Текст книги "Сборник миниатюр "Enter one" (СИ)"

Автор книги: Меган Джой Уотергроув

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Но я обернулась.

В тот день я рассталась с Дэвидом, моим парнем. Не знаю, зачем. Словно кто-то науськивал меня, просил об этом. Будто какая-то неведомая мистическая сила заставляла меня поступать так, а не иначе. Я забыла о двух годах, проведенных вместе, забыла о том, как он любит меня, как я люблю его. Забыла обо всем.

Еще через два дня я снова встретила таинственного мужчину. Он словно поджидал меня. Я вошла в бар, находившийся неподалеку, и увидела его, сидящим за стойкой. Он пил чистый виски и смотрел на меня, пока я стояла, как одеревенелая, у дверей. На миг мне показалось, что я схожу с ума. Нельзя так хотеть видеть человека, с которым повстречалась всего два дня назад. Ужасающая, пугающая тяга.

Прошло несколько минут перед тем, как губы незнакомца изогнулись в манящей улыбке, а я, зачарованная этим действием, двинулась в его сторону. Подойдя, я долго не решалась присесть рядом. Почему так тянет? Почему я не могу сопротивляться этому влечению?

– Я тебя ждал, – произнес он так, будто в баре, кроме нас, никого не было. Оглянувшись, я поняла, что так и есть. Помещение было пустым. Не понимая, что только что произошло, я стала оглядываться по сторонам, встряхивать головой. Такое невозможно. Секунду назад здесь была уйма народу. Где же они?

Мужчина поднялся со стула и протянул мне руку.

– Идем, – сказал он, – Нам нужно успеть в одно место.

– Нет, – неуверенно буркнула я, отходя на шаг, – Я не могу. Куда успеть? Кто вы, черт возьми, такой?

Незнакомец улыбнулся.

– Черт возьми? – посмеялся он, изогнув брови, а я вся задрожала в нелепом ужасе. Почему боюсь? Почему он кажется немыслимо пугающим и одновременно таким притягательным?

Он двинулся в мою сторону, а я – назад. Страх обуял мое тело, сковал его, будто меня вдруг парализовало. Я не могла дышать и думать: все будто в тумане. Он подошел близко, очень близко. Посмотрел в мои глаза.

И я пропала.

– Идем со мной, Кетрин, – сказал он снова нежным голосом, словно пытался убаюкать меня или соблазнить, – Ты не пожалеешь.

– Откуда вы знаете мое имя? – дрожа, задала я вопрос. Мужчина обыденно пожал плечами.

– Я просто знаю, – так же таинственно ответил он, а затем его рука легко коснулась моего лица. Я прикрыла глаза, понимая, что произойдет дальше. Сети, так ловко расставленные этим человеком, захлопнулись, унося меня в темнейшую из реальностей. Туда, откуда нет пути обратно.

– Ответьте, – прошептала я, когда его губы коснулись моей шеи, – Прошу…кто вы?

Мужчина молчал. Я все еще не открывала глаза – не хотелось рушить эту иллюзию блаженства. Его сильные руки сжали мое хрупкое тело, я замерла в надежде, что он продолжит то, что начал. Я буквально молилась, чтобы он сделал это. Еще секунда, и его губы коснулись бы моих, но тут я услышала дикий перезвон, возникший неоткуда.

Мои глаза распахнулись, и я оказалась в своей постели. Что за ерунда? Как я тут очутилась?

Голос мамы возвестил о том, что я опаздываю в колледж. В голове все было сумбурно и спутано. Неужели все было просто сном? Этот человек – он был нереальным? Мое сердце вдруг печально сжалось. Отчего? Не ясно.

Когда наступил вечер, я отправилась на вечеринку, устроенную друзьями в честь моего дня рождения. Их было много – уйма народу. Многих из них я даже не знала. Но я узнала место, где проводилось торжество.

Тот самый бар.

Место, где я встретила незнакомца из сна. Было ли это совпадением?

– Эй, детка, с днем рождения! – услышала я голос Дэвида. Он подошел и смело поцеловал меня в губы. Я отстранилась.

– Спасибо, – холодно ответила я. Мне не нужен был Дэвид. Только не теперь. Будто сон каким-то образом изменил мое сознание, отношение к окружающим. Мой бой-френд стоял рядом, шутил, смеялся, пока я искала глазами того незнакомца. Каждый миг без него казался мне адской мукой. Ну неужели это был только сон?

