355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Майкл Уайт » Джон Р.Р.Толкиен. Биография » Текст книги (страница 12)
Джон Р.Р.Толкиен. Биография
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:42

Текст книги "Джон Р.Р.Толкиен. Биография"


Автор книги: Майкл Уайт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

В августе 1954 года «Братство Кольца» наконец появилось на прилавках книжных магазинов.

Глава 12. Мир Средиземья

«Эта книга – как гром среди ясного неба. Сказать, что героическая романтика во всём своём великолепии и беззастенчивом витийстве внезапно вернулась с нею в наш век с его почти патологическим неприятием романтизма, – значит ничего не сказать. <…> Книги, являющей столь же яркий образец того, что автор её называет ‘сотворчеством’, не найдётся, пожалуй, во всей мировой литературе. Прямые обязательства (об обязательствах более тонкого характера речь не идёт) перед реальным миром, которые вынужден чтить всякий писатель, здесь сознательно сведены к минимуму. Не довольствуясь сотворением сюжета как такового, автор до дерзости щедро созидает для его развития целый мир со своей теологией и мифологией, географией, историей и палеографией, языками и расами, – мир, полный удивительных существ, которым несть числа… Чего стоят одни только имена, то воскрешающие в памяти тихие сельские уголки (Майкл-Делвинг, Южный Фартинг), то царственно великолепные (Боромир, Фарамир, Элендил), то мерзкие, как Смеагол, он же Голлум, то опаляющие грозным дыханием зла – «Барад-Дур», «Горгорот»; в самых же прекрасных – «Лотлориен», «Гилтониэль», «Галадриэль», – воплотилась та возвышенная, пронзительная эльфийская красота, передать которую в прозе с такой ясностью не удавалось ещё никому <…> красота эта пронзает мечом и обжигает холодным железом; книга эта разбивает сердце»[130]130
  Цит. по: C.S. Lewis. Time & Tide. 14 August, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Это – одна из первых рецензий на «Властелина колец», и написал её не кто иной, как старый друг Толкиена, всё тот же К.С. Льюис, который в частных беседах позволял себе ещё более щедрые похвалы, утверждая, например, что во «Властелине колец» лишних слов ровно столько же, сколько в Библии, – то есть ни одного.

И вскоре рецензии посыпались одна за другой. Льюис не остался в одиночестве: шедевром книгу Толкиена сочли и многие другие критики. Обозреватель из «Манчестер гардиан» объявил Толкиена «одним из тех прирождённых рассказчиков, которые умеют заставить своих читателей спрашивать ‘а дальше?’ с таким же наивным любопытством, как спрашивают малые дети»[131]131
  Цит. по: Manchester Guardian, 20 August, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
. А Говард Спринг, обозреватель журнала «Сельская жизнь», восторженно восклицал: «Это – произведение искусства! <…> Воплощённая фантазия, воображение, изобретательность… Это притча с глубоким смыслом, повествующая о вечной борьбе человека со злом»[132]132
  Цит. по: Howard Spring. Country Life. 26 August, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
. Положительный отзыв А.Э. Черримена появился на страницах «Трут»: «Это удивительное произведение. Это вклад не только в мировую литературу, но и в мировую историю»[133]133
  Цит. по: A.E. Cherryman. Truth. 6 August, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
. А обозреватель «Оксфорд таймс» дальновидно заметил: «Человек строгий и практичный не найдёт времени на эту книгу. Но людей, чьё воображение готово вспыхнуть от малейшей искры, она захватит полностью. Они с готовностью станут участниками этого похода, столь богатого событиями, и будут сожалеть лишь о том, что впереди их ожидает всего два тома»[134]134
  Цит. по: Oxford Times. 13 August, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

К числу поклонников Толкиена примкнул и Бернард Левин из «Трут», который счёл «Властелина колец» «одним из самых выдающихся произведений нашего времени, а быть может, и всех времён. Какое утешение в наши беспокойные дни ещё раз увериться в том, что кроткие наследуют землю!»[135]135
  Цит. по: Bernard Levin. Truth. 16 October, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Но далеко не на всех роман произвёл столь же благоприятное впечатление. Питер Грин на страницах «Дейли телеграф» назвал его «нескладным» и «чем-то средним между прерафаэлитами и ‘Газетой для мальчика’[136]136
  «Газета для мальчика» («Boy’s Own Paper») – детский журнальчик, выходивший в Англии с 1879 г. – Прим. перев.


