Текст книги "Джон Р.Р.Толкиен. Биография"

Автор книги: Майкл Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Сам Толкиен остался доволен этими иллюстрациями и обрадовался второму изданию «Хоббита» едва ли меньше, чем первому. Однако даже в первом издании кое-что его решительно не устроило. На клапане суперобложки Стенли Анвин поместил следующую рекламку:

 «Дж.Р.Р. Толкиен – отец четверых детей. Он читал ‘Хоббита’ вслух своим малышам в детской и ссужал рукопись всем оксфордским друзьям, чтобы те прочли её своим детям. ‘Хоббит’ появился на свет точно так же, как ‘Алиса в стране чудес’. Ещё один профессор никому не ведомых наук решил вернуться к детским играм».

На первый взгляд, текст довольно безобидный. Но Толкиен вцепился в него зубами и ногтями и разразился критической статьёй на три страницы. Какие ещё «малыши в детской», когда старшему, Джону, было уже тринадцать? И никому он не «ссужал» рукопись, а те немногие, кому довелось прочесть её, читали её сами, и дети их тут ни при чём. И как можно называть англосаксонский язык «никому не ведомой наукой»? Впрочем, здесь Анвин несправедлив не столько к Толкиену, сколько к автору «Алисы в стране чудес» – Чарльзу Доджсону, читавшему лекции по математике. Далее Толкиен заявил, что Доджсон, вдобавок, был не профессором, а лектором (с точки зрения оксфордского дона, между двумя этими должностями пролегает настоящая пропасть). Наконец, образ профессора, вернувшегося к детским играм, просто никуда не годится[111]111
  Автор кратко излагает содержание постскриптума к письму Чарльзу Ферту от 31 августа 1937 г. – Прим. перев.


[Закрыть].

Это письмо наглядно иллюстрирует одно из главных затруднений, с которым столкнулись на данном этапе Толкиен и его издатели. Автор «Хоббита» был человеком требовательным вплоть до придирчивости, и сотрудничать с ним было очень тяжело. Кроме того, он был, что называется, «не от мира сего», и встать на точку зрения человека, работающего в издательском (как, впрочем, и в любом другом) бизнесе было выше его сил: мир бизнеса был ему чужд и неприятен. Толкиен привык совершенствовать свои произведения неторопливо и спокойно, переписывая и перерабатывая эпизоды столько раз, сколько считал нужным. Он жил своей работой, и кроме научной деятельности, семьи и ближайших друзей для него в мире не существовало почти ничего. Реклама Анвина показалась ему бессмысленной. Он не отдавал себе отчёта в том, что издатели просто стараются привлечь внимание публики, и не понимал, зачем сравнивать «Хоббита» с «Алисой в стране чудес». Сосредоточившись на деталях, он упустил из виду тот факт, что публика нуждается в «зацепках», ориентирах и вехах. Замкнувшись в своей башне из слоновой кости, он не считал нужным облегчать задачу массовому читателю.

Именно из-за этого и осложнились его отношения с издателями. Зимой 1937 года выяснилось, что «Хоббит» имеет огромный успех, и Стенли Анвин, естественно, выразил надежду, что Толкиен напишет продолжение. Толкиен также мечтал о продолжении и надеялся, что благосостояние его семейства теперь пойдёт в гору. Уже через несколько недель после выхода в свет первого издания, в октябре 1937 года, он с оптимизмом сообщил Стенли Анвину, что очень скоро, должно быть, избавится от необходимости проверять экзаменационные работы – утомительного и скучного занятия, отнявшего у него вот уже семнадцать летних каникул, – и сможет наконец предаться любимому делу, не теряя на этом денег[112]112
  Из письма к Стенли Анвину от 15 октября 1937 г. – Прим. перев.


[Закрыть]. Действительно, «Хоббит» прекрасно распродавался всю зиму и уже в начале 1938 года привлёк к себе широкое внимание прессы, так что у Толкиена были все основания для оптимизма. А вскоре вышло в свет американское издание, и в США книгу приняли не менее радушно, чем на Британских островах. Весной Толкиену присудили премию «Нью-Йорк геральд трибьюн» за лучшую детскую книгу года, и на волне душевного подъёма он решил безотлагательно взяться за продолжение.

