Текст книги "Аванпост"

Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

КОРОТКАЯ ЗВЕЗДНАЯ КАРЬЕРА МЕЙДЖИКА АБДУЛ-ДЖОРДАНА

Никто не знает его настоящего имени (начал Большой Рыжий), да это и не важно, потому что ему не исполнилось и десяти лет, когда его переименовали в Мейджика Абдул-Джордана, в честь трех величайших баскетболистов древности. В кольцо он попадал с любой точки, а как прыгал! Скоростью не уступал денебийскому ласкакоту и постоянно оттачивал свое мастерство.

В двенадцать лет он дорос до семи футов и его семья перебралась в звездную систему Делфини, где еще играли в баскетбол на большие деньги. Наняли ему личного тренера и в тринадцать лет он стал профессионалом.

Первый раз я услышал о нем во Внешнем Пограничье. Среди спортсменов много говорили о пятнадцатилетнем вундеркинде восьми футов роста, который в прыжке мог поймать мяч на высоте в два раза большей. А еще через год или два его команда снялась с соревнований и отправилась в показательное турне по Внешнему Пограничью. И везде Мейджик Абдул-Джордан собирал полные залы. Не думаю, что молодой человек за время своих выступлений хотя бы раз увидел в зале пустое кресло.

Никто не понимал, как такое может быть, но парнишка продолжал расти. В семнадцать его рост достиг девяти футов и пришлось изменить правила, чтобы сохранить в игре состязательный элемент. Корзины подняли на пятнадцать футов, и в каждой четверти он мог положить сверху лишь два мяча. Третий и последующие наказывались техническим фолом.

Его это не волновало. Он с прежним трудолюбием отрабатывал броски и финты. Мне довелось сыграть против него на Рагитуре II, когда ему только-только исполнилось двадцать. К тому времени уже ни одна закрытая арена не могла вместить всех желающих увидеть его, поэтому все игры проходили на открытых стадионах. Я думаю, в тот день посмотреть на его игру пришли двести тысяч людей и порядка ста тысяч инопланетян.

Когда он вышел на площадку, я просто не мог поверить своим глазам. Ростом почти в двенадцать футов, двигался он с грацией танцора. Этот парень забросал бы мячами корзину, даже если бы ее подняли на двадцать футов., а скорость позволяла ему возглавлять каждую контратаку.

В нашей команде я считался лучшим игроком, так что мне выпала честь держать Мейджика. По измененным правилам его соперники имели право на десять фолов. Свой лимит я исчерпал за шесть минут, и за это время он записал на свой счет тридцать семь очков. По окончании игры я подошел к нему и попросил автограф. Такого со мной не случалось ни до, ни после.

Он был славным, скромным молодым человеком, и все предрекали ему великое будущее. Вот и я следил за его карьерой, хотя больше нам встретиться не довелось.

Следующую весточку о нем я получил чуть больше года спустя. Он вымахал уже на четырнадцать футов и поиски очередного соперника его команде требовали все больших усилий. Правила все меняли, а он продолжал расти. Наконец кольца подняли так высоко, что он уже не мог положить мяч сверху, но зато другие игроки не могли добросить мяч до корзины.

Прошел еще год, его рост составлял уже восемнадцать футов, а он продолжал расти. Для него пришлось строить специальный корабль, но тут одна команда за другой стали отменять игры. Причины приводились разные, но суть от этого не менялась: никто просто не хотел играть против него. Рост и мастерство Мейджика Абдул-Джордана не оставляла его соперникам ни малейшего шанса на победу. В результате над его командой нависла угроза банкротства и с ним разорвали контракт.

Больше бедолагу никто не видел. И теперь всякий раз, когда я слышу о действительно высоком баскетболисте средних лет, играющем в какой-нибудь третьеразрядной лиге, я лечу через всю галактику, чтобы посмотреть, он ли это, но неизменно вижу какого-то парня семи футов роста, уже начавшего лысеть.

Вот тебе и ответ на вопрос, почему ты никогда не видел и не слышал о нем. Но, поверь мне, ни один человек, которому довелось увидеть Мейджика Абдул-Джордана в игре, не забудет его до конца своих дней. Возможно, он и сейчас где-то тренируется, как гора, возвышаясь над землей, отрабатывает броски, ждет и надеется, что его позовут на одну последнюю игру, чтобы он мог привести в восторг новое поколение.