[Закрыть]
»[137]137
  Цит. по: Peter Green. Daily Telegraph. 27 August, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
, а обозреватель «Санди таймс» задался вопросом, не писалась ли эта книжка единственно и исключительно «для вундеркиндов». Но самой серьёзной критике «Властелина колец» подверг Эдвин Мьюир, заявивший в «Обзервере», что книга, вне сомнения, «примечательна», но не имеет оправдания то, что у Толкиена «…хорошие персонажи неизменно добры, а плохие – неисправимо злы; и в мире его не остаётся места для фигуры злого и, в то же время, трагичного Сатаны»[138]138
  Цит. по: Edwin Muir. Observer. 22 August, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

В октябре того же года «Братство Кольца» было опубликовано в США, где на фоне таких же пёстрых и обрывочных рецензий ярко выделился голос признанного литературного титана – У.Х. Одена, выступившего на страницах «Нью-Йорк Таймс» с восторженным отзывом: «…ни одна книга из тех, что я прочитал за последние пять лет, не доставила мне такой радости»[139]139
  Цит. по: W.H. Auden. The New York Times Review of Books. 10 October, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
. Месяц спустя Оден выразил своё восхищение толкиеновским романом в интервью на радио: «Если кто-то скажет мне, что эта книга ему не нравится, я не положусь больше ни на одно его суждение о литературе»[140]140
  Цит. по: Джозеф Пирс. «Толкиен: Человек и миф» (Joseph Pearce. Tolkien Man and Myth: A Literary Life. HarperCollins, 1998, p. 129). – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Второй том, «Две твердыни», вышедший в Англии в ноябре 1954 года, собрал очередной урожай рецензий, и Толкиен с удивлением узнал, что многие читатели и обозреватели ждут не дождутся продолжения только потому, что в конце тома Фродо остался пленником в башне Кирит-Унгол. Обозреватель «Иллюстрейтед Лондон ньюс» так и заявил: «Ожидание невыносимо». А Льюис разразился ещё одним восторженным отзывом в «Тайм энд тайд»: «Обозревая в своё время первый том этого труда, я едва смел надеяться, что он удостоится заслуженного успеха в полной мере. К счастью, я ошибался… Книга эта слишком оригинальна и слишком многогранна, чтобы оценить её по достоинству после первого же прочтения. Однако уже можно утверждать с уверенностью, что мы обязаны ей многим. Мы изменились. И несмотря на то, что к повторному прочтению этого романа мы должны будем подойти с более сдержанных позиций, лично я не сомневаюсь, что очень скоро он займёт почётное место в ряду тех великих книг, обойтись без которых невозможно»[141]141
  Цит. по: C.S. Lewis. Time and Tide. 22 October, 1954. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Оценить эпопею Толкиена во всей полноте и вынести о ней взвешенное суждение критики смогли только после 20 октября 1955 года, когда вышел в свет долгожданный третий том. Но многие определились во мнении уже давно. Те, кому понравилось «Братство Кольца», отозвались с восхищением и обо всей книге, а те, кто нашёл в первом томе серьёзные недостатки, отстаивали свою позицию до последнего. Эдвин Мьюир, уже успевший изрядно обозлить Толкиена своими колкостями, напечатал в «Обзервере» ещё одну ругательную статью «Мир мальчишек», в которой заявил:

«Вот что удивительно: все персонажи – мальчишки, переодетые взрослыми героями. Хоббиты-‘недоростки’ – обыкновенные мальчишки, герои-люди едва доросли до пятого класса, и вряд ли среди них найдётся хоть один, что-то знающий о женщинах, кроме как понаслышке. Даже эльфы, гномы и энты – и те безнадёжно застряли у порога отрочества. Им уже никогда не повзрослеть»[142]142
  Цит. по: Edwin Muir. Observer. 27 November, 1955. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Ещё дальше пошёл известный американский писатель Эдмунд Уилсон. Он без обиняков назвал роман Толкиена «галиматьёй» и «инфантильной чушью», а в завершение предположил, что книга такого сорта способна понравиться только англичанину[143]143
  Edmund Wilson. The Nation. 14 April, 1956. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Таким образом, «Властелин колец» с самого начала не оставил публику равнодушной. Он вызывал сильные чувства – у одних обожание, у других отвращение, и предсказать заранее, как именно отреагирует на неё тот или иной критик, казалось невозможным. Принцип, по которому разделились мнения, оставался загадкой: как среди поклонников, так и среди врагов книги встречались и утончённые интеллектуалы, и люди без высоких претензий, и, вопреки язвительному замечанию Уилсона, граница между двумя лагерями никак не соотносилась с границами государств. Обвинения же в адрес «Властелина колец» поражали (и поражают до сих пор) невероятным многообразием.

