Текст книги "Воронята (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
15
Ну, конечно, у такого парня, как Гэнси, не было времени на какие-то там предсказания. Записывающиеся на толкования приходили и уходили. Но не Гэнси. И, что может было обиднее всего, не было никаких звонков от Адама. Блу отодвинула занавески, чтобы выглянуть на улицу, но за окном не было ничего, кроме обычной после рабочей автомобильной суеты. Мора оправдывалась.
– Может он записался на не удачное время, – говорила она.
Блу не считала, что он записался на неудачное или неподходящие время.
Спустя еще десять минут, которые ползли как черепаха, Мора сказала:
– Может у него машина сломалась.
Блу не думала, что у него сломалась машина.
Кайла захватила роман, который уже начала читать, и отправилась наверх. До них долетел сверху её голос.
– Это напомнило мне. Тебе нужно раздобыть тот ремень, который подходит к Форду. Я вижу дыры в твоем будущем. Рядом с подозрительным мебельным магазином. Очень неприятный тип с сотовым остановится и будет очень полезен.
Возможно, она и в самом деле видела какие-то дыры в будущем Моры, но также возможно, что она всего лишь сильно преувеличивала. Но как бы там ни было, Мора на всякий случай сделала пометку в календаре.
– Может быть, я случайно назначила ему на завтра после обеда, а не сегодня, – предположила Мора.
Персефона пробормотала:
– Подобное всегда возможно, – а потом добавила. – А может, я испеку пирог.
Блу с тревогой поглядела на Персефону. Процесс приготовления пирога был длителен и очень ею любим, и Персефоне не нравилось, когда её отвлекали от этого занятия. Она бы не затеяла пирог, если бы считала, что Гэнси действительно появиться.
Мора также проследила глазами за Персефоной, прежде чем та, извлекла из холодильника пакет с желтой мякотью тыквы и пачку масла. Теперь Блу знала наверняка, как будет проистекать дальнейший день. Персефона испечет что-нибудь на сладкое. Мора сотворит что-нибудь с маслом. В конце концов, Кайла оторвется от чтения и появиться на кухне для того, чтобы изобразить чего-нибудь из колбасы или бекона. Так проистекали все вечера в этом доме, если не было ничего запланированного заранее.
Блу не думала, что Мора записала Гэнси на завтра после обеда вместо сегодня. Она думала, что Гэнси смотрел на часы на приборной панели своего Мерседес-Бенц или Астон Мартина и решил, что толкование мешало его скалолазанию или ракетболу. И затем он забил на это, точно так же, как Адам забил на ее телефон. Она не могла быть действительно удивлена. Они сделали именно то, чего она ожидала от воронят.
И когда Блу уже была готова рассердиться и подняться наверх со своим дурным настроением и приступить к домашней работе, Орла завопила из Телефонной комнаты, ее бессловесный крик в конечном итоге распался на слова:
– Напротив дома появился Камаро 1973 года. Он прямо в цвет моих ногтей.
Последний раз, когда Блу видела ногти Орлы на них был нанесен сложный пейсли[23]-узор. Она не знала наверняка, как выглядел Камаро 1973 года, но если он был раскрашен в пейсли, это должно быть выглядело потрясающе. Она была так же уверена, что Орла должно быть зависает на телефоне, иначе она бы уже торчала здесь и строила глазки.
– Что ж, поглядим, – сказала Мора, бросив тыкву в раковину.
На кухне нарисовалась Кайла, обменявшись проницательным взглядом с Персефоной.
У Блу душа ушла в пятки.
Гэнси. Вот и все.
Прозвенел дверной звонок.
– Готова? – спросила Кайла.
Гэнси – это парень, которого она либо убьет, либо полюбит. Или и то, и другое. К такому невозможно быть готовой. Только было так: Мора открыла дверь.
За дверью оказались трое парней, освещенные вечерним солнцем, как Нив много недель назад. Три комплекта плечей: одни широкие, другие изящные, третьи жилистые.
– Простите, я опоздал, – сказал парень впереди с широкими плечами. Запах мяты окутал все вокруг него, точно так, как было в церковном дворе. – Это будет проблемой?
Блу узнала этот голос.
