Текст книги "Игрок"

Автор книги: Майкл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Джун окликнула его с балкона, когда он шел через садик к их корпусу:

– Для тебя есть сообщение.

– Только не это, мы здесь не пробыли и шести часов.

– Это от твоего адвоката.

– Сейчас поднимусь.

Прежде чем постучать, он выдохнул и медленно вдохнул. С трудом заставил себя улыбнуться и постучал. Джун открыла дверь, на ней были светло-коричневые шорты и белая футболка. Колени и голени покраснели от солнца, но на ожог было не похоже. Она протянула ему записку, но он знал номер телефона. Он набрал оператора, и она моментально его соединила. Его раздражало то, что ей не надо было спрашивать номер, а потом перезванивать. Чтобы оставаться в здравом уме, ему была нужна иллюзия расстояния.

Он поговорил с секретаршей адвоката. Тот уже ушел.

– Вы не знаете, зачем он звонил?

– Нет, Гриффин, извините.

Связь была превосходной, секретарша могла с таким же успехом говорить с первого этажа отеля. «Что это, волоконная оптика? – спросил он себя. – Не надо сейчас об этом думать».

– Он хочет, чтобы я срочно вернулся?

– Не думаю.

– Он не оставил никакого сообщения на случаи, если я позвоню?

Он заметил, что Джун наблюдает за ним. Нужно успокоиться. Он выдохнул еще одну порцию воздуха, отравленного несчастьем.

– Гриффин, вы в отпуске. Позвоните ему завтра.

Гриффин никак не мог запомнить ее имя, а она всегда говорила с ним так раскованно.

– Все в порядке?

– Гриффин, вы в Мексике, пойдите напейтесь.

Почему-то некоторые секретарши держались с ним запанибрата, изображая мудрых сестер. Он знал, что ей известна причина звонка, но, несмотря на все дружелюбие, она не была другом, а была женщиной, которая дорожила своей работой и потому никогда бы ему ничего не сказала. К тому же он не мог запомнить, как ее зовут. Он попрощался. Она сказала: «Адьос».

Он положил трубку.

– Что ему было нужно? – спросила Джун.

– Не знаю. Он уже ушел.

– Думаешь, это что-то важное?

Ей хотелось, чтобы это было что-то важное. Ей нравилось, что длинная рука кинобизнеса могла легко достать его в любой момент в любом месте. От этого ее выходные становились еще интереснее, а он еще значительнее.

– Я не вернусь до понедельника. – Он снял резиновые шлепанцы. Когда он встал, через балкон увидел сад. Там стоял полицейский, который следовал за Джун. Он курил, прислонившись к пальме. – Дай-ка я приму душ, – сказал он, – а потом пойдем смотреть город.

Глава 16

На ней было белое вязаное платье из хлопка. Гриффин бы назвал такую ткань джерси, но не был уверен. Она надела серебряные сережки, купленные на пляже. Он не знал, как назывались ее духи, но это был аромат цветов и юности. У Бонни Шероу духи были тяжелее. Почему он не знал названий духов? Он полагал, духи Бонни были изысканнее, чем у Джун, но его часто радовали обычные простые вещи. Это приобщало его к повседневной жизни, делало его частью толпы. А для чего еще стоит работать в кино?

Они шли по набережной. Везде им встречались группки студентов, по большей части пьяных, распевающих песни за столиками баров, оформленных в стиле мексиканских столовых. Искусственная Мексика в Мексике, потому что владелец был фанатом «Сокровища Сьерра-Мадре». [40]40
  «Сокровище Сьерра-Мадре»(1948) – знаменитая экранизация Джоном Хьюстоном одноименного романа Б. Травена (1934) с Хамфри Богартом и Уолтером Хьюстоном в главных ролях.


[Закрыть]Повсюду теперь одни декорации.

Джун рассказала ему историю своей жизни. Ее удочерили. Это его расстроило, он сделал ее сиротой во второй раз. Она выросла в Филадельфии, училась в частной школе в Мэриленде, в колледже в Вермонте, семестр в Японии, потом Нью-Йорк, работала в журнале, друг переехал в Лос-Анджелес, она переехала с ним, потом они расстались, она встретила Кахане, устроилась на работу в банке, это было два года назад. Ей было двадцать девять. Она любила своего отца и говорила о нем с уважением. Он был магнатом средней руки, великолепным спортсменом и гостеприимным хозяином. С матерью отношения были сложные. Был брат – студент юридического факультета в Станфорде. Биологический сын ее родителей. В ее словах звучала обида.