Часть критики исходила от тех, кто просто невзлюбил книгу по тем или иным причинам личного характера. Многие обозреватели часто руководствуются своекорыстными целями – обычной завистью, желанием покрасоваться перед собратьями по перу, неприязнью к автору и так далее. В частности, Эдвин Мьюир, по-видимому, был настроен против Толкиена ещё до того, как впервые раскрыл «Властелина колец». В своей первой рецензии (а он выпускал по рецензии на каждый том), опубликованной в «Обзервере» 22 августа 1954 года, Мьюир заявил: «Эта примечательная книга не сумела выйти на сцену, как подобает. Только великий шедевр устоял бы под шквальным огнём похвал, обрушившихся на неё с обложки».

Отзыв этот писался в наивную эпоху, когда журналисты ещё не перестали обращать внимание на рекламные преувеличения и были склонны принимать их за чистую монету. Да и само слово «реклама» в те времена ещё не было у всех на слуху. Однако Мьюир был отнюдь не так прост: в действительности его выпад был направлен против хвалебной рецензии К.С. Льюиса, книги которого он не переносил на дух.

К концу пятидесятых Льюис нажил немало врагов, и несмотря на то, что во всём мире у него насчитывались сотни тысяч поклонников, некоторые журналисты и литераторы его презирали. Льюис знал это, и когда издатели «Властелина колец» попросили его написать аннотацию, он предупредил Толкиена, что его имя на обложке может оказать книге медвежью услугу. Кое-кто его терпеть не мог, и Толкиену следовало бы взвесить все «за» и «против», прежде чем принимать поддержку Льюиса открыто.

Но Толкиен не принял эти слова всерьёз. Он понял, что его друг ничуть не преувеличивает, лишь после того, как худшие опасения Льюиса оправдались. До тех пор, он, по-видимому, не сознавал, насколько непопулярен Льюис в известных кругах; но быть может, он просто не устоял перед желанием увидеть на обложке лестный отзыв Льюиса, который к тому времени уже стал знаменитостью.

Однако личными нападками Мьюир не ограничился. Некоторые свои замечания он подробно аргументировал, и справедливость обязывает нас рассмотреть эту критику. Главным недостатком книги Мьюир счёл незрелость авторского голоса. Эффектными фразами, обличающими главных героев в инфантилизме, мы вправе пренебречь, но трудно не признать, что изображение романтических чувств действительно осталось самым слабым местом всей эпопеи. С героическими порывами и так называемыми «высокими чувствами» Толкиен справляется безупречно, но необходимость описывать отношения между полами неизменно повергает его в смущение.

Писать о женщинах Толкиену всегда было трудно, и практически во всех сценах общения между мужчинами и женщинами красноречие ему изменяет. Но следует помнить, что он был человеком старомодных, викторианских взглядов. Как мы уже видели, свои представления о любви Толкиен во многом черпал из книг; и сам он прекрасно сознавал, что убедительно писать об отношениях между полами ему не под силу. Из всех своих произведений сам он больше всего любил «Лэ о Берене и Лутиэн». Это прекрасная поэма, но и в ней начисто отсутствует та сексуальная напряжённость, о недостатке которой во «Властелине колец» сожалел Мьюир.

Всё это так, но делать из мухи слона явно не стоило. Неприязнь к Льюису и неумение Толкиена убедительно писать о любви и сексе просто помешали Мьюиру заметить гораздо более важные особенности романа и оценить его по достоинству.

Несколько труднее объяснить грубую критику со стороны Эдмунда Уилсона. Быть может, его пером водила зависть, но не исключён и такой вариант, что Уилсон, как и многие другие рецензенты, просто не поняли, с чем имеют дело. «Властелин колец» в то время оставался единственным в своём роде произведением, и читателям (в том числе и профессиональным критикам) было не с чем его сравнивать. Кроме того, в середине пятидесятых годов избранная Толкиеном стилистика пришлась, как говорится, не ко двору. Как раз в то время на самом пике популярности был модернизм, и кое-кто счёл книги Толкиена безнадёжно старомодными.

Разумеется, так оно и было: ведь Толкиен сознательно ориентировался на старинные литературные формы. Погоню за сюжетной увлекательностью стали считать чем-то недостойным уже в пятидесятые. На первый план уже выходил стиль – но стиль современный, а отнюдь не архаичный, как у Толкиена.

