Текст книги "Те, кто приходят из темноты"

Автор книги: Майкл Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – сказал я, допив остатки кофе.

– Надоело вести светскую беседу? – улыбнувшись, спросил он.

– Это никогда не было моей сильной стороной.

– Я помню. А с чего ты взял, что я хочу о чем-то поговорить?

– Ты сам сказал. Кроме того, пока ты не добыл мой новый номер телефона, ты, скорее всего, думал, что я живу в Лос-Анджелесе. А дорога оттуда до Сиэтла занимает вовсе не пару часов. Значит, я тебе зачем-то нужен.

Он кивнул, улыбаясь моей сообразительности, и спросил:

– А как ты вообще нашел это место? Берч-Кроссинг. Интересно, оно есть на картах?

– Его нашла Эми. Мы много говорили о том, чтобы переехать из Лос-Анджелеса. Точнее, я говорил. Она получила такую работу, что мы можем жить где угодно, если оттуда можно добраться до аэропорта. Эми нашла это место в Интернете или еще где-то и съездила посмотреть. Я поверил ей на слово.

– Тебе здесь нравится?

– Ясное дело, – ответил я.

– Совсем не похоже на Лос-Анджелес.

– Как раз в этом и смысл.

– Дети есть?

– Нет.

– У меня двое. Старшему пять, младшему два. Тебе стоит попробовать, дружище. Дети меняют жизнь.

– Да, так говорят. А где теперь живешь ты?

– В Эванстоне. Хотя работаю в центре Чикаго. Думаю, пора все рассказать.

Он несколько мгновений смотрел на свои руки, а затем перешел к делу.

Глава 02

– Мне известно следующее, – начал он. – Три недели назад в Сиэтле были убиты двое людей. Женщина и ее сын, в их собственном доме. Полицию вызвали после того, как сосед почувствовал запах дыма и, выглянув наружу, увидел в доме огонь. Когда полицейские вошли внутрь, они нашли в гостиной Джину Андерсон, тридцати семи лет. Кто-то выбил ей челюсть и сломал шею. В другом конце комнаты лежал Джошуа Андерсон. Ему выстрелили в голову, а затем тело подожгли. Однако пожарные утверждают, что дом загорелся не из-за этого: когда они прибыли, огонь только добирался до дверей комнаты. Пожар начался в подвале, где Билл Андерсон, муж убитой, устроил себе мастерскую. Судя по тому, как там все выглядело, кто-то ее разгромил, вытащил из шкафов все бумаги и поджег их. Не знаю, насколько хорошо ты знаком с Сиэтлом, но дом Андерсонов находится в районе Бродвея, севернее центра города. Дома стоят очень близко друг к другу – двухэтажные бунгало в основном деревянные. Если бы начался настоящий пожар, он бы тут же переметнулся на соседние дома и стер с лица земли целый квартал.

– А где муж? – спросил я.

– Никто не знает. В начале вечера он встретился с двумя друзьями. Они относительно регулярно, примерно раз в шесть недель, собираются вместе, чтобы провести вечер. Он преподает в местном колледже, который находится примерно в километре от его дома. Его приятели сказали, что Андерсон был с ними до четверти одиннадцатого. Выйдя из бара, они разошлись каждый в свою сторону. С тех пор Андерсона не видели.

– Что удалось выяснить полиции?

– Никто не видел, чтобы вечером кто-то заходил или выходил из дома. Главный подозреваемый – Андерсон, и они не рассматривают никаких других версий. Они лишь пытаются понять, почему он это сделал. Его коллеги, знакомые говорят, что в последние недели – может, месяц, может, больше – он казался встревоженным. Но никто ничего не может сказать касательно того, какие у него могли быть неприятности, никто не слышал никаких разговоров о другой женщине или о чем-то в таком духе. Преподаватели зарабатывают не слишком много, а Джина Андерсон не работала, но никаких свидетельств серьезных финансовых проблемах тоже нет. На жену оформлена страховка, но она не стоит даже того, чтобы встать с дивана, не говоря уже об убийстве.

