Текст книги "Арканы Мерран. Сбитый ритм (СИ)"

Автор книги: Майя Филатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Глава 9. Девочки на шаре

Аркан II.Жрица. Глава 9. Девочки на шаре

Пятно света медленно ползло по белёной стене, неумолимо приближаясь к металлическому диску. Доползло. Зайчик резанул глаза. Я зажмурилась. О боги. И так голова тяжелая, а тут ещё это.

Солнечное пятнышко катилось дальше. Я усиленно пыталась вспомнить, где нахожусь. Тьма, крики, туман. Ещё туман. Дверь, которая не дверь. Проход в другой мир. Какой? Всплыло имя – Мерран. Да, точно. «Слияние живого с неживым», так гласила надпись на Зеркале. Что ещё? Горы, театр, Орры, дротик… Тени. Ночной сад, глюки, разговоры… Источник. А, да, звёзды на стенах ещё. И тягучие кошмары, из тех, когда знаешь, что сон, а сбежать не можешь. Колючий воздух. Сырой коридор… Солнце на стене. Колокольный звон. Переливчатый, простой, как дверь в новый мир. Очередной новый мир. Туда, где свежесть, обновление… еда. Еда? Боги, а жрать-то хочется, как змее после спячки!

Я рывком поднялась в койки. Воспоминания мельтешили, спешно рассаживаясь по местам. И всё же, чувство голода оказалось сильней любопытства. В спешке натянув бельё и тёплую котту, побежала в трапезную. Пусть хоть что-то в желудке будет.

Кормили, конечно же, овощами. И, конечно, безвкусными – ни соли, ни масла, не говоря уже о мясе. Оно и так-то редко появлялось у мерранцев на столе – здесь потребляли главным образом водных тварей. Как иначе? Волы – почти люди, козы, как и добрая половина лесной дичи, несъедобны, мелкую птицу и домашних пушных зверей надо есть сразу же после забоя, и уж точно не в пост. В пост – только корнеплоды, крупы, и молитвы. Трудностей в жизни не хватает, называется. Искусственно придумывать надо.

После трапезы я тут же ретировалась к себе, пока не припахали к какому-нибудь благочестивому делу. Позёвывая, вынула из тумбочки вездесущую Книгу Великого Апри – единственное и неизбежное чтиво. Естественно, что ещё можно читать в монастыре, кроме сакральных текстов? Зимой в Тмирран я пролистывала Книгу, но вскользь – Феррик сам был ходячим сборником священных стихов. Потом, в театре, я помогала Курту в ритуалах, но до вдумчивого изучения чужой религии руки не доходили. Сейчас же пришлось полюбопытствовать.

Ничего особенного – описание звезды Апри и годового цикла затмений, перечисление огромного количества колен богоизбранных Отцов Империи, основные ритуалы, перечень правил. Особенно понравился последний раздел, про благопристойное поведение и святотатство. Да уж. Если следовать букве «Солнечного закона», то каждого нормального человека можно в еретики записать, и под линзу на сожжение отправить. Вот интересно, зачем создавать такие правила, которые не нарушит разве что мертвец? Размышляя над прочитанным, я уснула – быстро, крепко, без сновидений, и продрыхла аж до самого завтрака.

Огромный зал с широкими столами, отполированными поколениями тарелок и локтей, четыре раза в день принимал организованную толпу обитательниц монастыря. Места строго закреплялись по старшинству, за каждым столом размещалось по восемь сестёр. Болтать за едой запрещалось. И всё же, столы для младших постоянно оказывались сдвинуты вместе. Не знаю, боролись ли с такими нарушениями в другие дни, но сейчас, перед Полносолнцием, на это смотрели сквозь пальцы. Оно и понятно: толпа девушек с трепетом обсуждала предстоящий праздничный ритуал.

Сегодня обсуждение проходило особенно бурно: именно на сегодняшнем полуночном богослужении должны огласить имена тех восьмерых бастардок-Зрячих, которые пойдут в Священную рощу. По переиначенной древней традиции, им предстояло уединиться в павильонах с такими же полукровками, а после – стать матерями уже законнорожденных Зрячих.

