Текст книги "Аванпост"

Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЕНЕРАЛ, КОТОРЫЙ НЕНАВИДЕЛ СВОЕГО РЯДОВОГО

Я полагаю, войну назвали Пелопоннесской (начал Мейфлауэр), потому что противостояли людям инопланетяне, которые называли себя пелопоннесами.

Я служил в штабе ПЭКСа, то есть Пелопоннесского экспедиционного корпуса Содружества. Фактически был шофером, пилотом, денщиком и мальчиком на побегушках генерала Байглоу.

Байглоу производил впечатление, особенно если надевал парадный мундир. Медалями мог увешаться от груди до колен, так что всякий раз у него возникала одна и та же проблема: какие надеть и какие оставить в чемодане.

Войне на Пелопонне V предстояло стать лебединой песней генерала Байглоу: после ее победоносного завершения он намеревался выйти в отставку. Командовал генерал несколькими тысячами человек и ему поставили задачу навести на планете порядок. Но после того как добрая половина солдат и офицеров перешла на сторону противника, он понял, что с победой могут возникнуть проблемы.

– Что же, черт побери, происходит? – вопрошал он меня. – Люди не должны дезертировать! Ты бы дезертировал, если б я послал тебя на передовую?

– Думаю, что нет, сэр, – отвечал я. – Но ничего не могу сказать за остальных, сэр.

Он продолжал бушевать, потом открывал бутылку, выпивал ее, засыпал, а наутро выяснялось, что еще двадцать или тридцать человек ушли к врагам.

Наконец он решил, что неординарная ситуация требует неординарного решения, и связался с Ураганом Смитом. Уже тогда Ураган числился среди разыскиваемых преступников на пятидесяти мирах, за его голову назначили огромное вознаграждение, но генерал Байглоу обещал полностью амнистировать его, если тот прилетит на Пелопонн V и внесет перелом в ход войны. Ураган обдумал предложение генерала, попросил четверть миллиона кредиток вдобавок к амнистии и записался в армию, когда Байглоу согласился на его условия. Генерал послал за ним, как только Ураган ступил на землю Пелопонна, и он явился в штаб в своей обычной одежде, сшитой из шкур полярных животных различных планет.

– Почему ты не в форме? – спросил генерал.

– Я в форме, – ответил Ураган.

– Я хочу, чтобы ты надел военную форму.

– Вы наняли Урагана Смита. Это моя форма. По ней меня все узнают.

– В моей армии все носят военную форму.

Ураган повернулся и направился к двери.

– Рад нашему знакомству и удачи в войне.

Дверь охраняли шестеро вооруженных солдат, но ни один не попытался остановить его. Понятное дело, кому охота заступать дорогу Урагану Смиту.

– Подожди! – вскричал Байглоу.

Ураган обернулся.

– Хорошо. – Байглоу вздохнул. – Носи что хочешь.

– Благодарю, – ответил Смит. – Как скажете, так и будет.

– Я хочу, чтобы ты завтра утром отправился на фронт.

– И начал крушить инопланетян. Я знаю.

– Нет, я хочу, чтобы ты выяснил, почему мои люди дезертируют и переходят на сторону врага.

Ураган пожал плечами.

– Вы – босс. Но, будь моя воля, я бы сначала убил всех плохишей.

– Делай, что тебе говорят, – рявкнул генерал.

Ураган кивнул и шагнул к двери.

– Один момент, рядовой.

– Что теперь?

– Ты должен отдать честь.

– Я этого не делаю, – ответил Ураган. – Глупый обычай. – И вышел из кабинета.

– Наверное, я не все продумал, приглашая его, – сказал мне Байглоу. – Не думаю, что мне понравился этот человек.

– Он – один из лучших бойцов, сэр, – ответил я.

– Он умеет только грабить и убивать.

– Это армия, сэр. Здесь ему самое место.

Два дня мы его не видели. Большинство из нас склонялись к мысли, что армейская жизнь ему не понравилась и он покинул планету, но некоторые полагали, что он присоединился к перешедшим на сторону пелопоннесов. Но на рассвете третьего дня он появился в штабе.