Но, разумеется, никто его не позовет.

* * *

Закончив рассказ, Большой Рыжий достал из кармана белый платок, шумно высморкался.

– Этот человек действительно существовал? – спросил Макс Три Ствола.

– Я же только что об этом сказал, не так ли?

– Я подумал, а может, ты все выдумал. Впрочем, существовал он или нет, история хорошая.

– Хорошая, – согласился Большой Рыжий. – Но если я ее выдумал, то он забросил бы за всю игру только три мяча, а я получил один фол.

– Логично, – кивнул Катастрофа Бейкёр. – Если бы историю выдумал я, вы бы услышали от меня именно эти слова.

– Наверное, это самый знаменитый спортсмен, о котором никто не слышал, – ввернул Макс.

– Именно так, – сказал Большой Рыжий. – Так что я сыграл против двух величайших спортсменов, самого неизвестного и самого известного.

– Ты играл против Макферсона? – с сомнением спросил Макс.

– А ты слышал о более известном спортсмене? – вопросом на вопрос ответил Большой Рыжий.

– Слушай, помнится, я полетел в звездную систему Пиластер, чтобы посмотреть на него! – На лице Никодемия Мейфлауэра заиграла ностальгическая улыбка.

– Даже я слышал о нем, – добавил Катастрофа Бейкер, – а ведь у меня, со всеми этими Королевами Пиратов и Девами Храма совершенно нет времени, чтобы следить за детскими играми. – Он помолчал. – Старина Железная Рука. – Он повернулся к Большому Рыжему. – А что с ним стало?

– Вообще-то эту историю должен рассказывать Эйнштейн, – ответил Большой Рыжий. – Но поскольку он говорит лишь на языке цифр и никому не понятных символов, я расскажу ее за него.

И рассказал.

ПИТЧЕР МАКФЕРСОН ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА

Я помню, как он, еще мальчишка (продолжил Большой Рыжий), начинал карьеру профессионального бейсболиста в звездном скоплении Квинтал. Говорили, что быстрее его двуногого существа нет и он побьет все рекорды бейсбола.

Я где-то даже обиделся, потому что и сам бегал очень даже быстро, до того, как раздробил левую коленную чашечку и сломал правое бедро в моем предпоследнем сезоне смертобола. Готов спорить, вы этого не знаете, но я взял свое имя от двух самых знаменитых скаковых лошадей, Солдата и Секретариата. Обоих пресса окрестила Большой Рыжий. Так вот, я решил выяснить, так ли быстр этот Макферсон? Не преувеличивает ли пресса.

Надо признать, пресса ничего не преувеличивала. Он творил чудеса. Соперники не успевали и глазом моргнуть, а он уже завершал круговую пробежку. Дело шло к полному разгрому, когда все и произошло. В очередной раз миновав первую базу, он споткнулся и упал, держась за колено. Я сразу понял, что больше рекордов скорости не будет.

Я уже и думать о нем забыл, но спустя пару лет узнал, что он вернулся и снова устанавливает рекорды: после каждой игры на его счету прибавлялось не меньше одной круговой пробежки. Конечно, я вновь полетел взглянуть на него. С первым питчером он разделался без труда, как и с двумя следующими.

Тогда против него выпустили Мейлона-с-Прищуром. Старина Мейлон крепко обижался, если кто-то играючи расправлялся с его товарищами по команде, поэтому бросил мяч чуть выше, чем следовало, и он просвистел рядом с подбородком Макферсона. Надо отдать парню должное, он и бровью не повел, стоял как скала. Второй мяч Мейлон направил точно в голову парня. Он дернулся слишком поздно, все услышали чавкающий звук, когда мяч угодил точно в глазницу, я понял, что с искусственным глазом, который, конечно же, по характеристикам уступал настоящему, ему уже не удастся выйти на нынешний уровень, и искренне пожалел талантливого парня. На моих глазах ему второй раз катастрофически не повезло.