Она дотянулась до перил лестницы, чтобы удержать равновесие, пока Президентский Мобильник вошел в гостиную.
О, нет. Только не он. Всё это время Блу гадала, как же Гэнси умрет, а оказалось, что она сама лично собирается его задушить. В Нино, рёв музыки заглушил нюансы его голоса, а запах чеснока аромат мяты.
Но теперь она сложила два и два, все казалось очевидным.
В их коридоре, он выглядел чуть менее по-президентски, но только потому, что из-за жары ему пришлось засучить рукава (а вышло это у него как попало) своей рубашки на пуговицах и снять свой галстук. Его запыленные каштановые волосы тоже были спутаны, так, как это удавалось проделать только зною в Вирджинии. Но стража всё еще не теряла бдительности, и была она достаточно большой, чтобы выбить грабителей, и потому он все еще святился такой своей лощеной красотой. Это свечение означало, что не только он никогда не бедствовал, но и его отец, и отец его отца, но и отец отца его отца. Она не могла сказать, был ли он на самом деле потрясающе красив или просто невероятно богат. Возможно, в этом случае можно поставить знак равенства.
Гэнси. Это был Гэнси.
А это значит, что журнал принадлежит ему.
Это значит, что Адам принадлежит ему.
– Что ж, – сказала Мора. Было ясно, что ее любопытство переписало все правила. – Еще не слишком поздно. Проходите в гадальную. Могу я узнать ваши имена?
Потому как Президентский Мобильник притащил за собой большую часть своего отряда из Нино, всех, за исключением скользкого паренька. Когда они все вошли, в прихожей стало не протолкнуться, так или иначе, этим троим, таким громким и мужественным было так комфортно друг с другом, что они не позволяли всем остальным чувствовать то же самое в их присутствии. Они словно стайка лоснящихся и холеных животных, с этими их дорогими часами и обувью и не менее дорогой школьной формой. Даже татушка язвительного парня, высовывающаяся над воротником, была оружием, которое каким-то образом резал Блу.
– Гэнси, – снова сказал Президентский мобильник, указывая на себя. – Адам. Ронан. Где нам расположиться? Там?
Он указал в направлении гадальной комнаты, ровной ладонью, будто он направлял движение.
– Да, там, – согласилась Мора. – Это, кстати, моя дочь. Она будет присутствовать на гадании, если вы не против.
Глаза Гэнси нашли Блу. Он вежливо улыбался, но теперь его лицо застыло в полуулыбке.
– Привет снова, – произнес он. – Неловко.
– Вы встречались? – Мора бросила ядовитый взгляд на Блу. Блу чувствовала, будто несправедливо наказана.
– Да, – с достоинством ответил Гэнси. – Мы обсуждали альтернативные женские профессии. Я не подозревал, что она ваша дочь. Адам?
Он тут же недовольно взглянул на Адама, глаза которого были широко распахнуты. Адам, единственный, кто не был одет в школьную форму, его ладонь с растопыренными пальцами была прижата к груди, как будто его пальцы могут скрыть выцветшую футболку с логотипом «Coca-Cola».
– Я тоже не знал! – сказал Адам.
Если бы Блу знала, что он придет, она бы не одела свой детский голубой топ с перьями на воротнике, на который пялился Адам.
– Я не знал, клянусь, – теперь он уже обратился к Блу.
– Что случилось с твоим лицом? – поинтересовалась Блу.
Адам с сожалением пожал плечами. Либо он, либо Ронан пахли гаражом. Его голос был самокритичным.
– Думаешь, это заставляет меня выглядеть по-хулигански?
Чего бы он там не делал, но это скорее заставило его выглядеть ранимым и грязным, каким-то образом напоминая чайную чашку, найденную в земле, но Блу этого не сказала.
Ронан сказал:
– Это заставляет тебя выглядеть лузером.
– Ронан, – сказал Гэнси.
– Мне нужно, чтобы вы все сели! – рявкнула Мора.
От этого мореного крика стало так не по себе, что почти все сделали то, что им было велено, расселись в гадальной по разномастной мебели. Адам потер ладонью скулу, как будто он мог стереть синяк со щеки. Гэнси сидел в кресле во главе стола, он сидел, сложив руки, словно председатель совета директоров, приподняв одну бровь, когда посмотрел на фотографию Стива Мартина в рамке.
