Текст книги "Арканы Мерран. Сбитый ритм (СИ)"

Автор книги: Майя Филатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Я покривилась, но выпила: не объяснять же про голоса.

– Угу, спасибо. Да... я так… Просто красиво…

– Красиво ей, угу. Пошли давай, потом полюбуешься. Всё равно вид на порт гораздо лучше, потом сходим, покажу.

Я вздохнула и пошла обратно к вещам – встреча с чудом явно откладывалась.

Как выяснилось, ненадолго: театр разместили почти в центре города, а здесь, в Порте-Западном, центром было оно. Море.

С высоченного утёса Главной набережной открывался потрясающий вид на гавань. Морские рыбокорабли не шли ни в какое сравнение с речными. Живая рыбья плоть обволакивала деревянные либо железные скелеты, образуя внутри множество помещений, как в поездах. Однако, вместо гладкой кожи или коры, корабли покрывала плотно пригнанная чешуя на боках и деревянный, а кое-где и металлический, настил на спинах. Ещё у… эээ… существ росли «крылья». Они смахивали на мембраны, которыми прикрывали пассажиров на реках, и тоже размещались на спинах между тонких косточек, но никуда не закручивались, а стояли прямо и поворачивались во все стороны, ловя ветер.

Ветер – главный обитатель Порта Запад. Невозможно пройти по переулку и не хлебнуть пару-тройку порывов за воротник. Но, в отличие от Дельты, стоявшей на болотах, здесь вместо рыбы пахло солью. Острый запах оказался вездесущ: пропитывал одежду, камни, мембраны окон, вклинивался в ароматы любых специй. Казалось, солью пахнет всё, даже лучи солнца, играющие на далёких волнах. И, глядя на их непредсказуемую чехарду, я стала всё чаще думать, что начинаю потихоньку любить этот чужой, холодный, пугающий, но такой красивый мир.

***

Длинное Мерранское лето клонилось к закату. Левый месяц становился всё тоньше и тоньше, и южные ветры с ледника уже начинали подгонять тучи к побережью. Но в полдень солнце припекало всё так же сильно, превращая прогулки по бесконечным улочкам-лесенкам портовых кварталов в довольно нудное занятие.

– Ну, вот и пришли, – пробормотал Маро, пролезая между зданием какого-то склада и разболтавшимися листом металлического забора.

Вздохнув, я полезла следом. Мы оказались на довольно узком уступе скалы, заваленном досками и мусором. Десяток шагов направо – почти вертикальный обрыв на другой складской уступ, два десятка налево – двери. Высокие, металлические, и очень обшарпанные. В одну из этих клёпанных пластин и постучал Маро: три коротких стука, пауза, четыре длинных, и скрежетание ногтями по облупившейся краске. В ответ за дверью что-то щёлкнуло. Маро потянул за ручку и цыкнул, подзывая меня. Мы шагнули в прохладную, но душную темноту.

– Проходите-проходите, – прозвучал басовитый голос, – только дверь прикройте, пожалуйста.

Железо щёлкнуло о железо, свет за нашими спинами исчез. Однако впереди несколько широких лучей сочились сверху, будто из дыры в потолке. Каком потолке?! Там же скала! Опять, наверняка, что-то живое налепили.

Пока глаза привыкали к сумраку, я ощупала пространство Зрячим чутьём. Стол, стулья, двое человек. Высокие и длинные полки с каким-то коробками. За нашими спинами, у самого входа – кадарги. Воруженные. Тааак…

– А мы уже начали волноваться… Присаживайтесь, – продолжил полубас.

– Свет Лия, мастер Рейнар, здравствуйте, – Маро дёрнул меня за рукав и потянул за собой к столу, – извините, подзадержались…

Прошлым вечером Маро долго скакал, уговаривая меня сопроводить его на очень-очень важную встречу. «Ну не могу тебе сказать, какую, но очень нужна твоя помощь, ну очень, ну прям ваще нужна». Скрепя сердце, я согласилась, но на всякий случай пришла с кучей клинков в рукавах, сапогах, и ручным скорострелом в подпространстве. Мало ли, что там этот озабоченный учудить вздумает. Недавно, вот, выкрадывали закладные на дом его очередной пассии. Чуть не попались домовой страже, если бы карман пространства вовремя не свернула. На двоих, причём. Чуть копыта не откинула от напряга. Интересно, во что братишка втягивает меня на этот раз?