Однако путь к международному признанию оказался долгим и тернистым, не в последнюю очередь потому, что Толкиен не мог принимать во внимание коммерческие соображения и работать на потребу рынка. Но с другой стороны, в конце этого многотрудного путешествия его ожидало нечто очень важное – неизмеримо более важное, чем просто продолжение «Хоббита».

Глава 10. Война и кольцо

«Хоббит» появился на свет в тревожные времена. Разумеется, спокойно в мире не бывает никогда; но осенью 1937-го – не минуло и двадцати лет после первой Великой Бойни – человечество снова подошло к краю пропасти. Весной того года немецкие нацисты разбомбили Гернику, а в сентябре японцы устроили резню в Шанхае. Быть может, одна из причин популярности «Хоббита» состояла как в раз в том, что книга Толкиена открывала людям альтернативную реальность – мир вполне «реальный» (в том смысле, что и ему не чужды интриги и насилие, добро и зло), но без пушек, бомб и нацистов.

1938 год оказался ещё страшнее. Некоторые ещё пытались убедить себя и других, что мировой пожар не вспыхнет снова и человечество не повторит ошибок прошлого поколения. Но большинство понимало, что война неизбежна. В сентябре 1938 года премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен встретился с Гитлером и, вернувшись в Англию, наивно объявил, что «наше время будет мирным». Однако уже через пять дней Гитлер ввёл войска в Чехословакию. Англия и Франция в ответ приступили к перевооружению, и стала нарастать паника. Ещё год спустя Великобритания объявила Германии войну, а вся Европа превратилась в гигантское поле битвы.

Оксфорд вышел из второй мировой с куда меньшими потерями, чем большинство других британских городов. Гитлер считал Оксфорд очень красивым местом и хотел любой ценой сохранить его, чтобы впоследствии разместить там правительственную резиденцию. Поэтому между Германией и Великобританией с самого начала войны был заключён уникальный в своём роде договор, согласно которому ВВС Великобритании оставили в покое Гейдельберг и Гёттинген, а бомбардировщики «Люфтваффе» не приближались к Оксфорду и Кембриджу.

Правда, в остальном жители Оксфорда терпели те же лишения, что и всё население страны. Продовольствия и топлива не хватало, да и полной уверенности в том, что Гитлер сдержит своё слово, быть не могло. И всё же Оксфорд считался «тихой гаванью». Он находился далеко от побережья, и добраться до него немецким бомбардировщикам было нелегко, а в случае вторжения он наверняка продержался бы дольше большинства других городов. Из Лондона и прочих мест сюда свезли на хранение национальные ценности; кроме того, в самом Оксфорде и окрестных деревнях расселили около двадцати тысяч эвакуированных женщин и детей.

Несколько беженцев поселилось и у Толкиенов: часть комнат в большом доме на Нортмур-роуд теперь пустовала. Дома остались только Присцилла и Кристофер. Старший сын Толкиена, Джон, находился в Риме, где готовился принять сан священника (позже его эвакуировали обратно в Англию). Майкл в 1939 году был призван в армию и, проучившись год в оксфордском Тринити-Колледже, стал зенитчиком. А Кристофера несколько лет спустя, ещё до окончания войны, зачислили в ВВС и отправили в Южную Африку.

Но в остальном жизнь Толкиена почти не изменилась. Студентов в университете осталось гораздо меньше, но занятия шли своим чередом. Толкиен по-прежнему проверял экзаменационные работы и выполнял возложенные на него административные обязанности, а собрания «Инклингов» продолжались как ни в чём не бывало. Кроме Толкиена и Льюиса, на них обычно присутствовали Уильямс, брат Льюиса Уорни и Хамфри (доктор Хавард). Нередко из университета Ридинга приезжал и Хьюго Дайсон; не забывал старых товарищей и Когхилл. В сущности, именно на военные годы пришёлся расцвет деятельности «Инклингов». И, как ни досаждало Толкиену общество Чарльза Уильямса, можно не сомневаться, что всем без исключения членам клуба эти собрания помогали хоть ненадолго забывать о том, что вот уже второй раз на их веку страна ввязалась в военный конфликт, что доставать пиво и табак теперь непросто, а многие студенты могут так никогда и не вернуться в аудиторию, как двадцать лет назад не вернулись из окопов первой мировой многие их друзья.

