355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Майкл Уайт » Джон Р.Р.Толкиен. Биография » Текст книги (страница 1)
Джон Р.Р.Толкиен. Биография
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:42

Текст книги "Джон Р.Р.Толкиен. Биография"


Автор книги: Майкл Уайт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Майкл Уайт
Джон Р.Р.Толкиен. Биография

Посвящается Дженнифер и Питеру


Благодарности

Своим появлением на свет эта книга обязана множеству людей. Особую благодарность я хотел бы выразить моему литературному агенту Рассу Гейлену, с честью выходившему из самых сложных ситуаций на переговорах, и моим редакторам по обе стороны Атлантики – Алану Сэмсону из лондонского издательства «Литтл, Браун энд Компани» и Гэри Гольдштейну из нью-йорского издательства «Альфа». Неоценимую помощь в работе над этой книгой оказали мне Джуд Фишер, Питер Шнейдер, предоставивший сведения о том, насколько надёжны те или иные источники, и Джозефина Мирувин, неизменно поддерживавшая меня своим энтузиазмом и сообщившая мне несколько полезнейших интернет-адресов.

Кроме того, я хочу поблагодарить Майкла Крайтона: если бы не он, книгу эту довелось бы писать какому-то другому автору.

И, наконец, от всей души благодарю мою жену Лизу, которая подошла к тайне личности Толкиена непредвязто и сумела понять о нём нечто очень важное. Догадки, которыми она поделилась со мною, едва ли пришли бы мне в голову без её помощи.

Майкл Уайт. Сентябрь 2001 г.

Введение

С творчеством Толкиена я познакомился довольно поздно – позже, чем многие. Когда одна школьная приятельница вручила мне повидавший виды том «Властелина колец» со словами, что это и вправду стоит прочесть, мне было уже семнадцать. Но, несмотря на то, что поначалу причислить себя к поклонникам Толкиена я не спешил, мне удалось быстро наверстать упущенное: эту знаменитейшую из его книг я прочитал восемь раз подряд. Эта героическая, трагическая и неизменно волнующая повесть так меня заворожила, что стоило мне перевернуть последнюю страницу последней главы, как меня всякий раз тянуло вернуться к главе первой.

И вскоре я уже принялся собирать все сведения о Толкиене, до каких только можно было дотянуться. Само собой, я прочёл «Хоббита»; удалось достать также «Беовульфа» в толкиеновском переводе, а из его собственных произведений – «Фермера Джайлса из Хэма», «Лист работы Нигля» и другие, менее известные вещи. А в 1977-м, спустя год после моего знакомства с «Властелином колец», до меня дошло известие, что наконец-то выходит в свет долгожданный «Сильмариллион». В день, когда тираж поступил в продажу, я уже в восемь утра стоял в очереди у книжного магазина, торопясь получить заказанный заранее экземпляр, а еще через час, по дороге к автобусной станции и домой, уже читал об эльфах и смертных, натыкаясь на пассажиров, спешащих на работу.

Примерно в это же время я занялся музыкой. Я осваивал гитару и играл в ансамблях в школе и на первом курсе университета. В полном противоречии с духом времени (а тогда как раз вошёл в моду панк) я собирал группы под названиями вроде «Палантир» и сочинял песни о Галадриэли с припевом на эльфийском языке. Не могу вспоминать об этом без содрогания! Но всё же теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что моё юношеское увлечение Толкиеном, при всей своей незрелости, было отнюдь не безосновательным. Едва ли история Средиземья могла бы производить столь глубокое впечатление, если бы в ней действительно не заключалась некая непреодолимая притягательность.

Я не сразу узнал о том, что миллионы людей прошли такой же путь и стали благоговейными почитателями Толкиена и что некоторые из них тоже собирались в группы и пели песни о Средиземье. Но так оно и было. Ведь и меня самого с «Властелином колец» познакомила школьная подруга, а в университете среди первокурсников считалось, что сидеть в комнате отдыха с этой книгой под мышкой – верный способ знакомиться с девушками. Более того, я знаю по меньшей мере одного человека, который под влиянием Толкиена и его книг выучил исландский язык и защитил по нему диссертацию. Но вместе с тем становилось всё больше и больше людей, питавших к Толкиену неприязнь только из-за того, что слишком многие перед ним преклонялись. Это совершенно понятная и, по-видимому, неизбежная реакция на модные течения. Человек, увлечённый чем-то сверх меры, раздражает непосвящённых и наводит на них скуку. Поэтому не стоит удивляться, что те, кого «Властелин колец» оставил равнодушными (Толкиен, как и любой другой автор, не может нравиться всем без исключения), относятся к его поклонникам с насмешливым презрением.