Только Кайла и Ронан остались стоять, поглядывая друг на друга с опаской.
Все еще витало такое ощущение, будто в этом доме никогда не собиралось столько народу, что, конечно же, было не так. Возможно было и верно, что в этом доме никогда не собиралось одновременно столько мужчин. Но, что можно сказать наверняка, что в этом доме никогда не было такого количества воронят на один квадратный метр.
Блу почувствовала, будто само их присутствие лишило её чего-то. Только одно их появление здесь уже сделало её семью какой-то грязной что ли.
– Мда, – сказала Мора, – чертовски шумно стало.
И потому как она это сказала, при этом, однако держа палец на пульсе как раз под челюстью, говорило Блу, что она имела в виду, что громко стало вовсе не от голосов воронят. Громко стало от нечто такого, что она слышала у себя в голове. Персефона тоже морщилась.
– Я должна уйти? – спросила Блу, хотя это было последнее, чего ей хотелось.
Гэнси непонимающе тут же спросил ее:
– Почему ты должна уйти?
– Она помогает нам яснее слышать, – сказала Мора. Она нахмурилась всем им, как будто пыталась предать значимости этому. – А вы трое и так уже… звучите громче некуда.
Кожа Блу была горячей. Она могла представить себя электрическим проводником, искры сыпались из нее ото всюду. Что могут эти воронята держать под своей кожей, что это оглушает ее мать? Было ли это сочетание всего, или это просто Гэнси, его энергия, кричащая об обратном отсчете до его смерти?
– Что вы имеете в виду под «громче некуда»? – спросил Гэнси.
Он был определенно, подумала Блу, вожак этой маленькой своры. Они все продолжали смотреть на него, следя за его сигналами, как интерпретировать ситуацию.
– Я имею в виду, что есть в вашей энергетике что-то очень… – Мора замолчала, потеряв интерес к объяснению.
Она повернулась к Персефоне. Блу узнала взгляд, которым они обменялись. Это было: Что происходит?
– Как же нам это делать?
От того, как она это спросила, отвлеченно и неопределенно, у Блу тревожно засосало под ложечкой. Её мать сдалась. Во второй раз, толкование казалось, толкало ей мать туда, где той было очень неуютно.
– Одному за раз? – предложила Персефона, её голосок был едва слышен.
Кайла высказалась:
– И только единичное толкование. Тебе придется, или кому-то из них придется уйти. Они слишком шумные.
Адам с Гэнси переглянулись. Ронан приподнял кожаные ремни, обернутые на его запястье.
– Что значит «единичное»? – спросил Гэнси. – Как это отличается от обычного толкования?
Кайла говорила с Морой, как будто он ничего и не сказал.
– Неважно чего они хотят. Толкование такое, какое есть. Бери, что дают или проваливай.
Палец Моры был все еще прижат к коже под подбородком. Она сказала Гэнси:
– Единичное гадание, это значит, что каждый достанет всего одну карту таро, и мы её истолкуем.
Между Гэнси и Адамом только глазами состоялся какой-то личный разговор. Подобные беседы, Блу наблюдала между её матерью и Персефоной или Кайлой, и она не думала, что на такие «разговоры» еще кто-то способен. Увиденное, от чего-то еще и вызвало странное чувство ревности; ей хотелось чего-нибудь такого же, нечто такого же сильного, для передачи которого слова не требовались.
Голова Адама дернулась в кивке. Он соглашался со всем, чтобы там Гэнси молча не выразил, а Гэнси сказал:
– Всё, что угодно, лишь бы вам было удобно.
Персефона с Морой на мгновение замешкались, однако, похоже, что сейчас они готовы были смириться и ужиться с чем угодно.
– Подожди, – сказала Персефона, пока Мора доставала свою колоду карт. – Пусть Блу сделает это.
