Текст книги "Пылкий романтик"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 5
Джулиан был прав, имение действительно выглядело пустынным, почти диким. Поднявшись на небольшой пригорок, экипаж подъезжал к невысокому каменному дому, стоявшему, как казалось, посреди полной пустоты, если не считать двух-трех амбаров рядом с ним. Единственным звуком был шум прибоя, доносившийся с моря.
Когда Джулиан и Пен покидал и его лондонский дом, слуга еще спали. Даже Баткин и миссис Таттл не знали об их планах отъезда.
– Это ваш дом? – спросила Пен, выходя из экипажа.
– Да, – ответил он, подавая ей руку. – Я купил его несколько лет назад после того, как обрел наконец некую стабильность в плане работы и финансов.
– Вы, должно быть, хотели иметь место, куда могли бы иногда сбегать от столичной суеты и рутины текущих дел?
– Да мне просто хотелось иметь домик на берегу моря. Я всегда любил море.
– По-видимому, это у вас в крови. Ведь, если не путаю, один из ваших дядей был офицером флота? Вы даже одно время подумывали пойти по его стопам. Не жалеете порой, что все-таки выбрали иную карьеру?
– Графиня, одно из правил, которому я следую в жизни, – никогда не жалеть о прошлом. Это бессмысленно. Кое о чем я, правда, все-таки жалею, но это совершенно не имеет отношения к работе и карьере.
Домик оказался простым и скромным, но вполне симпатичным. Гостиная, небольшая, тщательно подобранная библиотека, выходящая окнами прямо на море. Высокие балочные потолки, побеленные стены без обоев, простая, но не грубая мебель...
– Симпатичный домик! – проговорила Пен. – И вы живете здесь совсем один, даже без слуг?
– Без.
– И даже Баткин здесь не бывает?
– Нет.
Пен попыталась представить себе, как живет здесь мистер Хэмптон в полном одиночестве и тишине. Лишь звуки моря и ветра бывают здесь его «собеседниками». Из того, что дом не был заперт, Пен поняла, что Джулиан наведывается сюда не только летом. Пен не удивилась бы, если б узнала, что он специально ездит сюда и в дождь, и в бурю, и в снег, чтобы побыть наедине с беснующейся природой.
Пен стояла в дверях гостиной, глядя, как мистер Хэмптон разводит огонь в камине. Казалось, она понимала, чем так нравится Джулиану этот дом и чем понравился ей.
Пен вспомнила, как однажды летом Джулиан гостил у них в Леклер-Парке. Она, спасаясь от внезапно хлынувшего дождя, вбежала в дом и обнаружила в библиотеке Джулиана. Он стоял у открытого окна, любуясь дождем. Казалось, он был совершенно зачарован этой картиной. Не говоря ни слова, Джулиан тогда прошел мимо нее. Пен вскоре увидела его в том же окне – вышел в сад, прямо под ливень. Желал ли он тогда слиться с природой, почувствовать дикую красоту безумства стихий? Или, может, был на что-то зол, надеялся, что дождь смоет с него дурное настроение?
– С огнем в доме будет не так сыро, – произнес он, выпрямляясь и отряхивая руки, испачкавшиеся в золе. – Я разожгу еще камин на кухне и в спальне, которую вы выберете себе. Советую, впрочем, где-нибудь на втором этаже, там комнаты поуютнее.
– Мистер Хэмптон, – улыбнулась она, – вы в таких красках расписывали дикость своего имения! Я решила, что здесь какой-нибудь полуразрушенный сарай, а оказалось, что даже комнату выбрать можно. Что ж, поднимусь наверх, посмотрю, что там за комнаты.
– Как вам угодно. А я пока займусь камином на кухне. Поднявшись по узкой лестнице, Пен обнаружила наверху целых три спальни. Самая большая, с окнами на море, очевидно, принадлежала Джулиану. Две другие, поменьше, располагались в противоположной части дома.
Пен задержалась в одной из них, рассматривая простое, но опрятное убранство: кровать с холщовым покрывалом, беленые стены, гардероб из сосны.
Комната явно принадлежала женщине. Что именно говорило Пен об этом, она, пожалуй, затруднялась сказать, но что-то наталкивало ее на эту мысль. Может быть, едва уловимый, но все-таки имевшийся запах духов?
