Текст книги "Цена всех вещей"

Автор книги: Мэгги Лерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

22
Маркос

В среду я впервые за долгое время проснулся, не испытывая желания выть от тоски. Конечно, сказать, что кругом щебетали птички, зеленела травка, любовь переполняла мое сердце, и прочую чушь, было нельзя. Но я чувствовал себя… лучше. Впервые с того момента, как умер Уин. Словно вместо того, чтобы быть заживо погребенным в дерьме, меня сделали невесомым и погрузили в более приятную субстанцию. Дышать стало легче.

После пикника я виделся с Дианой каждый день. Я даже не заботился о том, что она может решить, будто мы пара. Сама она по этому поводу ничего не говорила. Я мог ей позвонить или прийти к ней прямо домой, потому что это казалось правильным и мне этого хотелось.

До сих пор я не предпринимал никаких попыток к близости, хотя временами и думал об этом. Иногда мне хотелось наклониться и поцеловать ее посреди какой-нибудь фразы или залезть ей под рубашку во время просмотра телика. Я мог это сделать. Она никогда не давала мне знать, что против чего-то подобного. Но тот факт, что я мог это сделать, портил всю идею, заставляя задуматься, а правда ли оно мне надо.

Она была не похожа на тех девушек, которые обращают на себя внимание только для того, чтобы ты их захотел, и слушают твои разговоры потому, что тебе это должно быть приятно. Диана слушала меня потому, что хотела этого. Она не стеснялась удивляться новому, вместо того чтобы встречать все незнакомое фырканьем.

Раньше я считал ее тенью Ари. Она молча сидела рядом с подругой за ланчем и исчезала, как только мы с Уином заговаривали с Ари возле шкафчика. Она не была такой же насмешливой и уверенной в себе, и поэтому казалось, что в ней нет ничего интересного. И ловить там нечего.

Но теперь она казалась совершенно другой. Диана была права: после того, как Ари оказалась занята, ей пришлось что-то предпринимать. Становиться кем-то. Она по-прежнему не была ни смешливой, ни горделивой, как Ари и другие девочки. Однако оказалось, что помимо смешливости и зазнайства существует куча других вещей. Например… сочувствие. Возможно, в социальном смысле для этого можно подобрать более подходящее слово. Глубокомысленность, относящаяся не к умению удачно выражать мысли, а к наполненности этими мыслями. Нелоботомизированность.

Когда она была рядом, я больше ни в ком не нуждался. Мне не нужно было изображать из себя Уотерса, у которого всегда все круто и клево. И поскольку никто не ждал от меня изъявлений радости и счастья, мне как-то само собой становилось лучше.

Поэтому в среду я чувствовал себя настолько хорошо, насколько это возможно для нелоботомизированного человека – в семье этого даже не заметили. Все, как обычно, собрались за столом, чтобы позавтракать, несмотря на то что Брайан и Дев здесь больше не жили.

– Приберись сегодня в мастерской, ладно, Маркос? – попросила мама. Она достала свой гроссбух и теперь что-то внимательно там изучала. Мы давно пытались заставить ее внести все счета в компьютер, но она вцепилась в свою книгу мертвой хваткой, не позволяя никому из нас даже прикасаться к ней.

– Где ты в конце концов пропадал? – спросил Брайан.

– Спал в своей комнате.

Брайан округлил глаза, а Дев выпалил мне в лицо «ну, привет!».

– Чем-то занимался в комнате, это уж точно.

– О! У Маркоса появилась девушка! – воскликнул Кэл. – Я видел, как они выходили вместе из школьного автобуса.

– О-о-о, и кто же она? Горячая штучка? – спросил Дев.

– Ничего так. Ее зовут Диана Норс. И у нее обалденные красные волосы.

– Как пылко, – сказал Дев.

– Они с одного курса, как я понимаю. Подружка Ари Мадригал.