Это было впервые, когда Блу было предложено сдавать карты. Иногда, при самых трудных и важных толкованиях, женщины хотели, чтобы Блу коснулась сначала рубашки карт, чтобы сделать яснее все послания, которые карты могут содержать. На сей раз она чрезмерно осознавала внимание парней, когда взяла карты у своей матери. Ради того, чтобы помочь парням, она перетасовала колоду в несколько театральной манере, перемещая колоду из одной руки в другую. Она была очень хороша в карточных фокусах, для которых не требовалось ни каких экстрасенсорных способностей. Пока парни, находясь под впечатлением, увлеченно наблюдали, как карты в её раках летали туда и обратно, Блу подумала, что из неё выйдет первоклассный фальшивый экстрасенс.
Никто не вызвался добровольцем, поэтому первому она предложила колоду Адаму. Он встретился с её взглядом и какое-то мгновение не отводил глаз. Было что-то нарочитое и преднамеренное в этом жесте, более агрессивного, чем накануне ночью, когда он подошел к ней.
Выбрав карту, Адам отдал ее Море.
– Два меча, – произнесла та. Блу была хорошо осведомлена о Генриеттовском акценте ее матери, вдруг зазвучавшем по-деревенски и необразованно для ее уха. Неужели так говорит и сама Блу?
Мора продолжила:
– Ты избегаешь сделать нелегкий выбор. Действуешь, не действуя. Ты амбициозен, но чувствуешь, будто кто-то просит что-то у тебя, что ты не готов дать. Просит поступиться своими принципами. Думаю, кто-то близкий тебе. Отец?
– Думаю, брат, – закончила Персефона.
– У меня нет брата, мадам, – возразил Адам. Но Блу видела, как его глаза метнулись к Гэнси.
– Ты хочешь задать вопрос? – поинтересовалась Мора.
Адам обдумывал.
– Каков правильный выбор?
Мора и Персефона посовещались. Мора ответила:
– Не существует одного правильного. Есть один, с которым ты сможешь жить. Может быть и третий вариант, который подойдет тебе лучше, но прямо сейчас ты его не видишь, потому что ты так увлечен другими двумя. Думаю, из того, что я вижу, любой путь приведет тебя вне тех двух других вариантов и заставит сделать свой личный выбор. Я также ощущаю, что у тебя очень аналитический склад ума. Ты проводишь много времени, тренируясь игнорировать свои эмоции, но я не думаю, что сейчас время для этого.
– Спасибо, – сказал Адам. Это было не совсем правильное слово, но оно и не было абсолютно неверным. Блу нравилось, каким вежливым он был. Это выглядело иначе, чем вежливость Гэнси. Когда Гэнси был вежлив, это делало его сильным. Когда вежливым был Адам, он отдавал свою силу.
Похоже, право получить последним толкование, досталось Гэнси, посему Блу перешла к Ронану, хотя она его и слегка побаивалась. Что-то в нем так и источало яд, хотя он даже и рта не открывал. Хуже всего, по мнению Блу, что в его антагонизме было нечто такое, что заставляло её хотеть искать его расположения, заслужить его одобрение. Одобрение кого-то такого, как он, кто явно ни о ком не заботился, казалось, стоило бы больше.
Для того чтобы предложить колоду Ронану, Блу пришлось встать, потому как он по-прежнему стоял в дверях рядом с Кайлой. Они выглядели так, словно готовые в любой момент нокаутировать друг друга.
Когда Блу поднесла к нему, держа карты веером, он оглядел женщин в комнате и сказал.
– Я ни возьму ни одной. Сначала скажите мне что-нибудь правдивое.
– Прошу прощения?! – сухо сказала Кайла, адресуя реплику Море.
Голос Ронана был подобен стеклу, холоден и раздражен.
– Все, что вы сказали ему, можно применить к любому. Любому, у кого есть пульс и сомнения. Кто-угодно живой ругается со своим отцом или братом. Скажите мне что-нибудь, что никто еще не смог сказать. Не метайте в меня игральные карты и не кормите меня из ложки Юнговской фигней. Скажите мне что-нибудь оригинальное.
Глаза Блу сузились. Персефона слегка высунула язык, привычка родившаяся из-за неуверенности, а не от наглости. Мора раздраженно сдвинулась.
– Мы не делаем ничего оригинал…
Кайла перебила.
– Секрет убил твоего отца, и ты знаешь, что это было.