Пен вдруг покраснела. Ну конечно же! Что же еще может быть? Для холостяка очень важно иметь домик подальше от посторонних глаз и время от времени уединяться в нем. Как это она сразу не подумала об этом? Неудивительно, что даже слуги Джулиана не показываются здесь.
Пен практически ничего не знала об отношениях мистера Хэмптона с женщинами, если не считать сплетен. Да еще того, что вокруг Джулиана всегда увивалось много женщин, рассчитывающих на его внимание, но, как правило, они старались впустую.
Впрочем, откуда, собственно, известно, что впустую? Мистер Хэмптон, судя по всему, умеет хранить тайны, если существование маленького домика в сельской глуши умудряется скрывать почти от всех.
Пен прошлась по спальне, думая о том, кто посещает этот дом. Есть ли среди них ее знакомые? Есть ли у Джулиана постоянная пассия, или ему больше по душе одноразовые приключения?
– Вы выбираете эту спальню, графиня?
Пен обернулась. Джулиан стоял в дверях, в руках у него был ее большой саквояж. Пен вдруг вообразила его входящим в эту спальню, для того чтобы... Эта картина, живо представшая ее мысленному взору, заставила ее покраснеть до корней волос.
Пен молчала. Джулиан принял это за согласие, прошел к гардеробу и поставил саквояж рядом с ним.
– Я предпочла бы другую, – проговорила она.
– Что ж, воля ваша. Я и сам считаю, что та, с видом на море, уютнее.
– Да, но... она, кажется, ваша?
– Когда я здесь – да. Но, как я уже сказал, дня два вы пробудете здесь совсем одна, так что спальня в вашем распоряжении.
– Спасибо, мистер Хэмптон, но мне все равно не хотелось бы занимать вашу спальню.
– Воля ваша, – повторил он.
– Я предпочла бы комнату, что рядом с этой. Мне кажется, она самая уютная.
– Как хотите. – Джулиан потянулся было за саквояжем, чтобы перенести его в соседнюю спальню, но вдруг словно передумал.
– Почему самая уютная? – недоверчиво спросил он.
– Потому что самая маленькая. Я не люблю большие комнаты!
В глазах Джулиана вдруг засветился лукавый огонек. Он явно понял, что на самом деле послужило причиной подобного выбора Пен. На его губах вдруг мелькнула хитроватая улыбка. Или Пенелопе это только показалось?
– Я все-таки советовал бы вам, графиня, выбрать вот эту спальню, в которой вы сейчас находитесь.– Оставив саквояж у шкафа, Джулиан пошел к дверям. – Дело в том, что она – единственная, из окна которой видна дорога. Так безопаснее. Если к дому, не дай Бог, будет подходить кто-то чужой, больше шансов увидеть его сразу.
Джулиан принес в спальню Пен второй ее саквояж и ведро воды, чтобы графиня смогла умыться. А сам, спустившись на первый этаж и пройдя через гостиную, вышел на маленькую террасу, выходившую на море.
День не был холодным, но дувший с моря бриз пронизывал Джулиана насквозь. Однако ему это даже нравилось. Он словно ощутил себя частью ветра, неба и постоянно бьющихся о берег волн.
Джулиан любил смотреть на прибой. Он навевал ему мысли о вечности природы, о бренности человеческого существования и о вечной любви. Именно с помощью любви человек способен подняться над этой бренностью. Эти размышления не всегда можно облечь в конкретные слова, но благодаря им Джулиану всякий раз каким-то образом удавалось понять больше о мире, о людях и о самом себе...
Джулиан думал не только о Пенелопе. Даже, пожалуй, о «ей он в такие минуты думал меньше всего, хотя образ ее постоянно присутствовал в его сознании. Но теперь, однако, Джулиан знал, что всякий раз, когда он будет подниматься по ступеням этого дома, стоять на этой террасе, он всегда будет думать о Пен. И только потому, что она однажды ночевала здесь.
Джулиан попытался представить, что сейчас делает Пенелопа наверху, в спальне, в которой, как она решила, обычно останавливаются его любовницы. Не то чтобы он на самом деле ни разу не привозил сюда никаких любовниц, но...