За круглым колченогим столом сидели мужчина и женщина. Детали терялись в полумраке, но в целом одеты не броско, но чисто. Мы с Маро уселись напротив.

– Ну что же, свет Аделаида, рады познакомиться, – удивительно, но басовитый голос принадлежал женщине, – у нас к вам деловое предложение.

– Хм. У вас целый порт помощников, причем тут я?

– Увы, нам оказалось трудно найти человека, который обладал бы хотя бы толикой ваших талантов. А наш юный друг очень рекомендовал именно вас.

Я плотно сжала губы, взглянула на Маро. Тот с совершенно каменным лицом смотрел перед собой.

– Ммм… Интересно. И что же вы хотите предложить?

– Завтра в ночью в порту… будет урегулирован некий… вопрос с грузом, – заговорил мужчина.

Он слегка картавил и делал продолжительные паузы, от чего речь получалась растянутой и важной.

– Всё в рамках закона, но… грузу необходим… ммм… деликатный подход. Мы бы очень просили вас присмотреть и…. в случае чего… оказать… пространственную поддержку, скажем так.

Пространственную. Ох, и достанется кое-кому!

– Все случаи разные. Детали?

– Два часа по полуночи, пятый причал, – ответила женщина.

– Три циклиона… серебром, – добавил мужчина.

– Один золотом, – фыркнула я, – и язык юного друга в баночке.

Маро вздрогнул, словно ему двинули между ног.

– Один циклион золотом, сделка. Но язык юноши нам ещё пригодится, – мягко улыбнулась женщина.

– Сделка, – мрачно сказала я.

Вскоре мы с Маро вышли на улицу. За ближайшим углом я шмякнула его спиной о стену и смачно врезала коленом поддых.

– Трепло!

Бросив корячащегося «братца» восстанавливать дыхание, я потопала обратно в театр, проклиная тот день, когда… Да всё на свете проклиная. Хоть размяться и не помешает, конечно, да и деньги н лишние. Однако за тот короткий период, что мне пришлось поработать по найму, я научилась разбираться в клиентах. И вот таких клиентов я вегда старалась держаться подальше.

Впрочем, договор есть договор. Продумав, какое оружие взять и какие камни могут пригодиться, я на следующий день собрала всё, что нужно. Договорилась с Маро, чтобы прикрыл моё отсутствие, если что, и завалилась спать раньше. Однако, когда через несколько часов под подушкой заорала птицежаба, я уже не спала: привычка просыпаться через нужное количество времени работала до сих пор.

В предрассветные часы с моря поднимался туман, и неприятно просачивался под одежду. Глухая стена, небольшая железная дверь. Не заперта, но и не смазана. Скрипу-то! Замереть, прислушаться. Всё спокойно. От металлической стены слева пахло ржавчиной, прогорклым маслом и человеческой мочой. Справа высились уступы склада, выдолбленного в скале. Под ногами перекатывались мелкие острые камешки, где-то над головой подвывал ветер.

Узкий проход привёл на пристань, от которой выдавался в море длиннющий настил на сваях – пирс. Он уходил так далеко, что росшие на краях столбы с шарами тусклого желтого огня сливались в одну цепочку. Рядом с ней в темноте громоздились силуэты рыбокораблей. То там, то сям пробегали блики, которые отражались в чёрной, вечно неспокойной воде. Я поёжилась, стараясь не слушать далёкие голоса в прибое. Доконает меня это их море когда-нибудь!

За углом склада стояла телега. Обычная портовая телега – восемь крабьих ног, управляющая рамка, идеально ровный пацирь. Большие ящики свежеструганного дерева сложены в аккуратную пирамиду. У самого передка телеги, сгрудились три человеческие фигуры, явно подкармливая живой транспорт.

– Тарволы вылупляются в горах, – негромко сказала я, тщательно проговаривая звуки Простого языка.

– Вот гады какие! – ответил приятный низкий голос, с чуть шепелявыми нотками уроженца равнин, – ха! слышь, Левый? Тарволы у них в горах… И это при том, что монторпы наводнили побережье!