Поскольку девушки провели всю жизнь в монастырских стенах, а участницы предыдущих Ночей соблюдали обет молчания, предположения строились самые разные. Кого изберут? Куда поведут? Что потом делать? Лежать? Сидеть? Стоять? Что значит «на четвереньках»?! А как лучше раздеваться, и вообще, надо ли? Ко всем ли снисходит Знамение Апри? Говорят, надо громко молиться, а насколько громко? А если забудешь? А что? А где? А куда?…

Вот так воображение! Стараясь не хохотать в голос, я едва заметила, как проглотила горьковатую кашу-размазню. Как обычно, порцию выдали настолько малую, что в желудок заурчал уже на выходе из трапезной. Проклиная всё на свете, я собралась навестить монастырский сад – объем плодовые деревья, и будь что будет!

Стоило так подумать, как появилась накаченная сестра в чёрно-белой караульной рясе, и с видимым неудовольствием сказала идти с ней. Не отвечая на вопросы, стражница отвела меня к главному входу в обитель, и махнула рукой на подъездную площадь.

– Гости. Время до заката, – выплюнула сестра и пошла обратно в монастырь.

Я уже успела узнать, что для рядовых паломников, болящих, скорбящих и прочих страждущих, существуют подворья. Например, в Озёрном уменьшенная копия Цитадели. Так что, если бы не странноватое, но явно хорошее знакомство Халнера и Курта с матерью Селестиной, валялась бы в клоповнике на скрипучей койке да в общей палате, с какими-нибудь делающими под себя психами. А так – комфорт и благолепие… кроме кормёжки, конечно. Однако про возможность принимать гостей как-то не слышала.

Я вышла их ворот, осмотрелась. Посреди площади высился ступенчатый постамент размерами с хорошее мерранское дерево. Его нижняя часть была похожа на широкий цилиндр, по краю которого золотилась надпись «Во имя Апри», а ниже шли колонки с именами погибших. На верхнем основании цилиндра – сеть декоративных трещин, из них взмывали к небу полупрозрачные лепестки. Солнце играло на тонких гранях, светотень плясала, и от этого стилизованное пламя казалось настоящим. В центре огромного «костра» чувствовалась незримая колонна свернутого пространства, на которой висел золотой диск с восемью лучами. Хм. Это гражданской войне Объединения, наверно. Бессмысленной и беспощадной, как, впрочем, и любая война… Так, а где же мои гости?

Обогнув шедевр религиозно-скульптурной мысли, я заметила группу людей на дальнем краю площади. Похоже, что у сильно гружёной телеги подломилась ось. Теперь несколько молодых монашек перекладывали мешки на новый транспорт. Между ним и памятником болтались две хорошо знакомые фигуры. Вот так поворот!

Ребята стояли ко мне практически спиной. У Маро на плече висела объёмная кожаная сумка, которая, впрочем, ничуть не мешала пацану мяться на месте и чуть что не подпрыгивать, пытаясь обратить на себя внимание монашек. Оно и понятно: с озера дул ветерок, от него, и от резких движений, подолы ряс взлетали чуть ли не до колена. Широкие рукава открывали руки до локтей, белая кожа буквально светилась на солнце. Да уж, есть от чего возбудиться, особенно такому… весеннему тарволу, как здесь говорят.

Неуместную прыть юноши одёргивала Эвелин. Нет, всё-таки хорошо, что они с Маро родственники! Иначе бы греха не избежать: даже в скромном и закрытом платье по щиколотку, лекарка выглядела великолепно. Всегда. Правильные пропорции, плавные изгибы, ничего лишнего, ничего плоского... Подзатыльники, правда, эта красавица тяжёлые отвешивает. Почти как я. Но даже без заботы своей высокоморальной кузины, Маро вряд ли бы приблизился к обозу: за разгрузкой наблюдала монахиня-стражница. Одной рукой она держала алебарду, постукивая кончиками пальцев то тяжёлому древку, а другой поглаживала рукоять длинного кинжала, висевшего на поясе. Взгляд исподлобья не обещал ничего хорошего ни прыткому юноше, ни сестричкам, если вдруг обратят на него внимание.

– Привет, калеки! – ткнула я под лопатки зазевавшихся друзей.

