Текст книги "Магия тьмы"

Автор книги: Майя Мотейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Альфи мотнул головой, не желая представлять себе Деза, умирающего во тьме. Люди и магия нуждались друг в друге, чтобы существовать. Это был неоспоримый факт. Магия потоком пронзала воздух, и люди поглощали ее, как цветы – солнечный свет. Без магии человеческое тело зачахнет. Альфи помнил, как стоял у черной бездны, забравшей его брата. Он не чувствовал исходившей из той тьмы магии. После случившегося он больше не мог заходить в Голубой зал. Когда-то, еще в детстве, в этом зале они играли. Теперь же та комната навсегда стала для Альфи местом, где он видел Деза в последний раз. С тех пор все то крыло дворца закрыли, оставили тишине утраты.

Но Альфи отказывался принять то, что случилось в Голубом зале. Не мог принять.

– Те брухо, которых мой отец отправил искать его… Они – не я. И Дез – не обычный человек, – произнес принц, но его уверенность пошатнулась при виде выражения на лице Паломы.

– Да, Дез обладал поразительным пропио, но оно не вернет его.

– Ты этого не знаешь, – вскипел Альфи. – Никто этого не знает наверняка.

Если кто-то и мог пережить такое, то только Дез. В детстве он часто вырезал из дерева фигурки животных – перепончатолапых воднолисов, медвебразов, красногрудых волков. Когда игрушка была готова, он клал ее себе на ладонь – и она оживала. Другого способа описать происходящее не было. Волки гонялись за своими хвостами, дутосвины раздувались в два раза, медвебразы топорщили иголки. Каждая игрушка обладала собственным характером, собственной волей. Дезмин держал этих существ в застекленном шкафу в своей комнате. Они бродили по полкам, спали, а когда Дез появлялся неподалеку, становились на задние лапы, упираясь передними в стекло.

В тот день, когда Дез исчез, все фигурки замерли без движения. Альфи надеялся, что если Дез мог вдохнуть жизнь в безжизненные деревяшки, то он как-то сумеет пережить случившееся. Он должен был выжить, должен был дождаться, пока Альфи найдет его.

Принц и не заметил, что плачет, пока слеза не стекла ему на губы и он не ощутил вкус соли.

Палома неловко опустила ему руку на плечо. Она была не из тех, кому нравятся прикосновения. Все дуэно избегали прикосновений. Поэтому Альфи понял, насколько жалко он выглядит. Он стряхнул ладонь наставницы, и ее рука на мгновение повисла в воздухе, а потом опустилась.

– Твои отец и мать не смогут смириться с еще одной утратой, принц Альфер, – тихо сказала Палома. – Это твое последнее предупреждение, entiendes? Если ты не сойдешь с этого пути, я все им расскажу.

С этими словами Палома взяла англезские книги и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. И Альфи осталось лишь горькое послевкусие гнева и сожалений.

Он сел на край кровати и вытер тыльной стороной ладони глаза. Все кончено. Эти книги ничего ему не дали, а значит, пришло время оставить прошлое в прошлом. Но Альфи не мог смириться с мыслью о том, чтобы позабыть о Дезе. О том, чтобы принять трон, право на который с самого рождения принадлежало Дезу. Для такого решения ему нужно было набраться храбрости.

Храбрости. А ведь у него было кое-что для храбрости.

Принц прошел к противоположной стене комнаты, где в углу стоял сундук, принесенный с корабля.

– Абрир[34]34
  От abrir – «открыть» (исп.).


[Закрыть], – произнес Альфи.

По его слову замок открылся, и принц посмотрел на содержимое сундука.

Тут хранились все книги, амулеты и разные мелочи, которые он собрал за время путешествия.

Три месяца скорби – и у него остался только этот сундук.

Альфи достал огарок фиолетовой свечи. Какая-то женщина на рыночной площади в заснеженном королевстве Уппскала продала ему эту свечу и сказала зажечь ее в полночь при растущей луне, чтобы поговорить с утраченным близким человеком. Принц был в таком отчаянии, что зажигал эту свечу каждую ночь целую неделю, пока не бросил ее в сундук и не отказался от этой затеи. Именно тогда он решил искать не артефакты, которые призовут его брата в этот мир, а магию, позволяющую открыть проход в бездну. Он хотел обрести силу проникать в созданную той девушкой бездну, чтобы найти своего брата. Это намерение и привело его на игры Райана.