– Я выяснил, почему дезертируют ваши люди, – объявил он. – Помимо очевидной, есть и другая причина.

– Очевидной? – повторил Байглоу.

– Они вас не любят, – пояснил Ураган. – И я их не виню. Но вторая причина более экзотичная. – Он выдержал паузу. – Вы когда-нибудь видели Пелопоннеса?

– Я видел их голографии. Большие, отвратительные насекомоподобные.

– Да и нет.

– Что ты хочешь этим сказать? – пожелал знать Байглоу.

– Они трансформеры.

– Пусть так, но как им удается запугать моих людей до такой степени, что они дезертируют? – спросил генерал. – В каких страшилищ они превращаются?

– Они превращаются совсем не в страшилищ.

– Тогда в кого?

– В ядреных обнаженных женщин. Ядреных, страстных, обнаженных женщин. Везде, кроме позиций шестого батальона, который укомплектован исключительно женщинами. Там они принимают облик богатых, элегантно одетых джентльменов, которые пьют мартини с водкой и обожают танцевать румбу.

– Но наши мужчины и женщины… э… распознав их, конечно же, понимали, что враг дурит им головы, и воздавали должное этим омерзительным насекомоподобным инопланетянам.

– Для того, чтобы выяснить, с кем нам приходится воевать, мне пришлось войти в контакт с одной из пелопонесов.

Генерал не смог подавить дрожь отвращения, пробежавшую по его телу.

– И?

Ураган ответил после паузы:

– Должен признать, что как женщина она не то чтобы очень. – Тут он улыбнулся. – Но для двенадцатиногого, четырехглазого насекомого она – фантастика.

– Ты так же мерзок, как и она! – взревел генерал.

– Выбирайте слова, когда говорите о моей невесте. – В голосе Урагана слышались угрожающие нотки.

– Убирайся! – приказал Байглоу. – Не хочу я больше этого слышать!

– Напоследок хочу вас предупредить. Людей-солдат на их стороне уже больше, чем на нашей. Если вы в самое ближайшее время не покинете Пелопонн V, я думаю, они могут перейти в наступление.

– Это мерзко и отвратительно!

– Вы так думаете? Подождите, пока они вспорют вам живот и отложат там несколько тысяч яиц. Вот что действительно мерзко и отвратительно.

– Да как вы можете уйти с таким существом? – пожелал знать Байглоу.

– Красота – это лишь внешняя оболочка, – ответил Ураган Смит, уже выходя за дверь. – А вот уродство, оно может занимать все нутро, даже душу.

Я никак не мог забыть слова Урагана, и когда до меня дошла весть о том, что Ланс Стерлинг вербует добровольцев, я занял корабль и полетел к нему. Больше на Пелопонн я не вернулся.

* * *

– Я прибыл туда после отбытия Урагана Смита, – продолжил Макс.

– А я появился там после Макса, – добавил Могильщик. – Так что пусть он рассказывает вторым.

– Логично. – Макс приложился к бутылке. – Ситуация к моменту моего прибытия только ухудшилась.

– Генерал Байглоу все еще командовал экспедиционным корпусом? – спросил Катастрофа Бейкер.

– Конечно. Это была его последняя кампания, так что он не мог покинуть планету, не уничтожив всех пелопоннесов… разумеется, тех, кого смог бы отличить от обнаженных дам.

– Должно быть, очень интересная работа, отделять одних от других, – вставил Бейкер.

– Я и Бог с ней, конечно же, справились бы, – уверенно заявил преподобный Билли Карма.

– Я могу предложить несколько тестов, которые выявили бы отличия, – добавил Маленький Майк Пикассо.

– С эстетикой в отличие от вас у генерала было плохо, – ответил Макс. – Он отослал женщин домой, дождался, пока последняя из них покинула планету, а потом приказал стрелять по всему, что даже отдаленно напоминало женщину.