Они едва упомянули об Ари, не говоря уже о том, чтобы вспомнить об Уине – Уин и Ари, Ари и Уин – и тут же вернулись к разговору, спеша закончить мысль.

– Пригласи ее к нам, Маркос, я хочу с ней познакомиться, – сказала мама.

– Это не то, что вы думаете.

Мама нахмурилась.

– Тогда что же это такое?

– Ты нас стесняешься?

– Боишься, что мы ее уведем?

– Дружеский совет, – это была фирменная фраза Брайана. – Приводить или не приводить ее сюда – твое дело, главное, не набери слишком много обязательств в течение этого учебного года. Чтобы перед тобой были открыты все дороги.

– Брайан хочет сказать, что ты еще слишком молод, чтобы связывать себя какими-то обязательствами, – пояснила мама, и Брайан пожал плечами.

– Только держи ее поблизости, – заявил Дев. – Однажды Маркос ее бросит, и тогда она, возможно, захочет встречаться со мной.

– Ты не в ее вкусе, – сказал я, и Дев рассмеялся. – К тому же мы просто друзья.

Все за столом разом повернулись ко мне. Не стоило этого говорить. Уж лучше бы они думали, что я подцепил девчонку, чем гадали: что же такое случилось с Маркосом? Поэтому я поднялся прежде, чем они успели открыть рты.

– Я собираюсь подмести в мастерской.

Оказавшись снаружи, я тут же захотел отыскать Диану и рассказать ей обо всем. Хотя она вряд ли поняла бы меня, ей бы наверняка не понравилось, в каком ключе о ней говорили. И ко всему прочему, она подрабатывала няней и сегодня весь день была на работе, а мне предстояло заняться какой-то хренью. Так что идея постепенно сошла на нет.

Я брел по городу и мысленно разговаривал сам с собой.

– Ненавижу свою семью.

– Ты их не ненавидишь.

– Я ненавижу их за то, что они думают, будто все обо мне знают.

– А это не так?

– Нет! Они считают, что я такой же, как они, только моложе. Словно они когда-то были мной. Дев даже иногда забывает, что я не играю в водное поло, представляешь? Потому что он играл.

– Они любят тебя.

– Да. До тех пор, пока не начинают стесняться.

– И что их так смущает?

– То, что я не веду себя, как настоящий Уотерс?

– Что это значит?

– Это значит, что я не такой крутой, как они. Слишком сильно напился на пляжном пикнике. Придумал дурацкую шутку для выпускного бала. Да и вообще я все делаю не так.

– А что же еще не так?

– Диана. Нет. Не знаю. Возможно. Они такими не интересуются.

– Ты слишком мало им доверяешь.

Я остановился. Наклонился вперед. Положил руки на колени. Судорожно вдохнул воздух. И ощутил, что земля уходит у меня из-под ног. Обычный квартал, повсюду сдаваемые в аренду квартиры, а на улице никого, потому что для туристов еще слишком рано.

На секунду мне показалось, что я говорю уже не с самим собой. Я слышал Уина.

Уин любил моих братьев. И они тоже любили его, хотя с тех пор, как он умер, мы ни разу о нем не упоминали. Мы вообще ни о чем не говорили. Иногда они втроем с мамой вспоминали об отце, но истории эти были настолько древними, что я ничего подобного просто не помнил. Уина мы игнорировали. Если бы я погиб вместо него, готов поспорить, они трепались бы о нас с Уином днями напролет. Но было кое-что, касавшееся меня, что заставляло их закрыть рты. Нет.

Когда я вновь обрел возможность двигаться, все мысли мигом вылетели у меня из головы, и я понесся к семейному магазину, скобяной лавке Уотерсов, на всех парах. На заднем дворе у нас находился деревообрабатывающий цех со всеми столярными принадлежностями и другими чисто мужскими приспособлениями, которые когда-либо могли кому-то понадобиться. Я даже догадывался, что отец открыл скобяную лавку для того, чтобы обустроить себе эту мастерскую.