Комната погрузилась в мертвую тишину. Обе, Персефона и Мора уставились на Кайлу. Гэнси и Адам уставились на Ронана. А Блу смотрела на руку Кайлы.
Мора часто обращалась к Кайле, чтобы устроить совместные толкования карт таро, а Персефона иногда звала ее, чтобы разгадать ее сны, но очень редко кто-либо просил Кайлу использовать один из ее странных даров: психометрию. У Кайлы была уникальная способность дотронуться до объекта и ощутить его историю, почувствовать его мысли и увидеть места, где он бывал.
Теперь Кайла одернула руку; она потянулась, чтобы коснуться тату Ронана, прямо там, где она встречалась с воротником. Его лицо было немного повернуто, он смотрел туда, где были ее пальцы.
Должно быть, в комнате были только Ронан и Кайла. Он был на голову ее выше, но рядом с ней он выглядел моложе, как долговязый дикий кот, не набравший веса. Она же была львицей.
Она прошептала:
– Что ты?
Улыбка Ронана заморозила Блу. Было в ней что-то пустое.
– Ронан? – озабоченно спросил Гэнси.
– Я жду в машине.
Без дальнейших комментариев Ронан ушел, хлопнув дверью так сильно, что загремела посуда на кухне.
Гэнси одарил Кайлу обвиняющим взглядом.
– Его отец мертв.
– Я знаю, – сказала она. Ее глаза сощурились.
Голос Гэнси был достаточно глубокий, чтобы перейти прямо от вежливости к грубости.
– Я не знаю, как вы это обнаружили, но это довольно паршивая хрень, чтобы бросить ее в ребенка.
– В змею, ты имеешь в виду, – прорычала ему Кайла. – И для чего вы тогда приехали, если не верили, что мы можем сделать то, за что беремся? Он просил что-нибудь оригинальное. Я дала ему оригинальное. Сожалею, что это были не щеночки.
– Кайла, – шикнула Мора в тот же самый момент, когда Адам произнес:
– Гэнси.
Адам пробормотал что-то прямо в ухо Гэнси и отклонился назад. Кость сдвинулась на подбородке Гэнси. Блу видела, как он снова становится Президентским Мобильником, она не знала раньше, что он был кем-то иным. Теперь она хотела бы больше обращать внимания, чтобы увидеть, что в нем было другого.
Гэнси произнес:
– Извините. Ронан – болван, и ему было неудобно сюда идти с самого начала. Я не пытался намекнуть, что вы меньше, чем искренны. Мы можем продолжить?
Он звучал так по-взрослому,думала Блу. Настолько формально по сравнению с другими парнями, которых он привел. Было что-то сильно расстраивающее в нем, сродни тому, как она чувствовала себя обязанной произвести впечатление на Ронана. Что-то в Гэнси заставляло ее чувствовать совершенно другое, будто она охраняла свои от него. Он мог ей не нравиться, или что там было с этими тремя парнями, что заглушало сверхъестественные способности ее матери и наполняло комнату через край, ошеломляя ее.
– Ты не виноват, – заметила Мора, хотя Кайла с негодованием смотрела на нее за эти слова.
Блу двигалась туда, где сидел Гэнси, она поймала проблеск его машины у обочины, вспышка невозможно оранжевого, типа того оранжевого, которым, наверное, Орла красит ногти. Это было точно не то, что, она ожидала, будет водить Аглионбайский парень – они любили новые блестящие вещи, а эта была старой блестящей вещью – но, тем не менее, это была стопудово машина вороненка. И только тогда Блу ощутила, что все происходит слишком быстро, чтобы она могла их постичь. Было что-то странное и сложное во всех этих парнях, как думала Блу – такое странное и сложное, каким странным и сложным был журнал. Их жизни были так или иначе сплетены, и ей каким-то образом удалось сделать что-то, чтобы сунуться на самый край этого. Было ли это сделано в прошлом или будет сделано в будущем, казалось неважно. В этой комнате, с Морой, Кайлой и Персефоной, время казалось окружностью.
Она остановилась перед Гэнси. Так близко она снова смогла поймать его запах, и это заставило сердце Блу биться неровно.
