Текст книги "Под небом Парижа"

Автор книги: Мелани Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Он задумался, затем отпил глоток вина и продолжил:

– Есть и другая сторона вопроса. Вполне конкретная. Я о вашей картине. Когда вы впервые появились в моем доме, я не знал, на что вы способны. Тогда я просто хотел помочь человеку найти себя. А теперь я вижу гораздо больше. Я профессиональный художник, давно вращаюсь в мире живописи. И смею заверить, что многие профессионалы отдали бы все, что угодно, за то, чтобы суметь создать нечто подобное. У вас талант. Настоящий врожденный талант, от Бога. Такой не приобретешь никакими занятиями. И, как ни странно, у вас блестящая техника живописи. Даже не знаю, откуда это взялось. Если бы я не видел это собственными глазами, я бы не поверил. Такое мастерство во владении кистью достигается годами тяжелой работы. И чтобы такое смог продемонстрировать новичок? Просто невероятно. Вас ждет великолепное будущее, если вы пойдете по этому пути. Поверьте – это не комплимент красивой женщине. Это серьезная профессиональная оценка и прогноз.

– Вы хотите сказать, что у меня есть определенные способности? Допустим, это так. Получилось более или менее удачно, на первый раз. Но что из этого следует? Какое это отношение имеет к моей работе и к моему будущему? Вы что предлагаете? Бросить все и заняться живописью? Но на что я буду жить? Ночевать под мостами или на лавочках в парках вместе с бездомными и отверженными обществом людьми? Пить воду из фонтанов и питаться гнилыми овощами из мусорных баков? А собранные на милостыню деньги тратить на кисти и краски? И творить, творить, день и ночь. До тех пор, пока не придут известность и деньги. Знаете, я не такая наивная. В этом мире очень сложно пробиться без соответствующей поддержки. По крайней мере, на первых порах. Я не могу в одночасье превратиться в известного профессионала, за картинами которого будут охотиться богатые покупатели.

– Я это понимаю не хуже вас, Кристель. Правда, не все так мрачно выглядит, как вы рисуете, когда речь идет о подлинном таланте, а не о подмастерье или простом ремесленнике в живописи. И у меня как раз есть для вас деловое предложение.

– Любопытно узнать – какое? Надеюсь, ничего сомнительного?

– Нет, конечно. Ну, может быть, это потребует несколько расширенного и гибкого взгляда на проблему.

– О чем это вы? – тут же насторожилась Кристель.

– Итак, я уже говорил о том, что вы вполне могли бы стать профессиональной художницей, отказавшись от унылой и бесперспективной работы. У вас есть для этого все, кроме одного. Необходимых средств на первый период. Только это удерживает вас от решительного шага. А психологически вы к этому уже готовы. Я правильно формулирую?

– В принципе, да. Теоретически. Но, не решив материальные проблемы, я не могу рисковать. Я бы не хотела после неудачного замужества еще и упасть на социальное дно.

– А если бы я смог предоставить вам гарантии?

– В каком виде? И что это от меня потребует?

– Ничего сложного не потребуется. И ничего недостойного для вас. Это моя первая гарантия. – Он на некоторое время задумался, явно подбирая слова. – Я бы хотел выступить в роли вашего спонсора и учителя. На первое время. Пока вы не оперитесь окончательно, чтобы взлететь самостоятельно в небо. Вы можете даже переехать ко мне в дом. Так будет удобнее и для занятий и для вашей творческой работы. Не бойтесь. Я не приглашаю вас в содержанки. Вам не придется в качестве платы делить со мной постель. – Он опять немного помялся, но потом все же застенчиво добавил: – Если, конечно, вы сами этого не захотите. В общем, речь идет только о вашей работе. Для вашего успокоения я даже могу представить смету расходов. Оплатите потом, после того, как станете обеспеченной знаменитостью. Я понимаю, что вам трудно сразу принять решение. Я не тороплю. По крайней мере, не отказывайтесь сразу. Подумайте.