Больше я о нем, не вспоминал, но четыре года спустя пошли разговоры о питчере, который бросает мяч с невероятной скоростью, и бэттеры просто его не видят, не говоря уж о том, чтобы отбить. Звался этот питчер Макферсон Железная Рука, и я, понятное дело, задался вопросом, а не имеет ли он отношения к тому парню, невероятно талантливому, но очень уж неудачливому.

Конечно, с такой игрой он не мог оставаться в заурядной команде, его контракт продали в Космическую лигу и скоро он уже играл за «Делуросских демонов», фаворитов лиги.

Я тогда выступал за «Спику II». Мы победили в нашем дивизионе и в серии плей-оф вышли на «Демонов». Отправились на Делурос VIII, где я и увидел Макферсона Железную Руку. Конечно же, это был тот самый парень. Я решил, что с той травмой колена и искусственным глазом он не столь уж силен, так что нам удастся с ним справиться.

Я – лучший в команде бэттер, поэтому первым выхожу на поле. Готовлюсь к приему мяча, Железная Рука замахивается, бросает, и я только успеваю услышать, как мяч шмякается о перчатку кэтчера. Судья засчитывает бросок, а я могу лишь поклясться, что не видел мяча с того самого момента, как он покинул ладонь Макферсона.

Второй бросок, и вновь я не вижу мяча, третий, и я ухожу с площадки, осознав, что все, что я слышал о Макферсоне Железной Руке, – чистая правда.

В седьмом иннинге, когда я в третий раз выхожу против него, он посылает мяч чуть выше, на уровне моего лица. Я его опять не вижу, только слышу посвист, в отвращении бросаю биту на землю и иду к скамейке запасных.

– Эй, Рыжий, – говорит мне судья, – у тебя еще две попытки.

– Обойдусь, – отвечаю я.

– Ты собираешься продолжить игру?

– Нет, – отвечаю я. – Как я могу попасть по тому, чего не вижу?

– Ладно, удаляю тебя с поля! – кричит судья, и я отправляюсь в душевую.

Меня это вполне устраивает – все лучше, чем чувствовать себя круглым идиотом на поле.

Мы все вздыхаем с облегчением, когда игра заканчивается, в надежде, что теперь увидим Макферсона Железную Руку только через пару дней, но и в следующей игре, на другой день, он занимает круг питчера.

Короче, через пятьдесят два часа после начала плей-оф мы проигрываем 0:3, до вылета из розыгрыша остается одна игра, и никто из нас еще не побывал даже на первой базе. Макферсон не выказывает ни малейших признаков усталости, мячи по-прежнему летят, как из пушки, местные газеты пишут, что средняя скорость полета составляла 287 миль в час, а рекордная – 303 мили.

В тот вечер, топя печаль в баре отеля и размышляя, чем занять себя в период межсезонья, который, судя по всему, начинался у меня с завтрашнего дня,, я замечаю Эйнштейна, который сидит в одиночестве, изредка прикладывается к стакану и что-то записывает на компьютере. Я видел его голографии и думаю, если кто может мне помочь, так только он. Подхожу, представляюсь.

Он не реагирует, а кто-то говорит мне, что он глух, слеп и нем. Я спрашиваю, а как же с ним общаются, и мне объясняют, что мой компьютер должен связаться с его компьютером, и тогда он мне ответит.

Я иду к регистрационной стойке, беру напрокат карманный компьютер, возвращаюсь в бар и прошу передать компьютеру Эйнштейна, кто я такой и как я восхищаюсь Эйнштейном, а потом добавить, что у меня возникли осложнения и мне нужна его помощь.

Он пробегается пальцами по клавишам своего компьютера, и тут же подает голос мой: «В чем, собственно, проблема?»

Я спрашиваю, знает ли он что-нибудь о бейсболе, он отвечает, что знания у него минимальные, и я рассказываю, с чем мне пришлось столкнуться, что этот Макферсон может придать мячу скорость 303 мили в час, а я не вижу мяча даже когда его скорость составляет 287 миль.

Он что-то просчитывает в уме, проверяет точность расчетов на своем компьютере, посылает мне следующее сообщение: «Человеческая рука не способна бросить бейсбольный мяч со скоростью, превышающей 127,49262 мили в час».

– Может, и так, – соглашаюсь я, – но замеренная скорость мяча после его броска более чем в два раза выше.