– Эффективно, – признал Маленький Майк. – Надо отдать ему должное.

– Расточительно, – высказал свое мнение Бейкер.

– Так как же закончилась война? – спросил Бард, не отрываясь от блокнота.

– Не так, как ты мог бы ожидать, – ответил ему Макс Три Ствола.

– Расскажешь ты нам или нет? – настаивал Бард.

– А ты попробуй помешать ему, – усмехнулся Бейкер.

РЯДОВОЙ, КОТОРЫЙ НЕНАВИДЕЛ СВОЕГО ГЕНЕРАЛА

К тому времени, когда я завербовался на эту войну (начал Макс), моральный дух упал ниже некуда. Пелопоннесов не убавилось, но всех женщин отослали домой, так что у большинства солдат, еще не перешедших на сторону противника, нервы были на пределе.

Генерал Байглоу начал терять надежду на победу и в отчаянии дал знать, что ищет наемников.

* * *

– Он действительно был в отчаянии, если согласился нанять тебя! – загоготал Сидящий Конь.

– Ты думаешь, мне не приходилось убивать инопланетян? – с угрозой спросил Макс.

– О, мы понимаем, убить инопланетянина для тебя – пустяк, – ответил Неистовый Бык. – Просто нам представляется, что ты и воинская дисциплина несовместимы.

* * *

Тогда я вас удивлю (продолжил Макс). Я оставался трезвым, не приводил инопланетных леди-трансформеров в казарму, какими бы аппетитными они ни казались, помнил о том, что надо отдавать честь, даже изредка застилал койку. Офицеров я ненавидел, поэтому настоял на том, чтобы в армию меня взяли рядовым, пусть и платили мне больше всех, за исключением генерала.

Надо сказать, генерал Байглоу мог бы использовать сорок или пятьдесят наемников моего калибра или пару дюжин таких, как Ураган Смит. Но пошли разговоры о том, что, во-первых, дела у генерала идут неважно, а во-вторых, он выслал с планеты всех женщин. Поэтому, пусть он и предлагал отличное вознаграждение, желающих заменить людей, которых он терял каждый день, не находилось.

Наконец он решил бомбить позиции и тылы пелопоннесов, чтобы ни один из нас не мог напрямую контактировать с этими инопланетянками. Конечно же, линия фронта постоянно менялась, их войска находились в непрерывном движении, так что мы просто сбрасывали бомбы и надеялись, что они достигали цели.

Довольно быстро они сообразили, что до рукопашной дело не дойдет, доставили на передовую дальнобойные молекулярные деформаторы и начали превращать воздушные корабли в желе. Очень скоро известие об этом достигло Нового Вегаса и там начали делать ставки на то, сколько из нас сможет после вылета вернуться на базу. Поначалу мы бомбили вражеские позиции раз в день, но потом этот кретин Байглоу, несмотря на большие потери, увеличил число вылетов до двух.

* * *

– Да, – кивнул О’Грейди, – я это помню. Ставишь три доллара, получаешь пять.

– Ты ставил на нас? – спросил Макс.

– На вас? – переспросил О’Грейди. – Ни в коем разе. Вас же то и дело сбивали. Как любой умный игрок, я ставил с тем чтобы выиграть.

* * *

Не могу тебя в этом винить (продолжал Макс). Черт, если б я мог поставить деньги на пелопоннесов, сделал бы это не задумываясь. Поверьте мне, мы все с содроганием думали о ежедневных утренней и вечерней встречах с этими деформаторами. Мы умоляли генерала изменить стратегию, но наземных войск у него не осталось и он отказывался как признать поражение, так и провозгласить победу и убраться с Пелопонна V к чертовой матери. Поэтому мы продолжали летать на бомбежку.

К началу четвертой недели я остался единственным действующим пилотом. Остальных убили или ранили. Начинал он с четыреста шестью воздушными кораблями и таким же числом пилотов, теперь же у него оставались сорок два корабля и один пилот, я, остальные дезертировали или выбыли из строя, большинство насовсем, некоторые – надолго. Я опять пошел к генералу Байглоу и заявил, что пришла пора придумать что-то новенькое, потому что прежняя стратегия провалилась.