День был ясным, и Джулиан видел вдалеке вздымающиеся мачты уходивших в дальние страны кораблей. Джулиану приходилось несколько раз бывать на кораблях. Он знал, что жизнь на море ему понравилась бы. Но о том, что не стал моряком, Джулиан не жалел.
Отец Джулиана был дворянин, промотавшийся почти до нищеты. Но ни титула, ни доброго имени он не терял. А для сына обедневшего дворянина в Англии, как правило, дорога одна: податься в юристы и стать адвокатом. Но каким? Барристером или солиситором? Барристеры – адвокаты, выступающие в суде. Они работают не за деньги, во всяком случае, официально не за деньги (на практике же многие из них, разумеется, не гнушаются взятками). За деньги работают только солиситоры – адвокаты, дающие советы клиенту. Они подготавливают дела для барристера; если и выступают в судах, то лишь в судах низшей инстанции. В глазах света эти две грани одной профессии воспринимаются по-разному, и поэтому каждый уважающий себя дворянин если уж и идет в адвокаты, то в барристеры, а не в солиситоры.
Но когда в карманах гуляет ветер, тут уж не до дворянской спеси. И Джулиан подался в солиситоры. Впрочем, теперь, оглядываясь назад, он не жалел о своем выборе. Клиенты барристеров, если можно так выразиться, одноразовые. Защитив (или не защитив) своего клиента в суде, барристер навсегда расстается с ним, если только судьба не сведет их вновь. Солиситор же «ведет» своего клиента всю жизнь. В качестве барристера Джулиан, пожалуй, не смог бы ничем быть полезен Пен.
Предвидела ли это мать Пен? Возможно, да, иначе почему она тогда предложила пятнадцатилетнему Джулиану учиться на солиситора? Мать Пен пообещала, что первые два года учебы ее муж оплатит, а когда Джулиан окончил колледж, отец Пен устроил его клерком в свою адвокатскую контору.
Тогда, правда, леди Леклер напирала на то, что боится-де, что ее непутевому старшему сыну, Милтону, может понадобиться помощь «своего» толкового юриста. Но Джулиан знал, что леди Леклер подумывала, чтобы выдать Пен замуж за графа Глазбери.
Неужели леди Леклер уже тогда знала, что за человека она прочит своей дочери в мужья? Если так, то ее согласие на эту свадьбу нельзя назвать иначе, как преступлением.
– Мистер Хэмптон, не желаете ли пообедать, прежде чем уедете? Я накрыла на стол.
Джулиан обернулся на голос Пен.
Пен стояла в дверях террасы. Буквально на минуту она вдруг показалась Джулиану той полуженщиной-полуребенком, которая много лет назад восторженным голосом объявила ему, что помолвлена с богатым, влиятельным женихом. Тогда Пен выглядела такой счастливой, смеялась так заразительно, что Джулиан не смог не улыбнуться в ответ, хотя эта весть была для него величайшим несчастьем всей его жизни.
Сейчас Пен, пожалуй, казалась ему еще красивее, чем тогда. Простая прическа делала ее очень молодой. В самой ее смущенной манере было что-то невинно-девичье.
Джулиан прошел в дом. На маленьком столике у окна в гостиной лежали сыр, хлеб и ветчина. Вы сможете провести здесь ночь в одиночестве? – спросил он.
– Отчего же нет? Я ведь, в конце концов, не ребенок! – почти с вызовом проговорила она.
Джулиан не был уверен, какой реакции она ждет на эти слова, поэтому промолчал.
– Мистер Хэмптон, – заявила вдруг Пенелопа, – я все-таки подумала и пришла к выводу, что приехать сюда было не очень хорошей идеей.
– Почему? – удивился он, – Разве вам не нужно на время где-то спрятаться?
– Я считаю, что этот дом – не лучшее место.
– Почему?
Пенелопа молчала, нарезая ветчину тонкими ломтиками. Сама она, должно быть, надеялась, что по выражению ее лица мистер Хэмптон не сможет ничего прочитать. Но Джулиан слишком хорошо знал Пен, чтобы не видеть: сейчас она мучительно ищет дипломатичный ответ на этот вопрос.
