Текст книги "Игрок"
Автор книги: Майкл Толкин
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 3
Рим. Пятидесятые годы. Отец и сын ищут пропавший велосипед. Зная название фильма, было ясно, что кто-то украл велосипед, столь необходимый этому бедняку. Поскольку фильм уже заканчивался, отец и сын должны были найти велосипед и человека, который его украл. Хорошее название, подумал Гриффин. Ему нравились фильмы, в которых название раскрывало содержание. Отец обвинял человека в краже. Гриффин понял, что отец выследил вора и был уверен, что это он украл. Но все было не так просто. Все соседи выступили в защиту вора. Это были бедняки, может быть в этом районе жили одни воры. Конечно, это был вор, слишком поздно для ошибки. Такое было бы возможно только в середине фильма. Соседи, вор и даже мать вора просят отца одуматься, пока сын бежит за полицейским. Приходит полицейский, но он не арестовывает вора. Нет доказательств. Отец идет вслед за матерью вора обыскивать квартиру. Смысл сцены – показать, что вокруг бедность, что у каждого своя история нищеты. Отец и сын ходят по незнакомому району и попадают на стадион. Идет игра, возможно футбол. Вокруг стадиона тысячи велосипедов. Отец примечает велосипед на тихой улочке. Он дает сыну деньги на автобус и отсылает его. Потом он крадет велосипед. Но сын не уходит. Он видит, как отец крадет велосипед. Отец медлит, за ним гонятся и ловят. Владелец велосипеда отпускает отца с сыном. Он не собирается предъявлять обвинение, он понимает, что отец в отчаянном положении. Отец и сын уходят в слезах.
Гриффина застали врасплох, когда на экране появилось слово «Конец». Они не нашли велосипед и никогда его не найдут. Это был грустный конец. И несправедливый. Отец и так настрадался. Увидев велосипед в квартире вора, он был готов простить, а вместо этого простили его. Это отец был похитителем велосипеда. Может быть, потом сняли продолжение?
Включился свет. Гриффин думал, как ему узнать человека, который докучал ему в течение двадцати минут почти полгода назад. Уже поздно ждать знака свыше. Он внимательно следил за людьми. Мимо прошла женщина. Она посмотрела на него, будто знала его или знала, кто он. Похоже, он тоже ее знал. Потом – вспомнил. Она посоветовала ему режиссерские курсы в Американском институте кинематографии. Она подошла к другой женщине, и они стали о чем-то шептаться. Она снова посмотрела на Гриффина. Они скрылись в вестибюле. Подруга женщины вернулась, прошла ползала, подняла голову и уставилась на будку киномеханика, делая вид, будто кого-то ищет. Все это было для того, чтобы посмотреть на Гриффина. Она добилась своего и ушла. За ней шел Дэвид Кахане.
Гриффин подумал, что Кахане так рассержен, потому что злится на весь Голливуд. Гриффин оставался на своем месте и делал вид, будто рассматривает лепнину. На вид Кахане было около тридцати. Острые черты лица и прямые густые волосы. Похож на аспиранта. Может быть, из-за очков в тонкой оправе и клетчатой рубашки. Гриффин приготовился выразить удивление и радость, встретившись с ним взглядом. Автор прошел мимо и вышел из зала. Гриффин приготовился сказать «Здравствуйте» или «Привет, как дела?», но говорить было некому. Было обидно, но напряжение немного ослабло. Он подумал, не отменить ли план. Кроме того, он был голоден.
Из вестибюля Кахане пошел в туалет. Гриффин понимал, что встретить его там было бы глупо. Кто здоровается за руку в туалете? Гриффин стал ждать, опершись о стену напротив двери.
Кахане вышел, вытирая руки о джинсы. Он видел Гриффина, готового поздороваться, и не обратил на него внимания. Он вышел на улицу. Гриффин вышел следом и окликнул его:
– Дэвид? Дэвид Кахане? – Он изо всех сил старался изобразить неуверенность.