– Ооооо, Кет! Жива-здоровааа! – Маро мигом обернулся и крепко обнял меня, закружив над землёй, – а то я уж собирался идти штурмовать этот сахарный домик! Забрали, понимаешь, главного дегустатора, и как теперь бухать-то?

– Каком кверху! – засмеялась я в ответ, – поболеть уже нельзя!

– Нельзя! Нам вот сказали, ты тяжёлая, может, и не выйдешь. А ты лёгкая как пёрышко, уххаха!

– Да опусти ты её уже! Неприлично ведь! – зафырчала Эвелин.

Однако едва я коснулась земли, она сама обняла меня и поцеловала в щёку.

– Ну как ты, Кети? Отто уже почти оправился, а ты-то как?

– Да нормально вроде уже… Слушай! А чем дело-то закончилось тогда? С представлением, в смысле?

– Нормально прошло, – отрезала Эвелин, – ты лучше скажи, ты Полносолнцее в обители встретишь? У нас все обзави…

– Нормально? Ты это называешь нормально?! – воскликнул Маро, – да Халнер такую иллюзию закатал, у меня до сих пор челюсть в озере валяется! Кет, прикинь! Иллюзия тебя, делающей иллюзию! Не отличить вообще! Во-об-ще! Я и не знал, что он так может! Никогда бы не поверил, что это не ты на сцене, если б не знал!

Я почувствовала, что губы сами расплываются в улыбке.

– Ого! Значит, всё удалось в итоге? А Дарн чего?

– Чего-чего, запил, чего, гыгыгы. От счастья, что тот лорд, как там его… а, неважно, лорд, короче, нас к себе в Дельту пригласил. Так что теперь туда едем. Ну это, конечно, если Халнер снова Дарна на место не поставит, гыгыгы.

– Так в итоге, Кети, тебя уже скоро отпустят, или ты Полносолнцее здесь встречать будешь? – гнула своё Эвелин.

– Да тут, к сожалению... Не смотри так! Какое богохульство? Просто жрать нечего в этой благодати. А ты чего лыбишься стоишь? Небось, на мамашкиных харчах не худеешь! – я шутливо ткнула Маро в не по годам круглый живот.

– Так на вот, поправляйся, скелетина, – не остался в накладе парень, и вынул из сумки изрядно помятый сверток, – кстати, как закусь вот эти круглые самое то. Так что давай-ка вон к деревьям, отметим твоё выздо…

– Чтооо?! Ты что, настойку принёс?! – снова окрысилась Эвелин, – только попробуй достань! На воротах висеть будешь, усёк?

– Тю! Давно усёк, что ты зануда!– заржал Маро, – и подпространство кроить не умеешь ни фига. Пойдём, Кет, от этой неумехи, не понимает она нас.

– Неумехи? А задницу тебе кто штопал?! – ни на шутку распалилась лекарка, – Великий Апри! Почему тот монторп тебя не разодрал! Тарвол ты, и больше ничего!

– Ну вы, ребят, даёте! Представление устроили! – засмеялась я, – давайте, что-ли, плату брать!

Брат с сестрой моментально замолчали и оглянулись вокруг. Разгрузка обоза закончилась, монашки с интересом наблюдали за перепалкой гостей.

– Позоришь всех! Хоть мать бы пожалел! – прошипела покрасневшая до корней волос Эвелин.

– Ей не до этого сейчас, – фыркнул Маро.

Он тут же подбоченился, красуясь перед монашками: по мнению парня, широкая белозубая улыбка могла свести с ума любую девчонку.

– А что, Хели тоже здесь? – удивилась я, стараясь заодно перевести разговор.

– Да вон они общаются, – кивнул куда-то Маро, и тихо добавил, скосив уголок губ – слушай, а ходы в монастырь-то есть боковые? Не в курсе? А как часто эти обозы…

Но я уже не слушала. Не так давно я узнала, что театр – дело семейное в прямом смысле. Так, хозяйка, у которой я жила, оказалась не только матерью моего приятеля и собутыльника Маро, но и родной сестрой моего наставника Халнера, и соответственно сводной сестрой директора. Добрая женщина относилась ко мне тепло, и тоже приехала навестить. Однако сейчас она общалась со своим братом. Я приветственно помахала им обоим, впрочем, не надеясь на успех: собеседники выглядели полностью сосредоточенными на разговоре. Однако Хелия заметила, и тут же замахала в ответ, широко улыбаясь и беззвучно выговаривая что-то вроде «сейчас-сейчас». Потом она сдвинула брови и толкнула Халнера. Тот обернулся, коротко кивнул и снова отвернулся, продолжая что-то говорить сестре.