Про постель он мог бы и не упоминать, подумала Кристель. В случае постоянного проживания в его доме это практически неизбежно. Ни одна женщина в мире не смогла бы устоять перед его обаянием. А вслух произнесла:

– Ну что ж. Спасибо за предложение. Я подумаю. Особенно насчет переезда в ваш дом. Мне все-таки представляется это преждевременным. Тем более что я уже оплатила свое жилье за три месяца вперед, так что выселение в ближайшее время мне не грозит. Мне было бы удобнее просто приезжать к вам для работы. Ну… и есть еще один вопрос. Я и так доставляю вам слишком много хлопот. У вас же есть и какая-то собственная личная жизнь… – Она испытующе посмотрела ему прямо в глаза. – Мне бы не хотелось столкновений с вашими поклонницами, особенно на вашей территории.

– Насчет этого можете не беспокоиться. Таковых на данный момент нет. По крайней мере, в моем доме. И давно.

– Я вам сочувствую, – слегка насмешливым, но довольным тоном отреагировала Кристель. – В таком случае, как я полагаю, мы уже обсудили основные проблемы. Мне только по-прежнему непонятно, к чему было так спешить? Мы вполне могли бы поговорить на эту тему позднее.

– В таком случае, – отпарировал собеседник, – будем считать, что я просто соскучился. Не видел вас целых два дня и начал тосковать. Я художник, привык порой действовать спонтанно и иррационально. Руководствуясь чувствами, а не разумом. Боялся, что у вас появятся другие предложения. Что кто-нибудь вас перехватит в последний момент. Или найдете себе какое-нибудь другое занятие, помимо живописи. Такая версия событий вам нравится?

– Последнее совершенно исключено. – Она решительно помотала головой. – Только не это. С живописью расставаться я не собираюсь. А вот о продолжении работы в страховом бизнесе мне надо подумать… Кстати, мне нужен ваш совет. Извините, что перегружаю своими проблемами, но в данный момент я могу обсудить это только с вами.

И Кристель начала пересказывать ему суть случившегося сегодня. О своем конфликте с мадам Барбару. Она поняла, что ей надо обязательно высказаться и с кем-то посоветоваться. Получить моральную поддержку и практический совет. С сотрудниками об этом откровенно не поговоришь. Побоятся потерять собственное место и возможность карьерного роста.

Ференц внимательно и сочувственно выслушал, не перебивая, все, что ей хотелось высказать. Все, что накопилось в ее душе. А потом просто и как-то буднично подвел итог:

– Мне кажется, это даже к лучшему. Этот конфликт поможет вам принять правильное решение, о котором мы только что говорили. Не бойтесь решительных поступков. Я на вашей стороне. Еще раз повторяю, что обещаю помочь вам найти правильное место в этой жизни, соответствующее вашим дарованиям и наклонностям. Давайте выпьем за ваше новое умение самой определять свою жизнь. За вашу смелость и за ваш талант!

5

Кристель сидела на траве, рядышком с Ференцем, под раскидистым дубом, возвышавшимся во весь свой исполинский рост среди более молодых деревьев. Воздух был напоен запахом полевых и садовых цветов, разбросанных по всему окружающему их пространству – желтые и фиолетовые крокусы, голубые колокольчики и благородные тюльпаны. И много других, чьи названия она даже не знала. Их разноцветные головки весело качались, обдуваемые теплым ветерком, напевая в унисон свои беззвучные чарующие песни.

Какая идиллия. А ведь возможно, подумала она, когда-то здесь была священная роща древних галлов. И друиды приносили под этим деревом свои кровавые жертвы, вставляя отрезанные головы в специальные каменные хранилища-алтари и развешивая обезглавленные тела на ветках этого священного дуба для пропитания мудрых воронов. Она невольно поежилась, представив себе эти мрачные сцены, и даже машинально привстала с земли, слегка согнувшись, как будто опасаясь, что вот-вот коснется головой чего-то ужасного, свисающего сверху. Но тут же встряхнулась, приходя в себя и возвращаясь на прежнее место. Что за нелепые фантазии. Конечно, она не ботаник, но и без этого не сложно определить, что дерево не может быть столь древним. Так долго даже деревья не живут. В лучшем случае, под этим дубом мог отдыхать Наполеон, сидя на складном походном стульчике и обдумывая план очередной военной кампании. Надо быть оптимистичней и думать только о хорошем, тщательно охраняя себя от негативных воздействий, тем более со стороны собственного сознания.