– Вывод очевиден, – отвечает Эйнштейн. – Бейсбольный мяч брошен не человеческой рукой.

И внезапно мне открывается истина. В результате травм у парня появились искусственные колено и глаз. Так чего ему не купить протез руки до того, как воспалились бы сухожилия или локтевой сустав? А если уж ставить протез, почему не остановить свой выбор на том, что своими характеристиками превосходит человеческую руку? Благо, наука позволяет.

Придя к этому выводу, я сообщил Эйнштейну, что он, безусловно, прав, но мне от его правоты пользы никакой, поскольку какой бы ни была рука Макферсона, никто не может отбить брошенный им мяч.

– Это интересная проблема, – ответил Эйнштейн, начал набивать цифры и символы и скоро его пальцы летали над клавиатурой едва ли не так же быстро, как и брошенные Макферсоном мячи. По прошествии пяти минут пальцы остановили свой бег, а на лице Эйнштейна заиграла довольная улыбка.

– Ты еще здесь? – спросил его компьютер.

– Да.

– Я собираюсь передать в твой компьютер сложную химическую формулу. Утром распечатай ее и отнеси в лабораторию местного университета, только там есть все необходимые ингредиенты. Пусть приготовят состав, точно выдержав все соотношения, и поместят в титановую пробирку. Этим составом намажешь биту.

– А что потом? – спросил я.

– Не споткнись на третьей базе, завершая круговую пробежку.

Я его поблагодарил, хотя и не верил, что какой-то мазью можно остановить Макферсона. Утром пошел в лабораторию, выполнил все указания Эйнштейна, получил титановую пробирку, а за час до игры втер ее содержимое в мою биту.

Увидев Макферсона в круге питчера, я без особой радости вышел на поле, потому что в противном случае меня просто бы удалили до конца игры. Встал на базу и приготовился отбивать мяч.

Макферсон размахнулся и бросил его. Что произошло потом, я, честно говоря, так и не понял, но услышал, как что-то грохнуло, будто пистолетный выстрел, и внезапно мяч полетел на левую трибуну, а я трусцой, глупо улыбаясь, побежал по базам. Макферсон же стоял, разинув рот, не веря, что я смог отбить брошенный им мяч.

Он вывел из игры восемь следующих бэттеров, но потом я вновь занял позицию перед кэтчером и опять отбил его мяч. То же самое повторилось и в шестом иннинге, а в девятом я сделал уже четвертую круговую пробежку. По ходу глянул на табло и увидел, что счет по-прежнему не в нашу пользу, 4:7, а на скамейке «Демонов» тишина и покой (действительно, с чего им было волноваться, если мяч отбивал только один бэттер соперников). Я ускорил шаг и догнал Шаку Нджобу до того, как он встал на базу перед кэтчером. Сказал, что он должен взять мою биту, если хочет, чтобы мы выиграли. Объяснять почему времени не было, да и Шака, суеверный, как и большинство бейсболистов, с радостью ухватился за возможность воспользоваться моей счастливой битой.

Макферсон покрутил мяч в ладонях, потер о штаны, поправил козырек бейсболки, изготовился и бросил. Я не увидел ни мяча в полете, ни встречного движения биты. Зато услышал, как первый встретился со второй, а мяч после этого контакта улетел в девятнадцатый ряд центральной трибуны. Тут уж я шепнул пару слов тренеру, и все стали выходить на поле с моей битой.

Еще шесть наших бэттеров отбили мячи и сделали круговые пробежки, прежде чем тренер «Демонов» отправил Макферсона в раздевалку (впервые в сезоне), но мы к тому времени уже выигрывали 11:7. Я здраво рассудил, что против других питчеров моя бита уже не так и нужна, и забрал ее до того, как кто-нибудь успел ее сломать. Как выяснилось, не ошибся. Мы выиграли 11:8.

На следующий день Макферсон вернулся в круг питчера и после его первых пяти бросков мы повели 5:0. Он ушел в раздевалку и больше мы его на поле не видели.

Ту игру мы выиграли, потом две последующие и стали чемпионами. Я нашел Эйнштейна, чтобы поблагодарить его, но он сказал мне, что после трех поражений «Спики II» ставки на исход серии для ставящих на «Спику» составляли тридцать к одному. Он поставил несколько тысяч кредиток и теперь полагал, что получил достаточное вознаграждение за свои труды.