Особенно тревожным и тягостным этот период оказался для Эдит. Сыновья её были далеко от дома и смотрели в лицо опасности, а её муж, как обычно, проводил почти всё свободное время с друзьями. Эдит вынуждена была смириться с тем, что в жизни Рональда ей отводится не так уж много места. Далеко не все друзья мужа вызывали у неё симпатию, и многих она сторонилась. Когда бы Джек ни заглядывал на Нортмур-роуд, после обычного обмена приветствиями между ним и Эдит неизменно воцарялось неловкое молчание. Единственной точкой соприкосновения с миром «Инклингов» для Эдит оставались визиты доктора Роберта Хаварда, который был семейным врачом Толкиенов и, заходя к ним в гости, играл с детьми и общался с хозяйкой дома.

Неприязнь и недоверие у Эдит вызывали и почти все жёны оксфордских донов, с которыми Толкиен поддерживал отношения. По большей части это были женщины из богатых семей, и жили они в роскошных особняках, по сравнению с которыми дом №20 по Нортмур-роуд выглядел весьма скромным. Эдит остро сознавала, что уступает другим профессорским жёнам и по происхождению, и по образованию. Ради мужа она поначалу старалась казаться общительной и дружелюбной, приглашала гостей на чай и на ланч, поддерживала светские беседы и пыталась растопить лёд отчуждённости, но в конце концов сдалась и решила, что эта сторона оксфордской жизни – не для неё. Постепенно она приобрела репутацию замкнутой и холодной дамы, и её предоставили самой себе.

Такой поворот событий, в общем-то, её устраивал. У неё оставались дети, муж и дом, и в этом отношении Эдит была довольна жизнью. Впрочем, она до сих пор не могла простить Рональду, что он заставил её перейти в католичество, и церковь посещала лишь изредка. Толкиен, напротив, с годами становился всё более набожным, но навязывать свои убеждения жене больше не пытался, хотя её равнодушие к церкви не могло его не огорчать. По этому поводу между ними время от времени вспыхивали ссоры, и наконец, на втором году войны, разразился настоящий скандал, завершившийся, впрочем, полным примирением.

По-видимому, не последней из причин этой бурной ссоры стало постоянное напряжение, в котором Эдит пребывала с самого начала войны. Она тревожилась за детей и, по-видимому, опасалась, что впереди её ждёт очень одинокая жизнь. Присцилла, которой в год объявления войны исполнилось десять, училась в школе; мальчики покинули семейный кров; Толкиен три вечера в неделю проводил с друзьями, а остальное время посвящал работе. Кроме того, вместе со многими другими сотрудниками университета (в том числе Льюисом и Уильямсом) он должен был участвовать в вечерних и ночных дежурствах в рядах противовоздушной обороны. Таким образом, для Эдит в его жизни места почти не оставалось.

К тому же, проблемами личного характера дело не ограничивалось. Толкиены едва сводили концы с концами. Много денег уходило на плату за образование детей. Государственной службы здравоохранения ещё не существовало, и медицинские счета также ложились на семейный бюджет тяжёлым бременем. Толкиен с самого начала понимал, что академическая карьера не принесёт ему больших денег, – и учёным он стал вовсе не ради денег. Однако дети подрастали, расходов становилось всё больше, а проверять экзаменационные работы ему уже давно надоело. Многие его знакомые неплохо зарабатывали на статьях для журналов и книгах, и неудивительно, что на успех «Хоббита» Толкиен возлагал большие надежды.

«Хоббит» действительно имел успех, но не внёс в жизнь Толкиенов никаких серьёзных перемен. В 1938 году Толкиен узнал, что американские издатели распродали трёхтысячный тираж, и в Англии за первый год разошлось примерно столько же экземпляров. Однако больших доходов автору это не принесло. Мало-помалу «Хоббита» открывали для себя издатели в других странах, и всё же настоящие деньги он стал приносить только в середине шестидесятых – после того, как прославился на весь мир «Властелин колец».