Праздник закончился, подруги и друзья уехали домой, а я сидела за стойкой бара до самого его закрытия, но так и не дождалась появления незнакомца. Разочарованная, я вышла из помещения и стала ждать такси. Пошел дождь. Подняв голову к небу, я закрыла глаза.

– Где же ты… – прошептала я в тишину ночной улицы.

«Совсем рядом» – раздалось в моей голове. Я резко распахнула глаза и посмотрела вперед. Он шел вниз по улице, в руках его была трость, хотя он вовсе не хромал. Я не видела его лица, но знала, чувствовала, что это он. Сорвавшись с места, я кинулась за ним.

– Постой! Постой! – кричала я, несясь вперед по лужам, – Подожди же! Скажи мне, кто ты? Прошу тебя!

Мужчина не ответил. Он скрылся за углом, так и не обернувшись.

Когда я добежала до перекрестка из четырех дорог, его уже не было. Внутри вдруг стало невероятно пусто.

Так, будто моя душа испарилась.

Две недели спустя

– Идем, мы опаздываем, – бросила моя подруга Валери. Я уныло плелась за ней в медицинский пункт, для получения результатов. Перед поступлением в университет, требовалось пройти некоторые процедуры, поэтому три дня назад мы сдали анализы крови, а сегодня шли их забирать.

Последние несколько дней я чувствовала себя неважно. Мне не хотелось есть, спать и гулять с друзьями. Я мечтала только о том, чтобы забыть произошедшее – будь то реальностью или сном.

Я вошла в процедурную после Валери. Доктор, мужчина лет сорока пяти в очках, попросил меня присесть. Опустившись на стул, я взглянула на него. Мужчина поправил серый галстук и с неким странным сожалением в глазах сказал:

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, мисс Валентайн.

– Что такое? Что-то не так с моей кровью? – испугалась я. Доктор снял очки и потер переносицу.

– Вы ждете ребенка, Кетрин, – произнес он. Мне стало дурно: голова внезапно закружилась, а сердце подскочило, как сумасшедшее, и тут же унеслось в пятки. Я смотрела на доктора пару минут в полном молчании, а затем ошарашено проговорила:

– Я девственница.

Девять месяцев и три дня спустя

Я лежала в больничной палате, все еще изнуренная после родов. Пришлось родить ребенка самой, без кесарева сечения, хотя я жутко этого хотела. Мне не хотелось видеть это дитя. Я боялась.

Боялась увидеть что-то поистине пугающее.

Но это оказалась красивая девочка. Милая и очаровательная на вид. Я даже взяла ее на руки. Она посмотрела на меня – так внимательно и разумно, будто все понимала. Меня пробила дрожь. Не знаю, отчего.

Когда мы приехали домой, я уложила ее в кроватку, и она почти сразу же заснула. Будто ангел.

Однако я точно знала – она была далеко не ангелом.

Оказывается, я заснула в кресле, перед телевизором. Меня разбудили тихие шаги. Распахнув глаза, я чуть не ахнула. Передо мной, на пороге гостиной, стоял тот самый незнакомец из моего сна. Он был одет в черную рубашку и брюки, а на губах его сияла все так же таинственная улыбка.

– Господи… – пролепетала я, вставая и делая шаг назад. Мужчина усмехнулся.

– Нет, не он. Попробуй еще разок.

Он вошел в гостиную и опустился в кресло, затем закинул ногу на ногу. В его руках, как по волшебству, появилась сигара.

– Ты…настоящий?

– А что, не похоже?

– Я видела тебя во сне, – пробормотала я, – Или это не было сном…

– Не было, – ответил незнакомец, закуривая, – Ведь моя дочь вполне реальна. Не так ли?

Я содрогнулась от мысли, что он пришел, чтобы забрать ее у меня.

– Мы с тобой, Кейти, создали великое дитя. Я рад, что ты сослужила мне такую хорошую службу. Взамен я позволю тебе прожить долгую, небедную жизнь там, где ты только пожелаешь. Конечно, я бы предложил тебе остаться со мной, но мы оба знаем, что ты не согласишься, верно?