– …глюки. Эээй? – Маро ткнул меня под рёбра.

– Сам ты глюк! – огрызнулась я, переводя взгляд на приятеля, – и даже не думай попасть на Пляски!

– Так я и не думаю. Ты о чём вообще?

– Угу, ты не думаешь, ты планируешь, – мрачно сказала Эвелин, – слушать противно! Лучше бы об источниках поговорили. Кстати, Кет, в них какая вода?

– Откуда я знаю! Кажется, раствор какой-то…

Посыпались вопросы о лечении. Я отвечала как можно подробнее, но о многом, конечно, могла лишь гадать. Мы проговорили долго – о лечении, о театре, просто о всякой ерунде. Со временем к нам присоединилась Хелия, а вот Халнер даже не подошел – помахал рукой и удалился в обитель.

Когда солнце коснулось гор на противоположной стороне озера, стражницы погнали посетителей прочь. С нынешнего вечера обитель закрывалась на три дня и ночи Полносолнция, чтобы ничто мирское не отвлекало сестёр от поста и молитвы.

После закатной службы я собиралась шмыгнуть к себе, но меня буквально за шкирку поймала сестра Нилия, старшая по купальням. Эту высохшую старую деву боялись практически все обитательницы монастыря. Поговаривали, что благочестие её столь сурово, что некоторые молодые монашки после беседы начинали отмаливать не только свои грехи, но и своих предков, и их друзей, и предков их друзей, и вообще всех на свете, причём грехи самые невообразимые, вроде мытья посуды в неподобающее время суток. Но лично меня острый взгляд из-под вечно насупленных бровей совсем не впечатлял, разве что хотелось двинуть карге с ноги.

Сейчас Нилия поджала и без того тонкие губы и буквально прошипела:

– Пресветлая Селестина ждёт. Нас.

Потом монашка крутанулась на месте, и двинулась через двор к небольшому корпусу, что примыкал к саду. Вздохнув, я пошла следом.

Белые стены двухэтажного строения смыкались под тупыми углами – судя по всему, здание имело форму многоугольника. На одной из сторон имелось высокое крыльцо с выточенными ступенями, которые вели сразу на второй этаж. Далее начинался коридор со косыми поворотами – видать, строители терпеть не могли прямые углы. По полу, потолку и примерно на уроне талии по стене вились барельефы, явно еретические: их подмазали штукатуркой так, чтобы разобрать изначальные изображения стало невозможно.

Наконец, мы дошли до тяжелой двери и вошли в небольшой кабинет. Напротив входа находилось окно в видом на сад, и массивный стол, спиной к которому сидела сейчас Селестина. Задумчиво перебирая в тонких пальцах чётки красноватого камня, настоятельница сказала, что, поскольку в этом году избранных на Пляски семеро, а источников – восемь, «почётной гостье, воспитаннице монастыря Тмирран» будет дозволено вступить в священные воды в саму ночь Полносолнция. Ну ничего себе! От неожиданности я безмерно и категорически удивилась. Сестра Нилия поёжилась.

– М-мать С-селестина, – звенящим голосом сказала Старшая по купальням, – м-может, всё-таки не надо… Благодать источников…

– Благодать источников исцелит её истерзанную душу, Нилия, – жестко ответила Селестина, – к тому же в священнодействии она не участвует. Проследи, чтобы после омовения девушка прошла в келью. Свою. А сейчас пусть готовится, постом и молитвой. Тоже проследишь лично.

– Да, мать-настоятельница. Обязательно, – пообещала старая монахиня столь хищным тоном, что мне даже стало неуютно.

Ладно, посмотрим, как пойдёт. Укокошить каргу всегда успеется. А теперь надо поблагодарить Селестину. Как там у них по этикету? На колене? А правом или левом? Или просто поклон?...