В том же году, когда я открыл для себя Толкиена, один из моих лучших школьных друзей решил отвергнуть все соблазны «Властелина колец» и объявил войну «коварному культу Средиземья». Прочесть саму книгу он даже не попытался, но зато с жадностью проглотил злую (и, признаться честно, очень смешную) пародию на неё – «Хватит с нас колец!». И даже мой вопрос, что смешного можно найти в пародии, не удосужившись прочитать оригинал, его не смутил.

Конечно же, со временем я остыл. Мало-помалу я освободился от влияния Толкиена и начал писать песни о любви, страсти и смерти. Что ещё важнее – круг моего чтения расширился. Но окончательно расстаться с Толкиеном я не пожелал: нежная привязанность к «Властелину колец» сохранилась, и я часто вспоминал эту книгу с любовью. В двадцать лет с небольшим я переехал в Оксфорд, а ещё через несколько лет решил стать писателем. Памятуя о том, что Толкиен жил в этом городе и встречался с К.С. Льюисом и другими «Инклингами» в пабе «Орёл и дитя», я и сам нередко заглядывал туда на кружечку пива – в надежде, что от тамошних стен на меня снизойдёт вдохновение. Не удивительно, что предложение написать эту биографию я принял с готовностью.

Но не успели высохнуть чернила на издательском договоре, как я осознал опасность, которую таил в себе возврат к моему юношескому увлечению. Ведь с тех пор, как я перечитал «Властелина колец» в последний, восьмой раз, минуло лет двадцать пять, а теперь мне придётся взяться за него снова. Отчасти я радовался, но в то же время мне было не по себе: понравится ли мне эта книга сейчас, спустя четверть века?

В том далёком семьдесят седьмом, когда я дочитывал последнюю главу в восьмой раз, я ещё не был даже студентом; я слушал альбомы группы «Yes» и носил волосы до плеч. А теперь я стал взрослым мужчиной с женой и тремя детьми. За годы, прошедшие с тех давних пор, я прочёл тысячи книг, а группу «Yes» теперь слушал лишь изредка. Смогу ли я, как когда-то, представлять себя на месте Арагорна? Стану ли я мечтать о том, чтобы мне наконец открылись тайны Гэндальфа и других истари? А вдруг даже судьба Фродо и Сэма оставит меня равнодушным? Сколько книг, которые я когда-то любил, со временем утратили для меня всякую привлекательность! Что, если я стал таким же, как тот мой насмешливый друг, и тоже готов воскликнуть: «Хватит с нас колец!»?

Я купил и принёс домой новое издание «Властелина колец». Несколько дней книга пролежала на обеденном столе, потом перекочевала в спальню, затем – в ванную. Но открыть её я так и не решался. Я взялся за чтение посвящённой ей литературы и начал заново изучать биографию и эпоху Толкиена. Не одна неделя прошла, прежде чем я наконец собрался с духом и перевернул первую страницу этого главного труда его жизни.

И конечно же, я был очарован вновь. Волшебство не рассеялось. Более того, мне стали открываться новые важные детали. Я стал понимать то, на что прежде не обращал внимания и чем не интересовался по молодости лет. Я был в полном восторге, и с души моей свалился тяжёлый камень: ведь как бы я стал писать о Толкиене, если бы его книги мне разонравились?

Погрузившись снова в мир Средиземья, я испытал прилив воодушевления и понял, что все мои тревоги были напрасны. И теперь я убеждён, что люди делятся на две категории: одни любят мир Толкиена и на всю жизнь остаются его горячими приверженцами, а другим не дано полюбить его никогда.

