Текст книги "Цена всех вещей"

Автор книги: Мэгги Лерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

37
Кей

Лето заканчивалось, заходящее солнце отбрасывало на веранду длинные тени. Диана свернулась калачиком в висящем на краю веранды гамаке, а Ари поставила свой шезлонг напротив. На лужайке время от времени гудели автоматические поливалки, наполняя воздух маленькими радугами. Мама копалась в каком-то из закоулков наших владений. На ней была стандартная грязная рабочая униформа, с которой она практически не расставалась. Мама планировала работать до тех пор, пока окончательно не стемнеет. Отец, генеральный директор компании, проводил большую часть времени в Бостоне и шутил, что сад – мамин третий ребенок. Но настоящая шутка заключалась в том, что сад был ее единственным детищем.

Я убрала в карман телефон с сообщениями от Кэла. Мы толком не общались и не виделись больше трех дней, хотя он, не переставая, забрасывал меня текстовыми и голосовыми сообщениями. Я решила, этого будет достаточно, для того чтобы заклинание не стало подталкивать его ко мне. Чем дольше мы не встречались, тем меньше мне хотелось его видеть, особенно после того, как от него начали приходить более чем странные эсэмэски.

– Да ладно вам, – сказала я. – Самый разгар лета. Давайте чем-нибудь займемся.

Диана осторожно пошевелилась в гамаке, Ари потерла шею.

– У нас нет настроения, – сказала она.

– Да вы, девочки, обе в депрессии, – сказала я. – Итак, Ари врала по поводу заклинания, а Диана скрывала своего бойфренда. Теперь мы знаем о заклинании, а Маркос пропал.

Тогда в чем дело?

Ари слегка приподняла голову:

– Хорошо, Кей. Что ты от нас хочешь?

– Я хочу, чтобы вы прекратили заниматься этой ерундой! – ответила я. Диана со вздохом зарылась поглубже в гамак, Ари удивленно округлила глаза. – Ари, однажды ты сказала мне, что ты великолепна и дружишь только с великолепными девчонками.

– Не думаю, что я имела в виду именно это…

– Я просто хочу сказать, что вы все еще Ари Мадригал и Диана Норс. Так ведите себя соответствующе.

Они ничего не ответили. Прежде чем я успела сподвигнуть их на что-либо, в дверь позвонили шесть раз подряд. Словно кто-то изо всех сил жал на кнопку. Я оставила подруг на террасе и побежала к входной двери открывать.

На крыльце стоял Кэл. Кожа его посерела, щеки ввалились, а волосы от грязи казались чернильно-черными.

– О, привет, Кей, – заявил он, увидев меня, и сел на верхнюю ступеньку.

Я закрыла за собой дверь и тоже села на ступеньку.

– Что с тобой случилось?

– Я заболел. А ты где была? Ты не отвечала на мои эсэмэски.

– О! – Возможно, заклинанию требовалось, чтобы я ему отвечала. У-упс. – Прости.

– Я не знаю, с кем еще поговорить. Я даже перестал есть, настолько отвратительно чувствовал себя дома. Потом до меня дошло, что можно заняться закупками бакалеи и забыть про еду. Но проблема даже не в этом.

Он говорил настолько невозмутимо, словно я должна была понять, о чем идет речь. Но я не понимала. Я бросила взгляд на дом.

– Так в чем же проблема?

– Она в моей голове. Это заклинание.

У меня перехватило дыхание, я вскочила на ноги.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он рассмеялся смехом, переходящим в кашель.

– Я и сам не понимаю, о чем говорю. Я думал, проблема только в том, что у меня не получилось ударить Маркоса, но в голове все плывет, как будто краску размазали или ломают грязные окна. Я не могу понять, где реальность, а где…

– Ты пытался побить Маркоса?

– Он хандрит. Думаю, он хотел, чтобы я его побил. И до сих пор мне казалось, что я могу. Я просто не пробовал.

– О каком заклинании ты говоришь?

– Не знаю. Заклинание. Про это я и пытаюсь сказать.

Я отшатнулась к двери.

– Ну, я все равно ничего не знаю. Но тебе ведь стало лучше, да, Кэл? Поговорим позже. Позвони мне ночью, обещаю ответить.

Кэл покачал головой:

– Это вторая проблема. Я теперь сплю всю ночь.

– Здорово!

– Нет, не здорово. Я всегда считал, что у меня асомния[24]24
  Асомния – нарушение сна, бессонница.


[Закрыть] – Он скрестил руки на груди и раздраженно покачал головой. – Сам не понимаю, зачем я сюда пришел. Не буду тебя больше беспокоить.