Я пробежал между длинными рядами хлама и отпер маленькую, почти незаметную дверцу. Я подмел так быстро, что мама едва ли смогла бы заметить разницу, и решил заняться сваркой валявшихся на полу металлических трубочек в кальян для курения марихуаны, несмотря на то что пользоваться сварочным аппаратом мне не разрешали. Его даже заперли за сетчатой дверью в углу магазина, словно я не знал, где найти ключ. Ключ хранился на крючке, прибитом к двери мастерской. Сварка требовала предельной концентрации внимания. К тому же я сделал на пять кальянов больше, чем планировал, – приспособления для употребления наркоты были востребованным товаром на соответствующем рынке, пока Брайан его не обнаружил. Часы текли как вода до тех пор, пока я не заметил на одном из мониторов камер видеонаблюдения Ари Мадригал.

Из-за того, что магазин давно превратился в запутанный и захламленный лабиринт, кто угодно мог прийти и вынести половину ассортимента абсолютно незаметно. Но вместо того, чтобы расчистить и организовать пространство – Бог запретил клану Уотерсов строить настолько амбициозные планы, – мы устанавливали все новые и новые камеры. На них отражался каждый закоулок и несколько тупиков. Все эти картинки транслировались на плоский монитор в виде таблицы.

Ари слонялась от прохода к проходу, на лице ее застыло выражение крайнего удивления. Я улыбнулся. Она бывала здесь бессчетное количество раз, но не замечала ничего вокруг себя. Было ясно: без посторонней помощи она меня не найдет. Я включил громкоговоритель.

– Направо возле наждачной бумаги. – Она вздрогнула, споткнулась, но повернула. – В дверь налево возле живописного мусора.

На мониторе я видел, как она скакала от коробки к коробке и в конце концов оказалась у входа в мастерскую собственной персоной. Должно быть, мое настроение сильно улучшилось по сравнению с утром, потому что я искренне обрадовался ее появлению. Мне даже не было больно. Раньше один вид Ари напоминал мне об Уине, но в тот день я вспомнил о нем и без ее помощи. Меня посетило чувство, будто я встретил старого друга, с которым мы не виделись целую вечность.

Так оно на самом деле и было. Возможно, Диана права и все это время мне следовало поговорить с ней.

При мысли о Диане в животе что-то сжалось. Должно быть, Ари пришла из-за того, что мы с Дианой все время проводили вместе. Бессчетное количество раз меня твердо и решительно предостерегали от встреч с Дианой, и мне не хотелось снова обсуждать эту тему.

Поэтому, для того чтобы сэкономить время, я выключил сварочный аппарат и затолкал его обратно в клетку, потом закрыл сетчатую дверцу и запер ее на ключ. А затем натянул пониже козырек и бросил последние трубочки на пол к остальным. Она вздрогнула от звона.

Я помнил слова Дианы о том, что Ари боялась заходить в магазин, и поэтому предполагал, что на такой шаг она могла пойти только ради подруги.

– Ари Мадригал, – воскликнул я, обнаруживая свое присутствие. – Какого хрена ты здесь делаешь?

Она огляделась. Взгляд Ари скользнул по трубочкам и устроенному мной беспорядку. Ее прямые волосы, всегда идеально ровные, теперь посеклись на концах. Она постоянно терла запястье, как будто пытаясь нащупать пульс. Ари была по-прежнему миниатюрна и изысканно-хороша, хоть я так и не смог понять, что заставляло Уина сходить по ней с ума. Однажды я видел, как она подняла ногу прямо над головой, возможно, это была какая-то балетная фишка.

– И тебе привет, Маркос, – вежливо ответила она.

– Где ты пропадала?

– О, да везде. Порхаю туда-сюда, как бабочка.

– Правда?

– Да, занялась вольерами. Организую приюты для бездомных собак.

– Приятно слышать. Только это бесполезное дело.