Я молчала. Сознание кричало – убегай. Забирай дочку и беги, куда глаза глядят. Но я понимала – от него мне не скрыться. Никогда. Нигде.

Я обречена.

– Ты заберешь ее? – спросила я, почему-то спокойно и умиротворенно. Мужчина поднялся с кресла и подошел ко мне. Мы снова стояли так близко, как в том реальном сне. Он провел пальцами по моей щеке, а затем его губы прикоснулись к моим в едва заметном поцелуе.

– Да, – просто ответил он с улыбкой и направился в спальню Дэлии. Когда он вышел оттуда с ней на руках, я лишь смотрела на то, как он уходит. Сердце словно перестало биться. Я знала, что так случится. Чувствовала. Но все еще не могла поверить.

– Ответь на один вопрос, – прошептала я, когда он стоял уже на пороге, – Кто же ты?

Незнакомец чарующе улыбнулся, пожимая плечами, и произнес:

– Называй меня мистером Ди.

_______________________________________________________________________________

МНЕ НЕ ЖАЛЬ

I’m not sorry

С моих пальцев стекает кровь. Я чувствую ее свежесть, наблюдаю красивые переливы бордового и алого цветов под люминесцентной лампой. Я разрезаю мягкую поверхность ее тела – нежно и аккуратно, так, как любовник ласкает свою женщину. Смотрю на ее губы – они синеют с каждой секундой все больше. Не хочу, чтобы они выглядели так. Беру красную помаду и наношу ее на прелестные уста. Она красива. Очень красива. Как белая роза в зимнем саду, как догорающая свеча в церковном зале, как сладкая конфетка, тающая на языке.

Холодное лезвие касается ее живота, спускается все ниже. Она умерла тихой смертью – отравилась мышьяком. Поэтому ее тело такое ровное, без ссадин и ушибов, без ран и увечий. Она идеальна.

Включаю диктофон и начинаю говорить, чтобы увековечить этот знаменательный момент. Она мертва. Увы и наконец-то. Я не делал этого – лишь подтолкнул, а затем наблюдал. Она сама себя уничтожила. Бедная девочка, сошедшая с ума. Ее разум помутился, нервы сдали.

– Грета Циммерман, 26 лет, самоубийство, – констатирую я, – Отравление мышьяком.

Снова смотрю на ее лицо и не могу припомнить, когда именно стал наблюдать за ней. Возможно, это случилось в прошлом году. Или в этом. Время для меня – абстрактное понятие. Она заметила меня лишь однажды перед своей смертью – когда я проходил мимо ее места работы, кафе «Сладкие деньки. Помню, как сейчас, ее глаза – голубые, словно в них само небо, и испуганные, будто лань увидела волка. Наверное, в тот момент она поняла, что я это тот, кто сводит ее с ума. А может, мне так лишь показалось.

Она не была первой – до нее меня увлекали многие красавицы, и все они, так или иначе, оказывались здесь, на этом ледяном столе для аутопсии, а я стоял над ними точно так же, как сейчас, и резал их прекрасные тела. Мягко, аккуратно, чтобы не поранить такую драгоценность.

Женские тела – как бриллиант без огранки. Совершенные.

Грета все же была единственной в своем роде, покорившей не только мои плотские инстинкты, но и душу. Сердце. Разум.

Я наблюдал за ней долго, пристально, изучая каждое ее движение, действие, повадку. Она ходила быстро, будто все время куда-то спешила, а ее бледное лицо всегда казалось мне задумчивым. О чем она размышляла? Я так и не узнал.

Потом она стала замечать, что кто-то неотрывно следует за ней, наблюдает. Это стало сводить ее с ума. Она запирала двери на всевозможные замки, но я всегда знал способ проникнуть внутрь ее дома. Я смотрел, как она спит, а когда она просыпалась, стоял в шкафу, слушая ее голос, напевавший по утрам одну знакомую мелодию. Кажется, это была Нора Джонс.

Так, одним пасмурным днем она окончательно потеряла контроль над своей жизнью, над собственными страхами. Она плакала, канючила «прекратите, я так больше не могу», но я не мог остановиться. С ней все было намного труднее, чем с другими.

Я стал ею одержим.