– Нилия, подожди пожалуйста, в коридоре.

Сестра поклонилась всем корпусом, не сгибая спины, и вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Я молчала, Селестина тоже. Этикет не вспоминался, сумерки сгущались. Потрескивала лампада перед золотым диском на стене. За распахнутым окном начинают стрекотать ночные насекомые. Полумрак боязливо жался по углам, словно прячась от взгляда, взгляда тяжёлого и немигающего, который бывает только у слепых, и от которого в груди разливается расплавленный свинец. Ну сколько можно уже!

Пламя лампады замигало, фыркнуло искрами.

– Подожжешь монастырь – спалю заживо, как еретичку, – доверительно проворковала настоятельница, – будь добра, возьми себя в руки, Селия. Нервы у тебя, конечно, ещё те... Кстати, именно поэтому я и хочу, чтобы ты искупалась в Полносолнцее. Это ночь великих откровений и хороший шанс победить тьму в своей душе.

– Да, мать Селестина. Благодарю вас… И… эээ… Надеюсь… надеюсь, Великий Апри укажет мне путь.

– Апри? Апри не в источнике пузыри пускает, а в нашем сердце светит, деточка. Вот его и слушай. Может, даже поймёшь чего нужное… Ладно, иди. И постарайся не свести в могилу сестру Нилию. Она мне ещё нужна. Для поддержания дисциплины.

***

Высокий сводчатый зал был полон. Не знаю, на сколько человек его рассчитывали изначально, но для полутора сотен нынешних обитательниц Цитадели места явно не хватало. Зато в любом уголке прекрасно слышно каждое слово молив, которые читала настоятельница, и хвалебные гимны, которые хором пели монахини, и молоденькие, в задних рядах, и старшие, на ступенях алтаря.

Вместо того, чтобы предаваться религиозному экстазу, я прохаживалась по круговому балкону под основанием купола. Такую выгодную позицию «подарила» лично Селестина, мотивируя это моей непросвещённостью. Даже сестра Нилия не возражала, поскольку пребывала в уверенности, что подкладывать новые благовония в лампады – единственная доступная благодать для «тронутых гнилью мирской греховности». Я не обращала внимания – монторп с ними, с грехами, а вот вовремя отследить момент, когда избранные на Пляски пойдут к источникам, и правда важно. Не то чтобы я горела желанием снова топиться в лужицах, просто перечить настоятельнице тоже неправильно. Она действительно сделала величайшее одолжение, приняв меня в самом закрытом монастыре Империи, да ещё позволила лечить хворь в священных водах – недешевое удовольствие. Кстати об удовольствиях: купались ли в источниках мужчины, которых сейчас в обители целых две штуки? Или им разрешается только в «мужское» время года?

Мужское время, женское время… В Мерран верили: как любой уголок планеты получает живительные лучи солнца, так и жизнь людей подчинена общему ритму, из которого невозможно вычеркнуть ни одну из двух основ Вселенной. Открытый диск согревающего Апри и закрытый диск испепеляющего, плодородие и защита, лето и зима, белый цвет и чёрный цвет, женское начало и мужское. Половинки года, половинки природного цикла, половинки бытия, половинки крови – а значит – попеременное право всходить на алтарь и совершать службы.

Весь годовой цикл расписан до мельчайших подробностей – когда, кто и на что имеет право. Так, лето и Полносолнцее считалось женским временем плодородия и отмечалось в белых одеждах, а зима и Нарождение – мужским, временем защиты, и отмечалось в черном, символизируя долгое затмение Апри. Однако, облечённые высшим монашеским саном, принимали обет безбрачия, а значит, находились вне категорий пола. Эти люди могли проводить службы всегда, как Феррик в Тмирран и вот сейчас Селестина.

Складки белой с зеленоватым отливом ткани, струились по ступеням алтаря. Всё это великолепие одинаково хорошо видно из любой точки, причём только «с лица». На первый взгляд, такая впечатляющая иллюзия держалась за счёт искривлённого пространства под сферой Великого Апри, но опыт театра подсказывал, что в зале наверняка понапиханы несколько усиливающих кристаллов.