– Это сделал муж, – произнес я полицейское заклинание. – Всегда убийцей оказывается муж. Кроме тех случаев, когда это жена.

Фишер покачал головой.

– Я так не думаю. По словам соседей, у Андерсонов были прекрасные отношения. Их сын любил громкую музыку, но в остальном все было хорошо. Никаких ссор, никакого накала.

– Плохие семьи похожи на мозг алкоголика. Нужно оказаться внутри, чтобы понять, что там происходит.

– И что, по-твоему, произошло?

– Сценариев может быть несколько. Возможно, тем вечером Билл собрался поколотить жену по неизвестному, а может, даже недоступному для нашего понимания поводу. Сын слышит шум, спускается вниз и кричит отцу, чтобы он остановился. Но тот не обращает на него внимания. Сын видит подобные сцены всю свою жизнь и решает, что с него наконец хватит. Он идет к шкафу и берет отцовский пистолет. Возвращается и говорит, что он не шутит, что папаша должен прекратить бить его мать. Они начинают драться, папаша хватает пистолет или он выстреливает случайно, могло быть все, что угодно. Пуля попадает в сына. Жена начинает дико кричать, сын лежит на полу, и Андерсон понимает, что вот это ему уже с рук не сойдет. Он нарочно поджигает ту часть дома, где находится его маленькое царство, чтобы все выглядело так, будто в дом забрался кто-то чужой. В общем, уничтожает все улики против себя. Сейчас он наверняка в другом конце страны, хлещет стопку за стопкой, страдая от мук раскаяния, или убеждает себя, что они сами во всем виноваты. Либо через неделю он убьет себя, либо через полтора года его поймают в Северной Каролине, где он будет жить-поживать с какой-нибудь официанткой.

Фишер некоторое время молчал.

– Возможно, это разумная версия, – сказал он наконец. – Но я в нее не верю. По трем причинам. Во-первых, Андерсон типичный экземпляр книжного червя да еще весит чуть более пятидесяти килограммов. Он не похож на человека, который может доминировать над двумя другими людьми.

– Вес тут ни при чем, – сказал я. – Доминируют с помощью мозгов, а не мускулов. Всегда.

– Чего тоже нельзя сказать про Андерсона, но пока оставим это. Вторая причина состоит в том, что свидетельница видела, как кто-то похожий на Андерсона появился на улице примерно в двадцать минут одиннадцатого. Но никто не обращает на нее внимания, потому что она старая, не совсем в своем уме и под завязку накачана солями лития.[3]3
  Соли лития входят в лекарства для лечения психических отклонений.


[Закрыть] Однако она твердит, что видела, как он прошел по дороге ровно настолько, чтобы увидеть свой дом, затем развернулся и побежал.

– Такого свидетеля в суд не вызовешь, – сказал я. – И даже если она действительно его видела, Андерсон мог пытаться это изобразить для нее, чтобы обеспечить себе алиби. Что еще у тебя имеется?

– Вот что. Джошуа Андерсон умер от ожогов, но он уже покидал наш мир из-за огнестрельного ранения в лицо. Однако на месте преступления пулю не нашли. В отчете патологоанатома высказано предположение, что она попала в череп, но так и не вышла наружу. Выходного отверстия нет. Зато имеются указания на более позднюю рану, нанесенную острым предметом. Получается, что тот, кто его убил, затем при помощи ножа достал пулю, когда одежда мальчика уже занялась пламенем. Мне не кажется, что преподаватель физики на такое способен. – Он откинулся на спинку стула. – И для начала – у него не было пистолета.

– Да, три нестыковки, – пожав плечами, сказал я. – Без них не бывает. Но я бы поставил на мужа. А каков твой интерес?

– Убийство имеет отношение к одному делу, которым занимается наша фирма, – ответил он. – Пока больше я не могу тебе сказать.

Я понял, что Фишер что-то скрывает, но детали его профессиональной жизни меня не касались.