Она почти не выходила из дома, и мне стало сложнее быть рядом с ней. Я смотрел на нее через окно, а по ночам слушал, как она ворочается во сне, бормоча что-то о том, что ее силы на исходе. Она потухла – как фитилек, как спичка, и я больше не видел в ней той прекрасной нимфы, которая меня пленила.

И я решил, что ей пора умереть.

Как и всем до нее.

Мои мысли склонялись к убийству – нож, кинжал, сердце, рана. Но, как ни странно, она сделала все сама, опередив мои идеи. Утром, когда я снова пришел, чтобы посмотреть на нее, она лежала на кровати – такая несчастная, совсем уже не горящая энергией – и смотрела в потолок. Она все еще была жива.

Я вошел в ее дом, в ее комнату. Грета молчала, я тоже.

Ее глаза потихоньку закрывались, однако она оставалась в сознании. Я подошел к ней, близко, слишком близко. Наклонился и посмотрел в ее голубые, как озера, глаза. Она улыбнулась.

– Ты, – просто сказала она еле слышно, а я кивнул, проведя пальцами по ее лицу. Я уже тогда понял, что она приняла что-то. Что-то смертельное.

Грета еще раз посмотрела на меня, а потом ее глаза закрылись. На этот раз не для сна, но для вечного покоя.

Теперь она лежит на моем патологоанатомическом столе, глаза ее закрыты, грудная клетка разрезана, сердце и внутренности покоятся в стальном блюдце, а губы снова синие, словно фиалки. Я гляжу на ее овальное, идеальное лицо и понимаю – мне не жаль. Я ни капельки не жалею, что она мертва. Неужели такое возможно? Как можно любить женщину и не горевать по ее смерти?

Ответ прост – я ничего не чувствую. Социопат до мозга костей. Безумец, – скажите вы. Злодей – посчитают многие. И я, пожалуй, соглашусь.

Мои губы в последний раз касаются ледяных губ Греты Циммерман, а затем она отправляется туда, куда и все до нее.

В небытие.

______________________________________________________________________________

МОЯ ДЕТКА ЛЮБИТ КОКАИН

My baby loves cocaine

Моя детка любит кокаин. Ее влечет, тянет, манит к нему, словно бабочку к огненному пламени. Она нюхает каждый день, медленно умирая, но ее это не тревожит.

Когда я просыпаюсь, то вижу ее с кокаиновым зеркальцем, в ванной. Она тихо сидит и делит белый порошок на аккуратные дорожки. Ее бледное лицо, обрамленное некогда яркими синими волосами, застывает в неизвестном мне выражении. Это сожаление? Или я не прав?

Мою детку зовут Меган. Но все зовут ее Ми. Она любит компании, шумные вечеринки до утра и дикий трах. Мы делаем это по несколько раз на дню, а она тащится. Ей нравится, когда ее имеют. Но делаю это только я. Нет-нет, она совсем не шлюха.

Моя детка родила мне ребенка. Чудесную девочку Мари, которая спит в соседней комнате, пока ее мама вдыхает белый яд. А я лежу на постели и плачу. По моим небритым щекам стекают слезы горечи. Нет, так больше нельзя. Неужели нельзя остановиться?

Мне хочется позвать ее. Хочется обнять, но она никогда не позволит этого сделать. Моя детка совсем не любит, когда ее жалеют. Она ненавидит жалость во всех ее проявлениях. Вместо сожалений она убивает себя наркотой.

Я не знаю, отчего она стала такой. Когда я встретил ее, она не прикасалась даже к сигаретам. А потом, само собой, все вышло так, как вышло. Мне больно от того, что я смотрю на нее такую. Сердце сжимается в груди. Ведь я дико, бесконтрольно люблю ее. Я ее обожаю. Я от нее завишу. Как она зависит от кокаина.

– Мег, – шепчу я, но она не обращает внимания, продолжая дробить дорожки. Однажды она перейдет на героин. – Слышишь? Меган, черт возьми!

– Тшш, – говорит она, – Разбудишь Мари.

Встаю с постели и тащусь к ней, устало протирая руками лицо. Боже, это просто ужас. Кошмар, и я никак не выберусь из него. Теперь, видя, как она с наслаждением смотрит на очередную дозу, мне хочется ее ударить. Чтобы она прекратила. Неужели нельзя остановиться?

Нельзя. И я сам это знаю.