Сцепив зубы, я смотрела, как он уходит. Казалось, Кэл вот-вот споткнется на ступеньках и упадет. А потом мое беспокойство сорвалось с крючка и перекинулось на остальных моих друзей. Друзей, от которых не было никакой пользы. Как бы то ни было, Кэл не упал и благополучно ушел прочь. Да, он заболел, но после нашего разговора ему стало лучше.

По пути на веранду я услышала смех. Возможно, мне удалось поднять девочкам настроение своим жизнерадостным трепом, а может, Ари с Дианой решили оставить прошлое в прошлом и вернуться к нормальной жизни. А потом, подойдя поближе, я услышала третий голос. И он был очень хорошо мне знаком.

– …обнаружила, что все вокруг совершенно другое, иногда пугающее, иногда чересчур тесное и незнакомое. Мне тоже бывало одиноко.

– Но это стоило того? – спросила Ари.

– О, да. Одиночество – это неплохо. Есть время разобраться в себе.

На глаза навернулись слезы, и я зажала рот рукой. Мина ничего не знала об одиночестве.

– Конечно, это звучит как клише, но я даже не представляла, насколько огромен мир. И насколько он стар. Я видела крепости, которые стоят уже много веков. Горы, которые пережили не одну эру. – Она тихонько рассмеялась. – Это даже приятно: бывать в разных местах, видеть людей, которым наплевать на твою болезнь и которые даже не посмотрят в твою сторону, случись тебе умереть.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Ари. – Люди, конечно, не считают, что я скоро умру, зато на меня всю жизнь смотрят как на нечто хрупкое. Словно я в любую секунду могу начать биться в истерике и рыдать. – Она сделала паузу. – Кроме тех моментов, когда я танцую.

– Никогда ничего такого о тебе не думала, – сказала Диана.

– За это я тебя и люблю.

Я понимала, что мне надо прекратить подслушивать и выйти к ним. Заклинание не предназначалось для того, чтобы возвращать мне друзей, и Мина могла продолжать болтать с ними сколько угодно. Но я оперлась о кухонный стул и задержала дыхание.

– А ты правда когда-то истерически рыдала?

– Нет! – В голосе Ари звучало презрение.

– Я плакала достаточно за нас обеих, – сказала Диана.

– Плакать не так уж плохо, как кажется. Я рыдала в Индии целую неделю напролет. Примерно на третий или четвертый месяц я больше не могла выносить поезда и жуткие хостелы. Плюс все почему-то считали, что я должна знать хинди. Я жутко скучала по дому. А потом мне вдруг стало стыдно за свою расхлябанность. Ведь я сделала это. Я была здесь, и притом не больная. Я воплотила свою мечту в жизнь, а теперь страдала от отсутствия комфорта, получается так? Но у тебя не получится всегда быть умиротворенной, милой и ловить дзен круглые сутки. Это просто невозможно.

– Мне нравится, девочки, как вы рассуждаете о том, что необходимо позволять себе плакать, – сказала Диана, и я услышала слезы в ее голосе. Как будто разговоров о слезах им было достаточно для того, чтобы возродиться к жизни. – Словно бывают моменты, когда вам кажется: «О, я такая несчастная, но, думаю, я не буду плакать, только не сегодня».

– Диана! – воскликнула Ари. Послышались звуки шутливой потасовки и смех. Я услышала, как Ари забралась в гамак к Диане. Небо потемнело. Я пряталась слишком долго. Им как минимум следовало побеспокоиться о том, куда я пропала.

Но их это не волновало.

Я оттолкнула стул, который с грохотом рухнул на пол, и ворвалась на веранду. Диана и Ари посмотрели на меня.

Они лежали в гамаке вместе. Мина сидела в шезлонге, и пирсинг в ее брови поблескивал в свете фонариков. Я заговорила прежде, чем она успела издать хоть один звук:

– Эй, девочки, прошу прощения. О, Мина, а ты что здесь делаешь?

– Просто зашла сказать «привет».

– Ну, привет. Просто ты не вовремя, мы тут как раз кое-что затевали.

– Ничего подобного, – возмутилась Ари. – Мина, а ты вернулась окончательно или только на лето?

Мина откинулась на стуле, поудобнее устраиваясь на сиденье.

– В мае этого года я закончила первый курс Мичиганского университета. По-хорошему, это мог бы быть и второй курс, но химия снизила мои баллы на вступительных экзаменах.

– Так же, как и кругосветное путешествие, – заметила я, однако все поняли мою фразу в прямом смысле. Мина, которая должна была заметить подтекст, лишь улыбнулась.