– А почему ты рассказал все это мне?

– Мне нужна твоя помощь.

– В чем?

– Разве непонятно?

– Не очень понятно, – покачав головой, признался я.

– Мне, точнее фирме, нужно узнать, что произошло на самом деле.

– Но ведь полиция уже занимается этим делом.

– Копы изо всех сил пытаются доказать, что Андерсон убил свою жену и сына, но я думаю, тут что-то другое.

Я улыбнулся.

– Я уже понял, что ты так думаешь. Но это вовсе не значит, что ты прав. И я по-прежнему не понимаю, почему ты приехал ко мне.

– Ты коп.

– Бывший.

– Это то же самое. У тебя есть опыт в проведении расследований.

– Для разнообразия, ты получил неверные сведения, Гэри. Я все время прослужил в патрульном отделе. Уличный пехотинец.

– Речь не об официальном стаже. Я знаю, что ты так и не стал детективом. А еще мне известно, что ты и не пытался.

Я наградил его суровым взглядом.

– Гэри, если ты хочешь сказать, что каким-то образом получил доступ к моему личному делу, тогда…

– Не было необходимости, Джек. Ты умный парень. Если бы ты хотел стать детективом, ты бы им стал. Однако этого не произошло, а посему я пришел к выводу, что ты и не пытался.

– Я не слишком чувствителен к лести, – заявил я.

– Это мне тоже известно, – улыбнувшись, сказал он. – А еще я помню, что ты предпочитал не пытаться вовсе, чем попытаться и потерпеть поражение, и, возможно, это главная причина, по которой ты почти десять лет прослужил на улицах.

Прошло довольно много времени с тех пор, как кто-то со мной так разговаривал, и он понял это по выражению моего лица.

– Слушай, – проговорил он, подняв вверх руки. – Какой-то неправильный разговор у нас получается. Извини. То, что случилось с Андерсонами, на самом деле не слишком меня занимает. Но дело довольно странное, и моя жизнь стала бы немного легче, если бы удалось его распутать. Я читал твою книгу. Мне показалось, что оно может тебя заинтересовать.

– Я признателен тебе за то, что ты вспомнил обо мне, – сказал я. – Но та жизнь осталась в прошлом. Кроме того, я работал в Лос-Анджелесе, а не в Сиэтле. Я не знаю города и его жителей. Я могу сделать чуть больше, чем ты, и намного меньше, чем копы. Если ты правда считаешь, что они неправильно расследуют дело, тебе следует поговорить с ними, а не со мной.

– Я пытался, – сказал он. – Они думают то же, что и ты.

– Возможно, именно так все и было. Простая история, печальный конец.

Фишер медленно кивнул, глядя в окно. Смеркалось, и небо приобрело свинцовый оттенок.

– Похоже, погода портится. Но мне, пожалуй, пора – не хочу ехать через горы в темноте.

– Извини, – сказал я, вставая. – Проделав такую дорогу, ты, наверное, рассчитывал на большее.

– Я хотел услышать независимое мнение, и я его услышал. Жаль, что оно оказалось не таким, на какое я надеялся.

– Все то же самое можно было сказать и по телефону, – улыбнувшись, заметил я. – Как я и говорил.

– Да, я знаю. Но… я был рад тебя повидать, да еще через столько лет. Поболтать о прошлом. Давай не будем больше терять связь.

Я ответил, что да, было приятно встретиться и да, нам следует поддерживать связь, и на этом все закончилось. Мы еще немного поговорили о пустяках, а затем я проводил его до двери и некоторое время смотрел вслед его машине.

После того как она скрылась из вида, я еще немного постоял на улице, хотя и похолодало. У меня было ощущение, словно ко мне на спортплощадке подошел большой мальчик и спросил, не хочу ли я с ними поиграть, а я отказался – из гордости. Похоже, годы не делают нас взрослее.

Я вернулся в дом и вновь уселся за письменный стол. И потратил, возможно, последний нормальный вечер в своей жизни на изучение вида из окна, просто дожидаясь, когда пройдет время.