Красивые песнопения и сладкие ароматы уносили далеко-далеко – так далеко, что в голове осталась лишь щемящая пустота. Мир превратился в ослепительный блик, слепящий блик белоснежного… пламени?!

– Дар Великого Апри! – вскричала Селестина, поднимая над головой букет бело-золотых лепестков.

Я мгновенно скинула оцепенение и подалась вперёд, рискуя упасть через перила. Зал взвыл гимн. Боги, что это? Огонь? Иллюзия? Растение? Нет, это не может быть Универсальное Пламя, просто не может. Конечно, здесь не Нор с его тонкими пространственными вихрями, здесь всё стабильно, но… Вот именно что слишком стабильно: работать даже с низшими цветами неимоверно тяжело. Не представляю, чтобы кто-то смог добиться такого очищения, да ещё и в голых руках держать можно!

С появлением «пламени» начался главный ритуал ночи. Едва Селестина подняла над головой белые лепестки, семеро девушек вступили на нижнюю ступень алтаря. Опустились на колени, склонили головы. Что-то пропев, настоятельница сошла со своего места на вершине, и начала раздавать по кусочку «пламени» всем, идущим на Пляски. Так. Сейчас девушек накроют ритуальными плащами и поведут прочь из храма. Пора, пожалуй. Бегом на западную лестницу и…

Чейшучатое крыло распороло воздух перед носом. Что, опять?!

Вынырнув из-за моей спины, полупрозрачное существо, похожее на непропорционально длинную ящерицу с крыльями, беззвучно облетело зал. Сделав петлю под куполом, оно замерло в воздухе. Дыхнуло огнём на золотую сферу, та ответила всполохом. При этом люди внизу продолжили молиться, словно не замечая происходящего над головами. Пффф, ну и приви...

Не успев родиться, мысль канула в Небытие: ящер развернулся, ринулся на меня. Отскочила вовремя. Стремглав пролетев там, где только что стояла я, существо врезалось в стену и растеклось алыми пятнами. Несколько стуков сердца – и пятна сложились сначала в причудливый узор, потом и в целую фреску.

Рисунок изображал крылатого ящера, повёрнутого к зрителю лицом, вернее, светлым брюхом. Красно-коричневая чешуя на боках складывалась в едва заметный орнамент. Существо имело пару грязно-желтых крыльев и две пары коротких лап с закруглёнными когтями.

Изображение, конечно, ещё то: конечности ящера раскинуты в стороны, над бугристыми «ладонями» пляшут лепестки белого пламени, голова опущена в угрожающем жесте. Костяные наросты у лба вздыблены, зубы оскалены, «воротник» кожи натянут между тонкими костями. Но защищало существо оно не себя: на фоне бледно-золотого брюха красовался прозрачный кокон, внутри которого спал человеческий младенец в венце из лепестков разноцветного пламени.

Вдруг дитя открыло глаза. Боги! Хорошо, что я крепко держалась за перила, иначе сиганула бы вниз. Золотые глаза без зрачков – ну это ж надо!

– Мракобесие! – проскрежетало над ухом.

Монторп тебя! Я буквально подпрыгнула о неожиданности. Но то оказалась всего лишь старая монахиня, неведомо как и зачем забравшаяся на балкон.

– Опять проклятая фреска проявилась! Ложные боги, ложные! Проклятые духи! И каждый раз в новом месте! Никак не упокоить их!

Духи? Хм. Значит, вот они, прежние боги, борьбе с которыми пролили столько крови. Ну, что сказать… Великий Апри действительно посимпатичнее будет – всего лишь диск с острыми треугольными лучами. А у этих тут, понимаешь ли, глаза. Бррр!

– Чёй-то я тебя не помню, – проскрипела старуха, – как твоё имя?

– К-… кхм.

На ум пришли монастырские байки про невероятно старую сестру, что живёт под куполом главного храма и знает такие тайны, что неведомы даже Селестине с её даром провидения. С крышей, правда, у старухи давно неладно. В общем, что-то вроде местного Феррика. Так-так, проверим.

– Селия, – ответила я на вопрос, и, на всякий случай, повторила громче, – моё имя Селия.

– Ааа, опять ты… снова батюшку прогневала? Ишь загорела, будто холопка!