Они съели плохой ужин в большом ресторане, а затем снова гуляли по улицам, ведущим в гору, откуда из-за высокой церкви открывался вид на город.

Гриффин осмотрелся; он был уверен, что полицейские перестали за ними следить, после того как они вышли из отеля. Когда они поднимались по крутым ступеням, он повернул Джун к себе и прижал к решетке двери винного магазина.

– Что ты делаешь? – спросила она, зная ответ.

Поцелуй его испугал. Возможно, это был лучший поцелуй в его жизни. Возможно, он впервые целовал равного партнера. В чем причина? В Кахане или в Джун? Он почувствовал человека, которого убил? Или она почувствовала убийну, а через него – своего убитого любовника? Он понял, что она крупнее и выше большинства женщин, которых он целовал, крупнее Бонни Шероу. Он спал с актрисами, но они обычно прижимались к нему, ища защиты. Его принимали хрупкие женщины с тонкими косточками, но он всегда чувствовал себя самозванцем. Да, между ними был Кахане, они оба целовали что-то между ними, призрак, который их связывал. Они оба были по одну сторону зеркала. Он был способен на все. Он задрал ее платье, она целовала его сильнее. Его руки проникли в ее трусики, она схватила его за плечи. Он остановился. Она взяла его за руку, и они стали подниматься вверх по ступеням. Свернули на другую улицу. Он прижал ее к косяку двери и расстегнул ширинку. Задрал ее платье выше талии и потерся об ее широкий мягкий живот. Он не был уверен, сможет ли она кончить в таком положении, и опустил платье.

– Что не так? – спросила она.

Она была готова позволить ему кончить ей на живот в переулке? Да.

– Вернемся в отель.

Он знал: она подумала, что он боится лечь на тротуар.

Вернувшись в номер, он налил минеральной воды в бокалы для шампанского и вышел на балкон – посмотреть, на месте ли полицейские.

В саду никого не было. Джун подошла сзади и обняла его, прижавшись подбородком к его плечу. Он провел рукой по ее ноге, собрал в кулак платье и стал тянуть его вверх, пока его руки снова не оказались в ее трусиках.

Они лежали на постели и смотрели на верхушки пальм и крышу за садом. В комнате было жарко.

– Давай я включу кондиционер, – сказал он.

– Не надо. Мне так нравится. Тебе разве нет?

– Нравится.

Бонни включила бы кондиционер. Бонни пошла бы в душ, как только они бы вернулись. Бонни не позволила бы ему тереться членом о ее живот в мексиканском переулке посреди ночи.

Они прижимались друг к другу своими глупыми жирными телами и потели. Он не хотел проникать внутрь нее. Он ласкал ее рукой, нежно, и она кончила. Он дал ей отдохнуть и снова довел до оргазма. Она перевернула его на спину, и он смотрел, как она смотрит на него. Взглядами обменивались две формы жизни, два скопления организованных клеток, и он хотел, чтобы она увидела в его глазах убийство. Она поцеловала его, и он понял, что ей удалось увидеть одну лишь боль.

Он перевернул ее на живот и лег сверху, прижавшись всем телом. Скользя по влажной от пота поверхности, он кончил. Бонни бы обязательно пошутила насчет спермы, стекавшей по ее спине. Она бы тотчас вытерлась. Джун позволила ему лежать не двигаясь. Он лежал и смотрел, как сперма стекает с ее талии на постель.

Может быть, подумал он, сокамерники попросят его повторить эту историю. Они спросят, почему он ее не трахнул. И что он скажет? Ему было этого достаточно. Так они оставались равными. Ему не требовалось проникать в нее. Он знал, что сокамерники предложат другое объяснение, о котором он тоже подумал. Он не мог делить одно пространство с Дэвидом Кахане, он боялся призрака. Может быть, он хотел пощадить ее, чтобы после его ареста она могла заниматься любовью с другими мужчинами. Неправда, он не настолько щедр. Это была первая причина, и он придумал фразу, которая должна была вызвать улыбку сокамерника: «Я не мог поставить свою машину в гараж Кахане».