Восторженные отзывы в прессе привлекли к Толкиену внимание публики, имя его теперь было у многих на слуху, и вполне естественно, что Толкиен попытался извлечь из этой ситуации как можно больше. Осенью 1937 года Толкиен сообщил Стенли Анвину, что его друг, К.С. Льюис, написал роман, – и издатель немедленно пожелал с ним ознакомиться. Этот роман – «За пределы безмолвной планеты» – уже был отвергнут в одном издательстве, да и Анвин впоследствии отклонил его, получив неблагоприятный отзыв от рецензента. Но сам тот факт, что книга была принята к рассмотрению, свидетельствует о том, что статус Толкиена в литературном мире изменился и теперь его принимали всерьёз[113]113
  Рецензент «Джордж Аллен энд Анвин» счёл, что книга недостаточна хороша для публикации, но высказал предположение, что в один прекрасный день Льюис всё же напишет удачный роман. По первому пункту он ошибался, но по второму оказался совершенно прав. В наше время роман «За пределы безмолвной планеты» считается классикой научной фантастики и распродаётся по всему миру большими тиражами. Впервые он был опубликован издательством «Бодли Хэд» в 1938 году. – Прим. автора.


[Закрыть].

Уже через несколько недель после выхода «Хоббита» в свет Стенли Анвин понял, что книга пришлась широкой публике по вкусу и Толкиен может стать новой величиной в литературе. Он резонно предположил, что читатели захотят узнать о хоббитах побольше, и не замедлил сообщить об этом Толкиену. Будучи человеком деловым и опытным, Анвин понимал, что нужно ковать железо, пока горячо, и посоветовал Толкиену поторопиться с продолжением – «Новым ‘Хоббитом’».

Для искателей литературных сокровищ кабинет Толкиена был настоящим кладом. Здесь были не только детские сказки, но и целые горы заметок, рукописных и машинописных текстов, карт, рисунков и стихов, повествующих о Первой и Второй Эпохах Средиземья, о Берене, Гил-Галаде и Элронде, об эльфах и Валар, о злодеяниях Моргота и Саурона… Но нашёлся бы среди всех этих богатств «Новый ‘Хоббит’»?

15 ноября 1937 года Толкиен встретился со Стенли Анвином один на один за ланчем, чтобы обсудить планы на будущее. Он привёз с собой массу разнообразных материалов – и «Письма Деда-Мороза», и подборку детских сказок, и прозаическую версию части «Сильмариллиона» («Квента Сильмариллион»), и неоконченную версию поэмы «Жеста о Берене и Лутиэн». Ещё раньше он прислал в редакцию «Джордж Аллен энд Анвин» сказку «Мистер Блисс». Издавать её сразу после «Хоббита» не захотели, но согласились в будущем принять к рассмотрению в немного переработанном виде.

Судя по всему, Стенли Анвин просто не понял, что ему делать с толкиеновскими материалами. «Письма Деда-Мороза» ему понравились, но издать их как продолжение «Хоббита» было невозможно. Кроме того, эту подборку следовало публиковать с цветными иллюстрациями, что было бы слишком дорого. «Жесту о Берене и Лутиэн» Анвин не воспринял, а «Сильмариллион», который в то время состоял из разрозненных и обрывочных легенд, показался ему чем-то и вовсе странным. Он хотел ещё одну большую приключенческую сказку про Бильбо и гномов, эльфов, волшебников и троллей, – быть может, историю новой миссии Бильбо-взломщика.

Анвин с уважением принял рукописи и пообещал прочесть их. Он не боялся идти на риск и старался не упускать благоприятных возможностей: это и помогло ему преуспеть в издательском деле. Профессор Толкиен уже осчастливил его «Хоббитом»; кто знает, какие ещё сокровища припасены в ящиках его письменного стола?

Но рецензент издательства, Эдвард Крэнкшо, как и следовало ожидать, встал в тупик. Он ощутил очарование волшебства, исходящее от толкиеновских рукописей; однако было очевидно, что это не тот материал, которого ждёт Анвин. И Толкиену достало благоразумия понять это, хотя в очередном письме к Анвину он и признался, что сердце его «отдано Сильмарилам»[114]114
  Письмо к Стенли Анвину от 16 декабря 1937 г. Цит. по: «Письма Дж.Р.Р. Толкиена» под редакцией Хамфри Карпентера и Кристофера Толкиена (The Letters of J.R.R.Tolkien. Ed. by Humphrey Carpenter with the assistance of Christopher Tolkien, HarperCollins, London, 1981, p. 26). – Прим. автора.