Кахане обернулся. Гриффин протянул руку и представился.
– Вы что, не могли заказать себе копию фильма? Это было вызывающе, но говорил он с улыбкой.
– Мне не сиделось на месте. Захотелось пойти в обычный кинотеатр. Так же как вам.
– Надеюсь, вы не планируете американского римейка «Похитителей велосипедов»?
– Хотите написать сценарий?
– Вы сделаете счастливый конец.
– Послушайте, я вам так и не перезвонил по поводу вашей идеи. Извините. – Гриффин попытался произнести это непринужденно.
– Все было понятно во время встречи. Кстати, я выбросил эту идею из головы. Вы были правы. Мог бы получиться неплохой сценарий, может быть даже неплохой фильм, если бы повезло с режиссером, но денег бы это не принесло.
Гриффин искал какого-нибудь знака, свидетельствующего, что Кахане – Автор открыток. Ему казалось, что он узнает его, если встретит. Был бы Автор открыток так же спокоен, как Кахане? Будь Кахане Автором открыток, он, наверно, дрожал бы?
– Над чем вы сейчас работаете? – машинально поинтересовался Гриффин, как спрашивают «Как поживаете?»
– Над несколькими вещами сразу.
– Вы, наверно, едете домой?
– А у вас какие планы, мистер Милл?
– Как насчет ужина?
– Я уже поел.
– Выпьем по пиву за счет студии?
– Какая щедрость.
Гриффину было очевидно, что Кахане на него наплевать, что ему было не важно, сдержал он обещание или нет. Его не тронуло проявление дружелюбия. Он вел себя не так, как представлял Гриффин. Гриффину хотелось, чтобы этот человек изменил к нему отношение, полюбил его и поверил ему, – но он натыкался на недоверие. Кахане не сомневался, что чокнутый голливудский функционер скрывает какой-то тайный план. Они пошли по улице, ища бар. Кахане увидел вывеску японского бара «Хама-клуб».
– Зайдем сюда, – сказал Кахане.
Они перешли на другую сторону улицы. В баре было многолюдно. Человек пятьдесят, в основном японцы, одетые в деловые костюмы. За пианино сидела японка в окружении мужчин. Женщина играла, а мужчина, сидевший поодаль, пел в микрофон на проводе. Строгие официантки, одетые в платья с разрезами, разносили напитки и болтали с посетителями. Кахане успокоился.
– Точно как в Токио, – сказал он.
К ним подошла старшая официантка, и Кахане заговорил с ней по-японски. Гриффин чувствовал себя неуютно. Его раздражала выходка Кахане. Он рисовался. Их посадили в кабинку. Официантка приняла у них заказ. Кахане долго разговаривал с ней по-японски. Когда она ушла, Кахане сообщил Гриффину, что она из Киото и скучает по дому.
– Вы были в Японии? – спросил Кахане.
– Вообще-то нет. – (Почему «вообще-то»?)
– Я прожил в Японии год. Когда учился, ездил туда по обмену.
– Интересно, наверное.
– Да. Я постоянно думаю об этом.
– Что-нибудь написали?
– Нет, я уже говорил. Вы были правы. Я думал, из этого мог бы получиться неплохой сценарий, но кому это интересно?
Понятно, почему Кахане ненавидел Гриффина. Повод был. Он предложил сценарий, основанный на личном опыте, а Гриффин отверг его. Гриффин искал себе оправдание. Если идея была действительно стоящая, Кахане должен был написать сценарий в любом случае.
Когда официантка принесла напитки, Гриффин потянулся за бумажником, чтобы расплатиться наличными, а не корпоративной карточкой. Он не хотел, чтобы Кахане думал, что он готов раскошелиться, только когда речь идет о деньгах студии. Но платить было еще не время. Он теребил бумажник и надеялся, что Кахане не заметил неловкости. Тот пил пиво и разглядывал зал. Гриффин не знал, догадывается ли Кахане, что Гриффин не помнит идеи сценария. Может быть, он думал: «Почему я позволил этому чужому человеку сказать мне, что не имеет смысла писать о лучшем моменте моей жизни?»