Иногда я спрашиваю себя, что было бы, если бы я в то утро трудился изо всех сил и Фишеру пришлось бы разговаривать с автоответчиком. Скорее всего, я бы не стал ему перезванивать. Впрочем, не думаю, что это имело бы какое-то значение. Мне кажется, перемены все равно маячили на горизонте и их было не избежать. Я бы с радостью сказал, что ничто их не предвещало, что они свалились на меня неожиданно, но это будет неправдой. Знаки были повсюду. Временами в последние девять месяцев (или гораздо раньше?) я замечал небольшие изменения. Но я старался не обращать на них внимания, продолжать жить, как жил, а посему, когда это случилось, я почувствовал себя так, словно свалился с надежного плота, много лет плывущего по реке, и вдруг обнаружил, что никакой воды подо мной никогда не было, а лежу я навзничь на пыльном поле, где нет ни одного деревца, нет гор, нет вообще ничего, и мне не понять, как я сюда попал оттуда, где находился прежде.

Мое падение, похоже, началось не сразу, оно набирало скорость благодаря мелким подвижкам, еле заметным изменениям. Это началось, по крайней мере, с того часа, как я стоял вечером на веранде своего нового дома, а может быть, за месяцы или годы до того. Но пытаться распутать бесконечный клубок причинно-следственных связей – это все равно что сказать, будто важен не момент, когда на тебя налетела машина, или доля секунды, когда ты, не глядя по сторонам, сошел с тротуара на дорогу, а что твои проблемы начались тогда, когда ты в первый раз легкомысленно отнесся к своей безопасности. Однако в памяти остается мгновение удара. Скрежет и грохот, секунда, когда машина тебя сбивает с ног и будущее перестает для тебя существовать.

Короткое мгновение, когда тебе вдруг становится ясно, что в твоем мире произошли страшные перемены.

Глава 03

Пляж на берегу Тихого океана, полоса песка кажется бесконечной. Почти белая днем, сейчас, в гаснущем свете, она матово-серая. Одинокие следы смыла вода – природа совершила один из множества своих терпеливых актов разрушения. Летом дети проводят здесь выходные, излучая сияние беззаботной юности и слушая оглушительную музыку по своим детским приемникам. Сезонный отстрел детей, увы, не производится, и они продолжают жить своей счастливой, только начавшейся жизнью, производя слишком много шума по всей планете. В четверг, да еще поздней осенью, пляж предоставлен самому себе, если не считать деловито снующих куликов, которые носятся над водой, а их лапки мелькают, точно ноги занятных механических игрушек. Сейчас они закончили дневные дела и улетели в свои постели, а на пляже воцарились тишина и покой.

Примерно в километре от берега расположился симпатичный городок Кэннон-Бич. В нем есть несколько неприметных отелей, но по большей части здесь стоят скромные летние домики не выше двух этажей, каждый на приличном расстоянии от своих соседей. Некоторые похожи на приземистые белые прямоугольники, которые давно пора оштукатурить заново, другие представляют собой более смелые восьмиугольные конструкции из дерева. И ото всех через дюны к песчаному пляжу тянутся потрепанные временем мостки.

Сейчас ноябрь, и почти во всех домах не зажжен свет, запах лосьона для загара и свечей заперт внутри, дожидаясь будущих отпусков и каникул, когда появятся родители, с мрачным видом разглядывающие новые серебряные пряди в незнакомых зеркалах, и дети, ставшие выше и немного дальше от взрослых, которые когда-то были центром их вселенной.

Целых два дня не было дождей – что довольно редко для Орегона в это время года, – но сегодня вечером над морем, точно капля чернил, расползающаяся в воде, собираются мрачные тучи. Им потребуется час или два, чтобы добраться до суши, и там они окрасят тени в густой черно-синий цвет и наполнят воздух равнодушным дождем.

А пока на песке, у самой линии прибоя, сидит девочка.