– Я и не ожидала, что у меня там будет расписание уроков, – сказала она, в миллионный раз коверкая смысл моей фразы.

А смысл вот в чем: не только рак может отдалить от тебя людей. Иногда это просто чертова Индия. Мине стало лучше, и она тут же меня бросила, больше тут не о чем говорить.

– Кто звонил в дверь? – спросила Мина.

– Кэл.

На лице Дианы не дрогнул ни один мускул.

– Ты все еще с ним встречаешься?

– Ты встречалась с Кэлом Уотерсом? – спросила Мина.

– Нет – я хочу сказать, да, возможно, мы и встречались, но теперь уже все.

– О мой бог, Кейтелин, не могу поверить, что ты мне ничего не сказала.

– Нечего и рассказывать. – Кроме того, что я целовалась с его братом, прости, Диана.

– И чего он хотел? Ты же не бросила его прямо сейчас, так ведь? – спросила Мина.

– Нет, конечно, нет. – Все уставились на меня, ожидая услышать подробности. Но как я могла объяснить, что он заболел и нуждался в том, чтобы меня увидеть, сам не зная почему. – Он… он сказал, что Маркос пытался его избить.

– Что? Почему? – воскликнула Ари. Диана выглядела так, Словно ей хотелось выпасть из гамака и тут же провалиться под землю.

– Он сказал, Маркос хандрит. Возможно… возможно, он скучает по Ди. Это было бы неплохо, верно? То, что его это мучает, верно?

Лицо Дианы дрогнуло, и она уткнулась в складки гамака.

– Кэл приходил сказать, что Маркос скучает по Диане? – спросила Ари.

– Ну… – Я понимала, что это не имеет никакого значения, но ничего другого придумать не могла. – Эй, послушайте, вы все придете на мой день рождения?

– Ну молодец, Кей, – заявила Ари.

– Что?

– Твоя тактичность не знает границ. – Ари указала на Диану, которая беззвучно рыдала. На мгновение я почувствовала себя ужасно, какой-то ошибкой природы, но потом вспомнила о заклинании и о том, как оно работает: меня не должно было волновать, хорошо я себя веду или плохо. Мне стало лучше.

– Я абсолютно точно приду к тебе на день рождения, – сказала Мина.

Я округлила глаза:

– А тебя разве приглашали?

– Естественно, – ответила Мина. – Ты же сказала «вы все». А я часть этих «всех».

– Да, – ухмыльнувшись, заметила Ари. – Она такая же «вы все», как и я.

Я сделала глубокий вдох. День рождения всегда был исключительно наш день, мой и Мины. Мы ели торт и делали друг другу макияж. Она могла придумать какую-нибудь историю, чтобы меня рассмешить, и читать ее на разные голоса. Даже если была очень больна. Даже когда она вручила мне целых четыре истории, наказав, что, если в следующем году ее уже не будет рядом, я должна буду читать по одной истории в год, представляя, как она озвучивает героев. Да еще извинялась, что ей не хватило сил написать больше. А потом мы плакали и засыпали вместе в ее кровати.

Если бы она написала мне историю в этом году – чего она не делала уже давно и вряд ли бы стала, – я бы закричала и убежала прочь.

И не важно, что Мина выбила себе приглашение на праздничный обед. Не важно, что Мина связалась с Ари и Дианой, потому что она обязательно должна была уйти – Мина всегда так поступала. Не важно, что Кэл немного сошел с ума и я целовалась с Дианиным парнем, а потом лгала ей и довела до слез. Не важно, что я больше не могла ходить в госпитали и на ярмарки. Ничего из этого не имело значения.

Заклинание работало, а все остальное не важно.

38
Маркос

Я единственный из братьев, у кого не осталось воспоминаний об отце. Никаких. Ни единого туманного образа из серии, будто кто-то сажает меня на гигантские плечи, и прочих типичных киношных стереотипов. Мне было два с половиной, когда отца скосил сердечный приступ. Кэлу шесть, Деву восемь, Брайану десять.

Я не нуждался в жалости, рыданиях и групповых обнимашках по этому поводу. Это просто факт: я самый младший. И у меня никогда не было отца.

Тоска по отцу, которого я никогда не знал, меня вовсе не мучила. Скорее, он казался мне хорошим парнем, с которым было бы здорово вместе, но и без него мне тоже было неплохо. Единственное, что меня беспокоило, так это то, что остальные – Брайан, Дев и Кэл – вели себя так, будто являлись членами привилегированного клуба. Клуба под названием «А вот когда папа…» Выглядело это примерно так:

– А помнишь, как папа заставлял нас целую неделю подряд готовить по вечерам горячие сосиски?