Кахане повернулся к Гриффину:
– Вы позвонили мне домой в семь часов. Вы не могли видеть фильм целиком. Вы пришли в кино, чтобы встретиться со мной. Я звонил домой из кинотеатра. Мне показалось, что я потерял портфель, но он был в машине. Я хотел сказать своей подруге, чтобы она его не искала. Зачем вы звонили? Что вы здесь делаете?
– Приношу извинения.
– За что? За все ваши идиотские фильмы?
– Я обещал, что свяжусь с вами.
– Если бы я верил во все голливудские обещания, то был бы ненормальным.
Он подошел к пианино и сказал что-то пианистке. Она дала ему микрофон. Мужчины в баре зааплодировали. Он сказал им что-то по-японски. Все пожали друг другу руки, и Кахане кивнул довольной улыбающейся пианистке. Она стала играть тему из «Голдфингера». [10]10
Она стала играть тему из «Голдфингера». ‹…›…мужчина… начал петь «Из России с любовью»… – «Голдфингер» (1964) и «Из России с любовью» (1963) – третий и второй фильмы «бондианы». Заглавную песню Джона Барри «Голдфингер» исполняла Ширли Бэсси, заглавную песню Лайонела Барта «Из России с любовью» – Мэтт Монро.
[Закрыть]Кахане запел по-японски. Все перестали пить и разговаривать и смотрели на него. Несколько раз он, должно быть, произносил трудные слова, потому что некоторые хлопали в ладоши, а другие смеялись. Гриффин не знал, издевается ли Кахане над ним. Может быть, он пел о нем? Может быть, всем велели не смотреть на него, пока звучат оскорбительные слова? Кахане закончил песню. Зал взорвался аплодисментами, одобрительными возгласами и свистом. Кахане раскланялся. Люди приглашали его к себе за столики. Он положил пять долларов в большой бокал, стоящий на пианино. Пианистка стала отказываться, но он настоял, чтобы она взяла деньги. Он отвесил поклон в сторону Гриффина, избегая прямого взгляда, и вышел. Через минуту все в баре забыли о нем. Какой-то мужчина взял микрофон и начал петь «Из России с любовью», но раздался гул неодобрения, и он перестал. Пианистка закрыла крышку пианино и вышла. Включили запись, и атмосфера сразу изменилась.
Гриффин представил, как Кахане рассказывает Джун Меркатор о вечере. Может быть, он расскажет о нем нескольким своим друзьям. Интересно, как быстро разнесется слух об этой глупости? Ему стало невероятно грустно, словно вся его жизнь не удалась, словно он за всю жизнь не получил ни одной награды. Ему пришлось напомнить себе о многих наградах, которые он получил.
Гриффин изучал картинку на салфетке, на которой стоял стакан. Пышногрудая красотка в постели с маленьким лысым мужчиной. У нее был разочарованный вид. Салфетка намокла. Гриффин порвал салфетку, разъединив этот неравный союз; намокшая бумага рвалась легко. Да это была уже и не бумага. Она снова превратилась в волокнистую массу.
Он оставил деньги на столике и быстро направился к выходу. На улице он стал подсчитывать, как может пострадать его репутация, когда Автор все расскажет. Лучше все отрицать, все без исключения, даже разговор с Джун Меркатор. Будет ли этот звонок зарегистрирован в журнале? Вряд ли понадобится заходить так далеко. Он велел себе расслабиться. Есть паранойя, и есть глупость. Кто знает этого Кахане?