Однажды в пьяном угаре Альфи признался одному из игроков, что ищет магию для передачи пропио от одного человека другому. Забрав пропио той преступницы, он хотел сам открыть бездну, поглотившую его брата, и отправиться на поиски.

– Ну, если то, что вы ищете, вообще существует, я готов побиться об заклад, что такое заклинание разработали в Англезе, – ответил ему тот игрок. – Вполне в их духе, верно?

Слова незнакомца разожгли пожар в душе Альфи. Безымянный игрок был прав. В последний раз, когда брухо прибегали к столь гнусным чарам, они завоевали предков Альфи. Англезские брухо. Англезы верили, что магия должна принадлежать только англезской знати – и больше никому в мире. Поэтому они разработали заклинание, высасывающее магическую силу из касталланцев и передающее ее англезским аристократам. Если где-то и изучали передачу пропио от одного человека к другому, то именно в Англезе.

Во времена рабства касталланцев, у которых тень двигалась сама по себе, убивали на месте. Оккупанты боялись, что рабы с пропио смогут противиться высасывающим магию чарам.

А значит, Альфи убили бы еще до того, как он научился ходить.

Как он, касталланский принц, даже подумать мог о том, чтобы изучать англезские магические ритуалы? Невообразимое бесчестие, да и только. Тем не менее дошло и до этого. Альфи принялся массировать виски кончиками пальцев. Почему он до сих пор занимается поисками? Пытается найти решение проблемы, хотя, если рассуждать логически, выходит, что нет никакого способа спасти Деза. После случившегося с братом никто не мог бы вернуть его. И все же, пусть его соприкосновение с преступным миром ничего не дало, каждый раз, отправляя в сундук что-то новое, Альфи словно говорил: «Я все еще ищу тебя, Дез. Я всегда буду искать тебя».

Он надеялся, что где бы его брат ни был, Дез это знал.

Принц порылся в сундуке, и вскоре его пальцы сомкнулись на маленькой резной фигурке, которая могла придать ему храбрости. Он взвесил на ладони деревянного дракончика на золотой цепочке. Когда-то украшение было ярко-серебристым, но сейчас краска облупилась. Эту фигурку подарил ему Дез.

Альфи тогда было лет восемь, и кошмары мучили его настолько, что он постоянно забирался под одеяло к брату. Дез сказал ему набраться храбрости, но Альфи никогда не чувствовал себя особенно отважным.

– Я кое-что сделал для тебя, чтобы ты всегда оставался храбрым, – сказал ему тогда Дез.

– Правда? – Альфи удивленно вскинул голову.

– Правда. – Дез вынул руку из кармана и раскрыл ладонь, показывая младшему брату серебристую фигурку дракона.

Когда Альфи протянул руку, чтобы погладить дракончика, тот обнюхал его пальцы.

– Но как он придаст мне храбрости?

– Ну… Если ты хочешь быть valiente[35]35
  Храбрым (исп.).


[Закрыть], нужен дракон, который сохранит сокровище твоей отваги. Сбережет твою храбрость.

Альфи недоверчиво приподнял бровь.

– Поверь мне. Сейчас я попрошу дракончика открыть рот, а когда он это сделает, ты должен зарычать, как дракон. Храбро и неустрашимо.

Альфи с сомнением выслушал брата, но раз Дез это придумал, попробовать стоило. Дезмин дотронулся до носа дракончика, и тот широко распахнул крошечный рот. Альфи зарычал, как дикий зверь. И рассмеялся, увидев, как Дез отшатнулся: брат сделал вид, будто от столь мощного рыка его отбросило назад, как от удара.

После этого Дез опять дотронулся до мордочки дракона, и фигурка закрыла рот.

– Готово! – заявил Дез. – Дракон поймал твою отвагу. Теперь она в безопасности.

Дракончик сладко зевнул на ладони у мальчика.

– Твоя отвага всегда будет здесь, в груди дракона. И ты можешь не бояться всю ночь, понятно? Больше никакие кошмары тебя не испугают.