[Закрыть]. Пожалуй, для него даже стало бы потрясением, если бы Анвин вдруг согласился опубликовать «Сильмариллион». Книгу такого рода не имело смысла издавать на волне успеха, который Толкиену принесла детская книга: публику «Сильмариллион» озадачил бы сейчас не меньше, чем рецензента. Более того, в 1938 году Толкиен ещё не был морально готов к тому, чтобы отдать своё любимое детище на редактуру в чужие руки. Он чувствовал, что эта книга очень далека от завершения и что пройдут ещё годы и годы, прежде чем из фрагментов и набросков выкристаллизуется живой и ясный образ Средиземья и Западных земель. К тому же, «Сильмариллион» всё ещё оставался для Толкиена чем-то глубоко личным, и вынести его на суд читателя он бы не решился.

Сейчас перед ним стояла другая цель – сочинить ещё одну детскую сказку, которая могла бы послужить продолжением или дополнением к «Хоббиту». В середине декабря Толкиен получил уведомление, что материалы, представленные Анвину, не могут быть изданы сразу же вслед за «Хоббитом» (хотя издательство и не отвергло и окончательно). В письме от 16 декабря он ответил, что обязательно займётся новой историей о хоббитах, но пока ещё не имеет представления, о чём писать и как поступить с идеями и персонажами, разработанными в первой книге.

На следующий день Толкиен получил письмо от своего редактора, Чарльза Ферта. В нём сообщалось, что на «Хоббита» огромный спрос и со вторым изданием пришлось поторопиться: для доставки тиража в магазины из типографии в Уокинге пришлось даже воспользоваться чьим-то личным автомобилем. Под влиянием ли этого письма, или по какой-либо иной причине, мы не знаем, но в тот же день Толкиен испытал прилив вдохновения и приступил к работе над новой историей о хоббитах. Уже 19 декабря он известил Ферта, что первая глава новой книги готова и что называется она «Долгожданный званый ужин».

Итак, начало было положено. Но следовало иметь в виду, что в то время шли рождественские каникулы и Толкиен был почти свободен от большей части своих рутинных обязанностей. Начать новую историю ему обычно ничего не стоило, но вот удержать взятую на старте скорость подчас бывало нелегко. К тому же, придерживаться жёсткого графика в творческой работе и выжимать из себя вдохновение для Толкиена было чем-то немыслимым.

Между прочим, точно так же он относился и к своим научным трудам. К примеру, в начале тридцатых он приступил к работе над переводом трёх поэм – «Перл»[115]115
  «Перл» – среднеанглийская аллегорическая поэма об умершей девочке, приписывается автору «Сэра Гавейна и Зелёного рыцаря». – Прим. перев.


[Закрыть], «Сэр Гавейн и Зелёный рыцарь» и «Сэр Орфео»[116]116
  «Сэр Орфео» – среднеанглийская поэма того же периода на сюжет греческого мифа об Орфее и Эвридике. – Прим. перев.


[Закрыть], которые планировал опубликовать единым сборником. Этот проект был завершён лишь к началу шестидесятых – и издателю оставалось всего-навсего дождаться предисловия к книге, которую Толкиен обещал ему вот уже тридцать лет. Несколько редакторов, один за другим, уговаривали Толкиена написать хотя бы краткое введение и даже обращались к его друзьям, чтобы те его поторопили; но всё оказалось напрасно. В конечном счёте книга была опубликована лишь посмертно с предисловием Кристофера Толкиена.

Но с «Новым ‘Хоббитом’» всё складывалось иначе. Мысли Толкиена возвращались к нему вновь и вновь: отчасти его увлекала возможность взяться за что-то новое и свежее, но несомненно и то, что он просто не мог себе позволить отступить после того, как широкая публика приняла его первую книгу с таким восторгом. Кроме того, не следует забывать, что между Толкиеном и Льюисом возникло своего рода соперничество. В тот период они всё ещё оставались близкими друзьями; Чарльз Уильямс уже появился на сцене, но ещё не перебрался в Оксфорд и не «вторгся» в их давнюю дружбу. «Инклинги» переживали самый плодотворный в своей истории период, и Льюис строчил книгу за книгой – и художественные произведения, и эссе, и трактаты… Кроме того, он писал статьи для газет и журналов, и в кругу общих знакомых именно Льюиса, а не Толкиена, считали восходящим светилом в мире литературы.