Но от него требовали победы, при этом никто не посылал ему ни людей, ни технику, и располагал он только мною и парой взводов пехотинцев, которых не решался послать против врага, потому что с близкого расстояния враги выглядели совсем не врагами, а соблазнительными бабенками.

Мне, конечно, все это не нравилось, но он предложил удвоить мое жалованье, вот я и согласился еще на один вылет.

С трудом мне удалось вернуться на базу, и только я заказал себе пива в офицерском клубе, как появился Байглоу и сказал, что я должен вновь подняться в воздух.

– Вы уж не обижайтесь, генерал Байглоу, сэр, – ответил я, – но не пойти ли вам на хрен.

– Кроме тебя, у меня никого нет! – рявкнул он. – Я не могу проиграть мою последнюю войну.

– Видите воздушный корабль? – Я указал в окно. – Залезайте в кабину, и вперед.

– Я – генерал, – напомнил он. – И не могу непосредственно участвовать в боевых действиях. Для этого у меня есть ты.

– Меня больше нет. Я подаю в отставку. Найдите какого-нибудь другого идиота.

– Они все дезертировали.

– Все до одного? – спросил я.

Он кивнул.

– Вы хотите сказать, что я сбрасывал бомбы на наших людей?

– Они уже не наши. Они перешли на сторону врага.

Я их понимал. Враг наверняка кормил их лучше, а судя по тому, что говорили об Урагане Смите и его даме, по ночам они не могли пожаловаться на холод и одиночество.

Так вот, мы препирались большую часть второй половины дня. Я говорил, что больше не хочу служить мишенью для пелопоннесов и не хочу сбрасывать бомбы на своих, он твердил, что не собирается сдаваться или начинать мирные переговоры, а тот, кто трахает самку насекомого, независимо от того, как она выглядит снаружи, не может считаться своим. Наконец солнце покатилось к горизонту, мы по-прежнему не могли договориться, потому что договариваться было не о чем, но внезапно он выхватил лучевик, нацелил на меня и объяснил, что я еще могу выжить, пусть шансы невелики, если отправлюсь бомбить позиции пелопоннесов, а вот если откажусь, то шансов на спасение не будет никаких, потому что выстрел из лучевика с расстояния в шесть дюймов смертелен на все сто процентов. Оспаривать такой аргумент смысла не имело.

– Я полечу, – кивнул я. – Но при условии, что это будет последний вылет.

– Согласен, – ответил он. – И в подтверждение моих слов мы загрузим в твой воздушный корабль все бомбы, оставшиеся на базе.

Еще несколько минут мы спорили насчет бонуса, полагающегося мне за этот полет, а поскольку я не доверял ему, он перевел оговоренную сумму в мой банк на Биндере X до того, как я поднялся и направился к воздушному кораблю.

– Не будете возражать, если я сам выберу цель? – спросил я, поднимаясь по трапу.

– Нет, конечно. Только помни, надо сбросить все бомбы и поставить весомую точку в нашей благородной борьбе.

– Будет исполнено. – С тем я и закрыл фонарь кабины.

Оторвав воздушный корабль от взлетной полосы, я поднялся на высоту пять тысяч футов и направился в сторону вражеских позиций.

И вот какие мысли пришли мне в голову. Я не считал своими врагами ни пелопоннесов, ни людей, перешедших на их сторону. Возможно, познакомившись с пелопоннесами ближе, я бы изменил свое мнение о них, но я с ними не встречался. Зато хорошо знал генерала Байглоу.

Поэтому развернул воздушный корабль, лег на обратный курс и сбросил все бомбы на базу, поставив весомую точку в нашей борьбе.

Оценили это все, за исключением генерала Байглоу.

* * *

– Как-то не вяжется, – покачал головой Большой Рыжий.

– Что не вяжется? – воскликнул Макс Три Ствола. – Каждое мое слово – чистая правда, разве что я где-то что-то чуть приукрасил.

– Я не понимаю, каким ветром занесло туда Могильщика Гейнса, если ты закончил войну?

– А почему не спросить его? – Макс, рассказав свою часть истории, похоже, полностью потерял интерес к Пелопоннесской войне.

Большой Рыжий повернулся к Могильщику.

– Ну?

СЕРЖАНТ, КОТОРЫЙ НЕНАВИДЕЛ ВСЕ

Я прилетел туда не для того, чтобы участвовать в войне (начал Гейнс). Я тогда был охотником за головами – не солдатом.

Большую часть года я провел в поисках Чокнутого Джесса Умлкинса. Он убил больше тридцати мужчин в Монархии, а также немало женщин, детей, собак, кошек и инопланетных домашних зверушек. Узнав, что я охочусь за ним, он удрал в Пограничье. Я лишь на день разминулся с ним на Рузвельте III, он только на полчаса опередил меня на Дальнем Лондоне.

Оттуда отправился в звездное скопление Альбион, изменил внешность и завербовался сержантом на Пелопоннесскую войну – решил спрятаться на поле боя.

К тому времени, когда я добрался до Пелопонна V, война закончилась. На месте базы экспедиционного корпуса зияла огромная воронка…

* * *

– Теперь зовите меня Макс Меткий Стрелок! – загоготал Макс. – Если я хочу куда-то попасть, то никогда не промахиваюсь.

Я едва подавил желание попросить механического уборщика мужского туалета рассказать, всегда ли Макс попадает в цель, но меня больше интересовала история Могильщика, и я промолчал.

* * *

Короче (продолжал Гейнс), я не мог найти никаких признаков жизни… но, зная способности Чокнутого Джесса, понимал, что убить его несколько сложнее, чем большинство людей, поэтому решил как следует обшарить планету.

Выяснил, что люди в основном живы и давно уже заключили мир с пелопоннесами, чего не удалось их главнокомандующему. Поначалу я подумал, что они, сами того не желая, готовят почву для новой войны, за тех пелопоннесских женщин, с которыми они жили, но потом узнал, что каждая самка-пелопоннес в год откладывает порядка десяти миллионов яиц, поэтому никто из самцов-пелопоннесов не будет возражать против того, что несколько сотен самок решили жить с прежними врагами.

Кстати, мужчин в большинстве своем решили вернуть на планеты, населенные людьми, поскольку их подругам было гораздо проще сойти за женщин, чем им – за насекомых. После официального завершения войны Монархия согласилась отстроить планету заново и не жалела денег на пелопоннесов. Даже выделила необходимые средства на переезд мужчин с их подругами на другие планеты.

Я проверил каждого из отъезжающих мужчин, но Джесса среди них не нашел. А выдать себя за другого очень нелегко, если веса в тебе четыреста фунтов, на одном глазу черная повязка, а зубы сплошь железные.

Обнаружил я его несколько дней спустя, в пещере на склоне горы. Он по-прежнему носил сержантскую форму. Я подождал, пока он отправится за хворостом, и удивил, выйдя навстречу из пещеры, когда он вернулся.

– Привет, Джесс. – Я направил на него глушак.

– Или стреляй, или прочь с дороги, – пробурчал он, не замедляя шага. – У меня полно дел.

– Заткнись и послушай меня. За твою голову назначено вознаграждение в миллион кредиток. Я делаю тебе то же предложение, что и всем, на кого охотился: заплати мне миллион, и можешь уйти отсюда, как свободный человек.

– Хорош слуга закона, – фыркнул он.

– Я не слуга закона, – ответил я. – Считай меня независимым подрядчиком. Я верен только тому, кто платит.

– Миллиона у меня нет, – ответил Чокнутый Джесс. – А если бы и был, я бы тебе все равно не заплатил.

– Ты потратил все деньги, полученные за убийства всех этих мужчин и женщин?

– Никто мне ничего не платил. Мне нравится убивать людей.

– Понятно. – Я огляделся. – Сообщников у тебя тут нет?

– Ты про этих трясущихся от страха перебежчиков?

– Ты говоришь про всех дезертиров в целом или только про тех, кто тебе не нравится?

– Мне они все не нравятся.

– А как насчет женщины?

– Мне они ни к чему. И потом, их всех давным-давно отправили домой.

– Я про пелопоннесов.

– Я ненавижу насекомых! – взорвался он. – А особенно ненавижу насекомых, которые выглядят, как женщины!

В таких вот разговорах мы провели полчаса, по истечении которых я так и не узнал, что же ему нравится. Он ненавидел мужчин, ненавидел женщин, ненавидел детей, армию, государство, инопланетян. Терпеть не мог собак, кошек, птиц.

Я предложил ему выпить, пытаясь определиться, как мне поступить: убить на месте или взять с собой, чтобы он пошел под суд. Он глотнул, выплюнул, отшвырнул фляжку.

– Я ненавижу пойло!

– Это настоящий сигнианский коньяк!

– Что ты понимаешь в коньяках, говнюк?

Дилемма передо мной стояла серьезная. Пристрелить и везти тело через треть галактики, когда от него уже воняло. С другой стороны, оставить в живых и всю дорогу его слушать, а я понимал, что больше чем на час меня не хватит, и я все равно его убью.

Но, к счастью, меня осенило.

Я поднялся, нацелив на него глушак, велел войти в пещеру.

– Прощай, Джесс.

Он недоверчиво таращился на меня.

– Я большую часть жизни был охотником за головами. Имел дело со всяким отребьем. И должен тебе сказать, более мерзкого типа, чем ты, мне встречать не доводилось.

– Ты не собираешься меня убивать? – спросил он.

– Нет.

– И не возьмешь с собой?

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что я пришел к заключению, что не будет для тебя худшего наказания, чем оставить на планете, населенной гигантскими насекомыми, которые любят тебя не больше, чем ты – их. Прежде чем улететь, я расскажу им, где тебя найти, объясню, насколько ты опасен, чтобы никто не появлялся поблизости в одиночку и без оружия.

– Ты не можешь этого сделать! – заревел он. – А как же твое вознаграждение?

– Я решил, что самое лучшее мое вознаграждение – воспоминания о том, где тебе придется торчать до конца своих дней, – ответил я.

И отбыл.

* * *

– Люблю я истории о смерти и резне! – воскликнул преподобный Билли Карма. – Они такие религиозные, если вы понимаете, о чем я.

– Ты хоть вернулся, чтобы узнать, что стало с Чокнутым Джессом? – спросил Макс.

Могильщик покачал головой.

– Насколько я знаю, он все еще там, живет на фруктах и ягодах, иногда съедает червя, чтобы пополнить запасы белка. – Он улыбнулся, такое случалось с ним не чаще, чем раз в месяц. – Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Просто удивительно, что вы трое участвовали в этой войне и ни разу не встретились, – заметил Бард.

– Я не участвовал, – напомнил Могильщик. – Прилетел туда, когда война уже закончилась.

– А сколько она длилась от начала и до конца? – спросил Бард.

– Чертовски долго, – ответил Макс. – Хотелось бы мне добраться до тех, кто решил, что ее надо начинать. – Он задумался. – Едва ли идея принадлежала генералу Байглоу. Он хотел вырваться оттуда больше других.

– Кто знает? – пожал плечами Маленький Майк. – Но, с другой стороны, уже тысячи лет так повелось: одни придумывают войны, а потом отправляют других сражаться на них.

– Вот тут возникает интересный вопрос, – вставил Никодемий Мейфлауэр.

– Да? – вскинул брови Маленький Майк. – И что это за вопрос?

– Кто придумал самую первую войну?

– Черт, да кто вообще что придумал? – воскликнул Катастрофа Бейкер. – Нет никакой возможности это узнать. Скорее всего какой-нибудь пещерный человек с дубиной.

– Это не совсем так, – поправил его Бард. – О большинстве изобретений имеются подробные сведения. Все задокументировано.

– Правда?

– Абсолютно. Не верь мне на слово. Спроси Эйнштейна.

– Спросить его? – повторил Бейкер. – Да я понятия не имею, как дать ему знать о моем присутствии. Разве что воткнуть в него булавку.

– Просто задай вопрос. – Большой Рыжий достал из кармана компьютер. – Я его передам.

– Я не представляю себе, о чем спрашивать, – пробурчал Бейкер, на пару секунд задумался. – Пусть расскажет нам о некоторых самых важных изобретениях.

Большой Рыжий прошептал вопрос компьютеру, постучал по экрану. Мгновением позже зажужжал компьютер Эйнштейна и начал печатать ответ.

– Ну? – спросил Бейкер у Большого Рыжего, всматривающегося в экран.

– Домариец по имени Каббис Коба изобрел процесс поедания пищи три миллиарда двадцать семь лет тому назад, в воскресенье утром, в четверть десятого, – озвучил текст Большой Рыжий. – Процесс получил очень широкое распространение, потому что раньше люди не знали, что делать со ртами все то время, когда они не разговаривали, и быстро перекинулся на другие планеты. – Он помолчал, глядя на маленький экран. – Вот еще одно. Моисей не только привел свой народ из рабства к Земле Обетованной, но и изобрел первый десерт. Насчет рецепта у Эйнштейна есть сомнения, но вроде бы в его состав входили инжир, мед и взбитые сливки.

– Ничего глупее за всю свою жизнь я не слышал, – фыркнул Бейкер. – Хотя чего только не наслушаешься в барах.

– Наверное, ты не прав, – заметил Аргиль. – Если человечество не систематизирует свою историю, сие не означает, что остальные тоже этим не занимаются.

– О какой истории ты ведешь речь? – пренебрежительно спросил Бейкер.

– Мой предок, Куиллот Тариот Третий, самолично изобрел чих.

– Чих не изобретают, – отрезал Бейкер. – Чихают, и все дела.

– Да, но кто-то должен был чихнуть первым.

– Я в это не верю.

– Ладно, – согласился Аргиль. – Тогда кто, по-твоему, изобрел чих?

– Откуда мне знать?

– Ха! – торжествующе воскликнул Аргиль. – И я повторяю: Ха!

– Это достижение, – вставил Неистовый Бык.

– Благодарю, – откликнулся Аргиль.

– Разумеется, наш народ изобрел каламбур и контекст, а также ссылку.

– И цвета, – добавил Сидящий Конь. – Не забывай – мы изобрели и цвета.

– И чертовски хорошо, что изобрели, – кивнул Неистовый Бык. – Вы и представить себе не можете, каким унылым местом была Вселенная до изобретения цветов. Совсем как черно-белый голоэкран, только побольше размером.

– Она и потом оставалась унылой, – встряла Сахара дель Рио. – До тех пор, пока мой народ не изобрел пения.

– Твой народ изобрел что? – в изумлении переспросил Неистовый Бык.

– Хочешь, чтобы я продемонстрировала?

– Естественно.

Она тут же взяла высокое ля, и шесть моих хрустальных стаканов разлетелись вдребезги.

– Ну, может, мы и не изобрели пение, – подал голос Адский Огонь ван Винкль, – но готов спорить, что изобретение йодля – это наше.

– Интересно, кто изобрел азартные игры? – промурлыкал О’Грейди. – Вот уж ради чего стоит жить.

– Одну минуту, – прервал дискуссию Большой Рыжий. – Еще одно сообщение от Эйнштейна.

Мы все замолчали, дожидаясь продолжения.

– Он говорит, что мы все не правы. Пение, цвета, азартные игры и йодль – это хорошо, но есть только одно изобретение, ради которого действительно стоит жить.

Все молчали, зная, что Эйнштейн никогда не ошибается.

– Он собирается рассказать нам о нем? – спросил Макс.

– Да, – кивнул Большой Рыжий, не отрывая глаз от экрана. – Уже рассказывает.