–Я опасаюсь за вашу репутацию, мистер Хэмптон, – проговорила она. – Если о моем пребывании здесь станет кому-нибудь известно, сами понимаете, что тогда обязательно подумают о нас. А если об этом узнает Глазбери, тогда вам точно конец, мистер Хэмптон!
Пен лгала ему. Нет, она действительно боялась, что граф может сделать Хэмптону что-нибудь плохое, но не это было главной причиной.
Пен подняла на Джулиана глаза.
– Я подумала и пришла к выводу, – заявила она, – что есть лучший способ решения моих проблем, чем все время бегать от графа.
– Какой же? – Джулиан вскинул бровь.
– Изменить ему. Изменить нагло и в открытую, так, чтобы об этом узнали все. Тогда граф, я думаю, разведется со мной. Я помню, когда он отпускал меня, заявил, что предоставляет мне свободу с условием, чтобы я не изменяла ему. И если я это сделаю, наш договор будет считаться расторгнутым. Как вы думаете, мистер Хэмптон, это сработает?.. Что с вами; мистер Хэмптон? Вы бледны...
– А? Что? Нет-нет, со мной все в порядке... Продолжайте!
– Как вы думаете, если я изменю ему, это сработает?
Джулиан постарался собрать волю в кулак, изображая профессиональную беспристрастность.
– Думаю, сработает, мэм. Если о вашей интрижке станет широко известно, это заденет его дворянскую честь, да и просто как мужчину оскорбит.
– Но ведь для того, чтобы развестись, нужно обращаться аж в парламент! А я согласна только на развод. Мне нужна полная свобода!
– Если понадобится, думаю, он пойдет и в парламент. В конце концов, развод позволит ему жениться снова и получить наконец своего наследника.
– Что ж, – вздохнула она, – тогда, полагаю, решено. Нужно только как следует обдумать все детали.
– Признаться, я и сам хотел посоветовать вам этот вариант еще много лет назад, но решил, что подобное оскорбило бы вашу честь.
Вилка с ломтиком ветчины в руках Пенелопы вдруг застыла на полпути. Пен подняла глаза на Джулиана:
– Вы давно подумывали об этом? И сами хотели посоветовать мне этот вариант?
– Да.
– Что же вас остановило? Полагаю, на самом деле здесь что-то другое, не только боязнь задеть мою честь! Признайтесь, вы просто считали, что я неспособна на это, мистер Хэмптон!
В голосе Пенелопы явно звучал вызов.
– Насколько я припоминаю, вы тогда сами не очень хотели развода. Процедура нудная, унизительная. Я думал, что скандала вы хотели еще меньше!
– Да, тогда я действительно не была склонна начинать дело о разводе, но не потому, что нудно и унизительно, а, честно говоря, по весьма прозаичной причине: обращение в парламент влетело бы мне в копеечку.
– Ну, не обязательно через парламент. Это можно сделать и через церковный суд.
– Церковный развод – полумера, нужен гражданский. Хотя и при церковном – то же унижение, та же канитель.
– Не скажите, графиня. Церковный развод – все-таки развод. После него граф уже не посмел бы вас трогать.
Со стороны голос Джулиана звучал спокойно, но провалиться ему сейчас на месте, если в глубине души он действительно одобрял идею с изменой! Разговор начался с простого обсуждения развода как одной из возможностей решения ее проблем, а закончился тем, что Джулиан дал ей «добро» на измену и, таким образом, фактически взял ответственность за эту идею на себя.
Повисла напряженная, гнетущая тишина. Пен взглянула на Джулиана. На этот раз в ее глазах читалась решимость.
– Хотите, я скажу, мистер Хэмптон, – заговорила она, – почему вы на самом деле не стали тогда советовать мне подобное?
Джулиан молчал.
– Вы думали: после того, что у меня было с графом, я просто не смогу уже переспать ни с одним мужчиной. По вашему мнению, мой первый же печальный опыт должен вызвать у меня отвращение к постели на всю оставшуюся жизнь. Я права?
Пен покраснела до корней волос. Ей было также неловко говорить об этом, как Джулиану слушать ее обвинения.
Пен демонстративно занялась едой. Судя по ее виду, она не требовала от Джулиана ответа.
Впрочем, в глубине души Джулиан был и рад этому, ведь его ответ был очень далек от того, что сказал бы старый друг и профессиональный адвокат.