Ее часы показывали без двадцати пяти шесть, и это ее обрадовало. Когда будет без пятнадцати, ей придется вернуться домой – ну не совсем домой, а в коттедж. Папа всегда называет его пляжным домиком, а мама – коттеджем, но папы сейчас с ними нет, значит, это коттедж. Отсутствие папы несло с собой и другие изменения, над одним из которых Мэдисон как раз и размышляла.

Когда они приезжали, чтобы провести на берегу неделю, все дни были похожи друг на друга. Они отправлялись в Кэннон-Бич, заходили в одну из галерей (один раз), покупали продукты в магазине (два раза) и проверяли, не появилось ли что-нибудь здоровское в игрушечном магазине Джеппетто (столько раз, сколько Мэдисон удавалось уговорить маму; рекорд – три раза). Почти все остальное время они проводили на берегу. Рано вставали, гуляли по пляжу, а затем возвращались. Целый день сидели, плавали и играли – с перерывом в полдень, чтобы поесть бутербродов и немного остыть, – а затем, около пяти, снова длинная прогулка, в обратную сторону.

Утренняя прогулка – чтобы проснуться и наполнить сонные головы светом. Дневная же посвящалась ракушкам и плоским морским ежам. И хотя они увлекали скорее маму (она хранила дома, в коробке из-под сигарет, все, что им удавалось найти), их искали втроем – семья, у которой есть одна, общая цель. После прогулки – душ, потом кукурузные чипсы с фасолевым соусом и запотевшие стаканы с тропическим «кулэйдом»,[4]4
  «Кулэйд» – бренд растворимого порошка для приготовления прохладительных напитков; выпускается в нескольких вариантах.


[Закрыть] а затем они ехали обедать в «Тихоокеанские ковбойши» в Кэннон-Бич, где на стенах висят рыболовные сети, подают креветки с хлебом и соусом, а официанты называют тебя «мэм», даже если ты еще маленькая.

Но когда Мэдисон и ее мама приехали сюда вчера, все было не так. Во-первых, другое время года и к тому же холодно. Они молча разобрали вещи и, следуя привычке, немного погуляли по берегу, но хотя мама вроде как смотрела на линию прилива, она ни разу не наклонилась даже за кусочком кварца, одна сторона которого горела розовым светом, а раньше она непременно бросилась бы его поднимать. Когда они вернулись, Мэдди нашла в шкафу оставшийся с прошлого раза «кулэйд», но мама забыла купить еды. Мэдисон начала возмущаться, но увидела, как медленно двигается ее мама, и замолчала. «Ковбойши» закрылись на зимний ремонт, поэтому они поехали в другое место и сидели в большом пустом зале у окна, выходящего на темное, затянутое плоскими тучами море. Она ела спагетти, что ее вполне устраивало, но на берегу моря полагалось есть совсем другую еду.

На следующий день сильно похолодало, и они почти совсем не гуляли. Мама, завернувшись в одеяло и надев темные очки, все утро просидела с книгой в руках в том месте, где начинаются мостки, ведущие к дюнам. Потом она вошла в дом, сказав Мэдисон, что та может остаться на улице, если хочет, но не должна отходить от коттеджа больше чем на полсотни метров.

Некоторое время Мэдисон радовалась, что пляж принадлежит только ей. В море она не заходила. Хотя раньше ей это нравилось, в последние пару лет она начала опасаться большого количества воды, даже когда не было так холодно. Она с удовольствием построила и украсила замок. Потом вырыла ужасно глубокую яму.

Но к пяти часам у нее начался зуд в ногах. Она встала, потом села. Еще немного поиграла, хотя игра ей уже порядком надоела. Плохо, что они пропустили утреннюю прогулку, но то, что они не идут гулять сейчас, по-настоящему странно. Гулять очень важно. Наверное. Потому что зачем иначе они стали бы это постоянно делать?