К критике этого типа мы вернёмся в главе 14, так как прежде необходимо рассмотреть внимательнее некоторые темы и устойчивые мотивы, из которых сплетается сама ткань Средиземья, и ответить на множество вопросов, неизбежно возникающих у читателей «Властелина колец» и «Сильмариллиона». Где находится Средиземье? Соотносятся ли Эпохи Средиземья с историей Земли? Почему среди миллиона с лишним слов, посвящённых событиям в Средиземье, ни разу не встречается слово «Бог»? Заложен ли в книгах Толкиена некий скрытый смысл? И если да – то какой? Вот лишь некоторые из бесчисленных загадок, перед которыми встают читатели Толкиена. И наконец, нам предстоит ответить на вопрос, раздражавший самого Толкиена больше всего: являются ли его книги аллегорическими?

Средиземье – это, вне всякого сомнения, иной образ Земли. Более того, края в которых разворачивается действие «Властелина колец», – это иной образ Европы. Толкиен этого нисколько не скрывал. На вопрос о географии Средиземья он ответил: «Рун – это эльфийское название востока. Это Азия, Китай, Япония и прочие дальние края с точки зрения жителей запада. А юг, Харад, – это Африка, жаркие страны». Тогда его спросили: «Значит, Средиземье – это Европа?». «Да, конечно, – ответил Толкиен. – Северо-запад Европы… места, пробудившие моё воображение»[144]144
  Цит. по: Henry S. Resnick. Niekas. Volume 19, Number 43. – Прим. автора.


[Закрыть]
. А на вопрос одного журналиста о том, где находится Мордор, Толкиен ответил: «Где-то на Балканах»[145]145
  Цит. по: Шарлотта Плиммер, Деннис Плиммер. «Человек, понимающий хоббитов» (Charlotte and Dennis Plimmer. ‘The Man Who Understands Hobbits’. Daily Telegraph Magazine, London, 22 March, 1968). – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Хоббиты – англичане, а Шир – это образ сельской Англии. Журналист Клайд Килби, общавшийся с Толкиеном в шестидесятые, услышал это из его собственных уст: «Я спросил его, существовали ли хоббиты в более ранние эпохи, – пишет Клайд. – А он ответил: нет, потому что хоббиты – англичане. Это замечание подтверждает географические соответствия и, в то же время, позволяет сделать определённые выводы в связи с хронологией. Что касается географии, то однажды мы ехали по Лондонской дороге, и в нескольких милях восточнее Оксфорда Толкиен указал на какие-то холмики к северу и сказал: вот там-то и жили хоббиты»[146]146
  Цит. по: Клайд Килби. «Толкиен и Сильмариллион» (Clyde Kilby. Tolkien and The Silmarillion. Harold Shaw Publishers, USA, 1976, p. 51). Холмики, о которых идёт речь, – почти наверняка Чилтернские холмы. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

В масштабе более широком можно почти с полной уверенностью предположить, что прототипом Нуменора стала легендарная Атлантида или земля Му из ещё более древней легенды. Согласно преданию, атланты построили высокую цивилизацию, превосходили обычных людей и обладали необычными способностями. Когда Толкиена спросили, где находился Нуменор, он без колебаний ответил: «Посреди Атлантики»[147]147
  Ibid, p. 52. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

И в «Сильмариллионе», и во «Властелине колец» описывается альтернативная история доисторической Земли. В построении этой истории Толкиен опирался на легенду об Атлантиде и на скандинавские мифы. Атланты, по преданию, жили дольше обычных людей и были искуснейшими мореплавателями. До наших дней кое-кто верит, что некоторые атланты успели переселиться в Европу и что этот легендарный народ положил начало цивилизации Древнего Египта. Все эти детали легенды нашли отражение в «Сильмариллионе» Путь на Запад, в Бессмертные Земли, нуменорцам был заказан, поэтому во Вторую Эпоху они устремились на восток и начали осваивать Средиземье. Они также жили дольше других людей и обладали высокоразвитой культурой.

Далее в древней легенде повествуется о том, как атланты возгордились своей мощью и навлекли на себя гнев богов. Огромная волна захлестнула Атлантиду, и остров навсегда скрылся в пучине моря. Нуменорцы же в конце Второй Эпохи под предводительством короля Ар-Фаразона бросили вызов самим Валар. Они нарушили Запрет и с огромным флотом направились на Запад, к заповедным землям. Валар воззвали за помощью к Единому, и Нуменор постигла судьба Атлантиды[148]148
  Любопытно также, что нуменорским королям Толкиен дал имена, по звучанию схожие с древнеегипетскими. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Свою мифологию Толкиен считал глубоко религиозным трудом, а «Властелина колец» – христианским, даже более того, католическим произведением. Но заметить и понять это с первого прочтения нелегко, ибо Средиземье – мир всецело языческий. Единственная форма молитвы, которую мы встречаем здесь, – обращение «слабого», «бессильного» создания, попавшего в отчаянное положение (как, например, Сэм Гэмджи в Мордоре), к превосходящему его силой полубогу или полубогине, такой как Галадриэль или Лутиэн Тинувиэль. Над павшими воинами не читают заупокойных молитв. Никаких храмов и часовен в Средиземье нет. Нет и «священных писаний», если не считать таковыми летописи минувших времён. Но несмотря на это, элементы религиозности и даже ортодоксального христианства в книгах Толкиена всё же присутствуют.