– Вы советуете мне развестись с ним? – спросила она. – Развестись или заставить его развестись со мной?
– Что ж, если нет иного способа заставить его отказаться от чудовищных планов...
– В принципе иной способ есть.
– Какой?
– Тот, который я планировала раньше, – уехать Америку.
– И загубить всю свою оставшуюся жизнь? И так уж над вами постоянно висела тень вашего мужа и отравляла вам жизнь... Не кажется ли вам, что после всех ваших страданий вы вполне заслуживаете нормальной, беззаботной жизни?
– Не понимаю. Чем плоха Америка? Судя по тому, что я о ней слышала, страна не хуже других...
– Это если вы будете жить в столице или в каком-нибудь достаточно крупном городе. Но тогда вы будете у всех на виду, и муж вас наверняка отыщет. А в глуши там такие условия, что этот дом покажется вам дворцом.
– Мне кажется, вы преувеличиваете. – Она вздохнула. – Как бы то ни было, иных вариантов я не вижу, сэр. Разве что убить графа? Но на это, разумеется, я никогда не пойду.
Джулиан промолчал.
– Во всяком случае, – произнес он через минуту, – не следует вам ломать голову, пока мы точно не разузнаем, каковы же конкретные планы графа. Я собираюсь поговорить с ним лично. А сейчас, графиня, я вынужден покинуть вас. У меня назначено несколько встреч в Лондоне, на которые я не могу не явиться, иначе это вызовет подозрения. Завтра днем я заеду вас навестить.
– Не стоит, мистер Хэмптон. Делать такой крюк – не ближний свет. Завершите все свои дела в Лондоне, тогда уж и приезжайте.
– Я всё-таки заеду.
– Воля ваша.
Пен вышла с Джулианом в сад, провожая его.
Джулиану ужасно не хотелось оставлять здесь Пен совсем одну. Сам он любил одиночество, но знал, что большинство людей, как правило, его не выносит.
Озабоченность Джулиана, должно быть, отразилась на его лице, так как Пен произнесла:
– Спасибо вам, мистер Хэмптон, за вашу заботу. Не волнуйтесь, со мной ничего не случится. И прошу простить меня за то, что я наговорила вам сейчас за обедом. Это все-таки было не очень вежливо с моей стороны.
– Ничего страшного! – кивнул он. – До завтра, графиня!
– До завтра.
Джулиан направился к своему экипажу, но слова, сказанные Пен за обедом, все еще звучали в его ушах. Он уже почти было сел в экипаж, как вдруг вернулся к тому месту, где стояла Пен.
– Я никогда не считал, графиня, что после печального опыта с вашим мужем у вас вообще должен пропасть интерес к мужчинам, – произнес он. – Я не стал тогда советовать вам изменить ему, потому что подобный совет был бы непорядочным. Да, я видел, что вы тогда были шокированы и напуганы тем, что вытворял Глазбери, но никогда не считал, что настолько, чтобы это навсегда убило в вас женщину.
Пенелопа посмотрела на него.
– Спасибо вам, что вы так обо мне думали, – прошептала она чуть слышно. – Но, честно говоря, мне самой одно время казалось, что я никогда больше уже не смогу быть ни с одним мужчиной.
Глава 6
Весь оставшийся день Пенелопа читала историю древних этрусков, обнаруженную в библиотеке мистера Хэмптона.
Солнце уже клонилось к закату, бросая косые лучи на лужайку перед домом, где сидела Пен. Она отложила книгу и думала, чем бы заполнить вынужденное одиночество. В голове неотвязно вертелась крамольная мысль – порыться в вещах Джулиана. Может быть, ей удастся найти какие-нибудь свидетельства того, что за любовница или любовницы посещают этот дом? Пен ничего не знала о личной жизни мистера; Хэмптона. Но уж наверное, есть в его жизни еще кое-что, помимо работы и юридических советов графине Глазбери!
Пен долго боролась с искушением, но, в конце концов, оно оказалось сильнее. Поднявшись наверх, в кабинет Джулиана, она начала рыться в ящиках стола, в которые, разумеется, не должна была заглядывать, даже несмотря на то что Хэмптон оставил их открытыми.