Подходя к стоянке на площади у магазинов, где оставил свою машину, он увидел Кахане в кафе «Бургер-Кинг» напротив кинотеатра. Гриффин резко повернул, он решил дать Кахане еще один шанс. Он напоминал себе психолога в летнем лагере, который ищет ребенка, страдающего от тоски по дому, ребенка, который отказывается застилать койку по утрам. Его слезы – загадка для других детей, но педагоги знают, в чем дело. Гриффин не знал, что он скажет, но это не имело сейчас никакого значения. Он был хозяином положения. К тому же Кахане был слегка пьян. С улицы было видно, как он макает жареную картошку в лужицу кетчупа и запивает кофе. «Как студент», – подумал Гриффин.
Кахане поднял глаза и увидел Гриффина. Он вскочил и бросился к противоположному выходу. Гриффин пошел за ним. Кахане перешел через улицу, ведущую к кинотеатру, и свернул в узкий проход, направляясь к вывеске «Бесплатная стоянка в любое время за зданием». Гриффину пришлось бежать, чтобы не отстать.
– Дэвид, остановитесь! – крикнул он.
Кахане обернулся и подождал Гриффина.
– Что вам нужно?
– Вы хорошо поете.
– Вот и отлично. Студия занимается звукозаписью, давайте запишем альбом.
– Почему вы сердитесь на меня?
– Я на вас не сержусь. Я просто грубиян, ясно? У меня такой характер. Я такой человек.
– Я, наверное, кажусь вам идиотом. Ехать сюда, чтобы сказать то, что вы и так знаете.
– Это делает вас почти человечным.
– Почему вы так враждебны?
– Разве? Тогда извините.
– Вы посылали мне открытку?
Он должен был задать этот вопрос. Он должен был знать.
– Какую открытку?
Кахане, который крутил в руках ключи от машины, изображая нетерпение, положил их обратно в карман. Он был заинтригован.
– Я вам не нравлюсь, так?
– Я к вам никак не отношусь.
– Это правда, Дэвид?
– Это правда. Мне на вас плевать. Я о вас и думать не хочу.
– Но вы сердитесь на меня за то, что я вам не перезвонил?
– Я вам уже сказал, что ничего другого и не ждал.
– Выходит, вы обо мне невысокого мнения.
– Хотите, чтобы я сказал, что не могу вас терпеть?
– Конечно нет.
– А мне кажется, хотите. Это не я приехал сюда, чтобы вас осчастливить.
Кахане вынул из кармана ключи и решительно тряхнул ими, показывая, что аудиенция закончена. Он пошел прочь.
– Последний вопрос, – сказал Гриффин, наблюдая, как Кахане протискивается в узкий проход между двумя автомобилями.
Кахане не обернулся. Гриффин пошел за ним. Он с трудом пролез между машинами и понял, что Кахане стройнее. Гриффин пытался убедить себя, что именно Кахане – Автор открыток. Это объясняло бы его странное поведение. Гриффин сделал гениальную догадку, подобную выбору сценария для съемки фильма, который принесет сто пятьдесят миллионов долларов. Неожиданное прозрение навело его на тайного мучителя. Кахане был Автором открыток, и его поведение – грубые ответы на дружелюбные вопросы, козыряние своими талантами, напускное равнодушие – было инсценировкой отношения Гриффина к нему. Гриффин хотел сказать Кахане, что теперь они квиты, что бессмысленно продолжать играть роль грубияна.
Кахане остановился у новенького черного «сааба» с этикеткой автосалона на стекле. Гриффин подивился, откуда у неизвестного писателя деньги на такую машину. Он ожидал увидеть старый «датсун», первую машину, купленную на собственные деньги. Может быть, это была машина Джун Меркатор. Гриффин поравнялся с Кахане.
– Новая машина, – сказал Гриффин.
– Удивлены? Гадаете, откуда я взял деньги?
– Вы, наверно, всем расскажете.
– Что расскажу? Что происходит, Гриффин? Вы ведь приехали сюда не для того, чтобы поговорить о моем сценарии, вы о нем забыли, как только я вышел за дверь. В чем дело?
Гриффин молчал. Ему нечего было сказать. Он водил ногой по земле, а потом наклонился над задним колесом. Потрогал пластиковый колпачок воздушного клапана и начал медленно его откручивать. Сжимая в руке маленький острый штырек толщиной с ноготь большого пальца, он подумал, не сказать ли Кахане правду.