Дез поднес свою ладонь к руке Альфи, и дракончик, перебравшись к новому хозяину, сонно свернулся клубочком. В тот момент Альфи почувствовал себя неуязвимым.

Но когда Дез пропал, дракончик замер и больше не шевелился.

Тогда Альфи спрятал фигурку – ему было слишком больно видеть ее. Но сегодня он наконец повесил фигурку на грудь: ему понадобится каждая толика отваги, которую он сможет заполучить. Ведь ему предстояло стать королем, который нужен Касталлану. И надеяться, что Дез простит его за это.

Закрыв сундук словом заклинания, Альфи забрался в постель.

На прикроватном столике стояла бутылочка с высоким горлом – сонное зелье. Отхлебнув его, Альфи запил зелье текилой, надеясь, что так быстрее успокоится и уснет. От этой смеси голова у него закружилась, ноги и руки отяжелели. Принц сжимал в кулаке дракона, пока не погрузился в сон.

И уже проваливаясь в объятия сна, Альфи вдруг понял, что видел одно из лиц из записной книжки воровки на плакате с подписью «Разыскивается».

7. Ставка

Если бы всякий раз, когда Финн приходила в себя с мешком на голове, ей давали песо, девушке бы вообще не пришлось заниматься тем, из-за чего она и оказывалась с мешком на голове.

Дернувшись, она пришла в себя в переулке, укрытая чужим плащом. Ее запястья и лодыжки были связаны – как ножки у индейки, которую собираются отправить в печь. Финн ожидала увидеть перед собой юношу в маске лиса, но над ней склонился какой-то незнакомый громила с мешком в руках. Он подхватил ее, и воровка начала отбиваться.

– Что такое? Уже есть планы на вечер? Придется их отменить. Тебя ждут на семейном застолье, – рассмеялся мордоворот.

Финн обмякла в его руках, ощутив, как по спине пробежал холодок. У нее не было семьи. Если не считать Игнасио. Неужели это как-то связано с ним?

А затем громила ударил ее кулаком в висок – и мир погрузился во тьму.

Когда во второй раз за эту ночь Финн пришла в себя, положение ее тела изменилось: мордоворот остановился и сбросил девушку на стул. Кто-то грубо, дернув волосы, сорвал мешок с ее головы.

Пока глаза Финн привыкали к полумраку, она придала лицу выражение уверенности, будто восседала на троне, а вовсе не на неудобном стуле в каком-то подвале, где никто даже не услышит, как она кричит. Тень ее взметалась и опадала, словно крылья огромной птицы.

– Ну надо же, Воровка Лиц собственной персоной!

Из темноты, обнажив в ухмылке желтоватые зубы, вышла какая-то женщина. Незнакомка уселась на стул с высокой спинкой, стоявший в паре шагов перед Финн. У Финн складывалось явное ощущение, что в этом подвале отношения не начинались, а заканчивались – криками и кровью.

У ног женщины стояло ведро, и ее тень хищно обвилась вокруг днища.

– Я наслышана о тебе, девочка. Знаменитая воровка, умеющая менять свой облик! Тебе удалось добиться определенной репутации в моем городе. Я надеялась, что рано или поздно наши пути пересекутся, но рассчитывала, что произойдет это не при таких, скажем так, неприятных обстоятельствах.

– Кто ты, бес побери, такая и что тебе от меня нужно? Женщина рассмеялась.

– Так необычно встретить человека, который меня не узнает. – Она подалась вперед и понизила голос до шепота, будто делясь с Финн секретом: – Человека, даже не понимающего, насколько ему стоит бояться, придя в себя в этом подвале.

Финн с вызовом уставилась на незнакомку, стараясь умерить отчаянное биение сердца.

– Я знаю только тех, кого стоит знать. Жаль, что ты в этот maldito список не попадаешь.

– Пожалуй, пора тебе узнать причину, по которой ты тут оказалась, верно? Меня зовут Коль. Я уверена, мое имя ты уже слышала. Может, даже видела плоды моих стараний?

Финн замерла. Она провела в городе всего месяц, но действительно слышала о Коль и ее банде убийц Ла Фамилиа. И все же девушка не позволила страху проступить на лице. Коль была важной птицей, однако Финн собиралась подрезать ей крылья.