Она оглянулась на Ференца. Тот мирно дремал, вытянув на траве свои мускулистые ноги, опершись спиной о тот же ствол дуба и слегка привалившись плечом к ней. Спокойное, безмятежное лицо, как у младенца. Или как у спящего принца. Лишь ресницы слегка подрагивают и чуть раздвинуты в улыбке кончики губ. Видимо, смотрит какой-то приятный летний сон, бестрепетно доверив охрану своей священной персоны этому дереву и даме. Впитывает животворную энергию сразу от обоих.

Наставник вытащил ее на природу, чтобы учить рисовать пейзаж, хотя ей это не очень нравилось. Все же портреты ее больше привлекали. Но патрон настоял на том, что без этого не обойдешься. Это расширит диапазон ее цветового восприятия и гамму сюжетов. Мол, пригодится на будущее, хотя бы в виде фона для портретов. Намекнул даже, что было бы неплохо, если бы она сделала серию скетчей о Париже. Наиболее характерные достопримечательности города и сценки из уличной жизни. Чтобы оценить ее умение выбирать тему и ракурс. И вообще, нельзя фиксироваться на какой-то одной теме, ибо это быстро перейдет в конвейерную систему и простое ремесленничество, а в перспективе и к вырождению творчества.

Маэстро, конечно, виднее, хотя у каждого должен быть свой путь в творчестве. Впрочем, может, он и прав. В любом случае, пребывание на свежем воздухе идет ей на пользу. Особенно в такой приятной компании. Немного устали глаза и слегка ломило спину после двухчасовой непрерывной работы. Так что она вполне заслужила право на продолжительный перерыв. Но главным было желание просто побыть рядом с этим человеком, расслабиться, погреться на солнышке, послушать шелест ветра в листьях деревьев, нежное щебетание птиц и веселое стрекотание кузнечиков в траве.

Рядом лежал альбом для рисования с мастерски сделанными набросками и несколько карандашей, выпавших на траву. Перед выездом на природу мэтр сказал, что карандашные наброски – это хороший вид творческих упражнений. Для любой категории художников, а не только начинающих. И пока она работает кистями, он тоже будет заниматься своим развитием и совершенствованием, как бы подавая ей личный пример. Вначале он, действительно, пытался что-то изобразить в альбоме, пока убаюкивающее очарование природы не возобладало над этим мощным телом.

Кристель взяла в руки один из карандашей и покатала его в пальцах. Затем провела рукой по гладким, матовым страницам альбома для рисования. Приятно было держать в руках что-то материальное, чувствуя не только текстуру, но и внутреннюю суть, как бы душу вещей. Это проявилось у нее еще в детстве. Всегда ходила с занятыми чем-нибудь руками. Например, ей очень нравилось разминать пальцами глину. А сейчас, глядя на спящего мужчину, ей почему-то очень захотелось ощутить в своих ладонях маленькую, теплую, доверчивую ладошку ребенка. Малыша, мальчика, черноголового и черноглазого, похожего лицом на этого гиганта под деревом. Она даже вздохнула, представив себе маленькую фигурку, удобно устроившуюся у нее на коленях. Рядом со спящим отцом…

Внезапно ее мечты были прерваны добродушным голосом.

– В чем дело, мадам? Решили сменить сферу деятельности? Поменять кисть на карандаш? Лишить меня славы лучшего рисовальщика в окрестностях этого дуба? – В его веселых глазах, как зайчики на лужайке, прыгали искристые смешинки. – Или что-то еще замышляете, более ужасное? Может быть, поделитесь? Или это страшная женская тайна?