Пен чувствовала, если она поймет, что в данный момент у Джулиана нет любовницы, ей уже станет легче. Когда она сидела сегодня с Джулианом за обедом, ее не покидало странное, неловкое чувство, что рядом незримо находится кто-то третий, точнее, третья. Эта таинственная незнакомка хороша собой и не испытываете отличие оттого, что Джулиан думает о Пен, отвращения к интимной близости с мужчиной!
Скорее всего Джулиан солгал ей, что никогда не думал о равнодушии Пен к мужчинам. Солгал, чтобы не обидеть ее. В его глазах она наверняка холодна и фригидна. Хотя то, что он думает об извращениях ее мужа и о том, что это должно вызвать у нее отвращение, довольно необычно. Как правило, мужчины относятся ко всякого рода излишествам по меньшей мере терпимо и не считают, что у женщин они должны вызывать отвращение. Или скорее вообще не задумываются о том, что думает и чувствует женщина. Впрочем, что удивительного в реакции Джулиана? Старому, преданному другу, всегда сочувствующему ей, по-видимому, не безразличны ее чувства.
Пен выдвинула ящик стола. Внутри лежала большая стопка бумаг. Борясь со стыдом, Пен развязала ее и взяла в руки первую же бумагу.
Это была рукопись любовной поэмы – черновик с многочисленными исправлениями. Рука явно Джулиана. Пен знала его почерк. Она не ошиблась в своих подозрениях—у Хэмптона действительно есть или была любовница. Возможно, и в Лондон он сейчас отправился для встречи отнюдь не с деловыми партнерами...
Не в силах сдерживать эмоции, Пен встала и заходила по комнатам. Шаги гулким эхом отдавались в пустом доме, мысли снова и снова возвращались к сегодняшнему разговору с Джулианом. А вдруг граф не станет разводиться с ней, даже несмотря на измену?
Ту относительную свободу, которой Пен пользовалась до недавнего времени, она получила при условии, что не будет изменять графу. До сих пор и тот и другая соблюдали условия договора. Теперь граф вдруг начал требовать ее к себе. Стало быть, что-то изменилось в его настроениях. Что именно? Джулиан, пожалуй, все-таки прав: нужно как следует разузнать, что у графа на уме, и действовать, исходя из этого. А пока нельзя сказать, добьется ли она изменой своего или выйдет только хуже... Но как бы то ни было, этот вариант надо хорошенько продумать на случай, если она все же им воспользуется.
Вернувшись за стол, Пен нашла в его ящиках листок чистой бумаги и начала составлять список – список мужчин, которые согласились бы сыграть роль ее любовника.
Колин Бершар.
«Что ж, вариант вполне подходящий. Бершар всегда презирал светские условности, любит эпатаж и, пожалуй, будет даже рад скандальной славе...»
Айван Макдин.
«Чертовски привлекателен. Романтик. Шотландец с темными как преисподняя глазами и иссиня-черной гривой волос. Но он уже, кажется, был когда-то замешан в одном скандале, связанном с разводом. Слишком будет явно, с какой целью я затеяла этот спектакль. К тому же о нем рассказывают такое... эти оргии, которые он якобы устраивает у себя дома. Это будет уж чересчур скандально. Легкомысленный тип. Нет, Этот не подойдет...»
Арчибальд Эбернэти.
«Арчи будет счастлив. Он увивается вокруг меня уже много лет. Вот только я не пылаю к нему ответной страстью. Симпатичен, но не более того…»
Пен добавила к своему списку еще три имени и остановилась, рассеянно глядя на лист бумаги, лежащий передней. Как ни симпатичны были ей все эти мужчины, Пен не могла представить себя занимающейся любовью ни с одним из них. Или она: сумеет, найти в себе силы? Разумеется, нужно будет посвятить во все это самого мужчину, объяснить ему, что все это нужно ей исключительно для дела.
Пен попыталась представить себе, как она будет произносить это объяснение. «Сэр, не желаете ли небольшое приключение? Любви, признаюсь сразу, не обещаю, но, смею надеяться, удовольствие вы получите. Клянусь, это ровным счетом ни к чему вас не обяжет. Хотя должна предупредить: мы расстанемся сразу же, как только слухи о нашей связи станут достоянием гласности…»
Да, в теории все всегда бывает замечательно, пока не дойдешь до дела. Пен трудно было представил; себя в подобной роли. Ей все-таки далеко до прожженных светских дам, которые, ничуть не смущаясь, имеют по три любовника одновременно.