Подхожу и хватаю ее за руки. Она шипит на меня, как настоящая кобра, отбивается. Уже четыре раза я вытаскивал ее с порога смерти. А она опять за свое.

– Отпусти меня, сейчас же, мать твою! – теперь она кричит, и ее уже не заботит, что Мари может проснуться. Она никчемная мать. Никчемная подружка. Она – кокаин. – Маркус, я сказала, блин, отпусти меня!

Тащу ее в комнату, кидаю на кровать. Наваливаюсь сверху, прижимая ее весом своего тела. Она плачет. Она всегда так делает. Хочет надавить на жалость, схитрить, чтобы я отпустил ее. Тогда она сможет вернуться к своей дорогой дорожке. Снова и снова.

– Ты, сука, не понимаешь, что делаешь с собой? – я каждый раз говорю одно и то же, но все мимо. Она просто плачет, делает невинное лицо, канючит. – Что ты делаешь?! Ты сдохнешь! Слышишь? Сдохнешь! И что будет с твоей дочкой? А? А со мной? Ты подумала о ком-то кроме себя, сука?

Она закрывает глаза. Ее руки трясутся, все тело дрожит. Мне хочется плюнуть ей в лицо. Но я сдерживаю себя. Потому что я люблю свою детку.

Именно по этой причине я снова ее отпускаю. Толкаю ее с кровати, и она валится на пол, как мешок с дерьмом. Плачет, рыдает в голос.

– Прости меня, малыш, – шепчу я, закрывая лицо руками, – Прости меня.

Я знаю, что она плюет на мои слова. Ей насрать. Как и всегда.

Поэтому она на четвереньках снова ползет к двери ванной. Туда, где осталась ее дорожка. А я смотрю ей вслед. Буду смотреть до тех пор, пока не найду ее холодное, окоченевшее тело на кафельном полу.

Неужели нельзя остановиться?

Нельзя, Маркус.

Моя детка любит кокаин. А я люблю ее.

___________________________________________________________________________

МЫ С ТОБОЙ – НЕЗНАКОМЦЫ

You and I – strangers

Я смотрю впереди себя, на дорогу, и не вижу ничего. Просто стою и жду, пока загорится нужный цвет светофора. Меня наполняет пустота. Вокруг стоят люди, занятые своими делами, думающие свои мысли. А я не думаю ни о чем.

Еще не так давно у меня было все, о чем я только мог пожелать. Квартира, деньги, престижная работа. Но теперь все потеряло смысл. С недавних пор я стал задумываться о тех вещах, о которых никогда не задумывался прежде. Неужели люди могут так быстро поменяться? И могут ли они поменяться вообще?

Я смог. В долю секунды.

Мне нехотя вспоминается тот самый момент, когда все полетело к чертям. Я точно так же стоял у пешеходного перехода и ждал, когда загорится зеленый. Моя машина была в ремонте, так как накануне я раздолбал ее к чертям собачьим, сев за руль пьяным. Кажется, я ехал с очередной вечеринки, которую устраивали друзья семьи. Да, и так я проводил большую часть времени. Не думал ни о чем. Особенно о последствиях. Сейчас это воспоминание для меня – просто воспоминание. Плохое, ненужное. Теперь я больше не такой.

И снова мысли возвращаются в тот день. Я стоял там, ожидая переключения светофора еще пару секунд, а затем заметил девочку-подростка. Она казалась совсем крошечной из-за своей комплекции. Непослушные каштановые волосы выбивались из-под шапки, и она нервно их поправляла. Затем она глянула на часы. Опаздывает. И снова через пару секунд ее глаза опустились на стрелки тикающего розового механизма. Светофор все не загорался. Наконец, она осмотрелась по сторонам и, не обращая внимания на протесты людей, двинулась вперед. Машин не было, но светофор все еще показывал красный. Я вздохнул тогда, подумав, до чего же дети беспечны в наше время. Как и я. В тот момент. Но я стоял на месте, а она пошла.

Моей самой большой ошибкой было не остановить ее. Я ведь даже не попытался. Хотя мог.

Миг – и все закончилось. Вокруг меня крики, вопли, кто-то бежит вперед, кто-то стоит на месте, прикрывая рот ладонью, чтобы не разразиться рыданьями. А я в ступоре. Впервые я вижу человеческую гибель. Меня обжигает изнутри, хотя на улице холодно. С неба неспешно падают снежинки, а я не могу даже пошевелиться.