– Да ваще капец. Шар, ещё кусок давай, – произнёс другой подельник, чья высоченная фигура чётко вырисовывалась на фоне моря.

– Ещё? Во тварь прожорливая! – ответил третий мужчина, судя по голосу, самый молодой, – добрый вечер, свет Адель.

– Лучше Ада, – поморщилась я, – а ты, значит Шар?

– Да. Он Шар, вот этот дылда – Левый, а я – Старший, – ответил первый голос, – а Старший я потому, что главный. Приятно познакомиться.

– Взаимно. Груз как?

– Да никак. Всё шкурники сидят пока, лясы точат.

– Баста! Идут! – прервал Шар.

Подельники тут же смолкли, наблюдая.

С ближайшего рыбокорабля спустились люди в форме. Сев на небольшую пассажирскую телегу, они укатили по пирсу до следующего судна. Вскоре после отъезда «шкурников», началась суета. Несколько бескрылых металлических птиц ожили, начали подхватывать огромными клювами различные ящики, перенося их с корабля на плоские телеги, подобные нашей, и тоже с экипажами по трое. Получив груз, телеги бежали к складу слева, и возвращались обратно к кораблю пустыми.

Как только началось это движение, Старший взобрался на специальный выступ панциря и взялся за большую металлическую рамку. Затем вывел телегу как можно ближе к фонарю. Заметить человека рядом с таким ярким конусом трудно: шарики огня трепыхались перед большим листом отполированного железа, отчего весь свет уходил на дорогу, слепя любого, кто посмотрел бы в нашу сторону.

Через несколько минут одна из телег начала прихрамывать. Выйдя из потока под фонарь, её экипаж соскочил на землю. Повозившись с живым механизмом, люди начали снимать груз, ставя его на границу света и тени.

Старший подал знак.

Я двинулась вперёд, расставляя кристаллы иллюзий. Злостное использование казенного имущества, да. Ну и что? Иначе пришлось бы сворачивать пространство вокруг телеги и троих мужиков. Во-первых, неизвестно, смогу ли я это сделать, а во-вторых – обойдутся.

Подмена не заняла много времени. Ящики с корабля перекочевали в нашу телегу, а наши – в «корабельную» кучу. Едва дело закончили, Старший тронулся прочь. Я только и успела, что подобрать камни и заскочить на тёплый панцирь.

– Знаешь, я квартерон по Зрячим, но не почувствовал никакой свёртки. Ты чё делала? – спросил Левый, устраиваясь поудобнее.

– Иллюзию отсутствия.

– Иллюзию? И этого достаточно? – недоверчиво спросил Шар, – точно?

– Точно.

– Чем докажешь?

Я сжала в ладони камень и сваяла светящегося монторпа, сидящего на ящиках. Не в натуральный размер, а так, для острастки.

– *****! – Левый чуть не упал с телеги, – убери эту дрянь!

– Ничо се могёёёт, – протянул Шар, – слышь, а…

– Харэ до девки докапываться, – обронил Старший, – Ада, прикрывай на звук. Чёт эта тварь трещит больно громко…

Он был прав: телега въехала в «ущелье» между складами, и теперь эхо металось среди железных и каменных стен. Моментально развеяв монторпа, я накинула иллюзию тишины. Не молчальник, конечно, но и так сойдёт – слушать-то особо некому.

Чуть оскальзываясь на выпавшей росе, телега выбралась на верхний карниз. Отсюда в город вело несколько ворот, через одни из которых и должны выпустить телегу. Поворот, другой, и мы вынырнули на неказистый забор. Кривоватые створки железных ворот заперты на цепь, над ними – тусклый фонарь, в пропускной будке – свет.

– Отпускай иллюзию, – приказал Старший.

Он оказался крепким мужчиной среднего возраста. Густой ёжик чёрных волос забавно примялся, как будто кто-то начал делать сложную причёску, но передумал. Я присмотрелась к другим подельникам. Левый сгорбился в дальнем углу, сразу за «козлами», свесив длиннющие ноги с панциря. Рядом со мной пристроился Шар – почти мальчишка, с открытым мясистым лицом, которое он промокал скомканным платком неопределённого цвета.

Старший пнул телегу между панцирными пластинами, крабьи ноги обиженно заклацали по камням. На этот звук дверь сторожки отворилась, и на крыльцо вышел…

– Эй, пацан, а где старый Хрол?