Да, тайна в ее мечтах действительно присутствовала, поскольку говорить об общих будущих детях с художественным наставником, пожалуй, было рановато.

– Да нет, какие у меня могут быть от вас тайны. – Эта фраза прозвучала у нее довольно искренне. – Вы же сами запретили даже думать о такой вольности. Как только появится в закоулках сознания какая-то мыслишка, приказано сразу же ее выносить наружу, как на подносе. Для совместного и откровенного обсуждения. Я правильно интерпретирую ваши наставления?

– Ну есть, конечно, кое-какие передержки и инсинуации. Но в целом идея трактуется достаточно правильно. Итак, я весь внимание.

– Боюсь, что мне нечем вас особо порадовать или удивить. Я думала просто о… – На секунду она замялась, что не ускользнуло от слуха чуткого маэстро.

– Похоже, вы все же думали о чем-то личном. И не хотите делиться этим со мной.

– Нет, нет, ничего личного. Обычные, незатейливые размышления горожанки на лоне природы. О красоте окружающего. В повседневной суете этого не замечаешь. В основном смотришь под ноги, чтобы не упасть, и иногда, мельком, вдаль, для общей ориентации. Видишь тротуары и ободранные носки туфель, слышишь клаксоны автомашин, вдыхаешь запах бензинового перегара. А зелень листвы и голубизна неба, пение птиц и аромат цветов как-то ускользают. Теряется перспектива, все слишком приземлено и буднично. Вместо романтического полета в прозрачной вышине, на распростертых крыльях – безрадостное ползание по житейской грязи на животе, как сороконожки.

– О, какой у вас сегодня пессимистический философский настрой, – сонно-добродушным голосом прокомментировал ее тираду собеседник. – Наверное, вы просто перетрудились. Моя вина, мой недосмотр – мне и исправлять. Я знаю хороший способ снять вашу меланхолию. – Он оторвался от ствола дуба и потянулся в сторону корзинки с нехитрой провизией, которую прихватил с собой. К тому же сам собрал и приготовил все эти продукты для походной трапезы.

Из корзинки, слегка прикрытой салфеткой, торчало горлышко бутылки из темного стекла и рядом с ним пластиковая упаковка минеральной воды. На дне корзинки лежали свертки с бутербродами. Однако есть не хотелось. Кристель выпила только несколько глотков воды и с трудом прожевала бутерброд с венгерским салями, да и то лишь затем, чтобы не обидеть Ференца, который решил приобщить ее постепенно к национальной мадьярской кухне. Так сказать, в рамках культурного обмена. По крайней мере, что такое венгерский гуляш, огненно-красный от жгучего перца, и сколько вина требуется, чтобы погасить пламя в желудке после его употребления, она уже хорошо знала на собственном печальном опыте.

В воздухе уже заметно парило, а небо над ними постепенно застилала грозовая туча. Надо было бы вернуться к машине, пока они не попали под ливень. Но лень было вставать, собираться и тащиться куда-то. Да и не хотелось самой проявлять инициативу. Слава Богу, в данный момент есть кому решить эту незатейливую житейскую проблему, так что зачем утомлять собственные мозги и насиловать волю. В присутствии этого мужчины она чувствовала спокойствие и уверенность за будущее, сладостную возможность передоверить ему решение всех своих проблем.

Конечно, доверять ему настолько, чтобы переехать в его дом на постоянное жительство, она все же не стала. Хватает и того, что она там задерживается допоздна, в основном, естественно, в мастерской или в отведенной ей для работы и отдыха комнате, наедине с красками, холстом и кистями. Хозяин дома особо не докучал своим присутствием и излишними разъяснениями. Давал почти полную свободу творчества. Так, иногда, конечно, вносил кое-какие коррективы в ее работу. Но ненавязчиво, очень деликатно, в мягкой форме. Мол, мне кажется, что так будет выглядеть лучше. Но смотрите сами. Если не нравится, то уберите. Или просто ограничивался словесными предложениями, если идея была и так понятна. А принимать их или нет – оставлял на ее усмотрение.