– Вызовите скорую! – кричит кто-то, но у меня будто ватой уши заложены. Я не могу слышать, не могу дышать, не могу думать. Будто бы это моя вина. Но ведь не моя?

Вижу заснеженную дорогу. И кровь, вытекающую из головы девочки. Шапка слетела с нее, выпустив непослушные волосы наружу. Только теперь они больше не кажутся мне каштановыми. Они черные. От крови.

Гудок машины возвращает меня в реальность. Я все еще стою на тротуаре, ожидая, когда загорится зеленый. Все стоят на месте. Никто не двигается, ждут. Вдруг вижу парнишку. Он на велосипеде. Горный, какой был у меня лет в 13. Отец купил, а я дико радовался. Сейчас – нет.

Вижу, как парень намеревается проехать дальше.

Люди стали безразличнее – у кого-то в ушах торчат наушники, кто-то разговаривает по телефону, некоторые болтают между собой – поэтому им невдомек, что парень собирается сделать. В последний момент меня буквально прорывает. Пустота уходит на второй план, а я несусь к парню, чтобы остановить его. Колеса его велосипеда касаются поверхности трассы, и тут я выскакиваю перед ним, как какой-то недоделанный супергерой, спасающий жизни.

– Дождись зеленого, – твердо говорю ему, положив руку на руль. Парень странно смотрит на меня, мол, ты что – придурок? Но мне все равно. Настойчиво смотрю ему в глаза, и он, наконец, подчиняется. Отхожу обратно с чувством легкой тревоги, а вслед слышу:

– Фрик…

Молча улыбаюсь про себя. Пусть так. Зато ты живой.

Когда загорается зеленый, я еще раз оглядываюсь по сторонам, проверяя, нет ли машин, которые собираются нарушить простое правило. Нет, все в порядке. Парень на велосипеде переезжает дорогу и скрывается в переулке. Я сделал все, что мог. Верно?

В голове возникает образ той самой девочки. Она нервно поправляет свои непослушные волосы, оттягивая шапку назад. Ее глаза голубые. Только сейчас я могу вспомнить эту мелочь. Мне интересно, как бы она могла улыбаться. Как смеялась бы. Что у нее происходило в жизни? Что могло бы произойти, не будь я таким придурком.

Перехожу дорогу и останавливаюсь на другой стороне. Оборачиваясь, хочу увидеть ее, переходящей дорогу. До финальной точки. Без слез, горя и крови на белом снегу. Но ее нет.

Вздыхаю. Мы с тобой – незнакомцы. Но я безумно хотел бы знать тебя.

Знай, я тебя не забыл.

Знай – я тебя помню.

______________________________________________________________________________

НАВЕКИ ТВОЙ. М.

Forever yours. M.

Холодное Рождественское утро встречает меня с опаской. Что я задумал сегодня? Каким образом испорчу свою жизнь? А может все снова станет как прежде?

Нет. Не станет.

Я сижу перед камином в своей новенькой, только что отремонтированной гостиной и смотрю, как догорает последнее письмо от тебя. Почему я выбросил его в палящий огонь?

Что ж, хороший вопрос. Наверное, это потому, что я тебя ненавижу. Прямо сейчас, люто.

Возможно, я виню тебя в том, что ты испортила меня. Могу назвать это словом «уничтожила», но смысл от этого не поменяется. Все так, как есть. Ты превратила меня в тряпку. Помню первый день после того, как ты ушла. Скорее всего, для тебя это было просто действием, а вот для меня – трагедией в духе Ромео и Джульетты. Нет, ну правда. Мне хотелось найти аптекаря и купить у него яду, чтобы покончить с собой. Видишь, что ты натворила?

Мне хочется собрать все те вещи, которые ты оставила рядом со злополучной запиской, и тоже выбросить их в огонь. Чтобы все сгорело, в том числе и ты.

Да, именно так я ненавижу тебя.

Снова и снова всплывают в памяти те слова, что я прочел совсем недавно. Я пытаюсь отстраниться от них, но не выходит. Поэтому я заменяю эти слова другими.

«Я тебя люблю»

«Давай всегда будем вместе»

«Мы с тобой созданы друг для друга»

Я точно помню, как ты говорила их когда-то. А сейчас?