– Перекинулся нынче вечером. Документы предъявляем.

Подельники напряглись. Старший порылся за пазухой и аккуратно вынул несколько помятых листов. Борт кожаной куртки при этом остался отогнут.

– Хм… – парень внимательно начал читать, – хм… травы, мясо... почему посторонние на грузе? – кивнул он на нас, – и вообще, перевозка не по правилам… Прак!

Из сторожки появился второй человек, неопределенного возраста, чуть одутловатый. От него разило перегаром и мочой.

– Чего орёшь? Какие пробле– оп-па…

Едва оглядев телегу и встретившись взглядом с Левым, он метнулся обратно в домик. Вовремя: в дверь вонзился болт.

– Второго вали! – крикнул Старший, спрыгивая с козел.

Впрочем, его подельники и так уже взбегали на крыльцо: Левый – со скорострелом, Шар – с двумя большими ножами. Я же пристроилась за ящиками с другой стороны телеги и приготовилась, в случае чего, юркнуть в щель между складами. А с какой стати вмешиваться? Мне не за это платили.

Через несколько минут всё было кончено: парня на крыльце зарубили Старший и Шар, убежавшего в сторожку мужика застрелил Левый. Но успокаиваться оказалось рано.

– Ворота, быстро! Ублюдок вызвал стражу! Ада, прикрывай!

Грохот цепи, скрип петель, клацание ног по упругому камню улицы… До ближайшего поворота. Навстречу – несколько городских стражей на боевых буйволах.

– *****!!

Старший дёрнул рулевую рамку так, что телега встала на дыбы. Ящики угрожающе заскользили. Я опомнилась, усилила иллюзию. Поздно: над головами просвистело несколько болтов. Нас заметили.

Резкий разворот. Панцирь чиркнул по мостовой, перестук крабьих ног превратился в гул. Надо же, как быстро эта штуковина может!

Преследователи не отставали, стреляли наугад. А болты – не глаза, их не обманешь. Как и Орры. Я скривилась от внезапной боли в пояснице и опёрлась на ящики. Кристалл впал из рук, два других почти тут же перестали подчиняться. Где-то глубоко внутри раскалённые нити начали вгрызаться в плоть. Неужели на граничное расстояние подошли? Только этого не хватаааа…

– Ада, мать твою! – заорал Левый.

Два болта свистнули рядом.

– Аааа… Пресветлые Духи… – застонал Шар, зажимая бок и оседая на ящики.

– К-куда... м-мы... Орррррыыы… – прохрипела я.

– На Тройку. Держись! Скоро!

Телега сделала крутой вираж на узком пандусе, втёрлась в щель. Края панциря высекли искры. Жжение в теле усилилось, ноги подогнулись. Новый вираж. Крики, скрежет, полёт в смрадную темноту….

***

Очнулась в дурном настроении. От долгого лежания на животе спёрло дыхание. Лоб и подбородок основательно прилипли к кожаному подголовнику с большой дыркой, которая выходила на пол из рыжих, плотно пригнанных плиточек. Видимую часть стены тоже покрывали плитки, только крупные и белые. Сверху лился мертвенно-бледный свет.

Кряхтя, я приподнялась на локти, и начала переворачиваться. Чьи-то сильные руки прижали плечи обратно.

– Погоди вставать, ходить не сможешь, – раздался мужской голос.

Фразу сказали на Простом языке с очень, очень внятным выговором.

– З-затекло всё! – ответила я на Высоком.

– Руки под подбородок, и достаточно, – вздохнул голос.

Высокий язык ему явно был привычней.

Тихо ругаясь, я послушалась. Стало полегче. Так, теперь бы голову повернуть, глянуть, кому там лапы пообламывать.

Рядом с койкой сидел невзрачный человек в светлой одежде и белом переднике с кучей застиранных ржавых пятен. В руках человек держал часы и большую не то иглу, не то спицу. Ещё несколько таких же штук лежало на прикроватном столике.

– Кто вы? Где я? Что со мной?

– Ты не поверишь, но у тебя Орры, – не отрывая взгляд от часов, человек с хрустом размял шею, потом нагнулся вперёд и больно кольнул в поясницу, – хорошо ребята вовремя доставили, ещё немного, и перекинулась бы.