Утром он позвонил Дику Меллену домой. Ему сообщили, что адвокат уехал из города на выходные. Куда именно – неизвестно, но он обычно проверял сообщения после обеда. Если бы, подумал Гриффин, Меллен хотел сообщить ему о полиции и аресте, он бы уже перезвонил. Поэтому даже если дело было важное, оно могло подождать до понедельника. Вероятно, это было связано с работой, и Гриффин стал перебирать возможные варианты. Его уволили. Ему предложили работу в другом месте. А может, Мелен переходит в другую юридическую фирму и хочет спросить Гриффина, с кем тот останется – с ним или со старой фирмой. Нет, вряд ли он станет звонить Гриффину с подобной новостью, когда тот в отпуске, и, естественно, Гриффин не бросит Меллена. Левисон уходит со студии. А вот это возможно. Его место занимает Ларри Леви. Маловероятно – во всяком случае, пока. Адвокат звонил просто пожелать приятного отдыха и порекомендовать ресторан на пляже. Тоже возможно. Гриффин думал, как ему пережить выходные с мексиканской полицией на хвосте, не имея понятия, зачем звонил адвокат. Впереди были долгие два дня, суббота и воскресенье. Он мог сделать вид, что позвонил адвокату из бизнес-центра, и сказать, что ему нужно быть в городе в воскресенье на важном совещании. Она поверит. Но наблюдавшая за ним полиция, вероятно, ждала, когда он отправится домой. Они его задержат только в том случае, если он возьмет билет в другое место, не в Лос-Анджелес. Если он уедет из Пуэрто-Вальярта на два дня раньше, полиция Пасадены и Сьюзен Эйвери будут думать, что он не выдержал напряжения, и подкрадутся еще ближе. Лучше остаться. Лучше делать вид, что все в порядке. Представим, его арестуют в Лос-Анджелесе, когда он выйдет из самолета. «Почему вы покинули Мексику на следующий день после приезда?» Если он скажет, что у него совещание, Эйвери проверит, и они начнут докапываться, почему он солгал.

Я должен изображать из себя счастливого туриста и счастливого любовника, подумал он. За этой игрой выходные прошли быстро. После завтрака они поплыли на теплоходе в маленькую живописную бухту на юг от Пуэрто-Вальярта. Если бы за ними следила полиция, Гриффин заметил бы хвост. На палубе играл оркестр. Мексиканские пары танцевали, а американские туристы накачивались текилой и пивом «корона». Джун взяла Гриффина за руку и вытащила его на танцплощадку. Она купила ему две рюмки текилы и заставила двигаться под музыку. Он обожал ее за то, что она позволила ему затеряться в толпе. Он танцевал и был счастлив, что танцует. Круглолицые мексиканки в сандалиях на высокой толстой подошве прижимались к своим партнерам. Дети тоже танцевали. Американцы смотрели, а мексиканцы танцевали. Гриффин танцевал тоже. Он знал, что танцует плохо; алкоголь просто придал ему смелости, а то, что он не попадал в такт, не имело значения. Он двигался. Он целовал Джун и был счастлив. Он будет вспоминать этот день, сидя в тюрьме.

Они вернулись в отель, когда уже был вечер. Приняли душ и легли в постель, готовые заняться любовью. Но они устали – и уснули.

Гриффин проснулся первым. Было темно, на часах почти десять. Джун проснулась и смотрела, как он встал с постели и подошел к балкону. Полицейский опять стоял в саду.

Глупо делать вид, что он его не видит, подумал Гриффин, поскольку не заметить его было трудно. Лучше показать: гринго не так глуп, чтобы делать вид, будто мексиканцы невидимки. Полицейский смотрел на Гриффина. Гриффин кивнул. Полицейский наклонил голову. Это вселяло надежду, что если их арестуют, обращаться будут нормально.

– Я тебя люблю, – сказала Джун, вставая с постели. Она снова подошла к нему и обняла, положив подбородок ему на плечо. И повторила: – Я тебя люблю.

Гриффин гадал, как много известно полицейскому. Было ли ему поручено просто наблюдать – и сообщить, если они попытаются улизнуть в аэропорт? Или он смотрел на пару на балконе и видел двух убийц?

Что он скажет Джун? Он поймал руку, гладившую его грудь. Сжал ее пальцы, надеясь, что она примет этот жест за выражение любви, в которой он еще не был готов признаться. Она поцеловала его в ухо.

– Ну? – сказала она.

– Я тоже тебя люблю. Очень.

Полицейский закурил сигарету. Считала ли Джун, что он элемент романтической обстановки? Или она его даже не видела?

– Ты один из самых лучших мужчин, которых я встречала.

– Ты меня совсем не знаешь.

– Я не знаю, что бы я без тебя делала после смерти Дэвида.

– Я лишь выказал немного сочувствия.

– Иногда я думаю о том вечере, когда убили Дэвида, о том вечере, когда ты позвонил ему. А если бы ты погиб в тот вечер, если бы на тебя напали?

– Я припарковал машину на улице.