«Здравствуй, мой милый.

Я трусиха, и поэтому не смогла сказать тебе это лично. Мне больше не хочется быть с тобой. Не знаю, почему, честно. Просто мои чувства прошли. Пишу это письмо для того, чтобы расставить все точки над «i». Ты прекрасно знаешь, какая я. Непостоянная, вспыльчивая, взбалмошная. Возможно, ты возненавидишь меня, но прошу – не презирай. Я не хочу, чтобы мы были врагами. Ты хороший человек. И заслуживаешь лучшего. Не меня. Я все испорчу, как всегда.

Посему прощаюсь с тобой. Может, навсегда, а может, и нет. Кто знает, как решит судьба?

В любом случае желаю тебе большой удачи и счастья. Увы, без меня.

Марлин»

И все. Эгоистичная ты сука, Марли. В этот момент я понял, что ты никогда не любила меня, раз смогла так быстро и легко отпустить. Два с половиной года коту под хвост.

И сейчас я сижу у ненавистного камина, в ненавистном доме, который построил для тебя, и смотрю, как сгорает твое письмо. Эта бесчувственная, холодная и полная неискренних слов записка, которая уничтожила меня. И знаешь, чего мне хочется? Убить тебя. Но я, конечно, не сделаю этого. Пусть и прекрасно знаю, где ты сейчас живешь. Знаю, с кем. Он лучше меня? Может, да. Может, он в твоем вкусе, и ты никогда не разлюбишь его, как меня.

Мой психолог говорит, что нужно простить тебя и забыть. Отпустить тебя. А я не могу.

Плачу ему по несколько сотен баксов за прием, на котором он слушает, как я страдаю по тебе. Какие же все-таки шарлатаны, эти психологи. Он совсем не помогает. Только делает хуже.

Я каждую ночь думаю о тебе, Марли. Представляю, как ты лежишь рядом со мной. Как я глажу твои волосы, шепчу твое прекрасное имя. А ты улыбаешься. Жаль, что все это теперь только мои фантазии. Жаль, что ты так поступила со мной. Это было чертовски больно.

Но, возможно, не больнее, чем размозжить себе череп.

Я поднимаюсь с пушистого ковра, купленного тобой на прошлое Рождество, и иду в кабинет. Подхожу к столу, открываю ящик, в котором храню все самое дорогое. Там лежит «беретта». Я купил ее вчера. Сказал, что для самозащиты. Даже зарегистрировал, представляешь? Только вот не знаю, зачем. Наверное, привычка быть хорошим во всем. Жаль, что тебе это не нравилось.

Заряжаю его и с минуту смотрю на холодное оружие, которое отнимет мою жизнь. Если ты вдруг соберешься себя винить в том, что со мной произойдет через пару минут – не стоит. Я сам так решил.

Итак, Марлин…считай это моей предсмертной запиской. Я положу ее в новенький конверт и пришлю тебе 31 декабря этого года. Знай, что все сказанное в этом письме – сущая ерунда. Я никогда не смог бы ненавидеть тебя. Ты слишком много значила для меня, Марли. И я всегда буду тебя любить.

Но все же жаль, что тебе это не было нужно.

Навеки твой, М.

__________________________________________________________________________________

НАС ЗДЕСЬ БОЛЬШЕ НЕТ

We are no longer here

«Дорогой незнакомец,

Я пишу это крошечное письмо, сидя в одной из комнат огромного стального бункера, который в скорости будет уничтожен. Как и все живое на этой планете. Не знаю, когда ты прочтешь эти слова, а может, и не прочтешь вовсе, но знай – все старания были напрасны. По крайней мере, для моего поколения.

Еще пару дней назад все было хорошо. Но сейчас – мир рушится под моими ногами. Все кричат, молят Господа о помощи, но едва ли он слышит их. Наверное, это он сослал на нас эти ужасные муки и страх. Потому что мы грешны. Все до единого.

И мне страшно.

Я вспоминаю те дни, когда мать рассказывала мне о благочестии и о том, что нужно вести правильную жизнь, чтобы в Судный день быть чистой перед Богом. Но я не была правильной. Никогда не помогала беднякам, никогда не старалась угодить кому-то просто так, безвозмездно. Никогда не прощала людей, которые гадили мне в душу. Наверное, поэтому я сейчас здесь. На этой планете. В этот час.