Что же касается Макферсона Железная Рука, то ему в третий раз крупно не повезло на бейсбольном поле. Больше его не взяли ни в одну команду, несмотря на то что мяч после его броска летел со скоростью 303 мили в час.

* * *

– Что с ним стало? – спросил я.

– Насколько мне известно, у него мойка космических кораблей на одной из орбитальных станций Дальнего Лондона, – ответил Большой Рыжий.

– Так вот, значит, как тебе удавалось отбивать его мячи! – воскликнул Ставлю-Планету О’Грейди. – Будь я проклят!

– Ты видел игру? – спросил Большой Рыжий.

– Я принял ставку Эйнштейна тридцать к одному, – рассмеялся он. – Не сомневался, что твоей команде не выиграть.

– Вот что происходит, когда ставишь против Эйнштейна.

– То же самое обычно происходит, когда ставишь против меня, – ответил О’Грейди.

– Готов спорить, тебе приходилось играть на большие деньги, – предположил Макс Три Ствола.

– Случалось и такое, – согласился О’Грейди.

– Я слышал, ты поставил три сельскохозяйственные планеты против Тамальских драгоценностей, – вставил Никодемий Мейфлауэр.

– А я, помнится, читала, что ты проиграл в карты целую солнечную систему, а следующим вечером отыграл ее, – добавила Сахара дель Рио.

– Истинная правда.

– А где и когда ты сделал свою самую большую ставку?

– Вы действительно хотите услышать об этом? – Слова эти О’Грейди произнес с видом человека, которому можно заткнуть рот, лишь вырубив его ударом свинцовой трубы по голове.

– Потому и спрашиваем, – ответил за всех Макс.

О’Грейди прошел к стойке, повернулся лицом к аудитории.

– Тогда, пожалуй, я вам расскажу.

ВЕЧЕР, КОГДА СТАВЛЮ-ПЛАНЕТУ О’ГРЕЙДИ ВСТРЕТИЛСЯ С ЭДДИ ВЫСОКИЕ СТАВКИ

Почти что пять лет (начал О’Грейди) люди пытались усадить меня за один карточный столик с Эдди Высокие Ставки, который считался лучшим игроком в карты во всем звездном скоплении Белладонна. Был момент, когда два банка соглашались субсидировать меня на очень крупную сумму, и, я слышал, что один корбелианский принц обещал Эдди компенсировать его проигрыш, если б такое случилось.

Однако мы никак не могли встретиться. Он потратил почти три месяца, чтобы поставить на место выскочку по имени Флеш Нижняя Вольта, а когда освободился, я уже участвовал в игре на звездную систему Уиллоби, которая затянулась на десять недель.

Наконец как-то утром я получил от него приглашение:

Эдди Стронгбоу Высокие Ставки сочтет за честь считать Ставлю-Планету О’Грейди своим гостем, если последний соблаговолит прибыть на планету-казино Монте-Карло IV. Все расходы, за исключением карточных проигрышей, будут оплачены хозяином.

– Вы полетите со мной? – спросила молодая женщина, доставившая мне приглашение.

– Да, почему нет? – Решение я принял мгновенно. – Если уж нам предстоит решить, кто из нас лучший, почему бы не позволить вашему боссу оплатить мои транспортные расходы и выпивку.

– Он надеялся, что вы примите такое решение, сэр, – ответила она.

– Между прочим, а где находится эта Монте-Карло IV?

– Неподалеку от Малого Магелланова Облака, – последовал ответ. – Мистер Стронгбоу выиграл звездную систему Кромвель и несколько месяцев тому назад официально переименовал ее. Позволите помочь вам собрать вещи?

Я похлопал по карману, в котором лежал мой бумажник, и по другому, с приносящими удачу игральными костями.

– Все необходимое при мне.

– Может, возьмете с собой что-нибудь из одежды? – предложила она.

– Новую одежду я куплю на Монте-Карло IV. Все равно платит ваш босс.

Она пожала плечами и повела меня к своему кораблю. В экипаж входили еще три женщины и звались они Королевами Червей, Бубен, Треф и Пик, хотя, по правде говоря, я так и не понял, кто есть кто. Думаю, они меняли имена каждые несколько часов, чтобы запутать меня.