В основном, его учительство сводилось к тому, чтобы единственная, зато очень способная и симпатичная ученица была своевременно накормлена, напоена и полностью обеспечена материалами для работы. Если не считать, конечно, того, как искусно он создавал творческую обстановку вокруг нее, как целительно и вдохновляюще воздействовал на нее своими беседами обо всем и ни о чем во время перерывов в работе, во время еды и кратких прогулок по примыкающим к его дому улочкам. Давал и ей возможность для самовыражения не только на полотне, но и в словесной форме. Правда, откровенность во время этих бесед по-прежнему присутствовала в основном с ее стороны. Для нее его жизнь оставалась загадкой.

В данный момент ее загадочный патрон что-то не торопился со сборами. Он опять вернулся в исходное положение, прислонившись спиной к дубу, и молча сидел рядом, с закрытыми глазами, хотя, вроде бы, уже не спал. Видимо, тоже наслаждался редким общением с природой…

Кристель вспомнила вдруг свою последнюю беседу со своей, теперь уже бывшей, руководительницей. Сразу после того, как она рассталась с Ференцем у входа в здание, Кристель поднялась в офис мадам Барбару, готовая к самой жесткой форме разговора, полная решимости дать достойный отпор. Собственно говоря, успокаивала она себя, что я теряю, кроме своих цепей. А приобрести можно многое. К такому умозаключению ее все время подталкивал Ференц. В конце встречи даже нехотя выдавил из себя, что, на крайний случай, если она все же откажется от карьеры художника, он сможет подобрать ей более приличное место работы. Правда, не стал уточнять, в какой области. Интересно… Может быть, в качестве своего личного секретаря и домоправительницы?

В любом случае, конструктивного сотрудничества с мадам у нее все равно не получится. Видимо, она просто одним своим молодым, цветущим видом вызывает раздражение патронессы.

Разговор, как и предполагалось, сразу пошел на повышенных тонах. Причем патронесса чуть не лишилась дара речи от наглости подчиненной, посмевшей ее перебивать и даже повысившей на нее голос. Кристель знала, что добром эта беседа все равно не кончится. Ей надо просто разрядиться, высказать все, что наболело, и громко хлопнуть дверью на прощание, отдав себе отчет в том, что в сфере страхования ей работать уже не придется. Как она подозревала, существует негласный «черный список», в который она неизбежно попадет как «строптивая и скандальная личность, не заслуживающая доверия». Уж мадам Барбару постарается, характеризуя ее, не пожалеет черных красок.

Черт с ним. Будем надеяться на то, что в мире художников рекомендации от прежнего работодателя не требуются. Достаточно будет ее собственных картин и характеристики ее учителя. Или упоминания его имени. Ученица мэтра Рокаша. Очень способная и перспективная…

К концу разговора Кристель вдруг как-то сразу успокоилась и остыла. Ей даже смешно было смотреть на трясущуюся от гнева мегеру, захлебывающуюся слюной и злобой. Она не отказала себе в удовольствии несколько затянуть общение, хотя могла бы сразу прервать бессмысленные словоизлияния взбешенной патронессы, заявив о своем собственном желании уйти с этой работы, весьма удачно совпавшем с пожеланием руководства. Но когда еще представится такая редкая возможность высказать человеку, который тебе не нравится, прямо в лицо и не выбирая выражений, почему именно он тебе не симпатичен. А в завершение заявить, что по причине вышесказанного не имеет больше желания оставаться у нее в подчинении и вообще работать с ней на одном этаже, в том же здании и даже в одном учреждении.

Хорошая была встреча. На всю жизнь память останется. У обеих. Правда, очень разная по впечатлениям.