Или:

– А помнишь, как папа построил на заднем дворе домик на дереве?

Даже Кэл, которому на момент смерти отца исполнилось всего шесть, помнил Рождество, на которое каждому достался набор «Лего» и мы все вместе поехали в Леголэнд. Братья делились друг с другом воспоминаниями, перебрасывались ими туда-сюда, помогая вспомнить каждому то, что было подзабыто. Но я был не в состоянии помочь им в этом. Да, в некоторых историях я принимал участие, но в тот момент я либо спал у мамы на коленях, либо орал дурным голосом на заднем дворе.

Создавалось ощущение, что мы принадлежим к двум разным семьям: они трое к одной (с двумя родителями), а я к другой (где всегда был лишь один из родителей).

И гораздо больше, чем вспомнить отца, мне хотелось войти в ту другую семью, где было двое родителей. Я хотел этого всем сердцем. Я смотрел на них и пытался стать таким, как они, снова и снова. Одним из братьев Уотерсов.

И вполне преуспел в этом. Самоуверенный, веселый, флиртующий, но всегда несерьезный. Учащийся на твердую четверку, и иногда на тройки. Занимающийся спортом, командный игрок. Никогда не показывающий злость, или грусть, или равнодушие, или восторг. Всегда крутой. Они могли называть меня притворщиком и поливать за это грязью, но никто не посмел бы заявить, что я выбиваюсь из коллектива.

Единственной странной вещью – хотя, возможно, если хорошенько подумать, это было не так уж и странно – являлось то, что я не думал об отце целое лето. Мои мысли были слишком заняты борьбой с призраком горя и смерти, чтобы на отца оставалась хотя бы пара минут. Это была моя самая значительная потеря, но, как я уже говорил, человеку нечего терять, если он все равно ничего не помнит.

После того как я узнал, что Ари стерла Уина из памяти, я начал задумываться о маленьком малыше у меня в голове, который едва мог самостоятельно есть и какать и которого смерть одного человека обрекла на полное одиночество. Ари была как я в младенчестве, лепечущая и забывчивая. Она была не в состоянии вспомнить человека, который когда-то был для нее всем, так же, как я не мог вспомнить отца.

Мы с ней были чем-то вроде семьи: семьи тех, кто любил Уина. В конце концов я нашел свой эксклюзивный клуб – тот, куда меня так и не приняли братья. А потом она пропала, и сама лично исключила себя из нашего клуба.

Теперь я понимал, почему братья так тщательно скрывали от меня эту часть своей души. Это было не из-за эгоизма или заносчивости. Они хотели бы принять меня в клуб и делиться воспоминаниями. Но ты либо в клубе, либо нет. Это невозможно подделать.

Нет ничего хуже, чем остаться с воспоминаниями наедине.

Когда она объявилась в гостиной, я лежал на диване, плотно завернувшись в красный флисовый плед, и смотрел по телику рекламу. Блондин демонстрировал блок из двенадцати керамических ножей. Сто процентов гарантии, острее, чем сталь, и всего за 49,99 доллара. Она выключила телевизор и сердито встала прямо передо мной.

Часть меня хотела соскочить с дивана и вмазать ей за то, что она забыла Уина, но вторая часть была слишком опустошена, чтобы двигаться.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил я.

– Я слышала, ты хандришь. Хотела увидеть это своими глазами.

– Что? От кого?

Ари не ответила. Я видел, как она окинула взглядом диван, полупустые банки из-под гаторейда[25]25
  Гаторейд – серия изотонических напитков, производимых компанией PepsiCo, предназначенных для восстановления водного баланса организма.


[Закрыть] и мое лицо, очевидно, бледное и грязное – в зеркало я давно не смотрелся.

– Зачем ты обидел Диану? – спросила она.

Я сглотнул. Уж насколько я плохо выглядел, но она выглядела не лучше: темные круги под глазами, вяло болтающиеся руки, не такие гибкие и грациозные, как обычно.

– Она думала, что у вас все серьезно, – сказала Ари. – Должно быть, ты предпринял не одну попытку, чтобы ее в этом убедить. Зачем такие сложности?

– Заткнись, – сказал я. – Заткни свою пасть, Ари. Мы с Дианой – это совершенно не важно. Ты забыла Уина. Пошла и вырезала его, словно раковую опухоль. Но ты бы не умерла из-за воспоминаний о нем. Он не был опухолью. Он… любил тебя. А тебе было все равно.

– Мне кажется, я должна была очень сильно его любить, для того чтобы сделать то, что я сделала.

– Это просто жалкое дерьмо.