– Сейчас я попрошу тебя вернуть книги, которые ты украла во время камбио. Видишь ли, их должны были выиграть мои люди. Но прежде я хочу показать тебе, что случилось с последним pendejo, который отказался выполнять мою просьбу.

Нагнувшись, Коль потянулась к ведру и достала оттуда отрубленную голову, схватив ее за темную шевелюру. Из шеи убитого капала кровь, изо рта вывалился язык. У Финн все перевернулось в желудке.

– Теперь ты видишь, каковы ставки. Ладно, хватит!

Коль с влажным шлепком бросила голову обратно в ведро. Финн отчаянно сдерживала рвотные позывы. Коль подняла руку, и из темноты выступила какая-то женщина с платком. Она тщательно вытерла кровь с пальцев главы банды.

– Спасибо, mija.

– Не за что, madre[36]36
  Матушка (исп.).


[Закрыть], – почтительно ответила женщина, отступая обратно в тень.

Финн слышала, как приспешники Коль снуют в темноте вокруг – жилистые мужчины и женщины, привыкшие вначале ломать шею врага, а уже потом задавать вопросы.

– Ты отвратительна, – сказала Финн.

– Нет, я просто нетерпеливая. – Коль пнула ведро. – И жадная, когда доходит до того, что принадлежит мне по праву. Те книги уже обещаны покупателю. И он готов был заплатить за них больше, чем стоит твоя жизнь. – Она смерила Финн взглядом. – Вдвое больше. А теперь говори, где ты их прячешь.

Воровка с трудом сглотнула.

– У меня их больше нет.

Коль склонила голову к плечу, ее жутковатая сердечная улыбка на мгновение померкла.

– Не лги мне, muchacha.

– Я не лгу, – прорычала Финн, заливаясь краской. Чем признавать правду, уж лучше бы она солгала и сказала, что продала книги. – У меня их украли.

В подвале воцарилась тишина. Коль потрясенно уставилась на воровку, а затем запрокинула голову и оглушительно расхохоталась. Ее смех эхом разнесся по залу, растянулся вширь, будто аккордеон.

Она даже махнула рукой, показывая своим подручным, что и они могут посмеяться. Хохот сотрясал стены подвала. Финн нахмурилась, стиснув зубы.

– Вот так воровка! А я еще думала, что ты представляешь для меня какую-то угрозу! – Коль промокнула слезы, проступившие в уголках ее глаз. – Думала, ты собираешься увести у меня часть дел и прочее.

– Просто отпусти меня, и твои тупоголовые прихвостни могут ржать хоть всю ночь.

Коль вскинула руку, и ее приспешники замолчали.

– Я так не думаю. Понимаешь, ты все еще должна мне за те книги. И придется тебе выплатить этот должок, работая на меня. – Она развела руки, будто предлагая Финн обнять ее. – Добро пожаловать в дружную семью Ла Фамилиа, mija.

У Финн сжался желудок. В последний раз, когда кто-то называл ее «доченька», все сложилось не очень-то хорошо. Когда ее родители погибли и Игнасио ее удочерил, Финн много лет проработала с ним в разных цирках по всему Касталлану. Он был обаятелен, и его шарм – гипнотический, ощутимый на телесном уровне – делал его талантливейшим конферансье. Игнасио обожал внимание, ему нравилось, как люди подаются ближе и слушают его слова, выполняют его указания. Пока ее приемный отец выступал на арене, Финн помогала в цирке, чем могла. Так она и выросла. Но они с Игнасио никогда не задерживались подолгу в одном месте. Как только Финн заводила друзей и начинала вписываться в разношерстную цирковую семью, Игнасио покидал это место. Только спустя много лет Финн поняла, что приемный отец увольнялся вовсе не потому, что не мог выносить рутину. Он увольнялся, поскольку ему не нравилось видеть, как она заводит друзей. Не нравилось видеть ее с кем-то, кроме него самого.

Игнасио была нестерпима мысль о том, что Финн может покинуть его, не спросив разрешения. Обычно она боялась выводить его из себя и не проявляла даже малой толики независимости. Но случались у нее и мгновения бунта, когда Финн отказывалась слушаться. Тогда Игнасио бил ее – и она выносила побои молча, ему назло, просто чтобы доказать ему, что она достаточно сильна, чтобы принять такое.