Глубоко погрузившись в свои мысли и воспоминания, она даже не поняла вначале, почему вдруг почувствовала влагу на своих вытянутых на траве ногах. Подняла глаза к небу – и все стало ясно. Опять повторялась сцена встречи с разбушевавшейся стихией. Только на этот раз она встретила ее не одна. В сопровождении надежного рыцаря. Который, правда, как выяснилось, по прежнему пребывал в безмятежности и даже подремывал. Устроился уютно рядом с нею, расслабился, пригрелся, разморило на солнышке. Еще бы. Он же мастер, учитель. Ему не надо самому краски мешать и кистью водить.

Пришлось довольно невежливо толкнуть его локтем в бок, чтобы привести в движение. Правда, реакция у него была отменная. Тут же вскочил и галантно протянул ей руку, помогая встать. Собрал и сложил моментально все художественные принадлежности. Кристель подхватила корзинку с едой, и они направились ускоренным шагом, почти бегом, напрямик, по траве, в сторону оставленной автомашины. К его ярко-красному «альфа-ромео». И тут это случилось.

Кристель в спешке поскользнулась на мокрой траве и, зацепившись ступней за корень дерева, со всего маху, очень неудачно, с поворотом, грохнулась о землю. С тем же результатом, что и после приземления в яму возле станции метро. На ту же ногу, как специально. Похоже на растяжение связок. Вторичное растяжение и за столь короткий промежуток времени. Так ведь и без ноги можно остаться, мысленно отругала она себя.

Пришлось бросить корзинку и мольберт. Ференц вернется за ними потом. Сейчас он был занят главным. Подхватил ее на руки, легко, как пушинку, и помчался, словно молодой олень, под укрытие автомашины. Оставил Кристель на несколько минут на заднем сиденье, естественно, после ее заверений в том, что все нормально, ничего страшного. Затем бросился опять под дождь, чтобы захватить предметы искусства.

Ей было приятно, что выбор между бездушными инструментами и человеком, который оживлял эти предметы, был сделан в ее пользу. Видимо, это был психологически нелегкий шаг для художника. Надо было вдеть его лицо, когда он помчался за оставленными вещами. Или она просто стала мнительной и придирается к людям понапрасну? Да и, потом, что поделаешь. Ничто не идеально в этом мире.

Великий художник, наставник и рыцарь отвез ее к себе домой. Несмотря на ее протесты, которые, откровенно говоря, были довольно слабыми и неубедительными. Носили явно формальный характер. Ее соседка по квартире отсутствовала, так что заботу о больной ноге возложить было не на кого. Кот до утра вполне продержится на оставленных ему запасах еды и воды. Можно будет позвонить консьержке и попросить ее позаботиться о животном до ее возвращения. Тетушка Жозефина иногда оказывала ей такую любезность в прошлом. У нее самой было две кошки, кстати, близкие подружки любвеобильного Роланда. И уж совсем на крайний случай можно было попросить ее спасителя проявить еще большее благородство и взять на себя также спасение от голодной смерти ее близких в лице очаровательного кота. Приютить его на время в том же помещении, что и хозяйку.

Ференц оказался весьма способным не только в области терапии души, но и тела. Осмотрел ногу и сделал перевязку тут же в машине, а дома даже сделал ей обезболивающую заморозку ноги. Нашел в своих запасах ампулы с новокаином и снотворное. Сделал все грамотно. Притащил даже старинную трость, весьма красивую, с затейливой резьбой по дереву и набалдашником из серебра и слоновой кости в виде львиной головы. С такими тростями, наверное, ходили парижские франты в девятнадцатом веке. Накормил, напоил и уложил спать в гостевой комнате.

Кристель побаивалась, что он примостится рядом, как бы для охраны ее ночного покоя, и даже приготовилась сопротивляться. Но он ограничился словесным пожеланием скорейшего выздоровления и спокойной ночи. Пообещал вернуться утром и повелел без стеснения вызывать его ночью, если больная почувствует ухудшение. Кроме того, нашел для нее в своих запасах банный халат и выделил одну из своих рубашек для импровизированной замены ночной сорочки.