В час, когда все кончено.

Не убежать, не скрыться. Только лишь ждать своего конца, как и многие другие.

Милый незнакомец, этот крошечный кусочек бумажки я нашла в ящике стола. Это единственная вещь, что осталась от прошлых заселенцев этого ковчега. Наверное, кто-то тоже пытался написать что-то, да не вышло. Но у меня получится. И если ты прочтешь когда-нибудь это письмо – отлично. Значит, моя душа там, на том свете, будет счастлива.

И если же кто-то из нас все-таки пережил этот страшный, кошмарный день, значит, для человечества еще не все потеряно. А это радует.

Храни тебя Господь, Незнакомец. Я желаю тебе счастья.

Грейс Миллити, 11 ноября 2038 года»

Я отложил старый листок бумаги в сторону и посмотрел в окно. Сегодня был первый день после того самого «конца света». Оказывается, эта девушка была не так далеко. Всего в двух километрах от нашего бункера.

Я мог бы спасти ее? Вероятно, нет. И сам спасся чудом. Если бы не старик, прикрывший меня своим телом, все было бы кончено. Но я здесь. Там, где меня быть не должно.

Наверное, я должен благодарить судьбу за то, что спасся. Но я виню ее. Почему я выжил? Что я стану делать на этой земле? Без друзей, без семьи. У меня никогда не осталось. Хочется просто взять и покончить с собой. Чтобы оказаться вместе со всеми. Но когда мне в голову приходит эта мысль, я тут же отметаю ее.

Я должен жить. Ради того старика, что спас меня. Ради девушки Грейс, что написала это письмо. Ради себя, чтобы сотворить новый мир, не такой, каким он был.

Со мной еще пара ребят. Две женщины, одна из которых сильно ранена. Я должен буду нести ее на руках, так как вторая женщина слабая, немощная старушка. Еще с нами паренек лет шести. Он так же выжил чудом – его спасла мать. Теперь ее нет.

На следующий день мы покидаем это место. Идем в новый город. Идем из места, где нас больше нет, в место, где мы будем нужны.

Пока мы шагаем по разломанной дороге, я думаю над словами девушки Грейс. Раз мы выжили, значит, еще не все потеряно. И если так, то стоит доказать это.

_____________________________________________________________________________

НОМЕР 21

Number 21

7 ноября, 2004 год.

Записи из дневника Кети Палмс:

«У окна я сижу уже который час, и все это время мне кажется, что за мной кто-то наблюдает. Странное чувство, не так ли? Вы не можете понять, как такое возможно, ведь оборачиваясь, вы действительно видите человека, который смотрит на вас. Ну а я, обернувшись, вижу только белые стены своей палаты, как это не прискорбно. Психиатрическая больница «Андерхилл» находится в отдаленной части одноименного города и представляет собой большое серое здание с четырьмя этажами, наполненными самыми неуравновешенными психопатами со всего штата. Я – в их числе. Удивительно, ведь я рассуждаю и пишу этот небольшой биографический очерк, как нормальная, здоровая личность. Но на самом деле, во мне много тех черт, от которых людей бросает в холодный пот; от которых они бегут, визжа, как ненормальные.

Мое имя Кети Палмс. Я являюсь пациенткой «Андерхилла» уже почти три года и страдаю синдромом диссоциативного расстройства идентичности. Проще говоря, раздвоением личности. По крайней мере, так мне сказали. Сама я не помню ничего из того, что со мной случилось. Лишь смутные воспоминания о том, как я оказалась здесь.

Тот год был особенно плохим. Я часто страдала головными болями, бывали провалы в памяти и довольно регулярно случались приступы эпилепсии. Помню, меня положили в клинику, чтобы вылечить, но оказалось, что виновата вовсе не эпилепсия. Врачи так и не смогли выяснить, что со мной. Я спешно выписалась и решила, что все пройдет само собой. Но этого не случилось. Каждый новый день вносил в мою жизнь еще больше боли, чем предыдущий. Я просыпалась ночью, вся мокрая от пота, и ничего не могла вспомнить. Сны словно не снились мне. На работе мною правили забывчивость и невнимательность. Из-за этого, всего через год меня уволили, и вот тогда началось все самое интересное.