Может быть, стоит подумать, есть ли у нее еще кандидаты на эту роль?
Джулиан Хэмптон.
Пенелопа не стала заносить это имя в список, хотя сама, пожалуй, не смогла бы себе толком этого объяснить. Пен пыталась уверить себя, что просто не хочет компрометировать мистера Хэмптона, но на самом деле ее очень испугало, что ее против воли тянет к Джулиану.
Пен легко представляла себе, как занимается любовью с Джулианом. В ее воспаленном воображении кружился целый калейдоскоп сладострастных картин: Джулиан любуется ее телом, прикасается к нему сначала осторожно, робко, затем все смелее и смелее.
Нет, надо заняться чтением, а то лезет в голову черт знает что! Взяв книгу, Пен вышла из кабинета, чтобы быть подальше от листка с соблазнительным списком. Сев у окна в гостиной (последние лучи заходящего солнца еще давали кое-какой свет), погрузилась (точнее, попыталась погрузиться) в славные исторические деяния; древних этрусков.
В голову упорно лезли мысли о Джулиане. Бедный мистер Хэмптон! Нелегкое ему предстоит испытание – провести какое-то время с женщиной, у которой от одиночества и неудовлетворенности голова забита подобным бредом!
Было уже далеко за полдень, когда Джулиан возник на пороге лондонского дома графа Глазбери.
Двери открыл высокий темнокожий слуга в парике и ливрее. Джулиан протянул ему свою визитную карточку. Он сразу узнал этого негра; хотя прошло уже много лет с тех пор, как он видел его. Вспомнил он и имя слуги – Цезарь. Типичное имя для негра-раба из английских колоний. Он был одним из тех, кого Глазбери привез много лет назад из Вест-Индии.
Вскоре Цезарь вернулся и проводил Джулиана к графу.
Войдя в гостиную, Джулиан окинул ее взглядом. Комната мало изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз, когда шантажировал графа, чтобы тот отпустил Пен. С точки зрения закона, пожалуй, это нельзя было назвать шантажом; Джулиан все обдумал до мелочей. Самый опытный юрист не смог бы ни к чему придраться, но фактически это был шантаж. «Предоставьте жене свободу, граф, или вас ждут большие неприятности».
Хотя и весьма неохотно, но все-таки Глазбери тогда согласился предоставить жене свободу. Однако, как и следовало ожидать, такой расчетливый человек, как граф, тоже все обдумал до мелочей. Свобода многого стоила Пен, но Джулиан знал, что, если бы она стоила еще больше, ради свободы Пен пошла бы на все.
Когда Джулиан вошел, Глазбери сидел на очень маленьком диване, очевидно, сделанном по заказу, чтобы щуплый невысокий граф на его фоне казался крупнее. Седеющие волосы графа были аккуратно прилизаны, сшитый по последней моде фрак сидел безупречно, роскошный галстук был накрахмален. Глазбери жестом пригласил Джулиана сесть в кресло рядом с диваном.
– Прошу извинить меня, мистер Хэмптон, – произнес граф, – что не смог принять вас в прошлый раз. Рад, что вы зашли снова.
Джулиан вспомнил, как Шарли однажды, когда они собрались у Леклера, назвала Глазбери жабой. В ухмыляющемся и непомерно большом рте графа действительно было что-то жабье.
– После ваших заявлений в доме Леклера, граф, – начал Джулиан, – я решил, что вы ожидаете встречи со мной. Надо сказать, я весьма удивлен вашим внезапным решением вернуть графиню в ваш дом!
– В самом деле удивлены, сэр? А я полагал, графиня уже успела поведать вам о переменах в моем настроении. Ведь, кажется, не осталось ничего, о чем бы она не рассказала вам!
– Точнее, граф, – Джулиан поднял бровь, – удивляет меня не столько перемена ваших настроений, сколько ваша уверенность в том, что для графини эта перемена может что-то значить. Сомневаюсь, что за время разлуки она вдруг начала питать к вам более нежные чувства!
– Вот-вот, я не могу больше терпеть именно то, что мое мнение она ни в грош не ставит! Настоятельно прошу вас, сэр, объясните ей это, раз уж ее брат не хочет взять на себя этот труд!