И вот, в один из таких дней она сбежала на несколько часов – бродячий цирк приехал в новый город, и ей хотелось осмотреть новое место. Когда она вернулась, Игнасио бросился к ней и влепил пощечину, от которой у нее даже шея заныла. Финн просто смотрела на него, вскинув подбородок и чувствуя, как болит щека и как поднимается и опадает от плохо сдерживаемой ярости грудь. И тогда Игнасио улыбнулся.

«Я не сержусь на тебя. – Он опустил ладони ей на плечи. – Я знал, что ты вернешься. Ты всегда возвращаешься. Потому что ты сама знаешь, как знаю и я, что никто другой тебя не примет. Что твое место рядом со мной. – Он поцеловал ее в лоб и взъерошил ей волосы. – И так будет всегда».

Это слово – «всегда» – что-то задело в ней. Холодное это было слово, юркое, как угорь, несущийся в ледяной воде. Игнасио и раньше говорил что-то подобное. Но тем вечером разговор с приемным отцом вызвал в ней ужас. Неужели именно такой ее жизнь и будет всегда? Тогда-то Финн и сбежала. Заставила его почувствовать себя столь же бессильным, как чувствовала себя она, помчалась в порт и пробралась на первый подвернувшийся ей корабль.

Нет, Финн не позволит затащить себя в новую семью. Не позволит Коль затянуть удавку на ее шее и рывком поставить в строй. Уж лучше умереть.

– Я не вступлю в вашу банду, – прорычала Финн.

– Ты забрала то, что принадлежит мне, Воровка Лиц. Вор, который позволяет украсть у себя украденное… – Коль цокнула языком. – Никакой и не вор вовсе. А притворщик. Тебе повезло, что я вообще предлагаю тебе возможность поучиться у настоящего мастера воровского дела. И я ожидаю, что ты вступишь в наши ряды без особого тарарама. Но и к тарараму я готова. Тебе известно мое пропио, девочка. Не стоит сопротивляться.

Финн понимала, что сражаться бесполезно. Пропио Коль было чудовищно – она легко могла подавить ток магии в любом человеке. У Финн не было ни единого шанса выбраться отсюда живой. Но она никогда не сидела тише воды, ниже травы. И уж точно не собиралась отступать от своих принципов именно сейчас.

– Итак, что скажешь? – Коль подалась вперед на стуле.

Финн вскинула связанные руки. Тонкие осколки камня взметнулись из пола, вспороли веревки на ее запястьях. Она высвободилась.

Приспешники Коль ринулись из теней, набросились на девушку. У Финн все еще были связаны лодыжки, и она сбила одного из нападавших чередой камней, вспучившихся над полом подвала. Затем она обернула кулак в каменную броню и ударила следующему бандиту прямо в нос. И вдруг, в одно жуткое мгновение, все прекратилось. Ее связь со стихией земли оборвалась, камень на кулаке раскололся, распадаясь в жалкое крошево.

Прихвостни Коль в мгновение ока набросились на нее. Последним, что Финн увидела до того, как мясистый кулак обрушился на ее челюсть, была улыбка Коль. Вот с такой легкостью глава Ла Фамилиа лишила Финн всей магии, струившейся в ее теле. Ей потребовался всего лишь миг. Всего лишь взгляд.

Финн швыряло от одного подручного к другому, которых было не меньше десяти. Удары и пинки сыпались беспрерывно, и от очередного мощного удара по ребрам девушка наконец упала. Из носа на пол потекла кровь.

– Поверните ее, – распорядилась Коль. – Некоторых деток просто нужно иногда наказывать, вот и все.

Какая-то широкоплечая баба перевернула Финн ничком и наступила ногой на щеку.

Воровка задыхалась, с каждым вдохом пыль попадала ей в нос. Все тело сотрясалось от боли. Коль с улыбкой наблюдала за ней, будто Финн была почетной гостьей в ее доме.

– Знаешь, от чего бы я не отказалась после всех этих треволнений? – Коль склонила голову к плечу, словно раздумывая. – От тарелочки супа санкочо.