– Это благотворительность. Спасать жизни домашних питомцев – важное дело. – Она качнулась на пятках. – Наверное, я должна была тебе позвонить.

– Ерунда.

– Ну, ты тоже мог бы мне позвонить.

– Зачем? Чтобы ты привлекла меня к организации вольеров? – Она пожала плечами. Я продолжил: – Или чтобы мы могли поплакать вместе? Я могу ошибаться, но, по-моему, ты предельно ясно объяснила на похоронах, что не желаешь говорить об Уине, хотя, знаешь, организация вольеров – это звучит не так уж и плохо. Можешь записать меня на шесть. – Я зевнул и закинул руки за голову. – Так зачем ты пришла на самом деле, Ари?

Она выпрямила спину, хотя обычно ей не требовалось следить за осанкой. Я попытался мысленно себя подготовить. Держись подальше от Дианы. Прекрати морочить ей голову. Что у тебя за дьявольский план? И все же она не могла заставить меня что-то сделать. Я был готов. И вспомнил совет, который дали мне братья во время завтрака: они считали, будто понимают, что происходит, и смогут таким образом меня контролировать. Но они не понимали и не могли.

– Одолжи мне пять тысяч долларов, – в конце концов выпалила она.

У меня вдруг перехватило дыхание, однако в следующую секунду я уже пришел в себя.

– Ха-ха, – ответил я. – Этих собачек не так-то дешево ловить. И, кроме того, у меня нет под рукой личного банка, – заметил я.

– Знаю. Но у тебя есть эти трубки для курения и магазин…

– Это магазин моей матери. И на кой черт тебе понадобились пять тысяч долларов?

– Я не могу этого сказать.

– Если это сработало для Уина, это еще не значит, что сработает и для тебя.

Она нахмурилась.

– Что ты хочешь этим сказать? О! Ведь это ты их ему дал. – Она закрыла глаза ладонями. – Черт!

Естественно, Ари знала о деньгах, которые я дал Уину взаймы. Глупо было рассчитывать, что это останется только между нами.

– Он не рассказывал тебе, откуда взял деньги?

Она замялась, а потом покачала головой.

– Нет.

Великолепно. Теперь вся история выплыла наружу.

– И не рассказывал, для чего они предназначались?

– Нет.

По крайней мере, он не проболтался хотя бы об этом. Иначе я бы чувствовал себя полным идиотом. Получилось бы, что она знает обо всем, а я вообще не у дел.

– Забавное стечение обстоятельств, не правда ли? Вы оба просите у меня одну и ту же сумму. – Я пнул ящик, стоявший рядом с моим рабочим местом, крышка упала, и я выругался. – Я даже догадываюсь, что вы оба обо мне думаете. Точнее, думали.

– Пожалуйста, Маркос. Ты же знаешь, я бы не стала просить о чем-то неважном.

– И почему это тебе так важно?

Она обхватила себя руками и закусила губу.

– Уин задолжал кое-кому пять тысяч долларов.

– Да, и я дал ему эти пять тысяч долларов. Теперь с долгами покончено.

– Она их не получила.

– Почему же?

– Потому что… я их потратила.

Я резко выдохнул.

– Я не знала, что это его деньги, – сказала Ари. – Я имею в виду, твои деньги. Я просто нашла пачку у себя в шкафу. Наверное, он спрятал их там.

– Так верни ту вещь, на которую ты их потратила, и отдай человеку деньги.

Она покачала головой. Кажется, Ари не собиралась говорить, на что потратила деньги. Это было понятно. Наверное, ей казалось, что я должен быть благодарен просто за то, что она честно обо всем рассказала.

– Что ж, прекрасно, – сказал я. – Долги Уина почили вместе с ним. Скажи этому человеку, что прокутила всю сумму, и пошли его на три буквы.

– Не могу.

– Почему?

– Это долгая история.

Я смахнул металлические стружки со стола и подвинулся к ней.