Гэнси смотрел вниз на перемешиваемую ею колоду карт. Когда она видела его таким, изгиб его плеч, затылок, она пронзительно вспомнила его дух, мальчика, в которого она боялась влюбиться. Та тень не имела легкости, освежающей уверенности этого вороненка напротив нее.
«Что с тобой произошло, Гэнси?»задавалась она вопросом. «Когда ты превратился в этого человека?»
Гэнси поднял на неё глаза, между бровей у него пролегла складка.
– Не знаю которую выбрать. Ты не могла бы выбрать какую-нибудь для меня? Может получиться?
Угловым зрением Блу видела, как Адам заерзал на стуле, хмурясь.
Персефона ответила позади Блу:
– Если хочешь этого.
– Это о намерении, – добавила Мора.
– Я хочу, чтобы ты это сделала, – сказал он. – Пожалуйста.
Блу ощупывала карты на столе, они свободно скользили, подходя к концу. Она позволила пальцам порхать над ними. Однажды Мора говорила ей, что правильные карты иногда ощущаются теплее или звенят, как колокольчики, когда подносишь к ним пальцы. Для Блу, конечно, все карты были схожи. Тем не менее, одна выдвинулась дальше остальных, и она ее выбрала.
Когда она ее перевернула, то позволила себе беспомощно рассмеяться.
Картинка с чашами смотрела на Блу с ее собственным лицом. Такое чувство, будто кто-то смеялся над ней, но ей некого было винить за выбор карты, кроме себя самой.
Как только Мора увидела это, ее голос стал тихим и отдаленным.
– Не эту. Выбери другую.
– Мора, – мягко возразила Персефона, но Мора просто махнула рукой, заставляя замолчать.
– Другую, – настаивала она.
– Что не так с этой? – поинтересовался Гэнси.
– На ней энергия Блу, – сказала Мора. – Значит, она не может быть твоей. Тебе нужно выбрать самому.
Персефона двигала губами, но так и ничего не сказала. Блу заменила карту и перетасовала карты на столе с меньшей драмой, чем до этого.
Когда она предложила карты ему, Гэнси отвернулся, будто выбирал выигрышный билет в лотерее. Его пальцы задумчиво перебирали края карт. Он выбрал одну, затем перевернул ее, чтобы показать присутствующим в комнате.
Это была карта с чашами.
Он посмотрел на лицо на карте, а затем на лицо Блу, и Блу знала, что он увидел сходство.
Мора наклонилась и выдернула карту из его пальцев.
– Возьми другую.
– Теперь почему? – спросил Гэнси. – Что неправильно с этой картой? Что она означает?
– Ничего неправильного, – ответила Мора. – Она не твоя.
Сейчас, в первый раз, Блу видела краешек истинную досаду на лице Гэнси, и это заставило его ей понравиться немного больше. Возможно, было что-то под внешним видом вороненка. Легкомысленно Гэнси вытянул другую карту, ясно с этим покончив. Помахав, он перевернул карты и хлопнул ею по столу.
Блу сглотнула.
Мора произнесла:
– Это твоя карта.
На карте на столе был изображен черный рыцарь на белом коне. Шлем рыцаря был снят, так что было очевидно, что его лицо оказалось лысым черепом с пустыми впадинами для глаз. Солнце садилось за ним, и под копытами лошади лежал труп.
За окнами позади них ветер шептался с деревьями.
– Смерть, – прочитал Гэнси внизу карты. Это не прозвучало удивленно или встревоженно. Он просто прочел это слово так, будто бы прочитал «яйца» или «Цинциннати»[24].
– Отличная работа, Мора, – заявила Кайла. Ее руки были крепко скрещены на груди. – Ты собираешься толковать это ребенку?
– Возможно, мы должны возвратить ему деньги, – предложила Персефона, несмотря на то, что Гэнси еще не заплатил.
– Я думал, экстрасенсы не предсказывали смерть, – спокойно сказал Адам. – Я слышал, что карта смерти – это только символ.