Финн замерла, чувствуя, как екает сердце.

– Как там называлась та таверна в Грани, где подают изумительный суп? Все только и говорят об их знаменитом санкочо.

– «Яблочный огрызок». У них там харчевня, и комнату тоже можно снять, – подсказал кто-то за спиной Финн.

Желудок девушки сжался в ледяной узел. Коль знала, где она живет. Наверное, следила за ней некоторое время. Страх тисками давил горло, душил изнутри.

– Тебе негде спрятаться. Мы повсюду последуем за тобой, Воровка Лиц. Итак, у тебя есть выбор: вступи в Ла Фамилиа или умри на месте.

– Нет. – Голос Финн дрогнул.

– «Нет» не входило в два предложенных мной варианта.

– Мне нужен третий.

– А мне нужно получить то, что ты мне задолжала. Мне нужна твоя верность – или твоя кровь у моих ног.

– Выбери что-нибудь, и я украду это для тебя. Что-то равное по ценности книгам, которые тебе не достались. – Голос Финн срывался, отчаяние находило мельчайшие трещинки в ее самообладании, просачивалось в ее интонации. Как же мерзко звучали ее слова! – Что угодно. Если я не справлюсь, то буду работать на тебя.

Коль мотнула головой.

– В чем же смысл давать тебе такую возможность, если ты уже здесь, именно там, где мне и нужно?

– Все знают, что ты азартный человек, Коль. Дай мне шанс отыграться. Моя жизнь – ставка в этой игре, и выигрыш будет для тебя куда слаще, если я сама его тебе отдам.

В комнате повисло молчание. Финн чувствовала привкус крови, скапливавшейся во рту.

– Поднимите ее, – распорядилась Коль.

Финн вздернули на колени, и кто-то больно заломил ей руки за спиной, почти локоть к локтю. Встав со стула, Коль подошла ближе, грубо схватила воровку за подбородок и провела мозолистым пальцем по ее скуле. Тень главы Ла Фамилиа бросилась к Финн, точно чудовище, намеревавшееся полакомиться добычей.

Финн отвела взгляд – она не собиралась тешить самолюбие Коль, глядя на ее самодовольное лицо. Вместо этого она уставилась на татуировку на внутренней стороне запястья – бык с раздутыми ноздрями и изогнутыми рогами, будто готовыми проткнуть кожу. Девушке отчаянно хотелось схватить кинжал и воткнуть прямо в морду быка, чтобы острие вышло с другой стороны руки.

– Что же ты такое натворила, а? – осведомилась Коль. – Что ты такое натворила, отчего тебе больше никогда не хочется видеть собственное лицо? Что заставляет тебя скрывать его чарами?

Губа у Финн лопнула, а глаз заплыл настолько, что она им сейчас не видела, но воровка все равно не смогла сдержать ухмылку.

– Я родилась похожей на тебя, но боги смилостивились и благословили меня способностью скрывать такую внешность.

Улыбка Коль стала еще шире.

– Да, я уродлива. Это правда. И пропио у меня не из самых милых. Может, твои чары и скрывают bonita[37]37
  Хорошенькое (исп.).


[Закрыть] личико, но, учитывая твой дар, в душе ты такая же уродливая, как и я. Мы с тобой – два сапога пара, вот что я думаю.

Финн медленно, демонстративно накопила слюну – и плюнула главе Ла Фамилиа в лицо.

Плевок попал Коль в щеку, но улыбка женщины даже не дрогнула. Она прижала палец к губам Финн, будто поставила печать на письмо.

– Мне приходилось справляться с проблемами серьезнее, чем немного слюны, muchacha. Когда ты присоединишься ко мне, ты еще многое узнаешь.

Ее приспешники рассмеялись. Финн растянула губы в ухмылке, пока палец Коль не оказался прижат к ее зубам. Женщина медленно отвела руку, словно Финн не представляла для нее ни малейшей опасности. И тут воровку осенило. Она ведь и правда не представляла для Коль ни малейшей опасности. Ее связь со стихией земли была перекрыта. Подручные Коль крепко держали девушку, не давая подняться с колен.

– Я думаю, у меня найдется дельце для человека с такими способностями, как у тебя.