– Я должен дать тебе пять тысяч долларов – с чего это? Фактически ты уже украла у меня пять тысяч. И даже не расскажешь, на что их потратила. Ты вообще не собиралась со мной разговаривать. Где тебя носило все лето?

Она нахмурилась, на ее маленьком личике появилось упрямое выражение.

– Если бы Уин попросил, ты бы тут же одолжил ему денег. Ты уже это сделал. И, готова поспорить, не устраивал ему при этом допроса с пристрастием.

– А ты, значит, считаешь, будто я и ты такие же близкие друзья, как мы с Уином?

Ее лицо даже не дрогнуло.

– Я прикрываю твою задницу. И тебе следовало бы прикрыть мою.

– Уин был моим лучшим другом. Я больше ни к кому так не относился, и никогда уже не буду относиться. Никогда. Мы с тобой не виделись неделями. И ты считаешь, я обязан тебе так же, как был обязан ему? Просто потому что он тебя любил? Нет. На самом деле мы никогда не были друзьями. И сейчас это выплыло наружу. Понятно?

– Да брось, Маркос…

– Нет. Я серьезно. Зачем притворяться? У нас больше нет ничего общего. И я не уверен, что когда-то было. – Это было неправдой. На самом деле я не хотел говорить ничего подобного, но остановиться уже не мог. – Мы абсолютно разные. Я не люблю твои шуточки. И мне ничуть не жаль тебя из-за твоего трагического прошлого. Ты вообще меня не интересуешь.

Она выглядела расстроенной, но не до такой степени, как мне бы хотелось. Я надеялся раздавить ее полностью. Мне хотелось, чтобы она почувствовала себя так же, как чувствовал себя я – по уши в дерьме.

– Ты мог просто сказать «нет», – проговорила она.

– А ты можешь просто уйти отсюда, – ответил я и отвернулся. – Удачи в поисках выхода.

Уин, ради которого я бы пошел на кражу. Уин, ради которого я бы умер. Ари не была Уином.

Она на мгновение замерла в дверях мастерской и вышла. Я видел на экране, как она крутилась по сторонам и дважды возвращалась к мастерской, каждый раз выбирая неправильную дорогу. Теряясь.

Но я ей не помог.

23
Уин

Эхо согласилась мне помочь, но для того, чтобы практиковаться в заклинании, требовалось время – ее и мое. Она говорила мне, во сколько приходить, и я приходил. Сидел на диване, в то время как она задавала вопросы о том, как я себя чувствую и как хотел бы чувствовать. А иногда говорила, что ей надо почитать в маминых книгах о ментальных заклинаниях и вызываемых ими побочных эффектах.

Еще она рассказывала мне о матери, которая плохо себя чувствовала.

– Она забывает многие вещи. Теряет себя, – говорила Эхо. Я думал, она имеет в виду деменцию, но все было гораздо хуже: такое происходило со всеми гекамистами, которые переживали остальных членов ковена. Эхо была единственной, кто у нее оставался. В ковене должно было состоять по меньшей мере три человека – а в идеале семеро – для большей устойчивости. – Когда она умрет, я окончательно сойду с ума, – безразлично заявила она.

– Ты злишься на нее из-за того, что она заставила тебя вступить в ковен?

– Она меня не заставляла. Я вступила туда после того, как предпоследний член ковена заболел раком. Я хотела этого. Не могла позволить матери развалиться на части. – Она ухмыльнулась кроваво-красным ртом. – Кроме того, у гекамистов масса преимуществ. Если бы я не вступила в ковен, то сейчас не смогла бы тебе помочь.

В один из таких визитов, колдуя над кастрюльками и сковородками и периодически пичкая меня кусочками чеддера, пармезана, камамбера и бурсена, Эхо поведала мне о том, как ее выставили из колледжа и уволили с работы (она работала официанткой). В квартире тогда завелись крысы, арендодатели разорвали договор и отобрали у них дом.