Путь до Монте-Карло предстоял неблизкий, поэтому я воспользовался камерой Глубокого Сна, и они разбудили меня за час до прибытия. После Глубокого Сна мне всегда хочется есть, оно и понятно, в ней обмен веществ лишь замедляется, но не останавливается, так что калории продолжают расходоваться, поэтому я с жадностью набросился на еду.

Только успел перекусить, как корабль приземлился и меня тут же доставили в пентхауз самого большого, самого сверкающего отеля планеты. С шестью спальнями, три уже с женщинами, восемью или девятью ванными комнатами, множеством каминов и головизоров, двумя набитыми бутылками барами, роботом-барменом (не такой дружелюбный, как Регги) и даже библиотекой с настоящими бумажными книгами, а не пленками, дисками и кубиками-кристаллами. Конечно, я бывал в пентхаузах и получше, но в Монархии, а не за ее пределами.

Только я успел оглядеться и познакомиться с женщинами, как появилась Королева Червей (а может, Бубен) и сообщила, что мой хозяин ждет меня внизу. Я пожелал дамам спокойной ночи и последовал за ней. На первом этаже располагалось огромное, элегантное казино. Я увидел настоящие карты, настоящие кости, реальных, живых дилеров и питбоссов – никаких тебе компьютеризированных голографических дублей, как на Новом Вегасе или Маленьком Монако. Мы пересекли зал, направляясь к стальной двери, по сторонам которой стояли охранники, ростом и статью не уступающие Катастрофе Бейкеру.

– За этой дверью игровая комната мистера Стронгбоу, – объяснила Королева Червей, когда охранники распахнули перед нами дверь. – Она зарезервирована для него самого и его персональных гостей.

Эдди Высокие Ставки сидел на обитом кожей стуле у дальнего конца стола из красного дерева, поверхность которого обтягивало зеленое сукно высочайшего качества. Перед ним стоял наполовину пустой стакан, в левой руке он держал бездымную сигару с Брендиса VII. Ростом ниже, чем я ожидал, с лысой, как бильярдный шар головой, в костюме-трансформере, который то становился римской тогой, то генеральской формой, то бендорианским фраком (надеюсь, вы такие видели? Они светятся в темноте), чтобы опять превратиться в тогу.

Возможно, костюм этот и был последним писком моды, но о самой комнате я такого сказать не мог. Стулья не принимали форму тела, стояли на полу, вместо того чтобы парить над ним, лампы светили с потолка, а не плавали над правым плечом. С другой стороны, комната принадлежала ему, так что интерьер определял он и никто другой.

– Ставлю-Планету О’Грейди, – улыбнулся он. – Вы и представить себе не можете, как мне не терпелось познакомиться с вами. Иногда мне уже начинало казаться, что мы никогда не встретимся.

– Я всегда полагал, что рано или поздно этого не избежать. – Я подошел к нему, пожал руку. – А потом получил ваше теплое приглашение. И решил не тянуть с приездом.

– Ваше присутствие – большая честь для моего скромного заведения. Я надеюсь, что вы согласитесь сыграть со мной.

– Для того я и прилетел.

– Великолепно! Некоторые из местных знаменитостей выразили желание стать свидетелями нашего соперничества. Вы не будете возражать, если…

– Приводите их, – прервал я его. – Я обожаю играть при зрителях.

– Вы не только игрок, но и джентльмен, – просиял Эдди Высокие Ставки. – Я действительно рад, что вы согласились приехать.

Он провел рукой над лежащим на столе кубиком, другая дверь растворилась в воздухе, в комнату вошли несколько мужчин и женщин. Эдди незамедлительно их представил: мэр, генерал, губернатор планеты… Я хорошо запомнил высокую толстуху – местную оперную приму.

Они заняли свои места, и Эдди предупредил: после начала игры никто не должен произносить ни слова. Нарушителю надлежало тут же уйти.

Женщина, которую в этот вечер звали Королева Бубен, принесла дюжину нераспечатанных карточных колод, полдюжины комплектов новеньких игральных костей и дала какие-то указания коренастому молодому человеку, который стоял у рулеточного колеса.