В конце концов Мэдисон немного прошлась по берегу и несколько мгновений постояла, не зная, что делать дальше. Пляж оставался пустым, серое небо низко нависло над морем, воздух становился все холоднее. Она продолжала стоять, когда налетел первый сильный порыв ветра, предвестник бури, принялся трепать ее одежду, и брюки облепили ноги. Она ждала, глядя в ту сторону, где дюны скрывали коттедж.

Ее мама не появилась.

Мэдисон размеренно прошла сорок метров направо, отсчитывая расстояние большими шагами. У нее возникло странное ощущение, и она тут же повернула назад и дошагала до того места, откуда начала свой путь, а потом прошла еще сорок метров. Это можно было считать прогулкой, когда просто идешь без цели, и в ушах у тебя раздается плеск воды, и ты видишь, как мелькают внизу ступни твоих ног, и твои глаза то и дело выхватывают мимолетные узоры, возникающие между набегающими на берег волнами и жестким мокрым песком.

И она снова проделала тот же путь. Потом еще раз. И продолжала до тех пор, пока две точки поворота не превратились в пару следов неведомого животного. Она пыталась заставить волны шуметь так, как они шумели всегда. Пыталась не думать о том, где они будут сегодня ужинать и как будут молчать почти все время. Пыталась не…

И вдруг она замерла на месте и медленно наклонилась, протягивая вперед руку. Мэдисон вытащила какой-то предмет из коллажа, составленного из спутанных водорослей, кусочков дерева, раздавленных домиков морских жителей. Она поднесла находку к глазам, не веря в свою удачу.

Мэдисон нашла почти целенького морского ежа.

Да, конечно, он был маленьким, не больше монетки в четверть доллара, с несколькими вмятинами по краям, кроме того, более серым, чем большинство тех, что они находили раньше, да еще запачканным чем-то зеленым с одной стороны. Но это не считается. Точнее, считалось бы, если бы все было как прежде. А так не было.

Мгновение, которое должно было принести ликование, стало тягостным и печальным. Она поняла, что будь ее находка величиной с тарелку и совершенно безупречной, как сувенир с прилавка, – это все равно не имело бы никакого значения.

Мэдисон опустилась на песок и взглянула на плоскую раковину у себя в руке. Затем мягко сжала находку в ладони и стала смотреть на море.

Прошло десять минут, а она продолжала сидеть на том же месте, когда услышала какой-то звук, словно большая птица летела к ней вдоль линии прибоя, размахивая громадными черными крыльями. Мэдисон повернула голову.

На берегу стоял мужчина.

Метрах в тридцати от нее. Он был высоким, и у него за спиной развевались полы черного пальто – они-то и издавали эти звуки, – на которое злобно набрасывался холодный ветер, словно слетевший с грозового, похожего на черно-пурпурное разбушевавшееся море неба. Мужчина стоял неподвижно, засунув руки глубоко в карманы. Тусклый свет, пробивавшийся сквозь тучи, падал на него со спины, и она не видела его лица. Однако Мэдисон сразу поняла, что он смотрит на нее. Иначе зачем бы ему здесь стоять, точно пугало, сотканное из теней, да еще в одежде, которая скорее подходит для церкви или кладбища, а вовсе не для прогулок по пляжу?

Она бросила мимолетный взгляд через плечо, пытаясь определить, как далеко до мостков, ведущих к коттеджу. Они находились не прямо рядом, но достаточно близко. Она сумеет быстро добраться до дома. Может быть, так и следует сделать, тем более что большая стрелка уже остановилась на без четверти.

Но вместо этого она отвернулась от мостков и снова посмотрела на темный, неспокойный океан. Неправильное решение, частично вызванное тем, что никто не похлопал ее но плечу, когда она нашла то, что теперь держала в руке, но она его приняла, и, в конце концов, винить было некого.

Мужчина подождал немного, а потом направился к ней. Он шел по прямой и, казалось, не обращал внимания на воду, которая с шипением накатывала на его ботинки и снова отступала. Под его ногами хрустели ракушки. Он ими явно не увлекался, и их судьба его не волновала.