– Эээ…

– Ничего! Очистишься у нас, слава Великому Апри… эээх… да… ничего!

Пока я искала, что сказать, монахиня покачала головой и зашаркала дальше по балкончику, бормоча под нос. Расспросить её надо как следует! Ладно, утром сюда наведаюсь. Девки уже из храма гуськом выходят, не пропустить бы.

Перед тем, как уйти, я ещё раз взглянула на фреску. Младенец с жуткими глазами спал. Ящер не двигался, но на его поднятом «капюшоне» начал проявляться рисунок, похожий на герб. Причём герб кого-то из Мерранской знати, взятый по здешней традиции в кольцо с треугольными лучами.

Тряхнув головой, я пошла прочь, не оглядываясь. Снова глюки начались или правда какая-то древняя борьба идёт – разбираться не буду. Не хватало ещё в конфликты здешних богов вмешиваться. И вообще, наш Небесный Воитель поконкретнее будет, вот.

***

Вода сама вытолкнула наверх. Глоток воздуха, другой. Пальцы нащупали скользкий бортик. Подтянуться, вывалиться из ванны, отдышаться на каменном полу. Наблюдая за тусклыми звёздами на светло-синем потолке, я вдруг поняла, что чувствует клинок, с которого сняли патину. Тот же самый мир, тот же самый ты, а всё равно всё другое, свежее и обновлённое. Уф…

Шевелиться не хотелось вообще, но я всё-таки повернулась на бок. Восемь прямоугольников ванн отражали блёклое небо, с которого ночь стекала под темнеющий пол. Холодный пол, между прочим.

Поёжилась. Поднялась на ноги. Пошлёпала к скамейке, где оставила одежду и солнечный медальон. Ночью Нилия отвела мне самую крайнюю ванну, и придирчиво следила, чтобы я не заговаривала с монахинями. Опасалась, кстати, зря: что праздные разговоры по сравнению с лепестками загадочного пламени, розданными Селестиной? Вблизи они и правда больше смахивали на листья растений, но вот огонь на них настоящий, как на перьях почтовых таусов. Девушки опускали «дары Апри» на поверхность источников, и молочно-белое пламя медленно проваливалось вниз, будто светящиеся капли воска, а потом... потом Нилия отвесила мне знатного пинка, я потеряла равновесие, грохнулась в ванну, и отключилась.

Но всё это происходило ночью, а сейчас большой зал пуст. Странно. Перед моим омовением Нилия приняла такой вид, будто чуть что не в ванну вместе со мной полезет, лишь бы не допустить осквернения чего-нибудь. А теперь я чистая, что-ли? Что ж, отлично. Только куда идти-то теперь? И… это ещё что такое?

Над источником, откуда я только что вылезла, появился шарик. Диаметром в полторы ладони, чистого белого цвета, он висел над поверхностью воды и… наблюдал за моими действиями. Именно наблюдал, с ненавязчивым вниманием того, кто оценивает ситуацию, но до поры до времени предпочитает не вмешиваться.

Я вгляделась в блуждающий огонёк внимательнее. Да-да, вчера утром в трапезной хихикавшие монашки вдруг посерьёзнели при упоминании об Априонах. По здешним поверьям, это душа Апри приходит в виде шаров света, и ведёт человека навстречу судьбе. Хм. Ну, допустим… Веди, что-ли?

В ответ на мысли, шарик поднялся выше. Затем полетел в дальний конец помещения, к небольшой дверце, и, не колеблясь, прошёл через крепкую древесину.

Замка на двери не было. За проходом оказался промозглый коридор. Как ни странно, нависший потолок не вызвал обычного страха – похоже, источники сумели подлечить даже это. Осознать радость не успела: Априон стартанул прочь.

Несколько коридоров, крутая лестница, обитая металлом дверь… туманный лес. Так вот она какая, Рассветная Роща…

Некоторое время я стояла, вдыхая колючий, наполненный свежестью воздух и наслаждаясь одной только возможностью дышать. Созерцание опять прервал Априон, нетерпеливо подмигнув пару раз. Сожалея, что не прихватила с вечера тёплого плаща, я последовала за огоньком.