Мора. Кайла и Персефона издали неопределенные шумы. Блу, предельно уверенная в правдивости судьбы Гэнси, почувствовала себя плохо. Аглионбайский парень или нет, он был всего лишь ее ровесник, и, очевидно, у него были друзья, которые о нем заботились, и жизнь, которая включала в себя очень оранжевый автомобиль, и было отвратительно знать, что он умрет в течение менее двенадцати месяцев.
– Вообще-то, – произнес Гэнси. – Меня это не волнует. – Каждая пара глаз в комнате смотрела на него, пока он за кончик держал карту и изучал ее. – Я имею в виду, что карты – вещь очень интересная, – продолжил он. Он сказал «карты – вещь очень интересная» так, как кто-нибудь сказал бы «интересное» про очень странный пирог, который не хотелось бы заканчивать. – Я бы не хотел обесценивать то, что вы делаете. Но я, правда, пришел сюда не за тем, чтобы узнать о своем будущем. Я вполне нормально открою его для себя сам. – Он бросил быстрый взгляд на Кайлу, очевидно, понимая, что прогуливается по хорошей линии между «вежливо» и «Ронаном». – На самом деле я пришел, надеясь задать вопрос об энергии, – говорил Гэнси. – Я знаю, вы в работе имеете дело с энергией, а я пытаюсь найти энергетическую линию, которая, я думаю, рядом с Генриеттой. Вы знаете что-нибудь о ней?
Журнал!
– Энергетическая линия? – повторила Мора. – Может быть. Я не знаю, слышала ли я это название. Что это?
Блу была немного ошеломлена. Она всегда думала, что ее мать была самым честным человеком в округе.
– Это прямые линии энергии, пересекающие земной шар, – объяснял Гэнси. – Как предполагается, они соединяют главные святые места. Адам подумал, вы должны знать о них, потому что имеете дело с энергией.
Было очевидно, что он имел в виду дорогу мертвых, но Мора не предлагала информацию. Она только сжала губы и смотрела на Персефону и Кайлу.
– Разве этот звонок не звонит для вас обеих?
Персефона указала пальцем прямо в воздух и сказала:
– Я забыла про корочку моего пирога.
Она вышла из комнаты. Кайла выдала:
– Я должна подумать об этом. У меня не очень получаются оригинальности.
Была слабая, удивленная улыбка на лице Гэнси, которая означала, что он знал – они лгали. Это было странно мудрое выражение лица; и еще раз Блу ощутила, что он был старше парней, которых привел с собой.
– Я посмотрю, – сказала Мора, – Если ты оставишь свой номер, я могу позвонить, в случае, если что-нибудь выясню.
Гэнси вежливо, но холодно ответил:
– О, ничего страшного, всё в порядке. Сколько я должен за толкование?
Вставая, Мора ответила:
– О, всего лишь двадцатку.
Блу подумала, что это было просто преступно, просить столь ничтожно мало. Гэнси стопудово на шнурки тратил больше двадцати баксов на свои топ-сайдеры[25].
Он, нахмурившись, взглянул на Мору, поверх своего открытого бумажника. В нем лежало много счетов. Точнее то, что она увидела, могли бы ими быть, Блу сомневалась в этом. Она могла бы также видеть его водительские права через прозрачное окно, не достаточно близко, чтобы разглядеть детали, но достаточно близко, чтобы увидеть, что имя напечатанным на нем выглядела намного больше, чем просто Гэнси.
– Двадцатка?
– С каждого, – добавила Блу.
Кайла кашлянула в кулак.
Лицо Гэнси прояснилось, и он протянул ей шестьдесят долларов. Совершенно очевидно, что он ожидал примерно столько заплатить, и теперь в мире всё опять стало как и должно было быть.
Именно Адама тогда заметила Блу. Он смотрел на нее проницательно, и она почувствовала себя понятной и виноватой. Не только в завышении цены, но и во лжи Моры. Блу видела дух Гэнси, гуляющим по дороге мертвых, и она знала его имя до того, как он вошел в их дверь. Но, как и ее мать, она не сказала ни слова. Так что она была соучастницей…
– Я покажу, где выход, – произнесла Мора. Она четко стремилась видеть их по другую сторону дома. На мгновение это выглядело, будто Гэнси чувствовал то же самое, но затем он остановился. Он уделил неуместное внимание своему бумажнику, потом закрыл его и убрал в карман, а замет посмотрел на Мору и сжал губы в линию.