– Что выбираете, Ставлю-Планету О’Грейди? – спросил Эдди Высокие Ставки.

– Я всегда отдавал предпочтение покеру, – признал я.

– Покер так покер, – кивнул он. – Сыграем в настоящие карты? Я терпеть не могу компьютеров.

– Нет возражений.

Он бросил мне колоду, подождал, пока я открою ее. Я проверил карты, убедился, что они не меченые.

– По-моему, чистая колода, – объявил я. – Начнем?

– Во что играем?

– Пятикарточный покер.

– Ставка? – осведомился он.

– Какая вам угодно.

– Как насчет миллиона кредиток? Поднимать можно на пять миллионов минимум. Предела нет.

Шесть наших зрителей одновременно ахнули.

– Согласен. – Я выдержал паузу. – Надеюсь, с кредитом у меня проблем нет?

– До двадцати миллиардов, – ответил он. – Потом потребуется залог.

– Это справедливо, – кивнул я. – Подснимете?

Он сдвинул верхнюю треть колоды, и игра началась.

Я выиграл первую сдачу на парах валетов и шестерок, он – вторую, тремя королями, потом я выиграл четыре подряд, один раз – полной мастью, три – какой-то ерундой, оказавшейся выше его ерунды. Когда осела пыль, я стал богаче на двести миллионов кредиток.

– Вы действительно мастер. – Эдди Высокие Ставки отпил из своего стакана. – Продолжим?

– Ваша сдача.

Следующие шесть партий игра шла с переменным успехом, а потом я выиграл три партии подряд и мой выигрыш составил полмиллиарда кредиток.

– Давайте оживим игру, – предложил он.

– Готов вас выслушать, – ответил я.

– Миллиард за партию.

Коллективный «ах» зрителей я проигнорировал.

– Согласен.

Эту партию я тоже выиграл.

– Как насчет двух миллиардов?

– А потом четырех, восьми, шестнадцати и так до вашего выигрыша? – спросил я. – Это не игра. Математическая неизбежность.

– Хорошо, – кивнул он. – А что вы предлагаете?

– Вы действительно хотите оживить игру?

Он оглядел комнату и кивнул, чего я от него, собственно, и ждал. Не мог он потерять лицо в присутствии друзей.

– Сколько денег у вас под рукой? – спросил я.

– В этой комнате?

– Во всем казино.

Он прикинул в уме.

– Порядка восемнадцати миллиардов.

– И вам принадлежит звездная система Монте-Карло, так?

– Все четырнадцать планет.

– Включая права на добычу полезных ископаемых?

– Разумеется.

– Хорошо. Это будет ваша ставка. Я поставлю все деньги, выигранные здесь, плюс пятнадцать миллиардов на моем счету в банке Делуроса и право собственности на девять планет звездной системы Танигучи. В прошлом месяце в тамошнем астероидном поясе нашли алмазы.

– Во что играем? – подозрительно спросил он.

– Одна партия, в открытый покер, победитель получает все.

– Открытый покер? Никогда о таком не слышал.

– Правила очень простые. Все карты выкладываются картинками вверх, мы выбираем по пять карт. Потом каждый имеет право сбросить четыре и взять четыре других. Вот и все.

– Победителя не будет. Допустим, вы подберете себе стрит-масть, а я отвечу тем же.

– Вот что я вам скажу. Если карты будут одинаковые, победа остается за вами. Для выигрыша мои карты должны быть выше ваших.

– Повторите еще раз.

Я повторил.

– И никакого превосходства мастей, как в бридже? – не успокаивался он. – Тройка червей не старше тройки пик?

– Само собой, – ответил я. – И вот что еще. Я возьму карты первым, чтобы вы видели мой выбор, прежде чем сделать свой.

Он еще пять минут задавал вопросы, прежде чем мы подписали документ с предложенными мною условиями. Вот так я сорвал банк в Монте-Карло.

* * *

– Одну минуту! – возбужденно воскликнул Макс Три Ствола. – Ты, похоже, держишь нас за дураков.

– Отнюдь. – О’Грейди самодовольно улыбнулся.

– Ты просто не мог выиграть эту партию!

– А ты не полагайся на мое слово, – ответил О’Грейди. – Кто в «Аванпосте» самый умный?

– Эйнштейн.

– Спроси его.

– Он слепой, глухой и немой, – фыркнул Макс. – А если этого мало, еще и никогда в жизни не играл в покер.

– Одну минуту, – Большой Рыжий повернулся ко мне. – Томагавк, твой Регги может передать все эти правила компьютеру, который Эйнштейн всегда держит в руке?

– Почему нет? – пожал плечами я.

– Ему потребуется не один час, чтобы овладеть только основами игры, – запротестовал Макс.

– Плохо ты знаешь Эйнштейна. – В голосе Большого Рыжего слышался укор.

Я отдал Регги соответствующие указания, он загудел и зажужжал, точно так же как и компьютер Эйнштейна, который потом начал что-то печатать на ладони левой руки владельца. Двадцать секунд спустя Эйнштейн улыбнулся, впервые за те несколько месяцев, что он провел в «Аванпосте», и его пальцы забегали по клавиатуре компьютера.

Регги вновь загудел, а потом сообщил монотонным голосом: «Эйнштейн говорит, что О’Грейди не мог проиграть».

– Что ж, если Эйнштейн не глупейший гений Пограничья, то я не знаю, кто может быть глупее его! – воскликнул Макс.

– Ты абсолютно уверен, что мы с Эйнштейном ошибаемся? – спросил О’Грейди.

– Именно так.

– И готов поставить сотню кредиток?

– Настоящие карты, как в Монте-Карло?

– Да.

– Новая колода, те же правила?

– Новая колода, те же правила, – согласился О’Грейди.

Макс вытащил из кармана сотенную, бросил на свой столик.

– Играем.

О’Грейди сел напротив него, я достал новую колоду, распечатал, принес им.

– Ты набираешь карты первым, – напомнил Макс.

– Знаю.

– И при одинаковых картах победа за мной.

О’Грейди разложил на столе пятьдесят две карты, картинками вверх. Я думал, он наберет стрит-масть или четырех тузов. Вместо этого он взял четыре десятки.

Потом повернулся к Сахаре дель Рио, которая нависла над его плечом.

– Выбери для меня пятую карту, дорогая.

– Но я не знаю правил игры, – запротестовала она.

– Это не имеет значения, – заверил ее О’Грейди. – Можешь брать любую.

Она пожала плечами, протянула руку и взяла двойку бубен.

– Спасибо, дорогая моя, – поблагодарил ее О’Грейди и посмотрел на Макса. – Твоя очередь.

Макс тут же схватил четырех тузов и короля.

– Значит, пустил в ход тяжелую артиллерию, – прокомментировал О’Грейди.

– Посмотрим, чем ты сможешь их перебить, – задиристо ответил Макс.

– Перебью, – пообещал О’Грейди. – Время сбрасывать карты и брать новые, не так ли?

– Валяй.

О’Грейди сбросил три десятки и двойку, а к оставшейся десятке подобрал стрит-масть, начиная с короля.

– Твоя очередь, Макс.

Макс посмотрел на свои карты, потом на карты О’Грейди, опять на свои.

– Дерьмо! – проревел он.

– Вот видишь. Моя стрит-масть бьет твоих четырех тузов, а поскольку десяток нет, ты не можешь набрать стрит-масть с картинками. Самой старшей твоей картой будет девятка.

– А если бы я сразу начал со стрит-масти, а не с четырех тузов?

– Какая разница? Все равно выше девятки ты бы не поднялся.

– Минутку, – вмешался Адский Огонь ван Винкль. – Допустим, он взял бы четыре девятки. Ты не смог бы оставить четыре десятки, потому что при сбросе он бы мог взять четыре туза или собрать стрит-масть. Что бы ты сделал?

– Сбросил бы три десятки и двойку и набрал бы королевскую стрит-масть, с тузом, – ответил О’Грейди. – Без десяток перебить ее ему бы не удалось. – Он протянул руку, взял сотенную, аккуратно сложил, сунул в карман. – Недорогой урок, учитывая, как часто каждый из вас, покинув «Аванпост», воспользуется им. – Он улыбнулся. – Только не в окрестностях Монте-Карло IV… С чувством юмора там не очень…