Мой друг, невзлюбивший Толкиена ещё в школьные годы, теперь тоже стал взрослым, однако по-прежнему посмеивается над моей страстью. «Властелина колец» (который теперь носит гордый титул «Книги столетия») он так и не прочёл – и не собирается. Но, в конце концов, не зря же говорят, что хоббиты – это хобби!

Готовясь к работе над этой биографией, я обнаружил, что поисковая машина в интернете выдаёт ссылки примерно на 450 тысяч сайтов, связанных с Толкиеном или «Властелином колец». Это меня порадовало, тем более что многие сайты оказались на удивление профессиональными и увлекательными. Но некоторые так называемые «официальные» материалы поразили меня своей субъективностью, доходящей порой до абсурда и граничащей с религиозным фанатизмом.

Я и сам – фанат с большим стажем, но стена благоговейного молчания, которую возвели вокруг профессора Толкиена авторы «официальных» материалов, приводит меня в ужас. Из опубликованных писем почти ничего нельзя узнать о его частной жизни. Всё личное, включая отношения с женой Эдит и дружбу с К.С. Льюисом и другими «Инклингами», окутано покровом тайны. Речи о том, какими мотивами мог руководоваться Толкиен и с какими внутренними демонами ему приходилось бороться, не заходит ни в одной из «авторизованных» биографических справок. И даже проанализировать общепринятые представления о побуждениях, чувствах и мнениях Толкиена не берётся почти никто. Да, Толкиен действительно был добропорядочным человеком, честным, высоконравственным и надёжным, а также очень умным и образованным. Но всё это отнюдь не означает, что его следует причислить к лику святых.

Между прочим, в истории это далеко не первый случай, когда потомки и даже современники творят себе кумира из некой выдающейся личности. В ходе работы над книгой «Исаак Ньютон: последний чародей» я узнал, что по схожим причинам ученики и последователи Ньютона не одно столетие скрывали от общественности некоторые материалы о своём учителе. И только знакомство с этим сведениями позволяет понять, что Ньютон был личностью гораздо более интересной и сложной, чем изображают его в школьных учебниках. А Стивена Хокинга, о котором мне также довелось написать книгу, многие коллеги до сих пор представляют каким-то сверхъестественным существом, недоступным человеческому пониманию. В обоих случаях я попытался добраться до истины – и передо мной открылись целые миры, полные жизни и ярких красок.

Работая над этой биографией, я вовсе не пытался искать или творить новых монстров. Я их и не нашёл, если не считать чудищ со страниц давно знакомых книг. Но творческие люди редко проживают свою жизнь в безмятежной простоте, сколько бы их апологеты ни старались внушить нам обратное. Хотелось бы надеяться, что всякий истинный почитатель мечтает видеть портрет своего героя не только в розовых тонах. И я, как почитатель творца Средиземья, постарался создать более колоритный образ этого популярнейшего из писателей и живописать личность и судьбу Толкиена если не в самых сочных красках, то, по меньшей мере, во всём многообразии оттенков и нюансов.

Глава 1. Детство

Профессор Джон Рональд Рейел Толкиен усердно крутит педали велосипеда, и воротничок у него уже промок от пота. Стоит тёплый летний день, учебный семестр в колледжах недавно кончился, и по Хай-стрит теперь можно проехать свободно. Ещё до полудня Толкиен успел встретиться с аспиранткой и разъяснить ей несколько сложных мест в одном англосаксонском тексте, купить свежих чернил и бумаги в лавке на Терл-стрит, вернуть книгу в библиотеку и разыскать у себя в кабинете стихотворение, которое он сочинял для «Оксфорд мэгэзин» и потерял на прошлой неделе где-то среди бумаг. Обычно он старается возвращаться домой к обеду, но сегодня было собрание факультета, так что обедать пришлось в колледже. А теперь он торопится домой, к кипе экзаменационных работ на школьный аттестат, громоздящейся у него на столе с начала недели.