– Послушайте, мы все здесь взрослые люди, – начал он. Кайла поморщилась, как будто она была не согласна. Гэнси расправил плечи и продолжил: – Я думаю, мы заслуживаем правды. Скажите, что вы знаете что-то, но не хотите помогать мне, если это именно так, но не лгите мне.
Это было храбро или высокомерно, или, быть может, не было достаточной разницы между этими определениями. Каждая голова в комнате повернулась к Море.
Она сказала:
– Я знаю кое-что, но не хочу помогать тебе.
Второй раз за день Кайла выглядела восхищенной. Рот Блу открылся. Она его закрыла. Гэнси, однако, просто кивнул, ни более, ни менее огорченный, чем когда Блу остроумно отвечала ему в ресторане.
– Ну, ладно тогда. Нет, нет, не утруждайтесь. Мы уж сами как-нибудь найдем выход.
Так они и сделали, а Адам послал Блу последний взгляд, который она не могла с легкостью истолковать. Секунду спустя Камаро газанул, и визг шин выдал истинные чувства Гэнси. Затем дом стал тих. Это была высосанная тишина, будто бы воронята забрали с собой все звуки по соседству.
Блу кружила вокруг матери.
– Мам! – Она собиралась сказать что-нибудь еще, но все, на что ее хватало, было громче: – Мам!
– Мора, – сказала Кайла, – это было очень грубо. – А затем добавила: – Мне понравилось.
Мора повернулась к Блу, будто Кайла ничего и не говорила.
– Я не хочу, чтобы ты когда-либо видела его снова.
Возмущенная Блу закричала:
– Что случилось с «детям никогда нельзя отдавать приказов»?
– Это было до Гэнси. – Мора трясла картой смерти, давай Блу время, чтобы рассмотреть скелет в шлеме. – Это то же самое, если бы я говорила тебе не гулять перед автобусом.
Несколько воспоминаний пронеслись в голове Блу до того, как она нашла то, что хотела.
– Почему? Нив не видела меня на дороге смерти. Я не собираюсь умирать в следующем году.
– Во-первых, дорога мертвых – это обещание, не гарантия, – ответила Мора. – Во-вторых, есть другие ужасные участи, кроме смерти. Мы будем говорить о расчленении? Параличе? Бесконечной психологической травме? Что-то действительно неправильное есть в этих парнях. И когда твоя мать говорит не гулять перед автобусом, у нее есть на это хорошая причина.
Из кухни послышался мягкий голос Персефоны:
– Если бы кто-нибудь остановил тебя, гуляющую перед автобусом, Мора, Блу бы здесь не было.
Мора бросила хмурый взгляд в ее направлении, затем провела рукой по гадальному столу, будто очищая его от крошек.
– Лучший вариант развития событий таков, что ты подружишься с мальчиком, который собирается умереть.
– Ах, – воскликнула Кайла очень-очень знающим способом. – Теперь я понимаю.
– Не анализируй меня, – сказала ее мать.
– Я уже это сделала. И скажу снова: Ах.
Мора нехарактерно ухмыльнулась, а затем спросила Кайлу:
– Что ты увидела, когда дотронулась до другого парня? Вороненка?
– Они все воронята, – поправила Блу.
Ее мать покачала головой.
– Нет, он больше ворон, чем остальные.
Кайла потерла пальцами друг об друга, как будто она стирала с них память о татуировке Ронана.
– Это как гадание на магическом кристалле в странном пространстве. От него исходит столько всего, такое не должно быть возможно. Помните женщину, которая приходила, беременная четырьмя близнецами? Так вот, тут похоже, только хуже.
– Но он же не беременный?! – не поняла Блу.
– Он созидатель, – сказала Кайла. – Это пространство – тоже создатель. Я не знаю, как сказать лучше.
Блу вдруг задумалась, что это они имели в виду под созданием. Она всегда что-то создавала – брала всякое старье, резала его по всякому, и получала что-то новое. Брала уже существующие вещи и переделывала их во что-то новое. Вот, что, по ее мнению, люди имели в виду, называя что-то созданным.