Я хмыкнула и попыталась устроиться поудобнее. В этот момент послышался звук открывшейся двери.

– Здорово, Лысый! О, клиент очухался? Сколько уколов осталось? – спросил кто-то, по голосу похожий на Старшего.

– Клиент живуч, – врач снова зашепелявил на Простом языке, – ещё два, и на сегодня всё.

– Отлично. Тогда я сам справлюсь, мне с ней поговорить надо.

– Как скажете.

Врач удалился. Хлопнула дверь, в поле зрения появился Старший.

– Ну, с добрым утрецом, Ада. Как самочувствие?

– Да ничего вроде. Только эта проволка грёбанная чешется. Вы с ней что делаете, позволь узнать?

– Ослабляем как можем. О, время.

Старший взял иглу и кольнул меня в поясницу так, что пришлось впиться зубами в собственную ладонь, чтобы не заорать.

– Так… угу… Ещё один укол остался. Это мы постепенно убиваем механизм. Но за один раз всё сделать невозможно, носитель перекинется. Так что следующий сеанс у тебя через полциклиона... Ну, это если сговоримся, конечно. Кстати, вот оплата твоя. Мы тут вычли за провал с погоней, добавили за ранение… в сумме то же.

Я внимательно пересчитала деньги. Хмыкнула, легла поудобней: деловые разговоры лучше вести в комфорте. Ещё бы задницу простынёй прикрыть, да.

– Значит, вы можете снять Орры?

– Ну, не совсем снять... Обезвредить, скорее. Это долго. Таких сеансов, как сегодня, понадобится добрый цикл.

– А в обмен?

– Вот это я понимаю, деловой подход! – засмеялся Старший.

Потом он посмотрел на часы и ткнул меня иглой ещё раз.

– На сегодня всё, можешь вставать. Ну а по поводу сотрудничества… Небольшие необременительные задания.

– Такие же, как сейчас?

– Ну… Это, скорее исключение. Но принцип тот же – прикрывать. Только стационарно. Согласна? Тогда сюда смотри.

Старший вынул из-за пазухи листик и огрызок карандаша. Написав несколько слов, показал пароли.

– Запомни хорошенько. С тобой свяжутся.

Он скомкал листок и щелчком отправил бумажный шарик в светильник под потолком. Пламя жадно заглотнуло подкормку.

– Сама не суйся, пока не спросят.

– У меня своих забот полно. Слушай, а как тут у вас со жратвой?

– Обед по расписанию, – подмигнул Старший.

Хлопнув меня по плечу, он ушел. Вскоре вернулся с помятым свёртком и кружкой. Я с подозрением принюхалась. Так-так… ну конечно. Пара кусков хлеба из рыбьей муки намазаны пастой из морских гадов. Плюс кружка пива из водорослей. О боги, куда вы меня занесли, а?...

Глава 16. Реликтовая фауна

Аркан IV. Хозяин. Глава 16. Реликтовая фауна

Если не считать историю с телегами, постой в Порте-Западном прошло спокойно. Театр пробыл в городе несколько десятков дней, пока диск Атума не исчез в лучах Апри. Это значило, что уже скоро праздник Касания и начало холодного сезона Мерран, то-есть, здешних осени и зимы. Поскольку зимовать Дарн планировал в некой долине Хейдар, откуда родом почти вся труппа, затягивать с отъездом не стали. Буквально через пару дней после афиши «последнее представление!», караван двинулся по Прибрежному тракту на юг, вдоль берегов Пенного залива.

Места здесь были красивые. С запада тянулся обрыв Озёрного плато. Желто-бурые полосы твёрдого камня перемежались с белёсо-серыми слоями мягкой породы, чью плоть охотно пожирал ветер. Под обрывом, на узкой песчаной полосе, росли чёрные сосны, сочащиеся с ароматной смолой, и жесткая трава, в которой я повадилась регулярно прятаться от ветра и посторонних глаз. Удобно: взбираешься на гребень прибрежной дюны, выбираешь место, топчешься чуток – и пахнущее песком и солью прибежище готово. Можно сидеть в маленькой кампании, поедая запеченные клубни водорослей, можно валяться вдвоём, задыхаясь от наслаждения, а можно просто сидеть в обнимку с бутылкой. Главное, никто не найдёт.