– Почему бы вам самому не связаться с ней? Написали бы ей письмо, к примеру...
– А куда я напишу? Я же ведь не знаю, где она! Только не надо, сэр, рассказывать мне сказки о том, что она по-прежнему в Неаполе. Я точно знаю, что ее видели в Лондоне. Уверен, что вам-то отлично известно, где она. Я прекрасно знаю, что вы – тот, кому она в первую очередь доверила бы свои тайны. Вы, как раб, готовы исполнять малейшие ее капризы, стоит ей лишь пальцем пошевельнуть. Вас она и тогда использовала, чтобы шантажировать меня. Брат ее еще может не знать, где она, но чтобы этого не знали вы! Никогда не поверю!
Глазбери поднялся и пересел поближе к камину, словно само нахождение рядом с Джулианом было для него неприятно.
– Я знаю, – произнес граф, – что она изменяла мне в Неаполе направо и налево. Она нарушила свою часть договора. Почему после этого я должен продолжать соблюдать свою?
– У вас есть доказательства, граф? Мало ли кто о чем судачит.
– Ее все время видели в компании то с одним, то с другим мужчиной. По-вашему, это не доказательство?
– По-моему, еще недостаточное. Быть в компании с мужчиной – это еще ничего не значит.
– Меня не волнует, спала ли она с ними. Если вы еще помните о нашем договоре, мистер Хэмптон, я тогда предоставил ей свободу с условием: она не сделает ничего, что может скомпрометировать мое доброе имя. Она дает повод для сплетен! Это уже выходит за всякие рамки. Мне этого уже достаточно. И я, как законный муж, вполне имею право потребовать...
«Вот оно! – усмехнулся про себя Джулиан. – Вот они, взгляды графа Глазбери на брак! Жена для него – такая же собственность, как слуга, как раб. К несчастью, он действительно имеет право потребовать – закон на его стороне...»
– На вашем месте я бы не стал так возмущаться поведением вашей супруги, граф, – стараясь соблюдать спокойствие, произнес Джулиан. – Мне известно, что на вашей совести тоже немало грешков, которые могут весьма сильно скомпрометировать ваше доброе имя.
Глазбери кинул на него презрительный взгляд:
– Я знаю, мистер Хэмптон, что вам известно. Но вы не посмеете использовать это – кишка, как говорится, тонка. Можете шантажировать меня сколько угодно, сэр. Не запугаете!
Джулиан знал, на что намекает Глазбери. Несколько лет назад граф получил некое анонимное письмо, автор которого намекал, что ему известно кое-что о Глазбери, и требовал платы за молчание. Решив, что автором письма может быть только Джулиан, граф при встрече с ним вылил на него целый ушат ответных угроз. Поскольку новых писем не последовало, Глазбери решил, что угрозы его возымели действие.
Вот только Джулиан на самом деле не имел к таинственному посланию ни малейшего отношения.
– Не знаю, сэр, тонка ли у меня, как вы изволили выразиться, кишка, – спокойно отрезал Джулиан, – но графиня, насколько я знаю, весьма настроена использовать то, что ей известно, против вас. Вы можете считать тот договор нарушенным, она же по-прежнему намерена сохранять свою свободу, сэр.
Вальяжно откинувшись в кресле, граф с презрением посмотрел на Джулиана, прищурив маленькие глазки:
–Я считал вас неглупым человеком, Хэмптон. Но похоже, вы упорно не хотите замечать, что сложившаяся ситуация как нельзя кстати работает на меня. Да пусть теперь она рассказывает обо мне что угодно! Кто ей поверит после того, как о ее собственных похождениях уже стало известно на другом конце света? Кто поверит женщине, которая бросает законного мужа, графа и пэра, между прочим?! И разъезжает в компании каких-то весьма сомнительных типов, словно для нее вовсе не существует таких понятий, как верность и чувство долга? Посмотрите на все это глазами света. Не будет ли в его глазах выглядеть весьма подозрительным то, что она столько лет молчала о причине разрыва с мужем – извращенных плотских пристрастиях? Что же она только теперь, когда сама уличена в неблаговидном поведении, вдруг заговорила об этом?