Хроникам Первой и Второй Эпох, сказаниям о борьбе эльфов и людей с Морготом и Сауроном, в «Сильмариллионе» предшествует рассказ о Едином и о Сотворении мира. Таким образом Толкиен пытался придать своей мифологии тонкий религиозный подтекст. Но попытка не вполне удалась, ибо те религиозные элементы, которые мы обнаруживаем в мифологии Толкиена, не сводятся в единую систему и подчас даже противоречат друг другу.

Это становится очевидно уже при попытке охарактеризовать с позиций религии главных героев и предметы, играющие в повествовании центральную роль. Фродо приданы некоторые черты сходства с Христом: он – носитель Кольца, он свершает крестный путь и, подобно Христу, подвергается искушению у Расселины Рока. Саурон и Мелкор (Моргот) – несомненно адские фигуры: Моргот – падший Вала, или чёрный ангел, а Саурон – падший Майя, и оба они наделены дьявольскими чертами. Гэндальф напоминает ветхозаветного пророка. Но как быть с Галадриэль? В «Сильмариллионе» она упомянута лишь вскользь, но во «Властелине колец» играет чрезвычайно важную роль. Галадриэль – одна из нолдор-отступников, ослушавшихся Валар в Первую Эпоху, но при этом некоторые черты сближают её с Девой Марией.

Этим соображением поделился с Толкиеном один из его друзей, священник Мюррей. Отвечая на его письмо за несколько месяцев до публикации «Братства Кольца», Толкиен поблагодарил отца Мюррея за тонкое наблюдение и подтвердил, что вложил в образ Галадриэли некоторые свои представления о Деве Марии[149]149
  Некоторые комментаторы даже соотносили лембас – дорожный хлеб эльфов – со Святым Причастием. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Но при анализе религиозных компонентов «Властелина колец» особое внимание следует уделять не персонажам, а скрытому подтексту и временной организации повествования. В приложении Б к «Властелину колец» указано, что Братство Кольца выступило из Ривенделла 25-го декабря. День, в который Фродо и Сэм уничтожили кольцо и положили тем самым начало новой эпохе, по летосчислению Гондора соответствует 25-му марта. Примечательно, что в древнеанглийской традиции (с которой Толкиен, разумеется, был отлично знаком) именно на 25 марта приходится Страстная пятница, день Распятия Христа[150]150
  Кроме того, в христианской традиции 25-е марта – это день felix culpa, Грехопадения Адама и Евы, а также день Благовещения и Зачатия Христа, предшествующий Рождеству – 25-му декабря – ровно на девять месяцев. – Прим. автора.


[Закрыть]
. Таким образом, главные события в истории уничтожения Кольца и сокрушения Саурона разыгрываются в промежутке от Рождества Христова (25 декабря) до Распятия (25 марта).

Очевидно, что эти даты были введены исключительно ради того, чтобы вложить в книгу религиозный смысл. Толкиен привносит в языческий мир свою веру. Его персонажи действуют в мире, не знающем Христа, но их «со-творец» вписывает их во временную структуру христианской традиции.

Кроме того, называя свои книги католическими, Толкиен, несомненно, имеет в виду пронизывающее их ощущение благодати. Его персонажи действуют в мире, где вера способна творить чудеса. Магия в этом мире вершится не силой воли, а силой веры. Истинная вера в Средиземье преодолевает тяготение реальности, побеждает закон причины и следствия. И несмотря на то, что в книгах Толкиена нет ни Библии, ни крестов, ни алтарей, они действительно исполнены христианского духа. «Властелин колец» повествует не только о борьбе добра со злом, завершающейся победой добра, но и о жертве, искушении, самоопределении и свободе воли. Это хорошо понимал друг и поклонник Толкиена У.Х. Оден, которому принадлежат следующие слова: «‘Властелин колец’ основан на скрытых христианских предпосылках»[151]151
  Цит. по: «Толкиен и критики: эссе о ‘Властелине колец’ Толкиена» (‘The Quest Hero’, Neil D. Isaacs and Rose A. Zimbardo (editors). Tolkien and the Critics: Essays on Tolkien’s ‘The Lord of the Rings’. University of Notre Dame press, Notre Dame, 1968, p. 53). – Прим. автора.


[Закрыть]
. А писатель Эдмунд Фуллер был убеждён, что «в этой книге щедро разлита благодать» и «свершаются события во исполнение пророчества»[152]152
  Цит. по: Клайд Килби. «Толкиен и Сильмариллион» (Clyde Kilby. Tolkien and The Silmarillion. Harold Shaw Publishers, USA, 1976, p. 59). – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Должно быть, для Толкиена не было в жизни ничего важнее религии, и это бросалось в глаза всем, кому доводилось пообщаться с ним хоть немного. Христа он привычно именовал «Господом нашим». Он непоколебимо веровал в силу молитвы; он был убежден, что творческое вдохновение «ниспосылается» ему в ответ на молитвы и что молитвы исцеляли его домашних, когда тем случалось заболеть. Один из его друзей, Джорд Сэйерс, вспоминал, что «Толкиен был строжайшим образом привержен римскому католицизму. Он был очень ортодоксальным и очень старомодным»[153]153
  Цит. по: Джозеф Пирс. «Толкиен: Человек и миф» (Joseph Pearce. Tolkien Man and Myth: A Literary Life. HarperCollins, 1998, p. 194). – Прим. автора.


[Закрыть]
. А сын Толкиена, Джон, ставший католическим священником, рассказывая о своём отце, утверждал, что католицизмом были проникнуты всего его мысли и убеждения[154]154
  «Кинопортрет Дж.Р.Р. Толкиена» (A Film Portait of J.R.R. Tolkien. Visual Corporation Ltd, 1992). – Прим. автора.


[Закрыть]
. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Толкиен чувствовал себя обязанным ввести в мифологию языческого образца тонкий библейско-христианский подтекст.

Ещё одно дорогое сердцу Толкиена убеждение состояло в том, что современная жизнь и технический прогресс пагубны для человечества. Убеждение это не имело ничего общего с политикой и диктовалось глубоким личным отвращением к опасным соблазнам современной жизни. «Он не любил современность, – вспоминал сын Толкиена Кристофер. – Сущностью современного мира для него был механизм. Этот механизм – один из скрытых смыслов, заключённых во ‘Властелине колец’»[155]155
  Ibid. – Прим. автора.


[Закрыть]
. В других описаниях он предстаёт ещё более непримиримым противником современности. «Толкиен всегда говорил, … что только глупцы и безумцы способны размышлять о двадцатом веке без отвращения», – вспоминал критик Роджер Сейл[156]156
  Цит. по: Алида Беккер (ред.). «Альбом Толкиена» (Alida Becker (ed.). The Tolkien Scrapbook. Running Press, Philadelphia, 1978, p. 26). – Прим. автора.


[Закрыть]
. А писатель Пол Коучер утверждал, что «Толкиен стал экологом, защитником необъяснимого, врагом ‘прогресса’, поклонником ручных ремёсел и пацифистом задолго до того, как все эти умонастроения вошли в моду»[157]157
  Цит. по: Пол Коучер. «Властелин Средиземья: творчество Дж.Р.Р. Толкиена» (Paul H. Kocher. Master of Middle Earth: The Fiction of J.R.R. Tolkien. Houghton Mifflin, Boston, 1972, p. 26). – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Неприязнь Толкиена к двадцатому веку нашла во «Властелине колец» яркое отражение: достаточно вспомнить об обречённых на вымирание энтах – символе минувшей эпохи. И можно себе представить, какое удовольствие должна была принести автору работа над главой «Очищение Шира»!

Совершенно очевидно, что одним из назначений «Властелина колец» явилась для Толкиена атака на самых ненавистных ему противников в реальном мире – поборников технического прогресса, виновников загрязнения окружающей среды и равнодушных потребителей. Ему удалось создать всецело убедительный альтернативный мир без технологии, или, по выражению Джона Клюта, «полноценный контр-миф истории двадцатого века… описание такого мира, с которым ‘всё в порядке’, – иную реальность, которой так жаждет душа в нашем бесплодном столетии»[158]158
  Цит. по: Алида Беккер (ред.). «Альбом Толкиена» (Alida Becker (ed.). The Tolkien Scrapbook. Running Press, Philadelphia, 1978, p. 86). – Прим. автора.


[Закрыть]
. Толкиен не просто предавался приятным мечтам – он проповедовал свои глубочайшие убеждения, что тщательно подчёркивает в своём замечании на эту тему Колин Уилсон:

«‘Властелин колец’ – это критика современного мира и ценностей технологической цивилизации. Эта книга отстаивает свои собственные ценности и стремится убедить читателя, что они предпочтительней ценностей современных… это и атака на мир современности и, в то же время, своего рода кредо или манифест»[159]159
  Цит. по: Independent. London, 20 January 1997. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

С точки зрения эколога, Саруман (имя которого можно перевести как «Искусник»[160]160
  См.: Том Шиппи. «Дж.Р.Р. Толкиен: писатель века» (Tom Shippey. J.R.R. Tolkien: Author of the Century. HarperCollins, London, 2000, p. 170). – Прим. автора.


[Закрыть]
) не менее порочен, чем Саурон или Моргот. Последних можно интерпретировать как мистические образы зла, как демонов – губителей духа, Саруман же – это само воплощение порочного двадцатого века. Он – лицемерный политик, он – губитель природы, он – беспринципный учёный. Орки выведенной им породы не боятся дневного света, и каждый из них обладает силой двух сауроновых воинов. Саруман ставит опыты с механизмами. Пока герои ведут Войну Кольца и спасают Средиземье от Саурона, Саруман «модернизирует» Шир. Но «добрые старые времена» торжествуют победу: Саруман бессилен перед «природной» магией Гэндальфа и перед добродетелями тех, кто действует на благо природе. Но здесь Толкиен, похоже, зашёл слишком далеко. Свои идеи он представил так убедительно, что многие читатели заподозрили, будто весь «Властелин колец» – не что иное, как чистая аллегория.

Первым это подозрение высказал Рейнер Анвин, в 1947 году прочитавший часть книги в первоначальном варианте. В письме к отцу он заметил, что борьба добра и зла несколько отдаёт аллегорией. Толкиена это замечание огорчило, и с тех пор он неизменно настаивал на том, что в книге его никаких аллегорий нет. Но, справедливости ради, не следует забывать, что вторая мировая война тогда только что завершилась, и Рейнер имел все основания увидеть в основной теме «Властелина колец» – борьбе «хороших парней с Запада» против «плохих парней с Востока» – обычную аллегорию.

Кто же из них был прав? И действительно ли Война Кольца в каком-то смысле явилась образом второй мировой войны?

На первый взгляд, такое предположение кажется вполне правдоподобным. Толкиен писал свою эпопею в военные годы, и даже если принять во внимание, что замысел её оформился ещё в 1938-м, всё равно останется фактом, что в те времена фашизм уже набрал силу и Европа стояла на грани войны. Кроме того, Толкиен постоянно возвращался к написанным ранее эпизодам и вносил в них множество изменений, так что если бы он захотел написать аллегорию, то без труда мог бы пересыпать текст подобающими аллюзиями на реальные события.

Найти подобные аллюзии не составляет труда. Вот лишь несколько самых ярких примеров: белый цвет символизирует добро, а чёрный – зло; гортанную речь орков можно интерпретировать как усиленный до предела немецкий акцент; наконец, можно ещё раз вспомнить «говорящее» соотнесение двух противоборствующих лагерей со сторонами света.

Несколько более тонкую примету аллегории можно обнаружить во 2-й главе книги II («Совет у Элронда») – в непростой и затяжной дискуссии о том, как следует поступить с Кольцом. Из речей персонажей явствует, что поборники добра оказались совершенно не готовы к войне, и даже такие могучие герои, как Гэндальф или Элронд, осознали угрозу, исходящую от Саурона, лишь недавно. Некоторые критики усмотрели в этом аналогию с тем, что Великобритания и другие члены антифашистской коалиции вступили в войну плохо подготовленными, несмотря на то, что нацисты наращивали военную мощь ещё с начала тридцатых. Главу «Совет у Элронда» Толкиен писал как раз в первые дни войны.

И, наконец, всевозможные аллегорические толкования породил предмет, вокруг которого вращается действие книги, – само Кольцо Власти. Рейнер Анвин первым выдвинул идею о сходстве его с кольцом Нибелунга из опер Вагнера. Толкиен в ответ язвительно заметил, что между ними, конечно же, очень много общего: оба они круглые.