Я вырвала зубами пробку, приникла к холодному горлышку. Наконец-то нормальная настойка! А то к кому ни пойди – все мерзостный фруктовый отвар подсовывают. О здоровье моём, говорят, заботятся. Лучше бы за собой следили, а не за чужим рационом! Вон как расцвел дурнопахнущий цветок по имени Ячейка Сопротивления, и всем теперь головная боль.

Да уж. Знай я раньше, что мои друзья Эвелин, Маро, и Отто во что-то такое вляпались, вломила бы за неразумие. Но вляпались они давно. Остаётся лишь наблюдать и… сотрудничать. Потому что специалисты, которые снимают Орры без ключа, тоже работают на «борцов с режимом». Обычную подпольную клинику организовать не могли, а! Обязательно политику приплести надо!…

Отставив бутылку, я потёрла лицо, помассировала глаза. Потом отвела руки, и начала разглядывать ладони. Узорные линии Орр – на тыльной стороне, переплетение линия – на внутренней. Боги, боги. Опять ваши злые шутки. Я, на собственной шкуре испытавшая, что делают со знатью во время переворотов, теперь помогаю одурённой красивыми словами черни в такой же «справедливой борьбе». Которая неминуемо закончится кровью – и хорошо, если малой. Инквизиция – организация серьезная. Вон, поймали же бойцов некоего Санитарного отряда на сбыте имущества разорённого ими же монастыря. Нашли же как-то. Это при том, что единственный свидетель в лице меня никуда не обращался и не болтал. Значит, умеют. Значит, могут. Значит, действительно, следят…

И правильно делают. С одной стороны, молоть языками, осуждая всё и вся – для народа прекрасная разрядка. С другой, всегда есть риск, что найдётся некто умный, кто объединит чешущихся идеалистов. Объединит и поведёт к мечте. Только не их мечте, своей. По дороге, вымощенной убийствами друзей и родных, которые неправильно говорят и неправильно думают. Через головы выживших, но навсегда мёртвых детей, хватавшихся за окоченелые руки родителей. Через кровь, бесконечную и бессмысленную. Через унижение и боль, которые никогда не стереть из памяти…

Через всю ту пафосную жуть, в которую невозможно поверить, пока она не случится с самим тобой, случится здесь и сейчас… только вот верить станет поздно.

Залпом допив остатки настойки, я съехала с дюны на пляж. Заковыляла к прибою на отсиженных ногах. Не дойдя нескольких шагов до пенной кромки, нагнулась и зачерпнула искрящийся красным песок. Наполнив бутылку до половины, зашвырнула её далеко в море. Красиво полетела! И пусть Эвелин удавится со своей бережливостью. Трясётся над каждым пузырьком, понимаешь.

Я вздохнула, наступила на пенный барашек. Эх, Эвелин. Почти не разговаривает со мной с той ночи, когда на караван напали, а я зарубила раненого разбойника. Ах, как жестоко! Ах, как бесчеловечно! При этом гибель семьи лорда, взорванного в Дельте, нисколько Эви не смутила. Ещё бы! Чай, не оголодавшие после Эпидемии крестьяне, готовые перерезать глотку за кусок хлеба! Крестьян ей жалко, а знать – нет… И не объяснишь, что чем выше род, тем больше границ и условностей, и что оковы крови – привязочка похуже Орр. Но… если уж говорить о крови… Может, она из-за Халнера так? Но я ведь и правда не знала, что он её отец…

Вот уж, и правда, театр. Никогда не угадаешь, кто есть кто на самом деле.

Откатившись, прибой фыркнул и обдал горькой пеной с головы до ног. Да чтоб тебя! Я отпрыгнула и начала отряхиваться.

– Ну, добрый вечер, душа побережья, – из-за дюн выкатился Трен.

Я глянула на блестящую лысину, на выглаженный платок в красную клетку, которым клоун вытирал пот, и в очередной раз поразилась, что именно старый, озабоченный клоун, не пропускающий ни одной юбки, и есть глава театральной ячейки Сопротивления.

– Что-то мы, кажется, давненько книжками не обменивались, а?

– Протри глаза, если кажется.