– Возможно, из-за этого мама привязала меня крюком, – сказала она, округляя глаза.

– Что еще за крюк?

– Вид заклинания, удерживающий меня возле нее. Это имело смысл, поскольку мама переживала из-за того, что моя деятельность вне закона. Боялась, что меня поймают и остаток дней я проведу за решеткой.

– Это действительно так?

– Ну, да. – Она махнула рукой. – Меня посадят, ее посадят. Каждому, кто станет учить новых гекамистов, грозит пожизненное заключение. Вот почему мне необходимо выбраться отсюда и найти новый ковен, убедить их принять нас с мамой. Их придется как-то убедить, возможно, дать взятку, потому что это большой риск – принимать в ковен несовершеннолетних. Но я должна спасти маму. И себя тоже.

Я перегнулся через кухонный стол, с удивлением отметив про себя, что мне интересно – в последние дни я нечасто мог сказать про себя такое.

– Так, значит, рядом с мамой тебя удерживает заклинание крюка?

– Если, конечно, она его применила, в чем я сомневаюсь.

– Почему?

– Крюки – это для тупых, – насмешливо заметила она. – Все равно что держать нужный образец под стеклом. Плюс гекамисты не накладывают заклинания друг на друга. Это плохо.

– Но она могла…

Эхо покачала головой.

– Моя мама любит меня, но точно знает только она сама. Иногда неудачи – это просто неудачи.

Я потер руки и задумался. Приходила ли мне хоть раз в голову мысль, что мои неудачи происходят вовсе не из-за меня самого? Будь я Эхо, я предпочел бы считать, что это крюк удерживает меня от собственных желаний. Все что угодно, лишь бы не «просто иногда так бывает».

– Если бы это был крюк, ты бы могла его уничтожить, – заметил я.

– Как будто это возможно.

Эхо рассказывала, что весь фокус с заклинаниями в том, что их невозможно аннулировать. Остается только ждать, когда они исчерпают себя (если это временные заклинания) или пытаться наложить новые (если они постоянные). Гораздо проще попытаться скорректировать побочные эффекты, чем само заклятие, но даже в этом случае все сильно усложняется, поскольку получается, что ты накладываешь новое заклинание поверх старого. Побочные эффекты удваиваются, утраиваются, а потом и вовсе становятся непредсказуемыми. Любые попытки исправить само заклинание обречены на провал. Иногда, если луна находилась в нужной фазе и суфле было испечено особенно удачно, хороший гекамист мог создать такое заклинание с такими побочными эффектами, что человек возвращался на исходные позиции. Но подобные попытки таили в себе опасность. Качественное заклинание защищает само себя. По словам Эхо, оно будет влиять на реальность, предотвращая любую попытку разрушения.

Неделю спустя я вернулся, чтобы получить свое собственное заклинание.

Было как-то дико думать о бутерброде с сыром как о чем-то живом, имеющем свою собственную волю, однако, по словам Эхо, дело обстояло именно так. Оно будет влиять на реальность, чтобы защититься. Она срезала корки, разрезала кусок по диагонали и положила его в пластиковую коробочку.

– Заклинание в сыре, – сказала она. На ее лице были написаны воодушевление и гордость. И еще, возможно, немного смущения под слоем мейкапа. – Я люблю сыр.

Я держал в руках решение всех проблем. Которое внешне походило на скучный сэндвич.

В тот момент я мог сбежать с ним или откусить кусочек и пообещать расплатиться позже. Но я не мог так поступить с Эхо, которая всего лишь пыталась помочь и у которой были и свои проблемы – больная мать и собственное очевидное сумасшествие.

– У меня нет денег, – сказал я. – Пока нет.

Ее гордость как ветром сдуло, на лице отразилась растерянность. Она села за стол и откинула волосы со лба. Эхо выглядела не столько расстроенной, сколько испуганной. Но вряд ли я мог так ее напугать.

Я поднялся и переложил бутерброд из одной руки в другую.