Внезапно Мэдисон поняла, что ведет себя глупо. Ей следовало сразу же, когда у нее было значительное преимущество, сорваться с места и побежать. Просто встать и пойти домой. Теперь она уже могла рассчитывать только на элемент неожиданности, на то, что мужчина подумал: если она не побежала раньше, значит, не побежит вовсе. Мэдисон решила подождать, когда он подойдет поближе, а затем сорваться с места и с громкими криками броситься бежать со всех ног. Мама наверняка оставила дверь открытой. Наверное, она даже идет сюда, чтобы выяснить, почему Мэдди еще не вернулась. Обязательно идет, ведь Мэдди опоздала по всем возможным меркам. Но в глубине души Мэдисон знала, что ее мама сидит в кресле, опустив плечи, и смотрит на свои руки, как смотрела вчера вечером, когда они вернулись из ресторана.

И потому она лишь встала на изготовку, убедившись в том, что ступни надежно стоят на песке, ноги напряжены, как пружины, готовые в любую секунду сорваться с места.

Мужчина остановился.

Мэдисон намеревалась смотреть на волны до последней секунды, словно она не видит мужчину, но вместо этого вдруг поняла, что немного повернула голову, чтобы проверить, что происходит.

Мужчина остановился раньше, чем она ожидала, метрах в двадцати от нее. Теперь она уже смогла разглядеть его лицо, поняла, что он намного старше ее папы, может, даже старше дяди Брайана, которому пятьдесят. Дядя Брайан всегда улыбался, как будто пытался вспомнить шутку, услышанную на работе, и не сомневался, что она всем понравится.

– У меня для тебе кое-что есть, – сказал мужчина, его голос, сухой и тихий, прозвучал ясно и четко.

Мэдисон поспешно отвернулась, чувствуя, как отчаянно забилось в груди сердце. Она, безотчетно стараясь не повредить свою находку, которую держала в левой руке, уперлась в песок правой, готовая с силой от него оттолкнуться.

– Но сначала я хочу кое-что узнать, – проговорил незнакомец.

Мэдисон понимала, что должна броситься бежать, причем как можно быстрее. Дядя Брайан был толстым и совсем не мог бегать. Этот мужчина и в этом от него отличался. Она сделала глубокий вдох и решила, что сорвется с места на счет три. Один…

– Посмотри на меня, девочка.

Два…

А в следующее мгновение мужчина оказался между Мэдисон и дюнами. Он двигался так быстро, что она даже не заметила, как это произошло.

– Тебе понравится, – сказал он как ни в чем не бывало. – Я обещаю. Ты этого хочешь. Но сначала ты должна ответить на мой вопрос. Договорились?

Его голос стал мягче, и Мэдисон с грустью подумала, что совершила глупость, теперь она поняла, почему мамы и папы требуют, чтобы дети возвращались домой в определенное время, не уходили слишком далеко, не разговаривали с незнакомыми людьми и много чего другого. Оказалось, что родители вовсе не злые, вредные и скучные. Они старались предотвратить то, что должно было случиться с ней сейчас.

Она посмотрела мужчине в лицо и кивнула. Она не знала, что еще можно сделать, и надеялась, что это поможет. Мужчина улыбнулся. На одной щеке у него было несколько мелких темных родинок. А зубы оказались неровными и желтыми.

– Хорошо, – сказал он и сделал еще один шаг в ее сторону.

Он вынул руки из карманов, и Мэдисон увидела, что у него длинные бледные пальцы.

В голове у нее прозвучало слово «три», но так тихо, что она ему не поверила. Ее ноги и руки больше не напоминали жесткие, напряженные пружины, они стали будто из ваты.

Мужчина был уже слишком близко. От него пахло сыростью, а глаза горели странным светом, словно он нашел то, что долго искал.

Он присел на корточки рядом с ней, и запах неожиданно стал сильнее, ей ударила в нос какая-то земляная вонь, и Мэдисон подумала, что так пахнут части тела, которые обычно принято скрывать под одеждой.

– Ты умеешь хранить секреты? – спросил он.