Едва заметная тропка вилась между деревьями. Стройные стволы стояли в беспорядке, их золотая кора, влажная от росы внизу, с высотой светлела, и там, где начинались ветви, сливалась с туманом.

Потом Роща поредела. Показалась опушка, а затем и берег озера. Не останавливаясь, Априон полетел вдоль обрыва направо, и завис над каменистым руслом небольшого ручья. Завис не просто так, а рядом с таким же шариком света, только поменьше и зеленоватого оттенка. Откуда он тут взялся, интересно?

И тут я заметила Халнера.

Он стоял на другом берегу ручья. Несколько крохотных брызг от быстрого течения попало на одежду, раскрасив серую тогу крохотными тёмными пятнышками. Пара пепельных прядей выбилась из-за уха, и теперь оттеняла чуть небритую щёку. Вот вечно не довязывает хвост с той стороны…

– Утро доброе, Кети.

– Угмкх… Д-доброе. А… а ты чего здесь? Тоже купался?

– Купался? Кхм, нет. А надо было?

– Ну, не знаю… мало ли…

Вдруг раздался негромкий свист. Априоны улетели вниз по течению ручья.

– А я вот заблудилась. Ну, то-есть, сначала купалась, а потом все ушли куда-то, вот и заблудилась. Слушай, а Роща большая вообще?

– Да уж не маленькая. Она ведь…

Вдруг откуда-то из тумана донеслись голоса и торопливые шаги.

– Тааак… пойдём-ка отсюда, – нахмурился Халнер, – нам тут лучше не светиться лишний раз. Рассвет уже скоро, переждём внизу.

– Да, пожалуй.

Внимательно изучая камни под ногами, я шагнула вперёд, но всё-таки споткнулась и чуть не влетела в воду.

– Аккуратней. Тут скользко.

Он взял меня за руку и перетянул на свою сторону ручья.

– Угу, спасибо.

Боги, да что это со мной? Кувыркалась с ним уже раз сто, а веду себя, словно девица неопытная! Ладно. Может, холод у озера мозги прочистит. А пока надо одолеть этот долбанный спуск.

Легко сказать. Камни выскальзывали, сандалии пытались соскочить с ноги, лодыжки немилосердно подгибались. Наконец, мы вышли к устью ручья и небольшой беседке. Очевидно, строение уже давно использовалось только в хозяйственных целях, да и то редко: краска на опорах облупилась, витая крыша залатана в нескольких местах, по углам разместились нехитрые копательные инструменты.

Халнер помог подняться по полуразбитым ступеням. Пройдя по жутко скрипучим доскам, мы остановились у самого края настила. Впереди расстилалась шелковая водная гладь, над ней кружили два Априона. Тот, что поменьше, выписывал в воздухе сложные па, в то время как большой неторопливо двигался в такт, одновременно наблюдая и участвуя в игре. Танец их становился всё быстрее, быстрее, быстрее, и вот уже не разобрать, какой где, не отделить один от другого… Бац! – полетели искры взрыва. В тот же миг из-за наших спин брызнуло солнце и перезвон колоколов.

Не звук как таковой, скорее вибрация где-то внутри, в костях, словно самое счастливое и самое последнее воспоминание в жизни. Но в верхних нотах звона слышалась затаённая грусть или боль, отчего радость имела привкус печали.

Я хотела поделиться впечатлениями, но не смогла выговорить ни слова. Горло сжалось. Глубоко внутри шевельнулась не знакомая доселе радость быть, просто быть рядом. Ближе, ещё ближе. Проскочила и унеслась в Небытие мысль, что влечение плоти – всего лишь способ выразить что-то другое, что больше даже самой яркой страсти. Горячее дыхание защекотало губы, и…

– Брат Халнер, вас ждёт мать Селестина.

Да чтоб тебя! Я буквально подскочила от неожиданности, только сильные руки на плечах не позволили дать дёру.

На ступенях беседки стояли две стражницы. Даже отсюда видно, как побелели костяшки их пальцев на древках алебард.

– Благословение Великого Апри в это утро, – совершенно спокойно ответил Халнер, по-прежнему не давая мне отстраниться, – что случилось?

– В обители произошло святотатство. Извольте поторопиться.