Я демонстративно развернулась к морю. Зачем только вышла на открытую местность? Разговаривай с ним теперь. Не хочу. Особенно про «журнал наблюдений» за тем, какая почта приходит в театр – для кого, от кого, в каких конвертах. Дело-то простое, только таить его от Халнера чем дальше, тем гадостней.

– Спасибо, Кетичка, у меня со зрением всё в порядке. А вот ты, цветочек, полегче бы в выражениях. Всё-таки, камойра по дезертирству – это почти ересь. А уши, знаешь ли, везде вырасти могут. Вместе с языками. Быстренькими-быстренькими такими.

С трудом сдержав грубость, я глубоко вдохнула и выдохнула. Камойра. Ну да.

По законам Мерран, полнокровных Зрячих не подвергали Перерождению, не ссылали на рудники, не пороли у позорного столба. Высокие здесь отделывались штрафами и домашними арестами. И только за серьёзную доказанную ересь полагалась линза. В случае же «лёгкой» ереси, либо жестоких убийств, высокородного преступника лишали всех прав и привилегий, будто перерожденца, и заточали в монастырь – принудительно размножаться. Кроме того, таких осуждённых разрешалось держать в Оррах в качестве прислуги.

Весной Дарн с Халнером «догадались», что я такая вот камойра. Это помогло и помешало одновременно: с одной стороны, Дарн не мог не уважать моё происхождение (подробности которого я, конечно, отказалась рассказывать), а с другой, не упускал повода изысканно поглумиться, зная, что у меня нет никаких прав. А теперь ещё и трепаться начал, похоже.

– Пусть с владельцем разговаривают, – я помахала запястьем, на котором виднелись узоры Орр, – список будет позже. Сейчас мало приходит, смысла составлять нет. Так ты чего хотел-то?

– Предупредить, чтоб ты предохранялась лучше, а то Орры ослабевают. Кстати, если не продолжить убивать механизм вовремя, может парализовать… Тем более, что до Жемчужного далеко. Но не волнуйся, мы уговор выполним – слава Духам, у Безкара есть всё необходимое. Вам надо только уединиться. Думаю, на днях очередной сеанс и сделаем. Согласна?

– Угу.

– Ну, вот и хорошо. Про завтра не забудь, пожалуйста. И не опаздывай, это самый важный ритуал Исхода.

– Угу.

– Ладно. Спасибо за беседу, рад был поговорить. В лагерь идёшь?

– Нет.

– Ну, как знаешь.

Трен ушуршал за дюны, а я уставилась на горизонт, стараясь ни о чем не думать. Потому что прикрывать контрабанду – ладно, бывает, всем кушать надо. Да даже если б ограбление прикрывала, и то как-то можно понять. Но маскировать собрания, на которых мало того, что несут галиматью про кровавый режим, так ещё и проводят мутные ритуалы? С молитвами за то, чтобы систему и власть «разодрать на клочки»?...

Только ради того, чтобы сняли Орры. Только.

Солнце почти село. Далёкий берег, который я разглядывала, утонул в вечернем тумане. Вдруг в основании позвоночника засвербело. Ой, вечернее собрание же! Дарн рвёт и мечет, поди. Надо идти: нельзя допустить подозрений, что Орры стали работать хуже.

***

Вечер в лагере начался, как обычно: душное шапито, дрессированные мелкие звери на вечерней «прогулке», весёлый Маро с местной девчонкой на коленях, серьёзный Отто, измученная и нервная Лилиан, зевающий Халнер… И директор. В ярости: планы изящного путешествия снова рушились.

Когда театр вышел из Порта-Западного, предполагалось, что путь по берегу Пенного залива до Жемчужного будет насыщенным, но коротким, и праздник Касания театр встретит на ярмарке – полноценной ярмарке, в кой-то веке без молитвенных запретов. Однако, досадные случайности то и дело задерживали караван: то жук лапу подвернёт, то дождик реквизит замочит, то кто-нибудь костюм сценический порвёт. Теперь вот несколько клоунесс серьёзно отравились недозрелыми фруктами, и загремели в лазаретный дом небольшого городка, где стоял сейчас театр.

На самом деле, это всё были не случайности, а Безкар. Полукровка от Рассветных плясок, он имел в жизни всё… но увлекся политической ересью, и получил линзу. Потом казнь заменили на Перерождение, и Безкар превратился в склизский комокщупалец, растущих из безволосой головы, вместо носа и рта – клюв, вместо ушей – дырки. Типичный такой осмор. Но кровь Зрячих сыграла злую шутку: Безкар не забыл нормальную жизнь. И идеи, за которые попал на Перерождение, тоже. Поэтому, собравшись с силами, подключил бывших соратников по Сопротивлению, через них – ячейку в гастролирующем театре, и бежал. Ехал вот теперь в некую общину таких же беглецов, и попутно совершал паломничество по Пенному заливу, самому священному для Духопоклонников месту.

Фанатик, он в обязательном порядке влезал во все развалины старых храмов, мимо которых проезжал караван. Когда я спросила «зачем?», ответил что-то высокопарное про мольбу о возвращении Императора, которого Империя ждёт уже без малого триста лет, с самой Катастрофы. И что сейчас самое благоприятное время просить милости Духов: на носу праздник Исхода, когда они воплощаются в смертных телах. В завершение же речи добавил, что каждая истинно верующая пара, «сливаясь в единую пену на пенных судьбы берегах», имеет шанс породить Дитя Духов. Я, конечно, только поржала, Эвелин холодно вздёрнула подбородок, Маро стал более осмотрителен с тем, куда водить девок, другие ребята тоже поухмылялись… а вот Отто идеей загорелся, и теперь регулярно раскладывал свою молодую жену на ритуальных каменных лежаках посреди развалин.

Впрочем, именно сейчас Лилиан могла немного отдохнуть от супружеской прыти своего мужа: зачинать Дитя Духов оказалось попросту негде. Вместо того, чтобы забросить старые храмы, власти городка использовали их. Помещения древних святилищ переделали в жильё, в лавки, в склады, приспособили под сады, парки, огороды. Некоторые строения не просто не тронули, а даже обновили, и службы в них проводились и по сей день. Всё те же службы всё тому же Апри, которого Вирем Объединитель превратил из божества средней руки в единственного бога, доходчивый символ единой государственной власти.

По примеру достославного правителя, Дарн воспользовался своей единоличной и абсолютной властью, и назначил отъезд на послезавтрашнее утро, как и планировалось. Клоунесс же оставил в больнице, поправляться и догонять караван своими силами.

Ехали теперь быстро. Трен паниковал, осмор плевался, я злилась на всех и вся. Прошло целых четыре дня, прежде, чем мы с Безкаром и Маро «уединились» в подземелье заброшенного храмового комплекса, рядом с которым сделал остановку караван. Безкар вычищал Оры иглами, Маро развлекал меня, отвлекая от боли, а я слушала «проповедь».

Дело в том, что больше всего на свете, Безкар любил пересказывать свою историю и ныть на тему публичных судов, которых нет, наказаний, которые слишком жестоки, закрытых следствий и казней в застенках Инквизиции. И про то, что только он, пройдя через этот опыт и выжив, теперь знает, как правильно сопротивляться преступной власти. Программа проста: убедить людей, что нельзя выбирать безопасность вместо борьбы, нельзя бояться бедности, крови, и уж, конечно, нельзя жалеть жизней – ничьих! – ведь речь идёт о свободе. Истинной свободе и свободном обществе, где нет разницы между рождённым и перерождённым.

Уши в трубочку! Под конец «сеанса» я почувствовала, что готова походить в Оррах чуть подольше, только бы не слышать эту муть. Бедная Лилиан, в чьей повозке живёт такая «радость»! Девушка ведь тоже не разделяла ни политическую, ни религиозную ересь своего мужа Отто. Каково ей постоянно выслушивать это всё? Тем паче, что Безкар оказался фантазёром не только политическим, но и «материальным».

Красную Смерть, по его разумению, нарочно выпустили из лабораторий. Переживших её – подчистили Санитарными отрядами, а потом и вовсе голод в некоторых районах устроили. Но Духи сохранили равновесие. Вместо того, чтобы прицельно бить по простому народу, зараза косила всех. Правда, Зрячие болели без язв и горячки, обычная простуда, никаких мук. Зато последствия страшней: стерильность. Теперь угнетатели, помешанные на чистоте крови, ступили на порог полного исчезновения. А вот Перерожденцы, наоборот, после перенесённой болезни приобретали возможность размножаться.