Часы на центральной башне Карфакс-тауэр бьют три пополудни, и Толкиен, проезжая мимо, прибавляет ходу. На работу остаётся в лучшем случае два часа, а потом – снова собрание, на сей раз в профессорской Мертон-колледжа, за поздним чаем; значит, удастся проверить никак не больше трёх работ[1]1
  Школьный аттестат (School Certificate) – форма аттестата зрелости, существовавшая до 1951 г.; в наше время британские школьники в шестнадцать лет сдают экзамен на получение аттестата об общем среднем образовании (General Certificate of Secondary Education). – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Он проезжает вверх по Бэнбери-роуд, сворачивает направо, потом налево и, наконец, оказывается на Нортмур-роуд, у дома №20, где семейство Толкиенов поселилось в начале этого года – года тысяча девятьсот тридцатого. Спрыгивая на ходу с седла, он въезжает в боковую калитку и по инерции катит вдоль дорожки к дому. Он приоткрывает дверь на кухню, просовывает голову в щель и улыбкой приветствует свою жену Эдит. Пора за работу…но пятимесячная малышка Присцилла проснулась на руках у мамы и радостно гукает. Он подходит к ним, целует жену в щёку и ласково щекочет дочку под подбородком. Ну всё, теперь и вправду пора. Он поворачивается и шагает по коридору в свой домашний кабинет.

Кабинет очень уютный. Стены сплошь увешаны книжными полками, так что у двери остался только узкий проход, но уже через несколько шагов этот туннель расширяется и открывается вид на рабочий стол. Стол стоит напротив южного окна, так что профессор может любоваться соседским садом, не отрываясь от работы; по правую руку от него – ещё одно большое окно, за которым расстилается ухоженная лужайка, а за нею тянется дорога. На столе у Толкиена – бювар, подставка для ручек и по стопке бумаг слева и справа. Слева – экзаменационные работы, которые ещё предстоит проверить (большая стопка), справа – уже проверенные (стопка далеко не столь внушительная).

Толкиен устраивается за столом поудобнее, извлекает трубку из кармана куртки, набивает её доверху свежим табачком и с особой осторожностью подносит горящую спичку. Раскуривая трубку, он тянется к левой кипе бумаг, снимает верхнюю работу, кладёт её прямо перед собой и углубляется в чтение.

Проверять экзаменационные работы на аттестат, сочинения шестнадцатилетних школьников, – дело скучное и неблагодарное, но на одно профессорское жалованье жену и четверых детей не прокормишь. Да, занятие рутинное; но всё же Толкиену приятно сознавать, что каждую работу он прочитывает со всем вниманием, ни единой мелочи не упуская из виду. Этой очередной рукописи он посвящает полчаса. Время от времени он делает краткие пометки на полях, а в конце абзацев ставит галочки. Медленно переворачиваются страницы. Мир и тишина царят вокруг – только порой птица присядет на подоконник, да лёгкий ветерок зашелестит листвой за окном.

Наконец, оценка выставлена по всей справедливости и сочинение ложится в правую стопку. А Толкиен принимается за следующую рукопись. Вот уже несколько страниц позади… и вдруг перед ним – чистый лист! Помедлив лишь мгновение, он улыбается: вот ему и награда за дневные труды – одной страницей работы меньше. Он откидывается на спинку кресла и обводит взглядом кабинет. Внезапно он замечает что-то на ковре, у самой ножки стола. Крошечная дырочка! Несколько долгих секунд он смотрит на неё, погрузившись в мечты. А потом рука его тянется к чистому листу, лежащему перед ним на столе, и медленно выводит: «В земле была нора, а в норе жил хоббит…».

Толкиен понятия не имел, почему он это написал, и, конечно же, не мог себе представить, какую роль эта шалость его подсознания сыграет и в дальнейшей его судьбе, и в истории всей английской литературы. Однако он сразу почувствовал, что в этом обрывке фразы таится что-то интересное – и, как он потом признавался, интересное настолько, что ему немедленно захотелось «выяснить, кто же такие хоббиты».