Но важнее всего было то, что Льюис работал очень быстро и, казалось, обладал неисчерпаемым запасом сил и творческих идей. Ещё до того, как вышло в свет первое издание «Хоббита», Льюис опубликовал два трактата («Кружной путь, или Возвращение паломника» и «Аллегория любви»), а в 1937 году всего за несколько месяцев написал «За пределы безмолвной планеты»[117]117
  А за семнадцать лет, истекшие с начала работы над «Властелином колец» и выходом в свет его первого тома – «Братство кольца», – Льюис опубликовал не менее двадцати книг, в том числе восемь романов. – Прим. автора.


[Закрыть]. Толкиена торопливость Льюиса раздражала. Сам он работал в совершенно иной манере – кропотливо и старательно; он просто не мог допустить, чтобы книга его увидела свет до того, как он проработает всё до последней мелочи.

Любопытно, однако, что примерно в это же время Толкиен и Льюис собирались написать книгу в соавторстве. Идея исходила от Льюиса, которому казалось, что таких книг, которые нравились бы им обоим, публикуется слишком мало, а потому следует хотя бы одну издать самим. Льюис взялся написать о путешествии в пространстве, а Толкиен – о путешествии во времени. В результате из-под пера Льюиса вышел роман «За пределы безмолвной планеты», но Толкиен отказался от задуманного, написав лишь четыре главы романа под названием «Утраченный путь» – об отце и сыне, возвращающихся во времени к падению Нуменора.

Не последнюю роль в рождении «новой книги о хоббитах» сыграло то восхищение, которое питал Льюис к своему другу. Он поддерживал и поощрял Толкиена, помогал ему советами и критическими замечаниями. Много лет спустя Толкиен заявил биографу Льюиса, Уолтеру Хуперу, что «Властелина колец» он написал, «чтобы сделать для Льюиса историю из ‘Сильмариллиона’»[118]118
  Цит. по: Джозеф Пирс. «Толкиен: Человек и миф» (Joseph Pearce. Tolkien Man and Myth: A Literary Life. HarperCollins, 1998, p. 70). – Прим. автора.


[Закрыть]. А в беседе с другим писателем он признался: «По-моему, ‘Властелина колец’ я никогда бы не дописал и не издал без поддержки К.С. Льюиса»[119]119
  Цит. по: Клайд Килби. «Толкиен и Сильмариллион» (Clyde Kilby. Tolkien and The Silmarillion. Harold Shaw Publishers, USA, 1976, p. 17). – Прим. автора.


[Закрыть].

Таким образом, Толкиен в тот период находился под влиянием самых разнородных побуждений. С одной стороны, он хотел написать продолжение «Хоббита». Он чувствовал себя обязанным справиться с этой задачей и надеялся на то, что новая книга принесёт большие деньги и позволит ему в конце концов сосредоточиться на литературных трудах. Но с другой стороны, он не мог отказаться от привычного подхода к работе. К счастью, всю свою грандиозную мифологическую систему Толкиен был способен удерживать в голове, так что отрывочных заметок и набросков ему вполне хватало, чтобы не потерять нить повествования и не утратить стимул довести начатое до конца. За те двенадцать лет, в ходе которых «продолжение ‘Хоббита’» разрослось в самостоятельную полноценную книгу, работа не раз приостанавливалась на месяцы, а то и на годы. По мере того, как прояснялся общий замысел, Толкиен неоднократно возвращался к уже написанным главам, чтобы внести в них поправки. Несколько раз он и вовсе откладывал работу над книгой ради других, посторонних проектов. И тем не менее, «Властелин колец» рос и развивался, ибо автор его обладал исключительной способностью удерживать перед мысленным взором целостную картину поистине эпических масштабов.

Посвятив тщательной отделке «Долгожданного званого ужина» остаток рождественских каникул, в начале февраля 1938 года Толкиен переслал издателям машинописный экземпляр этой первой главы. В сопроводительном письме он посоветовал Стенли Анвину дать её на прочтение юному Рейнеру, который в своё время столь благожелательно отозвался о «Хоббите».

Начальная глава (как, впрочем и все первые полтораста страниц) «Властелина колец» очень похожа на какую-то дополнительную главу из «Хоббита». В своём окончательном варианте, вошедшем в книгу, она отличается от первоначальной версии лишь немногим. Существенные различия сводятся к тому, что персонаж, впоследствии получивший имя Фродо, поначалу был не племянником, а сыном Бильбо, и звали его ещё не Фродо, а Бинго (в честь игрушки, принадлежавшей детям Толкиена); о том же, какую роль сыграет в новой книге кольцо, найденное Бильбо в «Хоббите», Толкиен пока ещё имел лишь самое смутное представление.

Рейнер прочёл главу, и она его очаровала. Через несколько дней Стенли Анвин известил об этом Толкиена и попросил поторопиться с продолжением. На волне воодушевления Толкиен немедленно приступил к работе. За три недели он добрался до конца третьей главы, после чего взялся разрабатывать центральные темы книги.

В окончательном варианте эта третья глава стала четвёртой и получила название «Напрямик по грибы». В ней по-прежнему было много от «Хоббита», однако, по замыслу автора, на данном этапе книга начала приобретать принципиально иной тон. Поворотная в этом отношении глава «Тень прошлого» (глава 2 в окончательном варианте), в которой разъясняется предыстория кольца, была написана позднее, но уже к февралю-марту 1938 года кольцо заняло центральное место в сюжете. Толкиен пришёл к выводу, что стержнем книги должно стать некое путешествие, связывающее воедино хоббитов, кольцо и Тёмного Властелина, Саурона (вскользь упоминавшегося в «Хоббите»).

Правда, в июне 1938 года работа застопорилась. Старый друг и коллега Толкиена, Эрик Гордон, внезапно скончался в возрасте пятидесяти двух лет, и Толкиен тяжело переживал эту потерю. Кроме того, подоспела очередная партия экзаменационных работ. И, в довершение всего, Толкиен запутался в сюжете и не мог понять, в каком направлении должна развиваться история кольца. Но отсрочка, по всей видимости, пошла на пользу, так как месяц спустя сюжетная структура книги прояснилась окончательно.

Толкиен понял, в чём должна заключаться основная идея: кольцо Бильбо некогда принадлежало Саурону (Некроманту из «Хоббита»), и теперь тот его разыскивает, а силы добра в Средиземье, объединившись, стремятся уничтожить кольцо, чтобы сорвать зловещие планы Саурона. В июле-августе 1938 года Толкиен изложил эту идею в одной из важнейших начальных глав – главе «Тень прошлого», в которой Гэндальф рассказывает Бильбо историю кольца.

В августе Толкиены всей семьёй отправились на каникулы в приморский городок Сидмут. Здесь в приливе творческого вдохновения Толкиен довёл хоббитов до «Гарцующего пони» и описал их встречу с Арагорном. Сделано было немало, но слишком многое всё ещё оставалось неясным. Толкиен наметил основную нить повествования и уже представлял себе, как будет развиваться и чем завершится вся история, однако проблема заключалась в том, что книга уже «переросла» детскую сказку, а до серьёзного романа для взрослых «не доросла». О последнем свидетельствуют даже некоторые имена и характеристики персонажей: Арагорн на том этапе был хоббитом по имени Trotter, т.е. Непоседа, а Фродо по-прежнему звался Бинго. Но несмотря на обилие деталей, роднящих её с «Хоббитом», по духу и настрою новая книга уже существенно от него отличалась. В ней уже были затронуты важные, возвышенные темы, и общая панорама неуклонно расширялась, приближаясь к эпическим масштабам.

На этом этапе перед Толкиеном открывалось несколько возможных путей. Проще всего, наверное, было бы вернуться в накатанную колею, к стилистике «Хоббита», – тем более что Стенли Анвин рассчитывал именно на такой поворот событий, да и сам Толкиен мечтал издать новую книгу как можно скорее. Летом 1938 года он жаловался Анвину на финансовые затруднения и объяснял, что держится на плаву только благодаря изнурительной работе над экзаменационными сочинениями. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что мог бы сбросить с себя это нелёгкое бремя, если бы пошёл на компромисс с самим собой и написал «развлекательную» книжку. Но он этого не сделал. Перед его мысленным взором уже забрезжила иная, величественная картина, и отвернуться от неё Толкиен уже не мог.

Той же осенью он изъял из книги все детали, приличествовавшие только «Новому ‘Хоббиту’», и отныне стал именовать свой новый роман «Властелином колец». Ответственность за судьбу кольца принял на себя Фродо: именно ему теперь предстояло сокрушить силу Саурона, проникнув в самое сердце Мордора и добровольно бросив кольцо в огненную Расселину Рока.

В последние месяцы 1938 года работа продвигалась быстро, но после Рождества Толкиен взялся за подготовку к лекции об Эндрю Лэнге, которую ему предстояло прочесть 8 марта 1939 года в университете Святого Андрея в Шотландии. Сказки Эндрю Лэнга в своё время оказали на Толкиена огромное влияние, и вполне естественно, что посвященную ему лекцию Толкиен решил назвать «О волшебных сказках».

Эта лекция позволила ему не только тщательно проанализировать столь близкую его сердцу литературную форму, но и точнее сформулировать для себя некоторые идеи, сыгравшие в работе над «Властелином колец» огромную роль. Волшебные сказки вырастают на тучной ниве культурной традиции и мифологии: каждая сказка – лишь сверкающая капля из безбрежного океана Истории и Легенды. Классический пример тому – «Хоббит», коротенькая история нескольких персонажей, вписанная во всеобъемлющий контекст грандиозного мифа. «Властелин колец» начинался как ещё одна коротенькая история – быть может, как повесть о новых приключениях Бильбо и гномов или каких-нибудь других обитателей Средиземья. Но довольно быстро Толкиен осознал, что Средиземье гораздо масштабней того мирка, что открылся читателям «Хоббита». Средиземье – это целый огромный мир со своей историей и географией: кроме Сумрачного леса и Туманных гор, в нём немало других удивительных мест, волшебных и странных. Более того, мифология, история и география, в рамках которых разворачивалось действие «Хоббита», были, в общем-то, уже готовы: «Сильмариллион» уже существовал. И когда Толкиен понял, что масштабная и величественная панорама, на которую он мог бы опираться в своём повествовании, у него уже есть, он пришёл к выводу, что во «Властелине колец» он вовсе не обязан ограничиваться горсткой скромных персонажей, подобных героям «Хоббита». К его услугам – целый мир во всём его многообразии!

К сентябрю 1939 года хоббиты добрались до Ривенделла, а в Оксфорде тем временем начались большие перемены. 3 сентября была объявлена война. Гражданам раздавали противогазы и строгие инструкции насчёт светомаскировки; дома обкладывали мешками с песком; алюминиевые ванны и сковородки сдавали на переплавку. Подвалы и туннели, прорытые в центре города ещё в средние века, переоборудовали в бомбоубежища (в одном из самых глубоких подвалов под новым зданием Бодлианской библиотеки во время воздушного налёта могло укрыться до 1100 человек). В здании Экзаминейшн-Скулз разместили военный госпиталь, а в крикетном павильоне Джизус-Колледжа устроили временный детский сад. По всему городу, как и по всей стране, появились плакаты с обычными для военного времени лозунгами, призывавшими к экономии и бдительности. Автомобильный завод Каули перешёл на производство танков и самолётов.

Однако Толкиен, затворившись в своём кабинете, усилием воли отгораживался от невесёлой действительности и погружался в воображаемый мир Средиземья. Здесь опасностей тоже было невпроворот, но с ними Толкиен чувствовал себя уютнее. Бумаги, правда, не хватало, но можно было писать на оборотных сторонах старых экзаменационных работ. Почерк у Толкиена, к счастью, был убористый.

И всё же работа неизбежно затормозилась. Студентов в университете осталось немного, но зато прибавилось других забот. Толкиен чувствовал себя обязанным вносить посильный вклад в оборону. Война тревожила его до глубины души. Как и большинство его друзей, он считал её совершенно бессмысленной тратой времени, сил и человеческих жизней. Неужели люди так и не усвоили урок первой мировой?