Обычно сердце Финн трепетало от восторга, когда ей предлагали новое задание. Но на этот раз не она будет выбирать себе работу. Ей навяжут это дело. Сердце колотилось – болезненно, устало, напуганно. Но оно было живым. До боли живым. Как хромой раненый зверь, ковыляющий прочь от охотника.

– Я буду милостива. И позволю тебе сохранить большую часть магии. У тебя останется управление землей. Но это личико тебе придется носить еще какое-то время, – проговорила Коль. – Никакого использования пропио до тех пор, пока ты не выполнишь задание. Я попрошу тебя найти мне кое-что, что мне уже давно нужно…

Финн сплюнула кровь на землю под ноги Коль.

– Умение общаться с людьми?

Послышался сухой треск – будто сломалась ветка. Острая боль пронзила запястье Финн, и девушка не сдержала вопль.

– Не совсем, – невозмутимо продолжила Коль. – Ты раздобудешь мне кое-что более полезное.

– Жду не дождусь услышать, что же это. – От ярости Финн охрипла.

– Вот какую сделку я тебе предложу: в обмен на свою свободу ты принесешь мне плащ-невидимку.

Один из людей Коль коротко хохотнул. Финн потрясенно уставилась на женщину, от возмущения даже позабыв о боли в запястье.

– Плащ-невидимку? Тот самый? Который передается от отца к сыну? От короля к королю?

– Именно его. Принеси мне плащ-невидимку из дворца. У тебя есть на это три дня. Если у тебя получится – ты обретешь свободу. Если же по какой-то причине тебе это не удастся…

Приспешники захихикали.

– Если не удастся – ты будешь работать на меня с улыбкой. Договорились, Воровка Лиц?

Финн уставилась на Коль со столь обжигающей ненавистью во взгляде, что ей едва ресницы не опалило.

– Когда две стороны добровольно приходят к соглашению, у нас принято пожимать друг другу руки, entiendes? – Ухмылка Коль стала только шире.

Четыре бандита не давали Финн двигаться, а ее магию украли. Можно было назвать это соглашение каким угодно, только не добровольным. Но такие люди, как Коль, часто подменяли определения слов, когда им это было выгодно. «Нет» превращалось в «да», влетая в одно ухо и вылетая из другого.

Локоть Финн отпустили, и она смогла протянуть Коль руку.

– Нет. Другую.

Головорез, удерживавший девушку, завел ей руку за спину и высвободил другую. Со сломанным запястьем.

Но Финн не собиралась выказывать слабость. Она подняла обмякшую руку и протянула Коль. Когда глава Ла Фамилиа сжала ее пальцы, доламывая сломанное, Финн не застонала от боли, а зарычала, глухо, как дикий зверь.

– Договорились? – подчеркнуто вежливо осведомилась Коль.

– Договорились, – прорычала Финн.

Финн открыла дверь в комнату в «Яблочном огрызке» только с третьей попытки. Руки у нее дрожали.

Когда дверь со скрипом поддалась, девушка юркнула внутрь и захлопнула ее, опять повредив еще не до конца зажившее запястье. За чары исцеления, которые наложил какой-то сомнительный брухо в Щипе, она расплатилась плащом мальчишки в маске лиса. Хотя она предпочла бы повесить этого Лиса на его же плаще. Если бы не он, банда Коль ее бы не поймала. Впрочем, Коль все равно бы ее нашла, верно? Ла Фамилиа знала, что Финн живет в этой таверне. Следила за каждым ее движением. К горлу девушки подступила тошнота.

Нужно уехать из города. Изменить внешность, выпутаться из этой передряги. Воровка метнулась к треснувшему зеркалу, висевшему над небольшим ветхим столиком возле узкой кровати. На лице уже проступили синяки, будто она жадно сожрала пригоршню фиолетовых ягод. Нижняя губа кровила.

Она провела ладонью по лицу, думая о другой форме носа. Немного шире. Но когда ее рука опустилась, нос остался тем же. Финн ударила кулаками по столу, запястье пронзило болью. Разразившись бранью, она глубоко вздохнула и попыталась снова. На этот раз она провела ладонью по волосам, представляя себе белые кудри. Ничего не произошло.

Разочарование острыми когтями терзало ее избитое тело. Да кто такая эта Коль, чтобы решать, использовать ей пропио или нет?! Финн было наплевать на подлинное имя или внешность – все это она могла оставить в прошлом и никогда не оглядываться. Но припио было единственным, что она по-настоящему ценила. Единственным, за что она цеплялась. Если можно изменить облик, можно изменить и судьбу. А теперь с этим покончено. Ее пропио украдено.

Девушка чувствовала себя словно запечатанная бутылка игристого вина. Когда она пыталась воспользоваться пропио, она словно трясла бутылку, вместо того чтобы выдернуть пробку. Давление внутри нарастало, а сбросить его было некуда. В точке между бровями вспыхнула острая боль. Если Финн не раздобудет плащ-невидимку, пропио ей не вернуть. А вся эта затея с похищением плаща приведет лишь к тому, что ее поймает замковая стража.

«Нужно бежать», – подсказывал ей разум.

Но и побег ни к чему не приведет. Если Коль поручит Ла Фамилиа разыскать Финн, ей из города ни за что не выбраться.

Воровка притихла, склонилась над столом, с трудом дыша. А потом завопила от обиды, схватилась за столешницу, позабыв о поврежденной руке, и швырнула его через комнату. Хлипкий столик ударился о стену, чуть не попав в узкое окно, и развалился.

Финн даже подумала, не признать ли ей поражение: так она вернет магию. Но ей придется работать на Ла Фамилиа. А потом она вспомнила самодовольную ухмылку Коль, палец, прижатый к ее губам. Девушка отерла рот, отгоняя воспоминание. Нет, она так не поступит. Не станет так поступать.

Что, если выполнить условия игры? Проникнуть во дворец? Но при любых обстоятельствах эта затея самоубийственна. А ей нужно пройти в замок и затем покинуть его без возможности изменить свой облик. Безумие, да и только.

Поток мыслей в ее голове связался тугими узлами, она никак не могла найти решение.

Кровать привычно скрипнула, когда Финн опустилась на матрас. Она ночевала в этой комнате уже несколько недель – достаточно, чтобы назвать эту кровать своей. Зря она тут задержалась. Как только ей стало уютно под одеялом в этой комнате, нужно было собраться, убежать и никогда не возвращаться. Стоит пустить корни, как у тебя появляются слабости. Уязвимости. Нити, связывающие тебя с другими людьми. Нити, всегда эти нити.

И вновь этот голос зазвучал в ее голове. Голос Игнасио.

«Нити кукловода, Финни… Нити кукловода…»

Холодный пот выступил у нее на лбу. Коль была такой же, как он. Игнасио пытался превратить ее в послушную маленькую доченьку. Пытался ее контролировать. Определять, каким будет ее облик. На кого она должна работать. Кто она вообще такая. Финн невольно поддалась воспоминаниям.

Во время их первых дней вместе Игнасио купил ей на рынке кусочек карамельного пудинга. Тогда-то Финн и набралась храбрости спросить, зачем он взял ее, беспризорницу, к себе.

Он посмотрел на нее сверху вниз. И в его пугающе пристальном взгляде Финн увидела любовь, граничащую с одержимостью.

«Чтобы ты любила меня, – ответил Игнасио. – Я взял тебя в дочери, чтобы ты любила меня».

Его пропио – внушение. Но, как и в случае с любым пропио, это внушение имело ограничения. Чтобы принудить кого-то выполнять его приказы, Игнасио нужно было узнать подлинную природу этого человека. Жертва должна была открыться ему, рассказать что-то предельно личное. Что-то, что позволит ему закрепиться в чужом сознании. И тогда такой человек оказывался полностью в его власти. Игнасио нужно было лишь взглянуть жертве в глаза и произнести приказ – и та повиновалась его внушению. Но из-за этого пропио было трудно определить, кто на самом деле хорошо к нему относится. Игнасио забывал, где пролегает граница между настоящей личностью и его внушением.

«Любовь собственного ребенка всегда искренняя, – сказал он. – Ты единственная, в чьей любви я могу быть уверен. Что бы я ни сказал, что бы я ни сделал, мой маленький хамелеончик, я всегда буду знать, что ты по-настоящему любишь меня. Что ты моя».