– Что вы делаете? – спросил Кахане.
Интересно, как Кахане воспринял бы такой ответ. Гриффин приехал, чтобы умиротворить человека, посылавшего ему угрожающие открытки. Ему казалось, что если дать еще один шанс тому, кем он когда-то пренебрег, это каким-то космическим образом свяжет его с обиженным, Автором посланий, пропитанных ненавистью. Из шины со свистом вышел воздух, запахло бензоколонкой и резиной, и Гриффин посмотрел на Кахане, у которого было такое выражение, словно на него кричат на незнакомом языке и он ничего не может понять. Кахане нагнулся, чтобы посмотреть Гриффину в лицо. Гриффин хотел улыбнуться, чтобы до Кахане дошла ирония ситуации. Теперь они были равны.
– Гриффин, что происходит?
– Простите меня, – сказал Гриффин. – Это трудно объяснить.
Гриффин толкнул Кахане, и тот потерял равновесие. Кахане пытался удержаться на ногах, ища какую-нибудь опору. Но ручки были утоплены и ухватиться было не за что. Вытянув вперед руки, он упал. Гриффин выпрямился во весь рост, а потом упал коленями на грудь Кахане, как борец по телевизору. Кахане застонал и выругался. Гриффин почувствовал в себе силу матери, которая поднимает автомобиль, чтобы достать из-под него своего ребенка; вся сила вселенной была у него в руках. Он сел на Кахане верхом и сжал его горло, и понял, что эта сила способна задушить человека.
Кахане попытался сбросить Гриффина ногами, но Гриффин никогда не был более сосредоточен. Ничего не могло сдвинуть его с места. Кахане широко открывал рот, пачкая его брюки своей слюной, но кричать уже не мог. Нападение было таким неожиданным, что у него перехватило дыхание. Он умер с закрытыми глазами.
Гриффин взял бумажник и часы Кахане. Он подумал, не положить ли тело в машину и не увезти ли со стоянки, но тогда ему пришлось бы брать такси, чтобы вернуться за своей машиной. Он закатил тело под «сааб». Ночью его никто не заметит. Завернул колпачок на место: в этом было что-то успокаивающее, и он не хотел выпускать его из рук. Пригнувшись, он миновал три автомобиля, потом выпрямился. Он пошел в сторону улицы длинной дорогой, огибая стоянку.
Выйдя на бульвар, он обернулся. Ничего подозрительного. Никого. Проезжая мимо кинотеатра по пути к шоссе, он увидел, как зрители выходят с последнего сеанса.
«Хорошо, – сказал он себе, – представь, что ты в суде и тебя спрашивают, что ты чувствовал. И что ты скажешь? Честно? Может быть, безучастность». Он испытывал полный упадок сил, но это была физическая усталость от борьбы. Убить оказалось не так уж и трудно.
Он свернул с шоссе в Голливуде и выбросил бумажник и часы в помойку на заправочной станции. Когда он остановился на красный свет на бульваре Сансет, его правая нога на педали тормоза начала дрожать. Он спросил себя, был ли это страх или чувство вины, и не смог ответить. Он покатил по бульвару до Беверли-Глен и въехал в каньон.
В доме было тихо и прохладно. Все выглядело приятно забытым, как после долгого путешествия. В спальню проникал запах цветущего за окном жасмина.