Она пожала плечами.

– Ты прав, – сказала Ари. – Прежняя Ари была куском дерьма.

Я закрыл глаза, но это вовсе не означало, что она ушла. Я чувствовал ее дыхание. Сказать было больше нечего, и мы молчали.

– Скажи мне, зачем ты разбил Диане сердце, – проговорила она.

Я открыл глаза:

– Какое тебе дело?

– Она моя подруга.

– Дерьмовый ты друг, как, впрочем, мы уже выяснили.

– А ты вел себя еще гаже, чем обычно. Зачем ты это сделал? Чтобы на пять минут ощутить себя любимым и значимым? Это бесчеловечно.

Я резко сел на диване, плед все еще окутывал мои плечи.

– Готов освежить твою память, Ари. Я всегда таким был. Я тот, кто все портит. Я несерьезен. Чего она ожидала?

Она пнула меня в голень. Было больно, но боль оказалась резкой, алой и даже приятной. Ари покачнулась, словно пинок заставил ее потерять равновесие.

– Я думала, ты бесишься из-за меня, – сказала она. – Черт, я сама себя бешу. Но разбивать сердце Диане – это самый тупой способ отыграться.

Я похолодел, как много лет назад, а потом разразился смехом. Ничего более смешного я не слышал уже много недель.

А потом меня посетило чувство, что передо мной сидит совершенно прежняя Ари, моя подруга, и сейчас она тоже рассмеется. А потом сядет и мы вместе посмотрим телик. Она прикажет братьям оставить меня в покое, а я буду смешить ее так, что у нее содовая пойдет носом.

Но она не смеялась. Она больше не была той девчонкой.

– Дело вовсе не в тебе. Не в том, что я психую из-за тебя, – почти добродушно ответил я, расставляя вещи по своим местам. – Почему бы тебе не сказать мне, хотя бы ради смеха, чего ты от меня хочешь? Есть несколько вариантов: я бросаю Диану на произвол судьбы, чем, в общем-то, я и занимался, пока ты не появилась. Или я приношу свои извинения, хотя смысла в этом я не вижу. И она будет считать, что я ничего такого не имел в виду и во всем виновата ты.

Это было лучшее, на что она могла рассчитывать, однако Ари по-прежнему выглядела расстроенной.

– Я хочу, чтобы ты изменился, – заявила она.

Я фыркнул, хотя ничего забавного в ее словах не было.

– Ну да, нам обоим следует это сделать. – Я вновь включил телевизор.

– Маркос!.. – прокричала она, пытаясь перекрыть звук рекламы. В голосе ее слышалось странное колебание. – Как думаешь, почему я это сделала?

Потому что ты сука.

Потому что ты никогда не любила Уина.

Потому что ты слабачка.

– Тебе было себя жалко, – сказал я.

Она покачала головой, но я знал, что прав.

– Если бы ты по-настоящему его любила, тебе хотелось бы сохранить и воспоминания, и боль, которую они приносят. Ты освободила себя от необходимости испытывать человеческие чувства.

Я не смотрел на нее. Мои глаза были прикованы к ножам на экране.

– Что ты вообще знаешь о любви? – спросила она.

Я не ответил, и она наконец ушла.

Но что-то в ее словах так меня зацепило, что я не мог просто выбросить их из головы. Реклама теперь казалась глупой, а сидеть безвылазно на диване – как-то по-детски.

Она хотела, чтобы я изменился. Что ж, я тоже хотел измениться. Изменить свою ДНК. Мне хотелось стать кем-то, кем я еще никогда не был. Кем-то, кто никогда не встречался со мной.

Я пошел наверх, принял душ и завалился спать в свою кровать. На следующее утро я выскользнул из дома раньше всех и направился к Диане.

– Она собирается захлопнуть дверь у меня перед носом.

– Позитивная мысль.

– Она собирается запустить в меня лампой, а потом захлопнуть дверь перед носом.

– Или, может, она сначала выслушает.

– Да, правильно. Я так и сказал Ари: я не из тех парней, которые умеют извиняться. Диана это знает. Диана знает меня.

– Это плохо?

– Да. Потому что я все разрушил. Как и предполагал еще возле пляжного костра. С той самой ночи. Было только два варианта: оставить все как есть или все разрушить. Я выбрал второй вариант.

– Но зачем было идти по этому пути?

– Потому что мне это было нужно.

– Зачем?

– Возможно, чтобы она меня забыла.

– Но ты сказал…

– Если был хотя бы один шанс, что она меня забудет, я должен был попытаться.

– И зачем ей было забывать?

– Потому что она меня знает.