– Мне стоит его вернуть?

Эхо подняла глаза:

– Ты ведь найдешь эти деньги, правда? Не оставишь меня ни с чем?

– Да, – ответил я. Что еще я мог сказать?

– Тогда возьми заклинание себе. Почувствуй себя лучше. Принесешь деньги, когда сможешь.

– Ты мне доверяешь?

Она посмотрела на меня, и на глаза ее навернулись слезы.

– Я единственный человек, который может навсегда сделать из твоих мозгов фарш. Доверяешь ли ты мне?

– Никогда не думал об этом в таком ключе. – Я посмотрел на бутерброд. Один уголок смялся в том месте, где его держала Эхо. – А твои заклинания всегда работают?

Эхо ничего не ответила.

– Эхо? Это ведь твое первое заклинание, не так ли?

Она на меня даже не посмотрела.

– Я уже делала заклинания раньше. Кучу раз. Мама немного занималась со мной, до того как… потерялась. Но я пока никому их не отдавала.

– Так вот почему заклинание заняло у тебя так много времени?

– Я стараюсь быть осторожной. Делать все правильно.

В горле внезапно пересохло, и я сглотнул.

– Если ты никому их не отдавала, значит, не можешь быть уверена в том, что они работают.

Она поднялась, с вызовом глядя мне в глаза:

– Оно сработает, Уин. Твоя боль уйдет. Побочные эффекты будут иметь физический характер. Возможно, ты какое-то время не сможешь играть в бейсбол, зато тебе больше не захочется убивать самого себя, так что…

– Откуда ты знаешь, что я играю в бейсбол? – Я не пытался ни в чем ее обвинить. Мысль о том, что тело перестанет меня слушаться, могла свести меня с ума. Мне не хотелось об этом думать. (Кто знает, возможно, я так хорошо играл в бейсбол именно потому, что внутри чувствовал себя несчастным?) Но Эхо вспыхнула, краска залила ее шею и щеки.

– Исследования, – пробормотала она, и в ту же секунду я понял, что она ходила на игру и видела меня еще тогда, когда мы не были знакомы. Смотрела на меня, верила в меня и сейчас она покраснела, как… Я даже не знаю – как девушка.

Я решил больше об этом не думать.

Возможно, она решила то же самое, потому что поднялась, бросила разделочную доску и нож в раковину и, стоя ко мне спиной, начала их ожесточенно драить.

– Съешь перед сном, – сказала она. – К утру все пройдет.

Я взял пластиковый контейнер за краешек и посмотрел на бутерброд. Самый обычный. Но не совсем, в каком-то смысле это был вечный бутерброд.

– И как долго он будет храниться?

Она вновь повернулась ко мне. Краска уже сошла, и лицо ее, как обычно, отражало лишь осторожное любопытство.

– Столько, сколько понадобится. Хлеб может зачерстветь, но сыр не испортится.

– Спасибо, – сказал я.

– Ты ведь не собираешь откладывать?

Я пожал плечами. Это она запугивала меня рассказами о нерушимых заклинаниях. Это она до последней минуты не предупреждала о том, что является неопытным дилетантом.

– Это ведь мои мозги. Я должен быть уверен.

Она вытерла руки о посудное полотенце, подошла ко мне и встала напротив. Мне показалось, она хочет до меня дотронуться, и по коже тут же побежали мурашки.

Но она меня не коснулась. Только стояла и смотрела. Мне это не нравилось, но отвести взгляд не получалось. Возможно, это был какой-то гекамистский фокус.

– Пообещай мне кое-что, – сказала она.

– Я достану деньги.

– Нет. Ну, да, конечно, доставай деньги, но пообещай другое: если вдруг вопрос встанет таким образом, что придется либо резать вены, либо есть сэндвич, съешь сэндвич, хорошо?

В комнате стало нечем дышать. Легкие горели. Я смог только кивнуть.

Она кивнула в ответ и отпустила меня домой.