Так одна-единственная фраза – быть может, родившаяся просто от скуки, а быть может, искавшая себе выхода долгие годы, – стала тем крошечным зерном, из которого со временем выросли «Хоббит» и «Властелин колец». И книгам этим, наряду с «Сильмариллионом» и обширным собранием разрозненных легенд о Средиземье, предстояло завоевать мировую славу, принести радость и вдохновение миллионам читателей и сыграть решающую роль в формировании целого литературного жанра – жанра фэнтези. Через несколько лет, минувших с того судьбоносного дня, тысячи людей узнали о том, кто же такие хоббиты, а к началу шестидесятых хоббиты и населённый ими мир уже могли соперничать в известности с любой звездой Голливуда или царствующей персоной. Для многих Средиземье – это не просто вымышленный мир. То, что могло бы так и остаться единственной строчкой, нацарапанной на листке бумаги в кабинете безвестного профессора, обрело под пером Толкиена долгую и славную жизнь. Из этой строчки родился целый мир героических преданий – самостоятельный, самодостаточный, самосогласованный и неотразимо притягательный мир современной мифологии.

Дж.Р.Р. Толкиен родился в обычной, почти ничем не примечательной семье. Его отец, Артур Толкиен, был банковским служащим и работал в бирмингемском филиале «Ллойдз банк»[2]2
  «Ллойдз банк» – один из крупнейших коммерческих банков, основан в 1865 г. – Прим. перев.


[Закрыть]
. Отец Артура, Джон, владел фортепианной мастерской и торговал нотами, но к тому времени, как Артур достиг совершеннолетия, фортепиано Толкиена перестали продаваться, мастерскую пришлось закрыть и Джон Толкиен разорился.

Таким образом, Артур рано понял, какими опасностями чревато предпринимательство. Отчасти именно поэтому он и предпочёл надёжную работу в местном банке. Но продвинуться по службе в бирмингемском отделении «Ллойдз» оказалось не так-то просто, и, несмотря на все свои радужные надежды, Артур понимал, что дорогу к повышению ему сможет открыть только смерть кого-то из старших коллег. И когда в конце 1888 года ему предложили работу за океаном, он без долгих раздумий согласился.

Филиал «Банка Африки», где теперь ему предстояло работать, находился в самом сердце Южной Африки, в далёком Блумфонтейне. К тому времени Оранжевая свободная республика, столицей которой был Блумфонтейн, начала превращаться в крупный центр горной промышленности: в Европе и Америке находилось немало желающих вложить деньги в африканские золотые прииски и алмазные копи. И только одно обстоятельство омрачало открывшиеся перед Артуром перспективы: годом раньше он влюбился в прелестную восемнадцатилетнюю девушку по имени Мэйбл Саффилд и сделал ей предложение. А это означало, что ради карьеры ему теперь предстоит расстаться с невестой.

Родители Мэйбл не вполне одобряли выбор дочери и полагали, что она заслуживает лучшего жениха. Лично против Артура Толкиена они ничего не имели, но снобистские предрассудки не позволяли им признать его ровней. Саффилды считали Толкиенов жалкими обнищавшими иммигрантами – несмотря на то, что предки их, прибывшие из Саксонии, прожили в Англии уже несколько веков. И это тем более странно, что самим Саффилдам гордиться было нечем. Отец Мэйбл унаследовал от своего отца лавку мануфактурных товаров, но тоже разорился, как и Толкиен-старший. К тому времени, когда Артур познакомился с Мэйбл, Джон Саффилд торговал вразнос дезинфицирующими средствами компании «Джейз».

Впрочем, на отношениях между Артуром и Мэйблом всё это почти не отразилось – не считая того, что мистер Саффилд потребовал отложить свадьбу по меньшей мере на два года. Поэтому когда Артур принял приглашение на работу в Южной Африке, Мэйбл осталось лишь ожидать вестей от жениха и надеяться, что вскоре она сможет последовать за ним.

И Артур не обманул её надежд. К 1890 году он уже получил должность управляющего блумфонтейнским отделением «Банка Африки» и дела его пошли в гору. Обустроившись на новом месте, он отправил Мэйбл Саффилд письмо с приглашением в Блумфонтейн и повторным предложением руки и сердца. Мэйбл к тому времени уже исполнился двадцать один год, а назначенный мистером Саффилдом двухлетний испытательный срок благополучно истёк, так что в марте 1891 года, невзирая на все опасения родителей, Мэйбл купила билет на пароход «Рослин Касл» до Кейптауна.