После душа он достал из аптечки склянку с транквилизаторами. Высыпал на ладонь две таблетки, но потом передумал и выбросил их в унитаз. Потом высыпал туда все таблетки и спустил воду. Два года он не принимал никаких таблеток, его организм был чист, он не пил больше двух-трех стаканов пива или бокалов вина в неделю. Больше никаких лекарств. Сейчас не время начинать все с начала. Наблюдая за тем, как таблетки кружились в воде, он знал, что принял правильное и даже смелое решение. Он не рассматривал его как желание защитить себя от внезапного позыва к самоубийству. Напротив, это был добровольный отказ, упражнение в самодисциплине. Успокаивающие средства подавляют сны. Если ему суждено видеть ночные кошмары, пусть будет так. Это лучше, чем отгонять их таблетками. Иначе все эти сны спрячутся в маленьком противном улье, и тогда выгнать их оттуда будет невозможно, даже если принимать таблетки ежедневно. Что еще может его мучить? Наверное, имя Дэвид. Он надеялся, что это не отразится на сценариях. Да, какое-то время он будет дергаться при виде полицейского, но это тоже скоро пройдет.
Он лег в постель и понял, что не может расслабиться. Он хотел встать и выпить ромашкового чая, но представил, что придется вставать, включать свет, спускаться, стоять на холодном полу, открывать дверцы шкафа, открывать банку с чаем, включать газ, ждать, пока закипит вода, ждать, опершись о стойку, пока заваривается чай, смотреть на часы, снова подниматься по лестнице, – и решил, что у него нет на это сил. Он покорился охватившей его безмерной усталости. В темноте он думал об Авторе и, собрав всю искренность, на которую был способен, добавил к ней гордость.
– Я надеюсь, – громко сказал он, – ты понимаешь, что я сделал.
После этого он уснул.
Утром он нашел открытку, прикрепленную к его газете. Это была открытка на все случаи, которую можно купить в сувенирном киоске. На ней был коллаж, состоящий из куска вишневого пирога, «бьюика» модели 1957 года, красных губ, яичницы с беконом и половинки киви. Все это изображалось на фоне Скалистых гор, покрытых лесом и со снежными шапками на вершинах. Он перевернул открытку. Почерк был плотным, почти без пробелов между словами.
Гриффин!
Ты обещал связаться со мной.
Гриффин рассматривал открытку: «Образы, вызывающие аппетит». Сколько магазинов в Лос-Анджелесе продают такие открытки? Открытка напоминала ему мультфильм с Бетти Буп, [11]11
Бетти Буп– героиня популярных мультфильмов 1930–1939 гг., симпатичная жеманница; с 1934 г. выходил и комикс. Будучи поначалу довольно смелыми, включавшими немало сюрреалистических моментов и музыку известных джазменов (Луи Армстронг, Кэб Кэллоуэй), во второй половине 1930-х гг. эти мультфильмы стали совсем детскими и беззубыми – после принятия конгрессом закона Хейса о «моральном облике» СМИ, кино и пр. Черно-белая официантка в одном из первых эпизодов фильма Роберта Земекиса «Кто подставил кролика Роджера?» (1988) – это и есть Бетти Бул.
[Закрыть]в котором Земля выставлена на продажу и планеты участвуют в аукционе. Побеждает Сатурн, предложивший самую низкую цену. Магнитный сердечник Земли, магнит в виде подковы на ниточке, попадает в карман Сатурна. Сила притяжения исчезает. Все разлетается с Земли. Наконец магнит возвращен на место и порядок восстановлен.
Он убил человека, и какую пользу это ему принесло? Он просмотрел газету. Тело, должно быть, нашли слишком поздно, чтобы сообщить в утренней газете. Нет, еще ничего не было. Смерть всегда вызывает интерес, но, может быть, это недостаточно жестокое или отвратительное убийство, чтобы заинтересовать газету? Что думает полиция? Простой грабеж. Никто не узнает, что это было жертвоприношение.
Сколько времени потребуется, чтобы Автор узнал об этом акте умиротворения в форме бескровной смерти? Запихивать мертвое тело под автомобиль в Пасадене, чтобы убедить кого-то оставить тебя в покое, – довольно странный способ общения. Автору нравилось издеваться над Гриффином, так какой смысл лишать себя удовольствия, убивая его?
Гриффин ехал на студию с надеждой, что его поймут правильно. Он послал сообщение медленной почтой, но знал, что адресат его получит. Он был в этом уверен.