В общем, если Кристель вначале боялась нежелательного развития контакта, то после его ухода почувствовала разочарование. С этим легким разочарованием она и заснула, проспав безмятежно до утра. То ли целитель оказался весьма хорошим. То ли снотворное оказалось слишком сильным.

Дверь в спальню слегка приоткрылась, и в нее осторожно просунулась мужская голова. Убедившись, что гостья проснулась, Ференц уже уверенно вошел в комнату, держа в руках поднос, уставленный принадлежностями для легкого завтрака.

В центре красовался кофейник с примкнувшими к нему двумя чашками, сахарницей и молочником. Комплект дополняли соломенная корзинка с булочками, масленка и вазочка с джемом, похожим на вишневый. Кофе источал приятный аромат.

Ференц опустил поднос на небольшую прикроватную тумбочку и присел рядом с Кристель.

Она неожиданно почувствовала, как по телу прокатилась горячая волна. Хотя он даже не коснулся ее и ничего не сказал. Хватило одного его присутствия и взгляда для такого магического воздействия. Мощный, уверенный в себе, мужественный, сексуально привлекательный. Настоящий мужчина, созданный природой для того, чтобы творить и любить. На этот раз одетый в белую шелковую пижаму с каким-то иероглифом на груди. И опять босиком. Это на его языке символов и жестов могло означать, что человек в белом обещает говорить правду и только правду. И того же требует от нее. Очередной исповеди. Вот только на какую тему?

Он протянул руку к ее голове, молча коснулся волос и начал задумчиво наматывать одну из прядок на палец. Затем так же, не спеша, размотал в обратную сторону. И только после этого прервал несколько затянувшееся молчание. Голос был по-утреннему сонный, ленивый и с хрипотцой.

– У вас замечательные волосы. И на вид, и на ощупь… – Затем, без всякого перехода, деловито спросил: – Ну как нога? Не очень болит?

– Так, слегка ноет. Но ничего серьезного. Исцеление идет быстрым ходом. Просто поразительно. Впрочем, ничего удивительного, у меня такой чудесный доктор. Вы просто кладезь талантов. Особенно вам удается спасение пострадавших дам.

– Ну-ну, не перехваливайте. А то у меня закружится голова от избытка лести, и я потеряю связь с реальностью. Начну терять квалификацию и объективность в самооценках. Кстати, я спасаю не всех женщин, а только некоторых. По правде говоря, вы первая. Не хочу сказать, что я такой черствый. Просто как-то не представлялось случая. А вот животным больше повезло. Я лечил в детстве кошек и собак. Перевязывал им хвосты и лапки и кормил таблетками. То ли сам мечтал стать врачом, то ли родители это внушали. Сейчас уже трудно точно сказать. Во всяком случае, родители хотели, чтобы я занялся медициной, когда подрасту. Но не получилось. Обстоятельства помешали. Кстати, надеюсь, вы не специально это сделали, чтобы проверить мои способности?

– Нет, что вы. Это было бы слишком жестоко по отношению к себе самой. Я нормальная женщина. У меня достаточно развит инстинкт самосохранения. Да и рисовать будет сложно.

– Ну ладно. Это успокаивает. Не хотелось бы, чтобы мой дом превратился в клуб самоубийц. – Он притворно вздохнул с облегчением. – Значит, вы вполне дееспособны, как я понял. Бодры и свежи и готовы трудиться.

– А что вы имеете в виду под словом трудиться? – нарочито обеспокоенно спросила Кристель. – Что вы предлагаете?

– Вам пора вставать. Могу предположить, что ваше пребывание здесь на некоторое время затянется. Если вы, конечно, не будете слишком категорично возражать. Хотелось бы, чтобы это время было использовано с максимальной пользой, раз уж так получилось. На это время я предлагаю жесткий график. Вставать в определенное время каждый день. Работать ежедневно не менее восьми часов. Не обязательно для этого стоять. Работать можно и сидя, и лежа. Особенно с карандашом. Вам это тоже не повредит, полезно для совершенствования техники рисунка. Без самодисциплины не может быть художника. Иначе быстро разленитесь при переходе на свободный режим после работы в компании. Потеряете кураж и целеустремленность. И все остальное. Тогда опять придется возвращаться в наемное рабство, на службу.

Кстати, я, пожалуй, выделю вам отдельное помещение для работы. Рядом с моей мастерской, для удобства общения. Чтобы мы могли ходить друг другу в гости, – пошутил он. – Поставим вам там все необходимое для работы. Если захотите сохранять свои работы в тайне, могу дать честное слово, что не буду подглядывать. Передам вам ключ от комнаты. В этом доме много свободных помещений, так что это меня не стеснит.

– Спасибо за личную мастерскую. Давно об этом мечтала. Надеюсь, мебель для отдыха там тоже будет? Учитывая мое физическое состояние.

– Да, безусловно. Вне всякого сомнения. Диван, кресло, стол. Я же все-таки буду к вам иногда заходить. На правах вашего наставника и хозяина дома. С вашего, конечно, позволения.

– Считайте, что оно у вас есть. И надеюсь на ваше честное слово. Мне бы не хотелось подвергаться преждевременной критике, по крайней мере, до завершения работы. Но вот насчет того, чтобы взяться за работу прямо сейчас? Ну… не знаю. Не успела бедная девушка проснуться, как ее уже начали запугивать. Жаль, что мы не договорились заранее по этому вопросу. Я могла бы притвориться умирающей. По крайней мере, я очень надеюсь, что ваша роль тирана и палача не доставляет вам удовольствия.

– Нет, конечно. Поверьте, я делаю это с болью в сердце, – подхватил ее шутку Ференц. – Для вашей же пользы.

– Так все учителя говорят, когда мучают учеников на экзаменах и уроках. И еще добавляют, что те им за это будут потом благодарны.

– Спасибо за подсказку. Я как раз именно это и хотел добавить. Вы просто меня опередили. Рад тому, что мы понимаем друг друга с полуслова. Приятно иметь дело со столь способной ученицей.

– Так значит, я все же не дождусь от вас никакого снисхождения?

– Ну что вы. Вообще-то я противник послаблений. Но для вас мы сделаем исключение. Во всяком случае, на сегодня. Кстати, я могу на этот период подобрать для вас более посильное занятие. Вы могли бы поработать моей натурщицей. Не пугайтесь. Я пишу женщин одетыми. В том наряде, какой больше всего идет моим заказчицам. Вы можете сами придумать, во что вас нарядить на портрете. Часть дня поработаете на себя, часть дня – на меня. Как вам такая перспектива?

– Ну что ж. Это предложение мне подходит. Я готова поработать натурщицей в качестве платы за проживание и питание. Могу даже позировать в бикини, чтобы облегчить вам зарисовку деталей.

– Это хорошо. Я вижу, что налицо полное взаимопонимание. Можно сказать, что взаимовыгодное сотрудничество уже налаживается. К дому, я полагаю, за предыдущие визиты вы уже привыкли и достаточно свободно в нем ориентируетесь. По крайней мере, в случае моего временного отсутствия сможете самостоятельно найти дорогу в кухню. Если трости будет недостаточно, то у меня найдется еще пара костылей. Остались после того, как я сам побывал в подобной же ситуации пару лет назад. Подвернул ногу на теннисном корте. В принципе, можно даже заказать кресло на колесах. Но я думаю, что вам ничего серьезного не угрожает. Заживет через несколько дней. Да, и еще, я могу носить вас на руках. Это занятие мне понравилось. Кстати, могу доставить вас перед завтраком в ванную комнату. Для быстроты. А то кофе уже стынет. Мы с вами заговорились. Придется подогревать кофейник, потому что настоящий кофе должен быть обжигающе крепок и горяч. Как поцелуй любимой женщины.