В наши дни Блумфонтейн, административный центр провинции Оранжевая, стал самым обыкновенным городом типичной застройки, но в конце девятнадцатого столетия Артур Толкиен, прибывший на новое место службы, увидел перед собой лишь пару сотен ветхих домишек. Город продувается насквозь сильными ветрами из вельда. Сейчас большинство местных жителей могут укрыться от пыльных бурь в домах с кондиционерами, но в 90-е годы XIX века благоустроенных зданий здесь почти не было и белые поселенцы жили немногим лучше, чем нынешние чернокожие аборигены, которые ютятся в лачугах вокруг современного городского центра.

Артур и Мэйбл обвенчались в городском соборе Кейптауна 16 апреля 1891 года, а медовый месяц провели в одном из отелей кейптаунского пригорода Си-Пойнт. Но когда первые восторги улеглись и очарование новизны рассеялось, Мэйбл поняла, что жизнь в Южной Африке полна лишений и тягот.

Вскоре она почувствовала себя очень одинокой, а завести друзей среди других поселенцев оказалось не так-то просто. Большую часть населения Блумфонтейна составляли африканеры – потомки голландских колонистов, весьма неохотно допускавшие англичан в свой круг. Правда, со временем Толкиены познакомились с другими выходцами из Британии и Мэйбл освоила роль гостеприимной хозяйки, но всё же городок казался ей убогим во всех отношениях. Здесь не было ничего, кроме теннисного корта, нескольких магазинов и небольшого парка, – а Мэйбл с детства привыкла к настоящей городской жизни в многолюдном Бирмингеме. И местный климат с палящим летним зноем, затяжными дождями и студёными зимами она сочла просто ужасным. «Степь печальная и дикая, – писала она домой. – Отвратительная пустыня!».

Однако делать было нечего: оставалось только привыкать. Артур работал на износ, чтобы отличиться перед руководством банка, и почти всё время проводил вне дома. Но, казалось, такая жизнь вполне его устраивает. У него появились друзья на работе, он был поглощён делами, и задумываться о менее привлекательных сторонах жизни в Блумфонтейне ему было просто некогда. На все огорчения Мэйбл он, похоже, смотрел сквозь пальцы, полагая, что это всего лишь временная депрессия, которая скоро пройдёт.

Мэйбл честно старалась наладить нормальную семейную жизнь и целиком посвятила себя заботам о муже. Порой ей удавалось уговорить Артура взять выходной, и тогда они отправлялись на прогулку или в единственный местный клуб, поиграть в теннис. А иногда они просто сидели дома вдвоём и читали друг другу вслух.

И оба они очень обрадовались, когда Мэйбл поняла, что ждёт ребёнка. Теперь она и думать бы забыла о своих горестях, если бы всё дело было только в скуке. Но беда оказалась ещё и в том, что хорошего врача было не сыскать во всём городке. Мэйбл не раз намекала мужу, что неплохо бы ему взять отпуск и отвезти её в Англию на время родов, но Артур всякий раз отвечал, что не может себе этого позволить. Наконец, взвесив все «за» и «против», Мэйбл не отважилась плыть домой в одиночестве и рожать без поддержки мужа и предпочла на свой страх и риск остаться в Блумфонтейне.

Сын Артура и Мэйбл появился на свет 3 января 1892 года. Его назвали Джоном, но этим дело не кончилось. Артур настаивал, чтобы мальчику дали второе имя «Рейел», как это было принято в семействе Толкиенов вот уже несколько поколений, но Мэйбл больше нравилось имя «Рональд». В конце концов, они пришли к обоюдному согласию, и 31 января 1893 года, при крещении в Блумфонтейнском соборе, мальчик получил имя «Джон Рональд Рейел Толкиен». Любопытно, что Джоном его никто никогда не звал. И родители, и, впоследствии, жена называли его Рональдом, школьные товарищи – Джоном Рональдом, а в университете он получил типичное для тех времён грубоватое прозвище «Толлерс», то есть «Звонарь». Коллеги именовали его «Дж.Р.Р.Т.», а в официальных ситуациях – «профессор Толкиен». И, наконец, всему миру он стал известен как «Дж.Р.Р. Толкиен». Или совсем просто – «Толкиен».

Дни его младенчества, как и следовало ожидать, протекали по-африкански экзотично – подобные приключения никогда бы не выпали ему на долю в Бирмингеме. Сохранилось несколько семейных преданий, которые Толкиен запомнил на всю жизнь и потом рассказывал собственным детям. Однажды, например, соседская обезьяна забралась в сад Толкиенов и разорвала в клочья три распашонки маленького Рональда, сушившиеся на верёвке. А в другой раз один из домашних слуг, мальчик по имени Исаак, взял малыша и понёс показать его своим родным, жившим на самой окраине. Как ни странно, Толкиены его не уволили.

Одним словом, для маленького ребёнка жизнь в Блумфонтейне была полна опасностей. Резкие перепады погоды и первое лето в Южной Африке с младенцем на руках доставили Мэйбл немало хлопот. Их постоянно донимали мухи, а жара не спадала неделями. Сад заполонили ядовитые змеи и насекомые, и на втором году жизни малыша укусил тарантул. Спасся он только благодаря сообразительной и опытной няне, которая быстро обнаружила ранку и высосала яд[3]3
  Сразу же приходит на ум, что этот случай с тарантулом запал восприимчивому ребёнку глубоко в душу и впоследствии породил образ Шелоб – гигантской паучихи, обитавшей на границе Мордора. Но гораздо более вероятно, что Толкиен помнил не сам этот эпизод, а сложившуюся о нём семейную легенду, под влиянием которой в соответствующей сцене «Властелина колец» и появилась паучиха, а не какая-нибудь крыса или змея. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Впрочем, для Мэйбл с рождением ребёнка жизнь во многом изменилась к лучшему. Артур по-прежнему пропадал в банке целыми днями, но весной 1892 года в Блумфонтейн приехали сестра и зять Мэйбл – Мэй и Уолтер Инклдоны. Уолтер собирался вложить деньги в местный горный промысел и хотел лично осмотреть золотые прииски. Теперь Мэйбл не страдала от недостатка общения, и, к тому же, сестра помогала ей ухаживать за ребёнком. Но всё равно она тосковала по родным краям и не могла смириться с тем, что Артур так мало времени уделяет семье. А вскоре положение осложнилось новой беременностью.

Хилари Толкиен родился 17 февраля 1894 года, на исходе долгого лета, особенно жаркого и мучительного. Не удивительно, что вскоре после родов Мэйбл снова впала в депрессию. Инклдоны вернулись в Европу, и теперь Мэйбл предстояло одной растить двух малышей в крайне неуютной обстановке. На помощь мужа рассчитывать не приходилось. Хилари, к счастью, оказался крепким и здоровым мальчиком, но Рональд постоянно болел. У него была слабая грудь, и он плохо переносил и летнюю пыль, и духоту, и холодные зимние ветры; а затем к вечным простудам добавились кожные болезни и глазные инфекции. В ноябре 1894 года Мэйбл почувствовала, что ей просто необходимо на время сменить обстановку, и отправилась с детьми в Кейптаун – отдохнуть и подышать свежим воздухом. Артуру тоже не помешало бы взять отпуск, но он по-прежнему стоял на своём и твердил, что не может позволить себе даже короткой передышки. Он остался в Блумфонтейне и провёл очередное изнурительное лето в одиночестве.

А Мэйбл после этой поездки преисполнилась решимости избавить свою семью от пыли и пустынных ветров на мало-мальски заметный срок. Она с новыми силами стала уговаривать Артура навестить родительский дом. Он не виделся с родными уже почти шесть лет и заслужил по меньшей мере годичный отпуск. Но Артур и слышать ничего не желал: ведь если он уедет, на его место в банке могут взять кого-то другого! Он предложил Мэйбл самой поехать в Англию с мальчиками, пообещав, впрочем, что присоединится к ним, если к следующему лету успеет уладить все дела.

Итак, в апреле 1895 года Мэйбл, Рональд и Хилари взошли на борт парохода «Гвельф», за три недели доставившего их из Кейптауна в Саутгемптон. Там их встретила самая младшая из сестёр Мэйбл, Эмили Джейн, которую мальчикам представили как тётушку Джейн. До Бирмингема они добрались поездом. Саффилды жили в тесноте, и Мэйбл пришлось поселиться в одной комнате с детьми. Им досталась одна кровать на троих.

Кроме Мэйбл и детей, в этом крошечном домике на одной из улиц района Кингз-Хит ютилось ещё пятеро взрослых: родители Мэйбл, её сестра и младший брат, а кроме того – постоялец, молодой блондин по имени Эдвин Нив, который работал в страховой компании, а в свободное время флиртовал с Эмили Джейн или развлекал Рональда игрой на банджо и песнями из репертуара мюзик-холлов. Но и такая жизнь казалась Мэйбл вполне уютной – в сравнении с тем, что ей приходилось терпеть в Блумфонтейне. Климат здесь был мягкий, дом не сотрясался от свирепых порывов ветра, и можно было спокойно гулять в саду, не опасаясь наступить на змею или тарантула. Конечно, Мэйбл скучала по мужу…но, в конце концов, он сам предпочёл остаться в Африке. А здоровье детей было для Мэйбл дороже всего.

Разумеется, Артур тоже скучал. Он часто писал Мэйбл, сокрушаясь о том, что разлука затягивается, но всякий раз повторял, что не может оставить работу даже на несколько месяцев. Похоже, им овладел навязчивый страх потерять место и погубить свою карьеру безвозвратно.

А Южная Африка к тому времени уже стояла на краю катастрофы. Буры под предводительством Пауля Крюгера[4]4
  Крюгер, Пауль (1825 – 1904) – один из лидеров бурского восстания против англичан в 1800 г., с 1883 по 1900 гг. – президент Республики Трансвааль. Стремился создать в Трансваале независимое африканерское государство, что послужило одной из главных причин англо-бурской войны 1899 – 1902 гг. – Прим. перев.


[Закрыть]
уже готовили восстание против англичан и собирали партизанское войско в Трансваале. И пока Артур Толкиен управлял финансами богатых европейцев в Блумфонтейне, Крюгер вёл переговоры о военном союзе между Трансваалем и Оранжевой свободной республикой. До англо-бурской войны оставалось всего несколько лет. Британским подданным, жившим в новых коммерческих центрах, к числу которых принадлежал и Блумфонтейн, приходилось всерьёз опасаться за своё будущее, но Артур мог утешаться хотя бы тем, что семья его сейчас в безопасности.

Но в ноябре 1895 года Мэйбл получила тревожное известие. Артур заболел ревматической лихорадкой. Это была опасная болезнь, и Мэйбл вновь стала умолять Артура на время оставить работу и приехать в Англию, к семье. Но он всё так же упрямо отказывался – на сей раз под предлогом, что не перенесёт холодной английской зимы.

В Блумфонтейне между тем наступило лето, и состояние Артура Толкиена резко ухудшилось. Узнав об этом из очередного письма, Мэйбл решила вернуться в Южную Африку вместе с мальчиками. В конце января 1896 году она начала готовиться к отъезду и заказала билеты на пароход. 14 февраля 1896 года четырёхлетний Рональд продиктовал письмо к отцу (сам он писать ещё не умел), в котором говорилось, как он по нему скучает и как ему не терпится снова увидеться с ним после долгой разлуки.

Но это письмо так и не было отправлено. На следующий день пришло известие, что Артур скончался от сильного кровотечения. Убитая горем Мэйбл немедленно упаковала вещи, оставила мальчиков на попечение своих родителей и села на первый же пароход до Кейптауна. К тому времени, как она добралась до Блумфонтейна, её мужа, с которым она не прожила и пяти лет, уже похоронили на местном кладбище.

А для Рональда началась новая жизнь. Из блумфонтейнской глуши он попал в Бирмингем – бурно растущий промышленный центр, второй по величине среди английских городов, один из столпов Британской империи. В прошлом остались и открытые степи, тянущиеся до самого горизонта, и красное солнце, садящееся за дальние холмы; в прошлом остались игры в саду под навесом, едва спасавшим от палящего зноя и пыли в послеполуденные часы. Теперь Рональда окружал мир однообразных городских домов, кирпичных труб, асфальтированных дворов и заводского дыма.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю