначале надо все же принять душ и одеться. Выбор одежды можно продумать во время мытья. Так, прикинем расписание. Пять минут на душ, десять минут на одевание, пять минут на парфюмерию и макияж…

Она вышла на улицу всего через полчаса после своего прибытия с работы. Настоящий личный рекорд. Жаль, что в квартире у нее нет телефона. Придется звонить с улицы, из автомата. Или вообще обойтись без звонка. И посмотреть на его реакцию при встрече…

Ференц опять открыл дверь сам, и непроизвольная улыбка появилась на его лице. Кристель была очаровательна. Стройная фигурка облечена в ловко сидящий джинсовый костюм. Под расстегнутой курткой – голубая кофточка из тонкой шерсти, плотно обтягивающая упругие груди. На ногах замшевые туфельки, тоже голубоватые, в тон кофточке. Шелковистые волосы крупными локонами спадают на плечи. И все это освещают огромные, широко распахнутые глаза цвета натурального шоколада, оттененные длинными бархатистыми ресницами. Слегка смущенные и одновременно радостно-доверчивые…

– Привет, Кристель. А я уже заждался.

– Извините, Ференц, за опоздание. Задержали на работе. Но я торопилась. Даже не успела перекусить. А мы сегодня будем заниматься живописью? Или опять только разговорами?

– Ну что вы. Извиняться совершенно не за что. Главное, что вы пришли. Я очень на это надеялся. – Он опять улыбнулся, и как будто ласковый огонек зажегся в ночи. От этой улыбки сразу забывались все беды и горести. – Я же дома и все равно ничем особенным сегодня не занят. А насчет того, чем мы будем заниматься… Сейчас вместе решим. Я за гибкость в творчестве и в жизни. Не люблю чрезмерно жесткое планирование. Кстати, ваша фраза насчет «не успели перекусить» натолкнула меня на мысль. А не пройти ли нам сразу в кухню? Я уже начал готовить. Кстати, как нога?

– Ничего, уже в порядке. Могу бегать. А вы что, опять остались без слуг? Или вы их специально отсылаете на время моего появления? – спросила Кристель, нарочито хмуря брови.

– Нет, это просто совпадение. Из меня неважный повар и официант, так что я бы не стал рисковать. Ладно, идемте. Не буду томить вас у входа.

Они быстро добрались через анфиладу комнат до святая святых любой женщины, ее главного владения в доме – до кухни. Кухня во многом характеризует хозяйку дома, ее привычки и уровень порядка. Но сейчас речь шла о мужчине, и гостье было интересно, в какой степени все это распространяется и на сильный пол.

На мраморной поверхности разделочного стола, рядом с двумя кристально прозрачными стеклянными бокалами и пестрой деревянной коробочкой с турецкими сластями стояла бутылка шардонэ.

– Бокал вина? – предложил Ференц.

– Нет, спасибо. Чуть попозже. – Кристель скользнула взглядом по огромной кухне, оборудованной по самому последнему слову современного дизайна.

Мраморный пол в черно-белую клеточку, начищенные до блеска разнокалиберные медные сковородки, набор кастрюль из «нержавейки», электрическая печь и мойка для посуды, отделанные тем же металлом, с вытяжным устройством над ними. Идеально чистые поверхности столов. В общем, безукоризненный порядок.

И это в отсутствии прислуги! Непостижимо многоликая личность! Может быть, он еще и великий талант в области кулинарии? Сейчас это не помешало бы. Торопясь на встречу, она осталась без ужина. А вино и сладости трудно назвать приличным угощением для голодного человека. Наверное, хозяин считает, что это типично женская еда. Ой, не прав он, совсем не прав. Солидный кусок хорошо прожаренного мяса с гарниром из отварного картофеля и зеленый салат с майонезом были бы весьма удачным дополнением к бутылке ароматного вина.

Может быть, самой намекнуть ему на это? Например, предложить помочь с приготовлением ужина, включив в него желаемый ассортимент блюд. И проследить за тем, чтобы объем пищи на тарелках не носил чисто символический характер.

Да, кстати, непонятно, а зачем вообще вино. Он что, собирается ее сегодня споить? С соответствующим продолжением общения… Нет, все же надо самой проявить инициативу. Как говорится, если сама о себе не позаботишься – то кто же? Заодно не мешает прощупать его намерения.

– Очень красивая коробка? Кто-нибудь подарил? – Она кивнула на коробку со сладостями.

– Почему же? Это я сам приобрел. Знаете, у некоторых народов принято начинать трапезу со сладостей… – Он заглянул в ее голодные глаза и пожал плечами. – Но мы все же европейцы, так что, пожалуй, могли бы изменить этот ритуал. Лучше начать с чего-нибудь более существенного.

– Я не против, Ференц. Вы просто угадали мое желание. У меня что, очень голодный взгляд?

– Нет. Или, во всяком случае, вы это скрываете. Но об этом нетрудно догадаться. И, кроме того, мой священный долг, как хозяина, проявить гостеприимство. Тем более, когда речь идет о даме. Однако потребуется некоторое терпение с вашей стороны и ваша помощь. Боюсь, что я не слишком хороший кулинар. В последние годы питался в основном за пределами дома и немного отвык от домашней еды и кухонных инструментов. Так что рассчитываю на ваше содействие. Заодно и меню сами подберете. Надо посмотреть, что еще осталось в холодильнике. К сожалению, его содержимое уже несколько дней не пополнялось. Я не аскет, но и не привередлив в еде.

– Ничего. Я тоже из этой же категории людей. Да и работа оставляет мало времени на увлечения кулинарией. Чаще обхожусь посещением бистро по дороге домой. Готовлю только по выходным дням, если не считать кофе с бриошами по утрам. Давайте посмотрим, что можно быстро приготовить из ваших запасов.

Она заглянула в холодильник и некоторое время добросовестно изучала его содержимое. Затем повернулась к хозяину и спросила.

– Ференц, вы когда-нибудь жили в англоязычных странах?

– Да, конечно. В США. Несколько лет прожил в Нью-Йорке. И много раз был в Англии, Канаде и Австралии. А что?

– Ну, в таком случае, я полагаю, вы не англофоб. Из того, что есть внутри, можно быстро приготовить традиционное английское блюдо – яичницу с беконом. Кроме того, нарежем сыр, сделаем салат из помидоров и откроем баночку тунца или сардин. Вас устроит такой ужин?

– Да, вполне. Чудесный выбор. И, главное, не потребуется долго возиться. Могу взять на себя открытие банок и салат.

– Вот и чудесно. Кстати, яичницу из скольких яиц предпочитаете? Пару дюжин хватит? – пошутила Кристель. – Правда, здесь столько не наберется.

– Выкладывайте на сковородку все, что есть, – весело предложил Ференц. – А какой сыр порезать? Насколько я помню, там оставался рокфор, камамбер и козий сыр.

– Я предлагаю провести дегустацию всех трех сортов, если вы не против. А где устроимся?

– Наверное, лучше прямо в столовой, рядом с кухней, чтобы далеко не ходить. А кофе и вино можно будет захватить в мастерскую. Мне нравится там сидеть. Люблю рассматривать картины мастеров на стенах. Люблю запах полотен, красок и даже растворителей. Нередко это пробуждает вдохновение. Рождает новые образы и сюжеты. Особенно при свечах. Видимо, пляшущие язычки пламени, игра света и теней на полу и на стенах оживляют воображение.