При ближайшем рассмотрении все эти трактовки не выдерживают критики. Чёрный цвет ассоциировался со злом испокон веков – тот же Гитлер в выборе символического цвета для своего режима опирался именно на эту архаическую ассоциацию. Кроме того, от Германии до Балкан, на которых Толкиен помещал Мордор, довольно далеко. Оркский язык похож не только на немецкий, но и на множество других языков, а самих орков, смуглых и узкоглазых, принять за штурмовиков SS было бы трудновато. Одним словом, в своей аллегорической интерпретации «Властелина колец» Рейнер Анвин оказался даже дальше от истины, чем в гипотезе о связи толкиеновского Кольца с вагнеровским: Вагнер, по крайней мере, опирался на древний тевтонский миф.

Выдвигалось и предположение о том, что Мордор – это не Германия, а Россия. Точно известно, что с молодых лет и вплоть до самой смерти Толкиен относился к Советскому Союзу и коммунистам с большим подозрением. Он был далёк от политики, но Сталин вызывал у него глубокое недоверие даже в те годы, когда русские солдаты сражались с британцами и американцами бок о бок на фронтах второй мировой. И когда сразу же по окончании войны Советский Союз замкнулся в изоляции, Толкиен ничуть не удивился. Однако Россия сгодилась бы на роль Мордора лишь при условии, что Толкиен решил бы описать некую войну будущего, – а в сороковые годы такая перспектива казалась совершенно невероятной.

Толкиен заявлял, что вообще терпеть не может аллегории, и категорически отрицал присутствие каких бы то ни было аллегорий в своих книгах[161]161
  Позиция довольно странная, учитывая тот факт, что Толкиен опубликовал по крайней мере одно откровенно аллегорическое произведение – «Лист работы Ниггля». – Прим. автора.


[Закрыть]
. Близким друзьям он признавался, что черпал вдохновение в религии, но признать, что в сюжете «Властелина колец» отражено что-то помимо воспоминаний о его личном военном опыте, он отказывался наотрез. К примеру, он соглашался с предположением о том, что Сэм Гэмджи – это образ доброго, надёжного, верного и трудолюбивого солдата из рабочих. Но в проработке этого образа Толкиен опирался именно на воспоминания о первой мировой войне, и не следует забывать, что в основе «Властелина колец» лежал «Сильмариллион», большая часть которого была написана как раз после первой мировой.

Но на этом Толкиен не остановился. Он заявил, что не вкладывал во «Властелина колец» никаких экологических идей. Особенно его раздражали попытки сопоставить главу «Очищение Шира» с положением дел в послевоенной Англии. Но у всех, кто читал «Властелина колец» в начале пятидесятых, не без оснований возникали такие ассоциации. С 1940-го до начала 1950-х в Англии сохранялась система распределения пайков. После немецких бомбардировок многие остались без крова, и повсеместно возводили дешёвые типовые дома. Заводы работали сверхурочно, и проблемы загрязнения окружающей среды встали гораздо острее, чем в довоенное время. Процветали взяточники и спекулянты на чёрном рынке. И все эти беды весьма походили на то, что застали у себя дома хоббиты, вернувшиеся со своей войны.

Во что же нам верить? До какой степени «Властелина колец» можно считать аллегорией? И почему Толкиен так протестовал против аллегорического толкования его книги?

Единственный возможный ответ на эти вопросы таков: Толкиен не писал аллегорию сознательно, но ассоциации с реальным миром всё же проникали в текст помимо его воли. Параллели с современной историей в своей книге Толкиен заметил лишь после того, читатели стали на них указывать. Заметил – но не признал.

Пытаясь понять, почему же он отказался признать это, мы сможем лучше понять Толкиена как человека. Прежде всего, мир Средиземья для Толкиена был миром более чистым, нежели реальный, – миром, далёким от осквернённой Земли наших дней. «Сильмариллион», как мы помним, призван был стать «мифологией для Англии», а «Властелин колец» был тесно связан с «Сильмариллионом». Естественно, Толкиен не хотел, чтобы в глазах читателей его «высокий идеал», его величественный вневременной эпос, обесценился соотнесением с «грязными делишками» современности.

Кроме того, для протестов имелась и более личная причина. В тот период, когда Толкиен заканчивал работу над «Властелином колец», К.С. Льюис как раз написал первые книги из «Хроник Нарнии», с самого начала задуманные как аллегории. Толкиену не нравились эти книги, и сами мотивы, которыми руководствовался Льюис, были ему неприятны. Разумеется, Толкиен опасался, что комментаторы поставят «Властелина колец» в один ряд со аллегориями Льюиса. Он любой ценой стремился избежать подобных ассоциаций и, в особенности, сопоставления «Властелина колец» с ненавистной ему сказкой «Лев, колдунья и платяной шкаф».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю