Текст книги "Игрок"

Автор книги: Майкл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10

В тот вечер он ужинал в «Мортоне» с австралийским продюсером. Когда Гриффин проходил к своему обычному столику у стены, на него оборачивались. Он пожал несколько рук, был представлен чьей-то жене. Люди улыбались ему. Энди Сивелла был в баре. Увидев Гриффина, он подошел к столику.

Гриффин познакомил его с австралийцем.

– Не забудь, Гриффин, завтра. Не вздумай отменить. – Потом он обратился к австралийцу: – Сколько раз он назначал дату этого ужина?

– Это вторая попытка, но в первый раз я был вынужден отменить встречу в последний момент.

– Тогда вы круче, чем он. Нам стоит заняться бизнесом.

Австралиец покраснел. Он был сбит с толку. Сивелла взял инициативу в свои руки:

– Послушайте, мне все прощается, потому что я в основном занимаюсь рок-н-роллом.

Вошел Левисон с женой и адвокатом Тэда Тернера. [30]30
  Тед Тернер(р. 1938) – американский медиа-магнат, основатель телеканалов CNN и TNT. В середине 1980-х гг. недолгое время являлся владельцем кинокомпаний «Метро-Голдвин-Майер» и «Юнайтид артистз».


[Закрыть]Они заняли столик рядом с Гриффином. Левисон понял, что у Гриффина деловой ужин, и пропустил обычные светские любезности.

Австралиец хотел, чтобы студия поучаствовала в финансировании пяти фильмов в течение двух лет. Студию интересовало это предложение. Гриффин должен был выяснить все, что касалось сюжетов и актерского состава, убедиться, что австралиец собирался снимать фильмы, которые понравятся публике, что кинозвездам будет кого играть, что эти роли принесут безусловный успех. Гриффин думал о Ларри Леви, который должен был вскоре возвратиться, и решил, что сейчас даст обещание австралийцу, а завтра – Сивелле. Леви ожидает, что Гриффин не будет брать обязательств по новым проектам, пока все не уляжется. Но если Гриффин не даст ответ австралийцу сегодня, проект может уплыть из рук. Какая разница, будет подписан контракт или нет! Переговоры займут не менее трех месяцев. Главное – это выбить Леви из равновесия.

Когда они пожали друг другу руки на стоянке, у австралийца было ощущение, что дело выгорит. Гриффин посмотрел, как он уезжает на взятой напрокат машине, и поехал домой, думая только о своем автоответчике и о том, звонила ли ему Джун Меркатор.

Она звонила около девяти и просила перезвонить ей в любое время, когда он вернется. Итак, он ее встревожил. Это напомнило ему о Дэвиде Кахане, а по ассоциации – об Авторе, но он направил эти назойливые мысли туда, где пылились разрозненные воспоминания, например о здании, которого он не видел двадцать лет, или о каком-то событии из его школьной жизни. Такие образы иногда всплывали в памяти, но потом снова исчезали.

Было десять тридцать. Он начал набирать ее номер, но положил трубку. Он принял душ и стал бриться, но потом сообразил, что был вечер, а не утро. Он добрился, лег в постель, включил телевизор, посмотрел новости, а потом, когда было уже одиннадцать, позвонил ей. Она подошла к телефону, зная, что звонит он. Поздний звонок ее не удивил. Может быть, она не ложилась спать, а может, она каждый вечер висит на телефоне. Вряд ли.

– Меня весь день не было дома, – сказала она. – Друзья пригласили меня в музей, а потом на ужин. У вас есть новости?

Он был готов к вопросу.

– К сожалению, нет. Я подумал, может быть, у вас есть что-то новое.

– Нет.

Нужно было действовать быстро. Он чувствовал себя, как неуклюжий пятнадцатилетний подросток, который звонит самой красивой девочке в классе.

– Я хотел сказать, что если у вас будет настроение, позвоните мне, просто так, чтобы поговорить.

Если он пойдет дальше, то начнет нервничать. Пока она не даст явного сигнала, он ни о чем больше не станет просить. Его поведение и без того должно казаться ей подозрительным. Он что, как пиявка, хочет обернуть ее трагедию себе на пользу? А может быть, она не против поиграть с огнем? Их безусловно тянет друг к другу. Так не сдастся ли она прямо сейчас, в скором времени после смерти Дэвида Кахане, открыв новую страницу желания и дозволенности?

– Я позвоню. Спасибо.

Он взял быка за рога:

– Куда вы ходили – в окружной музей или в современного искусства?

– Смотрели обычную коллекцию в окружном. Там есть несколько неплохих работ Гудзонской школы. [31]31
  Гудзонская школа– первая известная школа американской пейзажной живописи, сложилась в 1820-е гг. и возглавлялась Томасом Коулом (1801–1848).


[Закрыть]

Настал момент покрасоваться.

– Не знаю, политкорректно ли это, но я тащусь от пейзажа девятнадцатого века.

– Я буду хранить вашу тайну, – сказала она.

Теперь настал момент прощупать почву.

– Вы уже вернулись на работу?

– Да. Не могла сидеть дома. Все хорошо. Все очень внимательны ко мне.

Гриффин положил телефонную трубку на подушку и прижался к ней ухом. Его клонило в сон.

– Какие у вас планы?

– Никаких.

– Послушайте, я хочу вас видеть. Не знаю, возможно ли это. Я не знаю вас, не знаю ничего о вашей жизни. Уверен, у вас есть друзья, которые могут помочь вам пережить трудное время намного лучше, чем я. Но мне кажется, что между нами есть какая-то связь, и… – Он дал ей шанс закончить его фразу.

– Все так сложно. Я даже не могу объяснить свои чувства. Но между нами есть какая-то связь, и я хочу вас видеть. В тот вечер, когда вы позвонили Дэвиду, у меня было ощущение, что мы с вами говорим не в последний раз. Наверное, это ужасно, но я многое извлекла из всего этого, – она имела в виду жестокое убийство своего любовника, – и важно иметь возможность говорить о своих чувствах. Вы сами не понимаете своих чувств, пока не начнете о них рассказывать. И эти чувства меняются. Я слишком разговорилась, да? Но извиняться не стану.

Он подумал, что следует поменяться ролями и выставить себя как жертву сложившейся ситуации. Нужно сказать, что ему было бы проще звонить ей за спиной Дэвида Кахане, чем перешагивать через его труп. Он попробовал сформулировать это так:

– Мне было бы легче звонить вам, если бы он был жив.

– Да.

– Но, несмотря на это, я вам позвонил.

– Я рада, что вы это сделали.

– Мне легко с вами общаться. А вам легко?

– Да.

– Мы о многом не говорим. Но я ценю нашу сдержанность.

– В этом есть какая-то утонченность, правда?

Пока он не хотел идти дальше.

– Спокойной ночи, – сказал он.

– И вам также.

Чей теперь ход? Он позвонит ей через несколько дней и назначит свидание на следующие выходные. Он забыл, как она выглядит. Он узнает ее, когда увидит, но описать бы не смог. Темные волосы и грустные глаза. Он погасил свет и в темноте спальни попытался представить Джун Меркатор, но не смог. Все, что он мог вызвать в воображении, было бесформенным. Живыми были только руки, которые тянулись к нему. Он закрыл глаза, погрузившись в собственную темноту, и абстрактная форма приобрела более конкретные очертания. У нее были длинные волосы. Фантом парил в воздухе, взывая к Гриффину. Он мог погладить ее бедра. Фантом держал дистанцию. Может быть, меня ослепило желание, подумал он. Я могу прикасаться, но ничего не вижу. Он знал, что у себя в комнате Джун Меркатор пыталась представить его. Он перевернулся на живот, чтобы дать фантому приблизиться, он не хотел спугнуть его своим взглядом.

Он ожидал найти очередную открытку с утренней газетой, но ее не было. Он позавтракал в отеле «Бель-Эр» в компании одного режиссера.

Как только Гриффин расположился у себя в кабинете, в дверь постучал Ларри Леви. На руке у него был гипс. Лицо обветрилось и загорело, только от очков остались белые круги вокруг глаз. Гриффин знал, что Леви хотелось рассказать, как он сломал руку и что делали врачи, поэтому он не задал никаких вопросов и пригласил его сесть.

– Добро пожаловать в родные пенаты, – сказал он. – Ремонт закончился?

– Все отлично. Я очень доволен. – Леви достал из кармана пилочку для ногтей и почесал руку под гипсом. – Пора браться за работу. Левисон подкинул мне несколько проектов. Пара новых книг, которые купила студия, и несколько идей для римейков. Он показал мне список авторов, и я сказал, что он мне не нравится. Я бы не хотел ограничиваться авторами, которые нравятся ему.

– Если вам кто-то нравится, всегда можно пробить его идею.

– Это также касается режиссеров. Нам нужны новые люди. Нечего иметь дело с человеком, который ставил фильм по Нилу Саймону, [32]32
  Нил Саймон(р. 1927) – плодовитый американский драматург, начинавший (вместе с Вуди Алленом и Мелом Бруксом) как автор скетчей к телеварьете 1950-х гг. «Ваше лучшее шоу»; многие его пьесы были экранизированы, и, как правило, по его собственным сценариям, в т. ч. «Приди и протруби в свой рог» (пьеса – 1961, фильм – 1963), «Босиком в парке» (1963, 1967), «Странная парочка» (1965, 1968), «Номер в отеле „Плаза"» (1968, 1971), «Последний пылкий любовник» (1969, 1972), «Узник Второй авеню» (1971, 1975), «Номер в калифорнийском отеле» (1976, 1979), «Воспоминания о Брайтон-бич» (1983, 1986), «Билокси-блюз» (1985, 1988), «На Бродвей» (1986, 1992), «Затерянный в Йонкерсе» (1991, 1992).


[Закрыть]например. А в списке режиссеров я нашел таких троих.

– Кого, по-вашему, следует включить в список?

– В этом-то и дело, – сказал Леви. – Нам надо найти таких людей. Молодых режиссеров, стильных режиссеров.

– Вы хотите сказать, нам следует искать студентов режиссерских курсов? – холодно сказал Гриффин.

– Совершенно верно. И посещать фестивали. И я знаю, что и вы думаете об этом. Все так думают. Но дело в том, что мы должны резвее искать молодых и талантливых. Мне кажется, у меня чутье на талант.

– Обо всем этом вы говорили с Левисоном?

– Естественно.

– И он купился?

– Что вы хотите сказать?

– То, что сказал.

Гриффин решил пойти на обострение. Ему было нужно вывести Леви из равновесия.

– По-вашему, мы должны искать молодых талантливых режиссеров с новым взглядом на кино?

– По-моему, зрителям все равно. Кругом действительно полно халтурщиков. Но даже халтурщики могут сделать из фильма хит, если им дать хороший сценарий.

Гриффин сам не знал, верит ли он в то, что говорит. С таким же успехом он мог бы спорить сам с собой. Ему было необходимо озвучить другое мнение, даже если это подразумевало легкую критику своей второй половины. Поскольку Ларри Леви получил благословение Левисона, все, что говорит Леви, станет руководящей линией компании, и Гриффин знал, что, если он не будет стоять на своем, если не будет сильным, с ним, считай, покончено. Может быть, ему все равно придется уйти, но в любом случае он не мог вторить Леви. Самое простое было надеть улыбку и соглашаться с новым начальником. Можно спорить с ним при личном контакте и соглашаться на публике. Можно делать все, что угодно, лишь бы Леви не знал следующего хода Гриффина, его следующей мысли. Если Леви станет сомневаться в себе всякий раз в присутствии Гриффина, Гриффин быстро сотрет его в порошок.

Леви снова почесал руку под гипсом. Что-то ему явно мешало. Гриффин упорно не спрашивал, что случилось, как он упал, катаясь на лыжах. Леви, похоже, догадался, что он специально ничего не спрашивает о гипсе, дожидаясь, пока Леви сам не объяснит. Тогда это неминуемо выглядело бы как жалоба пострадавшего. А ему не терпелось рассказать, как он сломал руку. Его это беспокоило.

– Послушайте, Гриффин, мне кажется, мы не с того сегодня начали.

– Я просто пытаюсь понять вашу позицию. Мы придерживаемся разных взглядов, и, я полагаю, это правильно, что Левисон пригласил вас на работу. Если каждый из нас примет одно правильное решение в этом году и если в результате этих решений будет снята пара фильмов, мы оба будем в выигрыше.

– Эти фильмы должны стать хитами.

– Разумеется, и это тоже.

Лари Леви снова почесал руку.

– Ужасно чешется. Вы катаетесь на лыжах?

– Сейчас для этого не хватает времени.

– Один парень врезался в меня на крутом спуске, и я кубарем слетел вниз, вот и сломал руку.

– Ну, – сказал Гриффин, не задавая никаких дополнительных вопросов и стараясь не выражать никакого сочувствия, – теперь у вас долго не будет времени заниматься спортом.

Леви встал с неудобного стула.

– Давайте работать вместе, Гриффин. Жизнь коротка. – Он протянул левую руку для рукопожатия, поскольку правая была в гипсе.

– Конечно, – сказал Гриффин, думая о Дэвиде Кахане.

Он взял протянутую руку и пожал ее. Если бы Леви сказал еще что-нибудь примирительное и сентиментальное, Гриффин тут же заметил бы, что не следует путать деловую встречу и посиделки у костра в летнем лагере. Леви не сказал ничего, что могло бы оправдать такой выпад. Прибережем сарказм до лучших времен, когда действительно понадобится жестокость. Если не жестокость по расчету, то хотя бы для защиты собственных интересов или интересов компании. Тогда никто не станет возражать против нападения на того, кто представляет угрозу. Оспаривать смогут разве что силу удара. С этого момента он будет докучать Леви на совещаниях. Ему были нужны свидетели. Они должны завидовать его жестокости. Гриффин не знал, кто именно будет завидовать – подчиненные или начальники. Жестокость, не направленная на них, должна вызывать у подчиненных зависть, даже отвращение к бизнесу. Все равно к какому именно, поскольку это даст им понять, что такая работа им не по зубам и пора умерить амбиции. Что касается начальников, – естественно, они должны признать в нем своего.

Глава 11

Позвонила Джан и сказала, что на линии Сьюзен Эйвери.

– Кто? – переспросил он.

По голосу Джан он понял, что это имя должно было быть ему знакомо. Она произнесла его официальным тоном: должно быть, это кто-то важный, но почему?

– Детектив Сьюзен Эйвери из полиции Пасадены. Вспомнили?

– Конечно.

Пора составить список всех людей, которых он должен помнить. А надо ли? Нет, из такой ерунды складываются улики.

– Сказать, что вас нет?

– Соедините.

После паузы Гриффин сказал:

– Офицер или детектив Эйвери?

Может быть, она скажет: «Зовите меня Сьюзен»?

– На самом деле лейтенант. Детектив тоже сойдет.

– Чем могу вам помочь?

– Не могли бы вы зайти в участок?

Гриффин подумал: может, это ловушка? Если это так, сказать ей, что он должен проконсультироваться со своим адвокатом? Или она хочет, чтобы он пришел посмотреть на фотографии подозреваемых. Тогда упоминание об адвокате выдаст его панику, а до этих пор он держался с ней уверенно. Или, учитывая его высокое положение, ему полагается требовать адвоката? Вряд ли она считает его обычным гражданином. Насколько должно простираться его добровольное сотрудничество?

– Вы поймали убийцу?

– Мы хотели бы задать вам еще несколько вопросов.

Надо было идти. Он знал, что нужно помедлить. Будь он ни при чем, как бы он себя вел? Сердился бы, что его отвлекают, или был бы только рад шансу приобщиться к следственной процедуре? Стоит пошутить или это было бы дурным тоном? Или детектив оценит юмор? В конце концов, с убитым его ничего не связывало, а полицейские вряд ли оплакивают каждого, чье убийство пытаются раскрыть.

– Понимаете, за студией нужен глаз да глаз… – Он посмотрел в свой календарь. Можно пожертвовать рутинными делами. – Я могу приехать через час на полчаса. Или уже только послезавтра.

– Через час? – Теперь уже ей пришлось перетряхивать свой график. – Хорошо, жду вас. – Она объяснила, как добраться до участка.

Он позвонил Дику Меллену. Что может знать юрист, работающий в шоу-бизнесе, о полиции?

– В чем дело?

– Мы тут обсуждаем один юридический момент. Точнее даже, следственную процедуру. Если полиция подозревает кого-то в убийстве, но не хочет этого показывать и приглашает подозреваемого, чтобы задать ему вопросы, обязаны ли они зачитать ему его права, чтобы он мог пригласить адвоката?

– Послушайте, Гриффин, что бы там ни говорили, но в уголовном праве я не спец.

– Возможно, сценарий пойдет в переработку. Я просто пытаюсь понять, достоверна ли сцена. Сомневаюсь, чтобы зрители поверили.

– Думаю, полицейские позволят ему пригласить адвоката. Но может быть, и нет. Они хотят, чтобы он не догадывался, что его подозревают?

– Точно.

– Знаете, Верховный суд внес столько поправок за последние несколько лет… Послушайте, если сцена не пострадает от отсутствия адвоката, лучше обойтись без него. Менябы это вполне устроило.

– Спасибо.

Значит, скорее всего, ему не разрешат пригласить адвоката, то есть они его не подозревают.

Он ехал через Глендейл в Пасадену, дорога вела вверх к горам Сан-Габриэл. Воздух был невыносимо жарким, солнце слепило. Зачем люди вообще живут в этих местах, если не работают в кино. Если бы он не работал в кино, то поселился бы в Сиэтле, или в Сан-Франциско, или даже на севере округа Сан-Диего, где вода в океане чиста и нет достопримечательностей, которые привлекают толпы людей. Был там городок Локадия с прекрасными пляжами и кафе, где по выходным исполняли фольклорную музыку. Он был там один раз, когда снимали фильм в Кемп-Пенделтоне, неподалеку. Если бы он был вынужден жить в Лос-Анджелесе и не работал в кино, то поселился бы на берегу океана. Он прожил в Малибу два года, но потом снова переехал в Беверли-Глен, потому что терпеть не мог долгую дорогу. Никто по доброй воле не стал бы жить в Глендейле или Пасадене.

Он опоздал на пятнадцать минут. Полицейский за стойкой уточнил его имя и попросил подождать. Может быть, это будет самым суровым наказанием за совершенное убийство. Оторвать от работы на несколько часов, заставить отвечать на вопросы и потом возвращаться на студию в час пик. А если Сьюзен Эйвери заманила его в полицейский участок без адвоката, чтобы унизить публичным арестом? Гриффин решил, что в данный момент он должен расслабиться и получать удовольствие – он был жив и свободен. Он может оказаться несвободным через несколько минут. Какой за него потребуют залог? Сто тысяч долларов? Миллион? Событие попадет на первые полосы газет. Бонни Шероу поддержит его. Он скажет ей, что невиновен, и она поверит. Джун Меркатор будет сбита с толку. Поверит ли она в его невиновность? Он надеялся, что поверит, но вряд ли она станет его поддерживать. Уолтер Стакел будет уверен в его виновности, но станет ли он держать это при себе? Он будет обсуждать это, сидя с друзьями в гостиной, отделанной деревянными панелями где-нибудь в Нортридже или в Таузенд-Оукс, в старом доме, который он не может позволить себе купить сейчас по рыночной цене. А Левисон? Левисон будет делать все, что от него зависит. Естественно, студия не сможет оплатить адвоката, но он предложит частную поддержку. Ларри Леви будет рад. Леви будет говорить, что он виновен. Если бы Гриффин был на месте Леви и его конкурента арестовали бы за убийство, имея скудные улики, и если бы он хотел, чтобы это повредило его карьере, он стал бы убеждать Левисона, что в интересах студии как акционерного общества с широким владением надо отстранить от работы попавшего под подозрение сотрудника до тех пор, пока свое слово не скажет суд. Оклад будет выплачиваться, но Гриффина освободят от его обязанностей. Левисон посопротивляется день или два, но потом ему позвонят из совета директоров, спросят о новостях и скажут то, что говорил Леви. Левисон поймет, что стоит проявить осмотрительность. Когда он будет вынужден попросить Гриффина уйти, когда стыд за оппортунизм обернется раздражением из-за проявленной слабости, Левисон начнет сомневаться в его невиновности. Ему не нравилось думать о себе как о слабом человеке. Слабым он не был. Гриффин знал, что Левисон не испытывал проблем, когда нужно было кого-то уволить, и что уволенных он презирал. Уволив Гриффина со студии, он перестанет уважать его или бояться, как раньше. Боялся ли он Гриффина? Возможно. Иначе он бы его уволил, прежде чем пригласить Леви.

Гриффин наблюдал за людьми вокруг. Что, если составить из них жюри для обсуждения его проблем? Они бы ничего не поняли. Они бы сказали: «Если вы невиновны, вам не о чем беспокоиться». Таких людей не снимают в кино. Никого из них нельзя было назвать красивым или просто нормальным. Либо слишком худые, либо слишком толстые. С прыщами, с жуткими стрижками. Их жизнь была безрадостной, безденежной, даже у тех, кто думал, что имеют деньги. Как можно жить на двадцать тысяч долларов в год? А перед ним, судя по всему, были люди, которые умудрялись кормить семью на десять тысяч в год. Как можно прожить с семьей меньше чем на пятьдесят тысяч? Кто из них, одетых в дешевое супермаркетное тряпье, может представить себе оклад в пятьсот или семьсот тысяч долларов в год? Представить, что у людей есть кредитные карты с неограниченным лимитом? А я знаком с миллионерами, подумал он. Я имел дело с людьми, чье состояние насчитывает двести миллионов долларов. Я имел дело с людьми, чье состояние насчитывает миллиард долларов! Кто-нибудь из этих несчастных, сидящих на неудобных пластиковых стульях, уставившись в линолеумный пол, может представить себе такие деньги? Интересно, они ходят в кино? Есть ли у них на это время и деньги? Или их не интересует популярная культура? Негры, мексиканка, дети. Старики. Что все они делают в полицейском участке? Сколько из них совершили убийство? А из тех, кто совершил убийство, – есть ли у них с Гриффином еще что-нибудь общее? Вряд ли, подумал он. Он будет ненавидеть своих сокамерников.

Сьюзен Эйвери вышла его встретить. Интересно, она обычно встречает всех посетителей или для него сделала исключение как для важной персоны, а все остальные проходят в кабинет сами? Или она пойдет за ним следом, чтобы он не сбежал, если почувствует, что попал в ловушку?

– Извините, я опоздал, – сказал он. – Мне нужно было сделать несколько неотложных звонков.

– У вас, наверное, очень интересная работа.

– Не думайте, что я целыми днями ем икру и встречаюсь с кинозвездами. У вас, как я понимаю, тоже нескучная работа.

– Сплошная канцелярщина, – сказала она, воздев палец восклицательным знаком: мол, Гриффин должен понимать, каково приходится полицейским или что без канцелярщины ее работа была бы куда легче и приятней.

Окно ее кабинета выходило на автомобильную стоянку. Она закрыла дверь. На двери был плакат с изображением котенка, свешивающегося со стойки бара, и с надписью: «Загляните туда».

Она предложила кофе. Он отказался. Они сели.

– Вероятно, у вас есть новости по делу, – сказал он.

– С чего вы так решили?

– Иначе зачем бы вы пригласили меня сюда?

– Вы шли за Дэвидом Кахане до машины?

– Нет.

– Где вы припарковали свой автомобиль?

– На улице, в квартале от кинотеатра.

– Почему вы не оставили его на стоянке?

Она действительно хотела знать. Обдумывая ответ, он должен был повторить про себя несколько раз, что он не подозреваемый, что она задает вопрос из простого любопытства.

Разве они уже не говорили на эту тему? Он точно не помнил.

– На улице было свободное место. Мне кажется, я и не знал, что там есть стоянка.

– Над кинотеатром большая вывеска «Бесплатная стоянка позади».

– Я не оставлял машину на стоянке.

– Как вы были одеты в тот вечер?

– Я поехал туда прямо с работы, значит, был одет… примерно так же, как сегодня. Рубашка, брюки, кожаные туфли.

– Пиджак, галстук?

– Если на работе я в галстуке, то после работы сразу снимаю.

– А пиджак?

– Не помню.

– Какого цвета пиджак, по-вашему, мог на вас быть? Сколько у вас пиджаков?

– Штук тридцать, наверно.

Она удивленно вздернула брови. Он развел руками, словно говоря: «Каждый проявляет свое тщеславие по-своему». Потом сказал:

– Я не способен ничего выбросить. – Он пытался изобразить, что с юмором относится к такой, скорее женской, черте.

– И какой именно был на вас в тот вечер?

– На работу я обычно надеваю темный пиджак. У меня есть пара клетчатых пиджаков и несколько цвета хаки, еще вельветовый с кожаными заплатами на локтях и твидовый, но, как правило, я ношу черный или синий.

Он не знал, стоит ли спросить ее, почему она задает все эти вопросы, или сказать, что если она будет продолжать в том же духе, он потребует присутствия адвоката. Она может спросить, чем его не устраивают «эти вопросы». Вопросы, которые скорее задают подозреваемому, а не свидетелю. «Но вы не свидетель». Правильно. Я человек, который видел Дэвида Кахане незадолго до его смерти.

– Мы хотели показать вам несколько фотографий. Может быть, узнаете кого-нибудь.

Она достала из папки несколько снимков. Худой лысоватый блондин с кривым после перелома носом и золотой цепью на шее. Грустный чернокожий. Темноволосый усач, возможно иранец, с густыми блестящими волосами, узким лицом и серьезным носом. Гриффин надеялся, что кого-нибудь узнает, но не узнал никого.

– Кажется, лицо знакомое… – указал он на блондина.

– Думаете, видели его в тот вечер?

– В суде я этого не скажу. Я не уверен. Не хотелось бы, чтобы человека арестовали или еще чего, только потому, что я его будто бы где-то раньше видел.

Он надеялся, что его сомнения выглядели натурально, что он рассуждал, как обычный человек. Он выбрал блондина потому, что тот казался слабым. Или потому, что у него было круглое лицо, как у Гриффина? Если когда-нибудь устроят опознание, Гриффин выберет человека, который будет максимально на него похож. А то вдруг полиция найдет очевидца; не хотелось бы, чтобы их показания сильно расходились. Гриффин знал, что полицейские для большей объективности показывают свидетелям фотографии не только подозреваемых, но и похожих на них совершенно непричастных людей, в том числе других полицейских. По крайней мере, опознание устроено именно так. Очевидно, кто-то видел убийство издали и заявил об этом, но его описание было расплывчатым. Нет, не расплывчатым, описание было похоже на Гриффина. И теперь Сьюзен Эйвери пыталась понять, почему или как Гриффин мог убить Дэвида Кахане. Как они будут доказывать, что я виновен в таком бессмысленном убийстве? Возможно ли это?

Она убрала фотографии. Он подумал, не пригласить ли ее куда-нибудь на ужин.

– Это реальные подозреваемые?

– Что вы имеете в виду под «реальными»?

– Мотив и возможность.

– Во многих случаях у убийц бывают странные мотивы.

Это было ограбление, так?

– Если это настоящий мотив, нам надо только Доказать возможность. Даже у вас была возможность.

Что бы сказал невинный человек?

– Пожалуйста, не надо так говорить, – сказал он, – это чрезвычайно неприятно. По-вашему, единственное, что мешает человеку совершить убийство, это отсутствие возможности. Вам, конечно, виднее, но я продолжаю верить, что по природе своей люди добродетельны. – Он хотел показать, что понял ее намек не как обвинение, что было бы абсурдно, а лишь как пример ее взгляда на мир.

– Я думала, Голливуд – это океан, кишащий акулами.

– Во-первых, акулы живут инстинктом, и не стоит думать, что из-за этого они порочны по самой своей природе. Во-вторых, вы правы, в нашем бизнесе попадаются ужасные люди, и не всегда понятно, кому можно верить. Но это не значит, что все люди плохие. В нашем бизнесе полно порядочных, честных людей, которым можно доверять. Что касается меня, я в середине. – Он улыбнулся.

Сьюзен Эйвери выглядела озадаченной.

– Вы это серьезно?

– Конечно. Мне нельзя верить целиком и полностью. Я бы солгал, если бы сказал, что можно. В личной жизни, с друзьями, на меня вполне можно положиться. Но моя работа требует играть по определенным правилам. Только играем мы в реальной жизни, и проигрыш может иногда обернуться очень болезненно.

Он замолчал. «Насколько она хороший полицейский?» – подумал он. Она была в восторге. Он мог бы сказать ей, что если честностью пользоваться как оружием, она перестает быть честностью. Но он не станет ей этого говорить.

– Достаточно, доктор? Может быть, теперь мне следует рассказать вам о своем детстве?

– Давайте. – Она заигрывала с ним.

– Ай-ай-ай, – погрозил он пальцем. – Только не в рабочее время.

– Не думаю, что мой приятель обрадуется.

Ему хотелось спросить, зачем он здесь. Его действительно позвали из-за этих снимков? У нее что-то есть против него?

– Он тоже полицейский?

– Он подрядчик.

– Давно вместе?

– Год. У вас есть кто-нибудь?

– Несколько.

Ему не хотелось продолжать этот разговор. Она его разочаровала. Она не видела его насквозь. Он не был подозреваемым, его не собираются арестовывать. Может быть, и в самом деле был свидетель, но Эйвери поспешила назначать встречу и, по мнению Гриффина, потратила время впустую.

Вы встречаетесь с актрисами?

А это с какой стати?

– Лейтенант, детектив, мисс Эйвери… Сьюзен… – Настало время поставить ее на место. – Я с радостью помогу вам найти убийцу Дэвида Кахане. Мне жаль, что он погиб, но я едва его знал. Поэтому я могу себе позволить увлечься процессом поиска убийцы. Кто знает, что я смогу из этого извлечь, – может быть, удастся использовать в каком-нибудь фильме. Вы знаете, мне впервые довелось так глубоко окунуться в работу полиции. Такой личный опыт полезен. Но сегодня у меня нет времени обсуждать… – надо было как-то смягчить тон, – …мою печальную личную жизнь.

– Когда у вас будет время?

– Я вам позвоню.

Они пожали друг другу руки. Она предложила проводить его до выхода, но он отказался. Он не станет ей звонить. Если она действительно думает, что он убил Дэвида Кахане, он не хотел давать ей шанса поймать его в ловушку. Его беспокоило, что он мог себя выдать. А если они окажутся в постели и он начнет разговаривать во сне? Постель? Интересно, может ли она с ним переспать, чтобы получить признание?