– А если бы нет? Если бы ты оставил машину на стоянке за кинотеатром, могли бы убить тебя, а не Дэвида. Такое могло случиться.

– Возможно. Это могло случиться и с кем-то другим. Ни со мной, ни с Дэвидом.

– Допустим, это случилось бы с тобой. Тебе не обязательно было приходить на похороны Дэвида, но ты пришел. Я точно знаю, что не пошла бы на твои похороны после одного телефонного разговора. Но в глубине души я чувствовала бы себя ужасно от мысли, что, не скажи я, что Дэвид поехал в Пасадену, ты не поехал бы туда и остался бы жив.

– Ты была бы лишь инструментом моей судьбы, а это от тебя не зависит.

– Но дело в том, что ты сделал больше, чем должен был. И я уважаю тебя за это. Действительно уважаю.

– От уважения до любви далеко.

– С тобой интересно, и ты богатый. Это тоже важно.

– Я думал – я толстый.

– Я тоже толстая.

Она снова поцеловала его в ухо. Полицейский ушел в сторону бара.

– Ты была влюблена в Дэвида?

– Да.

– Тогда, может быть, влюбляться в меня еще слишком рано.

– Я знаю. Но это то, что я чувствую, и мне наплевать, что могут подумать.

– Я не говорю о других людях. Я говорю, как трудно разобраться в своих чувствах после того, что тебе пришлось пережить. Это все очень сложно.

– Но ты ничего подобного не пережил, и ты только что сказал, что любишь меня. Что с этим будем делать?

– Мы не должны торопить события.

«Я чудовище, – подумал он. – Я худший на земле человек».

Когда они занимались любовью на этот раз, он полностью ее контролировал, до малейшего трепета, до малейшего изменения пульса. Он управлял ее наслаждением, прикасаясь к ней с немыслимой нежностью. Это его магнитное поле соприкасалось с ее магнитным полем, когда он улавливал кончиками пальцев малейший сдвиг и возвращал его обратно, чтобы накопить напряжение и потом выпустить его наружу. Ее дыхание служило ему индикатором. Она хотела тоже ласкать его, но он не позволял, отчего ее желание только росло. Тем не менее он говорил «нет».

– Почему? – спрашивала она, обливаясь потом; влажные волосы прилипли ко лбу, скрывая глаза с поволокой.

– Еще не сейчас, – отвечал он, суля надежду, как наркотик.

Он подумал о Бонни Шероу. Решила бы она, что он дьявол, раз так гениально занимается любовью с женщиной, которую сделал вдовой? Он и вправду был гениален. А как же иначе, если это последние выходные, которые он проводит с женщиной? Мог ли другой мужчина быть столь бескорыстен по отношению к женщине? Естественно, она его любила. Кто еще мог быть столь щедр? Он подумал: может быть, он занимается любовью, как женщина. Его пальцы творили чудеса, каждый действовал сам по себе, посылая Джун эскадроны любовников. Джун приняла темп, она умела не торопиться. Бонни всегда, казалось, думала о чем-то другом. Почему он никак не может ее забыть?

Воскресенье они провели в отеле и съели по огромному завтраку. Ели папайю с лаймом, яичницу с мексиканской колбасой, бобы и подрумяненные булочки. Пили кофе с шоколадом и корицей. Пошли на пляж и натирали друг друга лосьоном для загара. Взяли напрокат зонтик и спали под ним. Полицейские появлялись несколько раз, но Гриффина это больше не заботило. Он был в клетке, выход из которой находился в Калифорнии. Мексиканская полиция не могла его тронуть, они могли только наблюдать. Ну и пусть наблюдают, подумал он.

Они заказали обед на пляже – мягкие свернутые лепешки тако с рыбной начинкой, авокадо и лаймом. Потом вздремнули и пошли искупаться. Они провели в воде полтора часа, плавая на спине и шлепая ногами по воде вокруг буйков.

– Что это была за идея? – спросила она.

– Какая идея?

– Идея, которую ты хотел обсудить с Дэвидом.

Первый залп допроса? Это Сьюзен Эйвери ее подговорила? Он мог бы сказать, что забыл, но кто в это поверит.

– Я хотел обсудить его японский сюжет.

– Он всегда мне нравился, – сказала она. – Жаль, Дэвид так и не написал…

– Да.

Что он мог еще сказать?

Несколько минут молчания. Недалеко от берега проплывала яхта, и им помахали с борта. Джун лежала на спине и смотрела на туриста с парашютом, привязанного к катеру. Он парил над заливом на высоте многоэтажного дома.

– Мне кажется, я никогда еще не чувствовала себя такой беззаботной, – сказала Джун. – Ручаюсь, ты тоже.

– Наверное, ты права.

– Как долго это продлится?

– Мы уезжаем утром.

– Нет, я имею в виду – надолго ли мы сохраним это чувство?

– Пока не сойдет загар.

– Можно я кое-что спрошу?

– Конечно.

– Как получилось, что у тебя нет девушки?

– У меня она как бы есть. – Он хотел сказать Джун правду.

– Та, которая не смогла пойти на бал?

– Да.

– Она знает, что ты здесь со мной?

– Нет.

– Где она?

– В Лос-Анджелесе.

– Почему ты не с ней?

– Я сказал ей, что занят. Мы с ней не так Слизки, как прежде.

– Ты с ней встречаешься в понедельник вечером?

– Вряд ли. Мы постоянно строим планы, но никак не можем встретиться.

– Тогда не считается, что она твоя девушка.

– Ее друзья с этим не согласились бы. Наверно, и мои друзья сказали бы то же самое.

– Ты ей расскажешь об этих выходных?

– Не знаю.

– Почему не расскажешь?

– Я не знаю.

– Не похоже, что она действительно твоя девушка. Ты ее не любишь, так?

– По-моему, я говорил тебе, что люблю тебя.

– Мужчины часто говорят не то, что хотят.

– В тот момент я хотел сказать именно это.

– Мужчины часто так говорят, это их любимый довод.

– Я не люблю ее.

– Ты говорил ей, что любишь?

– Говорил, но давно.

– А она говорила, что любит тебя?

– Кажется, нет.

– Невероятно. Как можно забыть, что тебе сказали, что тебя любят.

– Да, однажды она сказала, что любит меня. Но потом мы расстались и долго не общались. Теперь снова общаемся.

– Но теперь ты встретил меня.

– Да.

Он тоже хотел бы задать несколько вопросов. Чего она ожидала? И почему Джун и Кахане не были женаты? Подходят ли Джун и Гриффин друг другу, потому что оба настороженно относятся к браку? Не из тех ли они, кто никому не доверяет? А может, ее вопросы слишком прямые? Не пыталась ли она выведать что-то у него? Не лучше ли не говорить ей правды? А может быть, какая-то клетка ее тела знает, что он убил Кахане, и она проверяла, готов ли он к судебному процессу? Этот вопрос он никогда не задаст. Но если он задаст другие вопросы, это будет все равно что сказать: «Хорошо, давай кое-что проясним, посмотрим, как мы можем бороться, давай проверим нашу любовь». Может быть, лучше отдать инициативу ей. Это самое малое, что он мог сделать.

Нужно было что-то сказать.

– Мне кажется, ты разочарована, что я оказался не святым, или что-то скрыл от тебя, или не сказал своей бывшей девушке, что я собираюсь в Мексику с другой женщиной. Я обычный парень. Поскольку у меня ответственная работа и дорогая машина и я умею носить смокинг и могу вызвать лимузин, все думают, что у меня все в порядке, но любовь кого угодно сбивает с толку. Я не исключение.

Их отнесло течением вдоль берега на милю. Джун бесцельно плескала по воде, словно скучающий ребенок, который ждет, чтобы ему велели перестать плескаться. Он обидел ее? Не хотелось бы. Она сердилась на него за то, что он скрывал ее от Бонни и Бонни от нее, и вместо того, чтобы разжигать гнев, он в очередной раз сделал себя героем здравомыслия. Она подплыла к нему и сильно толкнула, вызывая побороться. Потом зарычала, потому что злилась на него, на жизнь, на свое горе и потому что любила его. Потом она его поцеловала.

– Пошли, – сказала она, первой направляясь к берегу.

Ночью в постели он снова ласкал ее руками. Она потянулась к нему, но он не стал делать того, что она хотела. В этот раз она не спрашивала почему.

Утром по пути в аэропорт Джун не знала, что полицейская машина, следовавшая за ними от самого отеля, была их официальным эскортом. Когда после таможенного досмотра они сидели в зале ожидания, полиция не спускала с них глаз. Они пошли в магазин беспошлинной торговли, где Гриффин купил Джун духи, ее любимые, «Карл Лагерфельд». Он подумал, не купить ли духов для Бонни, но Джун была рядом. Он всегда может купить их в универмаге. Если у них будут одинаковые духи, он сможет переходить от одной к другой.

Потом они сели в самолет, а потом снова были в Лос-Анджелесе.